Глава 24 Горовые…

Даша. Фантомные боли II

Жалость… Боль… Тихие слезы… Искусанные кулачки… И странное одухотворенное выражение женского лица. Такое впечатление, что у моей матери чересчур эмоциональная мелодрама перед глазами проплыла в течение всей запланированной встречи в кафе с непутевой старшей дочерью. А всего-то мы поговорили о перспективных планах по расширению состава нашей с Ярославом семьи. Как говорится, вроде бы обо всем, а на самом деле — ни о чем! Открыться полностью, признаться и выплакаться я так и не смогла — это слишком сложно, да и тяжело по обстоятельствам. Она назначила мне встречу лишь для того, чтобы поделиться радостным известием о том, что ее старшая племянница беременна, что срок уже довольно-таки уверенный, хороший и безопасный, что все решено и идет по плану — грядет живое пополнение в семье Смирновых младших? Всего-то? Юла станет одинокой матерью, а Сережа с Женей — дедушкой и бабушкой. К чему тогда ей покаяние о том, что было много лет назад со мной?

Я не сказала про аборт! На ее вопрос о возможных причинах моего бесплодия я глупо передернула плечами и по-детски потупила взгляд. Сопела, мычала, нервно и шумно вздыхала, крутила пальцы и сминала салфетки, вытаскивая их по одной из резной деревянной подставки. Ваяла оригами из бумаги и мысленно заклинала мать не задавать мне нехороших вопросов о том, как так вышло, что моя детородная функция застыла почти в зародышевом состоянии и сигнализирует о моем половом созревании лишь кровавыми днями женской неуравновешенности, двумя невысокими холмами, расположенными чуть ниже шеи, но однозначно выше живота, да опушенным лобком, который после стандартных косметических процедур выглядит, словно розовая коленка у маленького ребенка. Я, безусловно, женщина и я, конечно, замужем — муж со мной по этим двум определениям вполне согласен. В этом я ей не соврала и, кроме того, твердо заверила родного человека в том, что проходила и намерена дальше проходить лечение и всевозможные обследования, что я послушный и исполнительный пациент, и не перечу своему лечащему врачу, которого, по всей видимости, у меня больше нет. Но я не сижу сложа руки, а проявляю колоссальную долбаную активность, суечусь и выказываю охренительную заинтересованность в успехе затеянного мероприятия. Возможно, в чем-то я не соврала ей и сказала правду, но… Рвение, желание, возможности и даже средства есть, а выхлоп за все приложенные старания стопроцентно нулевой. Физиологически лечение не помогает, зато психически калечит филигранно.

«Дашенька, все будет хорошо! Не страшно! Все бывает в жизни. И что с того? Помни, рыбка, мы вас поддержим…» — после каждой моей всхлипывающей жалкой реплики задушенно шептала мать.

Нет, больше не работает мой аутотренинг:

«Не плачь, Дашка, все пройдет, пройдет и это — у тебя на жалком выходе полнейшее зеро! Круглее дырки просто не бывает! Пора вскрываться, твой блеф тут больше не прокатит. Парный танец на паркете превратился в персональное фуэте. Ты крутишься с огромным ускорением с развязанными лентами пуантов. Рискуешь вывернуть себе стопу и сломать хребет… Своей семье? Вранье, вранье, вокруг меня вранье… И наигранная радость без горьких слез от осознания состояния беременности моей двоюродной сестры!».

Сейчас, сидя на заднем сидении такси, намертво застывшем в огромном, словно море-океан, железном транспортном потоке, ругаю себя на чем свет стоит:

«Зачем я вообще согласилась на эту душещипательную встречу? Лучше бы сразу поехала с Ярославом на трек. Меньше знаешь — лучше спишь и не завидуешь чужому счастью».

А я завидую Юле! Безоговорочно и стопроцентно. Ей суждено стать матерью, пусть вкривь и вкось, зато природным образом. А мне такое только в редких снах приснится. И то — под хорошее настроение Всевышнего!

Вот сейчас стояла бы рядом с мужем и наблюдала за мелькающими с бешеной скоростью разрисованными низко посаженными повизгивающими на поворотах почти космическими машинками, грелась бы в крепких объятиях, крутила головой на его груди, перебирала мужские пальцы, скрепленные в жесткий узел у меня на животе, наслаждалась бы его спокойным голосом в динамике, и уж точно не зацикливалась на том, что одинокой Юльке в скором времени выпадет счастье истинного материнства, а мне… Вынужденное знакомство с человеческим ширпотребом! Я бы не знала об интересном положении своей сестры и не сжирала бы себя за то, что не в состоянии такую же информацию своим родителям преподнести.

«Зачем я согласилась на встречу с матерью? Зачем?» — обняв себя в районе живота, в десятый раз шепчу, как зомби, медленно двигая губами.

Наш город, почти как монумент, «стоит»… Пробки, пробки, пробки… Нервное перестроение автомобилей, резкие и звонкие гудки, и раздающийся через открытые водительские окна наш мудрый, оттого, пожалуй, крепкий и надежный, русский мат.

Сдавливаю, стягиваю, нажимаю на брюшину, пальпирую себя в районе пупка. Живот горит и режет! Возможно, это гнойный аппендицит или разорвавшаяся киста яичника? У меня внутри обильное кровотечение, вскрывшийся перитонит, спонтанный болевой шок, глобальный сепсис? Боль чересчур сильна, тяжела, практически невыносима. Мысленно прошу себя успокоиться и наконец-таки прийти в себя. Это нервное состояние — фантомная боль, психосоматическая реакция на раздражитель, которым радостно со мной поделилась моя же мать. Стиснув зубы и прикрыв глаза, откинувшись на подголовник пассажирского сидения, уже в который раз прокручиваю диафильмом сегодняшнее рандеву с моим близким человеком.

— Ну, наконец-то, — шипит водитель. — Засор как будто устранили. Похоже, едем! Вы там как?

— Очень рада! Поскорее бы…

Телом ощущаю легкий толчок, подтверждающий начало нашего движения, а за окном глазами фиксирую медленное изменение городской картинной суеты.

«Ура, ура, ура! Да чтоб меня-я-я-я…» — сгибаюсь пополам, больно прикладываюсь лбом о спинку водительского кресла и сильно зажмурившись сдерживаю предательские слезы.

Мне нужно как-то переключить свое внимание, забыться, отвлечься и думать только о хорошем. Быстро достаю из своей сумочки мобильный телефон и с уверенным нажимом проглаживаю теплый гладкий сенсор. Молчит дурная техника, бездумно подмигивая индикатором зарядки, не издавая ни единого звука, чего-то стойко ждет, откровенным бездушием раздражает и отвлекает мое и без того не слишком сосредоточенное внимание.

«Застряла в пробке, муж, но уже еду к тебе. Как дела? Что Кирилл? Вы не ругаетесь?» — решаюсь сделать первый шаг и оживить блестящий сверхчувствительный экран.

«Очень жду, жена. Все хорошо. У Горового младшего неискоренимые проблемы с воспитанием. Здесь каюсь — моя абсолютная вина. Недоглядел за парнем. Но я спокоен, зато он взведен, заряжен на победу. Однако, нам нужен арбитр, Даша, без тебя не рискуем начинать. Команда ждет маленькую рыбку, которая развела бы двух упрямцев по сторонам!» — шутливым сообщением вещает Ярослав.

Ну что ж, я рада, что у них там стандартная рабочая обстановка, в которой муж однозначно изображает из себя… Царька? Странно! В нашей ячейке общества «безбашенная царственная особа» — целиком и полностью мое амплуа.

«Еще минут двадцать в дороге, и я буду на месте!» — шустро, практически не глядя на экран, и двигая одним большим пальцем набиваю свой ответ, затем прикладываю подушечку указательного к огромной зеленой сенсорной кнопке и отправляю в космос сообщение.

«Не торопись, время еще терпит! Будь осторожна!» — через несколько секунд получаю уравновешенные наставления от мужа.

Пообещать могу, но лучше будет, если просто выполню…

Сегодня, действительно, важный гоночный день, а Ярослав не обманул меня. Зрительские трибуны забиты под самую завязку, по-моему, особо заинтересованные в процессе и результатах согбенно сидят на корточках, на ступенях и даже на коленях друг у друга, а на фудкортах вообще не протолкнуться. Народ слишком суетится, надоедливо, словно пчелиный рой, шумит, даже горланит и выпученно глазеет. Когда все эти люди работают? Похоже, формульные гонки — весьма прибыльный бизнес и исключительное по своим масштабам спортивное шоу.

С огромным трудом пробираюсь к тренерскому шатру команды Кирилла. Порывистый ветер сильно раздувает навес, пухлыми «губами» бьется о пластиковую крышу палатки, парусит ее боковые ограждения и закручивает спонсорские флажки в тугие улитки.

— Добрый день, здравствуйте! — взбегаю по ступеням на помост и громко здороваюсь с присутствующими внутри импровизированного штаба. — Как дела? Привет, привет! Спасибо, все нормально! А где мой Ярослав?

Все, как один, мне улыбаются, подмигивают, затем приветливо кивают, некоторые обнимают, а особо смелые с оглядкой куда-то в сторону целуют в щеку. Передавая меня, словно эстафетную палочку, легонько, как футбольный мячик, отправляют «в ворота» к мужу, стоящему ко мне спиной и серьезно сосредоточенному на движущейся картинке, транслируемой на большом экране в помещении.

— Привет, любимый! — уткнувшись лбом в любимое тело, шепчу в его огромную лопатку, пропускаю руки и обнимаю Ярослава, переплетая пальцы на его напряженном прессе.

Он вздрагивает и вполоборота обращается ко мне:

— Дашка, ты напугала! Коварно подкралась. Ух! Будешь бИта, рыбка.

— Ты испугался, а я такая страшная? — расцепляю свои руки, отпускаю и неторопливо обхожу мужа, игриво отталкиваю его бедром, отыскиваю себе удобное место, ерзаю задницей по краю стола, затем наконец-то останавливаюсь в выгодной для меня позиции перед Ярославом и чересчур вальяжно поднимаю голову, чтобы встретиться с ним глазами. Выпячиваю подбородок, прищуриваюсь и через ресницы, тем самым очень томным взглядом, рассматриваю его.

— М-м-м! Красиво, черт возьми. Соблазняешь? — подмигивает мне.

— Спасибо, — беззвучно шевелю губами. — Так что там по красоте, мужчина? Вы по-прежнему меня боитесь? Соблазнение для тщедушных слабаков, — поднимаюсь на носочки и точно в его губы говорю, — здесь откровенный интерес и нескрываемое желание, — с придыханием, странным низким голосом произношу, — взять то, что я хочу.

Замечаю, как четко и ритмично двигается его кадык, вычерчивая идеальную вертикальную эллиптическую дугу, как плотоядно облизывается сам хозяин крупного адамова яблока, как идеально круглый угольный зрачок полностью растворяет радужку красивых глаз, как хищно поднимается верхняя губа Ярослава, оголяя верхний ряд его зубов. Что это такое? Злость, ярость или обоюдное желание, или… Это его страх?

— Есть немного, — дергает плечами, словно сомневается в ответе. — Совсем чуть-чуть. Дашка, что ты вытворяешь?

— Повторяю еще раз, соблазняю тебя, — закусываю нижнюю губу, как кукла, глупо хлопаю глазами. — Хочу тебя, мужчина, прямо здесь и сейчас.

— Перестань, жена, — невесомым поцелуем прикасается к моей щеке и ерзает густой и острой щетиной по моей коже. — Здесь же люди и потом…

— Ты колючий! — поскрипываю и пытаюсь увернуться от острой ласки.

— Извини, — он мягко отстраняется, правой рукой расчесывает свои скулы. — Вечером побреюсь специально для тебя. Сегодня с утра плохая примета, понимаешь?

Вот это да! А как же:

«Мы с отцом в приметы, заговоры, наговоры, проклятия и талисманы не верим»?

Похоже, истерия принимает массовый характер? Теперь и Ярослав поддался на дешевые инсинуации? Надеюсь, что это хотя бы не моя вина?

— Ярослав?

— Угу?

— Примета? Ты серьезно? Или решил достать меня? — с прищуром улыбаюсь.

— Ну-у-у-у, есть немного.

Стоп! Лучше бы ему предусмотрительно промолчать! Но я ведь все еще жду ответа по поводу его странного испуга. Он, видимо, другую поджидал?

— Итак, Горовой, только предельно честно! Смотри в глаза, товарищ. Ты испугался, потому что не ту увидел или что-то от Квазимодо во мне наблюдается? — продолжаю рисовать негодование, демонстративно упираю кулачки себе в пояс и насупливаю брови, формируя грозный вид, порчу складками свое лицо.

В этот момент мимо нашей трибуны проносится гоночная машина и скрипящим визгом оглушает меня. Я громко ойкаю, одновременно с этим сильно зажмуриваюсь и лодочками, сформированными из своих ладоней, закрываю уши, по-детски поджимаю плечи и на финал высоко подпрыгиваю на месте.

— Ай-ай-ай! — пищу. — Как громко! По-моему, я потеряла слух! Я оглохла, да? Ярослав! — хнычу, непрерывно издавая ультразвук.

Стараюсь, видимо, всех летучих мышей на этот трек созвать.

— Блядь! Твою мать, Даша! — он грязно матерится и через свое плечо у кого-то просит защиту для моих ушей. — Давай сюда! Пиздец полный! С тобой расслабиться абсолютно невозможно! Сколько раз… Бл, надеюсь, пыл на заигрыш прошел? Успокоилась?

Чего-чего? Я поскуливаю, всхлипываю, жалко корчу рожи и по одному, медленно и с осторожностью, приоткрываю глаза.

— Извини! Но теперь, похоже, мне до чертиков страшно, — прыскаю от смеха. — Заигрыш? Кокетство? Ты чем-то недоволен, парень, а?

— Это не смешно. Совершенно! — на полном серьезе говорит. — Надевай, кому сказал!

— А ты не кричи на меня! Мы не дома, Горовой! На нас люди смотрят, — строю из себя обиженную даму, надувшись, демонстрируя обиду, напяливаю на себя наушники, шумно продуваю микрофон, произношу стандартную тестовую комбинацию цифр, жду подтверждения и, наконец-то убедившись в полной исправности этой гарнитуры, с надменным видом перекрещиваю на своей груди руки. — Ну? Дальше? Продолжаем?

— Дашка-Дашка, перестань кривляться и кокетничать! Поиграем дома. Не порть лицо, рыбка, морщин потом не оберешься, — он выставляет руки по обеим сторонам моих уткнувшихся в край стола бедер. — Напрашиваешься, дерзкая?

Глубоко вздыхаю и руками обнимаю его заросшие щеки.

— Глупенький мужчина! Я комплимент хочу, Горовой. Выпрашиваю, выпрашиваю, но ты не поддаешься. Мужчина, ты сильно запустил меня! — хотела бы добавить «аж с самого утра», но я сдерживаю свой порыв и пытаюсь слабо флиртовать, чтобы от мысленной херни отвлечься.

Боль в животе все еще слабо стонет и никак не отпускает.

«Мы вас поддержим, рыбка! Не страшно, Дашка! Это очень хорошо и правильно! Замечательно! Не плачь, не плачь…» — мамины слова по-прежнему стоят в ушах.

Я ведь не плакала! Спрашивается, какого черта она все время это назидание повторяла?

— Ты спонтанная! Неожиданная! Непредсказуемая… — спокойно отвечает Ярослав, рассматривая меня. — Красивая! Но это слишком прозаично и для комплимента не подходит, да? Мы ведь не первый день вместе, значит, я должен что-то исключительное в качестве морального утешения своей жутко чем-то раздраженной женщине найти? Да? Как твои уши?

— Тихо-тихо. Не дождешься — слышу очень хорошо и довольно четко. Приятно, что беспокоишься, но… — выставляю перед его носом указательный палец, — не зарывайся и не переигрывай. «Красивая» — мне нравится! Все остальное, — демонстративно громко хмыкаю, — как-то странно выглядит. Ты же гонщик! У тебя должна быть мгновенная реакция на возможные помехи. Что это за «неожиданная», «спонтанная» и «непредсказуемая»? Боишься вмазаться, товарищ?

— Я уже вмазался в тебя, Горовая. Моя жена не может быть помехой! — обнимает и притягивает к себе. Я тут же прислоняюсь своей щекой к мерно вздымающейся мужской груди, запакованной в гоночный комбинезон, и прикрываю глаза. — Ты наигралась?

— Да, — посмеиваясь, шепчу в ткань его одежды.

— А комплимент засчитан? — спрашивает у меня.

— Вполне!

— А сам я реабилитирован? — зачем-то уточняет.

— Да, — цепляюсь за его плечи и странно вертикально обмякаю на мужском теле.

— Ах ты ж, моя чудесная женщина! — с придыханием говорит.

Господи! Мучающая боль странным образом наконец-то отпускает меня, постепенно затухает, а когда Ярослав начинает поглаживать мою спину, то и вовсе прекращается. Похоже, у моего мужа целебное рукоположение или все-таки эффект плацебо по-прежнему никто не отменял?

— Как твоя встреча с мамой прошла? — Ярослав прикладывается губами к моей макушке.

Уверена, что в этот момент он зрительно следит за видео, которое в режиме реального времени транслируется на его экране, а слухом и сознанием полностью сосредоточен на том, что я буду отвечать, а это означает, что мне нужно тщательнее подбирать свои слова. Он работает, а я бездумно отвлекаю его своими играми и своим присутствием здесь. Ну, что я за жена такая?

— Нормально, — сильнее прижимаюсь к нему, почти вдавливаюсь своим лицом и полностью сливаюсь своим телом с ним.

— Как отец? — Ярослав прочесывает подбородком мое темя, затем подбородком прижимает, словно фиксирует мое положение, глубоко и шумно вздыхает и что-то непонятное для меня произносит в свой микрофон. — Не стОит. Не торопись. Там воздушная стена, иди за ним, следи по зеркалам. Я сказал «нет»! Назад. Даша? — последним вопросом он снова обращается ко мне.

— Все нормально. Что там? — пытаюсь посмотреть в его экран.

— А мама? — на мой вопрос не обращает внимания и не позволяет развернуться, чтобы посмотреть за ходом гонки, которая уже, по-видимому, началась.

— Хорошо. Что там? Я хочу посмотреть. Ну! — пытаюсь оттолкнуться от каменного тела.

Ярослав не позволяет сделать ни одного движения, зато спокойно продолжает фактически допрашивать меня.

— А ты как?

Не знаю! Противоречивые чувства, если честно. Трудно описать то, что я на самом деле ощущаю.

— Что там? — намереваюсь соскочить с ответа на несимпатичный для меня вопрос.

— Даша?

Не отстанет же! Надо бы, наверное, подумать…

Я чувствую обиду? На что конкретно и по какому поводу? Да, разве что, только на себя. А причина есть для этого? Неразумное поведение несколько лет назад. Как там в народе говорят:

«Будет слишком поздно, локти себе начнешь кусать, но то, что сделано не воротить назад!».

— Назад, я сказал! — рявкает Ярослав в свой микрофон.

— Что там? — дергаюсь, да все без толку. — Пожалуйста… — жалостливо говорю.

— Все в порядке…

Возможно, злость? На кого? Или опять же, на что и по какому поводу? Да на себя! Я зла на то, что натворила, поддавшись долбаному порыву, заранее тяжесть всех последствий не рассчитав. Меня же обо всем предупреждали. И снова та же самая пословица:

«Сделанного не воротить назад!».

А если это откровенная зависть? Зависть чужому счастью, например? Не знаю, не знаю, не знаю… Не знакома с этим чувством в полной мере. Я ведь привыкла, что, как правило, окружающие по-черному завидуют мне. Все эти первенства, мои уверенные успехи в учебе, в танцевальной карьере, удачи по жизни и счастье быть рожденной в такой семье.

— Назад! Опасная близость! Стоп! Кирилл! — раненым зверем орет в динамик Ярослав.

Муж кричит и пальцами впивается в мое тело. Он меня пронзает, а я, словно в агонической судороге, выгибаюсь и резко задираю голову.

Но не на что смотреть! Сейчас у моего мужа абсолютно мертвый взгляд…

Загрузка...