La Cumparsita… В ритме танго

Глава 23 Горовые…

Даша. Фантомные боли I

Таблетки от кашля, для горла, от головной боли, от гриппа и простуды, зеленка, йод, перекись водорода, детская присыпка, цинковая мазь, бинт, вата, мои гигиенические тампоны и бесконечный ряд коробок с тестами на беременность… Ни упаковки с презервативами, ни противозачаточных препаратов. Последнее принципиально не покупаем, хотя могли бы для разнообразия поиграться с контрацептивами. А вдруг! Чем черт не шутит! Бракованный презерватив порвется или я забуду принять женскую пилюлю и шустрый сперматозоид мужа наконец-таки встретится с моей спящей или ленивой яйцеклеткой. Чем не ролевая игра? Разнообразие в постели всегда приветствуется профессионалами. Сыграем с мужем в юных девственников, например, случайно залетевших с малышом при неправильном употреблении мини-пили.

— Даш, ты скоро? — спрашивает Ярослав через закрытую дверь в ванную комнату, в которой я отсиживаюсь стабильно по утрам уже который день подряд.

Смешно сказать — сижу на отхожем месте со спущенными штанами, нижним бельем и сведенными в коленях ногами, выставленными на носки. Судорога схватывает икроножные мышцы и заставляет мои пятки сильно трястись. Я исполняю чечетку верхом на унитазе, проветривая зад. Отчаянно хочу поставить стопы полностью на кафельный пол, но при каждой попытке зачем-то снова изгибаю пальцы и остаюсь все в том же неудобном положении — не только на толчке, но и вообще по жизни.

— Да, одну минуту, — быстро отматываю туалетную бумагу, тяжело вздыхая, складываю «отрез» в несколько слоев, привожу себя в порядок и, не глядя на кнопку сливного бачка, спускаю воду.

— У тебя все в порядке? — продолжает муж.

Как обычно — все без малейших перемен, разве что месячные стали сильно беспокоить. Очень скудные и «циклируют», как хотят. К тому же, физиологические сопутствующие проблемы досаждают — то живот потянет, то грудь, словно спелые арбузы, мачмалой нальет, то настроение исчезнет и накатит истерический психоз.

— Да. Все хорошо. Не волнуйся, — говорю старательным спокойным тоном, застегиваю джинсы, протягиваю ремешок в петлицы, похлопывая по смешной пряжке с декоративной одноглазой рыбкой; заправляя распущенные волосы за уши, подхожу к зеркалу и носом подаюсь вперед. — Ты что-то хотел? — рассматриваю себя, поворачиваюсь то левой половиной лица, то правой, пытаюсь улыбнуться и даже высунуть язык. Из зазеркалья на меня глазеет жуткая гримаса с землистым цветом кожи и запавшими глазами. Мне кажется, я очень сильно постарела за довольно малый срок.

— Даша, открой дверь, пожалуйста.

Ему не нравится, когда я закрываюсь в этой комнате на иногда слишком продолжительный период. Ничего не могу с этим поделать. Люблю в пенной ванне полежать или пофлиртовать с собой, спеть в бутылочку с шампунем очередной безумный хит или привести себя в порядок. На этот банный интим мне нужно время, а Ярославу, как мужчине, этого, к сожалению, не понять. Не знаю, что его так сильно беспокоит, но справлять свою нужду я все-таки предпочитаю с собой наедине. Более того, предпочитаю, хочу и в дальнейшем буду — мне свидетели и уж тем более зрители или сочувствующие, впрочем, как и группа поддержки в этом вполне естественном деле не нужны. Это провинциальный театр одного актера! А для мужа только лучшее — моя эксклюзивная премьера, когда я распаренная, обновленная, иногда удовлетворенная, выбираюсь из этой комнаты с махровым тюрбаном на голове.

— Сейчас-сейчас, одну минуту, — открываю кран с холодной водой и сосредоточенно смотрю в слив раковины, в которой бодро кружит воронка и булькает скопившийся в трубах воздух.

— Даша! — теперь он барабанит пальцами по полотну двери.

«Ярослав, ты словно маленький ребенок, потерявший мать, или глупый кот, который постоянно просит жрать» — бурчу себе под нос.

— Даша! — похоже, искусственные пальцы к морзянке подключает. Определенно слышу звонкие удары и какие-то резкие щелчки. — Открой дверь и покажи мне, что там вышло.

Вышло? Хм! Да, ничего! Поворачиваю голову и останавливаюсь взглядом на тонкой белой полоске, лежащей на краю тумбы возле «фарфоровой вазы».

Результат отличный! Жалко, что очевидно негативный — тонкая, но очень четкая, а главное, единственная полоска голубого цвета. Обидно, черт возьми! Мы занимаемся любовью с мужем, словно кролики в бесконечный брачный период, практически изучая все позы из учебника по возлежанию с женщиной, а результат абсолютно нулевой, но уверенно-стабильный. Да я уже забила на дорогие анализы на эти разноликие гормоны, всевозможные инфекции и прочую лабуду, на любезные медикаментозные назначения, да и на советы добрых докторов мне откровенно наплевать. Зато поставила на рулетку с судьбоносным решением:

«Если мне суждено стать матерью, значит, так тому и быть!».

Пока что откровенное зеро и холостое скидывание свинцового шарика на пол. Похоже, мы с Ярославом не везучие игроки.

— Тебе плохо? Что-то болит?

Болит! Еще и как! По-моему, в специальной медицинской литературе такие явления называют фантомными болями. Я определенно чувствую внутри себя ребенка, которого никогда там не было и сейчас нет. Живот странно ноет, а кишечник периодически в спазмах скручивается, все внутренности наружу выворачиваются, а матка сокращается так, словно у меня настоящие родовые схватки. Хочу потужиться, чтобы вытолкнуть призрачного ребенка и прекратить свои страдания. Навечно! Почти каждую ночь я проживаю процедуру, которую пора бы позабыть. Закрыв двумя руками рот, тихонько поднимаюсь, оставляю Ярослава и спускаюсь на первый этаж, чтобы на продавленном диване в одиночестве выпотрошенной рыбой кверху брюхом полежать. Похоже, это настоящее физиологическое заболевание или обыкновенный параноидальный бред.

— Все нормально, — выключаю воду и тянусь за полотенцем, чтобы вытереть лицо и руки. — Я выхожу!

Выкинуть чертов тест и сказать ему, что месячные странным образом пришли? Ничего не получилось в этот раз, но мы будем стараться дальше, больше или все же остановимся в попытках и не будем искушать судьбу, которой все равно на нас. Мы ей с мужем не нужны! Отключим половое рвение и бытом насладимся.

— Даша! — с нескрываемой угрозой в голосе рявкает Ярослав. — Я выломаю на хрен дверь. Сколько можно? Выйди ко мне, пожалуйста.

Ломаю тест-полоску, как хребет, выкидываю негативный результат в унитаз и нажимаю кнопку слива. Прокручиваю замок, открываю дверь и выхожу наружу, попадая прямиком в руки мужа.

— Ну, что там? — прижав к себе, в макушку шепчет Ярослав.

— Я не сделала. Извини, пожалуйста.

— То есть? — он аккуратно отнимает от себя и заглядывает мне в глаза. — Испугалась или?

— Нет причин впустую растрачивать тест. Уверена, что не беременна.

— Дашка-Дашка, — снова притягивает к себе, баюкает, качает, из стороны в сторону вращает. — Перестань чудить, я тебя прошу, — живой рукой гладит меня по голове и целуя прихватывает волосы.

— Больше не буду, — зачем-то обещаю. — Идем завтракать, муж, — выкручиваюсь из его объятий, вздыхаю и поправляю как будто растрепавшиеся от мужского напора волосы, затем хватаю с кровати свой пиджак и крохотное подобие женской сумки, тихо всхлипываю и вылетаю из огромного жилого пространства на широкие ступени.

— Даша! Даша! Даша! — кричит мне вслед.

— Что? — поворачиваюсь к нему.

«Все будет хорошо, кумпарсита!» — подмигивает и взглядом произносит.

— Люблю тебя, — отвернувшись и опустив голову, негромко говорю. — Я жду тебя внизу. Не задерживайся, пожалуйста…

С Ярославом встречаемся на нашей кухне так, словно сто лет до этого не виделись. Муж, играя в незаметность, на цыпочках подкрадывается сзади, бережно пропускает через меня свои руки, обнимает и организует замок из разных по составу пальцев на моем животе. Тяжело вздыхая, перегибается через мое плечо и всем своим лицом утыкается в основание шеи.

— Не плачь, пожалуйста, — чересчур душевно просит.

— Я стараюсь, — невоспитанно шиплю.

Я бы рада лыбиться и кайф от жизни ловить, но ни черта не получается! Нервы, как чересчур натянутые канаты, не выдерживают перегрузок, стонут от изгиба, производимого всей тяжкой массой, и лопают скрученные витки.

— Обойдемся, Даша. Подумаешь! Давай остановимся, рыбка. М? Не возражаешь?

Что он сейчас сказал? Резко вздрагиваю, разжимаю пальцы и теряю кухонную лопатку.

— Черт! — завожусь.

— Слышишь, кумпарсита? — целует в шею, крепко держит и не позволяет поднять упавшую кухонную утварь. — Ты поняла, что я тебе сказал?

— Пусти! Ты мне мешаешь, — глухо рычу, выкручиваюсь и даже чертыхаюсь. — Твою мать! Ярослав! Сейчас ведь все сгорит!

— Похрен мне на этот завтрак, пусть горит, Даша. Отправим яйца в мусорник и раздавим один бутерброд на двоих. Я отщипну кусочек хлеба, а тебе отдам начинку и салат. Предлагаю сесть на семейную диету и скинуть пару килограммов. Я потолстел на твоей стряпне. Это жестоко! Ты откармливаешь меня, словно на убой готовишь. Я не смогу выбраться из болида за десять секунд, а для гонщика это верная гибель.

Он издевается? Шутит? Пожалуй, язвительную ответку пропущу!

— Это лучший комплимент для женщины, шустрящей возле кухонной плиты. Отпусти меня! Отстань! — дергаю плечом, пытаясь сбить его с себя.

— Мне не нужен ребенок, Даша. Не нужен такой ужасной ценой. Это все неправильно.

Такой ценой? Она ужасна? Даже так! Теперь это неправильно, а он сдался или не хочет? Ярослав не хочет, потому что я ни на что не годна, так? А если вдруг найдет себе на все согласную и способную, что тогда будет с недоразвитой в этом плане «Дашей»?

— Давай, наверное, подумаем об альтернативах, — сквозь зубы произношу ненавистный вариант.

Кто бы мог подумать, но надменная и злая стерва в белом халате все же умудрилась продавить меня. Детский дом, пристанище для брошенных малюток, спецприемник для сопливых чертят — все, что угодно, только не суррогатное материнство. Этого не будет никогда, только через мой окоченевший труп Ярослав заделает ребенка абсолютно посторонней женщине! И мне плевать на процедуру, на то, как это все будет происходить на самом деле. Или приемный, взятый из детдома или даже с улицы, отобранный у каких-нибудь пьянчуг, или никакой и его полное отсутствие в нашей жизни — мое условие на правах законной жены возможного донора «живого материала». На это я имею безоговорочное право!

— Даш… — он расцепляет руки, отпускает меня и отходит назад.

— Ты ведь читал ту брошюру? — хмыкаю и с какой-то сквозящей злостью в своем голосе задаю ему вопрос. — Внимательно листал, изучал картинки, запоминал контакты. Ты заинтересовался, потому что устал?

— Тшш! Я не устал, мне тяжело смотреть, как ты мучаешься.

— Мучаюсь? — с нотками цинизма в своем голосе произношу.

Я наслаждаюсь! С чего он взял?

— Ты не прав. Я лишь волнуюсь и больше ничего, — пытаюсь успокоиться и привести в порядок голос.

Всё фантом, продукт моего воображения! Абсолютно нереальный случай, выдумка, непрекращающийся страшный сон.

— Ты угасаешь, рыбка, значит, страдаешь!

Решил помочь и облегчить несуществующую боль?

— Ты изучил материал, владеешь информацией? Подковался?

— Да, конечно, — мне в спину спокойно произносит. — Не должен был? Даша перестань язвить! Это отвратительно. Играешь плохо и не владеешь собой. Я тебе не верю.

— А я не абитуриентка, сдающая экзамен в театральный институт.

— Довольно! — отрезает Ярослав.

Я не могу смотреть ему в глаза, значит, пусть наслаждается моим не менее привлекательным тылом.

— И что скажешь? — нагибаюсь за лопаткой, поднимаю и с громким звуком закидываю ее в раковину.

— Что это очень благородное дело, но…

О! Понеслась! Сейчас он зарядит мне про то, что это колоссальная ответственность, титанический труд и жесткая притирка. Похоже, он совсем не верит в меня, зато уверен в благородстве предприятия.

— Откинем моральную составляющую и бредни о благородстве, Ярослав. Скажи честно, ты согласился бы воспитывать ребенка из детского дома? — поворачиваюсь к нему лицом и устремляю свой взгляд прямиком на него. — Чужого! О котором ни черта не знаешь, кроме возможно лживой, полностью выдуманной даты его рождения и сведений, представленных в детской медицинской карте; о характере которого не имеешь ни малейшего представления, кроме жалких почти сплетен беззубых старых нянечек, воспитателей со старомодными седыми дулями на головах, детских психологов или еще каких проходимцев, то есть всех заинтересованных в скорейшем избавлении от этого засранца, потому что это лишний рот, а их и так кормить там нечем. Что скажешь?

Я не оговорила последний срок получения ответа. Сколько он будет думать над тем, что я спросила? Один день, возможно, два или три недели, а то и полноценных четыре месяца?

— Согласился бы! — он гордо вскидывает подбородок, прищуривается, а затем мило улыбается. — А ты? — и тут же вворачивает встречное предложение мне.

Я? С какой целью этим интересуется? Речь ведь не обо мне. Видимо, муж плохо меня знает или это, наконец-то, сказывается короткий срок нашего знакомства? Неужели Ярослав не в состоянии прочесть на моем лице то, что я думаю о таких детях. Кто они для «этой нехорошей Даши»? Из какого теста все эти замарашки, которых кормит государство? Ну что ж мой ответ:

— Нет! — быстро и конкретно.

По-моему, все ясно и понятно, но муж почему-то еще ярче улыбается, подмигивает и, оттолкнувшись задом от подобия кухонного стола, начинает снова подходить ко мне.

— Врешь? — впритык становится передо мной, заставляя обозревать его грудь, заточенную в небесно-голубую рубашку.

— Не вру, — взглядом суечусь по ткани, но все-таки вскинуть на него глаза боюсь.

— А зачем?

— Ч-ч-ч-т-т-то? — заторможенно переспрашиваю.

— Говоришь неправду. Зачем? Не пойму, — дергает плечами. — Даша, не желаешь объяснить свое нехорошее поведение? Хочешь быть плохой? Мы вроде не играем. С чего бы это все?

— Нет! — еще раз повторяю, пытаюсь отвернуться, но Ярослав, как обычно, опережает.

Он выставляет руки по обеим сторонам от меня и сильно упирается ладонями, живой и бионической, в рабочую поверхность, а затем наклоняется ко мне.

— На одно мгновение представь, пожалуйста, кто он этот маленький ребенок. Непоседливый мальчишка с карими глазенками или кокетливая голубоглазая девочка. Подумай-ка еще разок, рыбка, а потом ответь!

— Ч-ч-ч-ч-т-т-т-о? Тчо?

Меня, по-видимому, на этом вопросе заклинило. Не могу с голосом совладать. Сильно заикаюсь, хриплю и даже буквы путаю.

— Давай завтракать, — смотрю через его плечо на противоположную стену, на которой часы показывают уже четверть восьмого утра. — Мы опоздаем, если не поторопимся. К тому же на голодный желудок я очень туго соображаю.

— Зато врешь отменно! — отталкивается от поверхности и снова отступает, быстро разворачивается и следует к своему постоянному месту за столом. — На отличную оценку, но все-таки бездарно, рыбка. Такой, знаешь, плоский вариант. Как будто придерживаешься неписанных правил в этом деле. Я это чувствую, кумпарсита. Ты хочешь ребенка! Бредишь этой мыслью. Если угодно, то о таком маниакальном состоянии говорят: «Заскок!». Моя женщина хочет, хочет, хочет… И тебе плевать, откуда он возьмется. Ты ведь помнишь, что я тщательно читаю тебя, моя раскрытая настольная книжка.

Похоже, у Ярослава дислексия и он действительно тупой. Не соврал! Он просто не понимает мое содержание, заключенное в нескольких весьма пространных главах, до интриги даже не дошел. Мой муж — очень недалекий человек. Однако, утешает то, что хотя бы Горовой — законченный правдоруб.

— Ты ошибаешься… — пытаюсь опротестовать его странную уверенность в моем вранье.

— Увы, Дарья! Ты хотела бы так думать, но, — пожимает плечами, — нет! Моя жена — лгунья, причем отъявленная. Утешает лишь то, что она отчаянно желает стать матерью, но странным образом откидывает любую возможность, за которую неплохо бы схватиться.

— Замолчи! — в широкую спину рычу.

«Козел!» — а гадость вслух не произношу.

— Врешь, врешь, врешь… Перманент, рыбка! Твое обычное состояние, образ жизни, главная роль и собственный сценарий. Беллетристический кошмар! Ты не устала?

Ему виднее! Не стану заводиться и реагировать на эти обвинения. Ярослав на взводе. Пусть наслаждается победой в этом споре! Отлично! По его теории я постоянно вру, недоговариваю, скрываю, и что-то прячу… А зачем демонстрировать неприглядное нутро, когда на кону стоит наше семейное благополучие?

— Я не вру, — надеюсь, что в последний раз это отрицание бурчу.

Раскладываю по тарелкам сегодняшний завтрак, стекленею взглядом на приборах, затем странно подвисаю телом, да и мыслями, возле ящика со специями и хлебницей.

— Даш? — негромко окликает меня.

— М? — оборачиваюсь к Ярославу.

— Оттай, жена. Иди ко мне. Не стой там. Время! — поднимает руку и поворачивает ко мне циферблат своих наручных часов.

— Да-да.

Выставляю наши тарелки, желаю мысленно и вслух «приятного аппетита», и наконец-то, принимаюсь за еду.

У меня сегодня заслуженный отгул и встреча с мамой, а у Ярослава — генеральный прогон на трассе. Кирилл готовится к выездным соревнованиям, а на этот день запланирован финальный заезд и привычные для парня нравоучения от постоянно чем-то недовольного тренера-отца. Я присоединюсь к ним, но немного позже — моя мама организовала нам свидание на двоих. Я не смогла отказать, слишком давно мы не были с ней вместе.

— Спасибо! — муж складывает приборы на своей тарелке, поднимается и переносит посуду в раковину. — Тебя подвезти?

— Спасибо. Доберусь на такси, все в порядке, — как мячик, спрыгиваю со стула и подхожу к нему. — Ярослав?

— Угу? — он трогает мои руки и монотонно растирает плечи.

— Ни пуха ни пера, любимый. Прошу тебя, будь мягче к сыну.

— Горовая! — муж тормозит свои движения и всматривается очень нехорошим взглядом мне в глаза. — Не расслабляй спортсмена, не потакай детским глупым шалостям и не порть мне чемпиона, Дашка. И, — подушечкой указательного пальца правой руки нажимает «кнопку» моего носа, — не обманывай себя!

— А ты не изображай из себя жестокого отца, тем более что ты абсолютно не такой. Фальшиво выглядишь, Горовой. Еще чуть-чуть и заговоришь не своим голосом.

— Это пожелание на день? — прищуривает один глаз и улыбается.

— Простое наставление, мой мальчик!

Ярослав подкатывает глаза, закидывает голову и смеется, выдыхая радость в потолок.

— «Мой мальчик»? «Наставление»?

— Я очень прошу тебя! — укладываю свои ладони ему на грудь и разглаживаю живые складки мужской рубашки.

— Дашка-Дашка, буду ждать тебя на месте, не задерживайся, пожалуйста. Хорошо?

«Договорились, любимый муж!» — поднимаюсь на носочки и демонстрирую всю нежность, на которую способна. Запускаю руки ему в волосы, а поцелуем застываю на теплых губах своего мужа…

Маму замечаю издалека и сразу. Сидит моя родная за круглым элегантно сервированным столом в кафе и со скучающим видом неторопливо водит ложкой в огромной чашке с белой пенкой, почти вываливающейся наружу. Мамуля цедит капучино? С каких пор у нее изменились вкусы?

— Привет! — отодвигаю стул и сажусь напротив очень красивой и сосредоточенной на чем-то женщины.

— Дашенька! — мама тянется ко мне с вытянутыми губами по направлению к моей щеке. — Вкусно пахнешь, рыбка! Красивая такая!

— Спасибо! — улыбаюсь и опускаю глаза. — Как дела?

— Все хорошо, малыш. А у тебя?

Стабильно и без изменений… Ма-а-а-а-а! Орать от скуки хочется, а от несправедливости мира удавиться в добровольно сплетенной петле.

— Отлично! Как папа? Как здоровье?

— Нормально, пьет свои таблетки и скрипит. «Я не старый, я не старый, просто возрастной» — ежедневно своему отражению в зеркале трубит, — прикасается к моей руке. — Что закажешь?

— Поддержу твою компанию, пожалуй.

Снимаю свой пиджак и вешаю его на спинку стула, кручусь, рассматривая окружающее нас пространство в поисках официанта, который бы принял мой заказ.

— Как Ярослав?

— У него сегодня очень важный день, — поднимаю руку, чтобы подозвать парнишку в форменной одежде. — Ура, наконец-то, он меня заметил! — опускаю руку и возвращаюсь взглядом к ней.

— Правда? — мама нежно улыбается.

— Кирилл проходит какую-то квалификацию, — с умным видом сообщаю, хотя, если честно, ни черта не понимаю в том, что происходит на самом деле на том жутком треке. — Немного посижу с тобой и к ним поеду. Мы с Ярославом договорились о встрече. Сейчас он отдыхает от меня и мучает собственного ребенка.

— Удачи мальчику! — мама сжимает мои пальцы, а затем поднимает нашу сцепку и прислоняет мою ладонь к своим губам. — Детка моя! Красавица…

Что происходит? Такое впечатление, что она сочувствует мне и одновременно с этим переживает за меня. Странно! Повода я ведь не давала? О том, что происходит у меня в семье никто не знает. Не считаю нужным трубить о количестве безуспешных попыток зачать ребенка, тем более что результата нет, зато в наличии сплошная нервотрепка и ежедневные нехорошие разговоры с мужем, в которых он каждый раз как будто в чем-то нехорошем меня уличает.

— Что-то произошло? — настораживаюсь, пытаюсь освободить свою кисть, тяну на себя, непроизвольно искривляю рот, словно пренебрежением давлюсь, дергаю носогубной складкой, ощетиниваюсь и даже злюсь. — Мам, я ненавижу эти игры! Ты сказала, что мы просто пообщаемся, но мне кажется, что эта встреча несет какой-то странный посыл. Я права или экстрасенсорные способности все-таки не про меня? Ошиблась? Успокой и перестань блаженно скалиться, словно ты под кайфом. Ей-богу, это абсолютно не смешно, не мило и не чудно. Ты меня пугаешь!

— У нас есть новости, рыбка.

Какое задушевное начало! По-моему, я даже телом поплыла.

— Папа? — тут же подбираюсь и зачем-то снова беспокоюсь за отца.

— Наша Юлечка в положении, — с улыбкой отвечает.

Наша? Юлечка? Что это за ласка по отношению к чужому ребенку? Юла ей племянница и только. Не более! Ее место — пятое с конца по отношению к нашей семье, при всем моем уважении к дяде Сереже.

«Мамочка, ау!» — поскрипываю, сжав зубы.

— Что скажешь, Дашка? — ставит локти на стол и подпирает подбородок сложенными друг на друга тонкими ладошками.

Я должна поаплодировать тому, что моя незамужняя двоюродная сестрица непредусмотрительно залетела? Видимо, от недоумка Свята. Не нуждаюсь в каких-либо подробностях. Меня сейчас стошнит, если мать не перестанет скалить зубы и глубоко дышать от умиления и радости за чужое счастье. Ком в горле совершенно не уменьшается, а злость и горечь от известия, принесенного собственной родительницей, вместо чистой алой крови заполняют мои звенящие от напряжения артерии. Бесконтрольно дергаю руками и откидываюсь на спинку стула. Главное, сохранять лицо, держать улыбку и не показывать адскую заинтересованность в том, что моя сестрица с легкостью приобрела.

— Я очень рада, — с придыханием шиплю.

— Женечка мне по секрету пошептала. Там хороший срок, можно не переживать. Все хорошо. Дашуля?

«Дашуля?». А к чему она ведет?

— Что?

А зачем она, вообще, назначила мне эту встречу? Хотела поделиться этой радостью или подковырнуть?

— Я не беременна, мама, — произношу сквозь зубы, своим ответом предупреждаю неудобный вопрос, на который с некоторых пор я не могу спокойно отвечать.

— Даш… — она протягивает ко мне руки с явным желанием обхватить мое лицо, затем погладить щеки, смахнуть слезы и заверить, что все будет хорошо.

Ей придется выслушать меня! Придется! Я испорчу собственной матери настроение. К эпитету от Ярослава «отъявленная лгунья» добавим «неблагодарная дочь» и «жестокая дрянь».

— У меня первичное бесплодие, мамуля, — отвернувшись от нее, куда-то в сторону произношу. — Я не могу иметь детей, но Ярослав здоров. У нормального мужчины дефектная жена. Брак у вашей Даши!

— Рыбка…

— Замолчи и послушай меня! — рычу, стиснув зубы, не глядя на нее. — Если тебя не затруднит, то убери на хрен эту жалость.

— Извини, пожалуйста.

Да закрой же ты рот, глупая женщина!

— Мы решили усыновить ребенка из приюта, мама. Другой вариант неприемлем для меня.

— Замечательно! — краем глаза замечаю, как мама вскидывает руки и, сжав их в кулачки, прислоняет к своему лицу.

— Нам посоветовали с этим не затягивать, а мы прислушались к советам. Я разговаривала сегодня с Ярославом и он, — затыкаюсь резко, прикрываю глаза и сильно зажмуриваюсь, что-то выжимаю из себя, шмыгаю носом и икающим голосом продолжаю, — счастлив! Ма-а-а-ма-а-а-а! Он счастлив, — сглатываю, затем всхлипываю, прокашливаюсь, смахиваю слезы, растираю щеки и руками закрываю себе лицо, — воспитывать чужого ребенка, раз своего не сможет получить от такой, как я. Но да! — отнимаю руки и гордо вскидываю подбородок, расправляю плечи, выдвинув грудь вперед. — Я рада за свою сестричку!

Пусть хотя бы Юльке повезет!