После недели абсолютного молчания изображать любовь к человеку оказалось сложнее, чем Най себе представлял. Тем более, что их последний разговор с Лорентой был пламенной ссорой, в результате которой он получил по морде и окончательно похоронил желание выстроить с этой змеей нормальные человеческие отношения.
Теперь же они тряслись в тесном экипаже, ползущем по мощеным улицам одного из крупнейших городов одиннадцатой колонии — Рич-Кельции — и голова Лоренты нежно покоилась у него на плече, изображая полное доверие и взаимопонимание перед супругами Эсфье, что сидели напротив и держали путь в ту же гостиницу.
— Я так рада, что ваша болезнь отступила, Джеймс, — Заговорила мадам Эсфье, чтобы хоть чем-то заполнить молчание, — Признаться, в дороге нам сильно вас не хватало.
Най заставил себя улыбнуться:
— Не думаю, что я столь интересный собеседник. Уверен, моя благоверная прекрасно справилась без меня…
Словно по команде, Лорента отыскала его руку и переплела их пальцы в нежном жесте. От этого прикосновения Наю стало не по себе — он даже забеспокоился, как бы краска, что резко прилила к его щекам, не выдала бы несвойственного женатому человеку смущения.
— Поверьте, она так переживала за вас, места себе не находила… Как хорошо, что все обошлось!
— По-другому и быть не могло, — Кивнул молодой человек, — Меня окружили такой заботой…
Он повернулся к девушке и, отыскав ее взгляд, улыбнулся изо всех сил. Признаться, Най не встречал более искусной актрисы, чем Лорента — встретив его улыбку, она смущенно потупила взгляд и заправила прядь волос за ухо.
И все же эта роль ей не шла. Лорента и ни минуту своей жизни не была тем человеком, которого играла — она не была покорной смущенной женой или кроткой воспитанной леди. Она была опасностью, пламенем, зажженной стрелой, пущенной в цель.
Но сейчас из всего огромного мира об этом знал только Най.
— Замечательная пара! — Восхитилась мадам Эсфье, обращаясь к мужу, — Воистину, созданы друг для друга!
В карете царила такая невыносимая духота, что Най с радостью бы прогулялся до гостиницы пешком, чтобы лишний раз не провоцировать приступ кашля. Но тяжеленные чемоданы и роль честного мужа обязывали его терпеть и жару, и общество этих до жути приторных людей.
Когда разговор вновь угас, ученый не нашел ничего лучше, чем считать про себя. Сколько еще времени ехать до этой чертовой гостиницы!?
На его удачу, приехали они на двухсот шестьдесят пятом счете. Обрадовавшись свободе, Най вылетел из кареты первым, предусмотрительно подав руку сначала своей “супруге”, а потом и мадам Эсфье, тотчас поразившейся его галантности.
Лорента, необычайно молчаливая — видимо, от обиды на Ная — дождалась, когда он вытащит чемодан, и тут же взяла молодого человека под руку.
Гостиница, обязательная для остановки по мнению мадам Эсфье, действительно оказалась впечатляющей — по крайней мере, снаружи. Это был новенький, словно вчера выстроенный особняк с нежно-персиковым фасадом, идеально выбеленными наличниками окон и безупречно подстриженными кустами вокруг. “Двор Марты-Агаты Касартис” — красовалось на искусственно состаренной вывеске в позолоченной раме.
Марта-Агата Касартис оказалась знатной светской дамой, одной из влиятельнейших и богатейших персон колонии, впрочем, странностей она при этом не чуралась. Помимо непосредственного обладания всем этим гостиничным великолепием, она еще регулярно изъявляла желание лично встречать своих гостей — в особенности, когда на колонию пребывали туристические корабли с, мягко говоря, небедными постояльцами.
Все это супругам Верн мадам Эсфье успела объяснить за те полминуты, что они шли через двор к вестибюлю гостиницы. Не успел Най переступить за порог, как облаченный в изящный фрак портье буквально выхватил у него из руки чемодан, услужливо улыбаясь.
— Прошу, осторожнее, — Сердце Ная замерло при мысли, что с энергометром может что-то случиться, — Там очень хрупкий груз…
— Не беспокойтесь, — Заверил портье, — Я буду предельно аккуратен.
Вместо того, чтобы оглядывать роскошь, которую Наю никогда не доводилось видеть прежде, и восхищаться убранством в виде позолоченных лестниц, лепнины на стенах и хрустальных люстр, он не сводил глаз со своего чемодана. С толку его не сбил даже внезапный возглас какой-то женщины:
— Мадам Эсфье! Вы ли это!?
Лишь когда Лорента потянула его за собой, Най опомнился и последовал за ней к даме, что шла им навстречу через весь огромный вестибюль.
— Марта! Отчего же так официально? — Мадам Эсфье развела руки в стороны в радушном жесте, — Для тебя я всегда Джейн. Просто Джейн.
Так вот она какая, Марта-Агата Касартис, одна из богатейших женщин колонии… Признаться, именно такой Най ее себе и представлял — сухонькая, пытающаяся выглядеть моложе своих лет чопорная дама со сложной прической и самодовольным, как у Лоренты, взглядом.
— Ну наконец-то вспомнила про меня! — Владелица гостиницы коротко обняла старую знакомую и оглядела сначала ее саму, а потом и спутников, — Ох, это что, твои дети?
— Нет-нет, что ты? — Хихикнула Эсфье, — Это наши с Роберто попутчики — супруги Верн. Рэйчел и Джеймс. Замечательные молодые люди!
Лорента сделала короткий книксен в знак почтения, а Най незамедлительно принял протянутую для поцелуя руку женщины:
— Мадам Касартис, владелица этой гостиницы.
— Очень приятно, — Най легонько прикоснулся губами к обтянутой шелковой перчаткой руке.
— И что же, держите путь туда же? — Марта указала глазами на мадам Эсфье.
— Да, так уж вышло, что нам с господами Эсфье по пути до самого конца, — Опередив Ная, кивнула Лорента.
— В таком случае, — Владелица гостиницы лукаво улыбнулась, и тон ее сделался заговорщическим, — Если Джейн за вас ручается… Я могу поспособствовать и вам в этом деле.
От радости у Лоренты аж расширились глаза — она не сводила взгляда с мадам Эсфье.
— Конечно, ручаюсь, — Ответила та, — Признаться, я не встречала более приятных людей среди нынешней молодежи.
Марта-Агата удовлетворенно поджала тонкие губы:
— Ну что ж, тогда… — Она перевела взгляд на Лоренту, — Извольте посетить сегодня вечером мой салон. Я провожу их с завидной регулярностью — так уж требуют правила света — но как раз сегодня обещала заглянуть одна особа, в чьих силах ускорить вашу аудиенцию с господином лекарем…
— О, это было бы просто чудесно! — Не знай Най, какая Лорента хорошая актриса, счел бы, что она действительно счастлива, — Мы непременно будем.
— Только не перестарайтесь, — Заметила женщина, — Излишняя навязчивость тоже не приведет ни к чему хорошему. Мы здесь ценим скромность и талант.
“Возвращаемся назад, тебе ничего не светит” — мысленно уколол Лоренту Най. Ее же собственная улыбка ни капли не померкла после услышанного:
— Конечно! Поверьте, вы не пожалеете о том, что оказали нам такую высокую честь…
Казалось, Лорента готова была расцеловать Марту-Агату — Най даже решил взять ее за руку, чтобы слегка поостудить пыл девушки. Дама же тем временем вернулась к своей давней подруге и ее благоверному. Лицо ее при этом лучилось искренней гостеприимной улыбкой:
— Ну что же? Ни к чему держать дорогих гостей в дверях! Джейн, дорогая, для тебя и твоих друзей все самое лучшее, что я могу предоставить!
Марта-Агата Касартис ничуть не слукавила, говоря о своих меблированных комнатах — они были поистине прекрасны. Не успела Лорента переступить через порог отведенных им с Наем покоев, как на голову ей обрушилось поблекшее воспоминание разрушенного детства — родная вторая колония, особняк рода Фелиссен, такой огромный, что, спрятавшись в одном из дальних коридоров, можно было остаться в одиночестве по меньшей мере на полдня. И все это — коридоры, лестницы, комнаты и залы — наполнено изяществом и утонченной, неброской роскошью, открывающейся взору в тонких коврах, резной мебели, пасторальных пейзажах на стенах и кованых канделябрах, дающих мягкий электрический свет.
Лорента даже не подозревала, как сильно успела отвыкнуть от этого. Теперь при виде убранства, соответствующего ее происхождению и истинному положению в обществе, девушка едва могла сдерживать свои чувства. Най ни при каких условиях не должен видеть, как сильно она скучала по такой жизни, поэтому, едва дождавшись, когда ее фиктивный муж закроет за собой дверь, девушка напустила на лицо ставшее обыденным скучающее выражение.
Най же, как и полагалось любому мещанскому простаку, оглядывал интерьер покоев с налетом легкого недоумения на лице. Лорента не сомневалась, что его квартира на родной колонии была раза в два меньше отведенной им гостиной, и, как все дома среднего пошиба, если и оснащена электричеством, то с вечными перебоями и неполадками.
И все же самолюбие и гордыня ни за что не позволят ему признать превосходство здешних условий — Най скорее начнет насмехаться над изнеженностью и прихотливостью людей высшего сословия, чем согласится с отсталостью своего класса.
Покои их состояли из трех комнат разной надобности — гостиной для досуга, приема пищи и дневного пребывания, где помимо кресел и резного дивана нашлось место даже книжным полкам, спальни с огромной кроватью под балдахином, туалетным столиком с большим зеркалом, и, наконец, ванной комнаты с яркими электрическими лампами и — вдуматься только — круглосуточной подачей горячей воды! Все помещения были выдержаны в одном стиле — с персиковой обивкой стен, медного цвета мебелью и бежевыми шторами. В этом теплом убранстве даже колючее лицо Ная казалось Лоренте чуть мягче, но желания общаться с ним от этого не прибавилось.
Впрочем, судьба не оставила ей выбора, потому как спустя пару минут молчания ученый заговорил сам:
— Если собираешься выкинуть что-то на сегодняшнем приеме, то изволь сказать мне об этом заранее.
Он произнес это так, словно говорил со стеной — даже не глядя на Лоренту, которая к тому моменту уже наслаждалась видом из окна гостиной и никак не ждала от него очередных упреков.
— А если не изволю? — С вызовом поинтересовалась она, — Что тогда?
Най разок кашлянул, но скорее для низости голоса, чем из-за приступа.
— Это тебе нужен наш брак, а не мне, — Сказал он, — Я действительно болен, а вот ты… никакая мне не жена. Как думаешь, кто из нас в таком случае быстрее доберется до Клетки — умирающий калека или шарлатанка?
Угрозы… Что ж, ей не впервой это слушать.
— Вот только ты забыл кое-что, — Девушка резко развернулась и посмотрела на него, сидящего в кресле, — Ты — точно такой же шарлатан. И ты никак не докажешь им, что этот план — исключительно моих рук дело.
— Хочу тебе напомнить, что я — мужчина. Мне нет никакой выгоды в поддельном браке. Это тебе ой-как не хотелось прибыть сюда в качестве шлюхи, — Най насмешливо улыбнулся, и Лорента была готова поклясться, что в этот момент он показался ей самым ничтожным человеком на свете.
— Чего ты хочешь? — Устало выдохнула Лорента, — Новой ссоры?
— Как раз наоборот. Я просто хочу знать, что ты задумала.
На этот раз в его голосе не было ни злости, ни насмешки. Но Лорента не умела остывать так быстро.
— Не слишком ли наглое желание? Кажется, мы договорились не лезть друг к другу…
— А разве я лез к тебе? Только лишь спросил, что ты хочешь…
— Я докажу им, что я достойна их уважения, — Выпалила девушка, не дав ему договорить, — Покажу, что я одна из них.
Глаза ее в этот миг горели таким пламенем решимости, что Най даже отвел взгляд. И все же он довольно быстро нашелся с ответом:
— Кажется, ты забыла кое-что. Ты играешь роль. Рейчел Верн — не ты.
Глаза Лоренты исступленно уставились куда-то в стену.
— Сейчас это не имеет никакого значения. Эта колония — всего лишь ступень, один из шагов к моему возвращению. Не важно, как я назовусь здесь, если в конце я представлюсь своим настоящим именем.
Лишь замолчав, она поняла, как много ему сказала. Сама нарушила тот договор, которому прежде беспрекословно следовала.
Поднявшись с кресла, Най медленно прошел к ней. По его лицу невозможно было понять, как он отреагирует — поднимет ее на смех, отпустит очередную колкость или, может, снова переведет все в ссору.
В любом случае, когда он приблизился, Лорента почти чувствовала его запах — едва уловимый аромат мужских духов и стойкий шлейф медицинских снадобий, крепких, как трактирное пойло.
— Ты доверяешь этим людям? — Хрипло, почти шепотом спросил он
— А что, не должна? — Вздернула подбородок девушка. Глаза Ная оказались так близко, что Лорента видела свое испуганное отражение в стеклах его очков.
— Я не знаю, — Покачал головой он, — Но в любом случае один из нас окажется прав.
Прием должен был начаться в восемь. Най к тому моменту успел побриться, сменить костюм и продумать кучу вариантов развития сегодняшнего вечера.
Лорента же и вовсе решила пользоваться всеми благами полученного не самым честным путем сервиса (как-никак, благодаря дружбе мадам Эсфье с хозяйкой, лучшие покои достались им с огромной скидкой) и успела принять горячую ванну, уложить волосы и, судя по запаху, проверить на себе все косметические средства, что были в наличии.
Из ванной она выпорхнула облаченной в прежнее, купленное на пятнадцатой колонии платье, но отчего-то разительно переменившейся. Най отказывался верить, что дело в прическе, хотя ее недлинные волосы сейчас лежали особенно аккуратно — виной всему было выражение ее лица, столь одухотворенное и счастливое, что молодой человек даже подавил недавнее желание отпустить колкость о ее напрасных стараниях.
Впрочем, его сбило с толку не только это. Он вспомнил, что всего несколько недель назад искренне желал увидеть эту девушку счастливой — и думал, что это невозможно из-за купированных эмоций.
Теперь он видел ее счастливой — готовой продолжать свой спектакль, обманывать людей и идти по трупам к своей цели.
Ирония оказалась еще бессердечнее, чем он ожидал.
— Готов? — Спросила она, застыв возле двери.
Най мог бы сколько угодно оттягивать этот момент, но его неизбежность от этого никуда не девалась. Отложив газету, которую он держал скорее для того, чтобы чем-то занять руки, он встал с кресла и прошел к двери.
Не успел он дотянуться до ручки, как Лорента тронула его за локоть и мягким движением развернула к себе. Най так пристально уставился в ее ясные, темные как самый крепкий на свете кофе, глаза, что не заметил даже, как руки девушки потянулись к вороту его рубашки. Пока ее пальцы проворно расправляли жесткую накрахмаленную ткань, Лорента попросила:
— Если хочешь что-то сказать, говори сейчас.
Наверное, перед этим он напустил на лицо слишком загадочное выражение.
— Будь осторожна, — Пробормотал он первое, что пришло в голову.
Когда воротник лег идеально, рука Лоренты на мгновение легла ему на грудь — так, словно она стала играть роль еще до того, как в зале появились зрители — но по закатанным глазам Най понял, что обольщаться не стоит.
— Думала, хоть сейчас обойдусь без твоего занудства.
И она сама открыла дверь.
В коридоре уже вовсю слышалась музыка, и чем ниже они спускались к залу приемов на первом этаже, тем громче она становилась. Видимо, Марта-Агата держала на случай таких мероприятий небольшой оркестр — еще один повод покичиться богатством и обязательным среди аристократии утонченным вкусом.
Лорента рвалась вперед, совершенно позабыв про своего спутника. Лишь когда помимо слуг им стали встречаться еще и гости, девушка взяла Ная под руку и придала походке подобающую размеренность.
В зал они вошли, как положено супругам — нежно соприкасаясь плечами и то и дело переглядываясь. Ная эти взгляды, впрочем, не раздражали — так он хотя бы не чувствовал себя столь одиноким в своем непонимании происходящего. Лорента выглядела не менее растерянной, хотя с самообладанием и выдержкой у нее явно было получше: гостям, скользящим по ним взглядами, девушка любезно улыбалась и кивала в знак приветствия, а не отводила глаза, как это делал Най.
Зал приемов, к слову, скорее представлял из себя анфиладу, потому как состоял из нескольких проходных комнат, заполненных гостями. Все они были выдержаны в более броском, чем остальная гостиница, интерьере — с позолоченной лепниной, красно-розовой мебелью и бордовыми коврами. Гости разглядывали картины на стенах, брали с подносов бокалы и закуски, раскладывали пасьянсы и играли в шахматы — и все это в ленивой жеманной манере, совершенно несвойственной ни самому Наю, ни кому-либо из его знакомых.
Ничего из этого не показалось бы молодому человеку проблемой, если бы не обилие табачного дыма, витавшего вокруг. Одну из комнат, забитую преимущественно почтенными немолодыми джентльменами, он и вовсе объял так, что сквозь полотно белесого тумана едва ли можно было разглядеть лица. Най закашлялся, едва переступив через ее порог — благо, это был еще не приступ — из-за чего Лорента тотчас прибавила шагу, чтобы поскорее миновать прокуренное помещение.
— Не ожидал от тебя такого милосердия, — Заметил Най в следующем зале, когда к нему вернулась способность дышать.
— Не обольщайся, — Вздернула нос девушка, — Тут полно зрителей. Не могу же я мучить собственного мужа на людях…
Слова ее почти утонули в гуле других голосов и визга скрипок, отраженных эхом высоких стен. Музыканты как раз устроились в этом зале, прямо под одним из окон — два скрипача, виолончелист и пианистка, решившая немного передохнуть.
Гости не обращали на музыкантов особого внимания — стояли парами или небольшими группами неподалеку от кресел или столиков, где поджидали подносы с шампанским и угощениями.
При виде аккуратных кремовых пирожных Най как-то некстати вспомнил о голоде. Вообще-то, в последние годы он почти позабыл это чувство из-за болезни, но иногда оно возвращалось — непременно не вовремя и всегда с какой-то зверской силой.
— О, а вот и они! — Донеслось из другого угла зала, — А где же Джейн с Роберто?
Если бы не знакомые имена, Най и не понял бы, что женский голос обращается к ним. А вот Лорента сориентировалась быстрее — она сию же минуту развернулась к Марте-Агате и поприветствовала ее коротким книксеном:
— Полагаю, они в скором времени будут здесь.
Хозяйка гостиницы почтительно кивнула и почти бездумно протянула Наю руку для поцелуя, не переставая говорить:
— Скорее всего. Джейн никогда не отличалась расторопностью. Но раз вы уже здесь, то не вижу смысла тянуть… Мадам Коллис все равно уже здесь!
Произнося это, она приветственно махнула кому-то из группы людей, расположившейся возле камина.
— Пойдемте же, пока мадам еще не слишком занята! — Похлопала ресницами Марта, дружелюбно хватая Лоренту за руку и утягивая ее за собой.
Наю не оставалось ничего, кроме как следовать за ними, с тоской поглядывая на поднос, на котором осталось всего два пирожных.
Формулировка “не слишком занята”, как оказалось, подразумевала под собой наличие рядом с мадам Коллис по меньшей мере четырех человек, добивающихся ее внимания. Двое из них — а точнее, их взгляды — и вовсе показались Наю как минимум компрометирующими замужнюю даму, но ее саму, похоже, это не особо волновало.
Мадам Коллис выражала невиданное самодовольство даже своей позой — сидя в кресле, она лениво покачивала носком туфли и подпирала голову рукой в атласной перчатке, не забывая то и дело затянуться папиросой в длинном мундштуке. Глаза ее при этом были затянуты сонной пеленой, а на лице держалось такое скучающее выражение, словно ее насильно притащили в общество ненавистных людей и заставили слушать их назойливое жужжание.
— Клаудия, дорогая! — Марта-Агата пропустила Лоренту вперед себя, — Вот и мои гости, о которых я говорила.
Затуманенные глаза на ухоженном, хотя и немолодом лице вопросительно уставились на девушку.
— Рейчел, — Незамедлительно представилась она.
Чем эта особа вообще могла им помочь, Най не понимал, но когда Лорента выжидающе обернулась, он тотчас выпалил:
— Джеймс…
И, сделав шаг, склонился, чтобы принять ее руку для поцелуя. От перчатки мадам Коллис так несло отвратительными терпкими духами, что Най едва не закашлялся.
— И что же вы? Я запамятовала… Заинтересованы в помощи мецената?
Судя по голосу, она была далеко не так трезва, как хотелось бы — и это при том, что вечер только начался.
— Э-э-э, — Лорента замялась, ища взглядом помощи от хозяйки вечера. Но та, явно заискивая перед более богатой дамой, поспешила совершить самую отъявленную подлость из всех возможных.
— Извините, господа, — Любезно сказала она, — Вынуждена вас покинуть. Сами понимаете — я должна уделить внимание всем гостям…
И с этими словами она ретировалась, причем, так быстро, что неловкость этого исчезновения передалась всем присутствующим, кроме самой мадам Коллис.
— Н-нам сказали, что ваш муж может поспособствовать… — Лорента напряженно заломила пальцы, подыскивая слова, но закончить фразу ей было не суждено.
— Ну не всем же подряд, дорогуша, — Оборвала ее дама, — Меценаты помогают только талантам. Самородкам. Вам знакомы эти слова?
— Конечно…
Лорента порывалась сказать что-то еще, но один из щеголей, окруживших мадам Коллис, уже поспешил заполнить наступившую паузу своим блеянием:
— Не желаете еще шампанского? Или попросить музыкантов сыграть что-то новое?
Потеряв всякий интерес к Лоренте, женщина повернула к нему свою облезлую голову:
— Только не шампанского… Но если отыщешь для меня вина, буду благодарна. А что касается музыкантов… что нового они могут сыграть?
Лорента развернулась так резко, что Най едва успел сделать шаг в сторону, чтобы освободить ей путь — лицо ее обратилось совершенно нечитаемым каменным выражением, решительным и раздосадованным одновременно.
Меньше всего сейчас хотелось стоять у нее на пути.
И все же он понимал, что именно в такой момент девушка может выкинуть что угодно. По-хорошему, ему стоило бы остановить ее, но пока он подбирал подходящие для этого слова, Лорента уже успела добраться до Марты-Агаты и о чем-то заговорить с ней.
“Надеюсь, ты знаешь, что делаешь” — мысленно предостерег ее Най.
Из-за музыки он не слышал ни слова из их разговора, но в конце концов хозяйка гостиницы кивнула и засеменила в сторону импровизированной сцены.
Протолкнувшись мимо более чем дородного джентльмена, Най настиг ускользающую Лоренту и схватил ее за руку, чтобы обратить на себя внимание.
— Что ты задумала?
Девушка облизнула пересохшие губы:
— Просто смотри. И не мешай мне.
Дернув рукой, она заставила его разжать пальцы и проследовала за Мартой-Агатой. Музыка к тому моменту успела смолкнуть, а сама хозяйка вышла в центр зала и, гордо вздернув подбородок, объявила:
— Дамы и господа, одна моя гостья желает порадовать нас своим выступлением. Вашему вниманию — леди Рейчел Верн!
В наступившей гробовой тишине она несколько раз похлопала, чтобы подбодрить Лоренту, которая тем временем принимала от господина во фраке его виолончель и усаживалась на стул.
Если сейчас она что-то испортит, Наю останется только провалиться сквозь землю со стыда. Благоразумие требовало сбежать отсюда как можно скорее, но ноги его словно приросли к полу. Поэтому он сделал единственное, что представлялось возможным — остался. И не сводил с нее глаз.
Лорента отнюдь не походила на виолончелистку. Черт, она вовсе не производила впечатление человека, склонного хоть к какому-то искусству, кроме лжи!
Но вот смычок в ее тонкой руке коснулся струн, и Наю действительно захотелось исчезнуть. Только из-за стыда за самого себя.
Все это время он не допускал даже мысли, что она может быть хоть в чем-то хороша. А она была! Черт, она была не просто хороша! Она была великолепна…
Смычок Лоренты прыгал по струнам, подбородок подрагивал в такт мелодии, нога под шелком платья отстукивала ритм — похоже, сейчас для нее не осталось ничего, кроме этой огромной скрипки и музыки… Она играла так, словно от этого зависела ее жизнь, словно ее слушал одновременно весь мир и всего лишь пустая комната.
И эта музыка — настолько пронзительная, обезоруживающая, нервная, что поверить в ее связь с нахальной, вредной и коварной Лорентой было просто невозможно. Эта интриганка просто не может такое сыграть!
Неужели это тоже какой-то трюк, массовая галлюцинация, пыль в глаза?
Еще не поздно уйти, не поздно закрыть уши и забыть про то, что Лорента могла быть совершенно другой, могла нести нечто прекрасное вместо лжи, ссор и манипуляций.
А ведь в руках с виолончелью она действительно походила на одну из этих аристократов — страшно чопорную, самодовольную, возвышенную и недостижимую… Как сама Древность.
Мелодия нарастала, словно волна, готовая захлестнуть тебя с головой, если вовремя не увернуться. Вот только уворачиваться было уже поздно.
Боковым зрением Най приметил какое-то мельтешение возле себя, но даже не придал ему значения. Это оказалась мадам Эсфье, чуть опоздавшая на прием, но тем не менее заставшая самый интересный его момент.
— Надо же! Ваша супруга ни разу не говорила, что умеет так виртуозно обращаться с инструментом, — Без лишних церемоний сообщила она.
“Мне тоже” — с легкой досадой подумалось Наю. Усилием воли оторвав от Лоренты взгляд, он поприветствовал даму и выдал первое, что пришло в голову:
— Вы же знаете, какая она скромница…
Между тем музыка, которую Лорента соткала словно из воздуха, достигла пика своего напряжения… и растворилась. Мелодия оборвалась, словно ее никогда не существовало нигде, кроме памяти Ная, и гости — даже те, что никак не проявляли интереса к выступающей гостье — разразились аплодисментами.
Вернув виолончель восхищенному музыканту, Лорента поднялась со стула и смущенно поклонилась, пару раз глянув в сторону мадам Коллис.
Най чувствовал себя одураченным и униженным. Он и вправду ничего не знал о Лоренте — а козырей у нее в рукаве оказалось гораздо больше, чем казалось поначалу.
— Рейчел, дорогая! — Мадам Эсфье радостно шагнула навстречу девушке, что пробивалась к ним через толпу, по пути собирая комплименты, — Ты была просто восхитительна!
Удивительно, но сейчас Лорента словно и не боялась показаться бестактной, потому что вместо того, чтобы улыбнуться своей собеседнице и вежливо ответить на похвалу, она смотрела на Ная. Смотрела так, словно ждала того же самого от него.
— Даже лучше, чем на нашей свадьбе, — Коротко улыбнулся он, — И когда ты только успевала репетировать?
Это был очередной удар с ее стороны, пусть и самый прекрасный из всех возможных. Поэтому он не удержался.
— Когда ты был далеко, — Взмахнула ресницами она, — Во всех смыслах этого слова.
— Рейчел! — Стук каблучков по паркету и визгливый голос выдали приближение Марты-Агаты, — Вы просто талант!
Если за время сегодняшнего приема Наю удастся выцепить хоть минуту покоя, он уже будет счастлив. Но пока вокруг него толпились эти сороки, покоя ему не видать…
Еще и пирожные успели сожрать!
— Будьте покойны — после такого сердце мадам Коллис точно оттает! — Заверила хозяйка, — Она неравнодушна к музыке, в особенности, к такой печальной…
Чем более голодным он становился, тем сильнее начинали раздражать все эти люди. Най уже чувствовал, что готов сорваться на любого из этих надутых бездельников.
— Дорогая, — Он тронул Лоренту за локоть, — Не желаешь перекусить? Я тут где-то видел дивные пирожные…
— Ах, да, — Вклинилась Марта, — Это нам поставляет кофейня семейства Джиллар. Поспешите, их не так много, уже могли расхватать, — Она поглядела в сторону подноса, — Точнее, уже расхватали… Но, думаю, не везде. В верхнем зале еще могли остаться — тамошняя публика не слишком ценит сладкое.
Она указала винтовую лестницу со сплошными деревянными перилами, ведущую на второй этаж. До этого момента Най считал ее декоративной, но, как оказалось, в потолке над ней действительно зиял круглый проем.
— Что ж, в таком случае я попытаю счастья, — Най почтительно склонил перед дамами голову и поспешил направиться в указанном направлении.
Минута его заслуженного покоя началась.
— Вы еще не бывали в кофейне Джилларов? — Затрещала Марта-Агата, — Дивное место, настоятельно рекомендую…
Дальше Най не слышал. Ведомый голодом и желанием ни с кем не любезничать хотя бы полминуты, он вскочил по лестнице вверх и оказался в тесной комнатке над залом. Освещение здесь было гораздо скуднее, чем в остальной анфиладе, а затянувший помещение дым развел не только страшную вонь, но и духоту.
За игральным столом, занимающим большую часть комнаты, восседали мужчины в дорогих костюмах. В руках у нескольких были сигары, но дым, заполонивший воздух, мало отдавал табаком — в этом уж больные легкие Ная были специалистами.
— Бесспорно, методы у него… претенциозные, но вы же не станете говорить, что они не действенны! — Распылялся один из джентльменов, плотный человек с залысинами и идеально выбритым двойным подбородком.
Выискивая по углам подносы с пирожными, Най приметил лишь какие-то колбы с курящимися благовониями — именно из-за них здесь стояла приторная травянистая вонь, от которой у него тотчас же засвербило в горле.
— Не стоит забывать о специфике нашей деятельности, — Напомнил джентльмену человек в черном сюртуке, стоящий у зашторенного окна, — В нынешних реалиях надлежащего воздействия можно добиться только таким способом.
— Освободитель знает, что делает, — Сидящий напротив толстяка гость сцепил пальцы в замок, — А легкое помутнение рассудка еще никого не сгубило. Тем более, если оно призвано обнажить истину.
Что это, черт возьми, за люди!? За пеленой вонючего дыма никто из них, казалось, вовсе не замечал тонкого бледного Ная, слившегося с обоями в своем бежевом костюме.
Один лишь лакей, пристроившийся в углу, придал хоть какое-то значение его появлению, и то, когда Най уже успел подойти к нему вплотную:
— Господин? — Едва слышно обратился он, — Вам что-то нужно?
— Я ищу… — Сладкий дым так резко ударил в нос, что Най напрочь позабыл, зачем пришел.
— Удивительно, что хоть кто-то здесь это понимает! — Человек у окна резко развернулся к своим собеседникам, и Най заметил на его лице нечто странное. Полосы. Две параллельные полосы, справа и слева. Как татуировка.
Из-за дыма глаза у него заслезились, а голова стала тяжелой, как после затяжной гулянки.
— Пирожные, — Едва слыша свой голос, выдал он.
Глаза у лакея были какие-то странные — не слезящиеся, как у Ная, а словно ослепшие, затянутые пеленой.
— Давно пора понять, почему Древние пали, — Раздалось у него за спиной, — Они искали истину в противоположном от нее направлении. А освободитель нашел правильный путь. И проведет по нему каждого из нас.
С каждым вдохом слова раздавались в голове Ная все отчетливее, словно кто-то нарочито вшивал их в его сознание.
— Освободитель! Какой вздор! Это вы так его назвали. А сам этот человек зовет себя Бастардом… Ваш идол скромнее, чем вы думаете.
— А пирожные закончились, — Развел руками лакей, — Поищите в другом зале.
Най плохо помнил, откуда пришел, но в том, что отсюда надо уносить ноги как можно скорее, сомнений не осталось.
Тело не слушалось его, шаги давались тяжелее, чем четыре года назад, в пещере под Последним кораблем, но Най упорно двигался к лестнице, то и дело опираясь о стену, чтобы не потерять равновесие.
— Идолы были у Древних. И они не спасли их от гибели, — Чьи-то слова — Най не отличал тех мужчин по голосам — звучали словно падающие камни. На этом случайно услышанная беседа закончилась — ученый стал спускаться вниз.
Вот только лестница оказалась еще большим препятствием, чем та комната. Голова кружилась от дыма, в ушах отдавались голоса тех джентльменов и гул здешних разговоров и музыки, заполнивших людный зал.
Опустившись на одну из верхних ступеней, Най прижался спиной к крепким перилам — благо, они были целиком из дерева и не просвечивались — и вдохнул чистый воздух. С каждым вдохом голова его становилась чуть яснее, и до него наконец дошло, что это было. Наркотик. Он плохо разбирался во всех этих дурманах-стимуляторах-токсинах, но говорить о том, о чем вели речь эти джентльмены, на трезвую голову было невозможно.
Древние, Предел, проповедники, истина… Что это было!?
Мало похоже на научную дискуссию, которую и сам Най не прочь бы был поддержать…
Не успел он подумать о том, что неплохо было бы вернуться к Лоренте, как слух уловил ее голос где-то поблизости, наверняка, под этой самой лестницей.
— Вы и представить не можете, в каком я смятении, — Самозабвенно лепетала она, — Я пойду на все, чтобы помочь ему… Но я даже не знаю, к кому обратиться.
Снова этот спектакль! Ей самой еще не надоело?
— Я не встречала человека более доблестного и благородного, чем Джеймс, — Продолжала она, — Я влюбилась в него до беспамятства.
Най не видел ее собеседников, но по восхищенным вздохам понял, что благодарные уши — высокородные скучающие дамы в годах, которых хлебом не корми, а дай послушать чьи-нибудь плаксивые жалобы. Желательно, любовного содержания…
— Он был блистательным офицером, подавал такие большие надежды… Надо же было этому всему в одночасье разбиться…
Кто-то ожидаемо ахнул.
— Бог мой, не томите! Что же произошло? — Най не был уверен до конца, но голос походил на мадам Коллис. Если она действительно внезапно воспылала интересом к проблемам виолончелистки, то это объясняло, почему Лоренту вновь потянуло на сказки.
— Знаете, когда он получил ранение, и я впервые увидела его… я даже не подумала, что все так обернется, — Лорента говорила с придыханием, так драматично, что у любого доверчивого олуха навернулись бы слезы, — Я не знала человека более стойкого, чем он. Я верила, что все обойдется, и он выкарабкается, но вместо того, чтобы идти на поправку, он стал угасать. Вы видели, какой он гордец — никогда не сознается, но… поверьте, он очень слаб…
От злости Най стиснул зубы так сильно, что челюсть заныла от напряжения. Будь у него в руке бокал, молодой человек уже разбил бы его о ступеньки. Нет уж, с этим пора заканчивать…
— Вы не представляете, как сильно он исхудал за это время. Думаете, за такого человека я выходила замуж? Вовсе нет — я выходила за первого красавца, широкоплечего и статного. А теперь от него остался только призрак… Я боюсь прикоснуться к нему, чтобы не сломать…
— Несчастный юноша, какое горе! — Воскликнул незнакомый женский голос.
И остальные разразились похожим наигранным нытьем.
Най рывком поднялся на ноги и соскочил с лестницы, пытаясь придать лицу хотя бы подобие спокойствия. На деле в нем сейчас клокотал гнев, сопоставимый по силе разве что с действием наркотического дыма наверху.
Дамы, включая Лоренту, оказавшуюся в центре внимания, действительно расположились возле лестницы, на диване и в креслах. Помимо Марты-Агаты и мадам Эсфье плаксивую историю умирающего мужа действительно слушала Клаудия Коллис и несколько незнакомок преклонных лет.
— Дамы, — Най почти выплюнул это слово, вторгаясь в их идиллию, и все глаза тотчас уставились на него.
Если жалость, липкую и холодную, как грязь, можно было почувствовать, то сейчас Най словно рухнул в нее лицом. Каждая клеточка его тела ощущала, как глазенки этих дам разбирают его по косточкам и мысленно качают головой в знак фальшивого сочувствия.
Четыре года назад он наглотался этой жалости на много лет вперед. Теперь от нее только тошнило.
— Я скажу мужу, что вы будете моими дорогими гостями на завтрашнем вечере, — Не сводя глаз с Ная, сообщила мадам Коллис Лоренте, — Он сделает все, чтобы посодействовать вам.
Лорента сияла. Что ж, сегодня она разыграла партию как по нотам — во всех смыслах этого слова. Наю тоже следовало бы радоваться — как-никак, дело оставалось совсем за малым — но он чувствовал себя уродливой игрушкой, которой воспользовались, а потом выбросили на помойку для пущей драмы.
— С вашего позволения, я похищу мою любезную супругу, — Най протянул девушке руку. Лорента незамедлительно приняла ее, но поднялась с таким изяществом, словно и вправду возомнила себя одной из аристократок.
Ее медлительность раздражала Ная. Как-никак, его гнев требовал срочного выхода, он не мог ждать, пока эта лгунья вдоволь потешит свое самолюбие.
Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем они покинули зал и оказались в более-менее тихом помещении. Мимо то и дело сновали слуги, но Най дождался, когда их с Лорентой оставят наедине, и наконец дал волю своим эмоциям:
— Я слышал все, что ты им плела, — Склонившись так близко, как это было возможно, прошипел он, — Кто дал тебе право выставлять мои слабости на всеобщее обозрение!?
Лоренте даже не хватило проницательности предвидеть такую его реакцию. Только когда Най вслух выказал недовольство, глупая довольная улыбка соскользнула с ее губ, сменившись искренним непониманием:
— Ты чего!? Благодаря этому мы уже завтра получим Клетку! Только из-за того, что я смогла разжалобить этих клуш! Какая теперь разница, чем именно?
В ее глазах не было и капли сожаления.
— Ты что, действительно не понимаешь? Ты же пользуешься мной, как диковинной собачонкой!
Он понял, что стоит слишком близко, и сделал шаг назад.
— Но я не собачонка. Я живой человек! И я не хочу видеть жалость в глазах этих лицемерных старух!
Лорента помрачнела:
— А чего ты хочешь? Ничто на свете не дается даром. И если ты не готов заплатить за свою жизнь всего лишь уязвленным самолюбием, ты недостоин этой жизни!
Слова ее были хуже пощечины — по крайней мере, гораздо больнее. А все потому, что она была права. Най ненавидел жалость к себе, но больше всех жалел самого себя он сам — тешил свою идиотскую гордость, боялся рисковать, чтобы не попасть впросак…
Разве он поступал лучше?
— Я заплатила за свою жизнь этой Клеткой, — Продолжила Лорента, — Я не имела на это никакого права, но я струсила. И теперь я готова на все, чтобы исправить свою ошибку. А ты… ты не готов даже лишний раз улыбнуться.
С этими словами она развернулась и зашагала прочь. Благо, платья такого кроя не располагают к быстрой ходьбе.
Обогнав девушку, Най заслонил ей путь:
— Я… я не… — Он понятия не имел, что нужно сказать, — Ты не так поняла…
— Исполняя роль, мы не становимся теми, кого играем, — Лорента уверенно подняла на него глаза, — Я не собиралась рассказывать им про тебя настоящего. Потому что я ничего про тебя не знаю.
Судя по всему, Лорента не собиралась больше с ним разговаривать. Обогнув его, девушка прошла дальше, но Най снова ее окликнул:
— Но на виолончели играла ты. Это была твоя мелодия.
На мгновение она застыла, как вкопанная. Потом обернулась.
— Пришлось импровизировать.
На свой страх и риск Най подошел ближе, но Лорента не сдвинулась с места.
— Ты всегда импровизируешь, — Пожал плечами он, понимая, что банальное “прости” не спасет положение.
— И, как видишь, удачно, — Она ткнула пальцем ему в грудь, — А ты не в состоянии даже отыскать пирожные.