H-Два-O. Сборник рассказов

Астат

Что делать, когда под ногами валяются кучи опавших листьев? Конечно, разбрасывать их! Поднимать вверх эти багряные рассыпающиеся грозди словно корабль, разрезающий штормовые волны.

Это было весело и совсем даже не по-детски, как мне говорили некоторые знакомые. Что может быть лучше, чем привнести некоторый элемент хаоса в окружающую тебя систему напускного порядка? Особенно в тот момент, когда сама природа самообновляется, сбрасывая старую кожу и готовясь к приёму снежной чешуи.

В руках появилось знакомое покалывание, а это значит, стоило найти укромный уголок, чтобы сбросить напряжение. Звучит, конечно, пошловато, но в моей ситуации вполне нормально. Как ещё можно назвать этот увлекательный процесс, что со мной происходит как минимум раз в день? Хотя, наверное, существует много словесных вариаций, но здесь моя фантазия буксует. Облекать в слова окружающее меня пространство — не самая сильная сторона моего воображения. Вот рисовать — это да. Как раз сейчас этим и займусь. В смысле напряжение сброшу. Краски всегда со мной, нужна лишь поверхность, готовая принять мой выплеск. И неважно, будет ли это тёмная подворотня или обшарпанная опора моста — мне не нужны зрители и ценители. Это делается для себя и от себя.

А вот и удобное место — шероховатая задняя стена небольшого магазинчика. Осторожно обойдя вокруг и не заметив особого потока людей, я выждал ещё пару минут для полной безопасности. Бывали ситуации, когда случайный прохожий поднимал панику и вызывал полицию. Тогда приходилось ретироваться. А незаконченная работа — это, скажу вам, похуже, чем прерванный половой акт. Все зудит и требует продолжения, но даже вернувшись спустя какое-то время, того самого ощущения освобождения и полёта уже не будет. Так, обычный физиологический процесс. Без души, в общем.

Ну вот, всё спокойно, можно начинать. Я аккуратно достал баллончики с краской из рюкзака и расставил их в моей любимой вариации палитры — от кисло-сладких цветов к горьковато-солёным. Встряхнувшись, и уже не в силах контролировать всплеск, я дал своей энергии стечь в пальцы и лёгким мановением руки сделал первый росчерк.

Это была длинная, немного вогнутая линия нежно-аквамаринового цвета. Она была тонка и немного даже вроде бы светилась. Я дополнил рисунок несколькими подобными ей лучами и быстро набросал основную тему. Добавив основных цветовых пятен, стал обрамлять их точными штрихами, придавая правильную форму. Постепенно появлялась глубина и плотность. Линии соединялись под прихотливыми углами, изредка свиваясь в извилистые узоры. Над всем этим царили дикие переливы цвета и фактуры. Симбиоз моего вдохновения, зудящей нервности рук и силы, исходящей из моего естества, явили миру мою новую картину. И пусть она будет не видна сотням тысяч людей, как известные полотна, но хуже от этого не станет. А, возможно, даже станет лучше. Ведь лишь истинные ценители смогут понять мой посыл. Правда, после этого они, скорее всего, умрут, но это уже проблемы хрупкости человеческого организма. За всё приходится платить. И за наслаждение красотой тоже.

Вот и последняя деталь, моя подпись. Размашистым витиеватым почерком пишу «Астат». Да, это я, самый редкий человек на земле.

Многие думают, что меня не существует, но это не так. Вот же я. Живу, дышу, творю. Правда, периодически выплески моей энергии становятся вредны для окружающих. Но что поделать, такова уж моя природа. Немного поэкспериментировав со своей особенностью и проведя некоторые тесты в закрытых частных клиниках, я смог осознать и почти понять, чем отличаюсь от других.

Не знаю, виновата в этом наследственность или это просто случайные мутации, но во мне горит нескончаемый огонь атомного распада. Проще говоря, я словно ядерная бомба замедленной реакции. И если бы не мои выплески, то моё существование уже подошло бы к финалу. Ну, и несколько квадратных километров вокруг меня так же были бы выжжены дотла. Так что моё искусство в прямом смысле спасает людям жизни. Вот только каким-то образом часть энергии и радиации передаётся той картине, что я рисую. Так что вблизи моих творений лучше находиться в освинцованном костюме. Хотя, думаю, городской радиационный фон не так уж и мал, и мои работы не слишком выбиваются из обычного уровня. Не проверял, правда, но и груд трупов возле своих картин я не встречал. Так, пара дохлых крыс, но, думаю, тут не моё излучение виновато.

Ну что ж, теперь можно вернуться в своё лежбище. Так я называл свою крохотную квартирку на окраине. Досталась она мне от бабушки, причём очень непонятным, юридически-запутанным путём. Но я не роптал, ища правды, а принял столь нужный мне дар и обустроил жилище на свой вкус. Конечно, всегда стояла проблема пропитания, да и краски нужно было на что-то покупать. Так что способ добычи денег меня озадачивал всегда.

К криминалу у меня наклонностей не было, трудиться на обычной работе было бы дико утомительно, ну а творчеством в наше время сложно что-то заработать.

К моей удаче, мне подвернулся чудаковатый профессор, который взялся меня исследовать и ещё платить за это. Имени он своего не называл, но просил именовать его Бонифаций. Это имя что-то смутно мне доносило из детства, но не более того. К тому же, если честно, меня не интересовало глубоколичное общение с профессором. Мне нужны были деньги — и он давал их мне. Моё дело — лишь являться пару раз в неделю и проходить всевозможные тесты и иногда очень странные обследования. Конечно, это было не всегда приятно. Но и болезненно тоже не было. В конце концов, иногда можно потерпеть. Да и сам Бонифаций был сух и педантичен. Задавал вопросы только по существу и не лез ко мне в душу. Я отвечал тем же. Это устраивало обоих, и наше сотрудничество продолжалось уже почти год. С тех пор, как закончились деньги из остатков бабушкиного наследства, эта, так сказать, подработка буквально спасала меня от финансового кризиса.

Конечно, иногда во мне закрадывались сомнения о законности подобных экспериментов и исследований, но пока всё шло хорошо и забивать голову параноидальными глупостями совершенно не хотелось. Тем более ничего плохого профессор уж точно не желал. Скорее, пытался разобраться в моём феномене. Вкупе с моей нейтральностью по отношению к своей необычности это давало нам плодотворный симбиоз. И вот как раз завтра должна была состояться наша очередная встреча. Ну а пока меня ждут уют и тепло моего жилища.

Опять огненные взрывы под моими ногами и шелест вместе с шагами. Непривычно яркое солнце светило мне прямо в глаза, и я чуть сощурившись, рассматривал окружающий пейзаж. Небольшой парк в центре города почти всегда был одной из точек моего маршрута. Приятно было проходить здесь, изредка останавливаясь, чтобы полной грудью вдохнуть бодрящий аромат окружающей растительности. Да и относительная безлюдность тоже притягивала меня. Здесь редко встречались толпы — попадались лишь старушки с собачками или спортивные бегуны. Но сегодня не было никого. Только вдали сигналили машины и низко рокотал привычный городской шум. Это ощущение сопричастности к чему-то природно-тягучему и одновременно одиноко-живому тянуло и манило меня. Хотелось просто упасть на землю и, зарываясь в опавшую листву, тоже пустить корни, став частью чего-то бесконечно большого и родного.

Остановившись на секунду, я, чуть поборовшись с этим нахлынувшим желанием, отправился дальше. Профессор не любил мои опоздания. Он называл их привычкой несформировавшейся личности. Правда, что он этим хотел сказать, я так до конца не понимал.

А вот и нужный мне дом. Неизвестно каким способом, но профессор выкупил его полностью в своё владение, хотя дом находился почти в центре, а это одна из самых дорогих частей города. Это обстоятельство ещё раз подтверждало мою догадку, что Бонифаций — очень непростой человек.

Подойдя к двери, я нажал на звонок и стал ждать. Иногда профессор не подходил и по десять минут. И хотя он спокойно мог завести слуг или каких-нибудь ассистентов, но почему-то всё делал сам. Наверно, как и я, не любил людское общество. Или, быть может, у него были свои опредёленные секреты. Но это уже не моё дело. А вот и знакомые быстрые шаги.

Открытая дверь продемонстрировала слегка растрёпанный вид профессора. Как всегда он был в затасканном лабораторном халате, надетом на видавший виды твидовый костюм. Ну просто идеальная проекция сумасшедшего учёного. Только всклокоченных волос не хватало и безумного взгляда. Вместо этого аккуратная причёска, будто человек только что из парикмахерской, и старомодные усы щёточкой. Дополняли образ непонятно как державшиеся на чуть вытянутом аристократичном носу очки. Да, это был он, профессор Бонифаций.

— Ах, это вы. Ну что ж, пунктуально. Здравствуйте и заходите, сегодня нас ждёт множество интереснейших вещей, — возвестил он, увидев мою персону.

Несмотря на наше почти годичное знакомство, профессор продолжал обращаться ко мне на «вы». Ну, и его привычка называть все свои эксперименты «интереснейшими вещами» была мне уже знакома.

— Присаживайтесь, сегодня у меня для вас есть очень многообещающая процедура, которая должна помочь нам стабилизировать ваше состояние, — как бы так между делом произнёс Бонифаций, усаживая меня в необычное, перевитое сотнями проводов кресло.

Стабилизировать?! Это значит, что он может сделать меня нормальным. Обычным человеком. И он говорит это таким будничным тоном?

— Постойте, профессор, я правильно вас понимаю? Вы можете как-то остановить постоянную энергетическую реакцию, происходящую внутри меня? И я смогу стать таким же, как все? — пытаясь сохранить внешнее спокойствие, поинтересовался я, пока он тщательно подключал ко мне десятки всевозможных приборов.

— Ну, воссоздать вам стандартное физическое состояние человека, конечно, не получится. Для этого нужно оперировать уровнем науки несоизмеримо выше, чем мы владеем сейчас. Но зафиксировать вас в статичном положении и прекратить эти опасные выплески энергии вполне возможно. Конечно, могут проявиться и негативные эффекты, но это очень небольшая вероятность, — закончив свои манипуляции, молвил он.

— Хм… а можно поподробнее об этих негативных эффектах? Это как с лекарствами что ли? Побочные? — немного напрягшись, продолжил я расспросы.

— Аналогия приблизительно верна. Вот только вариации будут немного более разнообразны и отрицательны для вас. Вы можете полностью лишиться контроля над телом, наступит своего рода физический стазис. Можете погрузиться в кому. И ещё дикое количество «можете». Но не будем о грустном. Как я уже говорил, это лишь небольшой шанс. Хотя всё, конечно же, зависит от вас. Если вы не желаете участвовать в данном эксперименте, я могу продолжить наши обычные изыскания.

Хитрец профессор! Знает, куда надавить. Несмотря на мою внешнюю показушную социопатичность и маргинальность, иногда мне дико не хватало простого общения с людьми. Ощущения себя внутри общества, а не отдельно. Да и банально увидеть новые места, путешествовать, а не быть запертым в этой странной невидимой клетке. Так что, немного поколебавшись, я утвердительно кивнул и приготовился к истязаниям моего бренного тела во славу науке.

К моему счастью, профессор заверил, что процедура полностью безболезненна, ибо проходит, практически, на внутриатомном уровне. Немного успокоившись после его слов, я постарался расслабиться и думать о чём-нибудь хорошем. Например, вспоминать свои рисунки или тёплый луч солнца на лице. Много чего лезло в голову, но почему-то одна странная мысль превалировала. Будто внутри меня поселился некто другой и словно бы разговаривал сам с собой, не замечая, что делает это у меня в мозгу. Причём монолог был очень непонятный.

— Я одного не пойму, почему он такой неустойчивый. Все наши пробы сделать его более стабильным не дают результата, хотя на других элементах всё срабатывало. Что же здесь идёт не так?

Голос продолжал свою одинокую беседу.

— Мы уже облучили металлический висмут и торий альфа-частицами, но так и не смогли добиться хоть немного большего количества, чем буквально пары десятков молекул нужного нам вещества. Ах, этот астат, и вправду неуловимый и чудовищно редкий. Как зафиксировать тебя, сделать константным в нашем макромире?

Я ощутил доселе неизвестную мне дрожь во всём теле. Был ли это отклик сознания на услышанное собственное имя или что-то другое, я не знал. Но что-то взбудоражилось во мне и что-то изменилось вокруг.

— Думаю, на сегодня хватит. Пора выключать оборудование и немного передохнуть. Надеюсь, завтра у меня появятся свежие мысли.

Раздался щелчок, и весь мир вокруг меня стал расплываться. Я открыл глаза, но это была не иллюзия моего разума, всё происходило в реальности. Вокруг опускалась тьма. Ещё одно мгновение — и ничего вокруг не стало. Как и меня…

Аста́т (от др. — греч. ἄστατος— «неустойчивый») — радиоактивный химический элемент 17-й группы периодической таблицы химических элементов. Наиболее редкий элемент среди всех, обнаруженных в природе. В поверхностном слое земной коры толщиной 1,6 км содержится всего 70 мг астата. Получают только искусственно. Ввиду малого количества доступного для изучения вещества, физические свойства этого элемента плохо изучены и, как правило, построены на аналогиях с более доступными элементами.