La Cumparsita… В ритме танго

Глава 11 Ярослав Горовой

— Вот мне очень интересно, Ярослав. Если ты позволишь, парень?

Улыбаюсь, не произнося ни звука, кивком даю свое согласие.

— Короче, — Сергей затягивается «уже не помню какой по счету» сигаретой, прищурив правый глаз, — кем ты меня считал до нашего тесного знакомства, которое Даша нам сегодня организовала? Сама, кстати, предложила. Вкурил? Сама? Сама! Даже попросила меня представиться — я, естественно, наотрез отказался. Как есть говорю — извини, парень. Все-таки я старше, а значит… Короче! В общем, целиком ее желание — я бы, еще разок подчеркиваю, предпочел остаться инкогнито. Прикольно людям нервы щекотать. Если ты меня, конечно, понимаешь? Знаешь, такая некислая игра выходит. Господи, это, видимо, профессиональная деформация — дожился «Серж» и превратился в жуткого засранца. Ищу подвох в действиях других, хотя сам же создаю неразрешимые проблемы. Провоцирую, если честно. Это мой конек, Ярик…

Он профессиональный провокатор? Вероятно, манипулятор? Шантажист? Клоун? Веселый черт? Паршивая овца в добропорядочной семье? Или добрый мужик, который сам себе петлю готовит или разогревает суповой котел в аду? Но на «Ярик» я все же вздергиваю голову и свое неудовольствие мычу.

— Принял! — Смирнов младший резво головой мотает. — Не любишь сокращения?

— Я предпочитаю «Ярослав», Сергей. Если Вас не затруднит?

— Не затруднит, конечно. Без проблем! — подтягивает пепельницу к себе, стряхивает сигарету, и снова приставляет фильтр к губам. — Итак, Ярослав, продолжим?

— Я слушаю.

— Если не секрет, кем я тут в твоем сознании прослыл до официального знакомства? — выпускает пар, криво усмехаясь. — Но, любезный, выражения все же подбирай — делай щедрую скидку на мой возраст. Я на три года младше Лехи, царского отца, но, — дергает себя за виски, — седина уже звенит, а сердце усиленно тренирует тахикардию, выплевывая на кардиограмме долбаные экстрасистолы. К тому же я очень мнительная натура, чересчур обидчивая, имею охренительные проблемы в общении. Хотя, — закатывает глаза, — последнее откачу, пожалуй, назад. Зафиксировать в чертогах не успел?

Нет, не успел, конечно! На сверхзвуковой скорости по трассе с огромными выбоинами, расположенными в шахматном порядке, да к тому же с выключенными, да просто вырванными с мясом, фарами лечу. Гм? Такая себе езда, должен вам сказать. Вот на что это похоже! Наш разговор с этим болтливым дядей Даши — неконтролируемый заезд без правил где-то на некачественной объездной дороге. Только бы в кювет на полной скорости не залететь.

— Сергей… — рассматриваю белую скатерть, пальцем прорисовывая вырезанные маникюрными ножницами дырочки.

Прикольный узор, если честно!

— Та-а-а-ак! Можешь не отвечать — все ясно! Старый кобель, волочащийся за молоденькой девчонкой, да? — с кривой ухмылкой на лице откидывается назад.

Немного не угадал! Старый импотент-кобель, искусанный лобковыми вшами, женатый на неоднократно обманутой несчастной женщине, сексуально измывающийся над Дашей в душевой кабине их общей тренерской раздевалки. С фантазией у меня всегда было нормально — так что, я не стеснялся в изображениях того, что этот хрен творил с нежной кумпарситой.

— Облом, видимо, Ярослав?

В смысле?

— Облом? — зачем-то переспрашиваю.

— Чесались кулачки? — кивком указывает на мою руку, монотонно двигающуюся по столу.

— Немного, — шепчу и сам с собой смеюсь. — Но, видимо, не судьба, Сергей.

— Отличный результат, как по мне. Согласен?

— Безусловно!

Похоже, мы поладим с этим дядей Даши.

— Что с рукой, Ярослав? — Смирнов становится серьезным. — Я в курсе, кто ты! Уж извини, но в нашем семейном гнезде с некоторых пор секретов друг от друга нет. Я был с Лехой на том заезде, мы видели аварию, но…

— У меня нет половины левой руки, Сергей, — поднимаю искусственную конечность, перед носом у Смирнова сжимаю механические пальцы и прокручиваю бионическую кисть. — Так уж вышло. Обещали постараться и сохранить, но в целях спасения моей жизни и оставшейся здоровой части благополучно обманули. Очнулся в палате после операционного наркоза с адской болью в левой руке. Подумал, если честно, что крепко сплю и вижу страшный сон или тупо сдох, что в тот момент казалось самым благополучным, вполне естественным, результатом моего вращения на той блядской трассе…

— Был жуткий дождь? — качая головой, Сергей размеренно добавляет.

— Да, и не только…

Тогда лило с небес, как из бездонного ведра — скользко, влажно и ни черта не видно на маршруте, который я давным-давно выучил наизусть. Еще бы! Столько раз колесить по домашнему треку, на котором я до сих пор могу с закрытыми глазами в каждый поворот, не снижая скорости зайти.

Болид, резина, топливо, движок, сцепление с асфальтом — все было в норме. Техническая команда справилась с возложенной на них задачей на «отлично». Пилот, видимо, подвел. В том, что со мной в тот день случилось, сейчас я вижу исключительно свою вину. Помню, как тогда был бешено замотивирован на долгожданную победу и уповал на благоволящую мне судьбу. Триумф, денежное вознаграждение и лавровый венок были у меня почти в кармане гоночного комбинезона и на лохматой голове, а сам я уже стоял на постаменте с римской единицей, щедро поливая премиальным игристым своих друзей, облизывающихся девчонок в просвечивающих мелкие грудки маечках и коротких облегающих их бедра шортиках, болельщиков, задуренных фанатов, помешанных на гонках, на неконтролируемом движении так же, как и я. Активно визуализировал успех, но так к нему и не пришел. Закончил гонку, как спившийся бродяга, захлебывающийся своей блевотиной в мелком и пожелтевшем от разлившегося топлива и ударом поднятого ила водоеме, под перевернутым болидом, зажавшим мою руку между своим крылом и чертовым острым валуном.

— Я утонул в тот мокрый и слезливый день, Сергей, — себе под нос, не поднимая головы, стараясь не встречаться со Смирновым взглядом, говорю, — а после на закуску, как будто первого мне было недостаточно, потерял свою руку. Одним неосторожным ударом покончил с собой! Вытер жизненную метрику, отформатировал CV* и завершил спортивную карьеру.

— Мы можем закончить. Довольно, Ярослав. Я все понял. Очень жаль, парень. Но это ведь не конец? — своим лицом и верхней половиной тела подается ко мне. — Ты меня слышишь?

— Да-да и нет, конечно. Я живу, ко многому, — рассматриваю шевелящиеся фаланги пластиковых пальцев, — привык. Смирился и больше не психую. Довольствуюсь тем, что есть, но по-прежнему стремлюсь к большему и лучшему. Дух соревнования тяжело забить. Я к этому привык. Вся жизнь — борьба, борьба за выживание и за солнечное, не заплёванное место на песчаном пляже, а мы борцы, соперники, иногда союзники, творцы своей судьбы.

— Философской херни перечитал или постоянный клиент психологических тренингов для девочек по модному саморазвитию? — язвит и жмурится Смирнов.

— На больничной койке нечем было заняться, я медитировал и представлял свое дальнейшее существование без руки, — пытаюсь улыбнуться.

Строил догадки о том, что дальше в этой жизни будет! Отчаянно хотел за что-то зацепиться здоровой правой нервно дергающейся рукой, раз тихой левой меня хирургически навсегда лишили.

«Отец-отец, как же ты позволил сотворить такое с собственным сынком?» — причитал, стенал, канючил. Ругался с папой, ненавидел плачущую мать, клял себя за то, что не смог одной-единственной мечты добиться. Плевался в зеркало, цинично матерился, выгонял всех посетителей, которые любезно спрашивали о самочувствии и несли откровенно издевательскую, с моей точки зрения конечно, чушь. Еще вчера маячил трек, успех в карьере, возможно, долгожданное счастье в личной жизни, а сегодня — я пациент травматологического отделения в нашей областной больнице. Так что, да! Все…

— Отлично, — похлопывает по моему здоровому плечу. — Встречаешься с моей племяшкой, Ярослав? — подмигивает.

— Я надеюсь, — шепчу, через плечо оглядываюсь назад и замечаю позевывающую Дашу, направляющуюся к нам, вольготно рассевшимся за круглым столиком в том кафе имени совместной первой чашки кофе с кумпарситой.

— Я, пожалуй, пойду, — он поднимается, опираясь ладонями на стол. — Гуляйте, детки, в гордом одиночестве — вдвоем. Дарья, — подзывает ее рукой, — наконец-то! Сколько можно ждать? Выбрала свой низкокалорийный десерт, господи боже мой?

— Да, — Даша останавливается возле моей левой руки.

— Девки-девки, вы так задрали своими специфическими заскоками. Меня уже тошнит от этой конченой романтики и бесконечной низкоуглеводной чуши. Доконали старого солдата, почти кавалериста.

— Я поговорю с тетей Женей, — она хохочет.

— Стоп! — он выставляет перед ее носом руку, демонстрируя красноречиво запрещающую ладонь. — Этого не надо, милая. Когда будет удовлетворительный успех на том паркете, тогда поговорим о совместных тренировках. Не хотел бы на закате, так сказать, супружеской карьеры получить тридцать три взыскания за ненадлежащее танцевальное па. Извини, малышка, но моя типа трудовая книжка с чикой и без того черна от записей о моем обсессивно-компульсивном поведении.

— Хорошо, как скажешь, Сережа.

— Все! — Смирнов целует специально подставленную для этого щечку Даши и предлагает мне свою руку для прощального жимка. — Приятно было познакомиться, Ярослав. Без обид же, все нормально? Поеду — долго добираться, а я тут с вами засиделся. Внепланово разбавил ваше маленькое царство своим мужским звеном!

— Да. Взаимно, Сергей, — пожимаю его руку и обращаюсь к Даше, — садись, пожалуйста, — двигаюсь к окну на кожаном диване, уступая ей нагретое собой место.

— Спасибо, — мягко улыбаясь, посматривает мне в глаза.

Не отвожу свой взгляд, но отзеркалить радостью Смирновой, увы, пока не в силах. Чувствую ее тепло где-то рядом — Даша ведь касается своим бедром моей ноги. Прикрываю глаза, но не могу сосредоточиться на окружающей действительности. Ее красивое лицо, физическая близость, температурный жар, ненавязчивый парфюм, слепящий отблеск маленького тела, спокойный женский голос не вытягивают меня из водоворота воспоминаний, в котором бултыхаюсь, как приговоренный бессердечным живодером к утоплению слепой щенок…

В тот день, семь лет назад, я утонул, болотной жижей захлебнулся и, как человек, погиб… Трагически закончил свою так и не начавшуюся гоночную карьеру — разбился молодой пилот «Ярослав Горовой», команда «Хекстел», тренер — Алексей «Карл» Петрович «Нико» Никонов:

«Задиристый, но очень перспективный жеребенок конюшни Карла Нико не удержал свое железное альтер эго в узде и взасос — и это не метафора, уважаемые болельщики и зрители, — поцеловал водную артерию местной задрипанной канавы. Произошла страшная трагедия на трассе, на которой сегодня, как это ни прискорбно произносить, определился новый победитель! Король умер, да здравствует король! Нам очень жаль, золотой гоночный мальчик, но твой час пробил. Прощай, пилот, прощай!».

Никогда никому об этом не говорил, но тогда я точно умер, ведь я совсем не чувствовал боли, был однозначно неподвижен и даже инициировал разложение собственного тела — руку-то мне ампутировали, чтобы остальное тело оживить; но какой-то то ли добрый, то ли злой рок меня от бездны все-таки отвел и вытащил из масляной трясины, в которой я отчаянно разыскивал свою несвоевременную могилу, гоночное дно. А было ли оно?

Не знаю, вернее, я не помню, сколько времени находился без сознания, в той самой летаргической спячке, но светлый путь в туннеле жизни так до конца и не прошел. Видимо, не настал мой срок. Ребята из команды помогли — тянули тело из болота и держали мою голову над водой, пока к нам добирались машина скорой медицинской помощи и команда спасателей.

В тот чертов день я чересчур бодрился, храбрился, нахально шутил, похотливо ржал, пошленько подкалывал соперников и членов своей команды, и в то же время внимательно слушал тренера — был сосредоточен на своей работе и победе, втихаря мечтал о том, что будет, когда меня продвинут в серии, когда я вылезу из до самых печенок надоевшей третьей неперспективной лиги. И вот он, громогласный результат!

Опасная колесная близость моего болида с визжащими в бешеном круговороте шинами непримиримого соперника, всего одно неосторожное касание куском резины, звенящий удар, толчок и сумасшедшее вращение как будто в центрифуге, затем переворот и нарушение всех законов физики, не гарантирующих переход поступательного движения во вращательное, марширующий проход носовой частью автомобиля по зеленым насаждениям, ограждающим гоночный трек от зрительской трибуны, свободный полет перед долбаным падением, а дальше… Кругом вода и оглушающая тишина!

— Ваше пирожное, — высокая и очень тощая официантка снимает с подноса две маленькие тарелочки с шоколадным десертом. — Что-нибудь желаете?

— Я бы выпила еще кофе. Ярослав? — Даша наклоняется ко мне.

— Согласен, — встречно подаюсь к ней и прислоняюсь щекой к ее макушке.

— Черный кофе на двоих и, наверное, счет, пожалуйста, — Смирнова обращается к девчонке и вежливо поправляет наш предыдущий заказ.

— Как будете оплачивать? Наличными или…

— Карточкой, — рассматривая темные женские волосы, спокойно отвечаю.

— Хорошо. Одну минуту.

Официантка отходит, оставляя нас одних.

— О чем с Сергеем говорили, пока я изучала здешнее меню, что называется, своими собственными глазами? — Даша прокручивается и пытается взглянуть на меня. — Ну-ну… Отпусти!

Нахально напираю подбородком и не даю добро на тот маневр, который она намерена осуществить.

— Тебе кости перемывали, — криво усмехаюсь. — Не икалось у витрины с вращающимися десертами, Даша? Ушки не горели?

— Очень по-мужски! — шикает. — Великолепно! — глубоко вздыхает и выказывает то ли разочарование, то ли откровенную злость и негодование. — А еще говорят, что женщины чересчур болтливы! И что же вещал ваш мужественный зов?

— Ты плохо училась в школе, кумпарсита. Мы обсуждали твою успеваемость. До аттестата, конечно, не дошли — ты своим присутствием вмешалась, но это наша не последняя встреча с ним, если учесть, что он твой VIP-клиент, так что у меня все впереди.

Она сопит и, видимо, скрежещет мелкими зубами, но все-таки освобождается и даже умудряется отстраниться от меня.

— Чего? — выпучивается так, что еще немного, и Смирнову точно от недовольства на мелкие кусочки разорвет. — Я убью Бусу, попомни мое слово. Какой еще VIP-клиент, ей-богу? Что за идиотизм? Ау, мальчики, мозговое вырождение на носу?

— Ты несколько раз оставалась на второй срок — так твой дядя по секрету мне сказал, — не обращаю внимания на гневные высказывания в адрес сплетника, которому я совсем недавно административной расплатой пригрозил. — Мол, из-за неразделенной платонической любви к его персоне, у тебя стабильно слетала планка в школе — родители тебя ругали, но чувства было не заткнуть, а сердцу приказать не получалось, и ты, униженная и оскорбленная сложившемся адским положением вещей абсолютно не в вашу с Сергеем пользу, щедро лажала в общеобразоваловке. Строила из себя недалекую, прогуливала физическое воспитание и обществознание. Поистине ужасное откровение от близкого человека, Даша. Однако он меня заверил, что в точных науках тебя за волосы лично тянул. С процентными ставками у тебя не было проблем. Слабая отрада, конечно, но…

— Я просто в шоке! Глупости какие. Я хорошо училась в школе, Горовой. Что Сергей тут тебе наплел? Господи! — подкатывает глаза и надувает губы. — А ты? Как ты учился в школе?

— Средне, если честно. Посредственно, кажется. Так надо говорить? Много времени проводил на треке — утренние и вечерние тренировки, учиться некогда было. К тому же я мальчишка, у нас с усидчивостью по половому признаку проблемы. Я жил на асфальтированной дороге, Даша, лицом ловил сильный встречный ветер и гробил уши визгом от колес носящихся по треку гоночных болидов.

Хмыкает и прикасается ладошкой к моей слегка заросшей скуле. Проводит пальцами по выросшей за день щетине, прищипывает нежно кожу и обводит мелким ноготком указательного пальца каждую родинку из щедрой россыпи, раскинувшейся на моей щеке.

— Мы с тобой похожи, Ярослав, — подсаживается ближе ко мне. — У тебя — асфальтированная дорога, а у меня — танцевальный паркет. И вечное соревнование за первое место в своей команде.

Она права! Танцы — тот же спорт. Вероятно, та же жесткая конкуренция и беспощадная борьба за единоличное первенство в своем разряде. Для кого-то конечный пункт назначения — лавры победителя и общественное признание, пожизненный статус героя и вечная поул-позиция на старте, а для кого-то — громкие аплодисменты, грамоты, медали, потекшая тушь, вырванные волосы, стрелки на сеточных колготах и сломанные каблуки на пируэтах в аргентинском танго. Прекрасно знаю, что такое непрекращающаяся гонка за людским рукоплесканием, у которой, чего уж тут поделать, не всегда достойный по личным представлениям финал.

— Смотри, дождь пошел, — прищурившись, разглядывает тонкие полоски воды, стекающие по стеклу огромного окна кофейни. — Погулять в парке не получится, Ярослав, — мне кажется, я слышу в женском голосе небольшое сожаление.

— Ваш кофе и счет, — официантка выставляет наш дополнительный заказ и предлагает электронный терминал для оплаты.

Прикладываю карточку — мы замираем в ожидании звукового сигнала об окончании транзакции.

— Благодарю, — официантка прячет терминал. — Приятного аппетита. Рады вам в нашем заведении. Приходите еще.

Всенепременно, дорогая! Здесь, действительно, вкусно, ненавязчиво, уютно и тепло.

Даша помешивает маленькой ложкой пенку своего кофе, аккуратно водит железным ободком по дрожащей от ее дыхания коричневой поверхности, чему-то загадочно улыбается и тихо произносит:

— А где ты живешь, Ярослав?

По-видимому, мать была права, хоть весьма и специфично пыталась донести свою позицию… Так, как и где я, вообще, живу? А самое главное, как лучше кумпарсите на ее вопрос ответить, чтобы не спугнуть? В двухэтажном гараже на две персоны, одна из которых железная, неодушевленная, надежная, спокойная, принимающая в данный момент водную процедуру на парковочном месте, или…

— Хочешь посмотреть? — предлагаю. — Поедем прямо сейчас.

— М? — она облизывает и зажимает между губами свою ложку.

Я замечаю проявившиеся на ее щечках кокетливые ямочки. Мелкая симпатия — генетическое наследство от кого-то из родителей? Пофиг! Но ей идет!

— Здесь недалеко, Даша. Всего пять минут на машине, и мы будем в нужном месте. Даже гнать не придется.

— Ты приглашаешь меня к себе? — вытаскивает посеребренный столовый маленький прибор, двумя пальцами держит его на весу, всматриваясь в мое лицо.

— Обещаю, что провожу потом. Не переживай.

— Просто это… — опускает голову и прячет от меня свой взгляд.

— Гости, Даша, обыкновенные гости! И ничего другого. Не ищи подвох там, где его нет.

— Я… Это неудобно. Извини… Но вынуждена…

— Допивай, — перебиваю и киваю на ее чашку с остывающим кофе. — Возьмем десерт с собой. Возможно, что-то большее захочешь. Иди к вращающейся витрине и еще раз там осмотрись, а я подожду. И…

— Ярослав, мне пора домой, — тихо произносит.

«Я тебя не трону, кумпарсита» — мне следует сказать об этом прямо, чтобы утихомирить ее неровное сердцебиение или повременить с таким успокоением? Однако, как по мне, такое вслух произнести — заранее спугнуть «малышку» и подтвердить свое намерение. Поэтому, пожалуй, промолчу.

— Я просто приглашаю в гости и обещаю небольшую развлекательную программу, по окончании которой запланирована гарантированная доставка домой к родителям. М? Что скажешь, Дарья Алексеевна Смирнова?

Приветливо улыбается — растягивает губы, светит ямочками, но смотрит исподлобья, сквозь темную щеточку ресниц.

— Сообщи им, куда едешь со мной. Нет проблем. Ну?

— Хорошо, — соглашается.

— Тогда идем, — подталкиваю ее плечом. — Пирожное или тортик? Что предпочитаешь?

— Мне, пожалуй, хватит, Ярослав, — хлопает себя по животу, прилипшему к спине, — а остальное — на твой вкус.

Отлично! На месте, то есть дома, разберемся. Беру ее за руку и тяну за собой к выходу из кофейни.

На улице царит божественное светопреставление. Дождь сильный, просто обложной, и зарядил, по-видимому, надолго — огромные пузыри, кружащиеся в натянутых на землю лужах, подтверждают мое предположение.

— Вот это да! — Даша закидывает голову наверх, сильно зажмуривается и открывает рот. Смирнова ловит дождевые капли и почти с набитым влагой ртом смеется. — Как из ведра! Потоп! Сейчас из-за угла помашет бородатый Ной!

— Стой здесь! — приказываю ей мягко. — Я подгоню машину.

— Да прям уж! — выскакивает из-под козырька. — Не сахарная — не растаю. Побежали, Ярослав!

Как скажешь, кумпарсита! Сама на это напросилась! Небольшое расстояние от кофейни до моей машины преодолеваем быстро, но все же успеваем вымокнуть до нитки. Даша пищит несчастным мышонком и, копируя маленького кузнечика, перепрыгивает неглубокие, но все-таки широкие лужи; шустро кружится под стрелами дождя, насквозь пронизывающими ее гибкое тельце, пританцовывает, хохочет, расставив свои руки по сторонам.

— Тепло-то как! Ярослав, Ярослав! Смотри, как я умею…

И я, конечно же, смотрю! Увы, однако в танцах абсолютно ни черта не понимаю, но красоту от мерзкой пошлости и откровенной безвкусицы все же отличаю. А у Смирновой на самовыражение в аргентинской хореографии царит громаднейший талант.

Мягкий, но в то же время очень точный аккуратный мелкий шаг, звонкие удары тонких каблучков по тротуарной плитке, резвое вращение и обворожительный, с поволокой, карий взгляд, которым она то и дело одаривает меня, когда встречается своими томными глазами с моим лицом.

— Запрыгивай в машину, Дашка, — кричу ей через крышу автомобиля.

— Сейчас-сейчас, — вращаясь, направляется к своей двери.

Да уж! Поздно, кумпарсита! Теперь нас хоть отжимай на сверхвысоких оборотах! Хвала богам, я не соврал про пять минут езды до моего жилища. На место назначения добираемся быстро и без дорожных приключений.

Загоняю машину на свое место, глушу двигатель и отстегиваю ремень безопасности:

— Пройдем через гараж. Хорошо? — обращаюсь к притихшей пассажирке рядом со мной.

— К-к-конечно. А мы уже приехали? — она рассматривает первый, он же машинный, этаж места, в котором я живу.

— Замерзла? — стараюсь не обращать внимания на ее недоумение.

— Есть н-н-немного, — криво улыбается. — Ты з-з-здесь ж-ж-ж-живешь?

— Здесь живет машина, а я снимаю угол на втором этаже. Там сухо, тихо, тепло и для меня комфортно. Идем со мной. Надо бы переодеться, а то заболеешь.

— А-а-а, п-п-п-понятно! — отстегивает свой ремень и открывает дверь. — Х-х-х-хорош-ш-ш-шо. К-к-к-куда идти?

— Я проведу, — движением головы показываю, что нам надо выйти из машины. — Смелее.

— Угу.

Одновременно с Дашей выбираемся из автомобиля и попадаем в полутемное помещение, которое я называю своим домом, потому как именно здесь я провожу все свое свободное время, которого у разведенного мужчины со взрослым четырнадцатилетним сыном, с которым он видится по установленному его матерью расписанию всего лишь пару-тройку раз в текущий месяц, предостаточно. Его бы чем-то надо заполнять, но здесь мне пока что хвастать нечем — стараюсь, как могу. Еще не вечер…

— Крут-т-т-то! — она с восхищением рассматривает дом.

— Спасибо, — улыбаюсь, включая по пути нашего продвижения весь свет, которым располагает моя берлога. — Поднимайся, пожалуйста. Я сейчас принесу полотенце и что-нибудь в качестве сменной одежды. Ты продрогла. Мокрое нужно снять. Согласна?

— Да, конечно. Б-б-было бы з-з-замечательно. Еще бы ч-ч-чаю.

Без проблем! Сейчас подгоним. Я обещал ей развлекательную программу, вместо которой будет, видимо, душевный теплый вечер на двоих с бидоном чая на моей кровати под пуховым пледом.

Она замерзла. Дрожит, как осиновый листок на тонкой ветке, обнимает себя, растирает плечики, дергается и без конца оглядывается. Фиксирует, следит — иду ли я за ней. Я иду, иду, иду! Не беспокойся…

Стою перед раскрытым шкафом, рассматривая свой небогатый гардероб — рубашки, летние и зимние, огромное количество джинсов, свитера и гольфы, пиджаки, спортивные костюмы. Что ей предложить, чем можно угодить? Спортивный костюм? Любимая фланелевая клетчатая рубашка? Свитер, в котором такая, как она, может запросто утонуть? А подойдет ли, будет ли к лицу?

— Даш… — тихонечко зову.

Не отвечает!

— Даша? — вполоборота повторяю.

Тишина!

И как прикажешь это понимать? Смирнова, ты там жива?

— Даша, ты где? Почему не отвечаешь?

*CV (Curriculum vitae, лат.) — ход жизни, жизнеописание. Краткое хронологическое описание жизни, образования, мест работы и профессиональных навыков по определенной форме.