La Cumparsita… В ритме танго

Глава 21 Горовые…

Три месяца спустя

Даша

Она ненавидит меня… Уничтожает… Испепеляет взглядом.

Я вижу, как перекатываются желваки на женских скулах, изображая прямую и обратную волну. Она психует! Да как такое вообще возможно? Похоже, эта «восхитительная» женщина постоянный клиент стоматологической поликлиники. Ха! Еще бы — так стачивать зубную эмаль, потом никаких денег не напасешься, чтобы восстановить покрытие. Значит, ей щедро платят или она на взятках строит жизнь? Шоколадом точно мзду берет. Потом, наверное, шампанское, дефицитная икра, элитный кофе или на успокаивающих травках чай? Что из перечисленного я могу ей дать?

Она ведь ругает меня… Беззвучно, но дыхание женских слов я все же ощущаю. Ни в чем себе напыщенная благоразумная сука не отказывает… Всеми мерзким словами… Откровенно поливает… Про себя… Про себя, конечно. Профессионализм и пресловутая этика не позволяют этой дамочке высказываться перед клиентками открыто. Ментально лишь транслирует:

«Глупая, глупая, глупая… Злая… Лгунья! Врешь мужу? Дрянь!».

«Ну, плюнь мне в лицо, стерва! Я оботрусь и улыбнусь! Но рыдать здесь точно никогда не буду. Ну?» — слежу за ней и мысленно высказываю пожелания. Видимо, остро нуждаюсь в том, чтобы меня не просто щелкнули по носу, но и пнули, как следует, и отшвырнули по социальной лестнице назад. Да куда уж дальше-то? Хотя… Возможно… Возможно тогда… Возможно, я приду в себя или от чего-то навсегда освобожусь или смирюсь. Значит, так провидению было надо — покорись и спокойно умирай!

— Дарья? Дарья, Вы меня слышите? — негромким, почти баюкающим голосом обращается ко мне. — Даша…

— Я Вас прошу, — шепчу и медленно двигаю губами, опустив почти в раболепном поклоне голову. — Мне нужна Ваша помощь.

— Я не вижу никаких проблем в том, чтобы…

Еще бы! Абсолютно никаких! Какое тебе дело до меня вообще? Ты развернула пациентов, как конфетки, увидела неутешительную картину в целом, латынь задумчиво произнесла, поставила диагноз, выписала назначение, с Богом отпустила, получила вознаграждение и дальше жить пошла. А что делать нам, которых ты так лихо неизлечимой хворью наградила? А-а-а-а?

Ты никогда не поймешь меня! Никогда! Мы разные с тобой, возможно, из противоположных измерений, нас разделяет не пространство и не время, за которым, как известно, не угнаться, а тяжесть неподъемных человеком персональных жизненных ошибок, через которые каждая из глупых девочек прошла.

— Скажите ему, пожалуйста… Я Вас… — сильно заикаюсь с личным предложением.

— Ничего никому не буду говорить. Это абсолютно не мое дело. Я лишь констатирую медицинский очевидный факт, Дарья Алексеевна, а отношения в семье — это личное дело каждой женщины, попавшей ко мне на прием. Вы путаете, пациентка. Здесь не социальная или психологическая служба, а врачебное учреждение.

— Скажите моему мужу, что у меня были выкидыши. Два или три, например, — намеренно путаюсь с количеством женских неприятностей. — Много, понимаете?

— Это играет большую роль? Есть давным-давно сложившаяся патологическая ситуация, Дарья Алексеевна. У Вас колоссальные проблемы с зачатием, — она откидывается в своем рабочем кресле, скрещивает руки, обняв себя за плечи, слегка насупив брови и прокручиваясь на месте, продолжает говорить. — Проблемы однозначно есть! Об этом в Вашей карточке понятно и доступно для специалистов все написано. Вы требуете от медицины невозможного…

Пока я требую кое-что персонально от тебя, тетя! Всего лишь… Откровенную мелочь… Одолжение, не стоящее выеденного яйца… Долбаный пустяк!

Я умоляю солгать! Неужели это тяжело и неподъемно для этого врача в такой же «юбке», как у меня. Прошу ее солгать моему мужу ради сохранения нашей семьи! Я бы убила за счастье Ярослава, за его здоровье, за его спокойствие, за его прекрасную улыбку, за добрые глаза, за участие, за любовь, за секс с ним, за подаренную ласку, за мужское милое внимание, но сейчас, увы, не мне решать.

— Пожалуйста, скажите Ярославу, что я была беременна, — громко сглатываю и безобразно икаю. — Извините меня! Прошу прощения… — сама себя перебиваю, тянусь за любезно предложенным этой женщиной стаканом с водой. — Спасибо, — отпиваю, а затем по-детски вытираю губы тыльной стороной своей ладони. — У меня был выкидыш от Ярослава. Скажите, что…

— Допивайте воду и покиньте кабинет, Дарья Алексеевна, — уперевшись в стол ладонями, верхней половиной своего тела грозно подается на меня, — прием на сегодня окончен! Я хотела бы попасть домой.

«Даша, я уже подъехал, на месте, на первом этаже. Прохожу регистратуру, обхожу красивых дам. Куда сегодня идти, в какой кабинет? Где твой врач сидит? Сориентируй…» — пустым, холодным по подаче, но совершенно не чужим по содержанию, мобильным сообщением муж выдает поток вопросов.

— Помогите мне, я Вас очень прошу, — не своим голосом с застывшим взглядом в пол произношу. — Я не могу ему признаться в…

Поднимаю голову, смотрю на ни хрена не выражающее женское лицо напротив меня, вглядываюсь в напряженные мышечные линии, считываю мимику, зеркалю ее вид, жесты, даже лицевые судороги, отчаянно ищу поддержку, взываю к слабому сочувствию у той, которая — да-да, я не ошиблась в первом выводе — откровенно ненавидит меня.

— В чем? — прищуривает злые глазки врач.

Мразь! Мразь! Мразь! Ты же знаешь! Заставляешь вслух произнести? Я не могу иметь детей с любимым мужем из-за тяжелого аборта и нагрянувших по стандартному врачебному протоколу, неблагоприятных для будущего материнства последствий, о которых меня тогда неоднократно предупреждали в мои лихие, непослушные, упрямые, задуренные, беззаботные, амбициозные, красивые, счастливые восемнадцать лет!

«Будь ты проклят, Карим Назин, и твой глупый жалкий выбор, сделанный тогда не в мою пользу» — про себя смеюсь, испускаю желчь и проклинаю на чем свет стоит козла, из-за которого я, сама того не желая, жестоким образом обманываю Ярослава. Ненавижу Назина и его притянутые глубокомысленные решения. Он мудрее, потому что старше на три года или потому что он мужик и был не готов к такому, о чем я не хотела или постеснялась в то время говорить? Я не рассказала о ребенке и не каюсь в этом! Исповеди не будет никогда! Достаточно того, что я два года назад в его машине произнесла. Знаю и уверена, что меня за это запросто можно простить. В конце концов, а если тогда, четырнадцать лет назад, я просто не осознавала всю серьезность положения, мечтала об успехе, предчувствовала «золото» на предстоящем чемпионате, воображала свой экстаз от признания публики, да полагалась на любимый наш «авось», или откровенно не понимала, как сказать своему парню о том, что глупо залетела, что абсолютно не готова стать матерью, когда передо мной маячили другие перспективы — известность, слава, деньги, что боялась осуждения, наконец:

«Плясунье только жалких восемнадцать лет! Куда смотрят ее очень уважаемые родители? Беда-беда! Отец порядочный мужчина, мать спокойная и милая женщина, там еще одна соплюшка подрастает. Куда скатывается эта целомудренная семья? Болото и разврат! Хорошо, что дед с бабкой не дожили до жуткого позора, которым старшая шаболда покрыла себя!».

Еще одна причина? Пожалуй! Я до чертиков боялась разочаровать свою семью… Приняла тяжелое решение, тем самым наказав себя, чтобы проучить себя, или чтобы все заново начать. А если я уже тогда искала Ярослава, который…

«Где ты был тогда, любимый муж? Я ведь искала тебя!» — зачем-то спешно отправляю бессмысленное по содержанию сообщение Горовому, от которого — я точно знаю — он застынет шагом в каком-нибудь больничном коридоре, а я выиграю еще пять минут наедине с этой жестокой, неподкупной и не знающей сочувствия ко мне женщиной. Кто она такая? Не смеет стерва обвинять меня.

Сейчас я радуюсь и очень счастлива оттого, что Карим ошибся с подходящей партией:

«Ха-ха, хи-хи, да так ему и надо! Слизняк для сильной женщины — не пара!».

А я была сильна! Сильна и мужественна, а еще мудра! Я, видимо, каким-то странным образом знала, что Карим не тот, он не моя Судьба! Знала, знала, знала… Я предчувствовала, что он никогда… Никогда… Господи, как доказать-то глупое, притянутое предположение? Но он, Назин, никогда не выбрал бы меня! Карим бросил, бросил, бросил… И это полностью его вина! И только! Да!

Мудра? Сильна? Мужественна? Амбициозна? Обыкновенная девчонка — обманутая парнем и собою. Тогда, четырнадцать лет назад, я была абсолютно не права. А сейчас упорно, с пеной у рта, пытаюсь унизить Назина, превратив его в чудовище и ненасытного на плотское кобеля, слезами, просьбами, поклонами подкупить надменного врача, обмануть мужа, сохранить семью и обелить себя? Похоже, в этой ситуации жуткое чудовище — только Я!

Никак не получается определиться с тем, что произошло четырнадцать лет назад? Что-то беспокоит? Видимо, в восемнадцать выбор оказалось прощу сделать, чем в тридцать два признаться, что сглупила, ошиблась и… Господи-и-и-и, как я отчаянно желаю отмотать всю жизненную кинопленку назад! Поставить на паузу, например, замедлить ход воспроизведения, где-то промотать, не всматриваясь в неприглядную картинку, а что-то, затаив дыхание, прослушать, не отнимая ладоней от своего лица.

Сейчас! Именно сейчас, если бы мне сказали, что я случайно залетела от мужчины, который мне хоть капельку небезразличен, который вызывает небольшую бурю эмоций, будоражит кровь, с которым просто хорошо, с которым я сплю в одной кровати, пусть и по графику, без наслаждения, просто отдавая свой женский долг, который проявляет ко мне участие, держит за руку, заглядывает в глаза, что бы я предприняла?

Я не пошла бы на омерзительный поступок, которым в восемнадцать необдуманно наградила себя!

«А если все это вслух произнесу, она поможет, посочувствует, соврет для меня?» — цепляюсь за последний шанс, как за спасительную соломинку.

Тону в болоте лжи и медицинских неприятностей и ни одна бездушная скотина не бросит мне спасательный круг. И я опять одна?

Врачиха точно издевается! Злорадствует надо мной? Бесится, лютует и смеется недоразвитой каргой? Не признает таких ошибок или ей, действительно, профессионально «все равно»!

— Я не сказала мужу о причине, по которой не могу иметь детей. Зато я тщательно и скрупулезно сдала кучу бесполезных анализов, мазками засорила каждое медицинское стекло, я стала постоянным клиентом этого заведения. Скажите, пожалуйста, клиника плюшки в виде скидок, промо, бонусов, гинекологических зеркал с платиновым напылением, например, не выдаете таким, как я?

— Покиньте кабинет, Дарья Алексеевна. Успокойтесь и поговорите с мужем без глупых истерик. Спокойно! Не старайтесь выбить из него сочувствие, а вместо этого предложите конструктивное решение. Время двигаться вперед и не терять его необдуманно, легкомысленно. Я рекомендую паре альтернативное решение…

«Хрен тебе, стервоза! Этого не будет никогда!» — непроизвольно скалюсь и стряхиваю оторопь. Мне не нужны альтернативы… Для Горовых — только лучшее, только первое, только призовое! Мой муж получит своего ребенка, если ты мне сейчас поможешь. СУКА!

— Вы понимаете, о чем я говорю? — она вытягивает шею, как змея, надменным взглядом больно сканирует меня.

— На протяжении двух месяцев Ярослав бродил со мной по каждому кабинету, — не обращая на ее посылы должного внимания, продолжаю говорить, — муж терпеливо сидел со мной на ультразвуке, держал за руку, когда из меня в очередной раз выкачивали кровь, с серьезным видом слушал гомеопатическую ересь, которой нас сочно потчевали в навороченной аптеке. Наши отношения…

— Покиньте мой кабинет, Дарья Алексеевна, — врач поднимается, резко оттолкнув коленями свое кресло, обходит стол и становится передо мной, взирая с высоты «своего полета» на мои о чем-то нехорошем просящие ее глаза.

— Он, Ярослав, мой муж, сейчас сюда придет, а Вы, — торможу слова, и вместо звукового сопровождения забрасываю на колени свою кожаную сумочку, широко раскрываю ее и достаю оттуда увесистую пачку, резким движением с характерным номинальным стуком опускаю сверток на ее стол и мягко, но очень быстро, почти интеллигентно, убираю руки, а подбородком указываю тетке, что это исключительный подарок от нашей пары для нее, — за некоторое вознаграждение поможете мне выиграть то самое время, которое мы, по Вашему профессиональному мнению, легкомысленно теряем. Я хочу последний шанс! Вам слышно? Если угодно, это моя последняя попытка! Мне тридцать два, ему тридцать четыре, у нас хорошая семья и нежные отношения, регулярная половая жизнь, мы не устали друг от друга. Оба любим секс, занимаемся им, играем, открыты для нового, слушаем тела, просто наслаждаемся. Мы до сих пор влюблены и счастливы. Возможно, этого недостаточно! Объясните, как сделать правильнее, лучше, результативнее, наконец. Не мне — ему! Я выдержу то, что Вы предложите, потому что готова ко всему. У меня хорошие гены, а я способна на многое, привыкла добиваться — издержки профессионального танцевального прошлого. Только, Бога ради, никаких альтернатив и телок-инкубаторов, которых бы мой муж мог оплодотворить. Не хочу об этом знать. Подберите позы, наконец. Вы же врач! Не верю, не верю, что на сегодняшний день квалификация специалистов не подросла. За деньги можно все! Здесь много, я сняла всю наличность, которой располагаю. Мои сбережения! Все законно — я ничего и ни у кого не украла. Вы меня слышите?

Обворовала исключительно себя. Неисправимая рецидивистка я!

— Уберите это! — вытянутой рукой показывает на деньги, бумажным столбиком с тоненькой резинкой посередине стоящие на ее рабочем столе.

— Нет! — мотаю головой. — У меня одно желание…

— Даша-Даша, — она присаживается передо мной, берет мои руки, сводит их лодочкой, мягко потирает и потряхивает нашу сцепку, — так ведь это не работает.

— Все любят деньги! — гордо вскидываю голову. — Я плачу Вам, а Вы помогаете мне.

Вижу, как стерва приоткрывает рот в желании что-то мне еще сказать, но ее намерение прерывает негромкий стук в дверь.

Это мой муж? Ярослав все-таки нашел меня? Господи, как он сильно вляпался с этой чертовой женитьбой на бесплодной жучке! Тогда, два года назад. Я ведь не хотела! Предупреждала! Даже вырывалась, билась и кусалась! Я пыталась отказаться, но его желание, его внимание, его глаза, да сам он… Я полюбила Горового, наказав прекрасного человека собой.

— Это Ярослав! — дергаюсь и поворачиваю голову в сторону двери.

— Он не войдет, она заперта, Даша. Это же кабинет гинеколога-эндокринолога. Здесь с этим строго! Деньги заберите, пожалуйста.

— Нет! — вырываю свои руки, вскакиваю и отхожу в сторону, вжимаясь в стену с поучительными плакатами своей спиной.

«Дашка, не смешно, рыбка! Скажи номер кабинета, пожалуйста» — муж присылает еще одно сообщение и эмодзи — умоляющий о ласке и дебильной милости ручной жест.

«Сто двенадцать» — вслепую набиваю номер и быстро отправляю свой ответ.

— Я хочу выйти, чтобы встретить мужа, — отвернувшись от врача, смотрю на пока еще закрытую дверь. — По-жа-луй-ста, — последнее по слогам шепчу и все же смахиваю слезы, которые не хотела показывать этой грозной тете в белом халате с розовыми вставками и танцующими слониками, которые выпускают из толстых, но коротких хоботков цветные мыльные пузыри. Невиданные звери запечатлены по краям ее медицинской тряпки. Что за бред? Сколько этой врачихе лет?

Стоп-стоп! Она ведь работает с беременными и роженицами, ей нужно соответствовать моменту. Считается, что розовый, дебильно поросячий, глупый женский цвет прекрасен и действует умиротворяюще для оплывших околоплодными водами прекрасных, вскрытых жиром материнства, дам. Ненавижу их всех! Мерзостные неповоротливые сучки! Проклинаю, проклинаю, проклинаю, жутко истекаю кровью, захлебываюсь яростью и беззвучно об одном искривленным ртом прошу:

«Так же, как они, хочу!».

Завидую хорошим, порядочным и нежным женщинам, хочу такую же жизнь, при этом оскорбляю, желчь щедро источаю, желаю гадостей, проклятиями, как конфетти, головы девчонкам обсыпаю. За это и наказана! Дурочка-Смирнова, Горовая Даша! Сегодня вот добавила еще один тяжелый грех — купить решила счастье, возможно, опылиться счастьем и по мановению волшебной палочки стать беременной коровой. А почему бы нет, раз сбережения есть!

Да уж! Не видать мне радости материнства, как своих ушей, сейчас горячо пылающих, видимо, от потока брани, сопровождающей в поисках меня по коридорам клиники, обеспокоенного Ярослава.

Врач глубоко вздыхает, спокойным шагом направляется к выходу, а затем затертым, выученным назубок движением, почти не глядя на замок, быстро прокручивает ключ и открывает дверь. Я свободна? Пусть ненавистница не обольщается. Это ненадолго! Надеюсь, ей хватит мудрости и профессионализма убрать предложенные мной за сегодняшнюю специальную консультацию деньги. Я вернусь сюда всего через несколько мгновений не одна, но вместе с мужем. Пусть подготовит речь, проспекты, буклеты и покажет какой-нибудь наглядный материал, когда сюда войдет мой Ярослав.

Я же вылетаю пулей из сто двенадцатого кабинета и, зажмурив глаза, мгновенно застываю в полутемном коридоре. Прислушиваюсь к щелчку с той стороны замка, перестаю дышать, затем медленно поднимаю веки и, осмотревшись по сторонам, взглядом вжимаюсь в темноту, пытаясь отыскать фигуру Ярослава, среди небольшого количества блуждающих человеческих разнополых масс.

— Привет! — подкравшись ко мне со стороны, аккуратно трогает за локоть, целует в щеку, а лбом утыкается в скрытое легким пиджаком мое плечо. — Нашел! Горовая…

— Привет! — поворачиваюсь к нему лицом, обнимаю щеки, пальцами очерчиваю скулы и, поднявшись на носки, в легком поцелуе трогаю горячие мужские губы.

— Как ты? — на ласку отвечает, с беспокойством или все-таки вниманием заглядывая мне в глаза.

— Все хорошо. Доктор ждет тебя.

— Отлично, — через мое плечо рассматривает дверь в кабинет. — Идем?

— Ярослав, — щекой прикладываюсь к его груди, — ты на сегодня уже все, освободился?

— Да, конечно, — придавливает подбородком мой затылок, сильнее прижимая меня к себе. — Рыбка?

— М? — еложу своей кожей по мужской рубашке.

— Что произошло? Ты чем-то расстроена или что-то хочешь сообщить? Все нормально? Плакала?

Руками обвиваю его шею, заставляю Ярослава склониться еще ниже и подставить свое ухо, чтобы я смогла кое-что сказать. Надеюсь, это правда, а я не лгу! Не могу больше врать, тем более ему, чересчур запутываюсь и почти в муках умираю.

— У меня овуляция, любимый муж, — шепчу в подставленное ухо. — Сегодня очень благоприятный день для зачатия ребенка…

— Дашка-а-а-а, — облизывает мне щеку, — зачем сейчас сказала?

— Чтобы ты знал, — прикусываю мочку и старательно обвожу языком ушную раковину Ярославу.

— Не уверен теперь, что внимательно буду слушать твоего врача.

Ее буду слушать я, за нас двоих! Ему не стоит переживать.

— Хочешь, включим диктофон, запишем ее голос и будем заниматься любовью под ее профессиональный рассказ с интимными рекомендациями, подготовленными специально для нас, — выкатываю предложение, не прекращая ласк.

— Бля-я-я-я-ядь! — муж сильно обмякает. — Ты что творишь? А-а-а?

— Не выражайся, грубиян, — легко щипаю его за бок и мягко отстраняюсь. — Сейчас вот поговорим, все обсудим с врачом, выслушаем предложения, а потом… — замедляюсь с окончанием предложения.

— Домой? — Ярослав заканчивает за меня.

— Как скажешь! — подмигиваю, развернувшись и взяв его за живую руку, становлюсь с ним рядом, плечом к плечу.

— Идем? — он смотрит на меня и ждет, похоже, одобрения, которое я одним движением ресниц нам даю.

Аккуратно стучусь в дверь, при этом играю взглядом с мужем, медленно облизываю губы, приоткрыв свой рот, плавно провожу рукой по шее, запускаю палец в глубокий разворот своей блузки, ногтем снимаю третью от начала пуговицу с петель и демонстрирую кружевной лифчик Ярославу.

— Пизде-е-е-ец! — шипит, краснея.

— Завелся? — закусываю нижнюю губу, а он сильно сглатывает, щурит взгляд и почти облизывается, как оголодавший кот, заметивший блюдце со сметаной, оставленной очень недалекой, вероятно, нерачительной хозяйкой.

— Войдите! — негромкий женский голос не дает ему ответить, зато приглашает нас внутрь пройти.

— Добрый день!

Врачиха из стороны в сторону прокручивается в своем кресле, уложив локти и кисти на подлокотниках. Заметив нас, ровняет спину, наверное, ногами семенит по полу, затем широко расставив руки на столе, зацепившись пальцами за противоположный край, с усилием подтягивается ближе.

— Присаживайтесь, — она кивает на два стула, стоящих перед ней, напротив окна.

Посматривая друг на друга, подходим ближе и синхронно, абсолютно не сговариваясь, усаживаемся перед серьезным, сосредоточенным врачом, который то и дело — я все четко подмечаю — нехорошим взглядом, словно скальпелем, разрезает мою кожу.

Мы слишком долго говорим… Очень-очень-очень! Я к такому повороту оказалась совершенно не готова, зато у Ярослава к медицинскому светилу заготовлен тысяча и один вопрос. Как оказалось… Кто бы мог подумать?

Его интересует все! Похоже, мой любимый муж решил лишь за один визит к женскому врачу узнать всю половую биографию своей жены. Досконально и в пикантных подробностях. Он мягко и с улыбкой спрашивает о причинах — врачиха весьма искусно или все же профессионально и тактично уходит от конкретных, в чем-то нехорошем обличающих меня ответов. Я непроизвольно хмыкаю и предполагаю про себя:

«Деньги все же помогли! Нет абсолютно честных — есть те, которые не определились по цене!».

Рада, что с этой женоненавистницей мы все-таки нашли какие-то, пускай финансовые, точки соприкосновения. Я даже расслабляюсь и откидываюсь на спинку стула.

«Давай-давай, чеши, родная, языком… Отрабатывай свой гонорар, приспи мужскую бдительность и влей откровенную херню в уши моего чудесного мужа. Дай нам шанс… Дай сейчас, когда он, кровь из носа, нужен!» — хищным взглядом исподлобья, не произнося ни звука, эту бабу заклинаю.

Когда закончим здесь, поужинаем в городе, погуляем по сентябрьским знакомым с детства улицам, вернемся удовлетворенные и счастливые к себе домой, а там… Пусть он берет меня, как ему заблагорассудится, и столько раз, сколько посчитает нужным. У меня ведь овуляция.

Это все серьезно? Женская фертильность? Окно возможностей? Пресловутые безопасные дни? Овуляция? Ха-ха! Да я вообще не знаю, когда она в последний раз у меня была, ведь у меня с четырнадцати лет стабильные и непрекращающиеся проблемы с менструальным циклом. Думаю, что точный срок не скажет этот верный клятве Гиппократа гинеколог; я и залетела тогда, потому что опрометчиво не обратила внимание на критические дни, вернее, их привычное для меня отсутствие. И эту тайну тоже знает этот врач! Я для этой стервы, как раскрытая книга, которую внимательно читает-перечитывает мой Ярослав.

— Я указала назначения для Вашей жены. На рецептурном листе все расписано. Думаю, что нужно будет сдать еще несколько анализов на совместимость в паре, на инфекции, на зеркало гормонов — Вам и Вашей супруге. Следить внимательнее за циклом, не забывать о регулярных посещениях врача, проводить профилактические меры. Половые отношения не противопоказаны. Наслаждайтесь семейной жизнью. Все будет хорошо! — смотрит стерва на меня, а на последнем пожелании еще и скалит до жути ровные и белоснежные зубы.

Они люминесцируют или я галлюцинирую? Я тяжело больна? Ее отбеленные зубы ищут стробоскоп? А мы с мужем находимся на задрипанной дискотеке? Дать бы этой стерве по губам и стереть с лица глупую ухмылку. Я стискиваю руки в кулаки и ими же проглаживаю стрелки на узких брючках:

«Удавлю, удавлю, мерзавку…».

— Спасибо! — Ярослав возвращает ей приветливую улыбку и задает последний, я надеюсь, на сейчас вопрос. — Первичное бесплодие…

— Не приговор! — грубо перебивает мужа. — Сегодня — тем более! Не приговор — я еще раз это повторяю. К тому же, есть альтернативные варианты завести ребенка, — вворачивает свое рационализаторское предложение.

«Закрой рот!» — приказываю этой твари взглядом — «Иначе я его тебе пальцами сожму!».

— Что Вы имеете в виду? — муж устанавливает согнутые в локтях руки на своих широко расставленных коленях, подпирает сцепкой из живой и искусственной пятерни свой подбородок и прислушивается к бесполезным советам блядского врача.

Еще раз прокручиваю в голове угрозу, повторяю мантру, отдаю безмолвный приказ:

«Заткнись же, сука! Удавлю! Помни, стерва… Я ТЕБЕ ПЛАЧУ!».

— Нам пора, — прикасаюсь к мужскому плечу.

— Даш? — Ярослав обращает свое задумчивое лицо ко мне. — Погоди…

— Обсудим в следующий раз? Вы не возражаете? — врачиха предлагает. — У меня закончился слишком длинный рабочий день. Я хотела бы отправиться домой к своей семье.

Похоже, докторша пришла в себя и вспомнила про не до конца освоенный гонорар? Вот и отлично! А я, как тот беременный слон на ее медицинской одежде, этим всем довольна!

Дрянь, дрянь, дрянь! Знаю ведь, что женщинам нельзя доверять. Все время нужно контролировать процесс и следить за тем, чтобы некоторые сильно жаждущие и ратующие за правду не влезли со своим «самоваром» к «божьим одуванчикам» в супружескую постель.

Муж поднимается, спокойно выпрямляется, с высоты своего роста смотрит на меня и ласково улыбается:

— Едем, кумпарсита, домой? Отпустим твоего врача. Извините нас, — обращается к ней.

Ура, наверное! Можно выдыхать? Я положительно киваю и ему подмигиваю — уже, по-видимому, флиртую и разгоняю нашу длинную прелюдию, которая закончится на втором этаже нашего дома, вгоняющего в бешенство мою семью, особенно отца. Хотя, честно говоря, мать Ярослава, моя любимая свекровь, тоже не в восторге от того, где мы квартируем вместе с маслкар. Талдычат предки в унисон, но на несколько мужских и женских голосов:

«У вас же семья, а в скором времени появятся детишки. Детишки, детки, детвора… Дети, так нельзя!».

— Дарья Алексеевна, я хотела бы Вам кое-что сказать наедине, — врач останавливает исключительно меня.

Мало денег? Бюджет непозволительно растратила? Слишком много кликов, мало переходов, выхлоп нулевой, а Ярослав своим полноводным потоком вопросов истратил весь лимит на день? Ставки слишком высоки, и бабенка просит больше? Нехотя поворачиваюсь и выпускаю руку мужа.

— То есть? — прищуриваюсь и шиплю.

— Даша, я подожду тебя в коридоре, — Ярослав, похоже, сам того не понимая, выручает меня. Он берет мой снятый с плеч пиджак, маленькую сумочку и спокойно направляется к двери.

Мы молча ждем, пока за ним она закроется. Плотнее и еще плотнее — без просветов и щелей! Тихий стук полотна и клацающий щелчок замка являются «симптомами» того, что мы с ней, наконец-то остались наедине. Я отмираю и тут же занимаю угрожающую стойку. Я буду нападать и защищаться. Готова биться с ней не на жизнь, а насмерть. У нее не выйдет влезть в мою семью своими альтернативными методами репродуктивного процесса. Я не верю ни в усыновление, ни в суррогатный бизнес, ни в долбаную психотерапию, согласно которой «бесплодие — психосоматическая проблема, закономерная реакция на травмирующее женскую составляющую событие», ни в иглоукалывание, ни в йони-массаж, ни в тантрический или задуренный какой-нибудь иной религией, щадящей женскую вагину, секс. Сейчас я верю, как бы пошло это ни звучало, лишь в эрегированный мужской надежный член, которым Ярослав от всей души потыкает в меня. Полный доступ предоставлю, раскрыв призывно ноги, демонстрируя нутро — «Бери!».

— Что Вам надо? — скриплю зубами, наступаю и угрожающе рычу.

С глубоким вздохом женщина открывает верхний ящик своего стола и вытягивает ту самую пачку шелестящих бабок, которой час назад я щедро одарила ее возможное молчание.

— Забирайте! — сипит сквозь зубы.

— Не возьму! — скрещиваю руки на груди, отставляю зад и вскидываю дергающийся от периодически накатывающего эмоционального прихода острый подбородок.

— Вам точно пригодятся, когда будете покупать любовь, внимание, порядочность мужчины, которому врете, не моргая. Вы дышите и выдаете чес, которым по-королевски наслаждаетесь… Стремитесь к идеалу и непогрешимости, Дарья Алексеевна? Трудности — это не про вас?

Ах ты ж… Блядь!

— Осторожнее! Выбирайте выражения и сдерживайте тон. Вы не имеете права… Я не вру! Не вру! Не вру! — плюю словами ей в лицо.

Недоговариваю! Такая формулировка меня вполне устраивает. Я недоговариваю Ярославу, потому что стыжусь рассказать о том, как я глупо — однозначно глупо — поступила несколько лет назад. Я уничтожила нежеланного, но неповинного в своем зачатии, ребенка в свои лихие восемнадцать лет. В том возрасте, когда мой Ярослав смело стал отцом и женился на недавно ставшей мамой во второй раз счастливой, безусловно, но почему-то постоянно плачущей Виктории.

— Не имею! Вы совершенно правы, но, — она отходит от стола и упирается ягодицами в подоконник, — не приходите больше ко мне. Как пациентка Вы мне не интересны. У Вас первичное бесплодие — подтвержденный факт, Даша, но не у него, — кивает и указывает мне на дверь, за которой меня ожидает Ярослав. — Вам нужно, как можно быстрее, решить этот вопрос. Повторяю в сотый раз, Вы теряете драгоценное время. Лечение даст свои плоды, но позже. Возможно…

— Никогда? — хриплю, сильно сдерживая полный голос.

— Поговорите с ним, — она швыряет сверху денежного свертка блестящий, переливающийся яркими красками, глянцевый буклет. — Здесь представлен список детских домов, возможные варианты усыновлений, вплоть до предварительной опеки, так называемого спонсорства…

— Спонсорства? — лепечу за ней. — Как для животных?

— Не передергивайте и не глупите. Я разговариваю с Вами, как с обыкновенной женщиной, попавшей в неприятную ситуацию, но больше не являющуюся моей пациенткой. Довольно! Я люблю свою работу, а Вы опошляете своими действиями профессию врача.

— Дома для содержания брошенных детей? Сиротские, что ли? — на автомате чушь вещаю. — Щенки, бьющиеся за горшок и миску с кашей… НИКОГДА!

Б/у или секонд-хэнд для нищих?

— Здесь, — кивком указывает на буклет, — собрана первичная информация о процедуре и даны контакты кураторов. Почитайте, выберите, свяжитесь и договоритесь о встрече. Попробуйте! Возможно, это то, что нужно! Есть и груднички, и повзрослевшие ребята… Дети — это дети, среднестатистические малыши. Ваша улыбка, тепло, ласка, плюс искреннее внимание и безоговорочная любовь впоследствии — все это в совокупности стопроцентно даст великолепного, здорового, психически и физиологически, полноценного человека. Вы сделаете благое дело не только для себя, но и для него. Адреса домов малютки, детских домов есть на развороте. Любая категория — отказники в родильных домах по соглашению с горе-мамочками, детки, лишенные опеки собственных родителей. Вам нужно ознакомиться с информацией… Даша?

Плешивые шавки без родословной? Человеческий брак? Мусор, отрепье, второй, а то и третий сорт людей, которых она гордо называет великолепными. Нет! Нет! Нет! Если она не замолчит, то я закричу и… Выброшусь в окно! Господи, как больно-то? Старый врач был очень сильно прав тогда!

«Будет больно, детка. Позже, не сейчас…» — встают, как манифест, его слова и кружат перед глазами, словно пепел от моих дотла сгоревших надежд!

Я уничтожила все сама!

— Нет! — брызжу яд. — Нет! Нет! Это не то, нам с Ярославом не подходит Ваш вариант. Мы будем…

— Не приходите сами и не приводите мужа. Он должен знать о Вашей проблеме больше, чем Вы потчуете его, щедро сдабривая хапуг-врачей. Я не беру взятки, подношения, призы и «кровные на чай». Но люблю огромные букеты от счастливых отцов, забирающих долгожданных малышей в выписных конвертах, угощаюсь до инсулинового шока шоколадными конфетами и заливаюсь дорогим шампанским, которые мне передают визжащие и писающие от восторга мамочки, только несколько дней назад скулящие от родовых схваток и потуг. Я вдыхаю аромат победы, сладостью закусываю успех, и не гребу бабло от женщин с исковерканной судьбой. Вы ошиблись, Даша! Дверь там. На этом все…

Молча разворачиваюсь и направляюсь к выходу с поникшей головой.

— Деньги! — рявкает мне в спину врач.

Господи! Да чтоб ты… Возвращаюсь и вынужденно забираю сверток и тот буклет, которые мне некуда теперь деть, ведь муж забрал сумку и пиджак. Блядь, блядь, блядь! Сгибаюсь пополам и очень жалко выгляжу, придавливая к животу свое непринятое финансовое вознаграждение за брехню. Она убила и раздавила меня, как жалкую блоху.

— Возьмите пакет, — протягивает крафтовую сумку, любезно раскрывает половины и терпеливо ждет, пока я утрамбовываю свой «бесплодный дефект».

Мужчины не живут с бесплодными! Не живут с больными, не интересуются хромыми, косыми, плоскогрудыми и узкобедрыми, они не видят себя рядом с неудачницами, с тупыми, с бедными, с худыми, толстыми. Каждый из представителей сильного пола хочет исключительную! Идеальную! Совершенную! Только первую, только призовую…

— Что ты делаешь, Дашка?

Ярослав шепчет, прикусывая мою шею, пока я нервно сдергиваю его рубашку в гараже, притиснув мужа к двери его Камаро.

— Сейчас я буду тебя трахать, муж. Отстегаю и выпорю тебя, как непослушного мальчишку! Согласен? Твоим ремнем, Ярослав! Пряжкой, пряжкой, как хлыстом…

— Я согласен на такое, если не по яйцам!

Он прыскает и втягивает мою кожу, причмокивая сильно, быстро отпускает и тут же зализывает мягким теплым языком неосторожно обиженное место.

— Дашка, что скажешь? — по-моему, сейчас он дипломатично пытается договориться со мной про стоп-слово.

Вот же хитрый муж!

— Забились, по рукам. Условия обговорены и понятны обеим сторонам. Замечаний к исполнению нет. Твои причиндалы я аккуратненько сдавлю и сочно подою. Выжму твое вымя досуха! Нам ведь нужен стопроцентный результат, Ярослав! Сегодня я на все готова! Докторша приватно подтвердила овуляцию и с большей долей вероятности положительный результат, — ногтями несильно раздираю его грудь и нежно прикасаюсь к прессу. Вожу руками, сжимая сильно напряженные бока, и медленно перехожу на спину.

— Засос, засос, засос, — муж проговаривает и наставляет пятна на ключицах, прикусывая мой подбородок, мягким шустрым кончиком щекочет скулы. — Мне будет страшно, Даша?

— Как пойдет! Я подоминирую, если тебе угодно. Только не переборщи там с отметками, — широко раскрываю полы рубашки, быстро добираюсь до ремня, отстегиваю пряжку и запускаю пальцы за пояс его джинсов и немного дальше. — М-м-м-м! Уже готов? — через трусы трогаю горячую плоть и медленно сжимаю отзывающийся на ласку член. — Готов, готов, готов! — неспешными поглаживающими движениями убеждаю в том и его, и себя.

Он вздрагивает и задницей вжимается в стекло.

— Горовая, ты это…

— Сегодня шлюха, Ярослав! — облизнув губы, подмигиваю, и тут же ярко улыбаюсь, выставляю напоказ свое желание, а прихватив зубами мужской сосок, катаю, бью языком горошину, слежу за его реакцией и наблюдаю уплывающий от наслаждения мужской взгляд.

Муж забрасывает голову и больно бьется затылком о железную крышу машины. Стонет, раскинув руки и прищурив взгляд.

— Пососать? — освобождаю его член, пружинящий мне в руку.

— Нет. Хочу другого, Даша…

Ярослав разворачивает меня, надавливая на спину, между лопаток, бережно укладывает лицом на капот.

— Ах! Горячо, — прикрыв глаза, в металл шепчу.

Сзади? Он хочет так? А как же глаза в глаза?

— Ярослав! — звонко вскрикиваю.

Мотор нагрелся и дал температурный след на корпус автомобиля.

— Тшш, тшш, кум-пар-си-та! — в каком-то странном ритме произносит.

Он мягко бьет искусственной рукой рядом с моим носом, а вторую запускает в мои повисшие на середине бедра брюки, стаскивает тряпку, бережно шлепает по ягодицам и сильно раздвигает мои ноги своими коленями.

— Боишься? — покрыв собой, тихо спрашивает, раздувая выдыхаемым горячим воздухом мои волосы.

— Очень! — ерзаю и утыкаюсь пока еще запакованной в трусы задницей в его член.

— Держись, малышка…

Держусь, любимый! Только не переборщи, не переборщи… Кончи внутрь и сделай мне ребенка, иначе нас ждет сиротский домик для тех, кто был отвергнут обществом. О других альтернативах он в случае неудачи не узнает никогда. Другая баба и сгнившие на корню доверительные отношения — не тот гранд-батман, как говорят у нас.

Ярослав проталкивается быстро, сразу и на всю длину. Сегодня не останавливается и не щадит меня. Он двигается в каком-то бешеном темпе, а я жалкой сучечкой скулю в его машину. Очень странный запах! Он забивает мне ноздри и заставляет открыть рот для того, чтобы полноценно сделать вдох.

Копоть, масло, бензин, пыль и… Похоть! Мой муж, наверное, сексуально больной?

— Еще? — вколачивается, тараня серией стремительных ударов, Ярослав. — Рыб-ка, Дари, же-на…

— Да, да, да.

Он трахает, а я подмахиваю. Слежу заплывшим от странных слез взглядом за искусственными мужскими пальцами, царапающими покрытие его любимой машины, выдыхаю ртом и оставляю на капоте конденсирующие пятна.

— Люблю тебя, жена! Дашка, я так люблю тебя.

Я знаю! Знаю… Пожалуйста, не повторяй слова. Мне больно это слышать! Господи, я обманулась и не те чувства привела. Ты такой большой анатомически, а мы до конца заранее не отработали эту позу. Мне больно! Очень больно. Он протыкает насквозь, насаживает бабочку на шпильку. Прокусываю свою губу и быстро слизываю выступившую сукровицу. Теперь металл — внутри меня и рядом. Одна сплошная сталь и неплодородная для деток почва.

— Бля-я-я-ядь! — хрипит ругательства.

— И я, и я, — зажмуриваюсь и вторю ересь.

Он ускоряется и почти не выходит из меня, придавливает телом и лишает драгоценного необходимого мне для жизни воздуха.

Хочу нашего ребенка! Точка! Одно желание на сейчас…

Готова душу дьяволу продать за одного, но чрезвычайно шустрого головастика. Упираюсь бедренными косточками в обжигающий металл и застываю в ожидании наслаждения. Близко! Чувствую, как скручивает живот, как стягивается плоть, как хочется в туалет, как он глубже и сильнее плоть берет и наконец-то с громким выдохом, насаживая на свой член, обняв рукой и приподняв меня, кончает, выплескиваясь внутрь.

— А-а-ах! — всхлипываю и застываю, принимая его семя.