Элегия Мёртвых

Глава 29. Гаан

Стылый утренний воздух опалил шею, и Лета поправила воротник куртки, выходя на балкон. Мрачное небо над Темпрастом собиралось развернуться ливнем. Снова.

Она-то ожидала от Фулгура, самого северного и морозного края, снегопады и жестокие метели, похожие на пляску чертей, но никак не дождей, покрывавших скользкой наледью всё вокруг. Досадно. Она и впрямь мечтала повидать ту страшную вьюгу, которую могли пережить лишь северяне.

И имперцы.

Им что жара, что холод, никакой разницы. Зато боль они вполне ощущают.

Усмехнувшись, свернула к чародею, восседавшему в кресле с какой-то очередной книгой и закопанному под несколькими одеялами. Глянув краем глаза во двор виллы и не обнаружив там ничего интересного, Лета уселась на ограду напротив Логнара.

– Навещала сегодня пленника? – сообразил чародей, не отрывая взгляда от страниц фолианта.

– А то.

– Узнала что-нибудь?

– Ага. То, что я – полукровная тварь из шлюшьего рода. Эко он, конечно, об Оллестаире отзывается.

– Полагаю, он имел в виду кое-что другое, – резонно заметил Логнар.

– Не стоит напоминать мне о том, что я бастард. Я и сама это знаю, – она отсалютовала ему стаканом, заставив поднять на неё глаза. – Что?

– Давно я тебя не видел с этим, – он кивнул на стакан.

– Что ж, для моей трезвости были причины, – она сделала небольшой согревающий глоток. – Вино притупляет боль, но тормозит исцеление, так что я неукоснительно соблюдала твои рекомендации все эти недели.

– Ты не дала костям правильно срастись в прошлый раз. Попросила Лиама залечить их как можно быстрее.

– Да, – признала она и дёрнула плечом. – Дела, что вынудили меня так поступить, были неотложными.

– Для полного восстановления потребуется ещё несколько месяцев, – чародей с треском захлопнул книгу. – Но пока голень – твоё слабое место.

– Учту, когда пойдём на Ноэстис, – она встретила его строгий взгляд и со вздохом пояснила: – Я хэрсир и веду войско Хеля. Я не буду отсиживаться в тылу из-за пары хрупких косточек.

– Просто будь осторожнее. Так по какому поводу ты спиваешься с самого утра?

– У моего ярла завтра свадьба. Ты забыл?

– И это повод начать заранее? – с сомнением уточнил он.

– Я готовлюсь к самой последней грандиозной пьянке в моей жизни. В нашей жизни. Не надо на меня так смотреть.

– Да я и не на тебя глядел.

Лета развернулось всем корпусом, опасно отклонившись назад и вцепившись пальцами в ограду, чтобы проследить за взором чародея. Конор продолжал развлекаться, гоняя по кругу стайку упырей, взгромоздивших себе на спины здоровенные куски камней – ошмётки стен восточной части виллы, пострадавшей после штурма. На их лицах не читалось ничего, даже отдалённого мыслительного процесса и намёка на чувства, в то время как некоторые истекали кровью из порванных жил на руках и ногах.

Великолепное зрелище, от которого гоготали солдаты, пришедшие посмотреть, как лодиин учился некромантии.

– Сколько они под контролем? – спросила Лета.

– Трое суток. Никто пока не освободился.

– Что же тогда тебя напрягает?

– Он отлично справляется с тем, что уже ожило. Но так и ни разу не поднял мертвеца

– Он не некромант.

– А должен им стать.

Лета повернулась обратно и осушила стакан. Ходившая за ней по пятам служанка плеснула ей ещё. Она поблагодарила её, тронув за плечо, хотя хватило бы и сдержанного кивка.

К таким благам было тяжело привыкнуть, особенно, если детство прошло среди изгоев и отбросов общества.

– Что там с больными? – поинтересовалась Лета мимоходом.

– Я пока не выяснил. Друиды работают над этим, – отвечал чародей. – Это точно не илафтера. Климат другой, да и распространение не такое выборочное. Но не думаю, что эту болезнь вызовет серьёзные опасения. Во время войн вспыхивали разные эпидемии. И эта – не самая страшная.

Воспоминания о язвах, которые она наблюдала у своих воинов в лазарете, заставили Лету глотнуть побольше вина. Чародей был прав, при таком количестве раненых и мёртвых, появление какой-нибудь заразной дряни было вопросом времени. Лечению она поддавалась, и заражённых было не так уж много. Но всё равно это было не к добру.

Каждый день отсрочки приносил новую напасть.

– Еда кончается, – произнесла Лета. – Южные владения пылают огнём, а у нас нет воинов, которые могли бы их защитить. Люди не могут больше ждать. У нас есть ещё неделя, потом выдвигаемся к Ноэстису.

– Хальдор так сказал?

– Не поверишь, но это мои слова, – она вздохнула вновь и поставила стакан на перила. – Как думаешь, почему Империя до сих пор не атаковала?

– Понятия не имею. Копит силы, как и мы?

– Да они могут раздавить нас одним ударом.

– Всё равно пока мы в городе, им придётся потратить на это больше ресурсов, – проговорил Логнар. – Они ждут, когда мы выйдем в открытую местность

– Неделя, – повторила Лета и посмотрела во двор. – И за неё он должен кого-нибудь поднять. Хоть дохлую крысу.

Один упырь упал. Кости в руке треснули, пронзая плоть и вызывая у солдат оживлённое улюлюканье. Конор почувствовал её взгляд и поднял голову, впиваясь глазами в ответ. Она скучала. Звание хэрсира навалило на неё слишком много сопутствующих дел, из-за которых они почти не встречались. Тех жалких крох, вырванных из её расписания, и кратких мгновений в полутёмных коридорах было недостаточно. На Конора же наседал чародей, заставляя практиковаться днём и ночью и следуя за ним по пятам, даже когда он решал дать себе передышку.

– Мы удвоим силы, – пообещал Логнар, барабаня скрюченными пальцами по обложке книги. – А как дела с твоими тренировками?

– Пока не удалось повторить щит.

Чародей цокнул языком.

– Ну, в твоём возрасте это куда сложнее, чем некромантия в любом, – заявил он. – А ты всё равно на многое способна. Пройти через мои заклинания. И не только мои. Пережить укус упыря.

– Кажется, речь шла о том, что мне помогла илиарская кровь.

– Думаешь, раз яд отравил только половину тела, ты бы выжила? – Логнар подался вперёд и торопливо поправил соскользнувшее с плеча одеяло. – Нет, ты была без сознания целый месяц, и в это время заражение жрало твоё организм. Гены отца тормозили процесс. Так что единственным выходом рано или поздно стала бы смерть. Но что-то тебя не отпускало. Отгоняло яд от мозга. Словно... щит.

– Вот бы он пригодился в бою снова, да? – скривилась Лета, возвращая стакан с вином в ладонь. – Надеюсь я не ошиблась, выбрав Анругвин талисманом.

– Почему же? Он идеально для этого подходит. Даже зачаровывать не нужно – в нём достаточно магии.

– Тогда почему ничего не выходит?

Логнар хмыкнул.

– Как я говорил, этому учатся годами.

– Спасибо, что хоть зубрить формулы не заставляешь, – отозвалась Лета, опрокидывая содержимое стакана в себя одним махом.

– Заклинания – это более тонкий способ, необходимый для высшей магии, которая тянет из тебя силы, но обязательно возвращает, – понёсся в подробности Логнар. – Ты же воспользовалась тёмной. Для неё не так важны слова, она падка на эмоции и жизненную энергию. В каком-то смысле она проще, чем высшая, но гораздо опаснее. Нужно знать, когда остановиться.

– Поэтому приостановим моё обучение сегодня, хорошо? – Лета соскочила с ограды, избегая лекции чародея. – Раз у нас пир во время чумы, пойду проведаю невесту.

Она посмотрела на служанку, приподняв брови, затем стрельнула глазами в чародея. Та нахмурилась, а когда до неё дошло, она поставила кувшин с вином на ограду рядом с Логнаром. Маг раздражённо уставился на Лету.

– Я знаю, что ты пьёшь. Мне-то хоть не ври, – фыркнула девушка, покидая балкон.

– Ногу мазью не забудь обработать, – бросил ей вслед чародей.

На другом балконе, на этаж выше, было гораздо теплее. Покои Эйдин топили так усердно, что Лете моментально стало жарко, и она сбросила куртку на идеально заправленную постель дочери ярла и переместилась поближе к окну.

Портной битый час обшивал подвенечное платье, сужая его в талии и расправляя подол. Материал был прекрасным – уж чего, а имперского шмотья на вилле хватило бы на всех гостей, кто б хотел принарядиться к празднику. Но поредевшая знать Недха скорее отгрызёт себе руку, чем наденет то, что принадлежало сехлинам.

В платье невесты отсутствовал любой намёк на имперскую моду, и для этого портному пришлось поколдовать с фасоном. Когда всё было готово, Эйдин покрутилась на месте, разглядывая результат и демонстрируя его Лете. Золотистый орнамент коснулся лишь пояса и рукавов. К плечам портной добавил волчий мех.

– Что скажешь? – спросила Эйдин, приглаживая ткань на животе.

– Ты сияла бы в любом мешке, – честно оценила Лета, привалившись к стене.

– Я же не могу надеть мешок на собственную свадьбу.

– А какой был бы ажиотаж...

Эйдин улыбнулась и отослала портного. Он не удержался от последнего штриха, поправив меховую накидку, и выскользнул за дверь. Невеста устало опустилась на постель.

– У Давена золотые руки, – бросила Лета. – Хотя он помощник кузнеца и не шибко много мыслит в нарядах.

– Настоящего портного мы себе позволить не можем, – отвечала Эйдин с толикой горечи. – Мне кажется, зря мы это всё затеяли. Народ вот-вот начнёт голодать. А мы...

– Обвенчаетесь с Хальдором.

– Мы могли бы сделать это после.

– «После» может не настать, – Лета не верила, что говорила это.

Почти слово в слово повторяя реплику ярла, сказанную ей перед тем, как они отправились на Арнингул.

Словно бы десяток лет назад.

Эйдин подняла на неё ланьи глаза.

– Всё так правда ужасно? – спросила она.

– И нет, и да, – неопределённо произнесла Лета. – Я не знаю, что будет после. Но, как поведал один мудрый ярл, момент радости нужен именно сейчас. Нам всем.

Она вдруг уловила шорох черепицы и повернула голову к балкону. Следом что-то почти беззвучно опустилось на каменный пол, но Эйдин всё равно вскрикнула. Конор ввалился в комнату и осмотрелся.

– Девочки... – он расплылся в ухмылке. – Прошу прощения, что помешал.

Вскочившая с кровати Эйдин перевела дух и с недовольством воззрилась на него.

– Какого ты скачешь по крышам, когда должен быть внизу? – выпалила Лета с тем же возмущением.

– Любовался видами, – он проигнорировал её взгляд. – Прикидывал, в какой стороне посвежее дичь. Мы с волколаком собираемся на охоту.

Они так редко виделись, что его запах моментально вскружил голову. Она отодвинулась. Конор заметил, намеренно шагнул к ней ближе, притворившись, что рассматривает фрески на стенах.

– О, – выдала Лета, сморщив нос. – Он будет стрелять, а ты – кушать?

– Не совсем. Надо натаскать побольше зверья завтра к столу. Ну и перетереть некоторые мужские темы.

– Тебя так и не отпускают их с Борой проблемы?

– Так это всё ради вас, командир, – реверанс Конора был даже изящнее, чем у любой придворной Ардейнарда. – Тебе же интересно, что у них произошло. Прижму его там к дереву, и он не сможет отбрехаться.

– Ладно. Только осторожнее: укусит ведь.

– Фенрир меня забери, что с тобой? – удивился он, сверкнув улыбкой. – С каких пор ты поддерживаешь мои... «гнусные шутки», так ты сказала, помнится?

– Катись к чёрту.

Одарив её прищуренным взглядом, Конор направился к двери и внезапно остановился рядом с Эйдин. Он оглядел её и... обнюхал. Привычка, которая и Лету поначалу смущала, заставила девушку отступить на шаг и, натолкнувшись на кровать, вновь осесть на неё.

– Дочь моего отца, – проговорил Конор. – И так на него не похожа.

Эйдин сразил ступор.

– Я... – она закрыла рот, не зная, что ответить.

Конор усмехнулся:

– Помянем сегодня твою незамужнюю жизнь.

– Выйди отсюда нахрен, – процедила Лета.

– Есть, командир, – этот поклон был уже не таким умелым, скоре издевательским и нарочито неспешным.

Он закрыл за собой дверь, посмеиваясь.

– Не обращай внимания, – сказала Лета, переведя взгляд на Эйдин.

– С тобой он другой.

– Что ты имеешь в виду?

– Сегодня он заговорил со мной впервые, – призналась она, облизнув пересохшие губы. – Раньше меня будто не существовало для него.

– Даже скалы меняют свою форму, стираясь под тысячелетними ветрами, – отметила Лета и увела взор в сторону, недоумевая, откуда это в её речи.

Пожалуй, она слишком много времени проводила с чародеем.

– Я никогда не винила его в том, что случилось, – разоткровенничалась Эйдин, возвращая к себе внимание кернички. – Однако могла ли я что-либо возразить? Отцу.... Или Тороду.

– Ни один мужчина не имеет отныне над тобой власти. И Хальдор тоже, – отвечала Лета, отталкиваясь от стены. – Он не станет тебе указывать, что делать и что говорить. А если вдруг такое случится, свистни. Я приду и покажу ему, как надо себя вести.

– Забавно осознавать, что у тебя есть на это право, – улыбнулась Эйдин.

– Прав нет, – она села на постель к девушке. – Есть упрямство.

– Оно уберегло тебя от гибели.

– И может её привлечь.

– Всё же это лучше, чем быть покорной. Всегда. Даже когда тебя продаёт имперцам родной отец.

Она вытерла выступившие на глазах слёзы, резко выдохнула и повернулась к Лете, натянув улыбку до ушей.

– Теперь надо подумать, во что ты облачишься.

– Я?

– Мешки к рассмотрению не принимаются, – она встала и шагнула к сундуку в углу, открывая его и принимаясь копаться в его содержимом.

Когда Эйдин вытащила с самого дна что-то полупрозрачное, Лета яростно замотала головой.

– Нет, нет, нет, – протараторила она. – Такое... шло мне раньше. Сейчас я буду в нём выглядеть нелепо.

Дочь ярла выпрямилась, вытягивая изумрудную ткань, расшитую золотыми нитями, во всю длину. Лета уже видела это платье. На одной из любовниц Соторнила. Оно не закрывало почти ничего.

Однако лицо Эйдин светилось таким энтузиазмом, что керничка не смогла ей отказать.

– Я это примерю, – пообещала она. – Если ты позовёшь Давена, и он перешьёт его во что-нибудь... поскромнее.

Разрез гадючкиного платья, выставлявший напоказ одно колено и кусочек оливковой кожи бедра, снова и снова удерживал взгляд Конора, пытающегося перестать так открыто пялиться на полукровку. От традиционного наряда имперской куртизанки остался лишь зелёный шифон, перекрывший сверху светлый сарафан, в котором щеголяла раньше Эйдин. Через тонкую материю просвечивали руки и ключицы, что никак не способствовало текущей задаче.

«Отвернись, живо».

Взгляд вяло подчинился рявкнувшему в затылок голосу и переметнулся к свадебной церемонии. До Конора обрывками долетали слова клятв на мэнке, что новобрачные приносили огню, воде, земле и воздуху под монотонное бухтение престарелого друида. Невеста сияла, однорукий ярл от неё не отставал. Убрать бы все свечи со двора – так бы эти двое и полыхали ярче дневного света от своей великой любви, озаряя всю виллу.

Глядя на обстановку, Конор глушил порыв съёжиться от отвращения, но честно признался себе, что чародей постарался на славу, окружив место праздника всяческими изысками. Пёстрые кагалы ледяных цветов усеивали даже потолок, на радость всем собравшимся, хоть и были магической иллюзией; к огонькам свечей добавились и другие, наколдованные и застывшие над головами гостей, словно светлячки. Убранство сада было столь грандиозным и бессмысленным в своей красоте, что обогнало даже вторую свадьбу отца.

Командирша с Тородом стояли по бокам от новобрачных. Последний, вручая руку Эйдин жениху, выглядел настолько отрешённым, будто подписывал какую-то очередную депешу, а не вверял свою драгоценную сестру человеку вдвое неё старше. Конор догадывался, где бродили его мозги, но сам предпочитал гнать от себя те же мысли. Когда друид завершил все церемонии, Хальдор и Эйдин под аплодисменты и поздравления отправились к своему столу. Полукровка последовала за ними. Едва заметно порхнула рукой к причёске Эйдин, поправила цветы в свадебном венке. Другая ладонь также молниеносно оттянула назад плащ ярла, чтобы тот в нём не запутался. Искалеченный Хальдор всегда нуждался в заботе. Конор бы не выдержал такого и просто бы удавился, но, кажется, новоиспечённого супруга Эйдин всё устраивало.

Эти трое торжественно прошагали до стола на другом конце сада. Воины, что стояли у них на пути, расступались, побивая челом, а после облепили командиршу взглядами, и каждому из них немедленно захотелось выдрать челюсть. Выдавить эти масляные, похотливые глазёнки. Какая-то часть солдат смотрела по-другому – парни из первых Сынов Молний, шедшие с Тородом с самого начала, глядели на полукровку с уважением и опаской, точно так же, как и на Конора. Ещё несколько откровенно восхищались ею.

Баба с мечом.

Хэрсир Хеля.

Как много поменялось с того времени, как они практически замечали её – инструмент в руках чародея, Носительница Драупнира. Просто ступенька на лестнице, ведущей к свержению Империи. Да и сам Конор не мог отделаться от того, что пару лет назад его ненавидел и презирал весь Недх, а теперь все они уповали на ту победу, которую он им принесёт.

А принесёт ли?

Ну, в худшем случае, если всё пойдёт не так, проклинать его уже будет некому. Только прах чародея мог восстать и поплестись за ним на край света, чтобы наслать какую-нибудь заразу. Он был наслышан о заклинаниях мага после смерти и надеялся, что Логнар не станет таким мстительным ушлёпком.

Пока что витающий над его головой ореол надежды свободного Недха раздражал, лишь немного – тешил растерзанную несколько лет назад гордость, которая и без этого справилась с увечьями. Впрочем, какой был толк от регалий, навешанных на него, если они упрочняли прутья клетки, в которую он сам же себя и загнал.

Думать об этом было тошно, как и о том, что среди всех глазеющих на полукровку солдат не наберётся и двадцатки голов, крепко держащих меч. Ещё несколько сотен разбрелись по домам, к семьям. Вот и все Сыны Молний. А что у нас дальше?...

Не видавшие крови сопляки, которых только вчера от мамкиной юбки отодрали, старики, с десяток женщин. Тороду приходилось вкладывать меч в руки каждому, кто мог стоять на ногах, и он соскрёб все эти куски мяса с сожжённых имперцами земель заново на истребление. Единственный вариант «победы» – если все противники передохнут со смеху, завидев такую армию.

Кто б знал, как в груди надсадно завывало желание покинуть этих смертников.

Когда все расселись по местам, а музыканты извлекли свои орудия, стало понятно, что гулянка предстояла под стать украшениям чародея, то есть, как в последний раз. Конор с волколаком и парочкой охотников выловили по лесам всё зверьё, как нашли, и блюда оказались скудными. Сухая зайчатина, старая, жёсткая кабанина, пяток рябчиков – мясо смели в первую очередь, закусив соленьями. Зато имперского вина хватило бы на годы вперёд. Соторнил, очевидно, не любил выпить, но упорно накапливал своё добро. Жадный сехлинский червяк.

Конор отыскал себе неприметное местечко за дальним столом рядом с Неном. Тот хмурил светлые брови, молчал, изредка стукался стаканом с соседями. Идеальный собеседник.

Едва набив животы, народ пустился в пляс. Даже затаивший злобу на Сынов бард распелся, как умалишённый теребя струны лютни. Поди и думать позабыл о грехах, что вменял Логнару, то словом, то суровым взглядом. Голова-то балладами забита, места мыслям не осталось. Волколак тоже быстро сгинул в безжалостных жерновах попойки, куда его утянул полугном, у которого в принципе никогда не было паршивого настроения. Блондинка отсутствовала. За что она грызла псину, так и не выяснилось. На охоте шерстистый признался, что и сам не понимал, почему она озверела в последние недели. Сваливал всё на тревоги и страхи перед Империей, что проняло частично и Конора, хоть ему по большому счёту было начхать на это всё. Он не боялся. Грустил ли? С усмешкой на лице. С осознанием того, настолько глубокую могилу себе выкопал Тород, поднимая Недх на мятеж.

От того забавно было смотреть, как гости на свадьбе, дальние родичи ярла, сослуживцы и прочий полудохлый бомонд беснуются и заливаются вином, пока в подвалах виллы, оборудованных под лазарет, корчатся от гниющих струпьев с полсотни бойцов, заразившихся какой-то хворью. Пока Империя ждёт не дождётся их крови. Пока...

Чёрт. Это так комично и одновременно печально, что в нём вот-вот проснётся жалость. Они всё равно ничего другого не смогут поделать. Конор бы и сам на месте ярла закатывал хоть каждый день такие пирушки, за ночь растрачивая запас еды, которой бы неделю кормились все простые люди в Темпрасте.

«Осталось недолго».

Эта фраза, колючая, ледяная, набатом звучала над садом, накаляя атмосферу, выжимая чувства толпы как тряпку, и из них буквально выливалось всё потаённое и дурное. Пир только начался, а кто-то в дальних столах успел затеять мордобой. Девицы отплясывали так, что в любой момент начнут раздеваться. Стражники, призванные строго бдеть за новобрачными и гостями, дружно накатывали стакан за стаканом, даже не пытаясь прикрыться.

Свадьба ярла грозила перетечь в одну из тех вечеринок, какие затевались обычно в притонах Аякса, с оргиями и резнёй. Конор с удовольствием бы посмотрел на это, но запах чародея отчётливо ощущался поблизости, хоть сам Логнар на трапезу не явился. Наверняка самый прожжённый блюститель морали на всём Недхе намерен сдержать народ в узде, если веселье начнёт выходить за рамки.

Тород предусмотрительно свалил, а Хальдор и Эйдин остались, увлечённые болтовнёй с друг другом, не замечавшие, что творилось вокруг. Через какое-то время поднялась и полукровка, оборвав разговор со своей служанкой и выцепляя на столе кубок из бахромы блядских свадебных ленточек. Конор не допил свой и вручил его какому-то двергу, едва не врезавшемуся в него на бегу. Хлопнул по спине на прощание Нена, он прошёл в угол, чтобы оттуда проследить за командиршей.

Полукровка расцеловала Эйдин, обняла ярла и выплыла из-за стола. Конор покосился на гостей, проверяя, не провожает ли её кто взглядом.

Смотрят.

Смотрите, уроды.

Пока эта царственная и недосягаемая выходила из сада, Конор направился к другим дверям, собираясь перехватить девчонку, но подальше от чужих глаз. Ему было любопытно, куда её заведёт эта прогулка.

И его, тоже.

Запах привёл к его высокому терему, чей близнец располагался в Ноэстисе.

В этот час храм Всеотца пустовал. Жители заглядывали сюда всё реже и реже, сосредоточившись на домашних молитвах, уходе за ранеными и помощи Сынам. Сегодня и вовсе никому не пришло бы в голову тащиться сюда, поскольку ночь была относительно безветренной после вчерашнего дождя. Один приходил только в ненастную погоду, и тогда его можно было просить о воздаянии.

Конор толкнул тяжёлую дверь, заходя внутрь. Она стояла вдалеке, у алтаря. Вся в интимных отблесках свечей и кольце благовоний. Взор устремлён к окаймлённому рунами лицу идола, прямой и недвижимый, будто бог задолжал ей что-то. Зелёное платье казалось на ней сочнее весенней листвы, колеблющееся от сквозняка в храме, обтягивающее поджарое тело. Оно было ей мало в груди и руках, но...

Она нравилась Конору в этих тряпках так, что зрение просто отказывало ему, мутнея и теряя способность распознавать краски. Он в свою очередь уставился на идола, вопрошая его, зачем он попёрся за ней. У Всеотца не было ответа.

– Со смерти Брэнна прошёл месяц, – промолвила полукровка.

– Я заметил, – бросил Конор, подходя. – Но ты не пахла скорбью тогда, как не пахнешь и сейчас.

Она усмехнулась, вряд ли собираясь спрашивать, откуда он знал её запах. Может быть, ей и самой была известна эта вонь – гниющие цветы, сырая земля и холодная, омытая слезами кожа. Девчонка пахла как обычно, поэтому он не дышал вовсе, чтобы не сойти с ума.

Отныне он контролировал каждое своё чувство.

Это вернуло ему былую уверенность том, что он держал руку на пульсе, владел ситуацией и решал, какими будут исходы и последствия.

Вот только полукровка вышла из игры.

Наскучило? Наверное.

Или за этим выверенным фасадом, который он выпячивал сейчас, для неё больше ничего не представляло интереса.

«Ну почему ты такая сука, ответь мне...»

– Я не скорблю. – Его взгляд жадно поймал кривой изгиб заговоривших губ. – Я знала, что они начнут умирать, один за другим. Ставки слишком высоки. И всё зависит от тебя.

– Ты давно не веришь в это, – проговорил Конор, шагнув ближе.

Она повернулась к нему. Здоровый глаз горел ярче всех свечей в храме. Навязчивый обман зрения.

– Хватит с меня пророчеств, волшебных колец и всей этой свистопляски, – выпалила полукровка. – Идти в открытую на Ноэстис, надеясь, что самый последний ублюдок на этой земле разродится великой спасительной магией – такое изобретательное самоубийство ещё надо придумать.

Конор картинно вскинул брови и качнул головой из стороны в сторону, признавая её правоту.

– Если не хочешь видеть гибель своих приятелей, давай сбежим. Их прихватим тоже. Силком, если потребуется, – повёл плечами он. – Я бы предпочёл уйти без них, но ты меня скорее на хер пошлёшь, да?

Она посмотрела на него так, что все прочие змеившиеся на языке колкости застряли в нём иголками.

Совсем недавно ей оставалось, наверное, полшага до того, чтобы бросить придурошных товарищей. Но что-то снова вправило ей мозги.

Что-то, что она ненавидела и пыталась выдрать из себя, а оно всё сильнее прирастало к коже как паразит. Он видел его в её глазах – этого уродливого карлика, вонзившего кривые когти в её спину. Как там бишь люди его называли, оправдывая свою тупость? На букву «с» вроде начиналась.

Его собственная исдохла в прежнем теле, но он не помнил, чтобы она была такой назойливой. Буквально валившей своим весом полукровку наземь.

Под рёбрами что-то зашевелилось, завиляло мелкими ручонками, столь же гадкое, но более знакомое Конору.

Его ужимки вдруг показались даже не скучными, а такими нелепыми, что где-то в горле пробудился озлобленный рык, и он проглотил его.

Он контролировал.

И ручонки эти было бы неплохо переломать, да только они разом толкнули его в спину, заставив сделать ещё один шаг к полукровке. Теперь их разделял алтарь, покрытый засохшей звериной кровью.

– Куда нам идти? – глухо спросила она. – В княжества? Там то же самое, что и здесь.

– Отговорки, сердобольная ты моя.

– Не все думают лишь о себе, как ты, Конор.

Он хохотнул:

– Боги, серьёзно? Ну, хочешь, отыщем Рихарда и твою подружку. С ними всяко веселее, чем тут. Охотятся же на самого отмороженного чародея. Даже обидно пропускать такое.

Она взглянула на него исподлобья.

– И это тоже самоубийство.

– Перестань скулить и найди выход. Он есть. Всегда.

Полукровка встрепенулась и посмотрела на него уже по-другому. Осмысленно и живо.

– Я не могу уйти. Не могу бросить всё это.

– Блядь, змейка, тогда не уходи. Но помни, что черепушка может треснуть от усилий ещё до того, как встретится с имперским клинком. Я был хэрсиром. Я знаю, что значит, когда тебе доверяют чужие жизни.

– Может быть, эта ответственность мне не по силам.

Она уронила руки вдоль тела со вздохом. Конор прочистил горло – как-то нерешительно, чёрт, – глянул себе под ноги. Стало тихо, что и она, должно быть, услышала мерное шипение горящего воска.

– По силам, и ещё как.

Полукровка перевела на него взор.

– Ты видела ад, но выжила. Значит, ты сильная, – заговорил он с усилием. Слова драли распухшее горло. – Сыны Молний пойдут за тобой.

Она фыркнула с неожиданным весельем.

– Мне расценивать это как комплимент?

– Да думай, что хочешь, – буркнул он, борясь с желанием перемахнуть через алтарь и сжать полукровку в объятиях.

– Без твоих уроков этого бы не случилось, – вдруг сказала она. – Ты научил меня тому, что всякое дерьмо можно пережить и идти дальше.

– Хм... Ну, поздравляю со вступлением в кружок отмудоханных судьбой. Чаю и печенья не имеется, к сожалению.

Она улыбнулась. Вышло как-то натянуто. Но и эта попытка заслуживала аплодисментов громче и отчаяннее, чем на свадьбе Хальдора, практически выбивая у Конора землю из-под ног.

«Я думал, трахну тебя, и это пройдёт. Не прошло».

Стало сильнее. В сто крат.

Он столько всего хотел ей сказать, но слова, как обычно, умирали на губах выдохами. Правдивые. Обречённые. Которые он никогда не сможет произнести.

Он обошёл алтарь, сокращая расстояние между ними. Встал так близко, почти касаясь грудью её плеча. Она не пошевелилась. Конор наклонился, прошептав ей на ухо:

– Ту никт гаан.

– Я... что? – нахмурилась она.

– Да ничего. Мэнке тебе надо ещё подтянуть, пока не...

Кажется, где-то в голове лопнул последний сосудик, несущий кровь к отвечающему за трезвость рассудка участку, когда она, резко повернувшись, поцеловала его – вкус скорби отсутствовал напрочь.

Только медовая сладость солнца с горчинкой печали. Вожделевшие прикосновений ладони поймали плечи девчонки, привлекая ближе к себе.

Однажды он гордо глядел на красные следы, оставленные на её коже его руками по приказу безумной страсти и эгоизма. Он метил её прикосновениями, как свою территорию, и бесился при мысли о том, что кто-то другой мог касаться её, посягать на его трофей.

Сейчас же ему претила сама мысль причинить ей боль. Он дотронулся до неё по-другому – мягко положил ладонь между лопаток, уверенный, что не может больше клеймить её как прежде.

Он чувствовал себя грешником, осмелившимся войти в церковь, что было вдвойне уморительно, учитывая место, в котором они находились, и впервые в своей жизни не испытывая острого желания разграбить её.

Зато загорелся стремлением оторвать голову тому, кто посмеет это сделать.

Разорвав поцелуй, он боднул лбом её лоб и вздрогнул, когда она запустила пальцы в его волосы. Вспомнил, как научился дышать заново рядом с ней.

Дышать как человек.

Смертный.

«Что ты делаешь со мной, ты хоть сама это понимаешь?»

Задай он этот вопрос вслух, она бы не ответила. Потому что и её слова застревали в глотке, слишком тяжёлые, острые, эти куски отвратительной правды. Проговоришь их – захлебнёшься кровью.

Она выдёргивала из его грудины шипы один за другим и латала раны, не задумываясь о том, какую форму придавала этому голему, оттаившему от многолетнего льда.

Когда-то он бежал от того света, что наполнял её, в страхе, что тот опалит его до кости. Света древнего солнца, запертого внутри.

Но сегодня он принимал его жгучие лучи, снедающие омертвевшую плоть и обволакивающие сиянием вместо кожи.

Лета прильнула к нему снова. Движения его губ были нарочито медленные, слегка отчуждённые – словно он знал, что будет, если он зайдёт слишком далеко. Она почти молила, чтобы он переступил безопасную черту, сделал это первым, снова, ибо у неё всё ещё не хватало смелости. Она не могла забыть о том, что целовала того, кого ненавидела.

Она до сих пор ненавидела его.

Его рыжие волосы. Его вылепленное богами тело. Его взгляд – холодный, часто ничего не выражающий.

Интересно, что подумал чародей, когда сновал между её воспоминаниями. Ведь для него всё было очевидно.

Ей же требовалось время, чтобы принять истину. Возможно, ей не хватит и всех отмеренных дней.

«Сочувствую тебе, Конор. Да и себе не меньше».

Если он не услышал её мысли, то догадался.

Огни свечей вырвали его лицо из полумрака, когда Конор отстранился. Пламя подсветило теплом его глаза, напомнив, что они всё же были серыми – просто стали темнее. Зрачки бликовали, как у животных, но красным.

Он смотрел на неё, прикасаясь взглядом к губам и шее, склонив голову к плечу, ожидая, когда она сделает свой ход.

«Как раньше уже не будет. Сочувствую», – мысленно повторила она.

Тут либо менять правила, либо обоим выходить из игры.

Не совсем отдавая себе отчёт в действиях, Лета скользнула ладонью к его шее. Он закрыл глаза, улыбнувшись краем рта, когда её рука отправилась вниз, к груди, высвобождая пуговицы рубашки из тонких петель. Пальцы девушки нащупали место, где когда-то была извилина шрама. Конор тихо замычал и прижал её к себе.

Сейчас для мёртвого он выглядел слишком живым.

Да и что такое смерть, если Конор возвращался с того света уже дважды?

Она знала, что третий раз вряд ли случится.

– Твоё сердце не бьётся, – отметила она отрешённо.

Кончики пальцев отстукивали по коже ритм в унисон с собственным.

Конор открыл глаза. Бесконечная тьма, клубившаяся в них, заволокла её в своё чрево и залила ноги свинцом.

– Хочешь, оно будет биться для тебя? – хрипло спросил он.

Останавливающееся на целые часы сердце пробудилось и толкнулось в ладонь. Лета охнула, а в следующий миг Конор потянул её вниз, на ступеньки алтаря. Встав перед ней на колени, он запустил руки под юбку.

– Что ты... – начала она и умолкла, когда пальцы его впились в её прижатые к друг другу бёдра. Глаза вспыхнули, найдя её лицо.

– Конор, это храм...

Он раздвинул её ноги. Она даже не сопротивлялась, чувствуя, что краснеет до самых корней волос. Он придвинулся ближе, забирая её в облако своего запаха. Ладонь заскользила вверх по бедру, скручивая нутро Леты в один тугой и болезненный комок.

– То, что мы делаем, так же естественно в этом месте, как поклонение. А может даже лучше, – зашептал он ей в шею. – Мой бог не такой, как южные. Он будет не против.

Платье слетело с плеч, и по обнажённым рукам побежали его поцелуи – горячие, неторопливые. Мысли протестовать у неё были, но такие вялые, что просто вылетели из головы, одурманенной благовониями и запахом Конора.

Сладко-солёное море, дым, кровь, взбудораженная, горячая плоть...

Его накрыло так же быстро, как и её, но самообладания у него было чуть больше. Губы исследовали её грудь, пока одна рука шарила под юбкой, а другая методично надрывала ткань платья.

Его зубы сомкнулись вокруг соска, и Лета не сдержала протяжного стона. Конор передвинул её по ступенькам ниже, укладывая на спину, а сам опустился на пол, задев колючей щекой её бедро.

– Не здесь же... – испуганно выдохнула Лета.

– Тогда останови меня, – шёпот коснулся её колена и пополз выше. – Нет?

Он прикусил кожу на внутренней стороне бедра, заставив её застонать вновь.

– Считай, что мы приносим себя в жертву.

– Что ты несёшь?

Он усмехнулся. Язык прошёлся вдоль бедра. Лета вжалась спиной в камень, инстинктивно попыталась свести ноги вместе, но Конор не дал ей этого сделать, выставив локоть навстречу.

– Ты хочешь меня, – прошелестел насмешливый голос. – Ты думаешь обо мне каждую ночь, когда мы не вместе.

– Не каждую, не льсти себе. И вообще-то... – она не договорила.

Острая волна наслаждения пронзила её, вгрызаясь в хребет.

Стало так жарко и приятно в спалённых жаждой нервных окончаниях, однако несколькими слоями глубже, под самыми костями, что-то нестерпимо заныло.

Он ведь...

Он перестал быть человеком.

Его пальцы бродили по чувствительной коже под коленками, оглаживали её бёдра, так нежно, будто это не они разрывали упыриные глотки в клочья. Эти ловкие пальцы, огрубевшие от оружия, тяжёлой работы, разделывания туш и пыток, не могли принадлежать Конору.

Она была уверена, что он привык к другой близости – той, что выражала власть мужчины, его превосходство. Она всё ещё ждала этого. Но обладавшие нечеловеческой силой пальцы не оставляли на её коже ничего, хоть в её воображении и горели их багровые отпечатки.

Боли не будет, если она, конечно, сама об этом не попросит.

Что в ней было такого?

Что?

А в нём?

Жадный язык, заставляющий её извиваться на каменном полу храма, по-прежнему плёл ложь и издёвки. Искренне, поскольку Конор сам хотел верить в то, что говорил.

Она провела рукой по его волосам, заставив поднять голову.

В его голодных глазах она нашла тот же вопрос и ответ на него.

Её лицо отражалось в чёрных глазах. Наверное, такой он её видел... Разгорячённой и живой... Зеркала ничего подобного ей не показывали.

И она видела его настоящего. Того, кто обычно прятался за ледяной коркой безразличия, ехидства и озлобленности, имел с десяток отталкивающих лиц и никогда не показывал родного.

А оно было... Красивым до одури, искажённым похотью и гордыней.

Она потянула его за голову к себе, впиваясь губами в приоткрытый рот, ощущая животом налитый напряжением член. Конор никуда не спешил, вжимаясь в неё, прикусывая кожу на шее, дразня её лишь имитацией, но не самим действом. Она ластилась к нему, снова вымаливая его зайти дальше – так далеко, чтобы весь этот храм рухнул и похоронил их под собой. Может, только тогда извечный страх оставит её.

Страх потерять его.

Когда ей стало совсем невыносимо, Конор закинул её ноги на плечи и вошёл, вытесняя собой все мысли. Ей пришлось закрыть рот ладонью, заглушая стоны.

Двери храма даже не были полностью закрыты и стучали от сквозняка ручками-кольцами. Конора, похоже, это вообще не волновало, но забавляли попытки Леты шуметь как можно меньше. Улыбка обнажила клыки.

Он наблюдал за ней, не сбавляя темпа и отвлекаясь лишь затем, чтобы оставить языком влажный след на её голени. Глаза возвращались к её лицу, тёмные, лукавые, ловившие все её движения.

Смеющиеся.

Каждое касание, каждый толчок, поцелуй, укус словно пришивали ей отрубленные крылья, стяжок за стяжком.

В павшем королевстве летающих тварей она была бы единственной, у кого имелись бы вычурные белоснежные крылья. И плевать, что те, с которыми она родилась, были серыми, беспёрыми и неказистыми. Он подарил бы ей новые, выкрав их у небожителей.

Она отняла ладонь от своего рта и снова приникла к его губам. Толкнув его в грудь, она добилась того, чтобы оказаться сверху. Его ладони ухватились за бёдра, удерживая её, но Лета вырвалась. Она отклонилась чуть назад, чтобы охватить его взглядом полностью. Взмокший, сбитый с толку её поведением, переплетающий её пальцы со своими, ведущий другую руку по её животу вверх... К сердцу, что неистово колотилось, сдираясь стенками о грудину, а он вслушивался в это.

Взор Леты задел изломанные недоумением брови, дутые узлы жил на шее, острую линию челюсти, когда он чуть повернул голову вбок. Это... сводило с ума.

Она слезла с его колен.

– Что ты... делаешь? – выдохнул Конор.

Плохо спрятанная растерянность в его голосе развеселила её. Она с нажимом провела ладонями по крепким бёдрам, медленно, заставляя его дыхание потяжелеть.

– Поклоняюсь, – ответила она, оставляя на его груди цепочку влажных поцелуев. От разогретых мышц разило мускусом и дымом.

Смешок дёрнул его горло. Он запустил ладонь в её волосы, нащупал загривок. Большой палец скользнул к щеке, и Лета повернула голову, целуя опутанное синими венами запястье.

Редкий стон не заставил себя долго ждать. Он откинул голову, прикрыв глаза, пока она опускалась ниже. И ниже. И ещё ниже... Пределы осточертевшего ей контроля, которым он так упивался, были близко, и когда Лета нашла их, он застонал громче, отзываясь на её ласку.

Она бы никогда не подумала, что этот пропитый и отравленный сарказмом голос был способен на такие чувственные звуки.

Впрочем, возвращаясь на два года назад, в день их первой встречи, она понимала, что её определённо стошнило бы, если бы она представила эту сцену.

Ей пришлось отпрянуть от Конора, выпуская из груди смех. В следующий миг ладонь обхватила её горло и потянула вверх, а вторая вцепилась в ягодицу, усаживая её обратно – так резко, что эхо вскрика девушки прокатилось под каменными сводами.

– Ты хохочешь, как шлюха, ты знаешь об этом? – пробормотал Конор, утыкаясь лицом в её волосы.

– Это тоже комплимент?

– Самый настоящий.