La Cumparsita… В ритме танго

Глава 8 Смирновы…

Алексей

С некоторых пор в огромном доме на постоянной основе с приоритетом «Ультра» на пристальное и въедливое внимание с моей стороны к вынужденным постояльцам проживают три великолепные женщины — «мелкие жилички» — да чтоб меня на лоскуты порвало: моя жена Ольга и две дочуры, Дашка и Ксюшка. Исправляюсь-исправляюсь и приниженно руки поднимаю — Дарья, Дари-Дори, рыбка золотая, любимый грозный Царь в балетной пачке и «пуантах» с полиуретановым каблуком, и маленькая Ксения, Ксю-Ксю, серьезный свой рубаха-парень, конечно. Еще бы отчество, исключительно из уважения, не мешало девочкам добавить. Но! Я отец — с возложенной тридцать лет назад ответственности не спетляю, а малявки и без отчества неплохо чтятся. Чертова привычка язвить! Или шутить? Шутить-шутить, конечно же. Видимо, природную веселость ничем не искоренить. Одалиска и две маленькие… Папины прислужницы, наложницы Смирнова Алексея шестидесяти одного года от дня своего великолепного рождения!

— Оль… — с игривым шепотом подкрадываюсь к жене, готовящей что-то вкусненькое на рабочем кухонном столе. — Оля, Оля, Оля, — как заведенный повторяю. — Иди ко мне…

Выставляю руки и готовлюсь к захвату, которого ей точно не удастся избежать.

— Чего ты хочешь, Алеша? — не оборачиваясь, со смешком отвечает. — Имя повторяешь? Забыл, как жену зовут? Или это артикуляционное упражнение для разработки твоего бескостного языка?

— Ну-у-у, Оля-я-я-я, — обхватываю жену со спины за талию, притягиваю к себе, утыкаясь носом в распущенную копну каштановых волос. — Тепленькая, ароматненькая, очень вкусненькая. Так бы и съел тебя. М-м-м-м, — борозжу носом в парующей макушке. — Знакомый запах. Этот, как его? Базилик? Укроп? Фенхель? Чеснок? Кошачья мята? То-то я смотрю, штырит меня. Брови и ресницы дыбом встали, как на поднятии семейного флага. Внизу вообще аврал, мать. Очень тяжело стоять.

— Ты бы присел, любимый, — ехидничает одалиска.

— Цыц! Поговори мне, жалкая рабыня, — сжимаю руки и дергаю давно изученное тело. — Стоит все, душа моя. И не только, хе-хе, волосяной покров. Мур-мур, мур-мур! Вспомнил! — прыскаю от смеха. — Роз-ма-рин и пас-сиф-ло-ра? Угу?

— Смирнов! — Ольга прекращает свою продуктовую возню, укладывает мягкие и теплые ладони на мой ручной замок. — Отстань, Алешка! Сейчас не до тебя. Мне некогда. Смир-р-р-рнов!

Тут я не удивлен. Как всегда! Я бы отстал, но не хочу. Настроился уже на некоторое продолжение. Здесь начнем, а наверху закончим. Моей жене придется отложить готовку и перенести будущий праздник для желудка на очень неопределенный срок. На другое пусть и не рассчитывает! Уступить могу, но лишь с определенной целью — перетасуем любовные сценарии и выберем натуру, подходящую наметившемуся случаю. Вообще-то я ее запросто и здесь могу разложить. Благо дома мы одни! Так что, форс-мажором вынужденный перепихон на кухне не будем считать. Наши ролевые игры с одалиской расписаны далеко на годы вперед. Сегодня мы изображаем пару воркующих голубков, находящихся в состоянии глубочайшего мезальянса. Она неприступная красавица и на этом все! А я тиран, деспот, сатрап, угнетатель, жестокий начальник, откровенный самодур и просто нехороший человек, чьи властные полномочия по отношению к нежной подчиненной, оказывающей услуги исключительно интимного характера, проявляются в кухонной обстановке и только лишь в почти ночное время суток, когда «маленькие дети» в своих кроватках давно и преспокойно спят.

— Я! — откликаюсь на свою фамилию, прикусываю обводочек сладенького уха, а пальцами еще сильнее впиваюсь в мягкий женский живот.

— Мы ведь не одни, Алеша.

Она уверенно сказала, а я шаловливым болванчиком оглянулся по всевозможным сторонам.

— Ошибаешься, душа моя. Я один, ты одна, — хихикаю на ухо. — Чего время терять? Идем, — пытаюсь развернуть жену к себе лицом. — Олька, не упирайся. Все равно ведь будет по моему хотению, как в той самой сказке. Проходили же. Забыла, мать?

— Дашка не звонила? — вполоборота задает вопрос.

— Нет, — констатирую задроченную статистику, громко выдыхаю и вынужденно отпускаю жену.

Отхожу на несколько шагов назад, упираюсь задом в обеденный стол и демонстративно скрещиваю руки на своей груди.

— Старая дева наша Дашка, мать. Ты не находишь?

— Чего? — Ольга злобно переспрашивает. — Что ты сейчас сказал?

— Странные, говорю, дела творятся, жена, — с ехидцей отвечаю. — Эх-хе-хе! Не дождусь, видимо, когда тестем для какого-нибудь достойного Ее Величества стану или дедом, наконец. На деда, кстати, согласен даже без законного болвана. Пусть крошку рыбка принесет. Зашибись! Дожился, видимо, — хмыкаю. — Хоть бы в этой жизни, да при здоровье и адекватном сознании на внуков посмотреть. Одна нереализованная задумка в жизни осталась — девчонок хорошо пристроить.

— Пристроить? — не поворачиваясь, шикает на меня. — Они, по-твоему, вещи, которые нужно на подгон отправлять? Ты что?

— Возможно, звучит не очень…

— Именно! — с издевкой отвечает. — Просто отвратительно, Алеша.

Жена выпрямляется. Ха-ха! Вижу, что злится госпожа Смирнова, брезгует новым прозвищем ее любимого ребенка, лютует моя славянская душа. Сейчас, по-видимому…

— Ты отец, Алеша…

Вопрос, что ли, задала?

— С утра мой родственный с ней статус как будто бы не поменялся. А что?

— Отец… — глубоко вздыхает и еще раз повторяет очевидный факт.

— Оль… — кривляюсь, прищурившись, разглядываю потемневший пейзаж за окном. — Она очень странно себя ведет. Ты согласна, мать?

— И поэтому ты решил ее обидеть? Унизить и глупо обозвать?

— Нет, — теперь рассматриваю натянутую спину своей жены, проглотившей кочергу.

— Меня?

— Что тебя?

— Меня решил носом в свое дерьмо макнуть?

— Оля?

— Какого черта, Смирнов, ты так девчонку называешь? — расставляет руки и упирается ладонями в рабочий стол. — По-твоему, раз ей тридцать, то…

— Тихо-тихо. Вообще не об этом.

— Я спрашиваю еще раз, это унизительное определение ты употребляешь в отношении своей старшей дочери лишь потому, что она не познакомила тебя с потенциальным мужем? Не вышла замуж, когда ты себе этот момент обрисовал? Не родила тебе внуков, когда тебе удобно? Ты…

— Оль, я просто волнуюсь за нее, — опустив низко голову, глядя в пол, шепчу. — Она женщина…

— И этим, как говорится, все сказано. Ищешь параллели, да? Знаешь, что, Смирнов?

— Олечка, ты неправильно поняла. Я, — теперь пытаюсь сгладить обозначившиеся острые углы, — хочу, чтобы девчонки были счастливы.

— Счастье — их замужний статус, так?

— Смирнова! — повышаю тон.

— Иди ты к черту, Леша, — пытается уйти.

— Постой! — выставляю по бокам ее фигуры руки. — Мне извиниться?

— Перед Дашей, — жена вжимается всем телом в кухонный гарнитур.

— Она же этого не слышала, — ухмыляюсь, губами приближаюсь к вздрагивающему затылку.

— Достаточно того, что это слышала я…

— Сдашь меня, сольешься? А как же наша семейная порука? Муж — пулеметчик, жена — оруженосец, иногда ролевая санитарка, м? — губами трогаю тяжелые волосы.

— Дай мне пройти! — задницей толкается в мой пах. — Закончим. Господи! Ты оскорбил нашу дочь и совершенно этим не смущаешься. Не могу в это поверить!

Возможно, у меня только лишь наклюнувшийся или четко обозначившийся старческий маразм?

— Извини! Извини! Извини! Но…

— Не торопи их. Слышишь? — укладывает свои руки на мои растопыренные ладони на столе.

— Как долго? — прикрываю глаза и упираюсь лбом в основание ее шеи.

— Не смей влезать в отношения дочерей. Не суй нос в личную жизнь взрослой, давно совершеннолетней, девушки. Не смей даже думать о том, что мог бы разрулить какую-нибудь тяжелую ситуацию. Она справиться сама. Она слабая женщина, но сильный человек. Она твоя дочь! Не смей, Смирнов! Ты меня услышал?

— Да, — безмолвно двигаю губами, а лбом, как буром, вкручиваюсь в женское тело.

— Всему есть предел, Алеша, и четкие, наведенные жирным шрифтом границы дозволенного. Малышки — лишь по родительскому определению и нашим многолетним воспоминаниям, а так… Это самостоятельные женщины. Отец им нужен только лишь для радости. Поверь, я знаю, что говорю. Ты должен радоваться тому, что они позволяют тебе быть рядом с собой.

— Олечка, прости, пожалуйста. Все понял. Она такая, — тяну слова, подбирая тщательнее формулировку, — нежная, что ли…

— Сильная, Лешка, очень сильная! По своему характеру Даша — вылитая твоя мать! Она справится с любым вызовом. Она…

— Кровью будет истекать, но о помощи не попросит. Ха! Как тебе гребаная мамина черта? Ты ее еще с моим отцом сравни. Пф! Зачем подняла тяжелую тему, одалиска?

— Смирись, Алешка! — все-таки прокручивается, становится передо мной, обхватывает ладонями мои щеки, проглаживая большими пальцами гуляющие желваки по скулам, уткнувшись лбом мне в подбородок спокойно говорит. — Даша сможет все, Смирнов! Я знаю!

— Как? — оскаливаюсь, отстраняюсь от нее. — Как, как, как? Семь, восемь, девять, десять дней, кажется, назад…

— Ты о чем?

— На ней лица нет. Я чувствую, что у рыбки проблемы. Я плохо сплю, Оля. Ты же…

— Мне веришь, Смирнов? — заглядывает в глаза. — Ответь, Алеша!

Всегда!

— Олечка… — трогаю кончиком языка любимый носик.

— Я не услышала, — немного отстраняется, бегая глазами по моему лицу. — Алеша?

— Да! — прихватываю нижнюю губу.

Вкусная! Очень вкусная жена в приправах розмарина с пассифлорой. Безусловно, чрезвычайно стойкий аромат. Ольга быстро отвечает на поцелуи и даже пытается на себя бразды правления взять. Свои руки опускаю ей на ягодицы, бережно сжимаю мякоть и пытаюсь приподнять, но не тут-то было…

— Все лижетесь, родители? — язвит младшая Смирнова. — Господи, па, перестань! Фи! Вы же святые люди! Бог ты мой! У меня от этого зрелища закровоточили глаза.

А вот и Ксюша! Добрый вечер, мелочь ты такая! Юная и мелкая, хрустя огромным, совсем не помещающемся у нее во рту, яблоком, оперевшись задом на дверной косяк, с каким-то даже, черт возьми, нескрываемым презрением рассматривает нас.

— Дать ей ремня, одалиска? — подмигиваю жене, немного отстраняясь, с очевидной неохотой прерываю еле-еле выпрошенный поцелуй.

— Не трогай! — Ольга грозит мне пальцем.

— Женщин бить нельзя, пап, — с умным видом дочка отгружает, сопровождая свои мудреные слова жутким «хрямом» и издевательским смешком.

— Отцовский ремень этой женщине не помешает. Ты уже вернулась? — выставляю оттаявшую и улыбающуюся Ольгу перед собой.

— Ага.

— Как погуляли?

Ксения с явным недовольством подкатывает глаза:

— Как обычно, па.

А-а-а-а! Все ясно! Свидание не задалось?

— Что Свят? Как у Мудрого дела?

Дочь слишком глубоко вздыхает, поворачивается к нам спиной и собирается от ответа в какую-то из многочисленных комнат убежать.

— Твою мать! — шиплю жене на ухо. — Не волнуйся, «Леша», да?

Жена локтем толкает мой живот и задирает голову. Ненавидит? Ненавидит, одалиска! Чувствую, как кожу шпарит темно-карим взглядом. Четвертует и сразу проклинает, не отбегая от расчленяющего станка. Да чтоб тебя!

— Идем в зал, Смирнов, — спокойно предлагает.

— А с ней что? — головой киваю.

— Выйдет, когда посчитает нужным. Не будем заставлять. Это де-е-е-е-вочки, Леша, — растягивает простое определение. — С ними нужно проявлять терпение. Ты же помнишь? — подмигивает. — Будь любезен, не напирай.

А то я, недоразвитый, не знал! Терпение, терпение… Терпение? Где бы его еще взять? Все с тобой, любимая жена, в период нашего знакомства и ухаживания растерял, а запас, увы, не сделал. Кто же знал, что потяжелее артиллерия подкатит? Теперь страдаю от того, что простую истину не предусмотрел или не распознал.

— Да что ты! Я, конечно, постарел, душа моя, но идиотом все-таки не стал. Женские половые признаки по-прежнему различаю, — поворачиваюсь к ней лицом. — Вот взять хотя бы твои, — провожу ладонью по тому месту, где у жены всегда тепло.

— Молодец! Справился! — Ольга подкатывает глаза. — А кроме этого? Например, вот здесь, — прикладывает свою руку к моему сердцу, — или здесь, — поднимает выше, трогая мой висок.

— Сверхтяжелые задачи, одалиска! Будь так добра, упрости условие, сформулируй четче. Наглядный материал, конечно же, зачетный. Кстати, — не убираю ладонь от ерзающего в смущении лобка жены, проглаживаю, напираю, заставляя ее раздвинуть ноги, — что там наш научный Серж и его семейные проблемы? Вот же неугомонный хрен!

— Женьку домогается! — душа моя хохочет, пытается наглую мужскую руку с полового места снять. — Лешка, перестань.

— О! — теперь, похоже, моя очередь подкатывать глаза. — Я ей даже чуть-чуть сочувствую. Такую глупость женщина совершила, выйдя за него замуж и родив ему двух прекрасных дочерей. Сделаны, конечно, девочки шикарно. Видимо, у нас на продукцию женского пола охренительный талант. Племянницы чудо как хороши! Но это совсем не уменьшает степени его козлистости — степени упертости их отца. Серый как встанет рогом, так ничем его не переубедить. По жизни все на сопротивлении проходит. Как ему это удается? Весьма удачливый идиот! Его в дверь с ноги прогоняют, а он куцей жопой лезет даже в приоткрытое окно. Развелись ведь давно, все выяснили, потрепали знатно нервы и себе, и людям. И снова «здравствуй, чика» — «я твой блудный муж»? Я бы на месте Жени, заказал этого типа. На счетчик мужика и будя!

— Хорошо, что ты его брат, а не соперник, Лешка.

— Этого еще мне не хватало, — откидываю голову назад. — Делить с таким мою жену???

— Иди в зал, корзинку с печеньем и фруктами не забудь.

Отлично! Теперь я даже потираю руки. От предвкушения, естественно. У нас, по-видимому, сегодня намечается вечерний сеанс у телевизора? На двоих? Ах, как же я люблю оставаться с этой женщиной наедине, пусть и под негативное мерцание голубого экрана. С одалиской все хорошо: какая-нибудь ссора, например, пусть даже и по пустяку, затем, естественно, выяснение отношений и закрепление примирения; совместный просмотр слезливого, иногда дебильного или даже молодежного телесериала, художественный сюрреализм какого-нибудь начинающего новатора-режиссера, ее покоящаяся голова на моих коленях, задумчивый взгляд куда-то вверх, и странные слезы в коричневых глазах…

— Который уже час? — спрашивает жена, зевая на моем плече. — Господи, сморило. Фигня какая-то. Леш?

— Половина десятого, — вскидываю свою руку, сверяюсь с циферблатом. — Дашка прислала сообщение, одалиска, пока ты спала.

— Спала?

— Угу.

А вот сейчас, по-видимому, моя Ольга окончательно проснулась. Оттолкнувшись руками от меня, удобнее усаживается на диване и ждет дальнейшего рассказа о том, где и с кем наша дочь проводит вечера.

— С кем она? — с прищуром улыбаюсь. — Как ты думаешь?

— Разведчика включил. Не надо этого, Алеша.

Моя любимая жена точно знает, о чем сейчас просит, про что с просьбой говорит.

— И все же? Оль, подкинь идейку?

— Даша ведь сообщила, что поедет смотреть какие-то соревнования. Там компания, наверное.

— Это я понял и полностью с тобой согласен, но, — скашиваю взгляд на второй этаж, — Ксюшка уже несколько часов дома, бубнит там что-то, сама с собой, что ли, разговаривает. Видимо, воочию расстались, но кое-что недосказали, пришлось врубить интерактивный эфир. Значит, — поднимаю руку, вертикально выставляя указательный палец, — Даша была не с ними. Новые друзья, м?

— Я смотрю, ты оживился, друг мой? — умащивается рядом со мной. — Погрей, — почти всем телом забирается на меня.

Подбираю сброшенный плед и прикрываю нас. Жена обхватывает мой торс. Щекой прочесывает грудь, принюхивается, как собака, опускает веки, трогает футболку, оттягивает зачем-то ткань, губами прикасается к ключице, а налюбовавшись вдоволь средним ярусом, пытается заглянуть ко мне в глаза.

— Встречать пойдешь? — водит пальцем по моей щеке. — Что она сказала?

— Ничего такого. Сообщила о прибытии. Но я, естественно, пойду. Заодно покурю.

— Не напирай там, Леш?

— Угу?

— Очень осторожно и тактично, я тебя прошу.

Даже и не думал, если честно. Время позднее, а Даша написала, что они уже вернулись в город, и что приблизительно минут через двадцать будут здесь. Намерен просто отработать свой отцовский долг — без нареканий и нравоучений встретить дочь…

Охренеть! Крутая спортивная тачка! Низкая посадка, шепчущий рокот двигателя, приглушенный, даже успокаивающий, отблеск фар, взгляд автомобиля в точности, как у опасного ночного хищника — острые, пронизывающие до костей и будоражащие сознание своей предполагаемой жертвы, слишком узкие стеклянно-плексигласовые «глаза». Гоночная? В темноте таких подробностей не разглядеть. Хрен его знает! Но точно дорогая. Это кто ж такой к нам пожаловал? Счешет гравием богатенькое пузо постоянный клиент станций технического обслуживания. А что там, интересно, с электроникой? Много наворотов? Примочек предостаточно? А тяжела ли в управлении? Еще салончик не мешало поглядеть. Хочу-хочу-хочу… По-моему, я даже пальцы от нетерпения и желания сжимаю-разжимаю.

Терзаюсь в предположениях, прищурившись, внимательно рассматриваю автомобиль, остановившийся у шлагбаума, закрывающего въезд в наш поселок. Дверь пассажира мягко открывается, и навороченная тачка выпускает мою Дашку в белый, по временным параметрам, конечно, темный свет:

«Вот это, бл, приехали, пиздец!».

Она с водителем прощается и быстрым шагом, почти с прискоками, направляется ко мне.

— Пап, — шепчет дочь, приблизившись, — привет. Я не думала, что ты выйдешь меня встречать. А мама?

— Дома, естественно. Что значит, ты не думала? То есть, с этого места ты бы ковыляла уверенным шагом домой? Это кто тебя подвез? — через ее плечо киваю в сторону пока не отъезжающего автомобиля.

— Пап, — встает на цыпочки, проглаживает, а затем целует обе щеки — я щурюсь и улыбаюсь, как вкусивший валерьянки кот, — идем домой.

— Я закончу, — отодвигаюсь от нее, показываю наполовину выкуренную сигарету, — если ты не возражаешь?

— По дороге… — предлагает альтернативный вариант.

— По дороге и быстрым шагом? Издеваешься, любовь моя? — усмехаюсь, выпуская носом никотиновый пар. — Сердце станет, Царь! Постой спокойно. Кто это? — рассматриваю суетящуюся возле меня слегка сосредоточенную на чем-то дочь.

— Это…

— Господи, Смирнова, ты чего? Смущаешься, как маленькая девчонка…

— Мой парень, — шепчет, опустив глаза.

Та-а-а-к! Это очень интересно!

— Познакомишь? — дружелюбно ей моргаю.

— Пап, в следующий раз.

Ага-ага! Которого, возможно, и не будет, да?

— Дарья! — вставляю в губы сигарету, обхватив ее за плечи, пытаюсь обратно развернуть. — Веди!

— Пожалуйста, — скулит, выкатывая умирающий взгляд.

Внимательно рассматриваю все еще не отъезжающую от ворот машину. Движок работает вхолостую, свет в салоне не горит… Он, по всей видимости, этот новый парень, о моей крошечке волнуется? Все ли с ней нормально? И как она дойдет? Не предполагал, наверное, что за малышкой Дари-Дори отец придет? Хм? Были нехорошие планы на нее? Или это все же я, как озабоченный никак не складывающейся судьбой своей рыбки, предполагаю скотскую, с большим подтекстом, сексуальную херню? Самое время выставить на пояс руки и в воздух проорать:

«УГУ?».

Дашка берет меня под руку, с комфортом для себя устраивается, повиснув на моем локте, ярко улыбается и тянет меня в давно изученном направлении в наш семейный палисад.

Я оглядываюсь назад, ухмыляюсь, прищуриваюсь, скриплю зубами, тут же всматриваюсь в регистрационный номер автомобиля.

— Как его зовут, Даша? — склонившись над макушкой дочери, ей в волосы шепчу. — Имя у твоего парня есть?

— Конечно, пап, — немного даже возмущается. — Ярослав.

Хмыкаю и расслабляюсь! Слава Богу, что не… Крокодил. Мне послышалось, или этот «праздный соглядатай» заглушил мотор? Похоже, да, я не ошибся. Вот Дашка только странно дергается и сразу останавливает нас.

— Пап, — канючит и оттаскивает меня назад.

Определенно я слышу спокойные несуетливые шаги по гравийной дороге. Дашин парень, видимо, идет за нами или преследует нас?

— Добрый вечер, — мужской голос уверенно произносит в спину.

Даша тяжело вздыхает, пока я спокойно разворачиваю нас.

— Добрый, — улыбаюсь и телом натыкаюсь на вытянутую руку для приветствия.

— Ярослав Горовой. Прошу прощения, что задержал Вашу дочь.

— Алексей Смирнов, — пожимаю парню руку и присматриваюсь к знакомому лицу.

Где я его видел? Мы с ним знакомы? Тогда, когда и где?

— А по отчеству? — тут же уточняет.

— Без отчеств. Не люблю. Закалка моего отца, да и старит, если честно, а у меня еще маленькие дети, — вздергиваю женскую ручонку, покоящуюся у меня на локте.

Интересный парень, но очень сильно суетится — нехороший нервный импульс сразу вижу! Тебе, мальчонка, есть, что от меня скрывать? Да нет же! Теперь, по-видимому, он не знает, что сказать. Вот он представился, пожал мне руку, смутил Царя… А это, между прочим, достижение. Не каждому такое удавалось. Дарья не теряет своего лица! Но она ведь смущена или меня боится? Рыбка-рыбка, все ясно и понятно. Моя Дашка стесняется своего любимого отца!