Расплавленные небеса грозились пролиться едким дождём из радиоактивных микрочастиц. Близился солнечный шторм. Я по привычке прищурил глаза, хотя это уже давно не требовалось. Организм адаптировался быстро, и сейчас мало кто мог во мне признать хомо сапиенс в обычном понимании этого слова. Тем не менее разум мой и основная часть ДНК были абсолютно человеческими, но в данный момент это мало волновало моего спутника.
Альбертанец, размером с хорошего кота, но покрытого вместо мягкой шерсти роговой чешуёй пепельного цвета — вот таков был мой напарник. Формой, да и поведением он, кстати, тоже напоминал это земное животное. То есть был такой же, сам себе на уме, и иногда совершал удивительные и странные поступки. Как, например, решение отправиться в это путешествие со мной.
Поиск особого вида плесени с уникальными свойствами, которая произрастала или, правильней сказать, сосуществовала лишь на астероидах определённой структуры и под светом звёзд узкого спектрального класса — вот что было нашей задачей. Ну, естественно, и получение наличных средств за образец этого редкого организма.
Собственно, сложность заключалась ещё и в том, что в данный момент небольшой планетоид, на котором мы находились, мчался с огромной скоростью к местному угасающему карлику. И у нас оставался совсем небольшой запас времени, чтобы добыть искомое и успеть взлететь, не попавшись в могучее гравитационное поле светила. Поэтому мы торопились, но всё же старались тщательно осматривать каждую трещину или впадину.
Спустя почти 20 интервалов полураспада иридия мой товарищ, видимо, благодаря своему знаменитому нюху обнаружил крохотное пятно цвета бледной ржавчины, приютившееся на боку одного ничем непримечательного валуна.
Быстро проанализировав состав, мы поняли, что нашли эту исключительную версию растительно-животной жизни. Сделав несколько соскобов и погрузив находку в защитный контейнер, мы отправились обратно к кораблю. Вот только часы неумолимо тикали, и когда был дан старт, бортовой компьютер с прискорбием сообщил, что дальнейший разгон невозможен. Мы слишком приблизились к звезде и попали под воздействие её силы притяжения. А так как наша скорлупка была очень маломощная, приспособленная лишь для внутрепланетных рейсов, то всё, что нам оставалось — это подать сигнал бедствия и безучастно ждать развития событий.
Прижав к себе капсулу с этой чёртовой плесенью, стоившей теперь мне жизни, я замер, молясь всем космическим богам. Альбертанец же, привычно молчаливый, сосредоточено копался в навигационной системе корабля. Видимо, не мог просто сидеть в ожидании надвигающейся гибели.
Неожиданно раздался резкий свист и из пилотского кокона стал уходить воздух.
Мой вакуумный костюм автоматически загерметизировался, отгородив меня от безвоздушного пространства с температурой абсолютного нуля. И в тот же момент чудовищный толчок опрокинул меня вперёд, здорово приложив о приборную панель.
Когда я снова смог соображать, то первое, что увидел — это как контейнер с образцами плесени, кувыркаясь, улетает от меня в трещину, образовавшуюся в корабельной оболочке. Нелепо махая руками, я пытался схватить его, но, зафиксированный стабилизирующей «паутиной», не смог даже сдвинуться с места.
Пытаясь что-то крикнуть по внутренней связи своему напарнику, я обнаружил, что он вообще находится без сознания. И теперь всё, что мне оставалось — это смотреть, как то, ради чего мы рисковали всем, буквально упархивает из под носа.
Тем временем капсула с образцами вырвалась за пределы нашего космолёта и с увеличивающейся скоростью направилась к огненному исполину. Я понимал, что очередными предметами в этом плазменном горниле будут наши тела.
Минуло несколько мгновений. Страх смерти почему-то ушёл, и я с нескрываемым удивлением наблюдал, что приближающаяся стена раскалённого газа меняет свой спектр. Окрашиваясь из тёмно-жёлтого цвета золота в насыщенно красный, звезда будто покрывалась каким-то налётом. Ощутимо понизилась температура, и словно сама бушующая стихия изменила свою сущность. Теперь передо мной было настоящее кровавое море — бурлящее и неспокойное. Странные ассоциации рождались в моей голове. Безумные образы затмевали сознание. И последнее, что промелькнуло у меня в мыслях, это были непонятные слова:
— Пей меня, гемоглобиновое солнце.