La Cumparsita… В ритме танго

Глава 13 Смирновы…

Даша

«Скажи-ка мне, пожалуйста, родная, о чем, а главное, чем, ты вообще думала, когда приперлась в этот дом? На что своей опрометчивостью рассчитывала? Чего хотела глупой выходкой достичь? Кому-то что-то доказать и в чем-то убедить? Что он не тот, а ты типа не такая и для него не та?».

Подведем неутешительный итог забавы! Мы вошкаемся с ним в постели и никак не подойдем к кульминационному моменту. Тот случай, когда и бросить надо бы, да конченая незатыкающаяся гордость возню закончить не дает. Сдамся, значит, проиграла. Нет-нет, я так не хочу. Поборемся, пожалуй, до победного конца.

Спортивный интерес в крови взыграл и в сети к изголодавшемуся за женщиной мужику привел, а сама я, нежная фемина, словно обозлилась, опошлилась, огрубела или очерствела, забыла, кто такая, как меня зовут, зачем живу и сколько, как дорого, на самом деле, стоит мое пока еще живое молодое тело? Меня волнует только результат — я человеческая машина, созданная для услады чьих-то глаз и полового члена! Бездушная и злая, красивая снаружи — так многие мужчины похабно говорят, но внутри — пустая. Полая… Сквозная… Резонирующая… Неживая! Бесплодная! Сухая… И ненавидящая себя! Видимо, сильно понесло меня.

Сейчас заботит одно лишь наслаждение, чистый кайф, непрекращающийся физиологический экстаз. Оргазм! Одна победа — его «звезда» на гибком юном теле, полученная в кровати, стоя, сидя, лежа. Раком! Да как угодно — как он пожелает меня взять.

Красивая медаль на грудь и денежное вознаграждение за обыкновенную услугу жаждущему секса мужику? Неумелая дуреха решила себе нервы пощекотать или свыклась с участью резиновой игрушки и стала, наконец-то, соответствовать навязанному моим козлиным окружением образу легкодоступной вертихвостки из стада маленьких дешевеньких шалав?

Он не ошибся! Прав! Прав, конечно. Я вот, видимо, бесталанно выкидывала странные коленца и не свою роль играла — неумелая артистка тяжелого скотского жанра из порносайта. Изображала пуританку и классную сухую даму, с усердием и блядским рвением раскатывала на себе, как обыкновенный презерватив на эрегированном члене, синий-пресиний чулок, изображая человека в неприступном кожаном футляре. Не помогло предохранение — порвалось «изделие номер два» и выпустило наружу гнилую сущность сучки, готовой услужить мужчине, лишь бы он отстал с пикантным предложением навсегда.

Я амплуа сменила или все-таки продешевила — ей-богу, не пойму! Что-то где-то тянет, буксует и не дает вперед идти. Решила покалеченного парня пожалеть? У него же нет руки, он инвалид, хоть и красивый, добрый, милый. Его физический ущерб — долбаное горе, он, видимо, страдает, его никто не утешает, а мне не трудно — возьму его, доставлю удовольствие, затем, наверное, по-матерински поглажу Ярика по голове, пожалею, поскулю с ним вместе, выражу сочувствие и выслушаю сильное нытье вприкуску к скрежету зубов — мужчины тоже ноют, плачут и стенают за недополученной лаской и вниманием! Они, как сосунки, страдают! Я полечу, полечу, полечу…

«Ну-ну, ну-ну, не плачь, мне было очень хорошо! Мой милый…»

В конце концов, раздвину ноги, оседлаю тело, попрыгаю на члене, приголублю, приласкаю, возможно, поцелую. Сосать ему не буду — с этим обойдется. Просто не смогу! Ну вот и все — легко и просто, он насладится, возможно, быстро кончит, а за тем расслабленный и удовлетворенный к маме с папой на Камаро отвезет. Мне подходит. Никто ни о чем не узнает. Ярослав не станет никому болтать. Он не трепач, «не сплетник и не исповедник» — сам так сказал. С каких недавних пор я стала безоговорочно доверять мужчине, с которым «по-взрослому» встречаюсь всего лишь семь несчастных дней и ни одним днем больше? Как так? М…

В гости женщин «поболтать и провести приятно вечер без последствий» не приглашают, «Даша»! Женщин никогда не приглашают выпить кофе или чай к себе домой, не предполагая после этого жеста доброй воли или ненавязчивого флирта какой-нибудь интим-программы. Забыла об этом, да? Поддалась на провокационное обещание:

«Подвезу домой, не беспокойся. Не трону, пока сама об этом не попросишь».

Какого черта я заныла, как дебилка:

«Прошу, прошу, прошу… Поцелуй, Ярослав. Ты же хочешь? Пока твоя, бери!».

Господи, вот так всегда! Заскупердяйничала? Зажилила денежку на такси? Подумала, а чем черт не шутит? Идиотка! В любом приглашении в обитаемую берлогу со стороны мужского пола всегда присутствует вполне себе определенный подтекст. Он потратился на развлечения — ты телом отработала. Так и здесь!

«Не уходи — останься! Предупреди своих родителей! Побудь со мной! Тише… Иди сюда… Сейчас тебе будет хорошо, кумпарсита…» — дура ты, «Смирнова», а он — талантливый ходок. Весьма профессионально на постель развел.

«Ты спать сюда пришла, киска?» — так же Карташев в тот чертов день сказал? Только вот, да! Именно тогда я сполна отработала его мужское внимание в виде сытного ужина и ненавязчивых поглаживаний по моей руке. Я трахалась, как мартовская кошка, и не спала — так жадно удовлетворяла озабоченного мужика. Он ждал жену и дочь, попутно, усмиряя плоть, физически терзал меня.

Я и сейчас не сплю, готовлюсь, собираюсь с мыслями, храбрюсь, смелею духом, про что-то и кого-то увещеваю, себя лишь, глупо наивную, о смелости прошу. Не сплю и не могу расслабиться, все время жду проникновения, с которым он абсолютно не торопится. Чего он ждет? Зачем-то медлит? Хочу решительных действий, чем эта жалкая игра в сочувствующего мужика! Если он вообще на что-нибудь способен:

«Уже готова — начинай! Жалость оскорбительна, дружок! Невниманием обижаешь, этого не понимая? Тогда ко всем своим дефектам, Ярик, ты еще и дурачок!».

Чем потчует меня любезный Ярослав? Почему он ничего не делает, не напирает, не дергает, не трет? Не раздевает? Не вводит член, не переворачивает, не демонстрирует мужскую силу, не трахает, как сучку, не дерет, не жарит, не изгаляется, раз перед ним сейчас открылась «ярмарка возможностей» потешить задремавшее тщеславие? Чего он, сволочь, ждет? Зачем так подло унижает? Гладит мой дергающийся живот, шипит слащавый бред на ухо, словно успокаивает, то и дело подбирается к груди, аккуратно, почти несмело и жалко неуверенно трогает твердые соски, уже как будто приготовившиеся к обычным пыткам в виде всасывания, лизания, прикусывания и катания, словно он не знает, что нужно делать с женской сиськой. Слизняк, слабак… Чокнутый больной мудак!

— Пожалуйста, — всхлипывая, прошу. — Уже можно. М-м-м…

— Тшш, тшш, перестань. Успокоишься — я отвезу домой, как обещал. Даш?

Не подошла? Устроила представление? Разыгралась и переиграла саму себя? Или не так себя повела? Не возжелала мужика и не предложила все сама? Они не терпят, когда мы, женщины, канючим о простом внимании, жаждем ласки, поцелуев, нашептываний на ушко, а не физиологического проникновения и поршневых движений, словно человеческий гамадрил нефть качает; когда шипим в порыве страсти, надеясь не на минутную прелюдию и грубое прикосновение засаленной противными слюнями руки к раздувшимся от грубой силы половым губам, когда мы ждем улыбки и внимания, хотим услышать, как прекрасны, раскрепощены, желанны, красивы в своей сексуальной разрядке. Мечтаем слышать, как сильно нас хотят, как изнывают от того, чем не в состоянии управлять, а не:

«Твоя пизда прекрасна! Ты узкая и ох. уительная, шлюшка! Еще хочешь поскакать, а в попу дать? Отъе. ать? Бери его, соси, облизывай…» — и в нашу глотку член суют до рвоты, похлопывая головкой по плачущим от грубости губам.

Постанываю и громко выдыхаю:

— Гад! Ты гад…

— Тшш, тшш, перестань, — шепчет мне в макушку. — Не плачь, Даша.

Ты посмотри, какой садизм развел на ровном месте! Абьюзер, сволочь… Что со мной? Все просто! Испортил, сука, настроение, сбил направление на близость, теперь вот издевается, словно маленького ребенка баюкает, утешает жалкий плач, за то, что выплюнутую соску не успел с земли поднять.

— Прекрати это! — рычу и дергаюсь. — Бери, что предлагают, или разбежались на хрен! Что ты делаешь, зачем измываешься? Это, по-твоему, взрослые отношения, Ярослав? По-честному, когда женщина предлагает себя, даже просит, она тебя, скота, упрашивает, томлением изнывая, а ты строишь из себя положительного чудака и типа ласкаешь? Это не ласки. Мне не нравится, даже неприятно и очень больно. Не умеешь трогать женщину или не дано? Ты сдавливаешь меня, крепко держишь и вытворяешь дичь. Отпусти, я успокоилась. Довольно! Остальное не интересует. Ну?

— Не плачь, пожалуйста, — тихо произносит.

Я не плачу! С чего он взял? Но руку к своим глазам все-таки подношу. Касаюсь пальцами ресниц и ощущаю обильную влагу, стекающую по щекам. Как он узнал? Я ведь не кричу.

— Ты насилуешь меня, совсем не догоняешь, да? — хрюкнув, наконец-то всхлипываю, больше не скрывая слез, собравшихся у глаз. — Не умеешь трахаться, да? Стыдно-стыдно, смазливый мальчик. В тридцать два, ох-хо-хо, ох-хо-хо. Ты же был женат! — зло смеюсь. — Теперь кое-что становится на свои места и обретает очертания. Поэтому ты развелся с этой, как ее, Викторией. Не твоя «победа», Ярик, угу? Я ей, несчастной, немного сопереживаю. Бедная женщина с таким-то дефективным мужем. Но сына ты ей дал, а это значит, молоток! Никто типа не опростоволосился. Так?

— Тшш, тшш, кумпарсита… — гладит волосы, трогает пальцами жаркий обводок моего уха. — Мне очень жаль.

Ему жаль? Бедняга! Себя жалей, инвалид проклятый. Поговорим теперь о жалости? Господи! Когда он прикончит этот мерзкий фарс?

— Я хочу уйти! — пытаюсь приподняться, но он не отпускает. — Я удовлетворена. Было незабываемо и весьма прикольно. Новый опыт, если честно. Как будто ни хрена, но что-то все же было. Ты талантливый любовник, но мне домой пора.

— Я отвезу, — спокойно предлагает.

— Ой ли? Не стоит утруждаться, Ярослав, — предпринимаю еще одну попытку встать, и снова ничего не получается. — Р-р-р!

— Даш, я, правда, не хотел ничего дурного. Ты неправильно поняла.

Как понять-то, если говорит средневековыми загадками и народным фольклором!

— Мы трахаться будем или ты намерен одной рукой разгладить складки на моей коже? — ерничаю, завожусь, накопленную желчь выпускаю. — Я помогу, товарищ, если ты не против?

— Угу, — гундосит, прикусывая мочку моего уха.

— Интимное женское начало находится немного ниже, — укладываю свою ладонь на блуждающую по моему животу мужскую руку, направляю в нужном направлении и загибаю нашу связку, придавливая себе плоть. — Другое дело! Начинай — пора! Сначала по часовой стрелке, а затем против. Сразу пятерню не загоняй, дождись, когда там станет мокро или скользко, липко. Это значит, что я потекла от твоих профессиональных ласк.

— М-м-м, — мычит и тянет наши руки вверх. — Ты ведь этого не хочешь…

Какое ценное наблюдение! Но… Он не прав!

— Хочу, еще и как! — пытаюсь повернуться к нему лицом — Ярослав не позволяет, лишь сильнее притягивает неживой рукой к себе. — Боишься, что сломаешь меня или надругаешься над только зарождающимися чувствами. Не обольщайся, их нет пока и вряд ли в скором времени будут. Всего неделя прошла. Я только-только привыкла.

— Я не тороплю тебя, — отвечает.

— Уверен? — хмыкаю.

— Да, — медленно проводит подбородком по моей макушке.

— Тебя страшит тот факт, что, если все сейчас случится, значит, больше не к чему стремиться и ты как будто даму сердца завоевал? Настроился на продолжительный процесс? Не переживай об этом, я умею контролировать свои чувства. Хочешь долгий период ухаживания? Я запросто сыграю неприступную девицу. Брать штурмом будешь каждый раз, как захочется интима. Начнешь добиваться, словно в первый неумелый раз. На ревность спровоцирую, тем более что с тобой это срабатывает с полуоборота. Ты умудрился…

— Замолчи, пожалуйста, — спокойно произносит.

Если честно, я истощилась в скотских предположениях, а он как будто на провокации не ведется. Или в своем больном мирке застрял, или игнорирует мои слова. Теперь осталось лишь ударить по больному месту? Задеть? Обидеть? Потрогать злым языком его самооценку? Унизить? Оскорбить? Высмеять маленькое мужское достоинство? Напомнить, кто он, сволочь, есть?

— Мне кажется, я поняла, в чем твоя проблема, Ярослав.

— Перестань! Ничего ты не поняла, Даша, — рукой наматывает круги под моей грудью. — Злишься, потому что я попросил тебя остаться, а ты подумала, что одна-единственная цель такой ночевки — совместная кровать и жаркий секс? Решила подарить себя? По-видимому, да. Вот и стала что-то вытворять, а я не оценил и не стал брать.

— Ты импотент, малыш? — хихикаю. — Не встает на баб?

— Не знаю.

По-моему, он улыбается.

— Половым бессилием страдаешь? — пошло язвлю. — Это сейчас лечится. Всего-то нужно обратиться к специалисту. Обрисовать ему проблему, ничего не скрывать. Довериться врачу, пройти курс затратного и по времени, и по средствам лечения, а после наслаждаться интимной жизнью с избранной не в дурной горячке женщиной. И все!

— Тебе виднее, — подается вперед и упирается вполне здоровым членом мне в поясницу. — Паховая грыжа, видимо. Наплакал, когда мужскую немощь медикаментозно лечил. Что скажешь, кумпарсита?

Скажу, что не готова такое принять! Он возбужден — это однозначно… А там что, каменная эрекция или у Ярослава большой размер? Тогда какого, в самом деле, черта? Чего он ждет?

— Бери или я ухожу! — упираюсь локтем в его бочину. — Не имеешь права меня держать. Помни о статье про половое насилие! Ну…

И что я этим натворила? Ярослав плотнее — куда уж больше и теснее, еще сильнее впечатывает меня в себя, подтягивает по своей груди немного выше — я жалко волочусь по его телу, как обездвиженная или сломанная кукла, кряхчу и квакаю, когда двумя здоровыми ногами он широко растягивает мои тонкие крохотные ножки по сторонам, раскрывает меня, как на БДСМ-кресте, фиксирует и тут же замирает. Установил под себя и свои дебильные желания? Вряд ли я такое выдержу, просто не смогу. По всей видимости, он сексуально извращен, а я несчастна.

Один раз всхлипываю и застываю, стараясь не дышать и не издавать ни звука.

— Страшно? — возле моей щеки мужской голос произносит.

— Нет, — шиплю в ответ.

— А так? — бионической рукой прихватывает мою свободную верхнюю конечность и полностью обездвиживает.

— Ни капли, — произношу сквозь зубы. — Ты в штанах, чего бояться? Будет мокро, но не страшно. Насладись своим величием, Ярик Горовой! Раз больше нечем.

— Я-Р-О-С-Л-А-В! — рычит, зубами прихватывая мою щеку.

— Ярик! — пытаюсь дернуться.

— Ярослав! — по-моему, он ухмыляется, посмеивается и вместе с этим запускает свою руку между моих ног.

Делаю глубокий вдох и, зажмурившись, пронзительно пищу:

— У-и-и-и-и-и…

— Боишься, кумпарсита? — проводит по моей пульсирующей промежности своей рукой назад вперед.

— Я давно не девочка, товарищ, а там не член. Вполне знакома с анатомическими особенностями противоположного пола и досконально знаю весь процесс. Опыт есть! Разочаровала?

— Нет, но не убедила.

Я еще и убеждать его должна? В чем? Недевственность доказать? Обалдеть!

— Сейчас ты безобиден. Полностью одет, а в арсенале у тебя — всего одна рука. Нет никаких проблем. Так я спрашиваю еще раз, чего мне следует бояться…

Господи! Вот же тварь такая… А вот это, чтоб меня — да-да-да! Приятно, черт возьми! Он пропускает мои половые губы между своих пальцев, но дальше не проходит, такое впечатление, что на долбаную смелость не идет, проявляет благородство, уважает «Дашу» или боится чувачок! А вдруг странная дама сердца неадекватность выкажет и по руке своей промежностью сильно надает?

Господи! Да у него талант, а я снимаю шляпу. Он кружит где-то рядом, но не там. Там, видимо, для Ярика что-то сокровенное и тайное сокрыто. Там то, что он усердно адским цербером и днем, и ночью стережет; и мягко натирает увеличившиеся в размерах складки, то и дело задевая клитор. Дергает чехол, кончиком своего пальца щекочет мягкий капюшон. Что-то тихо шепчет в ухо — чушь и ересь нежного героя, если честно, мне несет. По крайней мере, я не слышу ни одного вразумительного звука, лишь какие-то:

«Буль-буль, буль-буль, кумпарсита, — ита, — ита… Боишься? Страшно, Даша? Расслабься? Сейчас ведь будет хорошо…».

Что за на фиг? Это эмоциональный стресс? Последствия моей истерики, устроенной с определенной целью почти на пустом месте? Чего тогда хотела добиться, если сейчас лежу, расхристанная его ногами, и ни на сантиметр пошевелиться не могу? К тому же, ни слова не понимаю из того, что он, посмеиваясь или издеваясь, произносит, периодически посматривая на меня. Ждет наслаждения? Устал рукой водить? Или просто изучает тело? Запоминает мои жесты, мимику? Пытается предугадать, когда я кончу. Ага-ага… Господи, если он не перестанет трогать и ласкать, то — однозначно в скором времени, если не… Сейча-а-а-с!

Забрасываю голову, ерзаю, с намерением удобнее устроиться на его плече, а удовлетворившись результатом, наконец-то носом поворачиваюсь к его щеке. Он сам напросился, а я его неоднократно предупреждала.

«Сейчас я сильно надругаюсь над этой кожей» — сама с собой, как полоумная, смеюсь.

— Чего ты? — выдыхает где-то рядом.

Госпо-о-о-оди! Ведь я почти держусь.

«Родинки, родинки, родинки… Стайка мелких мушек, сосредоточенных на одной мужской щеке… Их очень много… Миниатюрные веснушки… Господи, конопушки! Щетинистые скулы…».

Кончиком языка задеваю выбранную темную точку. Обвожу по ее контуру, ласкаю, облизываю и поглощаю. Очень вкусно! Я чувствую, во рту катая приятный ненавязчивый запах тела, губами сильно потираюсь о мягкую щетину, и наблюдаю за его сосредоточенным взглядом из-под слегка завитых темных ресниц на том, что он, солируя, вытворяет с моей промежностью. По-моему, он наслаждается и упивается той властью, которую сейчас случайно надо мной имеет. Ах, как бы сбить гнилую спесь, спустить его с небес на землю и показать не небо в долбаных алмазах, а неконтролируемый ураган эмоций обиженной и неудовлетворенной женщины, когда ей обещали жаркий секс, а дали охренительную прелюдию, заставив кончить на одной руке смазливого мужчины?

— М-м-м, — сильнее выгибаюсь телом, прикусываю щеку, рисую на его лице засос, зубами зажимаю и посасываю кожу.

А он молчит, сохраняя режим сраного безмолвия, лишь ускоряет своими пальцами мой экстаз.

— Хочу почувствовать внутри, — скулю сквозь зубы.

— Обойдешься, — рычит и злобно хмыкает. — Ты обожаешь руки, Даша?

— Нет, — хнычу.

— Врушка, — выкручивается и целует меня в губы.

— М-м-м…

Скулю, предчувствуя поражение, но по-быстрому свернуть это долбаное рукоблудие все же не даю.

Как маленькая квакша, сильнее растопыриваю ноги, подаюсь промежностью на него, и жалобно прошу:

— Еще хочу…

Красивый профиль… Умный, немного грустный взгляд… Взъерошенные волосы… Надменно искривленный рот… И маленький ребенок, сидящий на мужских руках…

— Это ведь Кирилл? — рассматривая очередную фотографию, лежа на боку и тыча в стену пальчик.

— Угу.

Своим телом он повторяет мой изгиб, перебрасывает правую руку, сильно обнимает и притискивает меня к себе.

— Как ты? — уткнувшись лбом мне в спину, произносит.

— Все нормально, — отвечаю.

— Ты…

— Сменим тему, Ярослав, — отрезаю.

— Нет, — бухтит в мой позвоночник.

— Не хочу говорить о том, чего не было, — перевожу взгляд на следующий портрет. — Это служба в армии? — вполоборота задаю вопрос. — Свят, ты, а это что за парень?

— Все было, Даша, — шепчет в спину. — Зачем ты врешь?

— Какой год на фотографии? Ответь, пож…

— Не помню, — грубо обрывает.

Чувствую, как сильно пружинит кровать, как он, сопя, откатывается от меня, встает и, кажется, выходит из этой со всех сторон открытой комнаты.

— Ярослав? — приподнимаюсь на локте. — Ты куда?

— На диван, — негромко, с эхом произносит, спускаясь на первый этаж.

Добилась своего? Любезно выперла гостеприимного хозяина из собственной постели.

«Мам, привет. Я не приеду сегодня. Хорошо?» — быстро набиваю сообщение.

«У тебя там все нормально?» — она мне тут же отвечает.

«Да, конечно» — отсылаю свой ответ.

«Будь осторожна, рыбка. Люблю-целую! Отец передает привет» — «Спасибо и спокойной ночи!»…

Кручусь волчком и не могу уснуть. Не получается. По всей видимости, меня заела периодически поскуливающая совесть. Трезвонит стерва о справедливости и чувстве собственного достоинства. Никак не затыкается, сама не спит и мне покоя не дает. Мерзкая сволочь! Приподнимаюсь на локтях, рассматривая обстановку, прислушиваюсь к тишине, пытаюсь вычленить из сумрака знакомые очертания и живые контуры. В ответ галлюцинируют приветом лишь темное безмолвие и тотальное одиночество.

— Ярослав, где ты? — в темноту шепчу.

Согнув в коленях ноги, уголком подтягиваю их к подбородку. Зубами прикасаюсь к чашечкам, еложу ими по мягкой ткани, прикусываю и отпускаю.

— Ярослав, — жалобно скулю. — Ты где?

Он не отвечает.

Оглядываясь по сторонам, опускаю ноги с кровати на пол, наощупь нахожу носки и натягиваю их на босые ступни. Отставив в сторону одну руку, медленно обхожу кровать и пальцами обхватываю перила. Присматриваюсь, прищуриваюсь, принюхиваюсь и по-звериному поднимаю губы, пытаюсь на чем-то крупном сфокусировать свой взгляд, но темнота стоит такая, хоть глаз коли, и все равно ничего не видно. Аккуратно, почти что приставным шагом, спускаюсь со второго на первый этаж, зачем-то каждый раз осматриваюсь по мрачным сторонам и глубоко вздыхаю.

— Даша… — тихий голос откуда-то произносит. — У тебя что-то случилось? Почему не спишь? Куда ты?

— Я тебя не вижу. Где ты? — выставляю перед собой руки и, как ведьма, в поисках чудовища, прощупывая воздух, двигаюсь в огромном помещении.

Слышу, как звонко щелкает выключатель, после чего комната освещается неярким светом. Я щурюсь, как ранним утром разбуженный ребенок, и краем глаза замечаю темный мужской силуэт, застывший в сидячем положении на небольшом диване.

— Тебя что-то беспокоит? — он мягко поднимается со своего места и не торопясь ко мне подходит. — Плохо себя чувствуешь? В чем дело?

В нем что-то изменилось, он не такой, каким я его помню. Что-то в образе коротит и не дает покоя моим нервам. Он нежно улыбается, почти смеется, на нем футболка и домашние штаны, в которых он был до этого, но… У Ярослава нет руки… То есть… Сейчас он однорукий!

— Где твой протез? — рассматриваю его отсутствующую искусственную конечность.

Он кривится и нехотя отводит взгляд.

— Даш, все нормально. На ночь снял. Что у тебя случилось? Болит или беспокоит?

Я просто бешеная стерва и неугомонная дрянь. Мое сознание не затыкается.

— Пожалуйста, идем со мной, к тебе в кровать. Не надо здесь ютиться, Ярослав, — пытаюсь взять его за руку, он, как это ни странно, позволяет.

Мы поднимаемся наверх. Он двигается впереди меня, а я за ним плетусь, как ковыляющий вагон за смелым паровозом. Молчим, скрипим, шипим и ровно дышим.

— Темноты боишься, кумпарсита? — уверенно ведет меня на место. — Быстро забирайся в кровать, — предлагает, раскрыв одеяло.

Не дожидаясь еще одного особого приглашения, укладываюсь на бок, молитвой подперев щеку.

— Ярослав? — шепчу.

— Спокойной ночи, Даша, — укрывает меня, мягко прикасаясь к телу.

Отступает в сторону, глубоко вздыхает и движется в противоположном от меня направлении. Присматриваюсь и вижу, как он обходит изножье, сильно растирая левое плечо.

— У тебя болит… — заикаюсь, быстро осекаясь с продолжением.

— Просто чешется, — хмыкает. — Спи, кумпарсита.

Прикладываю кулачок к губам и затыкаю свой широко открытый рот. Приготовившийся выдать в космос очередную глупость.

— Спокойной ночи, Ярослав, — произношу пожелание, чувствуя, как раскачивается кровать под тяжестью мужчины.

— И тебе.

Укладывается рядом, но не приближается. Не рискует или чего-то боится?

— Обними меня, пожалуйста, — задушенно прошу.

— Даш…

— Обними, в самом деле. Неужели я о многом прошу.

Он все-таки обхватывает, поглаживает по животу и бережно притягивает к себе, размазывая меня по своему телу.

— Прости за то, что было. Даша, ты слышишь?

Не за что прощать, а я сама виновата. Во всем, что с нами происходит, исключительно персональная вина, а не чья-нибудь иная. Думаю, что он тоже это знает.

— И ты меня, — поджимаю плечи, закрываю глаза, тут же съеживаюсь и прячу уши.

Не слышу ничего, лишь чувствую спиной его размеренное дыхание, и сквозь смеженные веки замечаю очень слабое, неясное, свечение своего мобильного телефона, лежащего на прикроватной тумбочке на расстоянии моей вытянутой руки.

Ответить на звонок или не надо? А вдруг там что-то срочное и деловое? Или кто-то ночью просто ошибся телефонным номером. Несмело оборачиваюсь назад — Ярослав размеренно сопит и ничего не замечает. Аккуратно протягиваю руку и, прищурившись, рассматриваю экран:

«Абонент Карим вызывает».

Господи! Только не это. Почему сейчас и какого черта?

Быстро сбрасываю, гаджет отключаю, но через несколько секунд опять включаю. Интерактивное поколение не может долго находиться не в сети и без подпитки клипового мышления информационным вакуумом.

«Даша, привет! Прошу прощения за поздний звонок, рыбка. Но нам надо поговорить. Сколько можно бегать? На следующей репетиции буду один. У Дины совещание… Даша, ответь, пожалуйста. Я тебя обидел? Хотелось бы понять, что тогда случилось…».

Ты бросил меня, выбрал институт, богатую жену, семейный бизнес, путешествия и туристические походы, а я убила нашего ребенка и выбрала стерильность…