Наверное, вчерашний вечер изменил их обоих. Но если за собой Лорента заметила только перемену в настроении, то Ная словно подменили. Что такого она сказала ему в том пустом зале, после чего он не только перестал противиться ее замыслам, но даже стал предлагать свои?
Хотя, наверное, дело было в том, что он резко возомнил себя мужчиной. И решил держать данное ей слово — по крайней мере, по части пирожных.
Сидя в кофейне семейства Джиллисов, которую вчера так пламенно нахваливала Марта-Агата, они, должно быть, и вправду напоминали влюбленную пару — только не чопорную и милую, как все остальные на одиннадцатой колонии, а уж больно взрывную и бесшабашную.
Впрочем, сейчас это мало волновало Лоренту. До вечера она не станет обременять себя ничем — ни тяжелыми мыслями, ни правилами аристократических приличий.
Местечко, кстати, и вправду оказалось премилое — открытая веранда, плетеная мебель, кружевные скатерти и любезные отзывчивые официанты.
— Ты заказала… как это? — Най схватил со стола меню и бегло нашарил там незнакомое слово, — Блан-ман-же? Что это вообще такое?
— На твоем дикарском языке — желе, — Нахмурилась девушка.
— Ерунда… Пирожные должны быть из бисквита. И с кремом. В этом суть.
Честно говоря, такой Най нравился ей гораздо больше привычного. Непосредственный, забавный, немного напоминающий того мальчишку с фотокарточки в его поддельном паспорте.
Погода сегодня стояла чудесная, а потому Най снял сюртук и накинул его на спинку плетеного стула, оставшись в одном жилете и кипельно-белой рубашке, на фоне которой его тонкие жилистые руки даже казались загорелыми. Волосы его отчего-то торчали чуть сильнее, чем вчера, придавая своему хозяину совсем уж юношеский вид.
— Признаться, кулинара из тебя бы не вышло, — Поджала губы Лорента, — Слишком узко мыслишь.
— Я и не стремлюсь. Есть интереснее, чем готовить.
Как раз после этих слов тихий, почти незаметный официант принес их заказ — бланманже для Лоренты и какой-то простецкий шоколадный тортик для Ная. По части чая они пришли к компромиссу — просто черный, безо всяких выкрутасов.
— Марта-Агата вчера рассказывала, что хозяин кофейни держит свои рецепты в строжайшей тайне, — Вспомнила Лорента, пока Най разливал чай по чашкам, — Ходят слухи, что они даже добавляют в них какой-то наркотик.
— Раз так… — Най отломил кусочек своего торта и заговорщически посмотрел на Лоренту, — Если после пятого пирожного я не остановлюсь, бей меня по голове и вытаскивай отсюда всеми способами.
Девушка хихикнула:
— Ни в коем случае! Может, хоть господин Джиллар поможет сделать тебя чуточку… поплотнее.
— Черт, не становись Вэйлом, умоляю… — Най закатил глаза и отхлебнул чаю.
— И не собиралась. Вэйл насмехается, а я даю конструктивную критику, — Она подалась вперед и подперла подбородок рукой, — У тебя отличные пропорции лица, но впалые щеки — это моветон. Ты же не узник с Шестого кольца! И глаза… Ну-ка, сними очки!
— Зачем? — Ная явно забавляло происходящее, но слепо вестись на ее требования он не собирался.
— Ну сними…
Ученый подчинился. Честно говоря, без очков он был совсем другим человеком — гораздо проще и мужественнее, но с каким-то бесцельным взглядом.
— Да, все верно… — Выдохнула Лорента, — У тебя слишком большие глаза.
— Ты кое-что еще забыла, — Напомнил Най, водрузив очки обратно на нос, — Что у меня узкие плечи.
— Нормальные у тебя плечи, — Отмахнулась девушка, — По крайней мере, на мой вкус. Немного мышц, конечно, не помешало бы, но…
Най уже ее не слушал. Брови его взлетели до самых волос от удивления:
— На твой вкус? Значит, ты оценивала меня?
Чтобы занять чем-то руки — да и рот тоже — Лорента поломала вилкой свой десерт и стала тщательно разжевывать кусок желе.
— Вовсе нет, — Удивилась она, — С чего ты взял?
Най проигнорировал ее вопрос. Несмотря на непосредственность тона и поведения, он почти прикончил свое пирожное. Вряд ли виной тому голод. Скорее, нервы.
— И каков же твой вердикт? — Выдал он, — Говори честно, обещаю не обижаться.
Еще чего захотел! Честной в вопросе отношения к этому человеку она не была даже с самой собой. “Спроси что-нибудь попроще” — хотела сказать Лорента, но вовремя подыскала другой ответ.
— Твоя главная проблема не во внешности, а в голове, — Пожала плечами девушка, — Где-то — пару кило, а где-то — несколько лет непрерывной работы…
Най усмехнулся:
— Ладно… Я же обещал не обижаться. Так уж и быть. Но главное я все равно разузнал — ты думала обо мне. В этом ключе.
Вот это удар! Этого Лорента точно не ожидала. Краска прилила к ее щекам, а глаза округлились от удивления.
— Ты тоже, — Нашлась она, — Раз пытаешься подловить на этом меня.
— А как не думать о человеке, на котором ты женат? — Най откинулся на спинку стула.
— Тогда скажи мне тоже. Какая я?
Она ждала долгих раздумий и тяжелого молчания — чего угодно, но не мгновенного ответа.
— Красивая. Обезоруживающая. Похожая на взрыв и нерешаемое уравнение одновременно.
Най чеканил эти слова с такой уверенностью, словно знал их наизусть. Словно он готовился к этому разговору.
— Ты ошибаешься, — Покачала головой Лорента. Смущение стало потихоньку отступать, и девушка заметила, что Най тоже слегка зарделся — на его бледном лице это особенно бросалось в глаза.
— Но одно я знаю наверняка, — Он подался ближе, — У тебя огромный талант к музыке. И ты не имеешь права закапывать его в землю.
Эти слова были не меньшей неожиданностью, чем все остальное. А ведь она могла предвидеть нечто подобное — потому что видела, что вчера он слушал. Застыл перед ней, как вкопанный, и слушал, слушал до самого конца!
Раздумывая над ответом, Лорента даже не заметила, как взгляд Ная переместился с ее лица куда-то ей за спину.
— Знаешь, я никогда не думала об этом всерьез… — Мечтательно заговорила она, но Най не дал ей закончить. Его рука судорожно накрыла ее ладонь, а глаза испуганно нашарили ее взгляд:
— Обернись, только осторожно.
Лорента ничего не поняла, но подчинилась.
— Человек в черном… он не из ваших?
Девушка сразу сообразила, о ком он, потому как джентльмен в черном, переходивший через улицу, обладал одной крайне примечательной чертой — татуировками в виде прямых линий на лице. И, конечно же, она видела его впервые в жизни.
— В каком смысле, “из наших”? — Переспросила Лорента, повернувшись обратно к Наю.
— Ну… из Хранителей, — Нахмурился он, — Я видел его вчера на приеме. Престранный тип. Говорил что-то о Древности…
Черт, а ведь полосы..! Как она сразу не догадалась!
— Что? Что он говорил!? — Спохватилась Лорента.
— Я… я не запомнил в точности. Но… это было не то, что ты думаешь. Он нес какой-то бред, что-то связанное с древними людьми. Это не имело никакого отношения к настоящей Древности, говорю тебе как исследователь…
Мысли Лоренты неслись таким галопом, что она едва успевала за ними следить. Слова Ная до нее и вовсе едва доходили.
Полосы на лице — это может быть только одно…
— Мы должны его догнать, — Девушка вскочила из-за стола, едва не смахнув на пол фарфоровую чашку, и бросилась к выходу из кофейни.
Най почему-то замешкался — наверное, платил за их десерты — но, учитывая скорость, с которой Лорента бежала вверх по улице до того самого перекрестка, где скрылся незнакомец, нагнал он ее довольно быстро.
— Постой! — Донеслось ей в спину, — Постой же!
Не прошло и секунды, как сильная рука обхватила ее за плечо и вынудила остановиться, развернув к себе:
— Ты знаешь его? Кто он такой?
На счету была каждая секунда, но если она прямо сейчас не расскажет Наю о своей догадке, тот из-за своей правильности станет чинить препятствия до конца погони.
— Я впервые его вижу, но… — Мысли девушки до сих пор путались, — Эти полосы… Я думаю, это шрамы, как у Хранителей. У первых Хранителей.
— Успокойся, отдышись, — Най положил руки ей на плечи, — Что еще за шрамы?
— У первых колонизаторов были шлемы из специальных пластин. В тех местах, где эти пластины стыковались, у них оставались шрамы, как от ожогов. Только они были горизонтальные, а не вертикальные. Я думаю… думаю, что это какая-то дань уважения им… Хранителям.
Най сбивчиво дышал, волосы его окончательно растрепались, а пиджак так и остался в кофейне.
— Если он как-то связан со всем этим, то может знать, где Клетка, — Добавила последний аргумент Лорента, — Или она и вовсе может быть у него.
Теперь, когда она высказала все, что было на уме, это дало ей право продолжить погоню. Но не успела девушка сделать и шагу, как Най вновь вцепился в ее запястье.
— В таком случае, он может быть еще опасней, чем я думал, — Хрипло хватая воздух, предупредил Най, — Нам лучше держаться от него подальше.
— Что за вздор!?
— Он вовсе не Хранитель, он какой-то фанатик, — Молодой человек прижал руку к груди, и Лорента вспомнила, что этот жест — верный признак надвигающегося приступа, — Вчера на приеме… они сидели в отдельном зале и обсуждали какую-то секту.
Рука его все еще сжимала ее запястье. Конечно, едва вспомнив об этом, Лорента вырвалась и, наплевав на все его надуманные страхи, продолжила бы погоню, если бы не громоподобный кашель, что спустя секунду заставил Ная согнуться пополам.
По одному звуку было понятно, насколько ему сейчас больно, а смотреть на это было еще невыносимее. Не окажись рядом плеча, на которое можно было бы опереться, Най едва ли удержался бы на ногах, а может, даже потерял бы сознание.
Такое ведь уже случалось — тогда, после нападения лицедеев на “Атлантику”.
Лорента понимала, что с каждой секундой незнакомец в черном уходит все дальше, но вот незадача — в гостинице, среди мало-мальски знакомых людей, или на корабле, где Вэйл был полноправным царем и богом, девушка без раздумий бы покинула Ная, но здесь, в неизвестном городе, среди праздных зевак и перед таким важным событием, как вечерний прием, она ясно поняла одно: он никогда бы не бросил ее в таком состоянии.
Но Най явно был о девушке худшего мнения. Едва восстановив дыхание, он, истекая потом и побледнев до состояния свежего снега, продолжил свою тираду:
— Эти люди… опасны. Они сидели в дурмане и говорили о каком-то Бастарде…
Не успев закончить фразу, он снова зашелся в кашле, на этот раз еще и сдобренном кровью. Платок его, очевидно, остался в сюртуке, и без него Наю пришлось запачкать руку, но он не обращал на это никакого внимания.
— Нам лучше… с ними не связываться, — Продолжил он с прежним упорством.
Лорента давно подставила ему плечо, но опираться на него ученый принципиально не желал. Все, что он сделал — это взял ее за руку, которую от напряжения сжал так сильно, что у девушки онемели пальцы.
— Успокойся, я не пойду за ним, — Заверила его Лорента, — Сейчас нам нужно как-то утихомирить твой приступ.
К тому моменту на них, застывших посреди улицы, уже стали оборачиваться прохожие — но никто так и не предложил помощи.
— С-само пройдет, — Най прикрыл рот окровавленной ладонью.
— Может, вернемся в гостиницу? Ты выпьешь свое снадобье..?
Най со свистом втягивал воздух. Когда он заговорил, голос его напоминал сухой скрежет:
— Это все лишнее. Дай мне минуту.
Снова эта идиотская твердолобая гордость! И когда только ему надоест строить из себя героя там, где никто не просит!?
— Ты уверен? — Лорента внимательно посмотрела на него — волосы прилипли ко взмокшему лбу, глаза слезились, а все тело колотила такая дрожь, что ее было видно невооруженным глазом, — По-моему, ты еле стоишь на ногах…
— Мне лучше знать! — Огрызнулся ученый.
Лорента выдернула пальцы из его хватки и показательно отвернулась. За всю жизнь судьба не посылала ей более невыносимого человека! И как он только умудрялся так виртуозно менять впечатление о себе?
— Я живу с этой болезнью четыре года, — После паузы сказал он намного мягче. Неужели одумался? — Думаешь, я в первый раз оказался в такой ситуации?
Из-за него она упустила того странного незнакомца, а вместо благодарности получила… это!
— Если ты в порядке, забери свой сюртук, — Не поворачиваясь, напомнила Лорента, — И побыстрее, нам еще выбирать наряды на вечер.
Он не сделал ни шага.
— Я… я не хотел показаться грубым, — Вдруг заявил его тихий голос.
— Но показался, — Лорента резко развернулась, — И если не хочешь сделать еще хуже, то прошу — иди. Я буду ждать здесь.
Потупив голову, Най развернулся и поплелся в кофейню.
Лорента поймала себя на мысли, что вполне могла бы сходить с ним, но вместо этого выбрала торчать посреди улицы в полном одиночестве. Наверное, ей хотелось побыть наедине с собой и обдумать все, что случилось за последний час — например, то, как она осмелилась во что-то поверить, а спустя пять минут со всей силы врезалась в знакомую каменную стену.
Еще никогда Най не проклинал свою болезнь так искренне и так яростно, как сегодня. Впрочем, конечно, приступ был только лишь отговоркой, дающей ему возможность винить что-то еще, кроме самого себя — несдержанного идиота, неспособного держать язык за зубами!
Он собственными руками разрушил все, чего удалось добиться в кофейне — и вот Лорента снова превратилась в раздраженную обиженную девицу, которой была на протяжении всего времени.
Стоя перед зеркалом, Най завязывал новенький шейный платок. Руки не слушались его, пальцы дрожали, как у старика, а разум не мог сосредоточиться ни на чем, кроме сегодняшнего утра.
Он должен был детально обдумать прием у мецената Коллиса, мысленно проработать любой вариант развития событий, решить, как себя вести и что говорить, чтобы вновь не показаться идиотом ни Лоренте, ни кому бы то ни было еще, но ни на чем из этого его разум не задерживался дольше минуты.
“Ты ошибаешься” — сказала ему Лорента. Впрочем, тут она права — он и не смог бы угадать, что она за человек на самом деле. Для этого он знал о ней слишком мало правды.
Поправив жилет, Най накинул на плечи новенький сюртук — тяжелый, из плотной темно-серой ткани, способной уберечь от любого ветра. В плечах он был немного великоват, но зато создавал впечатление, что его хозяин несколько крупнее, чем есть на самом деле.
В общем, выглядел он вполне сносно для светского приема — особенно учитывая, что этот прием был для него вторым в жизни.
— Эй, ты готова? — Крикнул Най, выйдя из ванной.
Лорента собиралась уже по меньшей мере час, и это при том, что платьев у нее было всего два — то, в котором она ходила каждый день, и купленное сегодня. Най слабо представлял, чем можно заниматься столько времени, но вмешиваться в ее приготовления не собирался, а потому уселся в гостиной и принялся ждать.
Девушка соизволила явить себя миру минут через пять, и Най мысленно пожурил себя за раздражение. Потому что то, что он увидел, стоило потраченного времени.
В бутике он смог поглядеть на ее платье лишь мельком — Лорента не посчитала нужным посоветоваться с “мужем” насчет вечернего наряда, и под восторженные вздохи продавщицы приобрела объемистый бумажный сверток, скрывающий содержимое от посторонних глаз.
Теперь же покупка предстала перед ним во всей красе, и все же, несмотря на изящество и роскошь этого платья из иссиня-черных перьев и лоснящегося шелка того же цвета, Наю не было до него никакого дела. Все, что осталось сейчас на свете важного — это девушка, надевшая этот наряд.
В кофейне он честно признался ей, что считает ее красивой. Сейчас же понял, что этого слова недостаточно — причем, недостаточно в какой-то оскорбительной степени. Назвать сейчас девушку просто “красивой” у него не повернулся бы язык — настолько она была ослепительна.
Вот, что он имел в виду под зажженной стрелой. Ошибся Най только в одном — все это время целью была не какая-то далекая мишень, а он сам. И сейчас эта стрела угодила в яблочко. И подожгла его с головы до ног.
Он вскочил на ноги, как растерянный мальчишка. Свободные руки беспокойно искали, чем бы себя занять, и никак не находили, в то время как глаза, сколько бы он их не отводил, снова и снова возвращались к ней.
— Теперь я готова, — В голосе Лоренты не было прежнего холода, но и эмоциями он не отличался, — Идем?
Ее подведенные глаза были цвета самой непроглядной ночи — или той бездны, в которую Най рисковал рухнуть, если сию же минуту не возьмет себя в руки — щеки розовели нежным, едва различимым на светлой коже румянцем, а волосы отчего-то лежали вокруг головы высоким пышным ореолом.
Сейчас бы он поверил даже в то, что перед ним сама императрица Нео-солнечной системы — более аристократической и утонченной красоты просто не могло существовать на свете.
— Хочешь что-то сказать? — Девушка нахмурила тонкие брови, — Говори.
— Красивое платье, — Вымолвил Най, — Только… ты в нем не замерзнешь?
Взгляд сам коснулся ее обнаженных плеч, тонких и хрупких, как у фарфоровой статуэтки. Лорента неспешно подтянула шелковые перчатки и шагнула к нему:
— Не беспокойся за меня. Мне хватит наглости забрать у тебя этот сюртук.
Не найдясь с ответом, Най лишь пожал плечами и позволил девушке взять себя под руку.
— Надеюсь, наш экипаж уже готов, — Вздохнула она, пока они спускались в вестибюль, — Не хотелось бы испортить о себе впечатление опозданием.
Най почти не слушал ее. Вместо этого он снова и снова прокручивал в голове одни и те же слова. Если он не выпустит их на волю, они сведут его с ума.
Молодой человек на мгновение замер, вынуждая остановиться и Лоренту, что держала его под руку.
— Послушай, я… должен извиниться, — От волнения стало так душно, что Най попытался ослабить воротник рубашки, — Не только за сегодняшнее. На самом деле я… не такой. Я мог говорить что угодно, но я никогда не желал тебе зла. Просто… мне трудно было принять, что я должен работать вместе с человеком, который меня обманывал, но теперь я хочу сказать… давай забудем это. Давай попробуем… что-то изменить. Мы же друг другу не враги, верно?
Лорента внимательно ловила каждое его слово, но стоило ему смолкнуть дольше, чем на секунду, как рука в черной перчатке легла ему на грудь в успокаивающем жесте:
— Най… мы можем опоздать. Мы непременно вернемся к этому разговору, — Заверила она, — Когда у нас будет чуть больше времени.
Ученый чувствовал облегчение и опустошение одновременно. Понурив плечи, он обреченно кивнул, и они продолжили путь как ни в чем не бывало.
Впрочем, Лорента оказалась права — экипаж уже вовсю дожидался их у парадного входа. На улице давным-давно успело стемнеть, и в свете электрических фонарей его лакированная кабина казалась чем-то вроде раритетного транспорта Древних — автомобиля.
Най помог Лоренте с тяжелым, расшитым перьями подолом ее платья, а потом забрался следом, чувствуя, как густо наполнилось маленькое пространство кареты сладким ароматом ее духов. Экипаж тронулся, и молодой человек заметил, что его спутница пребывает в несвойственном ей волнении.
— Не переживай, у нас все получится, — Он мягко накрыл ее руку своей, — Такой огромный путь проделан…
— Ты когда-нибудь видел ее? — Резко подняла взгляд Лорента, — Клетку?
— Разве что на рисунках. Знаю, это звучит глупо — посвятить жизнь изучению того, что ни разу в глаза не видел, но, наверное, такой уж я дурак…
— А я видела, — Пожала плечами девушка, — И все равно боюсь. Боюсь, что она не примет меня, не узнает во мне свою истинную хозяйку.
До этого момента Най не допускал мысли, что к вещи — пусть даже такой особенной, как эта — можно относиться, как к живому существу.
— Даже люди склонны забывать спустя столько лет, — Печально продолжила Лорента.
— Смотря кого…
— Маленькую трусливую девчонку — уж точно.
— Ты и трусость — понятия несовместимые, — Най попытался усесться поудобнее: сиденья были откровенно жестковаты.
Лорента лишь невесело хмыкнула, чтобы замолчать до самого конца поездки. Най не лез к ней в душу — ему и самому было о чем подумать перед встречей с единственным шансом спасти свою никчемную жизнь.
— Не думал, что вы придете, — Дэниел Миспейс широко распахнул перед Вэйлом дверь в непритязательное обиталище “почтенных сынов”.
Пилот не собирался рассыпаться перед ними в любезностях — даже не поприветствовав горе-бунтаря, он протолкнулся в коридор и заглянул в комнату, где пару дней назад познакомился с остальными сынами.
— И все же вы подготовились, — Вэйл развернулся на каблуках и смерил Дэниела взглядом.
Комната за его спиной по прошествии нескольких дней разительно изменилась: огромный стол был полностью свободен, окна плотно зашторены, а фотография “избранных” на стене сменилась гобеленом с изображением герба этой никчемной шарашки — перечеркнутой оборванной розы. Единственное, что давало чуток света — коптящая свеча на тумбочке в углу.
Сам же “проповедник” видимо, решил, что недоверие Вэйла можно вылечить только одним способом — полностью игнорировать его выпады и доказывать серьезность его конторы исключительно делом. Пилот был не против такой тактики, вот только никакого действия она не возымеет при всем желании — причем, лишь по одной чертовски важной причине…
Вэйл не был идиотом.
Он пустился в раздумья, едва выйдя из этой хибары два дня назад — и почти мгновенно отыскал в сладких речах Дэниела и его дружков кучу несостыковок. Они знали об их экспедиции почти все — личность Лоренты, прошлое Вэйла, места, где их нужно будет искать. Наверняка, и болезнь Ная не была для них тайной — как и цель миссии — но кто в таком случае их источник информации? Олафа Оскласа пилот отмел сразу — вот уж кому точно нет никакой выгоды связываться с псевдорелигиозными мятежниками. Гадать по поводу остальных, вроде главы транспортного отдела музея, той пухлой девицы или кого-то еще можно было до бесконечности. Другое дело, что личность доносчика Вэйла интересовала мало.
Потому что было еще кое-что: лысый ублюдок и его сыночек. Если их щеголеватый освободитель и вправду нацелился на поимку Лоренты с помощью Вэйла, он наверняка бы подсуетился навести справки о его прошлом. И выйти на “Темную дыру”, где он оттарабанил семь лет под началом лысой башки Нильса Конлана, человека, который в любой нужный момент окажется под рукой и сольет какую угодно информацию, лишь бы оправдать статус “избранного” и набить карман поплотнее.
А учитывая то, что Нильс далеко не дурак, смекнуть, что Вэйл точит на него зуб и непременно станет мстить, было для него проще просто. Вот он и решил обезопасить себя руками придурковатых сектантов, которые в убытке тоже не останутся — получат Лоренту в целости и сохранности.
И все же, несмотря на эти выводы и, казалось бы, единственный верный путь — временно залечь на дно и, дождавшись Лоренту с Наем, свалить — Вэйл пришел к почтенным сынам, как и обещал.
Он согласился на всю эту миссию только ради мести. Так зачем тянуть, если можно сделать это прямо сейчас? По крайней мере, начать. Лучшей возможности ведь может и не подвернуться…
Будь у Вэйла хоть одна причина не бросаться в омут с головой, хоть крошечная надежда, хоть едва заметный шанс вернуться в прошлое и изменить все то, что он натворил, его никогда бы не было здесь. Он бы обошел этих сектантов десятой дорогой и сделал все возможное, чтобы уберечь от них всех своих знакомых.
Но Вэйл давным-давно был потерян. Все, чем была его жизнь, все, ради чего ему захотелось бы жить дальше, было выжжено до основания. Кроме мести.
— Ну что ж, раз вы здесь, — Дэниел задумчиво поджал бледные тонкие губы, — Не будем тянуть. Проходите.
Повинуясь проповеднику, Вэйл прошел в комнату и замер возле пустого стола. На сбитой из грубых досок поверхности красовалось по кожаному ремню в каждом углу — с крепкой толстой пряжкой, надежно прибитые к столешнице, они предвещали не самое приятное времяпровождение.
— Обряд безболезнен, но ваше тело может воспротивиться в самый неподходящий момент, — Заметив подозрительный взгляд Вэйла, пояснил Дэниел.
— И для этого ремни?
— Вы же не хотите нанести травмы самому себе, — Проповедник сдержанно улыбнулся.
С каждой минутой Вэйлу становилось все некомфортнее. Не сказать, что он боялся — по крайней мере, не боли уж точно — но драпануть отсюда со всех ног хотелось неимоверно.
В коридоре заскрипели ступени, и спустя мгновение в дверном проеме появился Даск. При виде Вэйла его побитое оспой лицо озарилось подобием улыбки:
— Вот как? Все-таки вы с нами?
— Решился, — Вэйл расправил плечи, — Гляжу, вы люди серьезные, с вами можно иметь дело…
— И все же это не главное, — Даск шагнул к нему. Голос его стал настолько вкрадчивым, что напоминал шипение змеи, — Главное в наших людях — преданность нашему делу. И чистота помыслов.
“В таком случае, я прохожу по всем фронтам” — саркастически усмехнулся про себя Вэйл.
— Если ваше дело — освобождение, то я вам точно пригожусь, — Пилот нарочито поддал в голос юношеского пыла.
Вот только Даска это не впечатлило — видать, на своем веку встречал актеров гораздо лучше.
— Вы должны понимать, что обряд — это не игра, — Твердо продолжил он, — Сквозь самые темные уголки вашего подсознания он откроет вам истину, а нам — вас, целиком и полностью. Именно из-за этой тьмы многие не выдерживают этой процедуры. И сдаются на полпути.
— Ну… — Вэйл с наигранной веселостью поглядел на ремни, — Я не из робкого десятка.
— Я в этом не сомневаюсь, — Глаза Даска походили на куски камня.
— Тогда давайте начнем, — Едва не выпустив наружу всю свою нервозность, предложил пилот.
— Дэниел, позови Модеста. А вы, Вэйл, ложитесь пока на стол.
Дэниел поспешно ушел, а сам Даск пробрался к тумбочке, где достал из верхнего ящика какую-то засушенную ветку и блюдце с чем-то маленьким и твердым — Вэйл не успел разглядеть, с чем, потому как улегся на столешницу и уставился в изрядно подгнивший потолок.
Модеста он услышал издалека — болтливый сектант трещал на весь дом, следуя за Дэниелом. Когда же он пришел в комнату, то незамедлительно, даже не дожидаясь приказа, взялся за ремни и стал затягивать их у Вэйла на лодыжках. Руки пришлось поднять так, чтобы кисти оказались выше головы — и вот в таком состоянии, пристегнутый со всех сторон, почти что распятый и совершенно беззащитный, Вэйл принялся дожидаться своего обряда.
— Наш освободитель, именующий себя Бастардом рода Древних, считает обряд истины определяющим на пути каждого почтенного сына, — Даск заговорил откуда-то из угла, но вскоре появился в поле зрения Вэйла и навис над ним, полностью закрыв потолок своей полосатой рожей, — Ведь человек — существо сиюминутное, поверхностно относящееся как к себе, своей душе, так и к вечности, великой правде. Лишь обряд способен открыть ему глаза на самого себя и бытие как таковое.
В нос ударил запах дыма — колючий и приторно-сладкий, смутно знакомый то ли по притонам родной Чокри, то ли по злачным местам портов Четвертого кольца.
“Дурман” — смекнул Вэйл. Дымок знай себе пованивает, а дело свое делает — усыпляет сознание, замедляет движения. Тут уж захочешь сбежать, а не получится — в особенности, если ты человек неподготовленный.
— Испей сыворотку истины, — Даск поднес к губам Вэйла то самое блюдце, — Открой свои глаза для правды.
Чуть приподняв голову, пилот сделал глоток, и язык его обожгла испепеляющая горечь с кисловатым привкусом железа.
Он пробовал это раньше. Только не в виде напитка, а в качестве дыма. Покуривал, когда хотелось забыться и хорошенько отдохнуть, видя сны наяву несколько часов кряду.
Это никакая не сыворотка истины. Это “токсин” — стимулятор памяти, примешивающий к твоим собственным воспоминаниям кучу всего, чтобы смотреть и ощущать становилось еще приятнее — страсть, эйфорию, возбуждение, восторг. Зависит от человека и от того, какой замес выкуриваешь.
“Вот уж удивили, — Хотел выкрикнуть Вэйл, — Эту дурь дует почти каждый на третьем кольце. И безо всякой истины!” Разве что от жидкости эффект посильнее будет…
Это была его последняя сознательная мысль. Потому что спустя мгновение Вэйл рухнул в сон — но совсем не в тот, на который он рассчитывал.