Кадмос был так поглощен стремительностью событий, что лишь в пути начал понемногу вспоминать все, что произошло. Еще несколько дней назад он был членом команды пиратской галеры, потом — ничтожнейшим из рыбаков, вынужденным выходить на лов в поврежденной лодке, а теперь вот он — посланник новой герусии к самому рошеш шалишиму.
Конечно, этим он был обязан Макассу. Но ведь народ поддержал его кандидатуру. Его запомнили, он понравился им своими смелыми речами. С ними ехал жрец Биготон, но, хоть он теперь и был геронтом, он объявил, что главным послом является Кадмос. Ибо его избрал народ, а уж остальных назначила герусия.
Кадмос поудобнее устроился на коне. Этот способ передвижения был ему незнаком, с детства он привык лишь к лодке и морю. Хотя кляча была смирной, он все же чувствовал себя на спине этого зверя неуютно и даже смешно. «Хорошо, что Кериза этого не видит!» При воспоминании о Керизе, о ее руке, ее доверчивой улыбке и голосе все великие и важные дела отступали в тень.
Они ехали быстро, пользуясь лунной ночью. Вел их жрец Биготон, который вдруг признался, что знает, где стоит лагерем армия Гасдрубала, и знает все дороги. За ним ехали Кадмос, Идибаал, Магон и двое уроженцев Тунеса. Все были вооружены.
По совету жреца они обогнули Тунес широкой дугой, ибо не было вестей, какие настроения царят в этом городе и не замышляет ли он сдаться римлянам по примеру Утики.
По пути им встречались деревни, поселения, богатые имения карфагенских аристократов — все было покинуто. Если где и оставался какой-нибудь старик или равнодушный ко всему пастух, они могли сказать лишь одно: кто только мог, тот бежал. В Тунес, в Карт Хадашт, в Утику.
Они узнали, что под Неферисом стоит лагерем войско, которое с кем-то сражается, жжет и грабит. Именно от него и бежит, кто может.
— Кто? Кто стоит лагерем и с кем сражается? — допытывался Кадмос, но ответа не получил.
Жрец Биготон строил догадки, что это, верно, армия Гасдрубала отступила в эти края, но с кем она воюет? Римляне ведь не переходили реку Баград, они стоят в Утике, а нумидийцы прекратили войну.
— Посмотрим, — решил Кадмос. — Нам нужно как-то пробраться. Поедем осторожно, но ехать надо.
Под утро, в предрассветной прохладе, они переправились через незнакомую реку, и один из проводников указал на видневшиеся за ней довольно высокие горы, резко вырисовывавшиеся на фоне звездного неба.
— Это горы Хаманлаиф. Дурное место. Все разбойники, бежавшие из города, прячутся здесь. Но если вы хотите осторожно подъехать к Неферису, то только этим путем. Здесь нет ни дорог, ни людей.
Оказалось, однако, что он ошибался. Как раз занимался рассвет, что позволило сбросить с голов капюшоны плащей и с наслаждением подставить лица теплу восходящего солнца, как вдруг Кадмос натянул поводья.
— Стоять! Слушайте! Что это?
— Кто-то едет к нам! — крикнул один из тунесцев. — Эй, целая толпа!
Из-за поворота долины, по которой они ехали, внезапно вылетел всадник. Он почти лежал на спине коня, беспрестанно хлестал его и гнал во весь опор, насколько позволяло русло высохшего потока. Это был, видимо, солдат, ибо на нем был легкий панцирь, хотя шлем он потерял, а от меча остались лишь пустые ножны. Обезумевший от ужаса, окровавленный, он, не заметив группы всадников, промчался мимо, стеная и выкрикивая:
— О, Исида! Исида!
Кадмос не успел даже крикнуть, чтобы остановить беглеца, как до них донесся новый топот копыт. Снова показались двое, а затем за ними — множество всадников.
— Ливийская конница! Любимый отряд Карталона! — наконец узнал их жрец Биготон и решительно выехал на середину долины.
— Стоять! Именем герусии Карт Хадашта приказываю всем стоять! — крикнул он следующей группе.
Эти были в большем сознании, они остановились, сдержав коней. Среди беглецов оказался какой-то офицер-пуниец. Узнав жреца Танит, он закричал:
— Бегите и вы! Хавасса, предводитель нумидийской конницы, разбил нас внезапной атакой и преследует. Единственное спасение — бежать в Тунес. В лагерь Гасдрубала они не прорвутся. Лагерь в укрепленном месте, но доступ к нему теперь отрезан Гулуссой.
— Я геронт, — сурово произнес жрец. Однако тонкий голос евнуха лишал его слова весомости. — Именем герусии приказываю стоять! Возвращайтесь в бой! Вы должны провести нас к Гасдрубалу!
Офицер оглянулся. Все больше его людей вылетало из-за поворота и останавливалось, видя стоявших. Большинство было вооружено. Но все были перепуганы, подавлены, к бою непригодны. Уже неделю они были отрезаны от главного лагеря, преследуемы нумидийской конницей, гонимы. А этот евнух требует, чтобы они возвращались. Ведь погоня может быть совсем близко. И притом в больших силах. Глупец! Пусть следит за целомудрием своих жриц, а не вмешивается в военные дела! Геронт! Наверное, лжет! Откуда он вдруг стал геронтом! Да еще и евнух! Он хрипло рассмеялся. Страх перешел в наглость.
— Рассказывай это глупым девкам, что приходят в твой храм! А если хочешь ехать к Гасдрубалу, то сам ищи дорогу! Я… мы не дураки туда возвращаться! Прорывайся через войска нумидийцев, раз ты такой умный!
— Стоять! Приказываю!
— Пусти! Тебе здесь нечего приказывать!
Кадмос резко подлетел к офицеру. Он схватил за узду великолепного скакуна и так дернул, что жеребец заржал и заплясал на месте.
— Ты должен стоять, когда геронт тебе приказывает! И должен вести нас к рошеш шалишиму Гасдрубалу! Мы — посольство от всего города! Мы едем по важному делу.
— А ты еще что за птица? — Офицер остро смерил Кадмоса взглядом. Такой темный загар бывает только у моряков. Простой плащ, грубая туника, но великолепный меч (это был дар Астарима, который приметил Кадмоса и хотел заранее снискать его расположение). На коне сидит как-то странно, смело, но неумело. И эти глаза. Словно бьют, словно колют взглядом. Такие глаза были у пиратов, которых два года назад захватил его родич Клейтомах, после чего они устроили себе забаву, ох, совершенно частную забаву, распиная их в садах. Он тогда выиграл у Лаодики пари, кто из них сдохнет первым. О, очень интересный был заклад! Красивая девушка эта Лаодика, и не строит из себя жрицу.
— А ты еще что за птица? — повторил он. — Пират, что ли! Пусти узду, а то…
Кадмос вдруг хрипло рассмеялся.
— Пират? Может, и пират! Но теперь я здесь главный посол к Гасдрубалу! Строй людей и веди нас!
— Пусти! А то… а то голову снесу!
Он потянулся за мечом, но не успел его обнажить. Движение Кадмоса было быстрее и увереннее. Нарядный офицер крякнул, схватился за пронзенный живот и согнулся, но тут же, получив удар в затылок, свалился с коня. Ливийцы смотрели изумленно, но жрец Биготон не дал им времени опомниться.
— Слушайте меня! — крикнул он. На этот раз его тонкий голос не показался смешным. — Этот офицер хотел бежать! Он не выполнил приказ! Он понес заслуженную кару! Теперь вашим вождем будет этот! — он указал на Кадмоса. — Его вы должны слушать! Так вам приказывает герусия великого Карт Хадашта!
Кадмос не колебался ни мгновения. То ли работа в море, где быстрое решение определяет успех, а порой и жизнь, выработала в нем смелость, то ли практика на галере Тридона, то ли он был одним из тех избранников судьбы, что рождаются вождями и умеют в жизни распознать и ухватить нужный момент, — но, увидев несколько десятков человек, смотревших на него с неуверенностью, сомнением, даже враждебностью, он не смутился.
И тем же инстинктом ведомый, он почувствовал, что этим профессиональным солдафонам, этим варварам, нужно отдавать приказы твердые, знакомые им, уставные. А он ведь никогда в войске не служил, не знал ни команд, ни строя, ни поворотов. Не раздумывая, он крикнул:
— Есть среди вас десятник? Может, сотник?
Медленно выступил вперед огромный ливиец, еще молодой, глядевший немного исподлобья, опаленный ветрами пустыни даже сильнее, чем Кадмос.
— Я сотник! — довольно дерзко буркнул он.
— Как тебя звать?
— Бакх!
— Хорошо! Собери людей, наведи порядок и веди нас в лагерь рошеш шалишима!
— Мы наткнемся на нумидийцев! Их тут повсюду полно!
— С каких это пор ливийцы боятся нумидийцев? Делай, как я приказываю! Вперед!