La Cumparsita… В ритме танго

Глава 4 Смирновы…

Даша

М-м-м-м… Э-э-э… М-м-м-м… Непрерывно и тихонечко мычу себе под нос. Почти не касаясь ладонями каменного покрытия кухонной поверхности, немного наклонив голову на бок, но удерживая на гордом уровне свой подбородок, передвигаюсь вдоль ящиков с многочисленной по формам и задачам домашней утварью. Меняя темп и ритм, с прикрытыми глазами рисую вытянутыми носками эллиптические воздушные узоры. Потом встаю на цыпочки, прогибаюсь в пояснице, вжимаю что есть силы в себя живот и одновременно с этим выпячиваю свободную от бюстгальтера грудь вперед, а вот теперь поочередно закидывая немного согнутые в коленях ноги, стараясь не касаться поверхности, вожу из стороны в сторону пяткой, устремленной под очень острым углом прямо в кафельный пол. На одно мгновение торможу, застываю, слушаю совсем не сбившееся дыхание, легко подскакиваю и мельницей тасую нижние конечности.

Вау! Круто! Получилось! Вышло-вышло! Теперь встает вопрос, а с кем бы из клиентов этот финт попробовать? С юной олигархшей, Катенькой Мурмиловой, и ее многострадальным Димой или взять Игоря, Сергея, например, и…

— Привет! — кто-то сильно обнимает со спины. — Все танцуешь, рыбка?

— Ксю-Ксю, ты очень тихо ходишь, милая. Так можно прежде времени поседеть или, что вероятно, хуже, каменного сердца лишиться. Я инфаркт в отчем доме получу. Зачем так делать?

Моя младшая сестра! По возрасту такая себе «малышка», но по объятиям почти, как наш отец. На ласку и родственные объятия у Ксении силы однозначно есть.

— Тихо-тихо. А кто еще тут может быть?

— Родители, как минимум. Не знаю. Кто еще? Возможно, гости или неупокоившиеся призраки нашего провинциального городка. Мало ли…

— Ага-ага. Призраки, гости. Даш, у тебя с головкой все в порядке? Или только «трам-пам-пам» звучит, немного резонируя с окружающей бездарной в танцевальном плане обстановкой?

— На разум не жалуюсь, малыш. Но, пожалуйста, побереги мое здоровье и сильно расшатанную нервную систему. М? Договорились?

— Не обещаю, но по информационно-новостной цепочке дальше передам. Что готовишь? — заглядывает через мое плечо в миску, которую я предусмотрительно отставила подальше от края кухонного стола, пока отрабатывала очередное хореографическое па.

— Омлет, — смеюсь, прикрыв глаза.

Тут все без изменений!

— Опять? Ну, ладно. На всех или только на себя любимую? — ощущаю прикосновение ее щеки к заднему основанию своей шеи. — Даш, опустись немного. Я определенно представляю себя недоразвитой мелочью, когда ты поднимаешься на свои танцевальные носки.

— Мелочью? Ты, вероятно, шутишь или тупо не проснулась? — хмыкаю. — Не сжимай меня, пожалуйста, тяжело дышать. Повисла на шее, словно надела лошадиный хомут. Давишь, как отец.

Мы абсолютно одинаковые с ней по росту и телосложению, даже цветом глаз в родителей пошли. Хи-хи! Выбора-то особо не было — одинаковый цвет радужки у наших предков. Темно-карий, чайный, кофейный, янтарный или вишнево-смоляной — как кому угодно. Придумывает или привирает младшая и, что самое интересное, абсолютно не стесняется. Фантазия из нашей меньшенькой так и прет!

— Дашка?

— Ну что? — вполоборота спрашиваю.

— Присоединишься к нам сегодня? — с тихой просьбой в своем, и без того спокойном, голосе произносит.

— Вообще-то были другие планы на этот вечер, — неспешно вместе с пристроившейся Ксенией на моей спине двигаюсь по направлению к газовой плите. — Ты мне мешаешь. Спустись-ка с дерева, мартышка.

— Не хочу, нет-нет. Не отпущу, — вдобавок пропускает мне под мышки руки, укладывает кисти на живот и вжимает меня полностью в себя, — пока не ответишь утвердительное «да».

— Я-то тебе там зачем нужна?

— Мы мало времени проводим вместе. Твоя работа, потом моя, потом…

— Мы родные сестры, Ксю, но уж точно не сиамские близнецы. Зачем я там? Еще раз повторяю. Ну?

Глубоко вздыхает и ерзает лицом между моих лопаток:

— Мы ведь друзья.

— И?

— Давно не виделись, — начинает поднывать.

— Передавай привет от меня и, наверное, — подкатываю глаза, обдумывая, что еще можно сделать, — пожелания всего хорошего и обязательно при расставании не забудь сказать «пока». Ксюш, отстань, а!

— Нет-нет-нет…

— Привет, малышки!

Ох, чтоб меня! Спокойный женский голос где-то рядом возле уха произносит, а вот веса на моем тщедушном, но все же гибком теле, прибавилось, вероятно, в общей сложности килограммов на сто двадцать пять.

— Ма-а-а-ам, — со скулежом в голосе выдыхает Ксюха.

— Господи! — стону я. — Я сейчас умру. Вы вдвоем задавите меня.

— Тихо-тихо, — мама, видимо, немного отступает, потому как я снова в состоянии дышать. — Что готовим, крошки?

— Омлет, — трезвонит сестра.

— Омлет, — подтверждаю.

— На всех или только на себя?

Господи! Смирновы, вы так неоригинальны в своих запросах.

— Даш? — сестра щипает мой живот. — На всех же?

— Если вы не перестанете на меня вешаться, то на одного едока, похоже, станет меньше и тогда омлет достанется только вам. То есть я готовлю, — прыскаю от смеха, — исключительно для вас.

— Привет, девчонки!

Ах, ах, ах! М-м-м-м-м! Ну все, пресвятые угодники! Определенно вижу Бога, да и ангелы уже по моей грешной душе заупокойную трубят!

— Па-а-а-ап! — в один голос с сестрой выкрикиваем. — А-а-а-а!

Вот уж у кого просто огромадные ручища. Отец через всю эту живую связку женских тел умудряется дотянуться до меня. Укладывает большие руки на маленькие ладони матери и сестры и с огромной силой, на которую только он способен, подтягивает к себе поближе перевязанный живой багаж.

— Ух, курочки мои! Уже с утра кудахчут! Чего готовим, мои наложницы? Когда там завтрак по расписанию, а?

В один голос, совершенно не сговариваясь, выкрикиваем:

— Омлет, — а от себя еще тихонько добавляю, — общая готовность где-то через полчаса.

— О! Однако! Мне подходит, — слышу, как он целует в щеку мать. — Давно воркуете, подружки?

— Дашка — да! А мы только встали, — отвечает за всех моя сестра. — Пап, ты тяжелый и большой. Жарко как-то, если честно. И потом, — прикусывает мою шейную ложбинку, — мы задавим рыбку, а кто тогда приготовит этот надоевший до язвы желудка — Даш, слышишь, смени диетическую пластинку, — о-м-л-е-т! — название блюда четко и по буквам произносит.

— Не вижу связи, Ксю-Ксю. Дашка падет, и ты подхватишь вахту.

— Любезно благодарю, отец, — обиженно звучу. — Падет — подхватит! Я типа не нужна?

— Я такого не говорил, Царь. Ты любишь на себя все брать. Юмор совсем не понимаешь, прям как твоя…

Не успевает высказаться потому, как получает, по-видимому, не слабенький толчок от того человека, на которого я похожа в вопросе по недопониманию очень глупых, немного пошлых, а иногда и недоразвитых, шуток.

— Та-а-а-к! Я затыкаюсь, отползаю, прикладываю силу и оттягиваю вашу мать, которая, естественно, цепляет Ксюху и ты, Наше злобное прямо с самого утра Величество, в спокойном состоянии дожариваешь эту взбитую молочно-яичную массу. Только посоли, как следует, и сырка добавь. А то мало того, что мы тут все на яичной, иногда белковой диете сидим, так еще и недосоленным запихиваемся, да и пресным, и немного гастрономически невкусным. Скучно, Дари-Дори! Порадуй нас каким-нибудь изыском…

— Еще и поперчи, пожалуйста! — перебивая папу, каркает сестра.

Освободившись из ручного капкана, сооруженного ближайшими родственниками, быстро разворачиваюсь к ним своим лицом. Наигранно грожу народу кухонной лопаткой, а из-под своих насупленных бровей полосую грозным взглядом назначенный самой судьбой семейный очень многочисленный подряд и, как это ни странно, оскаливаю зубы, задрав, как хищник, верхнюю губу. Мама двумя руками закрывает себе рот, видимо для того, чтобы по неосторожности не засмеяться, а Ксюша, наклонив голову на свое плечо, постукивая указательным пальцем по губам, внимательно рассматривает мой новый образ, словно гравирует кадр, который мог бы по сюжетности и содержанию за гран-при на Каннском фестивале непревзойденных киномэтров обскакать.

— О! О! О! Тише-тише. Назад, мои малышки! — отец расставляет руки в стороны. — Иди сюда, мой ангел, и не злись на нас. А то мы все утонем в темных и смертельных водах, наполненных тем ядом, который ты сейчас щедро источаешь из своих губ и даже глаз. Дашка, тебя сейчас родимец хватит. Заканчивай царствовать. Улыбочка и смех! Ну! Ну же, Дари-Дори! Оля, скажи ей! — мельком, то и дело, поглядывает на маму, улыбающуюся из-под тонких рук, сложенных на ее губах.

— Я не злюсь! — быстренько меняю гнев на милость и шустро подхожу к отцу. — Пап, обними меня! Все! Забыли, забыли, забыли…

— Да нет проблем, рыбка, — стискивает и укрывает своими руками, как ватным, очень теплым одеялом. — Ксюша, — пряча меня ото всех, обращается к сестре, — доделай, будь любезна. Оль…

— И мне сейчас выдашь, по всей видимости? — не вижу, но слышу в голосе у матери насмешку. — Папочка сегодня в слабеньком ударе?

— Хотел сказать, что «идем с нами, одалиска», но ты сама на кухонную работу напросилась. Так что, — запускает свои большие ладони в мои волосы, массирует голову, а затем носом, губами и зубами прикасается к кудрявому пучку, мельтешащему у него перед лицом, — мы с Дашкой пошушукаемся наедине, а вы, красотки, поработайте, — и тут же добавляет, — если вам не трудно, курочки? Люблю, люблю, люблю… — причмокивая, раздает воздушные поцелуи. — Идем, детка?

— Ага.

Отец заводит меня в общую большую комнату, прокручивает вокруг моей оси, словно свою пару в совместном танце, и предлагает сесть на диван рядом с ним.

— Дашка, — обнимает за плечо, бережно, как фарфоровую статуэтку, укладывает к себе на грудь, растягивает мои руки, принуждая обхватить его тело, — как дела?

— Нормально, — шепчу в его домашнюю футболку.

— А чего грустишь? — укладывает свой подбородок на мою макушку.

— Показалось. Я не грущу.

— Слушай, я же не слепой, — водит по моим подобранным волосам своей горячей, пахнущей привычным и любимым одеколоном, щекой.

— Все хорошо, — еще разочек заверяю.

— Ты язвишь! — останавливается, несколько секунд обдумав, продолжает. — Сильно кусаешься! — и снова тишина, а потом, через мгновение, опять его удар. — Дико оскаливаешься! — усмехается, смешно шлепая губами. — Бр-р-р! И постоянно держишь оборону! — теперь надолго замолкает, видимо, предполагая какие-то варианты моего странного по общечеловеческим понятиям поведения. Придумав что-то подходящее моменту, наконец-то, задает вопрос. — Неприятности на работе? Я прав?

— Нет, — для еще большей убежденности мотаю головой.

— Обижают твари? — шипит в макушку.

— Нет, — добавляю амплитуды в свой ответ.

Просто по щекам бьют, отец! Лупят, как боксерскую грушу! Без письменного или устного предупреждения и каких-либо шансов на оборонительную перегруппировку. Раз! И на тебе размашистый удар! Наотмашь и без сожаления! Так только оскорбленные и обманутые бабы могут. С остервенением дубасить никчемных любовниц своих мужей. Я понимаю, она, та Станислава, нашла великолепную, подходящую ей по весу, мелкую тщедушную девчонку! Обида просто гложет, пап! Неделю точно совесть или все же мозг не замолкает. И еще, бесплатным бонусом, этот странный Вячеслав!

— Ты вечерами находишься дома, Дашка. Растеряла компанию? — отец развивает интерес. — Поссорились? Или ты характер показала? Обидела кого? В чем дело?

— Нет.

— Отказываешь сестре…

Я так и знала. С этого и надо было начинать! Ксения слезливо обработала отца. Вот же хитрая зараза! Решила, видимо, измором взять меня!

— Зачем я ей там? Он приехал к ней.

— Тихо-тихо. Он приехал ко всем, к нам. Сергей с ним тоже виделся.

— Еще бы… — выказываю недовольство, мягко прокручиваюсь в руках отца и укладываюсь на спину, выдергивая застрявшие в складках его одежды выпотрошенные из прически мои волосы, располагаю голову на большой мужской груди и снизу рассматриваю его сосредоточенное, внимательно следящее за мной лицо.

— Надо общаться, рыбка. Нельзя дистанцироваться, отгораживаться и теряться — замыкаться нельзя. Ага?

— Я общаюсь.

У меня даже работа такая! Общительная! Иногда, правда, с некоторыми последствиями! В том числе, отрицательного характера. Я не жалуюсь, прекрасно понимаю — в жизни всякое бывает. Нормально! Переживем! Тем более что досадное недоразумение приходит крайне редко. Например, тогда, когда я попадаю на, так называемых, «жителей не своей страны и социального уровня, или прибывших в командировку с другой планеты счастливо женатых мудаков». Недопонимание, недоговорки, и тому подобное, как правило, вызывают очень яркий, а главное, болюче-жгучий эффект.

Бесцельно трогаю рукой избитую неделю назад щеку. Но почему-то сейчас я вспоминаю не сам удар, его неожиданность, грубость, силу и отпечаток боли, не ту обезумевшую бабу, стремящуюся к самоутверждению в попытках оставить при себе гнилого мужика, а легкое прикосновение его губ к якобы застывшей там кофейной пенке. Славик осмелился и на это… Хотя потом, конечно же, получил заслуженный встречный удар! А что? Зато теперь между нами нет невыясненных моментов. Теперь мы с ним… Стопроцентные коллеги! Мы с ним те, кто в один и тот же красный день календаря получает информационное сообщение о том, что:

«На ваш персональный счет за номером таким-то зачислено столько-то… Желаете все сразу спустить? Или растратим по частям?».

Коллеги! Люди из одного рабочего «учреждения». У нас один работодатель, но разные должностные обязанности и, соответственно, оклад, надбавки за сложность, напряженность и ненормированность стандартного трудового дня на пятидневной рабочей неделе. Точка! Он охранник, сторож, по совместительству — вахтер, консьерж, швейцар, мужчина «открой-закрой-не заслоняй». А я… Я кто? Какая разница! Речь сейчас не об этом, а о том, что я не та, за которую все эти сволочи в штанах с чьей-то, видимо, языкатой подачи принимают меня. Что это за разговоры:

«Мне это тоже нужно… Больше ничего… Спрашивай, что хочешь…»;

а потом:

«Не бойся, Даша, я тебя поймал… Кумпарсита… Кумпарсита, я хочу тебя поцеловать…».

Ты обалдел, козел?

Все в тот момент и выяснили! Нет проблем! Теперь наш речевой оборот довольно скуп — и слава Богу! Например, «Привет» — в тот день, когда я в благожелательном настроении, «ага» — когда, так уж сложилось, не до особой вежливости; моя любимая «гробовая тишина» — когда… Его глаза внимательно рассматривают меня. Достал, если честно!

— Все готово, Смирновы! — располагаясь в дверном проеме, смеющаяся мама поглядывает на нас. — Подъем, а то там все остынет. Ксюшка будет причитать, что вы опять не оценили ее поварской талант.

Какой там талант! Мама издевается и, похоже, шутит. Наша Ксюшка умеет заваривать лишь черный чай, зеленый в ее талантливых ручонках просто тухнет, лист задыхается от той высокой температуры, которой потчует его моя сестра. И все, на этом все — довольно! Кофе — однозначно не ее напиток! Разве, что только хлеб порезать ровно может и то — очень медленно, глубоко вздыхая, посматривая по сторонам, внимательно оценивая окружающую обстановку. Сестричка ищет помощь, чтобы с возложенной обязанности быстренько слинять.

— Так! — отец отталкивается от диванной спинки и поднимает нас. — Оля, мы сегодня с тобой в гордом одиночестве. Представляешь, душа моя? Дом наш!

— М? — мама округляет глаза, демонстрируя недоумение. Ой-ой-ой, тоже мне актрисуленька нашлась! — Как так вышло, Алеша?

— Дашка идет на встречу с прибывшим на очередную побывку Святославом. Твой молочный сын, одалиска, пригласил наших девочек на ни к чему не обязывающее, кроме шуток и плодотворного общения, свидание. Дашка только что громко произнесла свое «да»! Ксения! — отец растирает средним пальцем бровь. — Ксю-Ксю, иди-ка сюда!

Младшая влетает в зал:

— Да! — задыхается и улыбается одновременно.

— Все улажено, малая. Дашка с вами. Только, — отец выставляет указательный палец, словно выдвигает серьезное предупреждение, — одну ее не оставлять. Посидели, погуляли, провели домой сестру, а потом…

— Ура! — сестра подпрыгивает и подмигивает.

Как ей это удается? Все делает, зараза, по своему желанию, а главное, с отцом одновременно! Какая слаженная у нас семья…

— Спасибо за урок, Даша, — девушка целует меня в щеку.

— Не за что. Сегодня, — обнимаю ее за талию и направляю нас с ней к выходу, — было лучше. Вы почувствовали?

— Определенно! — сглатывает, усмиряет сбившееся дыхание, шагает рядом со мной, рассматривая наши наманикюренные открытые носки.

— У Вас красивые босоножки, Даша, — вворачивает обыденный на этой почве комплимент.

— Спецзаказ, Дина. У меня детский размер ноги — тридцать третий, — усмехаюсь. — Я и сама не очень подросла, если честно. Трудно подобрать нужную высоту — взрослый вариант каблука для латиноамериканских, да и европейских в том числе, танцев.

— Мягкие? — уточняет. — У вас высокий подъем, а когда Вы вытягиваете носок, то кажется, что пальцы касаются подошвы. Вам не больно? Это все из-за таких босоножек? Извините, если позволяю себе что-то лишнее…

О, да! От обуви, между прочим, многое зависит. Неудобная колодка способна превратить изящную стопу танцовщицы, да и просто женщины, в деревянный, а то и металлический, чурбачок с обкусанными пальцами, щедро укрытыми мозолями. Это, как говорит мой отец, подходящая по форме и размеру лошадиная модельная подкова. Пожалуй, с интеллектуальной и крайне эмоциональной, а также падкой на похвалу и неприкрытую лесть, Диной я не стану приводить простые, иногда язвительные и уничижительные, сравнения своего отца. Поэтому отвечу просто и, как говорят, со вкусом, очень строго на поставленные женщиной вопросы:

— Да. Нет. Да. Ничего страшного…Всего доброго, Диночка. До послезавтра?

— Да, конечно, все в силе, — выбранное расписание подтверждает, кивая головой.

— Приходите, пожалуйста, теперь с партнером, — останавливаемся возле тренерской, я убираю с ее талии свою руку и отхожу назад.

— Думаете, уже можно? — Дина опускает взгляд.

— Уверена. И потом, — пытаюсь заглянуть в ее глаза, — мы не узнаем, как вы смотритесь в паре, если не попробуем. Время тренировок уже прошло, Дин. Пора начисто танцевать узор.

— Спасибо, Даша. Буду с нетерпением ждать нашей встречи. Постараюсь затянуть его! — улыбается. — Не знаю, не знаю, только бы не поругаться.

— Все будет хорошо! — потираю покрывшееся мурашками женское плечо. — Замерзли?

— Нет. Немного волнуюсь.

— Не стоит. Скажите ему, что это важно для Вас. Посмотрим на результат. Что он скажет, как думаете?

— Спросит сначала, не сдурела ли я, а потом… Господи! — всплескивает руками. — Неважно, неважно. Главное, что я с радостью посещаю Ваши занятия. Спасибо-спасибо. Я очень рада, что все выходит, Даша. Вы просто не представляете себе, как я счастлива…

Ну отчего же? И я. И я очень счастлива, что простая связка, милая, у тебя стала получаться только с пятого занятия, а выворотности стоп мы, по всей видимости, не добьемся никогда, но твои финансовые вливания, танцевальная подруга, влияют на мою ставку репетитора, поэтому:

— Дина, я очень рада за Вас…

Заканчиваю немного утомительный и очень скучный разговор. Киваю головой, приглашая ее пройти в свою раздевалку, затем глубоко вздыхаю и захожу внутрь тренерского помещения.

— Даша, извини…

Да иди ты! Блин! Я точно сдохну. А может на назойливого по-звериному зарычать, раз по-человечески мужчина совсем не понимает?

— Вячеслав? — подпрыгиваю на месте, щелкая пластиковой защитой на танцевальных каблуках.

— Привет, — поднимается с нашего общего дивана.

— Какого черта ты здесь делаешь? — шиплю, упираясь своей задницей в захлопнутую дверь. — Это частное помещение, причем только для преподавателей.

— Хотел перехватить тебя.

Перехватить? А! Ну тогда, ладно! Впору, видимо, начать матом крыть непонятливого барана? Он сам напросился, а я устала всех окружающих идиотов предупреждать!

— То есть? — сощурив взгляд, прохожу в центр комнаты.

— Хотел пригласить…

О! Опять? Одного раза не хватило, еще не все о себе единожды разведенный рассказал? Сначала дважды выпьем кофе, он, естественно — так ролью предусмотрено, распустит губы, затем моей ладонью получит по своим губам, потом любезно подвезет до уже знакомой по прошлому заезду развилки на дороге в наш коттеджный поселок, а уж после, по всей видимости, мы наконец-то прекратим неудобное общение. Не будет задушевного «привет», любезного «ага» и красноречивой «тишины». А может быть… Пожалуй… «Да»?

— Я занята, Слава. Сегодня не могу. И еще…

— Мы будем не одни, если…

— Мне все равно. Мой ответ — «Нет»! — обхожу его и, выставив в сторону руку, указываю мужчине путь на выход. — Будь добр, немного поторопись.

Стоит? Рассматривает? Принюхивается? Или что?

— Вячеслав! — добавив угрозу в голос, тихо произношу.

Он выходит из помещения, а я, как эмоционально нестабильная особа, суечусь по комнате в поисках ключа. Мне нужно принять душ, переодеться, побыть, в конце концов, наедине, накраситься и причесаться, наклеить дежурную улыбку для встреч с друзьями, при этом мне бы хотелось, чтобы никто сюда не заходил, ничего вдруг непотребного не увидел, ни к чему не прикоснулся невзначай, личного не трогал, чтобы просто здесь мне не мешал. Я о многом, видимо, прошу? Да что это такое, в самом деле? Чего ему? Он секса хочет? Давно не видел женского тела или просто озабочен плотским? Сволочь, гад, больной придурок!

Ну, где же этот чертов ключ? Кручусь волчком, оглядывая мебельные площади. В припадке дергаюсь, стучу зубами, выворачиваю пальцы, а затем внезапно посередине комнаты истуканом стопорюсь:

«Здесь не нужен ключ, Дари-Дори — достаточно всего лишь провернуть штырек, и дверка будет заперта на потайной замок, всего делов-то, рыбка!»…

Похоже, он меня преследует. Что ему, вообще, от меня нужно? Он не просто странный, он, действительно, назойливый, прет на меня, не замечая ничего. Он захотел свидание — хозяином ввалился в комнату и ждал, развалившись на диване, когда я с репетиции вернусь. Выразил желание поцеловать и вот, пожалуйста… Сразу и поцеловал!

— Ярослав! — Свят орет во всю силу своих легких и размахивает над головой обеими руками. — Мы здесь! Иди сюда.

— Кто это? — сестра наклоняется к уху надеюсь окончательно «демобилизовавшегося» с очередной контрактной службы нашего «единственного сынка полка», как говорит об этом парне дядя Сережа, родной брат отца.

— Служили вместе один раз. Ярослав Горовой. Сейчас познакомлю. Хороший парень и мой друг. Там богатая биография, девчонки.

— А-а-а-а! — Ксюша откидывается и трогает меня за кисть руки. — Даша, что с тобой? Смотри, нас сегодня будет четверо. Два на два. Какой-то Ярослав Горовой. Даша? — дергает, сжимая-разжимая мою руку. — Дори, ты еще с нами или солируешь на небесах?

Неужели я произвожу впечатление легкодоступной особы? Ветреной, глупенькой, скорее даже, недалекой, такой мелкой профурсетки, ни в чем не отказывающей пускающим на нее слюни-сопли мужикам. Могу ли я похвастать огромным сексуальным опытом? Ну-у-у-у! Пожалуй, да? Да? Уверена? Ты сейчас, рыбонька, серьезно? Закатываю глаза и откидываюсь на спинку круглого дивана, на котором мы, развалившись втроем — я, сестра и Мудрый Святослав, — пьем третий слабоалкогольный коктейль с богатым украшением на краях бокалов. Вернее, мы с Ксю-Ксю цедим третий веселящий, а Свят сохраняет ясность и трезвость своего и без алкодопинга смешливого ума. Ему ведь развозить двух мелких кареглазых кукол, что называется, по домам.

— ЗдорОво, Ярослав! — Свят поднимается и, размахнувшись, бьет по предложенной большой ладони над столом. — Это Даша Смирнова, это Ксения Смирнова. А это…

О! И тут меня нашел! А теперь он — «хороший парень и мой по грязному окопу друг» великодушный Ярослав! Такой себе парниша — «ну, хоть убей, не знаю, как меня по-настоящему зовут!».

— Охранник Слава в моем танцевальном клубе, — не даю Святу представить своего служивого собрата, язвлю и сразу корчу обезьянью морду. — Просто охренеть! — подкатив глаза, стараюсь отвернуться с одной-единственной целью только для того, чтобы не смотреть на этого козла.

— Я… Не совсем… — наш общий с Ксюшей знакомый парень дебильно крутится и бегает глазами с гордо возвышающегося над нами Ярослава прямиком на нас. — Вы знакомы?

— В некотором роде, — губами осторожно трогаю свой до краев наполненный бокал. — Правда, с именем вышла небольшая неувязка. Я думала, что «Слава» — простое сокращение от мужского «Вячеслав», а это обыкновенный и смешной до колик «Ярик»! — ставлю сильно опустевшую стеклянную тару на стол и развожу руки по сторонам. — Всего лишь Ярик, но не Вячеслав. Вас, мальчики, с одной руки, что ли, называли? Святослав и Ярослав! Отец, по-видимому, один, да? Или с исконно русскими именами знатно постаралась мать?

Я напилась? Мне плохо? Дурь из головы поперла? Да что это опять со мной такое?

— Даш, — сестра трогает рукой мое колено, сжимает и, кажется, таким обыкновенным жестом просит закрыть никак не затыкающийся поганый рот.

Рот бы я закрыла, но, видимо, сейчас на взводе. И вот меня уже словесно очень зло несет:

— Какая же биография у Ярика или просто Славы? Свят тебя уже прорекламировал, но мне бы хотелось кое-что подробнее узнать. Итак… — таращу на него свой взгляд.

— Я Ярослав, Даша. Не Ярик! Не Вячеслав! Не Славик! И теперь, по-видимому, — садится рядом со мной, легко подталкивает своим плечом, предлагая подвинуться по мягкому сидению немного влево, и задевает мое правое колено своей искусно протезированной рукой, — не Слава. Я-Р-О-С-Л-А-В! Пожалуйста, не изгаляйся над моим именем.

— Хм! — с нескрываемым пренебрежением вздергиваю верхнюю губу.

— Ярослав, — повторяет жестко, но с добродушной, однако же наигранной, улыбкой на своих красиво вычерченных создателем губах. — Пожалуйста, я прошу, — я чувствую, как пластиковым, но странно теплым, пальцем он задевает мое открытое, свободное от юбки колено, и несколько раз нежно проводит по нему.

— Как скажешь, Ярослав! — шиплю, рассматривая то, что он вытворяет с моей ногой, подавшись на него, почти в ухо негромко, так, чтобы было слышно только ему, произношу. — Ничего не выйдет. Н-И-Ч-Е-Г-О! Хоть протезом, хоть живой рукой погладь-потрогай. Кстати, ни в чем себе не отказывай, за это денег с таких, каких ты, я не беру. Попускаешь слюни и на том зачахнешь. Понял?

— Все точно. Очень ясно. Ты доходчиво преподнесла мне информацию. Как тут не понять, — сипит в ответ.

— Убери, убери ее. Противно! — закидываю ногу на ногу, а между нами оставляю место, в которое упираюсь своей правой ладонью. — Господи! — бегаю глазами по столу, одновременно с этим глохну, не слышу ни одного человеческого или музыкального звука, ловлю головокружение, всхлипываю и даже пытаюсь выпустить слезу…

Радуешься, гад? Улыбаешься? Ты счастлив от внезапной встречи со своим армейским другом? Еще сестра-предательница инициированным мной бойкотом прекрасному надежному парню совсем не поддерживает меня. Надоели все! Тошнит от вас! Противно! Какой чудесный мир, да? Так я сейчас подпорчу его вам!

— Разрешите задать вопросы, мальчики? — нехорошо смеюсь.

Компания замолкает, а сидящая напротив меня развеселившаяся не на шутку Ксения отрицательно мотает головой. Сестричка, что с тобой? Мне типа замолчать? Вот я сейчас спрошу, возможно, получу исчерпывающие ответы, а уж тогда и замолчу. Не смей мне рот затыкать, мелкая засранка!

— Да, пожалуйста, Дари-Дори, — расставив свои руки по бортику дивана, наш «мелкий Святик» выдает мне на вопросики широчайший по масштабам разрешительный мандат.

— Контракт ведь означает, что вы, мальчонки, зарабатываете на военной службе просто охренительную кучу денег? Ага?

— Это законно оформленное денежное довольствие, Даша, — Святослав становится серьезным и исподлобья рассматривает меня. — Тебе ли не знать, как оплачивается труд-работа-служба аттестованных ребят…

— Понятно, — кивком задуренной дешевым хмелем головы соглашаюсь с ним. — Тогда еще один, позвольте? — как жалкий хомячок приставляю кулачки к своим губам.

— Давай, — Свят разрешает.

— Ярослав, — поворачиваюсь к охраннику, от внимания которого я за этот слишком долгий вечер просто адски устала, — на какой из законно финансируемых военных кампаний ты, мальчонка, левую верхнюю конечность потерял? И еще, — не замечая, как сереет его лицо, намеренно продолжаю бестактность расточать, — как это, смотреть на людей через, — закатываю глаза, накручиваю на палец пружинку-локон, корчу дуру, дурой и являюсь по существу, — оптический прицел? Вы ставите зарубки…

Он ничего не отвечает, не произнося ни звука, спокойно поднимается и медленно выходит из-за стола.

— Ярослав! — Свят горланит в спину. — Ярослав!

— Ты что творишь, Даша? — бьет под столом ногой сестра.

— Видимо, задела этого героя за живое? — хмыкаю, вглядываясь в удаляющуюся фигуру этого недоВячеслава. — Пусть идет! Правда колит глаз, а не только вырывает руку.

— Пиздец, Смирнова! — шипит оставшийся горе-воин на меня. — Ты иногда такая…

— Ну-ну? — округляю глазки, расставляю локти на столе и поддаюсь к нему вперед.

— Стерва! — сначала он задумывается, выбирает нужные слова, а затем выплевывает слишком нежное или скупое оскорбление. — Стерва! Да!

— Шлюха, ты хотел сказать? — подмигивая осоловевшим глазом, направляю в нужном направлении Свята.

— Дура, однозначно, Даша! Дура! Избалованная девчонка! Зачем ты с ним так?

— Он врун, Свят! — продолжаю злобно гадости шептать. — Даже с именем вилял, теперь, пожалуйста, с рукой. Он инвалид какой-нибудь войны? Попал под танк? Горел в окопах, наслаждался запахом напалма поутру, резвился и вкушал победу…

— Была авария, Смирнова, — рычит, злобно зыркая в мое лицо. — Он гонщик!

— А-а-а! Теперь он гонщик! Ну очень интересный персонаж, — расслабленно откидываюсь назад, заинтересованно осматриваюсь по сторонам, как будто бы ищу на свой тощий зад еще каких-то приключений. — Хочу танцевать, ребята! Вы не против? Я вас оставлю буквально на три танца, а когда вы наговоритесь, расслабленная и удовлетворенная к вам вернусь.

— Даш, — скулит Ксю-Ксю, — может быть, домой поедем?

— Три танца, мелкая, и забирайте мое тело, особо ценной бандеролью отправляйте под зоркий глаз отцу.

Да пошли вы все к черту! Я ведь не хотела приходить сюда. Нет же! Папа изысканно прогнул меня и вот я немного захмелевшая от предоставленной мне алкоголем власти людей словами полосую, словно злобная карга. Накипело? Нет! Похоже, уже выплеснулось? И черным гневом залило пространство. Не стоило мне приходить сюда, нужно было дома отсидеться, отлежаться и накопленные обиды в спокойной обстановке, молча и наедине, перетерпеть. А теперь чего уж? Сказанного назад в глотку мне не запихнуть! И потом, я не чувствую себя такой уж виноватой, тем более что по общей информации стопудово я права!

С закрытыми глазами и блаженной улыбкой свободно двигаюсь под расслабляющую музыку на незаполненном танцполе ночного заведения. Сюда молодежь приезжает пожрать, потом попить-напиться, естественно, поорать и порезвиться, даром склеить девок и разбежаться по домам-кроватям, чтобы трахать, трахать… Короче, жизнью наслаждаться!

— Иди сюда, — со спины меня обхватывает искусственная рука и вжимает в свое тело. — Не поворачивайся, пожалуйста. Если обернешься, я не смогу сказать.

— Пусти меня, — упираюсь и останавливаю нас.

— Продолжай двигаться, — настойчиво раскачивает меня. — Даша, не упрямься. Танцуй! Ты же так хотела танцевать. Три танца, кажется? Так Свят сказал. Тебе, кумпарсита, — шепчет в ухо, — интересно, как я потерял «ручонку», да?

— Абсолютно не интересует. Видимо, проветрился, подумал и сочинил новую историю. Мне неинтересно, а у тебя неверные сведения обо мне. Я, — пытаюсь зацепиться ногтями за эту штуку, но только беспорядочно скребу навороченный и недешевый пластик, — не оказываю услуги сопровождения для искореженных козлов на всяких вечеринках и VIP-тусовках. Кто тебе сказал, что, — делаю еще одну попытку отклеить Ярослава от себя, — я такая?

— Никто.

— Своим умом, что ли, дошел? — не оборачиваясь, вполоборота задаю вопрос.

— Была ужасная авария, Даша. В тот день я потерял все.

Это он сейчас к чему ввернул?

— Неверный выбрал поворот на танке? — идиоткой подхихикиваю.

— Гоночный болид, формула 3, класс автомобилей с открытыми колесами. Ты ведь интересуешься машинами? Знаешь, что это такое?

— Нет, не знаю и знать не хочу. Да отпусти же, — выкручиваюсь, но, видимо, не до конца, потому как теперь я прижата к мощному мужскому телу своей грудью и низом живота.

Встряхивает, как дешевую игрушку. Нежно улыбается и наклоняется, чтобы снова поцеловать?

Выставляю руку:

— Давай назад, Ярослав Премудрый. Сдавай назад — доступно преподнесла? А?

— Спокойно-спокойно. Я хотел всего лишь поправить приклеившиеся к твоим губам волосы. Не надо строить из себя…

— По-моему, мы выяснили, что я…

— Не такая! Все уяснил, повторять не нужно, — по-моему, он прислушивается к раздающейся из динамиков клубной музыке. — Это, конечно, не твое танго, Даша, да и я не особый танцор. Но все-таки прошу, просто потанцуй со мной, — перехватывает меня, отрывая от земли, переносит на свободную от пар площадку и…

Уверенно ведет по самостоятельно выбранному и размеченному для нас танцевальному «паркету».