Уже четырнадцать лет! Моему сыну вчера исполнилось четырнадцать лет. Взрослый парень и почти мужчина. Серьезный, умный, спокойный, целеустремленный человек. Кириллу уже четырнадцать. Ха, кто бы мог подумать! Как быстро время пролетело. Казалось, вот только вчера Вика сообщила, что забеременела от меня, а сегодня я на повышенных оборотах прокручиваю в мозгах видеоряд со вчерашнего торжества по случаю дня рождения моего очень взрослого и возмужавшего ребенка.
— Ярослав? — она дергает меня за правое плечо и щекочет распущенными волосами мое лицо, обильно покрывшееся испариной от той гонки, которую она мне тут только что устроила.
— Угу, — отмираю и пытаюсь сфокусировать на женщине свой взгляд.
— Я уже, наверное, пойду? — она встает с пола, ладонью вытирает рот и отступает, делая несколько неуверенных шагов назад.
Ноги, что ли, затекли? Вполне возможно. «Малышка» тяжело трудилась руками, языком и ртом, но стоя, правда, на коленях, как ничтожная рабыня, отрабатывающая еженедельную повинность за пожертвование, которым я накачиваю их официально оформленный счет.
Растирая ладонями себе лицо, медленно поднимаюсь, усаживаюсь на край разобранной кровати, а затем застегиваю ширинку своих брюк.
— Ты… — стараюсь не смотреть на эту шлюху. — Кони, все нормально? Проблемы? Что-то не так?
— Да-да. Отлично! — одергивает юбку, поправляет пальцами задравшееся или забившееся в задницу нижнее дешевое белье. — Ты доволен?
Несомненно — головой киваю!
— Хотел у тебя кое-что спросить, — слежу за ее передвижением возле гостиничной кровати. — Это можно? Не разговор, конечно, по душам, но простой вопрос от постоянного клиента. Доплатить наличкой за лишние пять минут, которые, выслушивая меня, ты вынужденно здесь проведешь?
— Не надо. Вопрос ты как бы оплатил. Сейчас уже бесплатно, Ярослав. Я тебя слушаю, — старается сосредоточиться на том, что собираюсь ей сказать. — Угу?
Думает о чем-то, видимо, серьезном? Огорошу и немного огорчу! Не стоит — это грубо и развязно, бестактно и унизительно для этой женщины. Она проститутка, но когда-то эта самая Кони выдала мне очень справедливую тираду. «Интимная вещь», которой она является то ли по зову сердца, то ли из-за щедрой платы, тоже требует уважения личных границ и подпитки чувства собственного достоинства. Я, увы, давно не моралист, но слова недешевой, честно говоря, проститутки тогда слишком четко впечатались в мою башку.
— Нет, ничего, — тут же меняю свое намерение и сильно встряхиваю головой. — Я ведь рассчитался с фирмой? Проблем с твоим гонораром нет? Тебя не обделяют?
— Ты очень щепетильный клиент, Ярослав, — ярко улыбается. — Стал даже постоянным и немножечко любимым, — своими пальцами щекочет мой заросший подбородок. — Я помню, дорогой, что с тобой исключительно минет. По-прежнему больше ничего попробовать не хочешь?
Самое время, видимо, этим возгордиться? Я постоянный и «немножечко любимый» клиент общественной проститутки с удовлетворенным членом!
— Нет, — тихо отвечаю.
— Боишься подхватить заразу? У меня свежая медкарта есть. Это ведь стало обязательным, Ярослав! Мы все легализованы и без исключения стоим на учете, — наклоняется ко мне, прогнувшись в пояснице, оттопырив кверху зад. — Проходим регулярную узкоспециализированную диспансеризацию, малыш! Знаешь, что это такое? — горячими и немного влажными руками обнимает щеки, большими пальцами оглаживает скулы, задевая мои глаза и немного брови. Я дергаюсь и выворачиваюсь из ее не слишком нежных рук.
Проституция, эскорт-услуги — легализованный бизнес? Охренеть! Я не знал этого. А впрочем — пожалуй, хорошо, я ведь тоже пользуюсь услугами одной из законно оформленных сотрудниц вполне себе рентабельной фирмы, занимающейся вопросами одноразового сводничества.
— Нет, дело не в этом. Пожалуйста, — глубоко вздыхаю, — этого не надо.
— Это два удовольствия по цене одного. Соглашайся, сладкий, — неспешно распрямляется, пытается уткнуть мое лицо к себе в живот. — Соглашайся, милый. Ты такой хороший. Нежный, спокойный, вдумчивый и… Ярослав, ты молчаливый, когда я тебе сосу. В чем дело, мальчик? Не нравится? Скажи, как хочешь, и в следующий раз я постараюсь сделать еще лучше!
— Я не об этом, — уверен, что на своем ответе основательно краснею, возможно, многочисленными беспорядочными пятнами по коже исхожу.
— Ты не распускаешь руки, не трогаешь меня. Тебя совсем не интересует, какая я? — оглаживает свою шею, поправляет завернувшийся воротник, спускается вниз по ложбинке между двух больших грудей. — Здесь, — стискивает сиськи, — все натуральное. Я не портила природой нажитое тело. Хочешь посмотреть? — расстегивает две верхние пуговицы, массирует свою грудь и наклоняется, демонстрируя содержимое своего декольте, только что специально и самолично раскрытого на пять или шесть блузочных ворот.
— Нет, — отвожу глаза и закрываю их. — Я этого не хочу. Лишнее!
Шлюха хмыкает. Не вижу, но ощущаю ее обратную, слишком шумную возню с одеждой.
— С членом у тебя полный порядок — ты всегда готов. Подтверждаю и зрительно, и тактильно. Тогда напрашивается только лишь одно. Ты девственник на киску? Не знаешь, как просунуться к тёлке внутрь? Боишься, что сучечка засмеет? Так ты не подавай вида, Ярослав. Пусть думает, что так играешь с ней, такая у тебя задумка. Не затягивай прелюдию, конечно. Может надоесть и ей, и тебе, а она еще и устать успеет. И потом, это нетрудно, милый. Там есть всего одно горячее место — не промажешь. Член сам найдет дорожку. Нужно направить, помочь себе рукой, если…
— Нет. Достаточно! — поднимаю здоровую руку, делаю лаконичный жест, прошу ее заткнуться и не нагнетать. — Я не девственник. Но с тобой будет исключительно минет. Я намерен платить только за это.
— Хм! Обижаешь, сладкий. Нежеланная женщина — твой косяк, дорогой. Дал надежду, проявил внимание, но не отъе. ал! Да ты козел, щедрый мальчик Ярослав. Бережешь, наверное, жену? Женат? Фиктивный брак, раз у тебя проблемы с этим? Она, видимо, гуляет, а ты никак не потрахаешь ее пи. ду. Хотя…
— Разведен, — по привычке отвечаю. — Я был женат, Кони. Еще раз повторяю, имею сексуальный опыт. Я не о том хотел поговорить…
— Влюблен? — улыбается.
— Что? — упираюсь руками в матрас, прижимаю плечи к ушам и рассматриваю ну очень разговорчивую именно сегодня проститутку через ресницы, наморщив лоб.
— Чью-то письку бережешь?
— Довольно! — усиливаю давление своих ладоней на кровать. — Разговор закончен.
— Девочкам нужен мужик-завоеватель, Ярослав. Будешь губы надувать и член мне подставлять, никогда не получишь выбранную целку в свою кровать. Дай ей то, чего она хочет. Уже знаешь, что ей надо? Сделай девочку своей и больше не плати немалые деньги за, на самом деле дешевый, суррогат. Не то ведь. Угу? Это не твое, а ты не простой мужчина. Чересчур порядочный, если такое определение тебя устроит. Вижу, как мучаешься и психически страдаешь, хоть и стонешь вроде бы от наслаждения! Я это чувствую и замечаю. Большой опыт, блядь! Спускаешь сперму дешевой бабе в рот, а мог бы налепить малышке таких же классных мужичков, каким сам являешься. Да-да! Не мотай головой. Хотел поговорить — вот я и говорю с тобой. Но, — подмигивает, — уверена на все сто, что я не твой интеллектуальный потолок. Есть, видимо, зазноба? Не дает, м? А ты просил? Показывал ей свой интерес? Сколько мы уже с тобой, месяцев пять-шесть?
— Да.
— Полгода, Ярослав. Можно же и сделать что-нибудь.
Я бы сделал, да только ни хрена с этой, как она сказала, зазнобой не выходит.
— Девочка нравится? — прямо в лоб задает вопрос.
— Нет, — быстро отвечаю.
— Красивая? — подмигивает.
— Нет, — отрицаю.
— Неприступная? — еще одну бестактность выдает.
— Нет, — повышая голос, отрезаю.
— Тогда, наверное, ее родителям не нравишься? — ставит руки себе на пояс и внимательно рассматривает меня.
— Нет.
Я с ними не знаком! За ту неделю с небольшим, что мы как будто бы с Дашей друг для друга стали ближе, я не продвинулся ни в чем. Разве что врага в короткой юбке и на каблуках нажил, к тому же вступил с врагиней в тайный сговор, когда торжественно пообещал, что никому не расскажу о том, как одна красотка звонкой пощечиной отстаивала неверного, зато родного, мужика.
— А ты болтун, Ярослав, — хохочет. — Все понятно. Я бы тоже не дала.
А я бы и не взял! Ты, Кони, не она! И, вообще, тебе уже пора — пока-пока! Вот, видимо, и поговорили! На сегодня хватит, я от бесцельных разговоров несколько устал!
Девственник? Фиктивный брак? Влюблен? Минет? Много предположений, если честно. Но я не девственник, конечно. И, откровенно говоря, уже очень давно! Я мужем и отцом стал в восемнадцать юношеских лет. Не по принуждению, а исключительно по обоюдному желанию и добровольному согласию. Мы с бывшей женой случайно встретились за одной партой в школьном пятом классе — сначала списывали друг у друга задания контрольных работ, а после получали одну «хорошую» оценку на двоих, но нам было нормально и комфортно — без претензий на отличный аттестат учились и не раздражали школьную братву, держались вместе — были провинциальной мелкой парой!
Всю сознательную школьную жизнь я был рядом и исключительно с одной-единственной девчонкой, с красавицей и командиром класса — Викторией Кравцовой. Прошли с ней огромный, несколько тернистый путь от школьного совместного санузла до брачного законного союза — общая светло-коричневая парта, потом неуверенные французские, с глубоким и бесцеремонным языком, поцелуи на темной лавочке в заросшем полынью и чертополохом местном парке, наш выпускной бал и первый секс в гостиничном номере, предусмотрительно забронированном только лишь для одной очень нужной в тот важный вечер цели. Так что, да! Горячее местечко с инфракрасным излучением, в которое мужской член проталкивается лишь по наитию и без помощи дрожащих рук, я с первого раза нашел, там, между разведенных женских ножек, не заблудился. Первый раз с ней, впоследствии с моей женой, был… Чересчур ужасным, просто отвратительным, даже несколько печальным — чего уж вымысел сочинять и рассказывать о том, что мы оба испытали ох. ительный оргазм, а я держался камнем полных два часа и все без передышки!
Вика громко плакала. Да что я вру, в конце концов! Она орала так, что о ее долбанной, но очень долгожданной потере, да о моем мужском приобретении узнали сразу все — немного сонные «жильцы» этого отеля, от с той же целью посетивших общественное заведение и расквартированных в дешевых номерах на первом этаже до голубей, единой стайкой ютящихся под двускатной крышей. Она брыкалась, отталкивала меня, затем сжимала, ну а я… По-моему, сейчас я пошло скалюсь, вспоминая тот навечно въевшийся мне в мозг момент! Ну да, ну да! Естественно, я основательно застрял в зажатой юной киске. Вышептывал на ухо ей жалостливую просьбу о расслаблении, лизал вспотевшую шею, сам корчился от боли, которую она щедро раздавала там внизу, дебильно терся щеками о ее грудь, прикусывал соски, пальцами прощупывал ребра и трогал свои звенящие яйца, скрученные адской судорогой от мышечного спазма ее влагалища. Секс стопроцентно был! Все очень однозначно! Я сделал Вику женщиной, а сам в тот день стал мужчиной. Она потом еще вопила мне в лицо, выплевывая пенящиеся слюни, наперебой рассказывая о жуткой боли, которую я, «мужчина-эгоист проклятый», причинял ей с вполне конкретной целью:
«Девчонки не соврали, было очень больно, Ярослав»;
а в качестве комплимента или утешения все-таки добавила про то, что:
«Ты такой большой, любимый!».
Тогда я кончил быстро и позорно, так и не сделав ни одного поступательного движения. Смешно сказать, но это правда:
«Я вошел и тут же подло наследил!» — я сделал юной женщине ребенка.
Нам с Кравцовой для того, чтобы стать родителями, хватило одного неумелого раза. Ну, а потом мы с Викой поженились!
Трудно было назвать торжественным событием то, на что хватило денег нашим родителям, но:
«Живите дружно и в любви. Финансы, милые, для любви и молодой семьи — не самое главное!».
И это была та самая наглая ложь, на которую впоследствии, как на айсберг, накололся наш наспех склепанный ковчег! Через четыре года мы с ней развелись и стали непримиримыми и кровными врагами. Забыли о любви и в разные стороны растягивали сына. Но Виктория, по неоспоримому праву о том, что она женщина и родная, весьма благополучная мать, получила единоличную опеку над родным ребенком, а я повесил на себя армейское контрактное ярмо, словно бриллиантовое, безумно дорогое, ожерелье. Как мог, крутился и зарабатывал на достойную жизнь своему единственному сыну. А что? Мне нечего скрывать, как и гордиться, впрочем, тоже нечем. Но, как быстро выяснилось, это абсолютно не мое — я не убийца! Слышишь, Даша? Даша? Даша? Я не убийца… Там и тогда я просто защищался и отчаянно старался выжить в многочисленных военных передрягах, вот так хотел еще разок увидеть своего мальчишку…
— Спасибо, Кони. Но… — встаю с кровати и указываю четкое направление на выход.
— Ты ведь даже не раздеваешься, не даешь себя потрогать, Ярослав. Не хочешь ласки? — почти щебечет.
Я же сказал — «нет»! С этой девкой будет исключительно минет и то недолго.
Не хочу ласки? Черт бы ее подрал и ее долбаные предположения. Я инициировал этот разговор — дурак! Подумал, может быть, немного полегчает. Оказалось все совсем наоборот, а она сильно ошибается на мой счет! Как раз таки хочу! И очень! Хочу, хочу, хочу…И довольно сильно! Безумно! Я сплю и вижу, как ласкает меня… Она! Хочу и требую ласку. Все тело жаждет женских прикосновений, но не от шлюхи, только не от нее! Мне очень жаль… Кони? Это ведь Констанция, наверное? Хочу ласку, хочу целоваться, хочу раздеться, хочу быть в женщине, хочу любить, хочу проводить время… Не со шлюхой, не с дешевой блядью, с которой до меня был целый платный выводок упоротых уродов. Я хочу одну женщину, которой, видимо, пока не слишком-то достоин.
— Брезгуешь, Ярослав? — с презрением рассматривает «брезгующего» меня, затем оглядывается в поисках своей женской сумки. — Хочу спросить. Это еще можно?
— Слушаю.
— Возможно, это из разряда «конфиденциально» или «очень личное», поэтому, если я вдруг перегну палку с любопытством, ты уж напомни мне еще разок, что я обыкновенная девка для оральных услуг. Так, как тебе минет, малыш?
Да похрен, если честно! Лишь бы сбросить напряжение, которое я в себе старательно коплю. Противно самому играть с дубинкой, чувствую себя совсем уж доходягой, на которого даже бляди не летят. Нашел, по-видимому, прекрасный способ избежать перед своей самооценкой позора. Дрочить самому себе было модно до выпускного бала с Кравцовой Викой…
— Прошу тебя, — киваю подбородком, почти притопывая ногой. — Некогда, есть еще дела…
Мне нужно к сыну. Хотел его забрать из школы. К тому же, я обещал завести Кирилла к своим родителям, пока Виктория не выступает против. Мать с отцом давно просили о простейшей милости, да и там уже приготовлен небольшой сюрприз-подарок для него. А потом — естественно, моя работа и встреча с той, с которой не получается наладить никакой контакт. Даже откровенные разговоры о себе и ни о чем совсем не помогают. Даша с недоверием и некоторым абсолютно нескрываемым презрением рассматривает меня, а сквозь зубы цедит вежливый «привет-пока». Сейчас отрадно вспоминать, что лишь позавчера три очень близких танца любезно разрешила и то, видимо, потому что неуверенно стояла на ногах, искала трезвой поддержки и чувствовала, что перегнула в абсолютно глупых предположениях о том, кто я вообще такой и как так вышло, что вместо левой у меня великолепный протез за несколько отечественных лямов. И тут ответ простой — это жалкий откуп, Даша! Откуп от гоночной «конюшни» за то, что я теперь такой. Какой «такой»? Списанный и слегка неполноценный…
— Беспокоишься о том, получаю ли я деньги от тебя и тут же прогоняешь. Ты противоречив, Ярик?
— Ярослав! Я Ярослав! — рявкаю, специально делая акцент на том, что не переношу, когда уродуют мое имя.
— Прости меня. Прости, прости, прости, мальчик, — быстро шепчет.
— Заметано! Забыли и проехали! Кони, мне действительно пора. Задушевность, видимо, закончилась. Прошу тебя, — подхожу к креслу, на котором оставил свой пиджак. Перекинув через плечо, забрасываю черную ткань за спину.
— Мне нет дела до твоей руки, Ярослав. Не смущает! Абсолютно! Я этого не замечаю.
Даже так? Удар под дых с определенной целью задеть чуть ниже пояса, зайти коленом прямо в пах?
— Кони… — сиплю сквозь зубы.
— Все равно. Слышишь? Плевать. Это совершенно не главное, ты чересчур хороший человек, я чувствую. Ты волнуешься, проявляешь внимание. Я ведь, кажется, говорила, — усмехается, то и дело оглядываясь на идущего позади нее меня, — что ты очень щепетильный?
— Да, — легко подталкиваю ее к двери, затем немного оттаскиваю женщину назад, чтобы открыть замок, распахиваю полотно и осмотревшись по сторонам, наконец-то выпускаю шлюху в длинный коридор. — Пока. Я позвоню…
— Скажи ей прямо, чего хочешь, Ярослав, — надменным тоном произносит. — А нам больше не перечисляй свои деньги. Я не приеду. Ты меня понял? — гордо вскидывает подбородок.
— Сомневаюсь, — хмыкаю и искривляю губы. — Это твой заработок. Ты же…
— Шлюха?
— … — сейчас молчу, но взглядом самолично ею высказанное предположение подтверждаю.
— Я ведь не была такой, — поднимает сжатые руки в мелкие кулаки и кусает выступившие побелевшие от злости и колоссального напряжения острые костяшки. — Не была, слышишь… Я тебе не нравлюсь?
— Пока, — закрываю дверь и подпираю ее поверхность спиной.
Нет-нет, не нравишься! Эта Кони не права насчет меня, зато пошловато и бездарно заискивает перед клиентом. Я всегда стараюсь придерживаться позиции, в которой за оказанную услугу на счет того, кто сильно постарался наслаждение доставить, должно поступить достойное вознаграждение. Небольшой секрет моей надуманной щепетильности и обеспокоенности. Я щедро ей плачу, а она, естественно, старается. Ее терпение, плотская услуга ртом и небольшой талант в минетном деле, а в результате — полностью удовлетворенный клиент, заранее отсыпавший в виртуальный кошелек девицы солидную зарплату. Еще раз, как молитву, лозунг или пошленький девиз, произношу:
«Вот и весь секрет Полишинеля, Кончита!»…
— О! Смотри-смотри, — Игорь, стряхивая пепел с сигареты, кивает на подъехавший на общую парковку перед танцевальным центром навороченный вишневый внедорожник.
Смотреть пока что не на что, зато послушать можно — довольно громко слышно, что из этой просто на хрен вырви глаз машины бешеным набатом горланит озверевшая на все полутона долдонящая о неубиенном вечном музыка. Водитель, видимо, глухой или просто недалекий. Еще есть вариант про то, что он от рождения безухий. Хотя стереосистема у парня в откровеннейшем порядке — с этим не поспоришь, а я с покорным видом снимаю шляпу.
— VIP-клиент Смирновой, — прищурившись, Игорь «Буса» чешет ересь. — Очень крутой мужик. Сейчас посмотришь на жеребчика.
На что смотреть-то? На красивую машину? На почти спецномера и на высокую посадку? Куда, а главное… На хрена оно мне надо! Фыркаю и специально отворачиваюсь.
— С чего ты взял, что это к ней? — вполоборота задаю вопрос. — Может быть это…
— Один раз в две недели, Ярослав. Очнись и включи смекалку, если в твоих настройках такая функция заложена. Всегда стабильно, как по давно заученной команде, подкатывает этот парень. Дашка ссыт кипятком, когда обслуживает выдающегося не только танцевальным талантом «папика». Там крутой пельмень — подкопченное мяско, с дымком, для профессионалок или любительниц, я тебе говорю. Клясться нужно?
— Обойдусь, — отрезаю.
— Красивый мужик — хоть я в этом и не сильно разбираюсь, чересчур улыбчивый хреняка. Сразу видно, что деньги не считает, да еще до тошноты общительный. Языком чешет, словно лезвием вскрывает кожу, гнет свою правду и абсолютно не стесняется. Закидывает Дашку под мышку, да так в танцевальный зал и вносит. По два, а то и три часа он там с ней кувыркается возле хореографического станка. Растягивает, как сучку, на шпагат. Я сам все видел! — бьет в свою грудь мелким кулаком с зажатой между пальцев сигаретой. — Потом е. ет нашу малышку Дори на втором ярусе, — двумя руками показывает, как этот сукин член трахает Смирнову. — Представляешь, какая у пизд. ка силища? Она визжит и стонет. Вот был случай, например, я в нашу тренерскую нечаянно ввалился, когда он с ней там в душевой резвился. Знаешь, что такое сквирт, горемычный?
Киваю головой — конечно, я вроде бы не маленький, зачем-то проглатываю дым и задыхаюсь. Кашляю, исхожу слезами, немею и окончательно охреневаю от того, что слышу. Бусинцев говорит сейчас серьезно? Он ведь не шутит?
— Она почти мочилась ему на руку, Ярослав, когда он большим пальцем дергал Дашке клитор. Он шпилил сучку пальцами и даже не потел, при этом доводил шлюшку до самого уссыку. Кстати, — затягивается сигаретой, — всегда муфлон один и без женской пары. Так, какой тут вывод, Слава?
— Ярослав! — прищуриваюсь и губами зажимаю свою никотиновую отраву.
— Ярослав! Извини. Пока что не привык. А какого хрена Славой усиленно представлялся?
Уже неважно — проехали и забыли в плохом настроении надуманное имя!
Вздергиваю верхнюю губу и поворачиваюсь лицом к выбирающемуся из автомобильного салона ну очень странному субъекту. Пятьдесят? Шестьдесят с копейками? Или все же сорок? Молодо выглядит урод, наверное, из-за того, что этот стильный мужичок хорошо физически укомплектован, «сука» — хрен однозначно полноценный.
Высокий! Худой, поджарый, крепкий! Гибкий, очень верткий хер! С надменной и высмеивающей все и вся улыбочкой! Вероятно, пожизненная пошлость с рожи не стирается. Он ведь трахал ее рукой и доводил до исступления.
Сжимаю тёмно-серый пластик в скрюченный кулак и скребу искусственными ногтями по протезированной поверхности:
«Кто ты? Кто ты такой? Ты… Сука! М-м-м-м! ЗАДРОТ! Как же так?».
— Добрый вечер, Игорь, — мудак протягивает Игорюше руку.
— Здравствуйте, — Бусинцев с улыбкой на лице ладонь ублюдку пожимает. — Вас Даша уже ждет.
— Отлично! — убирает руку и трогает свое лицо, потирая бровь и переносицу.
Я стопроцентно вижу золотую тонкую полоску на безымянном пальце богатого кретина. Это определенно обручальное кольцо! Он ведь женат, кумпарсита!
Чмошник ровняется со мной, поворачивает голову и, кажется, презрительно… Подмигивает?
— Добрый вечер.
Нет слов! Откровенный долбоеб, да к тому же без какого-либо стеснения.
— Добрый вечер, — отвечаю.
Мужик проходит мимо, резко открывает дверь и заваливается внутрь помещения.
— Он женат? — с застывшим взглядом на машине экстравагантного хлыща задаю, наверное, вопрос Вселенной, которым еще неделю назад была сильно озабочена Даша, когда выдавала мне неохотное согласие на совместную чашку кофе после очень неожиданной встречи с неудержимым совсем не милым и зеленым Халком в женском обличии.
— Кто?
— Этот, — мотаю головой назад, — мужик.
— Какая разница, Ярослав?
Какая разница? И в самом деле! Мое вот семейное положение ей совсем не подошло — я, так уж вышло, очень рано разведен, имею взрослого ребенка, к тому же, по трагической неосторожности на чемпионате, от результата которого зависела моя дальнейшая спортивная карьера и предполагаемый очень долгожданный переход в повышенную формульную серию, в двадцать пять лишился левого предплечья и с той же стороны кисти вместе с пальцами, естественно.
У меня есть сын, Смирнова Даша! Ему уже четырнадцать, и он почти мужик! Я тридцатидвухлетний инвалид по глупости и по непреодолимой жажде к скорости и гоночному спорту, у меня в наличии дорогостоящий протез и по выдуманному самому себе расписанию минет от шлюхи с лошадиным иностранным именем. Есть дом, в котором жить нельзя, потому что там воняет бензином и машинным маслом, есть эксклюзивная и дорогая тачка, которую купил за небольшую часть огромных денег, которые за полученную инвалидность мне выплатили спонсоры конюшни со стальными жеребцами. Я не сказал о сыне, про отсутствующую руку она и сама все поняла. Она большая умница — в темноте заметила! Стало очень тяжело скрывать факт присутствующего невосполнимого увечья. О ребенке, о сыне… Не сказал, не сказал, не сказал! И что? Я нагло умолчал, зато теперь прекрасно понимаю, что в тот момент поступил взвешенно и очень верно. Скажи я ей, что Кирилл — здоровый взрослый парень, добавив на закуску, что женился на первой девушке в задуренные восемнадцать лет, а в девятнадцать по зеленой неосторожности получил первое тяжелое ранение, как бы Смирнова отнеслась ко мне? Как к тупому недоразвитому имбецилу? Или к однозначному бесперспективному придурку? Или все-таки дала мне шанс?
А вот с этим молодящимся, да еще основательно женатым сутенером, как говорится — «Ну, проходи, парниша, милости прошу, немного глубже, еще-еще, ни в чем себе там не отказывай!».
Действительно! Разницы никакой — ничего у нас, видимо, не выйдет. Откидываю недокуренную сигарету, разжимаю застывший в кулаке протез и нервно дергаю губами.
— Ты куда? — орет мне в спину Игорь.
— На свой пост. Я тут, вроде как, охранник.
— У-у-у! — с чмокающим звуком втягивает табачную отраву. — Давай-давай…
Она красивая… Очень! Понравилась мне… А ведь я уже и не надеялся на это. Тяжело на что-то или кого-то бросить взгляд, когда заранее предчувствуешь неудачу, списывая на конченое невезение. Красивая, симпатичная… Хоть и мелкая, словно девочка. Я не привык к такому. Вокруг меня, до ампутации, естественно, вились в основном красотки просто чересчур модельного роста — метр семьдесят восемь и ни на сантиметр ниже. Какой у Даши рост? Метр в кепке и в коньках, надетых на большую шпильку? Наверное. А вес какой? Килограммов сорок есть или и того меньше? Как ее земля-то носит, а при встряхивании не сбрасывает в атмосферу?
Здесь, в клубе, праздно шатающимся или сторожам-охранникам, как я, не запрещено заглядывать в репетиционный зал — пожалуйста, было бы, как говорят, желание. Сейчас меня совсем не беспокоят танцы, вернее, в этом я вообще профан, мой интерес с недавних пор застопорился лишь на одном, очень мелком в телесном плане, человеке.
— Вот так! — она обнимает выродка за шею. — Угу…
— Дашка, делай скидку на мой возраст. Я ведь не профессионал, так согнуться не смогу.
— Да ладно уже, — откидывает голову назад и пронзительно смеется. — Толкай меня, швыряй, бросай… Делай то, что чувствуешь!
— Я устал, Дарья.
— Нет такого слова в нашем лексиконе. И потом, — семенит точеными ногами между конечностей мужчины, — есть четкий план. Мы задержались с вращениями. Теперь отрабатываем связки, а ты филонишь.
— Ну извини, малыш. Дела задержали.
Действительно, с этим мужиком Смирнова несколько иная. И он, конечно, разительно отличается от контингента, которым она за деньги танцевально управляет.
Сразу видно, что хрен с очень очевидным обручальным кольцом знает себе немаленькую цену.
Он ведь женат, маленькая кумпарсита! Неужели ты этого не видишь?