“Это все не на самом деле. Это — твое воспоминание. Причем, фальшивое. Не верь ничему, кроме моего голоса” — сказал мне человек, подозрительно похожий на меня самого, по крайней мере, манерой говорить.
Но потом он исчез, и я забыл про него в ту же секунду.
Потому что на меня смотрела Фло. Смотрела так, словно она своими руками пристрелила на моих глазах нашу мать. Мне казалось, если она моргнет, то слезы зальют ей щеки — но пока из ее покрасневших глаз не вытекло ни капли.
Даже странно, что я так хорошо видел ее лицо: темнота у нас в погребе всегда царила почти что непроглядная. А сейчас при мне не было ни свечи, ни лампы — свет лился лишь из дыры в потолке, что вела в это подземелье и закрывалась люком из старых досок.
— Я просила тебя больше не спрашивать об этом, — Фло пыталась говорить со злостью, но голос ее предательски дрожал, и оттого сестра казалась испуганной девочкой, готовой вот-вот расплакаться.
— Но почему? Почему ты не можешь осмелиться на это? Неужели ты думаешь, что я так безнадежен?
От ярости я был готов врезать ей — будь Фло мальчишкой, я бы так и сделал. Но сестра была девчонкой четырнадцати лет, из-за своей хвори такой мелкой и хилой, что я боялся даже помыслить о том, что будет с ней, попробуй я прикоснуться к ней хоть пальцем…
Это нашего папашу подобные опасения заботили мало…
— Не говори, что ты его жалеешь! — Бросил я первое, что пришло в голову.
Фло скукожилась всем телом. Мне не надо было видеть ее тонюсенькие ручонки, чтобы узнать, что на них куча синяков и ссадин. Обычно они не успевали даже заживать — папаша всегда находил причину поставить Фло новые. Как-никак, это ведь от нее зависела починка крыши в нашей хибаре или вкус браги в трактире через дорогу.
— Я жалею не его, — Твердо заявила сестра, — А тебя.
— Так дело в этом? — У меня груз упал с плеч, — Ты считаешь себя обузой?
— А кто я по-твоему, Вэйл? — Фло выступила вперед, — Я не могу работать на заводе, не могу таскать тяжести, не могу даже стряпать харчи!
— Глупая! — Я сделал шаг и обнял ее за плечи. Фло не упиралась, но и в ответ обнимать меня не стала, — Да разве в этом дело?
— Я не хочу, чтобы ты жил и боялся за меня. Из меня толку не выйдет, это уж точно…
— Ты где этого понабралась? Папаша наговорил!?
— Вэйл, я уже давно не ребенок. Я прекрасно понимаю, что дальше будет только хуже. Ты должен бежать один. И прожить жизнь за нас обоих. Лучшую жизнь…
Я отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза — такие взрослые, уверенные и спокойные, что у меня перехватило дыхание.
— Ты это серьезно!? — Я не выдержал и закричал на нее, — Какую к черту лучшую жизнь я могу прожить, зная, что бросил тебя здесь! Бросил с ним!
— Ты меня не бросал. Я остаюсь по своей воле. Неужели ты потащишь больную сестру невесть куда — в неизвестность — насильно! А если я умру в дороге? Вот, что ты никогда себе не простишь…
Я отступил от нее и почти уперся спиной в земляную стену. Как Фло могла такое говорить!? Как такое вообще могло прийти ей в голову!?
— За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я пашу с утра до ночи на этом заводе ради себя одного!? Нет, Фло, я не такая скотина… Я — не он.
Для пущей уверенности я запустил руку в карман, ощупывая свернутые тугой трубочкой засаленные купюры.
— Подумай, что будет, если у нас получится! Представь, что мы найдем врача, он вылечит тебя…
Но Фло была непреклонна:
— У “нас” ничего не получится. А вот у тебя — да. Обязательно.
Я потупил голову, подыскивая хотя бы еще одну лазейку, но на ум не шло ничего.
— Я не побегу с тобой. Ни сегодня, ни завтра, никогда, — Припечатала Фло, — Ты сделаешь это один. Найдешь свой корабль, улетишь куда подальше и забудешь эту дыру навсегда.
— Да как я смогу ее забыть, если тут осталась ты!? — Рявкнул я.
— А вот я-то как раз всегда буду с тобой, — Мягко пояснила сестра, — Потому что мы связаны. Разве нет?
Не хватало еще этих заунывных песен!
— Нет, — Сквозь зубы прошипел я, — Сказочки эти оставь бабкам-попрошайкам. Ты не будешь со мной. Потому что однажды он забьет тебя до смерти — а меня не будет рядом.
— Значит, я приму эту судьбу. А ты примешь свою. Не ту, которая ждет тебя здесь, на вонючем заводе, а ту, у звезд, — Фло произнесла это так вдохновенно, словно ей действительно доводилось летать между колониями.
Все слова, которые я только мог сказать, были сказаны. Все, что мне оставалось — это стоять в этом вонючем темном погребе, потупив голову, и ждать, когда благоразумие снизойдет на Фло и заставит ее переменить свое решение.
В жизни бы не подумал, что убедить сестру сбежать вместе от ненавистного тирана, угробившего мать, окажется так сложно. Тем более, что Фло давно знала о том, что я готовлю побег — договариваюсь с пилотами, сторожами, транспортниками, коплю деньги, чтобы не сдохнуть с голоду в первые дни…
Этот отказ был почти как нож в спину.
— У тебя нет времени стоять здесь, — Спустя, кажется, целую вечность сказала Фло, — Корабль скоро улетит.
Я не сдвинулся с места:
— Фло, я никуда не уйду без тебя.
— Тогда я расскажу все ему, — Девчонка сложила руки на узкой груди, — Скажу, чтобы обшарил твои карманы и поспрашивал у мужиков на заводе. Пусть он проломит тебе башку — это будет хорошее наказание за упрямство.
С этими словами она развернулась и полезла по шаткой лестнице наверх, оставив меня наедине с нашими жалкими запасами.
— Ты не сделаешь этого! — Бросил вдогонку я.
— Если ты так хочешь сломать себе жизнь, оставшись здесь, я помогу тебе в этом, не сомневайся, — Голос Фло буквально трещал от злости.
Я чувствовал, как теряю всякий контроль над ситуацией. Времени оставалось все меньше, а Фло не просто не удалось убедить — вместо этого она поселила сомнения уже во мне самом…
Выбравшись наверх, я с яростью захлопнул люк и едва не рухнул на колени перед Фло, что сидела на шаткой скамейке в свете коптящей лампы.
— Решила сделать из себя жертву? Не получится. Мама уже пыталась, — Бросил я, поворачиваясь к выходу в темный коридор.
— Уходи, Вэйл. Умоляю тебя, УХОДИ!
Я повернул голову. Фло стояла посреди комнаты — маленькая, тощая, растрепанная, но такая решительная, словно в нее разом вселилась армия солдат в полной боеготовности.
— Это больше не твой дом, — Тихо, почти шепотом, произнесла она.
И это стало последней каплей.
Я вылетел из той халупы, что звалась мне жильем, как ошпаренный. На улице поливал ледяной дождь — лучшего лекарства от ярости, а потом и от отчаяния, нельзя было и придумать.
Промокший до нитки, я несся мимо трущобных шатких построек по оговоренному адресу. Меня колотила дрожь, сердце билось в груди, как бешеное, а струи воды успели пробраться даже под одежду. Может, когда-нибудь позже мне будет холоднее — но тогда я об этом не думал.
Я не сразу понял, что вместо дождевых струй по щекам у меня текут слезы — может быть, даже от облегчения — но для такой слабости я был уже слишком взрослым. И плевать, что я чувствовал себя беспомощнее младенца в тот момент.
Я шел на свой первый корабль, чтобы стать там непрошенным пассажиром и навсегда покинуть родную колонию.
Мне было шестнадцать лет.
— Прошу прощения, если помешал вам своим вторжением, — Аластар Коллис вытащил свое грузное тело на балкон и поежился от ночной прохлады.
Най удивился — даже ему, больному и теплолюбивому, не было здесь холодно! Впрочем, причиной тому могло быть и перевозбуждение, вызванное близостью Лоренты…
— Нет-нет, что вы! — Девушка радушно улыбнулась, но было в этой улыбке что-то наигранное, неискреннее.
Видимо, ее тоже не обрадовало внезапное желание хозяина дома пообщаться…
При этой мысли Най испытал какое-то постыдное удовольствие, и оно еще сильнее зарумянило его и без того пылающие после поцелуя щеки. Благо, над городом висела ночь, иначе бы цвет лица давно выдал бы с потрохами все его чувства — от стыда до вожделения.
Желание коснуться ее кожи снова, хотя бы на секунду, стало таким непреодолимым, что Най положил руку ей на плечо и склонился к самому уху:
— Тебе не холодно? Можем зайти внутрь…
Лорента смущенно пожала плечами:
— Пожалуй… да.
Они вернулись в зал, и пока Най услужливо отодвигал штору перед меценатом и Лорентой, тот уже успел полностью завладеть ее вниманием:
— Ваше выступление… это было нечто прекрасное. Где вы учились играть?
— Далеко отсюда, — Неопределенно отозвалась она, — Очень далеко. Я играю с самого детства — сначала меня учила гувернантка, но потом…
Ее излияния — то ли правдивые, то ли, как всегда, выдуманные — прервал появившийся словно из ниоткуда Тедд.
— Ну вот, что я говорил? — Он взмахнул рукой в белой перчатке, — Он уже выразил вам свои восторги?
Най шел позади и не мог видеть лица Лоренты. Еще десять минут назад он бы с уверенностью решил, что она улыбается и хлопает перед этим хлыщом ресницами, как заправская кокетка, но теперь, когда она дала ему понять…
Он отбросил эти мысли и уставился на руку мецената, что лежала у Лоренты на спине во вполне невинном жесте — не будь ее спина обнаженной. Но пока толстые неповоротливые пальцы касались беззащитной тонкой кожи девушки, Ная охватывала даже не ревность. А ярость.
— Тедд, дорогой, — Спокойно, но в то же время строго попросил Коллис, — Не мог бы ты поискать развлечений в другом месте? У нас с мадам… и ее мужем важный разговор.
— Как будет угодно, отец, — Тедд кивнул и покорно удалился.
Най шагнул ближе к Лоренте, не сводившей глаз с мецената, который в свою очередь так стрелял глазами из стороны в сторону, что больше походил на вора, чем на хозяина вечера.
— Не слишком хотелось бы обсуждать столь… приватные вопросы здесь, на виду у всех, — Понизив голос, сказал он, — Предлагаю пройти в более уединенное место…
“Приватные” — то, как странно это прозвучало, мгновенно отозвалось в Нае тревожными сомнениями, но не успел он издать и звука возражения, как Лорента уже кивнула и приготовилась следовать за Коллисом.
— Сами понимаете, — Объяснял хозяин по дороге в “уединенное место”, —Дело, помощи в котором вы просите, касается не старинной картины и не антикварной вазы… Тут речь о самом… — Он на мгновение замер, дожидаясь, как пара гостей пройдет мимо, — Древнем Следе…
Наю с Лорентой не оставалось ничего, кроме как кивать. Спустя минуту раздражающе-медленного пути они были на месте — в темной бильярдной, где из освещения была только лампа над игровым столом, а из мебели — сам этот стол и несколько стульев у стены.
На один из них Коллис и водрузил свое объемное тело, чтобы незамедлительно вытянуть затекшие ноги и достать из кармана портсигар.
— Не желаете? — Он протянул Наю ряд аккуратно сложенных толстых сигар, — Отменного качества, уж поверьте…
Ученого уже бросало в дрожь от одной только перспективы нахождения в столь маленькой комнате, заполненной удушающим дымом — о курении не стоило даже заикаться.
Вместо нормального ответа он нервно помотал головой, и меценат тотчас уцепился за это:
— Ах да! — Он шлепнул себя по лбу, — Как я мог забыть про вашу хворь!
И все же свою сигару он зажег безо всякого колебания.
— Вы хотели что-то сказать нам о Древнем Следе… — Совладал с собой Най.
— Ну-ну, не так скоро, — Коллис поднял на него глаза и выдохнул первое облачко дыма, — Вы, молодые, конечно, все скоры на руку, но наше дело спешки не терпит.
Лорента стояла в углу недвижимая и сосредоточенная, как каменная статуя.
— Люди вы, я гляжу, неглупые, — Причмокнул губами меценат, — А значит, не хуже меня понимаете, что такую силу, как Древний След, только глупец станет держать без защиты. И допускать к ней… кого не попадя.
— Но… эта сила… она же исцеляет! — Выпалила Лорента, — Нам говорили, что здешний лекарь помогает всем нуждающимся…
— Штука в том, — Коллис крепко затянулся, — Что нужда нужде рознь. И тут встает другой вопрос — так ли сильна эта нужда?
— И что же — нужду надо доказывать? — Най чувствовал себя полнейшим идиотом, несущим какую-то чушь. Понятно же, что этот проходимец пудрит им мозги!
— Скорее, показывать. Не только на словах, но и на деле.
— Каким же это образом? — Най почти потерял контроль над своим голосом и запоздало понял, что выдает этим свое пренебрежение.
— Вы удивляете меня, юноша, — Коллис пускал клубы дыма с мощью паровоза, — Неужто все в вашей жизни доставалось вам просто так?
Най почувствовал, что дым забрался слишком далеко в его легкие — приступ уже давал знать о себе клокочущим зудом внутри. Как же невовремя!
— Вовсе нет, — Он ослабил узел шейного платка, но лучше от этого не стало, — Именно поэтому я и хочу знать…
Кашель не дал ему договорить. Най судорожно втягивал воздух, но с каждым вздохом грудь горела все сильнее, а мысли становились все туманней. Какой же отвратительный запах у этой сигары — травянистый, сладковатый, разъедающий ноздри..!
…И такой знакомый…
Не помня самого себя от страха, молодой человек за пару шагов добрался до Лоренты.
— Успокойте своего мужа, мадам. Пусть он выйдет подышать. А мы с вами пока все обсудим…
Девушка во все глаза смотрела на мецената, внимая каждому его слову. Нет, нет, нет! Только не это!
Най из последних сил схватил ее за локоть, тщетно пытаясь поймать взгляд девушки:
— Давай выйдем. Надо поговорить. Это очень…
Кашель оборвал его на полуслове. И Лорента, даром что наконец соизволила посмотреть на него, сделала то, чего Най боялся больше всего.
— Все под контролем, я справлюсь сама. Иди на воздух, — Сказала она, и тонкие пальцы в шелковой перчатке легонько толкнули его в грудь.
Най не знал, чего бояться больше — своего приступа или тех дров, которых сейчас может наломать Лорента из-за своего упрямства и наивности.
Потому что сейчас в ее еще пока не затуманенных наркотиком глазах плотно обосновалась та доверчивая дурочка, о существовании которой он прежде мог только подозревать.
Он чувствовал, что не может дышать — в горле нещадно першило, грудь горела огнем и отзывалась страшными хрипами на каждую попытку произнести хоть слово.
— П-прошу, — Почти взмолился он.
Лорента уставилась ему практически в душу — и в этом взгляде не было и капли той теплоты и нежности, которыми он светился еще пять минут назад.
— Я знаю, что делаю, — Едва слышно отчеканила девушка.
Так ему не оставили и единого шанса увести ее отсюда. Выбирая между обмороком и туманной возможностью выцепить Лоренту из когтей этого жирного паука в обозримом будущем, Най все-таки отдал предпочтение второму варианту и вывалился из комнаты в полутемный коридор, сотрясаясь от сильнейшего приступа. Он едва успел уцепиться рукой за стену, чтобы не потерять равновесие, и только спустя несколько секунд заметил, что с губ его на пол упало несколько капель крови.
— Вам нехорошо? — Раздался откуда-то из-за плеча встревоженный голос.
Кристофер. И как только этот проныра подкрался так незаметно? Впрочем, сейчас Най вряд ли обратил внимание даже на пожар…
— Это еще мягко сказано, — Прохрипел ученый, вытирая рот тыльной стороной ладони.
Он отвернулся от стены и привалился к ней спиной. Кристофер уже услужливо протягивал гостю платок, то и дело поглядывая на капли крови на полу.
— Я могу чем-то помочь? — Осведомился он.
Промокнув губы кипельно-белым платком, Най распрямился и вздохнул полной грудью. От боли между ребрами из глаз чуть не брызнули слезы.
— Нет, — Покачал головой он, покосившись на дверь, откуда Лорента его практически выставила. На ум не шло ни одной толковой мысли. Как вразумить эту наивную девчонку? Как остановить Коллиса?
И что он вообще, черт возьми, задумал?
Вэйл чувствовал, как ремни впивались ему в запястья почти так же явственно, как капли дождя многолетней давности на своем лице. Он цеплялся за эту боль — единственное напоминание о реальности и о том, что все, что он видит — действие токсина. Но воспоминания были сильнее.
И он снова провалился в них, на этот раз еще глубже.
В порту сорок первой колонии всегда было жарко. Всему виной близость моря и неустанно палящее солнце. Вместе они превратили взлетные ангары в настоящие консервные банки, где вместо рыб мариновались потные прокуренные люди, ни для кого из которых во всей Нео-солнечной системе не нашлось места получше этого дна.
Мне было больно осознавать, что я мало чем отличаюсь от остальных — разве что возрастом и, как следствие, пока еще не угробленным здоровьем. Было, конечно, еще одно отличие, которое я скрывал ото всех с особенным рвением — я еще не успел оскотиниться здесь настолько, чтобы стать кем-то вроде человека, который сидел сейчас передо мной и пошевеливал языком дымящийся окурок.
— Значит, хочешь на место нашего Печника? — В зубах у него красовалась зияющая дыра, из-за которой, судя по всему, его и звали в порту Свистуном. Почему пилот его корабля носил кличку Печник, я спрашивать не хотел, — И с какой же это радости мне тебя брать?
“Не показывай им, что сомневаешься. Не колебайся” — напомнил я себе и, расправив плечи, выдал:
— Я же победил его в гонке.
Эхо от насквозь проржавевших железных стен ангара сделало мой голос жестче и грубее, чем он был на самом деле — наверное, к лучшему.
— Это ты верно подметил, шкет, — Свистун поерзал на ящике с каким-то грузом, на котором сидел, и тусклый свет выхватил из тени его дряблое кривое лицо, такое же уродливое и несуразное, как он сам — с косым глазом, поломанным носом и вздувшейся язвой на правой щеке, — Но ты мне скажи другое: на кой хрен мне незнакомый пацан, когда есть свой проверенный водила?
При всей моей неприязни к этому мерзкому типу и его команде неудачников, его можно было понять — в таких делах, какими занималась его команда, случайным людям не место. В особенности, если этот человек — нестреляный шестнадцатилетний мальчишка, которого ты видишь второй раз в жизни.
И все же я не мог не попытаться. Свистун не дурак, он прекрасно понимал, что я пришел проситься к нему в экипаж не от хорошей жизни. Достаточно было один раз глянуть на меня, чтобы узнать обо мне почти все — одинокий, без жилья и без гроша за душой, сбежавший из дыры еще худшей, чем эта.
Задумываясь об этом, я даже удивлялся тому, что вообще жив. Столько месяцев впроголодь, без крыши над головой — в городе вроде этого, забитого всяким отребьем, среди которого пираты — едва ли не самый благородный народ.
— Просто я лучше летаю, — Сказал я первое, что пришло в голову, — Со мной вы возьмете больше и вернетесь быстрее.
После таких самонадеянных слов смотреть на Свистуна стало стыдно. Я потупил голову и уткнулся взглядом в свои исхудавшие смуглые руки, кое-где сбитые в кровь после стычек со всякими отчаявшимися босяками и буйными пьянчугами.
Оказывается, дерьмо, в которое я по доброй воле влезал сейчас, еще было не самым худшим.
— И с чего вы взяли, что я не смогу стать своим? — Осмелел я, вновь подняв глаза на косматую рожу пирата.
Тот выбросил окурок и, покряхтев, поднялся на ноги.
— А это уже не тебе решать, шкет, — Он подошел ближе и обдал меня вонью кислого перегара, — А нам.
Как по команде, из соседнего помещения вывалили его люди — экипаж пиратского корабля “Стервятник”. Те еще отбросы, если задуматься, но ничего лучше я себе позволить не мог. По крайней мере, сейчас.
Без сомнений, они слышали весь наш разговор, и теперь смотрели на меня с таким презрением, словно я убил Печника у них на глазах. Хотя, возможно, в каком-то смысле так оно и было — я же победил его в гонке на “лодках”, крохотных суденышках для полетов на короткие дистанции. Другое дело, что если вашего пилота способен уделать шестнадцатилетний мальчишка, пару раз державший в руках штурвал, то это что-то говорит о вашем пилоте…
Об этом я благоразумно промолчал, поочередно встречаясь взглядом с каждым членом команды Свистуна. Ни один из них не был мне рад, но хуже было не это — а то, что за Печника мне хотели отомстить.
Это я понял по их взглядам и по тому, как неумолимо надвигалась на меня вся эта ватага. Покалеченные опустившиеся пьянчуги, все как один потрепанные, рваные или хромые, с косматыми небритыми рожами, без зубов или без пальцев. Уделать их в честном бою для любого мало-мальски сносного экипажа было бы плевым делом, но для меня…
И все же от первого удара я легко увернулся — чтобы наткнуться на чью-то подножку и рухнуть на землю, ободрав левый локоть.
— Постойте! — Возопил я, растеряв остатки гордости, — Я не хочу драться!
Надо мной уже нависло несколько оскаленных рож. Ничего человеческого в них не было — ни дать ни взять стервятники или шакалы, нашедшие легкую добычу. Меня пнули один раз, пнули второй — с каждым ударом все сильнее, пока я не понял, что перестаю чувствовать эту тупую боль.
К тому моменту я провел на сорок первой уже несколько месяцев, но ни о чем подобном не мог даже и подумать. Я не знал, что где-то на свете еще остается место этим варварским, животным ритуалам. Разве что в аду…
К тому моменту, как я оставил попытки подняться на ноги, и просто свернулся на земле, прикрыв голову руками, голос Свистуна рявкнул откуда-то сверху:
— Всё! Завязывайте! — Еще никогда человеческий голос не напоминал мне собачий лай так сильно, — Он нам еще пригодится.
Псы тут же подчинились вожаку и отошли от меня, пропустив Свистуна вперед. У меня не осталось сил даже на ненависть — я просто лежал на земле и дрожал от страха. Никогда еще мне не приходилось испытывать такого унижения, и я чувствовал, как оно разрывало меня на части, завладело моими глазами и почти выдавило из них постыдные слезы.
— Вот теперь мы в расчете, — Свистун склонился надо мной и смачно плюнул, как я подумал в тот момент, мне в лицо. Но плевок приземлился чуть правее моего уха, и пират продолжил, — Можно и потолковать о работенке…
“Не думай о нем. Слушай, что тебе говорят” — твердила себе Лорента, и, признаться, у нее почти получалось. То ли эта комната, то ли запах дыма от сигары, которую курил Коллис, удивительным образом концентрировали ее внимание на его словах, позволяя отбросить все остальное.
А когда к разговору присоединился почтенный сын — тот самый человек, которого они встретили в начале вечера — ее уверенность утвердилась окончательно. Клетка у него. Нужно только до нее добраться, пустить пыль в глаза этим двоим, сделать вид, что ты согласна на все их условия…
Проще простого, когда рядом нет зануды и перестраховщика.
— Древний след — орудие избранных, — Голос почтенного сына отдавался в голове звенящим эхом. Все остальные звуки словно перестали существовать, — Поэтому прикасаться к нему достойны только люди особенные.
— Особенные..?
— Я не сомневаюсь, что вас можно к ним отнести, — Почтенный сын выступил вперед, и лицо его в свете лампы стало совершенно белым, с двумя четкими черными полосами. Из-за тумана, что застилал Лоренте взгляд, он казался ей похожим на божество, — Но чтобы это проверить, мы должны провести обряд. Чистая формальность, не более…
Мысли стали вязкими, как мед. На мгновение Лорента даже ощутила себя связанной — так тяжело ей было думать и двигаться — но она быстро осмотрела свои руки и поняла, что все еще совершенно свободна. Эти люди не пленили ее, она могла уйти в любой момент.
Если, конечно, была конченой дурой…
— Что за обряд? — Собравшись с мыслями, выдохнула она.
— Сущий пустяк. Что-то вроде сновидений наяву.
Девушка нахмурилась, и Коллис, поднявшись со своего места, счел необходимым пояснить:
— Популярное в свете развлечение. Можете спросить у кого угодно — все здесь периодически балуются этим порошком и наслаждаются его действием. Причем, просто так. А вам мы предлагаем доступ к древнему следу…
И отчего ей стали так тяжело даваться слова? Должно быть, это все Най — заразил ее своими сомнениями.
— Я… не понимаю, — Покачала головой Лорента, — Какой еще порошок?
— Это способ увидеть сновидения, — Мягко ответил почтенный сын. Голос его почти что убаюкивал.
— И что это даст? Зачем вам мои сновидения?
— Не нам. Древнему следу. Это он решает, достойны вы к нему прикасаться или нет. Без этого никак.
За Клеткой никогда не водилось ничего подобного. “Это же вы придумали!” — хотелось крикнуть Лоренте, но она сдержалась. Наверное, это просто-напросто способ отсеять тех, у кого кишка тонка. Не каждый шагнет в неизвестность ради туманной перспективы общения с древним артефактом — особенно, если доподлинно не знает о его силе.
Но Лорента знала. И если ей придется пройти какую-то дурацкую игру со снами ради своей цели, она это сделает.
— М-мы согласны, — Кивнула она, — Я и мой муж.