La Cumparsita… В ритме танго

Глава 12 Смирновы…

Даша

Голубые глаза… Черные слегка завитые ресницы… Прямой нос… Улыбкой искривленный рот… Надменный взгляд через плечо… Молодой мужчина сидит и смотрит точно в объектив фотокамеры… Но будто бы вполоборота, демонстрируя красивый гордый профиль… Широкая мужская спина, затянутая в гоночный комбинезон… Родинки, родинки, родинки… Стайка мелких мушек, сосредоточенных только на одной щеке… Их очень много… Мелкие веснушки… Господи, конопушки! Щетинистые скулы… Волнистые темно-русые волосы… Медные, медовые, красно-рыжие или солнечно-каштановые вкрапления в шевелюру, словно проволочные жилы, антенны для связи с мировым светилом… Светлый мальчик… Добрый и открытый… Симпатичный… И слегка смазливый!

Это же Ярослав?

Вытягиваю шею, встаю на цыпочки, подаюсь всем телом вперед и сразу упираюсь ладонями в рыжую кирпичную стену, застываю и всматриваюсь в огромный портрет знакомого и незнакомого мне молодого человека.

Это ведь он — я не ошиблась!

Сколько ему здесь лет? Восемнадцать, девятнадцать, двадцать пять, наверное… Это фотография из прошлого? День его триумфа или простая будничность, без намека на помпезность?

— Даша? — хозяин дома выдыхает в мой затылок. — Что с тобой? Почему не отвечаешь?

Подскакиваю на ровном месте, при этом прикусываю себе язык.

— Господи! — облизываю соленый с привкусом металла саднящий кончик и поворачиваюсь к нему. — Ты напугал меня. Очень тихо ходишь, Ярослав. М? Что?

— Я дважды звал тебя, а ты молчала. Что случилось?

— Рассматривала твои фотографии, — киваю головой назад. — Их очень много в этой комнате. Это все ты?

Ярослав протягивает мне махровое полотенце:

— Можно переодеться там, Даша, — подбородком указывает направление. — В ванной.

— Сколько тебе здесь? — поворачиваюсь к нему спиной и пялюсь на портрет огромного формата с теперь уже бесспорно его лицом. Все очевидно — без сомнений.

— Двадцать пять, Даш. Переоденься, пожалуйста. Ты замерзнешь, — трогает руками мои плечи, гладит, слегка сжимает, застывает на суставных сочленениях. — Вся трясешься, мурашками исходишь. Давай…

Вздрагиваю! Как это ни странно, у него очень холодные пальцы.

— Извини, пожалуйста, — убирает руки и отходит от меня. — Я лучше выйду, а ты сможешь снять мокрую одежду с себя и надеть то, что выберешь сама. Шкаф там, позади тебя.

— Спасибо, — отвечаю через плечо. — Я быстро.

— Не тороплю.

Он ведь тоже вымок. Ему бы так же, как и мне не мешало переодеться. Или Ярослав уже? Пока я тут медитировала перед его персональной фотовыставкой, он привел себя в порядок?

Нет, я поспешила с выводом. Он все еще насквозь мокрый, смешно взъерошенный, облезлый воробей, куцый, жалкий птах — дрожит и съеживается, поджимает плечи и опускает голову, словно хочет спрятаться под свое крыло.

— А ты?

— После тебя. Я пока приготовлю чай. Только не задерживайся, Даша.

Надо бы поторопиться.

— Угу.

Провожаю взглядом Ярослава, направляющегося к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж своего чудного дома. Четко слышу его быстрые шаги и тихое покашливание. Он простудился, что ли? Вот так вечерняя прогулка под незапланированным дождем! И угораздило же нас попасть под разгуляй стихии.

Вау! А у него такой себе нормальный гардероб, как для мужчины, конечно. Все вещи аккуратно развешаны, уложены и находятся, однозначно, на своих местах. Чистый дом, строгая, аскетичная обстановка, исключительно предметы первой необходимости и огромная стена, увешанная персональными фотографиями со сценами частной жизни.

Итак, что мне можно выбрать из того, что я здесь вижу перед собой? У нас не настолько с ним близкие отношения, чтобы я усердно ковырялась в его личных вещах. С другой стороны, он сам мне это предложил, лишь попросил поторопиться с выбором и переодеванием. В конце концов, я претендую не на вечернее зауженное к низу платье или иссиня-черный с блеском смокинг для светского приема или торжественного похода на банкет. Тогда мужской спортивный костюм? Пожалуй! К такой мягкой темной ткани стоит ближе присмотреться! Вытягиваю штаны на манжетах и куртку с карманом-кенгуру, вдобавок к огромному, почти монашескому, капюшону. Красивый теплый цвет! У Ярослава, как для парня, что очень странно, если честно, имеется довольно-таки неплохой вкус. Еще добавить бы — исключительно по моему мнению. Однако, он всегда очень аккуратно и, что называется, с иголочки одет. За тот не слишком долгий период нашего не слишком тесного знакомства, я ни разу не заметила небрежности в его внешнем виде или откровенного дурновкусия. Мне нравится, когда мужчина внимательно и очень тщательно следит за собой. Почти, как мой отец. Наверное? Хм-хм!

С большим трудом, подключая возню и детское кряхтение, вздыхая и постанывая, стягиваю прилипшую к моей коже тонкую, просвечивающуюся от потребленной влаги, блузку. Прижав свой подбородок и выставив наружу нижнюю губу, рассматриваю крупные мурашки, выступившие на груди, заточенной в промокший, оттого потяжелевший, поролоновый бюстгальтер. Невесомо, почти не прикасаясь к своей коже, провожу пальцами по быстро вздымающимся полушариям, облизываюсь и задуренно, словно нахожусь под наркотическим приходом, улыбаюсь тому, что вижу.

— М-м-м, хорошо, — несколько раз сжимаю и слегка приподнимаю свои сиськи. — Вот так, мои малышки! Замерзли, крошки? Сейчас-сейчас, — провожу ладонями под грудью, вытираю скопившуюся дождевую влагу, и указательными пальцами нажимаю на шарикообразные скрытые под мягкой тканью пуговки-соски. — Пип-пип! — грудь молчит — никак не отвечает на дурацкую игру, зато поролоновая подкладка выпускает задержавшуюся в чашках воду. — М-м-м-м! Как много! — мычу, размазывая жидкость по животу.

Наигравшись вдоволь с грудью, завожу руки назад, наощупь нахожу тугую, постоянно царапающую спину металлическую застежку, бережно снимаю крючки с петель, скукоживаюсь от нервной судороги, что-то несуразное бурчу, затем ловлю бретельки на локтях и скидываю на пол лифчик.

— Фух-фух! — дергаю ногами, откидывая противно мокрую тряпку от себя подальше. — Бр-р-р-р! Фр! Фр! Фр!

— Даша! — где-то, как будто на втором этаже, словно рядом — даже здесь, со мной, практически у моего плеча, — Ярослав спокойно произносит. — Как твои дела?

Сведя крест-накрест руки, прячу свои груди, дергающиеся, восставшие и гордо выпучившие холодной влагой «освежеванные» темно-розовые соски.

— Не входи! — пищу. — Назад! М-м-м-м! Господи, да что ж такое-то?

По-моему, с глупой просьбой я все же опоздала!

— Отвернись! — визжу.

— Я, Боже, извини… — ослом нудит себе под нос. — Даш, ты… Что это такое? Прикройся чем-нибудь, пожалуйста. Почему ты здесь? Ванная там…

— Да не смотри ты. Не дошла я, что непонятно? Вернее, не успела. Кое-кто слишком рано вернулся. Опусти глаза, в конце концов, — выплевываю грубость, плотнее вжимаясь задницей в раскрытый шкаф.

На сейчас в мозгу маячит одно-единственное желание — смыться на фиг, слиться и с лица земли исчезнуть, причем неважно куда, хоть в тартарары, главное, чтобы с глаз его долой и от места моего позора куда-нибудь подальше.

Слышу, как он громко дышит, тихо стонет и шипит:

«Твою ж мать! Это что-то! Охренительный трындец, кумпарсита! Вид, конечно же, отличный, но… Блядь! Полный непрекращающийся пиздец!».

Чудесная идея с прикрыванием! Только вот вместо того, чтобы раздавать свои задуренные советы о том, что мне следует в первую очередь делать и где в этом доме находится служебное помещение, лучше бы предложил вариант с возможной тогой для занавешивания некрупных, но все-таки сроднившихся со мной, как с их хозяйкой, интимных частей тела.

Прикрыться, прикрыться, прикрыться… Мельтешу глазами по раззявленному шкафу. С огромным удовольствием бы голый верх укрыла? Только чем? Ну, ну, ну? Думай лучше, «Дари-Дори-Дури», своими сиськами ты перед ним еще как будто не светила! Сегодня, видимо, премьера — пошловатый бенефис? И? Варианты? А если заброшенным подальше лифчиком — большим пальцем на ноге непредусмотрительно закинутую ветошь подтянуть к себе поближе? Или нахлобучить себе на меленькие сиськи, да и на голову в придачу для того, чтобы скрыть стыдливо краснеющее лицо, его аккуратно утрамбованные трусы, а носками подпоясать, чтобы растянутая резинка не сползла? Великолепная идея, «Даша»! Какого черта ты вообще с «малышками» тут порношашни разводила, а?

— Отвернись! — рычу вполоборота. — Какого черта, Ярослав? Ты же сказал…

— Я думал, что ты закрылась в ванной, Даша. Не специально. Я и предположить не мог, что увижу…

— Выйди! — громко отрезаю.

— Хорошо, — быстро соглашается.

Ярослав выставляет руки перед собой, словно демонстрирует безобидность своих намерений, затем, конечно, отворачивается, но… Абсолютно не спешит на выход.

Да ты все-таки козел, Ярик Горовой?

— Выйди, я сказала, — еще раз грубо повторяю. — Ну! Что такое, в самом деле?

— Я не смотрю, — еще немного отходит от меня. — Не беспокойся, пожалуйста, и не кричи. Все равно ведь ничего не увидел, — тихо добавляет, — нового. Подумаешь…

Господи! Этого мне только не хватало! «Подумаешь»? «Нового»? «Не беспокойся — я не увидел»? То есть, он все-таки на меня смотрел? Не поразила, видимо, нагая красота «малышки-кумпарситы». Ну извини, товарищ, что есть, то есть! Чем богаты, тому и рады. И вообще, чего я взбеленилась? Что в его словах задело? То, что «нового» он не увидел или то, что все-таки мою специфическую индивидуальность не разглядел? Стоял бы молча, глядишь — успел бы рассмотреть в подробностях, деталях. Нечего теперь меня крайней выставлять и высказывать неудовлетворение тем, что у меня все обыкновенное без новшеств и эротических излишеств.

— Я рада. Сделай еще два шага от меня. Быстренько! Будь так любезен! — наигранную вежливость злобным тоном оглашаю.

Зараза! Наполовину голая в гостях у мужчины, с которым мы с некоторых пор по-взрослому «встречаемся». Мне надо срочно одеться и не переводить формат наших «честных» благородных встреч в нечто плотское, похабное и низменное. Быстро натягиваю спортивную куртку, своим нижним краем доходящую мне до середины бедра. Подкатываю длинные рукава, расправляю завернувшийся за ворот капюшон, дергаю сумУ-карман.

— Что ты хотел? — теперь под нос бухчу, пока расстегиваю молнию на мокрой юбке.

— Ты будешь черный чай или зеленый? — спрашивает о таком вполоборота.

И все? О банальном пустяке мог бы снизу, сюда не поднимаясь, крикнуть. На слух ведь я не жалуюсь, тотчас дала бы знак о пожеланиях, ответив на простой вопрос.

— Отвернись! — замечая его движение, рявкаю, что есть моей слабой силы. — Это грубо и бесцеремонно! Очень нагло, Ярослав! Что за долбаные игры?

— Отнюдь!

Отнюдь? Он не согласен? Пытается протестовать? Обалдеть! Порядочность так и прет, почти из всех щелей. Да это откровенная беспардонность, конченая наглость и бесцеремонность. Судя по его недовольному тону и неспешным действиям, можно утверждать, что он как раз таки не против на все мое «исподнее» смотреть.

— Что? — прищурившись, зло вытягиваю губы. — Я сказала…

— Я толком ничего не увидел, Даша. Ты можешь быть спокойна за свою неприкосновенность от меня.

Утешил, ей-богу! Скатываю узенькую юбку, быстро наклоняюсь и переступаю через образовавшийся тряпичный влажный валик, шустро перебирая ногами. Да-а-а-а, «рыбка золотая»! Трусы твои промокли насквозь, словно хиленькие плавки экстравагантного купального костюма, а я непрофессиональная пловчиха, внезапно переплывшая Тихий океан, словно от мужского домогательства скрывалась. Только женских неприятных проблем мне не хватало от сырого нижнего белья. Снять оставшуюся часть и высушить? Или потерпеть — пусть между ножек позудит, затем замерзнет, встанет колом, потом заплесневеет, а на финал эпично зацветет и щедро вскроется сине-зеленой порослью? Заболеть и полечиться? Или проявить сознательность — отбросить гордость, повзрослеть и не кичиться неприступностью, которой с восемнадцати лет в помине нет?

Сознательность, я сейчас серьезно? Откровенный флирт и танцы под ливневым дождем — великолепная демонстрация моего угрюмого настроя, да я сама разумность и осознанность. Эх, была не была! Запускаю большие пальцы под эластичный пояс кружевного белья, оттягиваю ткань и освобождаюсь от трусов. Вот это да! До сегодняшнего дня никогда в гостях так быстро, а главное, под надзором хозяина гостеприимного дома не оголялась. Периодически посматриваю на спину Ярослава, быстренько натягиваю заранее приготовленные спортивные штаны, завязываю потуже пояс, закручиваю поворозки в огромный бантик, а справившись, громко выдыхаю:

— Я все! Можешь поворачиваться.

Упрашивать не надо — он тут же возвращается лицом ко мне.

— Теперь, пожалуй, я? Не возражаешь? — сально ухмыляется.

Издевается?

— Да ради Бога! — вздернув подбородок, выбираюсь из шкафа. — Чай уже готов, я так понимаю? Куда мне идти?

— Ну что ты! — округляет глаза. — Я только поставил воду.

— Очень долго возился, а всего лишь воду залил и огонь, как древний человек, развел? — хмыкаю, походя задеваю его своим плечом. — Переодевайся, я вниз спущусь. Можно?

— У меня электрочайник, кумпарсита. А что за тон? — своей искусственной рукой прихватывает мои дергающиеся пальцы. — Не возражаю, если здесь побудешь. Подвиг повторишь и отвернешься — проблем не будет.

Торможу и резко останавливаюсь, опускаю взгляд — рассматривая наше переплетение, краснею сильно и смущаюсь.

— Я не люблю, когда за мной подсматривают, Ярослав. Как и все здоровые люди, я полагаю. Это подло! Исподтишка, например, — шепчу, следя за тем, как бережно своими неживыми пальцами он перебирает мою кисть. — А вот это приятно, — зачем-то говорю об ощущениях от того, что он делает с моей рукой, жмурюсь от удовольствия и тихо добавляю, — даже очень. Теплый материал и не царапает кожу.

— Тебе не больно? — бережно перехватывает мою руку.

— Нет.

— Мне трудно свою силу рассчитывать, — объясняет мне, как несмышлёному ребенку. — Я не слишком сжимаю тебе кисть?

— Нет, — пытаюсь выпутаться из его захвата.

— Не уходи, — краснея шепчет, — останься здесь.

— Я не ухожу. Вещи не высохли.

И не только! Неединственная причина, если честно. Чего душой кривить, вилять хвостом, меня чрезвычайно заинтересовали его фотографии. Необычный вернисаж!

— Ты не возражаешь, если я, — обвожу свободной рукой комнату, — посмотрю.

— Нет.

Ярослав, наконец-то, отпускает, а я отхожу в сторону, демонстрируя мужчине очень неуверенную, пошатывающуюся от не по размеру подобранной одежды походку…

— Даша, подожди! — отвернувшись, вдруг останавливает меня.

Выполняю просьбу и замираю. Глубоко дышу, считая пульс и контролируя слишком громкое сердцебиение. Стою и чего-то жду. Подойдя к своему шкафу, пошурудив здоровой рукой в выдвижных ящиках, Ярослав вытаскивает оттуда комок чего-то непонятного. Ниточный клубок? Он сейчас серьезно? Начнем вязать?

— Теплые носки, Даша, — направляет руку ко мне, предлагая взять их. — Армейские.

— Спасибо, — рассматриваю то, что он мне подает.

— Позволишь? — мужчина приседает и становится на одно колено, затем поднимает нижний край моей штанины.

— Я… — теперь не знаю, что ему сказать. — Ты хочешь…

Не произнося ни слова, он обхватывает мой подъем, отнимает стопу от пола и устанавливает себе на колено. Проводит пальцами по пульсирующим ярко выступившим венам, слегка придавливает сосуды, улыбается и гладит кожу.

— Очень маленькая нога, — тихонечко смеется, — как у ребенка.

— Это неуклюжий комплимент, — вздергиваю свой подбородок, ставлю руки на пояс и верхней половиной тела слегка откидываюсь назад. — Звучит не очень, Ярослав. Срочно откати назад. Сравнение «как у ребенка» крайне унизительно для взрослой, давно не юной, женщины, — с надменным видом уточняю.

— Да, именно, — абсолютно не стесняясь, подтверждает. — У тебя тонкая и нежная кожа, сейчас к тому же прохладная, такой себе миниатюрный размер. Твой магазин — «Детский мир», по-видимому, небольшой отдел с обувью для малышей?

Огреть его по голове, пока он у моих ног развешивает топорную херню для полоумных крошечек, или проигнорировать вниманием и прямиком своим коленом зарядить в его, по всей видимости, не мальчишеский пах? Такой себе задел на будущее, на очень взрослые и честные отношения.

Посмеивается, смешно сопит, раскручивая носки, а справившись с поставленной простой задачей, один натягивает мне на ногу.

— Словно всю свою жизнь этим занимаешься? — язвлю, подмигивая.

Он ничего не отвечает, лишь молча поправляет невысокое голенище. Гладит щиколотку, вытягивает подъем — сочно наслаждается представленной картиной.

— Ну как, порядок? — вскидывает на меня свой взгляд, сверяясь обыкновенными словами с моими ощущениями.

— Спасибо.

Действительно, тепло — не обманул!

Снимаю ногу и ставлю ее на пол.

— Давай вторую, — несильно бьет ладонью по своему колену и ждет, пока я выполню то, о чем он просит. — Крутой подъем, кумпарсита, — рисует пальцем по выпуклой части моей стопы, — тонкие, но упругие венки, крохотные ноготки, — проводит пальцами по краешкам окрашенных в яркий цвет ногтевых пластин, зажимает мой мизинец и мягко тянет на себя. — Совсем миниатюрный, Даша, — смеется. — Как ты ходишь и не спотыкаешься?

— Надевай уже! — хриплю. — Наигрался?

Ножной извращенец! Ей-богу, очень поразительный мужчина!

Пока он переодевается и гордо шествует туда-сюда — из ванной в эту комнату, я изучаю каждую фотографию, развешенную на его каменной стене…

— Очень вкусный чай, — обхватив двумя руками не глубокую, зато широкую чашку, отпиваю согревающий напиток. — Жасмин?

— Я не помню, — пожимает плечами. — По-моему, черная смородина.

— М-м-м! — прикладываю свои губы к кромке и делаю небольшой глоток. — Спасибо!

— Согрелась? — улыбаясь, интересуется.

— Естественно, — гордо отвечаю.

Его спортивный костюм и теплые носки, горячий чай, душевный разговор на странной кухне и просмотр фотографий однозначно сотворили чудо и согрели мне не только тело, но и совсем недавно растерзанную душу.

— Увлекаешься фотографией, Ярослав? — отставляю пустую чашку.

— Нет. С чего ты взяла?

— А что тогда там? — кивком головы указываю на второй этаж.

— Приятные человеческие воспоминания, Даша. Там собраны только важные моменты моей жизни. Рождение сына, служба, спорт…

— Ты ведь рано женился? Я права? — задаю простой вопрос, но вижу, что с этим все же несколько поторопилась. Мой откровенный вызов в голосе, как будто издевательство, бестактен. — Если неудобно, можешь не отвечать. Я его снимаю…

— В восемнадцать лет, Даш, — перебивает и спокойно отвечает. — Обыкновенная, чересчур простая, арифметика. Если Кириллу сейчас четырнадцать лет, а мне вроде как тридцать два, то вывод слишком очевидный и напрашивается сам собой. С Викой я знаком еще со школьной скамьи — вместе с ней учились, сидели за одной партой. Она первая девчонка, у которой я увидел грудь и трусики. Так уж получилось. Она забеременела, а я сделал предложение. Глупость, видимо, и дебильное желание расстаться с девственностью до поступления в высшее учебное заведение ценой в одну очень драгоценную жизнь. Ни капли не жалею об этом. У нас есть великолепный сын. Мы с ней не долго были вместе. Всего каких-то жалких четыре года, за которые я очень редко бывал дома, рядом со своей семьей. Кирилл меня не узнавал, Даша, когда я возвращался из очередного похода. Служил и выполнял контракт.

— Там есть фотография со Святом, — перевожу не слишком, видимо, приятную тему на что-то более пространное, как правило, в этом случае на выручку приходят лучшие друзья, а через плечо показываю пальцем в том же направлении.

— Я служил с ним. Попадали вместе в передряги.

— Ты был на войне? — глядя исподлобья, еле шевеля губами, произношу.

— Это важно? — искривляет губы.

— Ты убивал людей?

— Нам нужны были деньги, Даша, — сипит, не сводит с меня глаз.

— Деньги? — удивленно переспрашиваю. — А как же спорт?

— Начинающий спортсмен без перспектив…

— Мы все с чего-то начинаем. Я думала, что у тебя… — изумленно открываю рот и вынужденно замолкаю.

Он смотрит очень нехорошим и застывшим, словно мертвым, взглядом на меня и не спешит с ответом.

— Если ты не возражаешь, я хотел бы сменить эту тему, Даша? — вдруг отмирает, через стол протягивает свою руку, касается несмело своими пальцами моей кисти, затем обхватывает и быстро переворачивает мою ладонь, уложив ее тыльную часть на стол. — Не уходи сегодня, останься здесь на ночь, предупреди своих родителей. М? Что скажешь? — выжигает нехорошим взглядом мне лицо.

— Ярослав… — шепчу, кривлюсь, пытаясь вытащить руку. — Не надо.

— Места много, — осматривает кухонное пространство. — Я лягу на диване, а ты пойдешь наверх.

— Я не могу выгнать тебя на диван, а сама…

— Все нормально, Даша, — улыбается. — Ты женщина — тебе нужно место. Я ведь не против уступить свою кровать. Без проблем.

— Нет, — вскакиваю, но той раскрытой рукой как будто застываю, неловко попадая коготком в силок. — Ты что? Отпусти меня. Ярослав?

— Хорошо, — несколько раз смаргивает и отмирает от накатившего внезапно наваждения.

— Я хочу проверить свою одежду, — без конца оглядываюсь назад, кривлюсь, снова возвращаюсь взглядом и скулю. — Пожалуйста…

— Да, — шепотом добавляет, — извини…

Он отпускает мою руку, а я отхожу от кухонного стола подальше.

Так неправильно! Без сомнения! Да и мы с ним не об этом договаривались. Это ведь простой незапланированный визит вежливости, прекрасная возможность скрасить дождливый вечер под крышей теплого дома и не более того.

«Не ищи подвоха, Даша, там, где его в помине нет» — так он говорил, когда к себя сюда приглашал. А сейчас что изменилось? Что произошло? Спровоцировала его? Какую чушь под нос бубню!

Как мелкий спринтер преодолеваю небольшое расстояние от кухни до той комнаты на втором этаже, при этом перепрыгиваю несколько ступенек, почти поскальзываюсь наверху, тут же спотыкаюсь, путаюсь в мужских штанах, прикладываюсь коленями о пол, со стоном поднимаюсь, чешу саднящие чашечки, глажу и даже сильно дую в пустоту.

— Даш, что случилось? Ты упала?

Смотрю на Ярослава снизу и вверх, и не произнося ни звука, шепчу сухими жаркими губами:

— Не подходи ко мне. Не надо. Это все неправильно. Рано, Ярослав.

— Я не подхожу… — и в самом деле делает несколько шагов назад.

Господи! Как все это глупо! Умом ведь четко понимаю, но сердцу приказать не в силах. Не могу! Я ошиблась.

«Он нормальный парень…»

«Порядочный мужчина…»

«Хороший человек…»

«Спокойный, терпеливый, вдумчивый…»

«Обыкновенный…»

«Он такой… Красивый?»

И все?

— Ты пожалеешь, «Даша», — сама себе шепчу. — Дурочка, дуреха… Глупая. Пожалеешь, пожалеешь…

«Он не женат…»

«Но у него есть сын… И что?»

«Он убивал людей… Ты этого не знаешь!»

«Он столько раз ходил по краю… И выжил!»

— Что-что? — прищуривается, одной половиной подается на меня вперед, похоже, он прислушивается к тому, что лепечу.

— Пожалеешь, пожалеешь, пожалеешь… Ничего не выйдет. Невозможно! — шепчу, вращаясь вокруг себя. — Не выйдет, все зря. Так не бывает…

Вся обстановка перед глазами расплывается, предметы поднимаются и вращаются вместе со мной. Что это такое? Он мне подсыпал что-то в чай? Мне показалось, что у напитка был очень странный привкус. Я ведь у него спросила:

«Очень вкусно, Ярослав. Это жасмин?»,

а он мне что ответил?

— Не уходи! — Ярослав силой останавливает мое вращение. — Слышишь? Перестань. Не трону, пока сама об этом не попросишь. Даша?

Стараюсь сфокусировать свой взгляд. Вглядываюсь в его лицо, пытаюсь даже улыбнуться.

Хороший? Хороший? Или снова мимо, а я, как по накатанному, в тысячный раз в заключении ошиблась?

— Прошу! — всхлипываю и тут же вешаюсь к нему на плечи.

— Ты… — отстраняется от меня.

— Поцелуешь? — руками глажу мужские скулы, мельтешу глазами по лицу, сама тянусь к его губам, целую, словно жалю, подбородок, прикусываю его нижнюю губу, оттягиваю, обнажая десны, всасываю, пропускаю мякоть между своих зубов и с чмокающими звуком отпускаю. — Поцелуй! — мычу.

— Что с тобой?

Не знаю! Я сама не понимаю…

Ярослав смелеет и перехватывает инициативу. Целует жадно, словно влагой насыщается. Ведет в порывистых движениях, действуя нагло, по-мужски. Подталкивает на огромную кровать.

— Иди сюда…

Он разворачивает нас, заваливается на спину и увлекает меня за собой. Сверху? Сверху? Он хочет так? Очень странно. Я ведь нахожусь на его груди, глазами созерцая комнатный потолок? Как это возможно?

— Что ты делаешь? — пытаюсь выкрутиться, ерзаю по его телу, пока он не фиксирует меня под грудью своей искусственной рукой.

— Тшш, успокойся. Сейчас будет хорошо.

Он гладит мой затылок, принюхивается, я чувствую, как он проводит носом по влажным волосам, затем прокладывает дорожку теплых поцелуев по задней части шеи и, наконец-то, запускает теплую мужскую руку мне в штаны.