Город пробужденный

17

Боги, видимо, милостиво приняли жертву, ибо туман к вечеру начал заметно редеть, волна успокаивалась, и управлять галерой стало легче. А когда наступила ночь, сквозь редеющую пелену показалась луна.

— Доброе предзнаменование! — заключил Тридон, выйдя на палубу.

Кадмос вел корабль, старый Телеф надзирал за работающими гребцами.

— Боги милостивы к нам. Ну, теперь правь прямо на Карфаген. Сумеешь?

Кадмос со смехом указал на луну.

— Ведь наша Танит, Покровительница Города, она же и госпожа луны. Когда эта лампада горит, попасть нетрудно.

— Хорошо. Твоя Танит, или, как ее еще зовут, Астарта, покровительствует и любви, так? Я должен принести ей прекрасный дар, ибо она и мне дала девку! Стоило ей разок показать кнут, и я давно не видел такой ревностной! Ну, я возвращаюсь под палубу! Такая горячая девка не может быть одна!

Прямо под мостиком, на корме, было помещение, где заперли Флакка и его штаб. В этот миг оттуда донесся отчаянный крик, затем — чей-то возбужденный, гневный голос и громкий смех.

Тридон наклонился, прислушался и наконец тоже рассмеялся.

— Это Оманос. Уже в третий раз заходит к этим римлянам и в подробностях рассказывает, как их соотечественницы проводят ночь. Он мстит!

— Есть за что, — пробормотал Кадмос.

— Верно. Но надо его немного унять.

Оргия становилась все более дикой, раздавались плач и крики женщин, а галера тем временем осторожно, слегка кружа, приближалась к Карфагену. Пленники были здоровы и, как со смехом заметил Сифакс, представляли собой полноценный товар. С женщинами дело обстояло хуже, но Тридон уверял, что они скоро придут в себя.

Мыс Мелькарта они миновали на рассвете, разглядев его лишь как синеватое пятно на юге. Когда они вошли в залив, ветра не было, и пришлось идти на одних веслах. Лишь после полудня они увидели вырастающий прямо перед ними город. Сперва лишь синеватая тень, затем — уже различимый мыс Камарт, холм Бирсы и, наконец, белизна сгрудившихся домов. Серую угрюмость могучих стен они разглядели, лишь подойдя совсем близко.

Тридон начал явно беспокоиться и наконец крикнул вглубь галеры:

— Все весла — стоп!

Кадмос удивленно обернулся. С той минуты, как на горизонте замаячил Карфаген, он стоял на носу и не отрывал глаз от проступавших все отчетливее очертаний города. Ему уже казалось, что он различает тесно стоящие дома квартала Мапале, где жила Кериза. Она ведь говорила когда-то, что с верхнего этажа видно даже море. Ах, как тащится эта галера! А теперь еще Тридон велит останавливаться. Зачем? Ведь еще светло, вход в порт свободен. А там, на берегу, может, Кериза уже ждет.

Внезапно он осознал, что находится на чужом корабле, что Кериза не может его узнать и ждать, а слова Тридона вернули его к действительности. Старый пират тихо смеялся.

— Ближе мы не подойдем. У меня, хе-хе, бывали разные встречи с карфагенскими галерами, и я полагаю, что здоровее будет не лезть в лапы какому-нибудь Клейтомаху, Седьяфону, Абдмелькарту или прочим богачам. Карфагенские биремы старые и неповоротливые, в море я над ними издеваюсь, но в порт лучше не соваться.

— Как это? Как это, вождь? Мы не пристаем к берегу? Но ведь это… ведь я…

— Вот именно ты. Ты мне и понадобишься. Ибо ты можешь туда плыть. Так что бери нашу лодку, двух своих друзей на весла и плыви. Ты должен добраться до самих суффетов и сказать им так: «У нас римские пленники. Сам командующий флотом, Фульвий Флакк. Мы уступим его Карфагену, но за хорошую цену». Никакого торга, пятьдесят талантов за мужчин без оружия. А оружия, доброго римского оружия, у нас на сотню человек. За это заплатят отдельно. Потом пойдешь к Бомилькару и скажешь ему про наших девок. Немного уставшие, хе-хе, но товар отборный! Если не даст нам по три таланта за штуку, повезем их в Египет. Там их оценят! Иди и справься с умом.

Кадмос дрожал от нетерпения, но рассудок взял верх, и он не выдал себя. Он указал рукой на солнце, почти уже коснувшееся далеких гор Хутны.

— Я не успею, вождь. Как только солнце садится, порт закрывают, и никто не может выйти в море.

— Тогда вернешься утром. Что ты будешь делать остаток ночи, меня не касается. Лишь бы выполнил мое поручение. Утром найдешь нас где-то здесь.

Оманос протяжно рассмеялся.

— Хорошо складывается! Сегодня моя очередь с той, высокой и стройной! Еще попользуемся этой ночкой!

Тридон грозно взглянул на него.

— Ты, Оманос, запомни и другим скажи: эти девки должны жить и кожа на них должна быть целой! За испорченных никто ничего не даст! Месть местью, а золото золотом! Ну, Кадмос, плыви!

Подгонять его не было нужды.

Трое друзей оставили оружие и поспешно, в радостном возбуждении, прыгнули в лодку. Они гребли так, словно весла ничего не весили, и десять стадиев, отделявших их от входа в порт, преодолели быстро, вода так и пенилась за легким челном. Они замедлили ход лишь у входа в порт. Что-то в его облике встревожило Кадмоса. Вокруг царила пустота. На берегу не было ни души, что-то здесь изменилось. И вдруг он понял и крикнул друзьям:

— Машин нет! Тех, что стояли у входа!

Оглянулся Идибаал, гневно выругался Зарксас. И впрямь, два огромных гелеполя, тяжелые камнеметные машины, установленные у входа в порт, чтобы сокрушать смельчаков, которые посмели бы ворваться сюда силой, — исчезли. Через мгновение они уже отчетливо видели стены с внутренней стороны и повсюду замечали то же самое: места, где стояли машины, а их прежде было много, зияли пустотой. Не было ни машин, ни их обслуги, не было в порту ни таможенников, ни стражи, ни рабдухов — никого.

— Что случилось? Боги, что это? Город вымер, что ли?

— Но машины! Стража!

— Скорее к берегу! Узнаем!

— Правь на наше обычное место!

— Но и в порту пусто! Одна галера, и та повреждена!

— Мелькарт разгневался на город, или что?

— А машины унесли кабиры? Не говори глупостей! Скорее к берегу!

***

Луна, в эту ночь еще более яркая, чем в предыдущую, позволяла видеть далеко, и темное пятно медленно плывущей лодки было замечено сразу. Тридон, которого вызвали на палубу, одним пинком сбросил на пол римскую пленницу, чьими прелестями он скрашивал вечерние часы, и, накинув плащ, нехотя вышел.

— Что-то плывет, вождь! — крикнул Оманос, дежуривший на корме. — И явно к нам!

— Первое же дерьмо, что показалось! Что ж, само лезет в лапы, так возьмем. Гребцы, на весла! Готовь людей, Оманос!

Но приготовления были излишни, ибо с приближавшейся медленно, словно нехотя, лодки через мгновение их окликнул знакомый голос:

— Эй, на биреме! Это Кадмос! Эй, на биреме!

— Подплывай! — рявкнул Тридон. — Уже возвращаешься? Как ты вышел из порта ночью?

Кадмос рассказал все в каюте вождя, откуда, даже не спросив позволения, с явной яростью и ненавистью вышвырнул римскую пленницу. Важнейшие из пиратов собрались и с любопытством слушали.

Великие перемены, невероятные перемены произошли за то время, что их не было! Карфаген? Это уже лишь труп города. Боги отвернули от него свою милость. Войти в порт? Их галера тоже может, смело! Никто не натягивает цепь, нет ни стражи, ни машин, нет в Котоне военных галер! Даже тех десяти старых бирем! О, Танит, почему ты покинула твой верный город? О, Танит, что будет? Что теперь будет?

— Не ной, а говори! Ничего не понимаю! — прервал его Тридон.

Теперь заговорил Идибаал, а Кадмос, немного остыв, добавлял новые пояснения.

Тридон, которого мало занимало происходящее на суше, наконец начал вникать в суть дела. По словам рыбаков, ситуация выглядела так: Масинисса напал на город, Карфаген пытался защищаться, но его войска были разбиты. Тогда кто-то подстрекнул народ приговорить вождей к смерти. Гасдрубал бежал из города, соединился с остатками своей армии и воюет на свой страх и риск. Нумидийцы атакуют слабо, потому что Масинисса заболел после первой победы, а его сыновья грызутся между собой, думая о престолонаследии. Казалось, что Карфаген вздохнет с облегчением. Гасдрубал двинулся вперед, отбил несколько городов, хотел даже ударить на саму столицу Нумидии, Цирту. Он слал послов к суффетам и в Совет, объясняя, что момент уникален, что в Нумидии смута, войска в беспорядке, что Нумидия — это Масинисса. Близкий конец этого человека — это конец ее могущества. Сейчас можно вернуть утраченные земли, укрепиться, обеспечить себе покой хотя бы со стороны суши. Лишь бы ему дали достаточно денег на войско, на подкуп враждебных нумидийцам племен, лишь бы прислали сколько можно людей.

В городе уже начали склоняться к его настояниям, пронумидийская партия притихла, народ радовался. Но в Риме знали, что происходит, и внезапно прибыло грозное посольство. Оно напомнило, что Карфагену не дозволено вести войн без разрешения Рима, что сама оборона от нашествия Масиниссы — это уже нарушение договора. За это вожди должны быть казнены, а город должен понести наказание: заплатить тысячу талантов золотом, выдать все военные машины, все оружие.

— И консульская армия с обоими консулами внезапно высадилась под Утикой! — вставил Зарксас.

— Так и есть! Римляне уже на нашей земле! О, Танит!

— Хуже! Утика, этот город псов и гиен, завистливый, вечно враждебный, подлейший из подлых, сдалась! Да, Утика приняла римский гарнизон, покорилась, она уже римская колония! Горе ей!

— Горе им, псам-предателям!

— Чего ты орешь? Вышвырнешь римский гарнизон? Нападешь на консульскую армию?

— Что думают делать в городе? — серьезно спросил Тридон.

— Кто? — вскинулся Кадмос. — Каждый думает по-своему, и каждый считает, что прав лишь он один! Суффет Абибаал, сторонник этого старого шакала, болтает, что как раз теперь Масинисса возьмет нас под свою опеку, потому что, говорит, очень зол на римский сенат за то, что тот послал войско и вмешивается в африканские дела. Подкупленные Римом кричат, что это наша, Карфагена, вина, что Рим имел право так поступить! Одни говорят, что теперь будет мир, а другие — что надо последовать примеру Утики и сдаться! Пусть нас римляне защищают от Нумидии, раз мы сами не умеем, а мы будем в спокойствии богатеть!

— А народ? — глухо спросил Оманос. — Ведь были в Карфагене люди, которые не хотели идти ни с Масиниссой, ни с Римом. Что они говорят?

— Ничего, — понуро ответил Кадмос. — А что им говорить?

— Какое мне дело до ваших карфагенских дел! — гневно прервал его Тридон. — Ты мне скажи, что с нашими пленниками? Их купят?

— А кто? Первым же требованием Рима было немедленно освободить и с почестями доставить в Утику всех невольников латинской крови. Как теперь даже упоминать о пленных римлянах из знатных родов? Или оружие. Да они же выдали все, что ковали или скупали сорок лет. Говорят, доспехов и оружия было на двести тысяч человек. На двести тысяч! Боги, да если бы это раздали, возникла бы армия, какой мир не видывал!

— Грош цена этим доспехам! — вставил Идибаал. — Воровство! Седьяфон ковал, а его тесть, суффет Гасдрубал, покупал! При этом все наживались: и Сихарб, и Гимилькар, и Клейтомах.

— Так ты говоришь, что никто здесь не купит нашу добычу?

— Даже слушать боялись. Суффет Гасдрубал кричал, что твою галеру надо захватить, а этих, как он сказал, «достопочтенных пленников и дам» — освободить. Только чем захватывать, когда военные галеры отданы Риму, а торговые все разбежались? Порт пуст.

Тридон заметил, что Кадмос сказал «твоя галера», а не «наша», как всегда говорил в последнее время, но ничего не сказал. Нахмурившись, он смотрел на белеющий в лунном свете город. Через мгновение он пробормотал:

— Да пожрет Аид этих трусов! Не хотят? И не надо! Но пусть знают, что у меня, Тридона, и у всех моих товарищей есть счеты с Карфагеном! Пленников отвезем в Египет, там их купят. Потеряем на этом, но Карфаген вернет нам сторицей. Эй, Аминтос, к рулю! Оманос, буди гребцов! Плывем в Египет!

— Может, все же подождать до рассвета? — осмелился возразить Оманос. — Гребцы очень устали, а здесь нам ничего не грозит. Утром поднимается ветер с суши, поплывем быстро.

— Я сказал: будить гребцов! — так рявкнул Тридон, что, верно, на всей галере все проснулись. — А ты, Оманос, еще одно слово — и полетишь за борт!

Но не успел пират исполнить приказ, как Аминтос от руля лихорадочно закричал:

— Эй, вождь, челн! От порта идет, и мчится быстро!

— К нам?

— Да, прямо к нам!

— Сколько людей в челне?

— Трудно различить! Несколько!

— Позволим им приблизиться! Но быть начеку и следить! Причалить должны с этой стороны, в свете луны.

Прибывшие были в плащах с капюшонами и, перелезая через борт, прятали лица в тени, так что Кадмос никого не узнал. Но он сам стоял на свету, и один из пришельцев тут же шагнул к нему.

— Я узнаю тебя, — сказал он. — Ты был вечером у суффетов и в Совете. Веди нас к предводителю пиратов. Срочное, очень срочное дело!

— Вождь здесь. Вот он.

Когда пришельцы повернулись к Тридону и свет упал на их лица, Кадмос узнал их. Это были геронт Сихарб и Баалханно, командир клинабаров. Третьего он не знал, но уложенная по моде борода выдавала в нем одного из богачей.

Кадмос хотел было назвать их имена, но Сихарб поспешно прервал его:

— Ты нас знаешь? Что ж, ладно. Но молчи. Достопочтенные гости с делом. С важным делом. И мы хотели бы обсудить его с самим вождем.

— Их трое, значит, и нас будет трое, — решил Тридон. — Аминтос, останься. Остальные — в каюты, на нос или куда хотите! Лишь бы подальше отсюда!

Сихарб говорил много, гладко, витиевато. Власти Карфагена, мол, были вынуждены отклонить предложение прославленного предводителя пиратов. Захватил римскую трирему? Ай, боги моря и войны были на его стороне. И пленил самого командующего флотом, Флакка. Что поделать, в нынешней ситуации Карфаген не может купить таких пленников. Но, может, прославленный «повелитель свободных морей» скажет, что он намерен делать с этими римлянами? Отвезти в Египет? Разумеется, это напрашивается само собой. Но это далеко. Где-то у берегов Эмпории или в Сиртах крейсирует римский флот, которым как раз и должен был командовать Флакк. Как легко нарваться на неожиданную встречу. Египтяне — воры и предатели. Что они заплатят за такой товар? Талант, два. А между тем они трое готовы купить пленников. Не официально. Нет. Ни суффет Гасдрубал, ни Советы ни о чем не знают. Они так, сами, на свой страх и риск. А риск велик. Они предлагают, ну, шесть талантов.

— Пятьдесят! — рыкнул Тридон. — Я назначил такую цену и предупредил, что торга не будет!

— Но это, верно, цена государственная. Частные торговцы не могут дать столько. Ну, в крайнем случае, восемь талантов, но вместе с захваченным оружием.

— Пятьдесят без оружия!

Они торговались еще долго и наконец ударили по рукам. Хотя Тридон и заявил, что это обман и грабеж и что он это себе еще возместит. Теперь он будет специально охотиться на пунийские галеры. А уж он-то знает их пути и обычаи, знает.

Условились еще, что на рассвете Тридон подойдет к мысу Камарт, где совершенно пустынно и со стороны города ничего не видно. Там уже будут ждать лодки — заберут пленников, доставят золото. Чтобы исключить предательство и обман, один из прибывших — это был тот третий, которого Кадмос не знал, — останется на галере пиратов, а один из их предводителей — Тридон без раздумий указал на Оманоса — поплывет в Карфаген.

Когда лодка Сихарба отчалила и быстро удалялась к порту, Тридон обратился к Кадмосу:

— Я думал, ты будешь просить, чтобы послали тебя заложником. Ты виделся со своей девушкой?

— Нет, — Кадмос почти удивился. — Не было ни времени, ни мыслей на то.

— О, так ты такой? — Тридон с одобрением цокнул языком. — Ну, тогда ты муж! Такие нам и нужны! Хочешь? Возьми себе на эту ночь мою римлянку. Ты заслужил!

Но Кадмос отказался и тут же принялся помогать готовить галеру к отплытию, заменяя отсутствующего Оманоса.

И на этот раз с отплытием вышла задержка. Аминтос от своего руля весело крикнул:

— Все, что плавает в этом Карфагене, тянется к нам! Эй, вождь, снова челн! На этот раз побольше!

— Вооружены люди в челне?

— Ничего не блестит! Нет, не вооружены!

— Давай их сюда!

Бомилькар держался свободно, словно всю жизнь вращался среди пиратов и был их лучшим другом. Он был в меру грубоват, самоуверен, даже покровительственно-высокомерен.

— Ты Тридон? — гоготал он. — Мы с тобой знакомы, хоть и не виделись никогда! И не думал я, что мы увидимся иначе, как ты — на кресте, а я — зрителем! Это ты умыкнул у меня галеру с рабынями из Колхиды, а? Клянусь Астартой, дающей мужам силу, попотели вы, должно быть! Хороши были девки, а? Тридон! Первый пират всех морей! А теперь, слышу, в беде. Ни пленников, ни добычи, ни этих нескольких римлянок ты здесь продать не можешь. Ну, видишь, как хорошо иметь повсюду знакомых, мало того — друзей. Потому что я, как только услышал, в чем дело, подумал: «Помогу». Десять девок не стоит везти куда-то в Египет. Ведь ты так решил? Хе-хе, я немного разбираюсь в людях, знаю! Везти не стоит, топить — хе-хе! — забава хорошая, но дорогая и короткая! Вот я и подумал: «Много я за этих девок не заплачу» — вы их, верно, так умотали, что они и за месяц в себя не придут. Знаю, знаю. Так что много я дать не могу, но талант…

— За одну? — перебил Тридон.

— О, я вижу, юмор не покидает славного вождя. Ну, но мы договоримся. Хе-хе, договоримся! Старый Бомилькар и не такие дела проворачивал. Смотри, вождь, я приплыл на большой лодке, заберу их сейчас же, и делу конец.

— Ты торгуешься, даже не видя их? Какой тебе в этом интерес?

Бомилькар тихо, неприятно рассмеялся.

— Интерес? Я их продам, разумеется. Дам им отдохнуть, дам благовония, омовения, наряды, а потом продам. Кому? О, покупатели могут быть разные. Такие, что любят Рим и потом с почестями их вернут, или такие, что не любят Рим и охотно заплатят за то, чтобы отомстить на них. Если, разумеется, они еще на что-то годятся. Потому что, без лести скажу, как посмотрю на тебя, вождь, так думаю, что и слониха бы в обморок упала. А, что? Боги, что за бедра, что за плечи!

— Плечи? Это да! Я могу легко поднять даже дюжего мужчину и швырнуть его за борт, как щенка. Если такой наглец предложит мне, к примеру, талант золота за десять отборных девок!

Бомилькар не испугался, лишь рассмеялся.

— Но не перекинешь того, кто даст тебе полтора таланта! Ну, вождь, кончаем дело. Вы собирались выходить из залива. Так что жаль времени. Да и я охотно пойду спать. Ну что, полтора таланта?

Когда они отчаливали от биремы, забирая бессильных, ко всему равнодушных пленниц, мало напоминавших недавних гордых элегантных дам, молчавший доселе Герешмун пробормотал, пользуясь тем, что купленные женщины не понимают по-пунийски:

— Ты, Бомилькар, всегда заключаешь выгодные сделки. Но этой сделки я не понимаю, хоть ты и допустил меня в долю.

— С условием, что ты не будешь вмешиваться и возражать, — поспешно оговорился Бомилькар.

— А разве я возражаю? Хотя на меня и приходится талант! Целый талант за этих полудохлых простибул! Уверен, мы потеряем на этом!

Бомилькар тихо рассмеялся.

— Бывают убытки лучше прибылей. Ты мне еще спасибо скажешь.

Он обратился к сидевшей ближе всех пленнице — это была Антония, безразличная, едва в сознании, грязная и растрепанная. Глаза ее были упрямо устремлены в доски под ногами, она ни разу не взглянула ни на спутниц, ни на новых господ. Бомилькар довольно бегло заговорил по-латыни:

— Прости, домина. Но туника твоя…

— Мне снять ее? — женщина вздрогнула, словно очнувшись, и послушно подняла руку к застежке.

Бомилькар со всем уважением остановил ее жестом.

— Домина, я лишь хотел заметить, что туника слегка разорвана на левой груди. Может, уложить складки вот так… О, теперь ничего не видно. Впрочем, у меня в доме найдутся одежды новые и целые, хоть и недостойные столь знатных дам.

В его голосе не было ни насмешки, ни двусмысленности. Звучало лишь уважение, вселяющее надежду. Первой Юлия Децимия подняла голову и в свете луны попыталась разглядеть странного покупателя. Бомилькар заискивающе улыбнулся, что, однако, не сильно украсило его одутловатое, жирное, циничное лицо.

— Ты так странно говоришь, пуниец… Кто ты? Что ты с нами сделаешь? Ты говоришь: «Мой дом!» Это… это лупанарий?

Бомилькар с почтением склонил голову.

— Оставь всякие опасения, достопочтенная. Кто я? Бомилькар, геронт Карфагена, а заодно и почитатель Рима.

Клавдия взглянула с любопытством. Имя это было ей знакомо. Не раз ее отец жаловался, что сторонники Рима обходятся слишком дорого, а влияние их в карфагенских Советах ничтожно. И как самого жадного и циничного он упоминал именно некоего Бомилькара, геронта. А теперь этот человек купил их у пиратов, везет куда-то и обращается с таким уважением.

Карфагенянин не понял этого испытующего взгляда и продолжал:

— Куда я вас везу? В мой дом. Там есть сады, слуги, все к вашим услугам. Там вы отдохнете, забудете об этом страшном приключении, которое ниспослали на вас боги, а как только будет можно, я отвезу вас в Утику, где уже римский гарнизон и римская власть.

— Почему не сейчас же? — с подозрением допытывалась Юлия Децимия. — Хочешь поторговаться и больше заработать?

— Достопочтенная, ты меня обижаешь! — торжественно возразил Бомилькар. — Хоть я и отдал за вас этим пиратам все свое состояние, я не потребую ничего. Ни асса. Лишь из уважения к Роме и из сострадания я выкупил вас у пиратов. Вас должны были продать в Египет, а там… ну, вы, я думаю, знаете, какова была бы ваша участь. Я же отвезу вас к римским властям. И прошу лишь об одном: чтобы вы запомнили, что свободу вам вернул, обращался со всем уважением и отдал за вас состояние Бомилькар.

Он вспомнил, что его компаньон немного понимает по-латыни, и тут же добавил:

— Бомилькар и его родич Герешмун. Благоволите запомнить: Бомилькар и Герешмун!

— Почему же ты не везешь нас прямо в эту Утику? Это ведь, говорят, очень близко.

Бомилькар серьезно кивнул.

— Так и есть, достопочтенная, близко. Но… но разве ты хотела бы показаться своим соотечественникам в таком состоянии? После хорошего отдыха, одетая, умащенная благовониями, причесанная — это другое дело. Правда? Впрочем… впрочем, есть и другие причины, политические. Клянусь лишь Танит, нашей девственной богиней-покровительницей, что я отвезу вас, как только смогу.

— Мне уже все равно, — простонала самая юная из всех, Теренция. — Слишком поздно ты выкупил нас из этих грязных лап. Слишком поздно, пуниец.

— Не выказывают они особой благодарности, — пробормотал Герешмун. — А я все никак не пойму, на что ты рассчитываешь? Зачем такое состояние тратить на этих римлянок, которым ты обещаешь свободу?

— Может, даже и сдержу слово. Ты умеешь хорошо считать прибыли, но ничего не смыслишь в политике. А нужно предвидеть. Что может быть в ближайшее время? Либо город сдастся Риму, как Утика, и тогда мы отвезем этих дам, как я и обещал. И кто будет у римлян в милости? Бомилькар и Герешмун! А с Римом можно будет делать хорошие дела! О, хорошие! Либо верх возьмут — тьфу! да пожрет их Зебуб! — эти безумцы, что хотят сопротивляться! И кто тогда окажется смельчаком, кто не выдал, несмотря на приказ, римских пленниц? Кто этим обретет вес? А если Молох потребует жертв, то разве этих девок нельзя будет с выгодой продать? Нужно обезопасить себя со всех сторон.

В то же самое время совершенно так же рассуждал Сихарб, убеждая своих сообщников, несколько напуганных огромной суммой, уплаченной за Флакка, его штаб и оружие, захваченное пиратами на триреме. Пленники? Их спрячут под каким-нибудь предлогом, а потом либо отпустят с почестями, либо выдадут тому, кто будет у власти. А оружие тоже продастся хорошо, лишь бы в нужный момент. Когда какого-то товара нет на рынке, он взлетает в цене. А оружия как раз в Карт Хадаште и нет. Значит, хороший купец прячет то, что имеет, и ждет. Суффет Гасдрубал не оценил великой возможности — его убыток. А прибыль тех, кто оценил и не побоялся рискнуть.