Элегия Мёртвых

Глава 20. Вороний идол

Сердце не билось. Да и ни к чему выполнять бесполезную работу, когда вся кровь выгорела. По венам струился лишь пепел.

Конор смотрел наверх, в рассветное пасмурное небо. Ощущения возвращались, и он сразу же пытался блокировать их. А ведь он вполне мог подохнуть от болевого шока, снова.

Да, снова.

Ибо этот хренов Дом Последнего Часа забрал его жизнь, как тысячи других. Однако он единственный, кому удалось вернуть её.

Обгоревший до самых костей, с прахом вместо органов и переломанным хребтом. Все передние зубы у него выпали. Кажется, сехлинское сердце уцелело полностью, но у него не было ответа, почему так произошло.

Кто он? Что он?

Почему, сколько бы ран он не получил, он вновь и вновь выкарабкивается? Огонь должен был его уничтожить, оставить пятно копоти, как от упырей, после гибели которых хоронить обычно нечего.

Конор почти поверил, что в этом был какой-то божий промысел.

«Нет. Просто некромантия, – подумал он и приподнял руку, пытаясь рассмотреть её. – Эльфийская образина действительно сотворила нечто совершенное».

Кое-где на предплечье сохранились мышцы, обвитые жгутами выгоревших сосудов. Он начинал чувствовать боль и старательно подавлял её. Пошевелил пальцами. Хмыкнул. Ног не ощущал, но они, по крайней мере, не были отделены от тела.

«Логнар бы уписался от восторга, видя, что я до сих пор жив».

Крыша рухнула, когда он был на полпути к выходу, переползая через упырей и обломки ящиков. Он всерьёз ожидал увидеть внутри чародейские фитюльки вроде зелий или приборов для алхимии, однако все они были пусты. Конор с удовольствием бы поразмыслил, для чего Лэлеху понадобились пустые ящики в таком количестве, но не успел. Отключился он быстро и безболезненно. Наверное, из-за рухнувшей на голову балки, перекатившейся после на грудь.

Кусочки памяти восстанавливались постепенно, формируя мозаику воспоминаний с самого конца. Выбравшись из подвала, он не встретил ни Лэлеха, ни Мину, и что-то ему подсказывало, что они умудрились спастись. Хотя неплохо было бы пошарить в обломках Дома. Вдруг и их тела лежали где-то поблизости.

Вспомнив про армию Лаустендаля и полукровку, Конор захрипел и ухватился за балку. Та не сдвинулась ни на дюйм. Другая, побольше, погребла под собой нижнюю часть тела. Ноги, вероятно, были переломаны вместе с позвоночником. Он мысленно выругался и попробовал повертеть головой, чтобы осмотреться. Прохудившаяся шея, напрочь лишённая мяса, не послушалась, поэтому Конор принялся вращать глазами, скользя взором по дымящимся обломкам. Он слышал, как кто-то начал разбирать завалы.

«Лэхд», – лаконично подметил он про себя и закрыл глаза, напряжённо раздумывая, как выбраться.

Если повезёт, он встанет на ноги через пару часов. А полная регенерация займёт несколько суток. Он просто не успеет достигнуть Темпраста. Сехлины явятся туда совсем скоро. Конор мог только предупредить Сынов об Атаке...

Но как?

Он вновь толкнулся в бревно, навалившееся на грудь, но то от вялых усилий будто бы осело ниже, вколачивая его в землю.

«Ладно, Один. Пора бы тебе появиться, если ты действительно существуешь».

Не могли же боги одарить его такой силой, чтобы он закончил свои дни здесь, слабый и беспомощный? Для исцеления ему нужна кровь, но как он её добудет, заживо погребённый?

Ему привиделся храм Всеотца в Ноэстисе, который имперцы так до сих пор и не снесли. Он был связан с тем, что стоял тоже целёхонький в Темпрасте. И если городу нужна была помощь, огонь, зажжённый в одном святилище, тут же вспыхивал в другом. Так люди древности звали на помощь побратима или предупреждали об атаке.

Детская сказочка. В тот век, когда огонь зажигался в последний раз, по небу ещё драконы летали. Глупо в это верить. Но...

Родившийся в голове Конора план был настолько бессмысленным, что ему не терпелось привести его в действие. Он ясно понимал, что это не сработает. Но он не простит себя, если не попытается.

Надо было всего-навсего обрасти кожей и мышцами, да кости выправить.

Плёвое дело.

«Твою ж мать, – подумал он, пялясь в утренний небосвод. – Ты там держись, гадючка. Я уже иду».

Слева что-то прогрохотало. Ковыряющийся в обломках был близко, и Конор принюхался, обнаружив, что обоняние частично вернулось к нему. Остатки нервных окончаний в носу, разумеется, не доложили ему об остановке вокруг, но сообщили о характерной вони. Когда незнакомец почти наткнулся на его искалеченное тело, Конор уже знал, что это был упырь.

«Сгодится и эта скверная жижа», – подумал он, предаваясь размышлениям о том, как бы высосать у твари кровь, учитывая, что он толком двигаться не мог.

Если только упырь сам не подставит шейку... Скорее всего, он просто перешагнёт через обгоревший труп и пойдёт дальше в поисках того, чем бы поживиться.

Лапищи в латных перчатках раздвинули камни рядом с Конором. В образовавшемся проёме показалась белая рожа в гнойных струпьях и без особого интереса скользнула по лежащему под брёвнами телу. Просипев что-то нечленораздельное, упырь пополз по балке, увеличивая давление. Конор дёрнулся от боли и услышал отчётливый треск костей. Теперь регенерация займёт ещё больше времени. Рука упыря замерла камне, который он собирался убрать с пути. Повернув голову, он выпучил чёрные глаза на ухмыляющийся ему труп.

«По делу ты зенки таращишь, гнида? – пронеслось в мыслях. – Дай мне своей крови».

Упырь вдруг замер. Глаза закатились так сильно, что, наверное, он узрел пустоту там, где должен быть мозг. Пробыв в таком положении несколько секунд, тварь вытащила нож и ударила им себя по единственному непокрытому доспехами и одеждой участку – шее. Тёмная липкая жижа хлынула на лицо Конору. Она заливалась в нос и глотку, горчила, шипела от соприкосновения с его плотью и воздухом, но это всё же была человеческая кровь, пусть и многократно прошедшая через гнилые сосуды упыря. Порез был неглубоким, поэтому поток очень скоро иссяк, а Конор почувствовал, как наросли на гортани окроплённые густой влагой голосовые связки.

– Ты... ты... – прохрипел он.

Нет, говорить пока рано. А если...

«Ты что, слышишь меня?»

Упырь разлепил ниточки губ:

– Да, госссподин.

«Господин? Какого...»

– Нушшна ещщё кровь? – проурчала тварь.

Настала очередь Конора в изумлении уставиться на упыря, в его синюшные белки закатанных глаз.

«Почему ты предлагаешь мне свою кровь?»

– Ты попросссил, госссподин. Я исссполнил твою просссьбу.

«И почему ты исполнил её?»

– Ты лодиин¹. Я обяссан ссслушаться твоих прикасссов.

Что... Разве такое возможно?

Сбросив с себя оцепенение, Конор ощутил, как накатывает боль, и подумал:

«Для начала слезь с меня, поганец».

Упырь сполз с балки и присел рядышком, покачиваясь из стороны в сторону. Вес бревна вновь стал привычным, а Конор, разглядывая упыря, лихорадочно пытался сообразить, не спятил ли он.

«Эта тварь слышит мои мысли... Все ли?... Эй! Ты всегда слышишь, о чём я думаю?»

– Нет, госссподин. Лишшь когда ты обращщаешься ко мне.

Абсурдность ситуации была такой огромной и едва ли не осязаемой, что навалилась на Конора похлеще всех деревянных балок разом. Он бы захохотал, если бы мог. Ему стало интересно, что происходило у упыря внутри его черепушки.

Вспышка. Глаза резануло болью, а в следующий миг Конор увидел своё лицо... Ошмётки плоти на потемневших костях, чёрные провалы вместо рта и носа, оголённая челюсть без зубов... Это и лицом назвать было сложно, скорее жуткая маска, какие мастерят во всяких лавках с диковинками, выдавая за настоящую физиономию, срезанную с лесного чудища. Налитые кровью глаза с расширенными зрачками глядели в упор.

«Ну и харя... Я... внутри упыриной башки? – прикинул Конор и позвал: – Убогий, ты здесь?»

– Да, госссподин.

Изображение было мутноватым, как если бы он смотрел на себя через старое и пыльное зеркало. Порыскать в мозгах упыря было невозможно – он просто видел мир его глазами. Но и этого было достаточно, чтобы вновь усомниться в здравости своего рассудка.

«Да как такое вообще может быть...»

– Ты лодиин, – повторил кровосос. – Отдай прикассс.

«Хочешь приказа? Наклонись, дай мне выпить твою кровь. Всю, без остатка».

Упырь послушно склонился над ним, поворачиваясь и прижимая шею к его рту. Картинка сдвинулась, и Конор снова увидел небо, яркое и белое, хотя таковым оно не было на самом деле.

«Вот как вы видите днём... Солнечный свет слепит вас», – заключил он и был готов вгрызться в глотку упырю, как внезапно вспомнил о более насущных вопросах.

Питание и регенерация подождут. К тому же, одного упыря ему будет мало для восстановления, из его изменённой магией крови тело Конора заберёт максимум четверть, пригодную для исцеления.

Эта тварь послужит ему по-другому.

«Ты знаешь, где находится храм Одина? Сможешь до него добраться?»

– Да, госссподин.

«А ты будешь слышать меня там?»

– Я уссслышшу тебя, где бы ни находилссся, пока ты сссам не сссахочешшь меня отпуссстить.

«Ну, об этом можешь и не мечтать. Ступай к храму. Когда будешь на месте, я скажу, что делать».

Упырь отстранился от Конора и полез обратно через щель между почерневшими от пламени каменными блоками. Не имея ни малейшего понятия, как выбраться из мозгов кровососа, Конор не стал ничего предпринимать. Да и так было легче контролировать своего нежданного слугу. Потом разберётся.

Другого это бы уже напугало до усрачки, но Конор с удивлением отметил, что был абсолютно спокоен. Вряд ли сегодня его что-то удивит сильнее, чем собственное тело, раздавленное и сожжённое, но при этом продолжавшее работать с шансом на полное выздоровление. А тут ещё контроль над упырями... Либо он бредит, не справившись с шоком, либо напоследок перед смертью сознание подбрасывает ему любопытные сновидения, чтобы подарить пустую надежду. Но не подрыгать ему он определённо не мог.

Конор сосредоточился на упырином зрении. Потребовались усилия, чтобы разорвать тенёта вопросов, опутавшие разум. Сейчас не до этого. Тварь гребла по обломкам как по морю и скоро выбралась наружу. Он заметил ещё трёх упырей, таскавших камни с другой стороны, где завалы выглядели внушительнее. Обзор был сильно ограничен, поэтому Конор не смог увидеть руины снаружи. Не оборачиваясь, упырь припустил трусцой по улице.

Ночное происшествие собрало вокруг развалин Дома Последнего Часа зевак, и многие из них были людьми. Сехлины в этот район редко забредали, отдав вонючие трущобы бонду², от которых осталось одно название. В основном это были пропитые и сбрендившие потомки знатных родов, сумевшие выкупить золотом у имперцев свободу, но тягот на жизненном пути это им не убавило. Помимо кровавого налога сехлины сдирали с них и монеты. Скоро наследство растащили полностью, и бонд Ноэстиса просиживал голодные зимы в своих хижинах, изредка высовываясь наружу за пропитанием. Многие из них добровольно становились трэллами, чтобы прокормиться.

Жалкое зрелище.

Упырь миновал пару кварталов и повернул на дорогу к храму. Встречавшиеся иногда Чёрные Плащи не пытались его остановить и не настораживались, завидев своего собрата, несущегося куда-то с диковатым видом. Они даже в лицо ему не смотрели. Мало ли, куда бежал, действительно. Хотя эти твари обычно ленились проявлять высокую активность днём.

Конор в очередной раз убедился, что мозгами упыри не обладали. Может, он поэтому ничего не нашёл в голове своего слуги?

«Убогий».

– Да, госссподин?

«Из дворца приходил приказ отыскать что-то конкретное под завалами?»

– Командир сссмены отправил насс выяссснить, почему ссслучился пошшар, – прошипел упырь. – Дворессс не обращщает внимания на мелощщи.

«Они думают, что я сдох, поэтому просто бросили всё тут. Надеялись, что огонь уничтожит следы, – Конор ухмыльнулся. – Уничтожил. Но не все».

Расплывающаяся и засвеченная картинка глазами упыря явила ему крышу храма за домами. Он был совсем близко.

«Юродивый, а как ты молвить так складно научился? – поинтересовался Конор. – Вы же обычно двух слов связать не можете».

– Лодиин велит, я говорю.

«И не поспоришь».

Возле храма никого не было, когда упырь наконец добрался до него. За приоткрытыми дверями угадывалось движение – кто-то собрался на молитву. Имперцы не имели привычки препятствовать этому. Тварь встала как вкопанная и упёрла взор в одну точку, ожидая дальнейших указаний.

«Видишь на крыше идола с поднятыми руками?»

– Да, госссподин.

«Полезай туда. И факел захвати».

Сняв со стены у дверей факел, упырь обогнул короб храма по периметру. Храм Одина был очень древним, оттого выглядел невзрачным и слишком простым. Это уже потом народ придумал многоярусные крыши и лепнину, строя святилища Идуны, Эгира³ и прочих. Их-то все имперцы и спалили дотла. Храм Одина избежал этой участи, и Конору очень хотелось, чтобы он пережил все эти столетия не зря.

Простота сооружения позволила мигом обнаружить остатки каменной лестницы, ведущей на крышу. Упырь взобрался на неё и скоро оказался наверху, прямо перед статуей. С земли идол походил на Всеотца, но вблизи резьба на камне сложилась во вполне различимую птичью остроклювую моську. Мунин, бессмертный ворон, шпионивший для Одина. А его братец, Хугин, находился на крыше такого же храма в Темпрасте.

«Лишь бы сработало».

В крыльях-руках, что простирал вороний идол к небу, лежал влажный на вид хворост. Кто-то явно хотел поджечь его недавно, но передумал.

«Просто сказка... И шанс успеть до прихода войска Лаустендаля, – подумал Конор и скомандовал: – Подожги».

Упырь бросил факел в хворост. Вялый костерок вспыхнул с шипением и изрыгнул едкий удушливый дым. Конор ждал минуту, но ничего не произошло. Пламя нехотя пожирало отсыревшие ветки.

«Если вы есть... Если вы там, смотрите на это сверху, – гневно выпалил Конор в мыслях. – Вы поможете... Вы же боги, что б вас!»

Упырь стоял точно марионетка в ожидании, когда дёрнут за ниточки, не отрывая глаз от начинающего затухать костерка. Конору же было невыносимо смотреть на это. Он попытался закрыть глаза, однако сомкнул лишь свои, которыми и так ничего не видел.

«Она там, Всеотец... Слышишь? Она там. И Сыны с ней. Скажи им, пусть уносят ноги... Скажи им...»

Пламя гасло, оставляя тонкие ветки тлеть на ледяном ветру. Конор хотел заорать что есть мочи, но не мог. Связки издавали хрипы. Ладонь безостановочно колотила по земле. С негнущихся пальцев сыпался пепел.

«Ну же...»

Последний крохотный огонёк потух, оставив в ладонях Мунина чёрные ветви, которые вот-вот развалятся огарками.

Конор собирался приказать упырю принести хороших дров и новый факел, как вдруг заметил в ветках искру. Синюю, рождённую внутри гари. Другая вспыхнула рядом, игриво подмигнув. С появленией третьей хворост загорелся сильнее прежнего – высокий огонь охватил ветви, облизывая их переливами лазури.

Пламени такого цвета он никогда не встречал, хотя многое повидал, наблюдая за колдовством Логнара.

Он завороженно следил за танцем огненных языков в руках идола. На секунду показалось, что резная морда ворона скривилась, пародируя людскую улыбку. Беспокойство отступило, как будто его и не было. Конор вдруг обнаружил, что смотрит в затянутое тучами небо. Он случайно вернулся к своим глазам, хотя предпочёл бы и дальше смотреть на пламя.

В нескольких днях бешеной езды отсюда, в точной копии этого храма тоже зажётся скоро огонь, оповещая горожан о беде.

«Это магия грёбаных предков. И она должна сработать, – заверил про себя Конор. – Убогий, возвращайся. Отыщи парочку своих товарищей, убеди их пойти с тобой к завалам. Хотя нет, стой... Лучше найди мне людей. И свяжи их покрепче».

***

– Разве это необходимо? – брезгливо поморщилась Кинтия, переступая через тело.

Олириам вытер платком стилет и спрятал его в рукаве. Она никогда не видела настолько слаженных и проворных движений, подобно тем, что совершал эльф, убивая легионера. Тот и не почувствовал тонкого лезвия, вошедшего в шею. Мгновенная смерть.

– Он сам сюда зашёл. Никто не должен увидеть нас, – отозвался Олириам и смирил труп таким взглядом, будто перед ним лежал огромный мешок с картошкой, который предстоит тащить в погреб.

Закатав рукава, он взялся за ноги легионера и потащил тело в угол сторожки. Недолго думая, Кинтия подошла к нему и подняла руки илиара, чтобы помочь. Олириам не возражал. Мёртвый легионер в полном обмундировании весил втрое больше четверых таких, как они. Рана была глубокой, крови вытекло много. Но Кинтия и бровью не повела, когда дотронулась до влажных и липких предплечий илиара.

– Я смотрю, кровь не пугает мою царицу, – тонко усмехнулся эльф.

– Что меня вообще может напугать, раз уж я обратилась за помощью к великому и ужасному Олириаму Тилару? – округлила глаза Кинтия.

– Хм. Так меня никто ещё не называл.

– В определённых кругах это имя звучало и с не менее изящными эпитетами.

Он сбросил на пол ноги легионера, и Кинтия последовала его примеру. Прятать тело было негде, поэтому они отнесли его как можно дальше от двери. Олириам отыскал в трухлявом комоде одеяло и прикрыл им покойника.

– Твой царь велел мне добывать информацию, – пояснил он. – Я добывал. Меня считают извергом, но я просто выполнял приказ.

– Надеюсь, ты получил удовольствие, потроша лутарийцев.

– Несомненно, – ответил с паскудной ухмылкой эльф. – Но это в прошлом.

Сдвинув вместе ступни илиара носком сапога, он прошёл к маленькой решётке, служившей окном.

– Нужно переждать тут, – проговорил он, щурясь от бьющего по глазам солнца. – Пока не вернётся Лиакон с остальными. Идти в деревни опасно.

– Мы должны были высадиться в Белом Копье, а не здесь, – возразила Кинтия.

– Он кишит легионерами. Тут их поменьше.

– Но нам надо туда.

– Уверена?

– Я чувствую его.

Олириам обернулся.

– При всём моём безмерном уважении к тебе, царица, ты провидица, а не валнский⁴ оракул.

– Доверься мне, как ты всегда и делал, – попросила Кинтия и, сообразив, что сорвалось с её уст, поспешно добавила: – Я о многом прошу, знаю. Но назад дороги нет.

– Ты права, её нет, – согласился он, выгнув бровь, и поманил её головой.

Кинтия подошла к окну и поглядела сквозь прутья на цирконовый закат. Лодочная станция, на которой они скрывались, казалась заброшенной, утонувшая в тёплых лучах весеннего солнца и изрядно потрёпанная временем. Вдалеке по мостику между лодками брёл ещё один полусонный илиарский солдат, изнывая от скучного дежурства. Рядом пожилой крестьянин возился со своей поклажей, сортируя снасти и скудный улов. Раздолье переживало не самые лучшие времена. Страна осиротела и оголодала, большинство её жителей либо сгинули под пятой Инквизиции, либо пошли за Фанетом вглубь княжеств. Остались лишь одни старики и дети, но поражало Кинтию другое – даже здесь находились илиары. На покинутой местными богами земле, с которой уже нечего брать. Несли дозор на старой лодочной станции, охраняя её разве что от окончательного запустения.

Корни зла простирались слишком далеко, чтобы выдрать их за один раз.

– Я надеялся, что не вернусь сюда до тех пор, пока труп Гонтье не остынет, – поделился Олириам. – Да и после этого тоже... Солнце Китривирии так сильно пригрело меня.

Кинтия мягко посмотрела на эльфа.

– Тебе необязательно возвращаться в Грэтиэн. Вспомни, как Дометриан был рад, что ты теперь с нами. Ты поплывёшь обратно в Китривирию, не взирая на то, как разрешится ситуация с убийцами короля и его бастардом.

Олириам бросил на неё испытующий взгляд:

– Когда мы его найдём, что будем делать?

Кинтия не выдержала его взора и отвернулась к решётке.

– Не знаю, – призналась она, мысленно похвалив себя за честность.

Влияние Фанета распространялось так широко, будто опухоль, пожиравшая изнурённые болезнью суставы. Кинтия понимала, что, выступи она сейчас против него в одиночку, потерпела бы поражение. Кем она была? Супругой царя, которую подданные толком и не знали? А на другой стороне весов был закалённый в войнах полководец, приносящий победу за победой, дающий то, чего так жаждали илиары – отмщение. Кровь за кровь. Священный Tarioc⁵.

За кем пойдёт народ? И изменится ли их решение после появления царя, хранившего мир с врагами более двадцати лет?

Кинтия не видела будущего с того дня, как они отплыли от берегов Иггтара. Её посещали смутные картины настоящего, и во всех горело пламя войны. Но было и то, что она никогда прежде не ощущала – в её любимом теплилась жизнь, она слышала во снах его сердцебиение, слабое и медленное, приглушённое густой пеленой чар. Оно указывало ей направление. И не было другого выхода, кроме как последовать ему.

1. Лодиин (мэнке) – идущий впереди,

2. Бонд – каста свободных людей на Севере. До расцвета Империи были самым многочисленным сословием. После стали привилегированным классом, сохранившим часть прав, но обязанным платить налог кровью.

3. Эгир – северный бог моря.

4. Валн – китривирийская провинция на западе Иггтара, известная гористой местностью и несколькими местами паломничества. Здесь проживает закрытая община жрецов Гипноса, бога сна, по-другому их называют валнскими оракулами. Ходят слухи, что они способны переносить сознание в чужое тело через тысячи километров.

5. Tarioc (илиар.) – возмездие.