Элегия Мёртвых

Глава 31. Любовники и нелюбимые

Войско разбило лагерь в нескольких километрах о городских стен.

Вот и всё.

Это жалкое расстояние сродни паре шагов, отделяющих Диту от конечной цели. От Лека Августа. И сейчас, стоя на покатом холме, на жухлой траве, притоптанной копытами илиарских лошадей, глядя на красные стены, далёкие и близкие одновременно, колыхающиеся в дождливой мгле, будто пустынный мираж, чародейка понимала, что меньше всего мечтала попасть туда.

Отворить городские ворота, с выпуклой резьбой в форме грифона, шагнуть в Велиград следом за войском Жуткого Генерала. Сеять сЙмерть и ужас. Добраться до Княжеского замка и посмотреть в глаза старику, что едва не отнял у неё Оплот.

Она даже не могла вспомнить лица верховного служителя, с изумлением осознавая, что ярость, клокотавшая в груди месяцами, стихла, успокоилась, затушила мятежный огонь. Она не хотела больше сражаться. Не хотела трогать этот смердящий труп, в который уже превратилась Инквизиция.

Месть совершена.

За морем ожидала война куда страшнее, чем презренный трусливый сброд лутарийцев, спрятавшихся за высокими стенами.

Она шагала через ряды легионеров и у неё не выходило думать ни о чём, кроме как о Иветте, бросившей вызов Безумцу фактически в одиночку.

Страх того, что она не справится, медленно угасал, исчезал в венах, смываясь будто бы лекарством. Её девочка сильная. Её девочка справится.

А долг самой Диты – закончить начатое.

Обещание, данное Сапфировому Оплоту и почившему Радигосту, который никогда её не услышат, колокольным звоном повторялось в голове, когда она откидывала тяжёлый полог, чтобы войти в палатку консула. Ей придётся позабыть об этой клятве, распиная себя новой.

Фанет сидел за столом, ломящимся от разносортных, но преимущественно мясных блюд. В то время, как его войско доедало остатки хлеба, сделанного из зерна, что уцелело в амбарах Чеславы, и похлёбку из конины. Он приказал зарезать несколько лошадей.

А что дальше?

«Что дальше, глупый мальчишка?!» – хотелось выкрикнуть ему в лицо, но Дита покорно опустила голову, произнося:

– Консул.

Фанет вскинул глаза. Синие угольки прожгли в её теле две болезненные дыры, но чародейка выдержала этот взгляд.

– Не думал, что ты настолько безрассудна, – проговорил он, отнимая от губ бокал. – Сбежать – одно дело. Но вернуться, зная, что тебя ждёт... Для этого нужно иметь мужество.

Дита промолчала, отводя взгляд, машинально оценивая обстановку палатки. Скудно, как у всех солдат. Ничего лишнего, кроме заваленного горой еды стола. В глаза бросился серебряный поднос, накрытый крышкой. Не задерживаясь на нём долго, Дита снова поглядела на Фанета. Тот смотрел в ответ. Долго. Пока встречу не прервал легионер, заглянувший в палатку, чтобы донести о каком-то происшествии. В восточной части лагеря произошла драка.

– Примите соответствующие меры, – приказал Фанет, даже не взглянув на легионера.

– Есть, Archas.

«Archas».

Скрыв горькую усмешку, Дита облизнула губы.

– Вижу, в твоём войске дела идут не лучшим образом, – отметила она.

– Да, чем ближе к финалу, тем... напряжённее ведут себя воины, – ответил он, отпивая вино. – Ты нашла ученицу?

– Да.

– И как она?

– Жива. Пока.

Фанет отрешённо кивнул и поставил бокал на стол. Дита решила действовать открыто и подошла ближе, взволнованно вцепившись в древко посоха. Он заметил. Глаза сузились в щелки.

– Об этом я хотела поговорить. Разворачивай армию, Фанет. Здесь нечего делать. Иветта нашла Безумца. И...

– И над нами зависла новая угроза, – перебил он, округляя глаза в притворном ужасе. – Снова. Чего он хочет на этот раз?

– Того же, что и в прошлый.

– Так пусть твоя девка прихлопнет его наконец, дабы не отсвечивал больше. Ты бы не оставила её, если б не была в ней уверена, – произнёс он, склонив голову к плечу. – Значит, ты знаешь, что она сумеет это сделать.

– Ей необходима поддержка.

– А, вот ты о чём, – он откинулся на стуле, ухмыляясь. – Просишь меня отступить от Велиграда и вновь впутаться в то, что никогда не должно было заботить Китривирию.

– Катэль – наш общий враг.

– В пекло Безумца! – рявкнул он, заставив чародейку сделать непроизвольный шаг назад. – Я не позволю себе отвлечься на подобную хрень. И ты тоже должна была остаться здесь, подле меня, выполнять мои приказы, а не гоняться за этим остроухим, поверив в то, что он сможет как-то ещё навредить нам.

– Но это правда.

– А доказательства?

Дита открыла рот и тут же осеклась, осознав, что более ни одно её слово не заставит Фанета даже на миг задуматься над тем, что она сказала. Если уж голос разума давно заглох в его голове, зачем тогда сотрясать воздух речами?

И всё же... Она попробует.

– Если тебе нужны доказательства, то они перед твоим носом, – обронила она, и генерал вопросительно поднял брови. – Город, что вы осадили, переживёт в таком положении годы. Для этого его и возводили. А твои воины тем временем умрут с голоду.

– И враги тоже.

Это заявление заставило её опешить. Поднять глаза на Фанета и потрясённо моргнуть, слишком поздно осознавая, что она зря вернулась. Она здесь не нужна.

А Жуткий Генерал... Ни одной мудрой руке не ухватить его отныне за сжимавшую карающий клинок ладонь, как и вовсе даже не помыслить о том, чтобы отобрать орудие порабощения.

Он не остановится.

– Не сражайся, не надо, – произнесла она почти с мольбой в голосе. – Не хочешь помочь с Безумцем, тогда просто возвращайся в Китривирию.

– Заладила ты со своим отступлением, тошно слушать, – бросил он, поморщившись. – Прямо как Кенсорин.

В желудке что-то противно шевельнулась, вынудив чародейку встрепенуться.

– Кенсорин? – она старалась не подавать вида, но тревога всё равно вклинилась в её тон.

Он не спешил с ответом. Улыбнулся, расправил в плечах тунику. Поднялся. Напоминая о своём росте и давая ей понять, насколько же она была незначительной здесь, в его палатке. В его руках.

– Кстати, о голоде, – буднично бросил он. – Я ещё не попробовал десерт.

Он обошёл стол, направившись к серебренному подносу с крышкой. Прежде, чем снять её, застрял внимательным взглядом на лице чародейки, чуявшей неладное. Она увидела на мгновение на крышке своё отражение, бледное, никак не соответствующее ей.

Не её лицо. Не лицо Диты Иундор, легенды Битвы при Мёртвых холмах.

Фанет открыл содержимое подноса. Она отшатнулась, отворачиваясь и сдерживая рвотный позыв.

– Узнаешь своего любовника, госпожа чародейка?

Жар и спазмы сковали горло, не позволяя вздохнуть. Она скорчилась и чудом устояла на ногах. Посмотрела снова.

Нет. Не почудилось.

– Нет... – просипела она, тряся головой. – Нет... Кенсорин...

Фанет положил крышку рядом, не заботясь о том, чтобы скрыть этот ужас от глаз чародейки. Она бы сделала это сама, если бы могла бы двигаться. Но тугая, сосущая боль, выворачивавшая кишки наизнанку, была сильнее чародейки.

Генерал не сразу отвёл глаза от отрубленной головы. Смотрел на неё, чуть задумчиво, как на любой предмет интерьера. Это понемногу отрезвило Диту, но недостаточно.

– Его забили камнями другие предатели. Они вытянули жребий. Я тянул за тебя, – он взглянул на чародейку. – Тебе тоже не повезло.

Ладонь стиснула древко посоха, губы шепнули заклинание – чистый инстинкт, привычно вросший под кожу.

Ничего не произошло.

Пока она лихорадочно соображала, что было не так, Фанет со звоном вытащил из ножен на стуле меч и крутанул его в руке.

– Инквизиторские штучки нам всё же пригодились, – проговорил он. – Или ты думала, что я позволю по меньшей мере двум сотням магов свободно разгуливать по лагерю, зная, на что они способны?

Дита попятилась, когда он двинулся к ней.

– Теперь они колдуют, только когда я захочу.

– Остановись! – воскликнула она. – Подумай о Дометриане, подумай, что он скажет.

– Он поймёт меня, когда всё закончился.

В один прыжок он преодолел расстояние между ними, занося над ней клинок. Посох встретился с гардой, отражая удар и соскальзывая вниз, а следом за ним и Дита. Уйдя из-под атаки, она глянула на вход в палатку.

Действовать нужно было быстро, пока стража не явилась на звуки борьбы.

– Куда ты собралась? – засмеялся Фанет. – Ты не покинешь этот лагерь живой.

– Ты бы удивился, – выпалила она, с готовностью замечая его вытянувшееся лицо, а в следующий момент бросилась к выходу, пригнувшись. Меч задел её волосы, отрубив прядь. Больше трёх шагов она сделать не успела, так как илиарская ладонь вцепилась в её плащ и рванула назад.

Дита упала на колени, но посох так не выпустила. Звон меча был слишком громким и близким, чтобы сдаться, поэтому она что есть сил крутанулась, ударяя и валясь на спину. Навершие посоха пришлось по челюсти. Фанет повалился назад, в последний момент хватаясь за край стола и даря Дите драгоценные секунды.

Чародейка выскочила из палатки, встречая озадаченные лица легионеров и нащупывая в кармане камень возвращения, благодаря магию за то, что у неё всегда были лазейки, сколько бы не изобрели для неё ловушек. Этот камень обходил любые защитные заклинания, уж с приборами Лека он точно справится.

Шершавая поверхность артефакта потеплела, озаряя Диту голубым светом, унося её чародейку и её слёзы далеко отсюда.

– Догнать её. Живо! – взревел Фанет, вылетевший следом из палатки.

Легионеры с недоумением уставились на него.

– Лазар!

– Да, консул?

– Прикажи казнить их, – рявкнул он, сплюнув кровь и указав мечом на собравшихся вокруг воинов.

– Но...

– Они упустили ведьму.

– Консул...

– Делай, что я сказал, – процедил Фанет и вернулся в палатку.

Он допил вино. Одним глотком. Бокал треснул в руке. Уставившись на осколки, впившиеся в ладонь, он нахмурился. И сжал кулак, загоняя стекло глубже, ощущая тупую, успокаивающую боль. Тёмные струйки стекли по запястью, добрались до локтя, украсили траву под ногами маленькими пятнами.

– Ты поймёшь, Дометриан, – произнёс Фанет тихо. – Обязательно поймёшь.

Он сел. И вернул крышку на поднос.

Потратив по меньшей мере час на то, чтобы раздать всем указания и ответить на расспросы, Лета наконец выдохнула и потёрла друг об друга озябшие ладони. Всё утро с неба валил снег – такой густой и пушистый, словно в Темпраст вернулась зима. На Юге в этом месяце пекло солнце, ещё весеннее и несмелое, но уже согревающее кожу теплом.

Кернун великий, как же она успела соскучиться по нему. Проведя на Севере столько непомерно долгих и стылых ночей, она почти забыла, что холод никогда не был её стихией.

Натянув перчатки на парализованные морозом пальцы, Лета отправилась в конюшню. У неё не было никаких навыков командования, приходилось перенимать их у других хэрсиров. Все они были несговорчивы, кроме одного – старик Холгор, служащий Ларсу, отнёсся к ней дружелюбно и направлял девушку, куда следовало. И всё бы хорошо, да только он сам ни черта не смыслил в том, как управлять войском, будучи кузеном и преданным собутыльником ярла.

«Как будто ты не такая же».

Она усмехнулась, подумав, что начала распивать с Хальдором вино на постоянной основе уже после того, как он назначил её хэрсиром.

Её всё равно слушали с открытыми ртами. Всё равно старались угодить и не поправляли, даже когда она ошибалась. А стоило кому-то из них взбрыкнуть и напомнить ей, что она была южанкой, тут как тут возникал Снор и буравил несчастного жутким взглядом, пока тот окончательно не стушуется.

Сегодня она впервые поймала себя на мысли, что ей это нравилось. Беготня по казармам здорово отвлекала от лишний раздумий, и это стоило того, чтобы стать во главе войска Хеля.

«Видел бы ты меня сейчас, Драгон. Криворучка и недотёпа, в каждой схватке ожидавшая, что папа придёт на помощь, теперь командир», – подумала она, заходя в приземистое здание конюшни.

Тёплые запахи сена и животных окружили её, спасая от холода. Ещё несколько человек суетились в загонах, снаряжая своих лошадей. Лета подошла к Хагне, любовно провела по мускулистой шее кобылы и открыла седельные сумки, чтобы заново всё проверить. Одеяла, хлебцы в дорогу. Пара кинжалов. Логнаровы зелья. Доспехи. Две бутылки вина.

«Надо бы три. Вернусь на виллу, пока не забыла», – отрешённо размышляла она.

Ей не нужно было оборачиваться, чтобы распознать в вихре светлых волос, промелькнувших рядом, северянку. Их кобыл держали рядом друг с другом. Бора загрузила сумки, а когда Лета закончила и собиралась уйти, она вдруг брякнула:

– Смотрю, ты освоилась.

Лета промолчала, поправляя на Хагне ремни подпруги.

– Стояла там, такая важная. Командовала, – будь её слова ядом, керничка бы уже давно отравилась. – Жаль, что у Хальдора не нашлось более подходящей кандидатуры.

Лета замерла, слыша, как северянка продолжает копошиться со своей поклажей.

– Ты пришла сюда поссориться или что? – спросила она, не оборачиваясь.

– Поговорить, – неожиданно заявила Бора, сохраняя прохладцу в голосе.

– Выходит не очень, знаешь ли, – огрызнулась Лета.

– Я беременна, – ошарашила она сходу.

Теперь у кернички не нашлось не то что желания – сил, чтобы обернуться, вдруг не хватило.

– А ты уверена? – осторожно спросила она.

– Маг подтвердил.

Так они застыли, обе, удерживая эту смехотворно неловкую паузу.

Хагна беззаботно фыркнула, нарушив её.

– Он знает, как... Ну, в общем, сделать так, чтобы этого не было, – проговорила Бора, заикаясь, как никогда прежде. – И без... последствий.

– В чём проблема тогда? – отозвалась Лета, скрывая ошеломление. – Ты выйдешь из строя буквально на пару дней.

– Я хочу этого ребёнка, – снова огорошила северянка. – Но в то же время я не знаю, захочет ли... он.

– Ты поэтому собачишься с ним всё время?

– Какое удачное слово.

Желчность в её голосе заставила Лету наконец повернуться. Бора прислонилась к лошадиному боку плечом, воззрившись на неё в ответ.

– Он всё ещё любит ту чародейку, – сказала она и опустила взгляд вниз.

«Ах, вот оно что...»

Пока Марк там надумывал себе не весть что, у этой в голове происходил тот же фееричный спектакль домыслов.

– Это вряд ли.

Не ожидавшая такого сухого смешка Бора подняла голову.

– Иногда от человека остаётся лишь тень, которую тебе суждено любить до самой смерти, – чёрт, она проговорила эти слова с той же интонацией, с которой услышала. – И неважно, что хозяин этой тени больше не тот, кем был раньше.

Северянка, к её чести, догадалась, что Лета не сама это сочинила и поинтересовалась:

– Кто это сказал?

– Мой отец. Драгон.

Она кивнула, поджав губы. Взгляд на мгновение затерялся в полумраке конюшни, но затем вернулся к лицу Леты.

– Только не говори ему.

– Я не могу пообещать.

Бора усмехнулась, почти с болью растягивая губы.

– Ты иногда такая сука, командир. И никто этого не замечает, – она так тяжело выдохнула, прямо как... Лиам. Так, словно проторчала на этом свете ни одно поколение и сокрушалась о былом. – Я не понимаю, что заставило тебя изменить своё решение. Ты хотела сбежать. Всё это время. Но после озера... Ты стала другой. Не помню, чтобы тебя так сильно волновал Недх, как сейчас.

– Я видела что-то.

Откровение за откровение. Справедливая цена.

– Что?

– Сама не знаю, – повела плечом Лета. – Одно мгновение длиной в десятки лет... Десятки лет резни, что ждёт Юг, когда Империя ничего не оставит от северян.

Лицо Боры изменилось.

– Ты видишь... всякое? Как Марк?

– Он видит образы и предостережения, – исправила Лета. – А я смотрела на исход. И, клянусь всеми богами, я бы хотела стереть это из памяти. Так было бы проще. Так бы я... Не стала другой.

Что-то пронеслось в глазах северянки, но она не успела разглядеть. Бора повернулась боком, подставляя её взгляду точёный профиль и аккуратное ухо с рядком неровных проколов в раковине, в которых блестели маленькие колечки.

– От одной тебя ничего не изменится, – сказала она. – Но вот если рыжий уродец нас бросит – мы покойники. Так что твои видения пришлись кстати.

Она легонько шлёпнула лошадь по крупу и шагнула к выходу из загона.

– Сделай всё, чтобы этот ублюдок пошёл за тобой. И то, что ты там увидела, никогда не случится, – промолвила она напоследок, не удостаивая её взглядом.

Хотелось зарядить ей между лопаток кинжалом, и Лета зажмурилась, выгоняя из себя злобу.

Она носит под сердцем ребёнка. Ребёнка Марка.

«Боги всемилостивые, разве тебя не учили, что нужно делать, чтобы этого избежать?» – мысленно спросила она, желая немедленно пойти к кернику и швырнуть этот вопрос в его краснеющее от стыда лицо.

И хоть Лета не пообещала северянке сохранить её тайну, она остудила этот порыв. Пока не время. Как представится случай, так и скажет.

Пальцы бездумно зарылись в лошадиную гриву, и Хагна ответила, повернув голову и уткнувшись мордой девушке в щёку.

Бора ведь не просто так призналась. Она хотела, чтобы знал кто-то ещё, кроме чародея, которому было на неё плевать, по сути. Кто-то должен был разделить с ней этот секрет перед тем, как они отправятся под мечи и клыки имперцев.

Всё стало... таким сложным в последнее время. Раньше ведь было достаточно колесить по дорогам Великой Земли, ни о чём не думая, ехать и ехать вперёд, на поиски новых мест и людей. Новых приключений на задницу, куда же ей, Стражу, без них. А если остановиться – лишь на ночёвку в Кривом Роге.

Ураган воспоминаний взвился в голове, и Лета скользнула ладонью под рукав, нащупывая следы ожогов на торке. Она знала, что поступает верно, отказавшись совсем от мести, хотя могла бы давно послать всё к чёрту и уехать к Фанету, чтобы вместе с ним пройти до Велиграда. Иногда ей было действительно жаль, что, скорее всего, верховный служитель давно издох, но не от её рук.

Как бы она, прежняя, простила бы себе такое?

Она обещала, что отомстит за Кривой Рог и Родерика. Но на Севере она принесла клятву служить ярлу Хальдору. И грош цена её словам, если она отступится.

Всё было так бессмысленно, и это ужасало. Идти на верную гибель и вести за собой людей, признавших её своим командиром. По-прежнему быть не до конца быть уверенной, что увиденное на озере ей не померещилось.

А ведь могло.

Она бы и не поверила в магический щит, если бы не было свидетелей.

Лета заправила рукав куртки в перчатку и взобралась на Хагну, решив проехаться чуток за стенами виллы, чтобы освежить голову, в которую набились скорбные думы как сельдь в бочку. И воняло от них так же.

Сыростью и морем, но тем, что омывало земли. Морем чёртовых сожалений.

Есть ли вообще что-то на той стороне, на которой они скоро все окажутся? Что же всё-таки там? Охотничьи угодья Кернуна? Навья?

Валгалла.

Блазгнар.

И другие миры, в которые верили народы Великой Земли и Иггтара.

Или там действительно тьма и пустота, как говорил Конр?

«Скоро выяснишь, не переживай», – горечь оттянула краешек рта.

Она выбралась из конюшен, на мгновение встречаясь взглядом со золотоволосой женщиной, стоящей у дальней стены. Она смотрелась как-то... необычно среди всех этих сборов, со снующими туда-сюда Сынами и деловито перебегающими двор гномами. Место этой женщины было наверняка на вилле, судя по её одежде, но даже для остатков северной знати она была слишком хороша, облачённая в белое. Плащ с лисьим мехом напоминал крылья, окутавшие миниатюрную фигуру. Она чуть повернулась, и светлая ткань съехала в сторону, открывая взору кольчужный нагрудник. А её глаза...

Лета рассеянно моргнула, сбрасывая наваждение. Что ей только не чудилось за всю жизнь, но эта женщина была такой реальной – реальнее всех призраков короля Оллестаира, посылавшего ей видения. Но ни у кого не могло быть глаз, светящихся серебром. Даже у илиаров они никогда не горели так ярко.

Перед тем, как выехать за ворота, Лета обернулась. Да, ей показалось. Женщины действительно не было ни на том месте, ни где либо ещё.

***

Сон не шёл. Более того, бесконечные, размеренные покачивания дрейфующего по волнам корабля не убаюкивали чародейку, а раздражали измождённый разум. Она ворочалась с боку на бок в попытках выгнать из головы гнетущий шёпот мыслей, оставить этот поток бесчисленных «если...».

Если они не справятся...

Если Катэль...

«Замолчи!» – яростно воскликнула она в ответ, но наружу вырвался лишь выдох.

Иветта открыла горящие усталостью глаза, натягивая простыню до подбородка, всматриваясь во тьму. Слыша мерное сопение Кассандры рядом. И понимая, что больше не сомкнёт глаз.

Свесив ноги с койки, Иветта торопливо накинула плащ и двинулась к выходу из каюты. Несколько недремлющих взглядов проводили её, задерживаясь, пока она поднималась на палубу. В полумраке обезображенные лица эльфов леденили душу ещё сильнее, и поначалу было трудно привыкнуть, что вот так, встав прогуляться в бессонную ночь, обязательно повстречаешься с ними, несущими дозор сутками напролёт. Не ели, не спали. Не двигались. Берегли силы для грядущего. Иарлэйта, запершегося в своей каюте, она и вовсе не видела с того самого момента, как судно Неблагого двора покинуло Тор Ассиндрэль.

Чёрного неба снаружи касались всполохи беззвучных молний, обещая скорый дождь. Но море было на удивление спокойным, вылизывало корму неспешными наплывами и тихо пенилось под скрип старых мачт, не ведая о том, что внутри чародейки бушевал шторм. Иветта поднялась на капитанский мостик, задумавшись, почему на палубе не было ни одного дозорного. А потом её мысли коснулись воспоминаний о её первом плавании – когда они, угнав из Белого Копья корабль, отправились на Иггтар.

Улыбка тронула губы чародейки. Она прислонилась к перилам лестницы, размышляя, что тогда совершенно не представляла, что будет дальше. И вроде бы та же сила вела её вперёд, поднимала, когда она оступалась, протягивала руку во тьме. Но теперь она выросла вместе с ней. Расширилась до таких размеров, что с трудом умещалась в трясущихся от волнения и страха руках. Исчезла и потребность разделить свои переживания с кем-то.

Раньше ей было важно, чтобы её услышали, приняли её вместе с болью и бедами, в которых он увязла. Марк идеально справлялся с этим, но...

Но.

Ей вдруг стало совестно, что она почти перестала вспоминать его. Конечно, она скучала по нему, однако не так. То была не тоска влюблённой чародейки, а нечто иное... Холодное и размеренное, как море этой ночью, в чьих глубинах покоились фрагменты памяти, скользкие, постепенно зараставшие илом.

Любила ли она этого керника по-настоящему?

Разумеется. Она любила Оплот. Своих друзей. Она была готова отдать за них жизнь и косвенно сейчас шла именно к этому. Помешать Безумцу и сберечь близких – благороднейший мотив, но ею больше двигал гнев, запертый за маской сдержанности, пробудившийся в день освобождения Тиссофа. Гнев от несправедливости и необъятного сочувствия всем, кто страдал от Катэля, Лека Августа и прочих ублюдков, решивших, что они вправе управлять чужими судьбами.

Это и была любовь.

Но любила ли она так, как любит женщина? До долгой жизни, проведённой вместе, до седых голов и внуков...

До седых голов...

Но ведь у неё впереди столетия. И так много и мало можно было за них успеть, достраивая то, что порушили нескончаемые войны глупых правителей, возводя заново столпы, на которых должен был существовать мир – чистый и прекрасный, невозможный. Мир, о котором она грезила.

Выдохнув, Иветта закрыла вспыхнувшее лицо ледяными ладонями. Разве это она? Та Иветта, что и помыслить не могла, что когда-то выберется из застенок Васильковой Обители, отправившись в столь долгое путешествие? Та Иветта, что дрожала от малейшего шороха в темноте своей спальни. Та Иветта, что и пискнуть не смела на людях, покорно принимая тычки наставницы и наказания Братьев Зари.

Та Иветта, что никогда бы не осмелилась в одиночку бросить вызов Катэлю Арролу.

«Больше нет».

Она отняла руки от лица, тихо хмыкнув.

«Ты чародейка».

Даже как-то не по себе было осознавать, что целибат, который годами насаждался ей в Оплоте, теперь казался ей неотъемлемой частью жизни. Чародеи не заводили семьи не от того, что боялись поддаться человеческим порокам.

Они любили. Просто их любимыми были не люди.

Иветта надеялась, что Марк никогда не воспользуется камнем, что она подарила ему на прощание.

На палубе что-то зашелестело, привлекая её внимание. Едва различимо, но она услышала и всмотрелась в темноту, отыскивая источник звука. Облака были такими густыми, что не пропускали света звёзд и луны, и складывалось ощущение, что царившую вокруг уплотнённую тьму можно было потрогать пальцами. Стоило ей захотеть, эламансия тут же вмешалась, одаряя её зрением ночного хищника. Окружающие предметы вдруг приобрели свои краски, такие же, как и при дневном свете. Вот только небо над головой оставалось чёрным. Как и одежда Рихарда, торопливо нагружавшего шлюпку, привязанную к борту.

– Зная тебя, никогда бы не подумала, что ты сбежишь, – проговорила она негромко, но он уловил.

Повернул голову. На мгновение ей показалось, что он усмехнётся, бросит в ответ какую-нибудь безобидную колкость, но вместо этого чародейки коснулся тяжёлый взгляд без всякого намёка на то, что он был рад этой встрече. Скорее наоборот, судя по тому, как он процедил:

– Ты меня не знаешь.

Сдвинув брови в недоумении, Иветта спустилась с мостика и приблизилась к нему, действительно уверенная в том, что ей почудился этот тон. Равнодушный, свойственный ему, но которым он никогда не говорил с ней.

Рихард отступил от борта, продолжая глядеть ей в глаза.

– Ты хочешь бросить нас? – спросила она прямо.

– Нет. Вовсе нет, – качнул головой он, как-то резко и нерешительно. – Ты не думала, что Катэль может быть прав?

Иветте, наверное, послышалось. Может, она так и уснула в каюте, истощённая вконец раздумьями?

– Что? – ляпнула она настороженно.

– Наше братство никогда не восстановится, – заявил Рихард. – Если только мы все не отъедем в мир иной, дав земле исцелиться. Маарну вернутся. А следом и их Стражи.

Осознав, к чему всё шло, Иветта попятилась.

– Стой на месте и не делай глупостей, – предупреждающе зарычал Рихард.

Она не узнавала его. Человека, порой доводящего её до экстатической дрожи. Того, чей мёд, сцелованный ею с его кожи, казался самой пряной сладостью на свете. Безбрачие для чародейки было необходимым уделом, но кто сказал, что рядом с ней никого не может быть, греющего в стылые ночи и следовавшего за ней по пятам?

Рихард... Был тем самым человеком. Спутником. Ни обязательств, ни обещаний, что стало в какой-то момент для неё единственно верным проявлением привязанности к мужчине.

Но она... ошиблась?

– Кернун великий, да у тебя на лице всё написано, – протянул он, швыряя ножны с мечом в шлюпку, оставляя при себе кинжалы. – Что тебя так поражает? Ты думала, раз мы вместе, то я буду верен тебе до конца своих дней? Тебе и твоим стремлениям? Ни после того, что случилось на Лысой горе, чародейка.

Она промолчала, всё ещё думая, что просто спит. Сейчас проснётся. Корабль чуть накренится и вновь пробудит её этими осточертевшими за неделю плавания толчками.

Сон это или нет, но Рихард продолжал, слегка надменно:

– Знаешь, это только у Конора получилось потерять голову от девки... Но тут уж прости, Айнелет ему, неотёсанному северному мужлану, за каким-то хреном послана богами – а какими из них, выбирай сама. Она нужна ему и сделала его тем, кем он и должен был в итоге стать. А ты решила, что раз он меняется, то и меня это ждёт? Только потому, что мы оба наёмники, отбросы?

– Я не...

– Ты ещё дитя, – оборвал он с грустным смешком. – Я горд наблюдать за тем, как ты растёшь, но ты слишком юная. Особенно для того, что собралась делать.

– И что? – сипло выдала она, совладав с собой. – Ты помешаешь мне?

Он не ответил, стоял и смотрел на неё, не моргая. В грудной клетке толкнулось нехорошее предчувствие, ускорив сердцебиение. Всё бы случилось само собой, без заклинаний, но Рихард опередил её. Пальцы переплелись в магический знак, заставляя её онеметь.

Трюк, которому, она его сама научила.

Потребуется несколько секунд, чтобы призвать свет и...

Пара керничьих шагов, быстрых, неуловимых, вмиг пересёкших расстояние между ними. Деревянное весло врезалось в затылок, вышибая искры из глаз и сознание.

– Прости, – напоследок услышала Иветта. – Мог бы и нежнее, но ты не обычная чародейка, а сраное всесильное нечто. Остроухому это пригодится.