H-Два-O. Сборник рассказов

Маятник

Вокруг стояла тишина. Но не гнетущая и давящая, когда ты сам уже и не рад случившемуся безмолвию. Нет, здесь было по-другому. Ушёл привычный городской шум и людской гомон, навалилось ощущение полного отсутствия звуков. Лишь после ты уже немного адаптируешься и начинаешь воспринимать другие звуки, до этого столь тихие и умиротворяющие, что твой мозг попросту их игнорировал.

А теперь вся палитра природы медленно вступала в свои права. Это и переливчатая трель далёкой пичужки, шелестящие обертоны ветра, что запутался в ветвях деревьев, и даже низкое гудение пролетавшего мимо шмеля.

И когда ты погрузишься во всё это великолепие, вдохнув полной грудью удивительно вкусный воздух, а рукой коснёшься прохладного одеяла травы, то именно в этот момент всё станет хорошо. Ты расслабишься и поймёшь, что попал в правильное место.

Именно так думал я, когда вышел на потрескавшийся бетон перрона, и кое-как разобрав название станции на ржавой вывеске, отправился дальше по утоптанной тропинке. Ориентируясь по еле заметным следам пребывания здесь человека, я пока не использовал навигатор. Хотя мне почему-то казалось, что даже если я его включу, толком он ничего не покажет. Настолько удалённая от крупных населённых пунктов была эта деревенька.

Тем не менее во время моего пути по небольшому лесу, а после через слегка заболоченные низины, на душе у меня становилось всё лучше и лучше.

Я, действительно, постепенно превращался из обычного городского жителя в настоящего бродягу, которому по нутру быть как можно дальше от цивилизации и постоянно находиться в движении.

Сейчас моей целью было поселение, что каким-то чудесным образом осталось только на старых картах времён развитого социализма. Теперь же эта крохотная точка, вмещавшая в себя почти дюжину дворов и почти полсотни жителей, будто оказалась вырезана из современной жизни.

Конечно, она не могла полностью находиться на самообеспечении, и раз в месяц сюда завозили всё необходимое. Но иногда во время осенней распутицы или слишком снежной зимы деревня оказывалась предоставленной сама себе на гораздо более длительный срок. Обитатели всё равно как-то выживали и, можно даже сказать, неплохо у них это получалось.

Всю эту полезную информацию я почерпнул из уст одного старого приятеля, который, как и я, был «чёрным копателем». Хотя это наименование мне не очень-то нравилось (звучало оно как-то отталкивающе), но большая часть людей называла моё увлечение именно так. Ассоциации, связанные с этим занятием, были не всегда положительны.

У всех почему-то сложилось мнение, что мы действуем исключительно из интересов наживы и обогащения, да и к тому же чуть ли не могилы грабим. Конечно, среди нашей братии существовали и такие представители, но были и те, кто хотел понять и приблизиться к людям того времени. Причём фронт моих изысканий был довольно обширен — от царской России до ближайшей современности.

Но именно в этот раз я остановился на довольно интересной истории, касающейся Великой Отечественной войны. Меня интересовало заплутавшее отделение одной из пехотных дивизий фашистских захватчиков.

Судя по моим данным, эти ребята оказались в этой местности совершенно случайно, так как никаких важных военных объектов здесь не находилось, да и основные боевые очаги проходили гораздо южнее. И сама деревня не играла абсолютно никакой стратегической роли.

Скорее всего, злую шутку сыграл человеческий фактор в виде банальной ошибки в ориентировании, что и привело немцев сюда. Вот только дальше начинаются сплошные странности. Судя по найденным мной данным, солдат кто-то уничтожил. Да, именно так. Не перестрелял и убил, а именно уничтожил, можно даже сказать, распылил. Доказательством тому является один из нагрудных знаков, что в подтверждение своих слов предъявил мне приятель, который и рассказал эту нетривиальную историю.

Что это за знак, понять после его «трансформации» было довольно сложно. Но судя по остаткам дубовых листьев по краям и вытянутую горизонтальную форму, это была награда за ближний бой. Общий формат повреждений же говорил о воздействии неизвестного вида оружия. Оплавленная, но одновременно будто распадающаяся на тончайшую паутину, награда так удивительно сильно фонила радиацией, что было уж совсем невероятно.

Конечно, я сперва не принял все эти россказни за чистую монету. Но дослушав до конца и сам наведя кое-какие справки, понял, что в этом месте, действительно, произошло нечто непонятное и из ряда вон выходящее.

Надеясь пролить свет на эту загадку, я и отправился в деревню с целью найти ещё какие-нибудь «зацепки» — вещественные остатки тех событий. Ну и, конечно, расспросить местных старожил. Вдруг да расскажут что-нибудь интересное.

Движимый терзающими меня вопросами, я тем не менее оставался холоден и трезв рассудком. Зная, что выдавать истинные свои намерения было бы глупо (можно нарваться и на обычное непонимание), я подготовил отличную «правдивую» историю для своего прихода в столь удалённое поселение.

Заключалась она в написании студенческой работы о жизни и быте современных крестьян. Отыгрывать учащегося вуза мне уже было не в первой, да и выглядел я ещё как раз на такой возраст. А умение сходиться с людьми всегда выручало меня, если в моей легенде были уж слишком большие расхождения с реальностью. Ну и, конечно, определённую роль играли «гостинцы», которые я всегда с собой предусмотрительно брал.

Вот скажите мне, какой мужик не разоткровенничается после бутылки хорошего коньяка, ну или, на худой конец, обычной водки, что запасливо была припрятана в моём загашнике? В любом случае я умел правильно найти подход к каждому. И именно это выручало меня чаще, чем копание в архивах и поиск старых документов с нужной мне информацией. Люди — они и есть люди. Иногда из первых уст ты можешь узнать то, что никогда не получил бы от «мёртвых» носителей данных.

А вот, собственно, и конечная точка моего путешествия. Деревня под названием Гречневка с общей численностью населения 48 человек и примерно таким же количеством различного скота и птицы.

Непритязательные домишки сгрудились в ложбине между двумя покатыми холмами, на вершине одного из которых я и стоял. Расчерченное редкими заборами пространство представляло собой единое поселение, и только присмотревшись, можно было увидеть чисто умозрительные границы между дворами.

Конечно, для живности существовали более прочные ограды, так как парочка коров и несколько свиней не признавали столь хлипкие стены. А уж что касается свободолюбивых коз, то их окружал довольно массивный плетень. Хотя, быть может, просто их хозяин был более рачительный и трудолюбивый.

На первый взгляд, это место несло отпечаток неспешной сельской жизни со своей пасторалью и определённой моралью. В таких небольших поселениях обычно создаётся свой уникальный микро-мир в социальном плане. Все живут очень близко, и знают друг о друге почти всё. Тем не менее сплетни, перемолвки и прочие «прелести» людского общения здесь присутствовали, и в немалом количестве. Так формируется своего рода равновесие, которое тем не менее должно изредка встряхиваться, чтобы вновь возвращаться в свой стабильный вид. Вот такая философская несуразица. Но что ещё взять от человеческого общества. Особенно в столь замкнутой системе.

Итак, ещё раз вздохнув, я принял самый дружелюбный вид и стал неспешно спускаться вниз. И, конечно, первым моё приближение почувствовали собаки. Встречая незнакомца оглушительным лаем, они давали понять, что не зря едят свой хлеб. Это возымело своё действие. Через пару минут какой-то мужик выглянул из окна, подозрительно осмотрев меня и исчезнув обратно.

Я понимал, что люди в таких деревнях никогда не ждали от приезжих ничего хорошего. И пока не докажешь, что ты нормальный человек, отношение к тебе будет довольно прохладное и настороженное. Хотя гостеприимство по неким вековым традициям ты получить можешь. Но чтобы приняли тебя по-настоящему радушно, нужно постараться.

Решив не тянуть с первым знакомством, я направился к ближайшему дому и, остановившись у чего-то напоминающего в прошлом калитку, вежливо окликнул хозяев.

— Чаво орёшь?! Не видишь, люди спят! — сразу же огорошила меня резким ответом старуха, что, выйдя на крыльцо и уперев руки в бока, уставилась прямо в мои глаза.

— Здравствуйте, уважаемая. Не хотел вас потревожить, так что извиняюсь. Сам я не местный, поэтому не подскажите, где у вас тут переночевать можно? — как можно спокойней и вежливей ответил я, стараясь выглядеть максимально миролюбиво.

С такими представителями сельского сословия мне уже приходилось встречаться, и спорить с ними или пререкаться — себе дороже. Здесь существовал единственный верный путь — покориться неумолимой мощи женской силы и признать себя заочно виноватым во всех грехах.

— Да и так видно, что не отседова. Откуда такой выискался? — проигнорировала она мой вопрос о жилье и в ответ задала свой.

Да уж, с такой «шапокляк» нужно ухо востро держать.

— Из райцентра я, студент, про ваши места дипломную работу пишу, — всё так же дружелюбно улыбаясь, ответил я.

— Вот тебя тут только сейчас не хватало, — буркнула злобная старуха, и решив, что с меня достаточно её внимания, хлопнув дверью, исчезла в доме.

Немного постояв, я подождал «продолжения банкета», но, видимо, на сегодня запас гостеприимства здесь был исчерпан. Ну что ж, первый блин комом, поэтому двинем дальше. Неплохо было бы повстречать какого-нибудь местного мужика — с мужской частью населения у меня почему-то общение шло легче. Наверное, потому что я знал, с какой именно стороны к ним подойти.

Пройдя ещё пару десятков метров, я обнаружил, что где-то совсем рядом обитает человек, который совсем недавно долго и упорно пил. Но сейчас сделал небольшой перерыв. И продукты его жизнедеятельности (проще говоря, дикий перегар) будто маяком выдавали его близкое присутствие.

Слегка поразмыслив, я доверился чутью, и вскоре оно, действительно, вывело меня на задний двор, через дыру в заборе к потемневшей от времени деревянной скамейке, где возлежало некое тело. Изредка оно издавало звуки и совершало конвульсивные движения, что определяло его как жизнеспособного субъекта. Цель найдена!

Передо мной лежал похмельного вида мужик, с редкой рыжеватой бородой и удивительно мутными, почти что рыбьими глазами. Сложением он был худощав, но с достаточно объёмным брюшком, что выдавалось даже сквозь расхристанную пятнистую рубаху. Ну и напоследок голову этого сумасбродного существа венчал венок из одуванчиков. Судя по стекающим каплям жёлтого сока, свежесобранный.

Прокашлявшись, я попытался обратить на себя внимание, но вскоре понял, что это бесполезно. Стоило действовать более примитивными способами. И тогда я принялся тормошить мужика. И вуаля, через пару минут его почти осмысленный взор сфокусировался на мне. А через какое-то время он даже смог говорить.

— Эй, эхкхг, ик, ты кто? — выдал его воспалённый мозг.

Решив сразу взять быка за рога, я вместо слов вытащил из рюкзака бутылку сорокоградусной и слегка потряс её, дождавшись пока мой собеседник осознает, что перед ним. Эффект был положительным.

— Другое дело. Кхм, тьфу, — прокашлявшись и проплевавшись, он продолжил. — Пойдём в дом, там ещё закусь есть.

Кое-как встав, мужик, пошатываясь, направился внутрь, и я последовал за ним. Как и ожидалось, обстановочка в доме была та ещё, и сразу стало понятно, что живёт он один. Неплохо. Так у меня будет больше шансов здесь поселиться. В плане быта я не очень притязателен и могу обходиться, чем придётся, так что особого дискомфорта всё это у меня не вызовет. Другое дело, что ещё нужно уговорить подселиться.

— Ну что, давай по одной, — проговорил мой будущий собутыльник, уже успевший откуда-то достать пару относительно чистых рюмок и тарелку с нехитрой закуской.

Решив не возражать (контакт-то налаживать нужно), я хлопнул вместе с ним пятьдесят грамм и, поперхнувшись с непривычки, быстро бросил в рот кусок солёного огурца.

Всё-таки пью я редко, да и совсем не водку. Но для поддержания статуса во время моих «экспедиций» приходится брать в кулак всю силу воли и демонстрировать «лояльность» в потреблении этого напитка. Правда, в долгие марафоны я не бросался, знал свою грань, именно поэтому предпочитал брать быка за рога между второй и третьей. А именно сейчас подошёл их черед.

Ещё раз сморщившись после выпитого, я подождал, пока всё успокоится и осторожно приступил к беседе. Спустя полчаса, основательно захмелев после очередной пары опрокинутых стопок, я уже знал почти всё о проживающих в этой деревне людях, да ещё и бонусом «прописался» к Степанычу. Именно так звали моего новоявленного друга, который продолжая витиевато ругаться, пояснял мне, городскому простаку, «за настоящую жизнь».

— Ты это, смотри сюда, тут такое дело, что каждый сам за себя, но когда общая беда припрёт, все, это, ну, как бы вместе сплочаются, тьфу сплотаются, в общем, вместе все против неё, — заплетающимся языком вещал Степаныч.

И я уже стал продумывать пути безопасного отхода, так как приканчивать бутылку было выше моих сил, как в нашу «беседу» вклинилось третье лицо. И было оно удивительно миловидным и таким же юным и чистым.

— Дядя Стёпа, ну вот только я отошла Веньку и Будю накормить, а вы уже нажрались! Ну как так можно?! — по-детски удивляясь и одновременно возмущаясь, сказала светловолосая девочка примерно пятнадцати лет от роду.

Стройная и подтянутая, она словно лучик солнца казалась в этом месте совершенно инородной, хотя и буквально освещала это затхлое помещение. А потёртые, непонятного цвета джинсы с трогательными дырками на коленях, сделанными не в дань моде, а, действительно, «столкнувшимися» с суровой сельской реальностью, контрастировали с невероятно голубыми глазами. Ну и дополняла этот пассаж футболка явно пацанского вида с черепом и костями, что также была явно не нова.

Тем не менее вся эта одежда лишь подчеркивала непосредственность ребёнка и полное пренебрежение к тому, что подумают другие. А когда девчонка, взвалив, потащила своего родственника на кровать отсыпаться, я откровенно восхитился её выдержкой и неожиданной силой. Хотя, что тут удивляться, здоровое питание и каждодневные нагрузки — это вам не хилый подросток, проводящий основное время за различными гаджетами. Поистине, из таких и вырастают настоящие русские женщины, что и коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут, чтобы, например, вот такого непутёвого дядьку спасти.

— А вы кто такой? — спросила она, закончив эту неприятную «эксгумацию».

— Хм…да так, приезжий, — промямлил я, неожиданно заволновавшись. И сразу же непонятно зачем спросил:

— А это ты венок Степанычу сделала?

— Да, я. Правда, красивый? — сразу же заулыбавшись, ответила она. — Меня, кстати, Варвара зовут. А вас?

— Миша. Цветы и вправду очень хорошо подобраны. Прям под цвет лица, — попытался пошутить я.

К моему удивлению, девочка весело прыснула и вдруг словно застеснявшись, заявила, что у неё еще куча дел. Затем, развернувшись, убежала, оставив после себя аромат свежести и каких-то лесных трав.

Я же, предоставленный сам себе, выбрал уголок почище и, бросив там рюкзак, отправился на поиски деда Гриши. Судя по словам Степаныча, это был первый старожил в Гречневке. У него-то я и намеревался поточнее узнать о приходе фашистского отряда в далёких сороковых.

Пройдясь по деревне и поймав на себе несколько любопытных обывательских взглядов, я почти сразу нашёл Гришу, или как он мне представился, Григория Васильевича.

Восседая на небольшой веранде, он зорким взглядом контролировал единственную улицу поселения, и сразу же заприметил нового человека, то бишь, меня. Коротко цыкнув на начавшую было лаять собаку, он жестом подозвал меня к себе, пригласив присесть на свободный табурет. Затем не спеша, свернув самокрутку, раскурил её и только тогда произнёс:

— От Степаныча, небось, идёшь. Варька как там поживает?

И первое предложение было не вопросом, а утверждением. Уж как этот старикан понял весь мой маршрут, мне было неизвестно. Наверное, какой-то особый дедуктивный метод. В любом случае я, приняв серьёзный вид, степенно ответил, что девчонка в порядке, а Венька и Будя накормлены.

— Это хорошо. За ними нужен глаз да глаз. Ты, наверное, утренней электричкой приехал. Немцев копать или статью какую писать? — огорошил меня Григорий Васильевич.

Поначалу я даже не знал, что ответить. Уж больно точно этот дед бил в цель. Но всё же чуть помявшись, я решил объединить правду с ложью. Так, известно, получается лучше, чем просто врать.

— Про вашу деревню написать хочу, как стоически оборону держали во времена Великой Отечественной. Можно сказать, из первых уст хочу услышать. Ну, и самому, конечно, интересно.

— Ты мне тут лапшу на уши не вешай. Чай не лыком шиты, чтобы в дурь такую верить. Говори, как есть, я пойму, — сурово сдвинув брови, произнёс старик.

Он даже не взглянул в мою сторону, а всё продолжал смолить свою цигарку. Но мне почему-то совершенно расхотелось врать этому человеку. Было в нём что-то такое, что заставляло доверять и одновременно слегка бояться, что он сразу откроет суть твою глубинную. Не иначе были у него в корнях ведуны какие или шаманы. Хотя, что это я уже начинаю глупости надумывать? Просто хороший психолог этот Григорий Васильевич, пусть и интуитивный. Да и жизненный опыт берёт своё. Так что я решительно кашлянул и как на духу изложил истинную цель своего приезда сюда.

— Что ж, задумка мне понятна. И я бы даже помог тебе, потому что кости есть кости. Но ты приехал в неправильный момент. Уезжай и давай к нам через месячишко обратно, тогда и поговорим, — молвил старик, чуть поразмыслив.

И вот вроде и добро дал, да и помочь обещал, но как-то не так всё. Через месяц возвращаться — что за глупость такая? На мои вопросы, что не так и почему сейчас уезжать нужно, он только задумчиво смотрел вдаль и дымил своей самокруткой.

— Меньше знаешь — крепче спишь. Сказал же тебе, не стоит здесь находиться. Так что послушай старого человека и езжай обратно, — наконец, ответил он и, поднявшись, пошёл в дом, давая понять, что разговор окончен.

Да уж, что-то нечисто в этой деревне. Будто тайна у них какая-то есть. После таких мыслей у меня даже пробежали мурашки по спине, но передёрнувшись, я вернул себе холодное течение мыслей. В любом случае чтобы тут не скрывали, моё дело быть в стороне. И хотя при содействии местных было бы гораздо легче, но можно обойтись и своими силами.

Поэтому я решил немного перекусить и вздремнуть, чтобы выветрился хмель из головы, да и освежиться не помешало бы. А уж после пройтись по окрестностям с металлоискателем. Разумеется, стараясь не попасться на глаза жителей поселения.

Выполнив первые пару пунктов своего плана, я озадачился поиском летнего душа или чего-то подобного. Видимо, у Степаныча такие вещи не были первоочерёдными, так что после нескольких попыток растолкать его и выспросить, где он, собственно, моется, я решил обойтись влажными салфетками.

Закончив краткую процедуру личной гигиены я, взяв с собой необходимое, выбрался на улицу, где, сверившись с картой, направился на северо-восток. Там должны были находиться несколько перспективных локаций. Конечно, точных координат стоянок немцев у меня не имелось, поэтому приходилось забрасывать довольно «широкую сеть».

Выйдя из деревни я, поднявшись на холм, увидел перед собой небольшое поле, окружённое подлеском, на котором паслись пара коров и полдюжины коз. Заправляла этим хозяйством моя старая знакомая по имени Варвара.

— Ещё раз привет, — произнёс я, подойдя поближе.

— И вам здрасте, — коротко ответила девочка, целиком поглощённая своим занятием.

— А кто из них Венька, кто — Будя? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Венька и Будя — наши хряки, они в свинарнике давно, — удивилась моему незнанию таких простых вещей Варя.

Кто же мог подумать, что у разных животных имеются определённые видовые имена. Например, никто не назовёт козу Бурёнкой, а собаку — Яблочком. Так что, прослушав целую лекцию, я осознал, насколько наивен был. Ну, и чтобы показаться не слишком уж большим олухом, решил перевести разговор на другую тему и узнать, где дядя Стёпа моется.

— Обычно у соседей, а то бак водяной у него давно проржавел, а душ он на цветмет продал. Но летом я, например, больше на пруд люблю ходить купаться.

Я заинтересовался местонахождением этого водоёма, и Варвара, любезно указав мне направление, сказала, что по дороге стоит быть аккуратней, так как там встречаются «страшности». На мой закономерный вопрос, что же это такое, она туманно объяснила, что испугаться можно, но больно не будет. Да и вообще, быстрые ноги — лучший товарищ.

Заинтриговала. Что ж, если маленькая девочка смогла преодолеть эти «страшности», то не думаю, что меня, взрослого парня, они остановят. К тому же мне почему-то казалось, что это нечто из разряда детских страшилок и просто таинственных историй.

По пути к пруду, как и ожидалось, ничего «такого» мне не встретилось. И вскоре, расслабленно выдохнув, я окунулся в прохладную воду. «Вот что мне, действительно, было нужно», — подумал я, неспешно пересекая крохотный водоём. Где-то посередине моей траектории по ногам ударила холодная струя. Похоже, здесь бил подземный ключ. Это радовало. Значит, вода была не стоячей, что, несомненно, было плюсом в столь болотистой местности.

Вдоволь наплававшись, я уже без сил выбрался на берег и, растянувшись на траве, подставил солнцу, клонившемуся к закату, свою мокрую кожу. Правда, полежать мне долго не удалось, так как удивительно быстро наступившая темнота принесла с собой ощутимую «свежесть», что заставила меня мелко задрожать.

Поэтому наскоро напялив одежду, я скорым шагом направился обратно в Гречневку. И вот тут меня по дороге ожидал сюрприз. Вообще, путь, по которому я добирался сюда, был своего рода широкой тропинкой, по которой, видимо, раз в год проезжало нечто размером чуть больше запорожца. Хотя, может, это просто коров поить водили. В любом случае особых признаков частого использования какого-либо транспорта здесь не было.

Тем не менее откуда-то сбоку, будто из самих кустов, прямо на меня выскочил мотоциклист, причём со здоровенной коляской. Яркий свет от фары мгновенно ослепил меня, а резкая гортанная речь, будто хлыстом парализовала всё тело. Застыв, словно вкопанный, я, мысленно сжавшись в комок, приготовился к удару. Но каким-то чудесным образом его не последовало. И когда я, наконец, смог видеть и заодно соображать, то этого странного ночного гонщика уже и след простыл. Похоже, он всё-таки как-то смог меня объехать, пока я стоял будто заяц, застигнутый автомобилем.

А когда нахлынувший было адреналин сошёл, я понял, что определённо слышал фразу на немецком языке. Что было вдвойне удивительно, учитывая, где я нахожусь. Уж, скорее, привычнее было быть обложенным русским матом с элементами украинского или другой близкой по звучанию речью. А тут на тебе, «арийцы» по ночам ездят.

Добравшись до дома Степаныча, я хотел расспросить его, есть ли у кого здесь мотоцикл, чтобы утром пообщаться с любителем быстрой езды. Но всё ещё в дымину пьянющий мужик просто отказывался говорить хоть что-то связно. Так что бросив это бесполезное занятие, я отправился спать.

Утро встретило меня сумраком и тусклым светом, еле пробивающимся в давно не мытое окно. Продрав глаза, я умылся водой из заранее взятой с собой бутылки, и наскоро перекусив протеиновым батончиком из своего НЗ, отправился к деду Грише. Уж очень мне хотелось продолжить нашу вчерашнюю беседу.

Выйдя на улицу, я был несколько озадачен резкой сменой погоды. Ещё вчера стояла жара, и голубизна неба лишь изредка прерывалась крохотными облачками. Сейчас же всё вокруг было затянуто мутной пеленой, и резкий ветер порывами приносил промозглое дыхание осени. Передёрнув плечами, я уже было решил вернуться и надеть лёгкую куртку, что взял с собой на всякий случай, но неожиданно громкий звук выстрела привлёк моё внимание.

Довольно трудно было определить точное направление звука в окружающем тумане, но насколько мог, я понял, что стреляли как раз со стороны дома Григория Васильевича. Какое-то нехорошее предчувствие зашевелилось у меня внутри, и почти сразу же я, ещё толком не сообразив, что делаю, рванул вперёд. Ноги сами несли меня и, не успев даже затормозить, я врезался в кого-то пахнущего потом и сгоревшим порохом.

На ходу извинившись, я уже хотел продолжить свой бег, как уже знакомый мне по ночной прогулке гортанный вскрик на чужом языке ударил мне в спину. А затем прилетел и настоящий удар, по-видимому, оружейным прикладом. Мелькнули искры в глазах. И перед тем, как потерять сознание, я увидел мужчину в военной нацисткой форме, идущего прямиком ко мне. «Что у них тут, реконструкторы завелись?», — проскочила глупая мысль, и всё вокруг померкло.

— Тише, не дёргайся, а то опять по голове получишь, — ворвался удивительно спокойный детский голос в мой очнувшийся разум.

Сдавленно захрипев, я приоткрыл глаза и сразу понял, что мало того, что связан, так ещё и валяюсь на крыльце в окружении солдатских сапог. Хотя если быть точным, это стояли сами солдаты, но из своего положения я мог видеть только их обувь. Да ещё и слышать разговоры на немецком языке.

Рядом со мной сжавшись в комочек, лежала Варвара. Она-то и советовала мне не выдавать своего пробуждения.

— Подождём, пока они уйдут, тогда и развяжу. В этот раз они поспокойней, так что может и не убьют никого, — одними губами прошептала она.

Что здесь происходит? Неужели националисты какие или сбежавшие психи в форму переоделись? Бред какой-то! Всё это вертелось у меня в голове, но я решил благоразумно послушаться совета девочки и задать их в более спокойной обстановке.

Наконец, «фашисты» (я не знал, как их точно называть), напоследок пнув меня, соизволили уйти. Но насколько я понял, где-то в соседнем доме они оставили часового. Так что особо разговориться не получится. Тем не менее каким-то образом Варваре удалось развязать мне руки, и я на карачках вполз в сени. Там, прикрыв дверь и поминутно выглядывая в щель, девочка развязала меня окончательно.

— Только не шуми. Проходи внутрь, там деда Гриша, он всё объяснит. А я схожу проверю, всё ли, как в прошлый раз будет, — произнесла Варя и, закончив непонятной мне фразой, выскользнула наружу.

В комнате, действительно, сидел старик. Он пустым взглядом созерцал серый океан за окном и вертел в руках металлический портсигар.

— Первый раз они пришли, когда мне 7 лет было. Мы знали, что идёт война, и все взрослые мужики уже давно были призваны. Но почему-то всё это казалось каким-то далёким и ненастоящим. По крайне мере, мне. Хотя я был ребёнком, что с меня взять. Конечно, пара стариков да бабы попытались дать отпор и даже послать гонца туда, где наши обитали. Да только, что они могли сделать? В итоге тех, кого поймали, расстреляли, а парнишка, что за помощью побежал, так и сгинул. Хотя, может, и его тоже — «того». В общем, остались в деревне пара десятков живых (да и те больные, калеки) или как я, совсем уж сопливые дети. Напоследок фашисты с одного края подожгли несколько домов, да всю скотину перебили. И ушли. Вроде и всё, рассказывать больше нечего. Да только спустя полвека всё повторилось. И я как будто в кошмаре оказался. Почти все, кто в те годы жил уже умерли или разъехались, кто куда, так что один я помнил, как всё было. И мне стало страшно.

Мерный говор Григорий Васильевича прервался, он дрожащим пальцами положил портсигар на стол. Перевёл дыхание и, всё так же глядя прямо перед собой, продолжил:

— Сначала никто ничего не понял. А тех, кто пытался переть на рожон, снова просто перестреляли. Но затем наступила ночь, а после — утро. И все, кто был мёртв, оказались живыми и невредимыми как ни в чём не бывало Немцы исчезли, и всё вернулось в привычную колею. Многие списали случившееся на галлюцинации или водку плохую. Никто не хотел признаваться даже самому себе, что произошло нечто ужасное и странное.

По словам Григория Васильевича, на следующий год, в этот же день, фашисты вновь вошли в деревню, и все испугались по-настоящему. Да только сделать ничего не могли. Во все следующие разы кто-то пытался вызвать милицию, заранее привести какую-то подмогу, даже учёных пытались из райцентра вызвать. Хотя это уже совсем глупо было.

В итоге, как оказалось, ровно на сутки вся деревня будто выпадала из текущего времени и проваливалась обратно в сороковые, а потом маятником назад, в настоящее. Или фашисты таким макаром сюда. Точно не известно. В любом случае какие-то вывороты с привычным миром происходили.

Хотя было пару раз за эти последние 15 с лишним лет, что ничего не случалось. Но это когда в Гречневке больше чужих людей было, чем местных. А как только они уезжали, всё повторялось по новой. Только с отставанием в пару дней.

— В общем, так и живём. Привыкли даже в какой-то степени. Каждый спасается по-разному. Кто-то пьёт, а кто-то под дурачка косит. Но вот тебе не повезло, ты один оказался, так сказать, неподготовленный. Так что раз ты не послушался моего первого совета, то вот тебе второй. Не высовывайся, спрячься, пережди до утра, а там уже иди, копай, что хочешь и кого хочешь, — подытожил он.

После этих слов дед замолк, и я понял, что он сказал всё, что хотел. И я не знал, верить этой истории или нет. Хотя, казалось бы, все факты на лицо. Вот тебе немцы, вот тебе очень реальный удар прикладом по затылку. Но что-то терзало меня проверить всё на личном опыте. Да и за Варю я волновался. Каким-то непонятным образом успел к этой девчушке привязаться.

Осторожно пробираясь между домами, я старался не выходить на открытое пространство. И хотя благодаря туману на расстоянии пяти шагов и так почти ничего не было видно, я не хотел повторения предыдущей встречи. Спустя около часа, я так и не повстречал ни одной живой души, лишь изредка доносился звук, как будто кто-то кричал, хотя это вполне могло выдать моё взбудораженное сознание.

Наконец, я решил сделать небольшой «перекур». Присев у какого-то полуразваленного сарая и переведя дух, я попытался построить план дальнейших действий. В голову, правда, ничего не лезло, всё казалось каким-то нелепым сном. И единственным желанием было, чтобы он побыстрее закончился. Раздавшийся рядом шорох отвлёк меня и, повернув голову, я увидел Варвару, что, не скрываясь, шла в мою сторону.

— Тебе дед Гриша разве не сказал, чтобы ты не высовывался? Зачем здесь лазишь? — неожиданно резким тоном начала она.

— Да я как бы за тебя волновался. Ну и решил проверить, как ты там, — чуть замявшись, ответил я.

— А ты не волнуйся. Сама как-нибудь разберусь. Топай к Степанычу и сиди там. До вечера ещё далеко.

— Слушай, а почему ты мне указываешь? Я вообще-то старше тебя. Да и не стоит девочке «партизанить», когда вокруг куча вооружённых солдат шастает, — попытавшись сыграть «строгого» брата, произнёс я.

— Вот взрослый, а такой же глупый. Я уже столько раз пережила приход этих фрицев и ни разу не умерла. Так что не тебе меня учить, что делать.

Вздёрнув голову, Варя прошло мимо меня, и вновь скрылась в тумане.

— Постой! Эй, остановись! — прокричал я ей вслед и уже встал, чтобы догнать, когда совсем рядом раздался звук передёргиваемого затвора.

Это был «шмайсер» модели MP40, один из распространённых пистолетов-пулемётов у пехотных частей фашистской армии. Почему-то эта абсолютно ненужная информация всплыла у меня в мозгу, когда тело само бросилось на землю. И не зря. Вспоровшая воздух очередь пронеслась прямо надо мной. Осторожно отползая к остаткам сарая, я пытался двигаться как можно незаметней. Но, похоже, это мне не удалось. Раздались ещё выстрелы и пули выбили земляные фонтанчики уже прямо передо мной. Сердце замерло от страха, и я уже было хотел вскочить и побежать, куда глаза глядят, как передо мной мелькнула гибкая фигурка, и в тоже мгновение раздался сдавленный всхлип и какой-то глухой шлепок.

Пролежав ещё какое-то время я, наконец, собрался с духом и чуть приподнявшись, пополз в сторону, куда прыгнул мой спаситель. И через десяток метров увидел чудовищную картину.

Распластанное девичье тело, лежащее на туше фашиста. Лужа крови, что уже успела набежать от ножа в горле немца и багровое пятно на спине…Варвары. Прилипшая прядь светлых волос к бледным губам, что прошептали мне, когда я перевернул её: «Я же говорила, сиди тихо. Взрослый, а такой глупый».

И последний вздох, после которого маленькое сердце перестало биться.

Хотелось кричать, но я знал, что это глупо. Да и Варе не понравилось бы.

Поэтому я поднялся и понёс удивительно лёгкое тельце к пруду, где она любила купаться. И пусть на следующий день всё вновь встанет на свои места, то, что сейчас умерло во мне, никогда не вернётся обратно.