Клетка для лжецов

Глава 4

Вэйл прекрасно знал, какое впечатление он производит на людей в гневе. Но Карельт оказался крепче большинства — он не моргнул и глазом, когда пилот, едва не сорвав с петель дверь его кабинета, ворвался к нему и грохнул на стол огромный, почти в половину его роста, тяжеленный мешок, набитый всякой автоматикой.

— Что такое? — Только и спросила квадратная рожа Карельта, подняв глаза на Вэйла.

Пилот на секунду вспомнил о том, что за спиной у него стоит Най — может, маленько сдать назад и предоставить слово человеку чуть более сдержанному и не в пример более образованному?

Но Най молчал, как рыба об лед, и Вэйл подсуетился взять все в свои руки:

— Какого черта на борту только один набпас!? Корабль рассчитан на семь человек!

Да, Вэйл был пиратом, и половина набпасов, которыми он пользовался, как и половина кораблей, на которых он летал — а может, и больше — были присвоены не самым честным путем, но то, что касалось комплектации корабля непосредственно перед вылетом (особенно, если этот вылет не подразумевал пополнения груза по дороге) было для него важнейшим пунктом подготовки. Тем более, когда у тебя на борту не прожженные ребята, знакомые с межпланетными перелетами сто лет, а два беспомощных дилетанта!

Как-никак, Вэйл отвечал за сохранность их задниц. Пусть и с небольшой оговоркой…

— А я-то тут при чем? — Карельт уставился на мешок с таким недоумением, словно видел набпас впервые в жизни.

— В этой конторе ты отвечаешь за корабли! — Отчеканил пилот.

— Только за их техническое состояние, — Отмахнулся транспортник, — Остальное на совести перекупщиков, что продают музею транспорт.

Вэйла мало удовлетворил такой ответ. Точнее, он окончательно вывел его из себя:

— А если перекупщики тебе в следующий раз вместо корабля летающую калошу подсунут!?

Позади раздался то ли смешок, то ли кашель. Не обратив внимания на этого придурка Ная, пилот продолжил:

— И как у тебя только еще ни одна экспедиция не провалилась!?

Повисло гнетущее молчание, но полный ярости взгляд Вэйла Карельт все-таки выдержал. Аккуратно сцепив короткие пальцы в замок, он с вызовом склонил голову набок:

— Ты сам был в восторге от корабля! Теперь что изменилось?

Вэйлу показалось, что все это время он говорил со стеной.

— То, что на корабле нет снаряжения! Мы как будем один костюм на троих делить!?

“Хотя, Най, конечно, и в рукав влезет” — со смешком подумал пилот, но говорить об этом не стал.

— А ты сделай так, чтобы вам этот костюм не понадобился, — Твердо заявил Карельт, — Или пираты не умеют обеспечивать безопасность? Только влипать в неприятности…

— Ладно… раз ты хочешь, чтобы я был пиратом, я сам найду набпасы. Только не плачь потом из-за того, что я подломил пару пассажирских…

— Вэйл, — Впервые за столько времени подал голос Най, — Прекрати.

— Ты пилот и командир корабля, — Отрезал Карельт, — Мне негде взять тебе снаряжение. Тем более, что оно не фигурирует в ни в одном списке необходимого груза, — Он стукнул пальцем по бумагам, что лежали на столе.

Опять чертова документация! В этом случае даже обращаться к Оскласу — такой же дохлый номер. Этот дядька еще более скользкий элемент, чем транспортник — найдет, как вывернуться.

— Если тебе так надо, ищи сам, — Отмахнулся Карельт, — Хоть на рынке покупай!

— Это может затянуться на много дней, — Предположил Най.

— Вот и я о чем! Бюджет у музея не резиновый! — Махнул рукой Карельт.

Вэйл чувствовал, что проигрывает. И больше всего его бесило даже не безразличие транспортника — начальству всегда плевать на то, кто и на чем у него летает — а то, как неожиданно переобулся Най. Разве не он пару часов назад говорил о том, что все на корабле должно быть идеально?

— Все, Ардайк, уводи его… А то поднял тут скандал из ничего, — Обратился к Наю Карельт.

Ученый попытался взять Вэйла под локоть, но тот вовремя вывернулся и сам прошагал к двери, собирая остатки гордости.

Только переступив за порог, он вспомнил, что оставил единственный набпас у транспортника на столе.

— Эй! Вернись за мешком! — Раздался голос Карельта.

Спрятав в карманы брюк сжатые от злости кулаки, Вэйл даже не обернулся и зашагал по коридору, ощутимо прибавив шагу.

— Вэйл! — На этот раз звал уже Най.

“Да пошел ты к черту!” —с неподдельным удовлетворением подумал пилот.

Не прошло и пару мгновений, как он услышал за спиной тяжелые сбивчивые шаги. Теперь Вэйлу потребовалось все его самообладание, чтобы не обернуться — было до жути любопытно увидеть, как Най тащит на горбу мешок, который весит едва ли не больше, чем он сам.

Неплохое наказание за предательство.

— В-вэйл! — Донесся запыхавшийся голос, — Если я разобью тут что-то, виноват будешь ты!

Не вынимая рук из карманов, пилот застыл на месте и дождался, когда хромая конструкция из набпаса и скелетоподобного ученого доковыляет до него.

— Какого черта ты сначала засунул язык в жопу, а потом и вовсе переобулся!? — Вдруг прошипел Вэйл.

В застекленных очками голубых глазах на мгновение что-то дрогнуло.

— Я подумал, что… ни к чему еще больше растягивать и без того долгую экспедицию, — Мягко ответил он.

— Вот, значит, как? — Несмотря на умоляющий взгляд Ная, Вэйл упорно делал вид, что не замечает огромный мешок у него в руках, — Будь по-твоему… Но смотри, как бы эта экспедиция не закончилась раньше, чем ты ожидаешь.

Лицо ученого помрачнело окончательно:

— Не говори чепуху!

— Ты первый начал, — Вэйл двинулся вперед, — Как будто пара дней что-то изменит..?

Он успел сделать несколько шагов, прежде чем ученый заговорил снова:

— Терпеть тебя лишних пару дней — невыносимая задача, если ты не знал.

— Взаимно, гений! — Отозвался пилот.

Впереди этого додика ждало страшнейшее испытание — лестница. Тащить набпас волоком — означало не только уничтожить большую часть его комплектующих, но и хорошенько схлопотать от Вэйла, для которого подобное обращение со снаряжением корабля было сродни богохульству.

Он страсть как хотел врезать Наю. Но частичка идеальной почти во всем “Атлантики” оказалась ему дороже:

— Давай сюда! — Он протянул руку за мешком, — Не хватало еще, чтобы ты все датчики расколошматил!

— А я-то думал — почему на корабле, рассчитанном на семерых, нас всего трое? — Вэйл лениво потянулся, окинув взглядом четвертый по счету чемодан, который Най затаскивал на корабль.

По списку их и было четыре — пилот проверял — причем, все они значились как “исследовательская аппаратура”. Впрочем, Най мало производил впечатление человека, который печется о чем-то, кроме своей идиотской науки, а потому вряд ли он тащил на борт какую-нибудь совсем уж бесполезную хламиду. Скорее всего, помимо всяких там приборчиков и прочих научных приблуд, парочка из этих саквояжей была набита книгами. И поэтому додик их еле волок…

— Без этого мы ни за что не найдем Клетку, — Строго заявил взмыленный от натуги ученый.

— Ну, не знаю, — Вэйл прислонился спиной к стене грузового отсека “Атлантики” и сложил руки на груди, — Я бы лучше у местных поспрашивал…

Най одарил пилота скупым грозным взглядом, которым неизменно реагировал на каждую его шутку.

Не желая больше продолжать этот бестолковый разговор, Вэйл перевел взгляд на тихо сидящую в углу Лапочку Эллу, что бесцельно уставилась в одну точку своими роскошными медово-карими глазами. У ног ее покоилась небольшая, но плотно набитая сумка, появлению которой Вэйл немало удивился — что могла тащить с собой в экспедицию девушка, напрочь лишенная всего, что делало ее нормальным человеком? Наверняка, в этой сумке, кроме как пары сменных синих комбинезонов, и не было ничего.

Впрочем, пилот не исключал и того, что барахольщицу из женщины неспособна вытравить ни одна наука…

С этими мыслями он вернулся к тому рассуждению, которое не давало ему покоя с первого взгляда на биоандроида — как у кого-то на свете могла подняться рука сотворить такое… с ней!?

Несмотря на все шутки, отпущенные Вэйлом в адрес Ная, пилот не мог не заметить, что даже этого книжного червя Элла смогла вывести из равновесия. Додик смотрел на нее с не меньшим придыханием, а может, даже и с большим. Потому что ему Элла никого не напоминала — она просто была красивой девушкой, поразительной в своей недоступности из-за того, что какой-то фанатик (наверняка, даже похуже Ная) сотворил с ней вопиющую жестокость — выскреб до основания все чувства, все воспоминания, все, что делало ее человеком, а не машиной в оболочке из плоти.

А вот у Вэйла все было гораздо сложнее. Он смотрел на Эллу, видел ее короткие, по подбородок, черные волосы, но вспоминал другие — длинные и мягкие, цвета желтых осенних листьев; смотрел на стройные длинные ноги, скрытые под бесформенными штанами, но видел еще одни — такие же безупречные, только чуть загорелые, с едва заметным шрамом на лодыжке.

Даже пальцы Эллы, что сейчас машинально, отдавая дань старой привычке, отстукивали на подлокотнике какой-то ритм, принадлежали словно не ей.

А девушке, что навсегда осталась его маяком — голосом, что встречал его и провожал, образом, что сопровождал его в путешествиях, сном, что преследовал его, как наваждение; и мечтой, которой уже не суждено было сбыться.

Вэйл слишком хорошо знал ее, чтобы думать, будто сейчас ей было бы досадно из-за его мыслей об Элле. Она всегда желала ему счастья и никогда не позволила бы себе такой глупости, как ревность.

Поэтому Вэйл разрешил себе смотреть на биоандроида и видеть в нем Эллу, а не кого-то еще. Все равно все его мысли всегда возвращались в одну точку — никто не имел права так поступать с ней. Что бы она не сделала, какое бы преступление не совершила — это слишком жестоко.

Най тем временем завершил расставлять свои саквояжи и вернулся к пиджаку, что бесформенной тряпкой свисал с двери в соседний отсек. Вэйл посмотрел на часы, своевременно купленные у какого-то перекупщика возле дома Ная — до вылета, назначенного на четыре часа, оставалось всего ничего.

— Слушай, гений, — Обратился он к ученому, что старательно стряхивал со своего сюртука невидимые пылинки, — А ты, часом, не хочешь сказать, куда нам лететь?

Медные застежки старого кожаного чемодана щелкнули, и Най, сидящий на корточках перед своим изобретением, аккуратно разложил его прямо на полу капитанской рубки.

— И почему нельзя было сделать это заранее? — Пробормотал Вэйл, что наблюдал за этим действом со своего мягкого кресла, созданного словно специально под его задницу.

— Потому что местоположение Клетки постоянно меняется, — Не отрываясь от запуска своей таинственной машины, отозвался Най.

Честно говоря, было в его движениях что-то от молитвы — то, как он едва перебирал пальцами какие-то стеклянные колбочки, как прокручивал шестеренки и нажимал на клавиши и кнопки, на мгновение задерживая над ними руку. Сам Вэйл точно так же обращался с панелью “Атлантики” — так, словно она была не механизмом, а любимой женщиной.

Разобраться во всей этой заумной научной дуристике Вэйл даже не пытался — механизм выглядел раза в два сложнее двигателя того корабля, на котором они сейчас находились. Возможно, покумекав пару часов, он с горем пополам смог бы запустить эту штуку, окажись подписи над всеми этими пружинами и тумблерами на знакомом ему языке, а не на той тарабарщине, которую его глаза отродясь не видели.

“Frequentia undam” — значилось над одним из щелкающих тумблеров, очевидно, задающих какой-то параметр. Най провернул его на три единицы из десяти доступных и перешел к следующему — “profundus perceptionis”. “Тоже на три, — заметил Вэйл, — Видимо, начинает по минимуму”.

Элла все это время так же неотрывно следила за работой ученого — даже встала со своего места и подошла поближе. Неужели из всех возможных эмоций ей решили оставить только капельку любопытства?

— “Profundum”, —Вдруг сказала она. Най поднял на нее полный непонимания взгляд, — А не “profundus”. Здесь ошибка.

— Вот как? — Нахмурился ученый, — Видимо, я что-то напутал, — Он поспешно оторвал неровный клочок бумаги с подписью и смял его пальцами, — Numquam nimis sero est errata figere.

— Nunc actum est, — Отозвалась она, и бурное воображение Вэйла углядело на ее лице некоторое подобие улыбки.

— Эй, вы двое, — Недовольно окликнул пилот, — Нельзя ли общаться на нормальном языке?

Най усмехнулся:

— Чем тебе не угодила латынь?

— Тем, что я ее не понимаю! — Всплеснул руками Вэйл, — Да и не слышал ни разу. Это что, очередной язык Древних?

Най с легким щелчком выдвинул из своего аппарата какую-то антенну, после чего тот начал издавать странный писк. Протянутая сквозь валик тонкая полупрозрачная бумага, свернутая в рулон, начала медленно разворачиваться и, похожая на бинт, стала стелиться по полу.

— Скажем так, — Сидящий на корточках Най посмотрел на Вэйла снизу вверх, — Этот язык считался древним даже у древних. Я не подозревал, что Элла знает его.

— Ты же сам говорил, что она знает тридцать шесть языков, — Вспомнил пилот, — Но не сказал, каких.

— По идее, она должна знать все основные языки альянсов. И несколько независимых…

— Эй, Лапуля — Вэйл поднял глаза на девушку, — Ну-ка, удиви нас!

Не успел он дождаться ответа, как возглас Ная сбил Эллу с толку:

— Есть сигнал!

Вцепившись в бинтоподобное полотнище, Най стал разглядывать волнообразный рисунок, что оставил на нем аппарат, сменивший писк на еще более противный для уха треск. Разгадать эту шифровку во всей галактике не смог бы никто, кроме ее создателя — да и тот был немало озадачен кривой линией, что тянулась по тонкой бумаге.

— Элла, — Най сосредоточенно поправил очки, — Мне нужно, чтобы ты считала.

Девушка с готовностью кивнула и подняла с пола блокнот, который прежде покоился в чемодане вместе с аппаратом. Карандаш же и вовсе оказался у нее в руке каким-то неведомым Вэйлу образом — наверное, она достала его из кармана, пока он отвлекся.

— А ты разве не делаешь это в уме? — Нахмурился Най, окидывая взглядом блокнот в ее руках.

И правда — не зря же биоандроидам вычистили из башки все лишнее! Уж наверняка там теперь найдется место для счетной машины.

— Это для вас, — Моргнув, ответила Лапочка, — На случай, если вы потеряете нить рассуждений.

Най не стал усматривать в ее словах оскорбления своих умственных способностей, хотя, скажи ему нечто подобное Вэйл, а не эта красотка, ученый непременно бы заострил на этом внимание.

— А ты, Вэйл, — Най щелкнул пальцами в его направлении, — Можешь поднять корабль в воздух? И, желательно, повыше.

— Так мы стартуем? — Не понял пилот.

— Похоже, что да, — Пожал плечами Най, — Только пока не знаю, в каком направлении.

Оказалось, что после подъема им предстояло еще несколько часов провисеть в воздухе, впустую прожигая драгоценное топливо. Вэйл не забыл напомнить об этом Наю, на что тот, вооруженный аппаратами еще более странными, чем первый, пробормотал что-то вроде “скоро полетим” и, расхаживая по всему кораблю с антеннами в руках и обвешивая стены какими-то намагниченными датчиками, продолжал чеканить Элле все новые и новые малопонятные цифры. Не знай Вэйл способностей этой девицы, проникся бы к ней жалостью и наорал бы на ученого за спешку и неуважение к чужому труду.

— Сигнал не усилился, — Выдал Най по окончании измерений и подсчетов, то есть, часов через пять. За это время ученый дал себе передышку только один раз, на несколько минут скрывшись в своем отсеке и вернувшись оттуда в другом костюме, как он объяснил, “более удобном” для лазания по стенам. При всем недоверии к этому парню, Вэйл не мог не проникнуться к нему уважением, став свидетелем такой работоспособности, — Но и не ослаб. Значит, Клетка там же, где и была.

— И где же? — Ожидая хоть какого-то сдвига с мертвой точки, поинтересовался Вэйл.

— Судя по наличию более устойчивого энергетического импульса, — Най потер переносицу и как-то хрипло, тяжело вдохнул, — Это Колония-11.

— Эта помпезная мещанская помойка? — Усмехнулся Вэйл, — Можем снижаться, ребята. Экспедиция закончена.

— Что? Почему? — Най снял очки и потер покрасневшие глаза.

— Потому что тебя туда не пустят, дружок, — Поражаясь непросвещенности этого, казалось бы, неглупого человека, объяснил Вэйл, — Тамошний народец такого высокого мнения о своей родине, что понапридумывал кучу правил на въезд. Туда пускают только пассажирские туристические судна. И то, не отовсюду.

Най явно не ожидал такого поворота. Задумчиво потирая острый, как лезвие, подбородок, он опустился в свое кресло:

— И что же нам делать?

— Гений, какого черта ты не читал политику Колоний, прежде чем все это затевать?

“Какого черта ее не читал Олаф, эту экспедицию одобривший?”

— Я… — Глаза Ная смотрели куда-то в пустоту, — Я никогда не слышал, что одиннадцатая от кого-то закрыта… Вот и решил, что мы сможем…

На мгновение пилоту показалось, что сейчас у этого слюнтяя начнется истерика.

— Она и не закрыта, — Поспешил успокоить его Вэйл, — Туристические корабли — вот наша лазейка. Осталось только узнать, откуда нам взять билет — отсюда-то и в помине ничего такого не ходило! Лапуля?

Тишина. Девушка сидела на своем месте, глядя пустым немигающим взглядом в пространство, и словно вовсе не следила за разговором своих спутников.

— Элла, — Попытался Най, — С каких колоний ходят корабли на одиннадцатую?

Будто выйдя из оцепенения, она уставилась на обоих.

— Э-э-э… ш-шестнадцатая колония, — Голос ее звучал как после пробуждения.

— А поближе ничего? — Вэйл прикидывал по памяти карту расположения колоний, — Не охота тащиться в такую даль ради перевалочного пункта.

— Может, пятнадцатая?

Неуверенный тон, казалось бы, всезнающего биоандроида немного пошатнул уверенность пилота, но, вспомнив свой единственный визит на пятнадцатую, он удовлетворенно кивнул:

— Конечно! Пятнадцатая! Не планета, а чертов вокзал!

Най почему-то не разделял его энтузиазма.

— Сколько времени это займет? — Поинтересовался он.

— Не больше, чем если бы мы долетели до одиннадцатой и уткнулись там в сторожевые корабли, — Заверил Вэйл, лихо разворачивая кресло к приборной панели.

Неужели спустя четыре года он сможет почувствовать это снова — мощь корабля, что подчиняется тебе и только тебе, рев его сопящего парового двигателя, скорость, не сравнимую ни с чем на земле, и… свободу. Эту самую настоящую свободу, что существует только там, в бесконечной космической тьме, среди звёзд и мусора, как среди добра и зла, черного и белого, правды и лжи. Только там, в этом “между” существует то, за что Вэйл продал бы душу. Точнее, ее остатки.

— Пятнадцатая, значит, — Вэйл легким движением трех пальцев настучал по панели команду построения маршрута. Оставалось еще, конечно, набрать высоты, но это он сделал бы одной левой, причем, будучи в стельку пьяным. Или даже мертвым, — Держись покрепче, гений!