Глава 1 Смирновы…

Даша

У него ведь шрам на лбу? Странно, раньше как-то этого совсем не замечала. Видимо, сильно не присматривалась или просто не хотела знать, запоминать, вдаваясь в жуткие подробности.

Очень тонкие волосы, словно на голове нестриженный пушок новорожденного ребенка, такой редкий, куцый, молью побитый, щенячий подшерсток. Бог ты мой! Они что, рыжие? Или медные, или красные? Вдобавок — довольно крупные веснушки, как попало разбросанные на ярко-розовых щеках, и безобразные коричневые пятна на толстой шее, еще немного на рыхлых плечах и странно тонких, как для мужчины, предплечьях. Подаюсь лицом к рядом спящему и неосторожно своей голой грудью задеваю его нос. Нет! Он ведь мне не очень нравится, если честно, хотя… Хотя… Хотя… Погоди-ка, погоди-ка… Шлепаю указательным пальцем по своим губам, затем немного отстраняюсь, как будто бы издалека рассматриваю образ, а насладившись внешним видом, снова возвращаюсь и притягиваюсь ближе голым телом к спящему мужчине:

«В общем, так, ничего! Ничего хорошего, естественно! Или все-таки нормально? Ну, не идеально, конечно же! Или… Нет, нет, нет! Он не тот!».

— М-м-м… — он водит кончиком своего носа по теплой и немного влажной коже, а затем оскалившись с какой-то жадностью и силой прикусывает прыгающий перед его носом мой сосок.

— Ай-ай-ай! — ладонями отвешиваю по рыжей морде, а ногами упираюсь гаду в пах. — Больно-о-о-о! Отпусти меня!

— Дашка, заканчивай пялиться. Какого черта? Это очень странно и адски бесит. Рассматриваешь, словно видишь в первый раз. Или ты колдуешь? Привороты шепчешь? — выпустив мою грудь, с шумным выдохом переворачивается на спину. — Ох, е. ать, который час?

— Половина седьмого утра, Карташев, — растирая укушенный сосок, с обидой в своем голосе, произношу. — Я не шептала — больно надо! Просто смотрела на тебя.

— Не выношу, когда ты так делаешь, Дарья. Тебе об этом хорошо известно!

— Ну, извини. Подумаешь! Ведь ты же смотришь на меня! — забрасываю одеяло на свое плечо, скрывая тело от недовольного соседа.

— Чего тебе не спится, киска? — забросив одну руку себе на лоб, зевая, сонно выговаривает вопрос.

— Я уже выспалась, Артем, — прикладываю кулачок ко рту, зубами трогаю свои костяшки, несколько раз провожу рукой по горячим, пружинящим от жара, губам.

— Выспалась? — из-под расслабленной на лбу ладони одним серым глазом рассматривает меня. — Ты спать сюда, что ли, пришла, артистка?

— Нет, конечно. Просто ты спросил…

— Да похрен, Дарья. Такая рань! А-а-а-а! — еще раз сильно зевком растягивает рот.

— Тёма-а-а, а ты подвезешь меня… — рисую пальцем по его губам.

Мужчина застывает с мертвым взглядом и приоткрытым ртом. По-моему, он напрочь забыл, что хотел сейчас сказать. Уж больно заторможенно и очень странно выглядит.

— Тём, — толкаю осторожно в грудь, — ты чего? Что случилось? Тебе плохо?

— Какой сегодня день недели? — не моргая, шепчет. — Даша, какое сегодня число?

— Пятница, — ухмыляюсь, — тринадцатое, как по канону. Я…

Артем подскакивает на кровати. Сдирая с меня одеяло, закрыв свой голый зад мечется по комнате, в поисках какой-нибудь одежды. Он суетится? Дергается, ах как дергается, Карташев Артемий! Ха! Пока он этого не видит, я плотоядно улыбаюсь — похоже у рыжего засранца что-то нехорошее произошло или только-только намечается и, видимо, сегодня гарантированно произойдет.

— Поднимайся! — повернувшись ко мне лицом, как собака, рявкает. — Чего разлеглась как будто бы на пляже жопу греешь?

— Я… — опешив, переспрашиваю. — Не поняла! В чем дело и что это за тон? Две минуты назад ты был спокоен, как удав, сладко зевал, потягивался, разминал конечности, соски мои кусал, ты даже спрашивал, зачем я поднялась в такую рань, ты злился, что мне не спится и я, как дурочка, разглядываю тебя. А сейчас… Как ты со мной разговариваешь? Артем, это очень грубо, — убавляю звук и строю по-кошачьи глазки. — Что с тобой? Странная перемена настроения, к тому же…

— Вставай, кому сказал, — тычет пальцем мне в лицо и, как собаке, отдает команды. — Собирайся и очень быстро. Даша, пожалуйста, не тяни время. Пора!

Я его не узнаю! Мужчина, по всей видимости, после сна взбесился?

— Ты чего? — присаживаюсь на кровати, к груди подтягиваю ноги, дрожащими руками обнимаю свои плечи.

— Поднимайся, Дарья! Я что, не четко произношу слова?

— Прости, пожалуйста, но я не совсем… — не спуская глаз, слежу за его порывистыми движениями. — Что не так? Ты можешь объяснить? Остановись хоть на одну минуту, у меня от твоего мельтешения кружится голова.

Он суетится, бегает по комнате, что-то ищет, рыщет, рычит, а главное, совсем не смотрит на меня. Он меня стыдится? Или боится? Поднимаю руку и пятерней стараюсь распрямить свою густую, сильно завивающуюся копну. Пружинистые пряди не слушаются мягких пальцев, я, как будто подвергая самобичеванию, просто выдираю волосы. Линчую с наслаждением темно-каштановую голову!

— На хрен пошла! Так понятно? — тон просьбы резко изменяет.

Вот же сволочь! Грубиян проклятый!

— Более, чем!

Наверное, для одного утра оскорблений предостаточно? Или еще чего стоит подождать? Задрав подбородок, расправив плечи, выставив не слишком полную грудь вперед, отвернувшись от него, с нескрываемым презрением во взгляде рассматриваю то, что происходит за окном.

— Какого хрена… Да бля-я-я-я же! Даша!

— Ты женат, Артем? — шиплю то, что уже и так понятно. Прямо спрашиваю лишь за тем, чтобы подтвердить свою догадку. — Есть, по всей видимости, по таким себе явным признакам и по быстро изменившемуся тону и довольно странному поведению, законная супруга? Да? Я угадала, все верно поняла? А впрочем, не надо, не объясняй, не утруждайся, пожалуйста. Я сейчас уйду.

— Даша! — с читаемой угрозой в голосе возле моих голых ног кружит. — Зачем сейчас об этом? Господи! Киска, милая, ведь ты же понимаешь… Я просто прошу тебя уйти и все, больше ничего, ничего такого. Ну же, кисонька! Потом созвонимся, встретимся и я заглажу всю вину. Ты будешь не в обиде. Кисуленька? Ну ладно-ладно, тише-тише. Чего надулась, как мышка на крупу. Ну, прости меня. Ты испугалась? Давай-давай, подъем-подъем. Дашенька, ты же…

Довольно, тварь! Теперь я тоже в курсе! Вернее, в своей единственной догадке стопроцентно убеждена! Безусловно! Ему ведь тридцать пять — можно было бы и догадаться, «рыбка»! Артем уверенно и давно женат на чудной милой женщине, которой два раза в неделю, на протяжении уже двух месяцев с завидным постоянством, изменяет? Вот же сучья тварь! Он наставляет своей «любимой», «чудной» женщине со мной, как со случайным и, видимо, дешевым удовольствием, ветвистые рога. Чтобы не накладно было — вертится кобель туда-сюда.

— Что я же, Тёма? Ну? Считаешь, полностью моя вина, что ты женился, а теперь случайно, два месяца назад встретил в танцевальном зале меня? Кстати, с кем ты был тогда? Едва ли та яркая малышка — твоя законная супруга. Я права, та девка — тоже не жена? Да уж, я, видимо, отбила мужика у той, с которой ты тогда кружился в танго, а теперь, сегодня, в пятницу, тринадцатого числа откуда-то, наверное, из глубокой заграницы возвращается твоя законная жена? И мне пора на выход? Поторопиться, да?

— Дашка, тебе не идет такое. Не бухти, перестань! — на попятную теперь козел пошел. Уходит рыбка из сетей, недоразвитый рыбак рано лЕсочку подсек!

— Я, бешеная стерва, соблазнила, а ты, святой, но все же падкий на соблазн, поддался? Значит, так и скажешь ей. Господи, всего-то делов! Вали все на меня! — издевательски смеюсь. — Простит, простит, простит, куда она денется! Обязательно подарит ласку такому мужику! Она ведь замужем, а это статус! А так — останется одна! И потом, «кто виноват», да? Или «что делать»? Или, наверное, сейчас из поздней классики чего-нибудь подгонишь? Про сук и кобелей, которые остро чувствуют, когда взаимно надо нае. ать друг друга. Не подходи ко мне! — выбрасываю руку перед собой. — Секс был великолепный! Весь тот недолгий срок, который мы с тобою вместе были, ты прост идеально обрабатывал меня. У-у-у-у!

— Даша! — громко произносит мое имя.

— Да-да. Конечно, в самом деле! — похоже, я не на шутку завелась. — Ты абсолютно прав! Только знаешь, что? Ты! Ты! — тычу в огненную рожу пальцем. — Ты ей изменял! Это ты не сказал о том, что занят! Ни разу! Я, между прочим, за очередным свиданием в кровати у тебя спросила, а ты, — прищурившись, всматриваюсь в его безумные глаза, — ответил, что…

— Даш…

— Все так, все так! — киваю головой в согласии. — Все верно! Это моя ошибка! Я глупая! Да что с меня взять, кроме, — в воздухе руками обрисовываю контур своего тела, — сисек, бедер и того, что скрыто между ног. Глупая малышка, без мозгов! Ненавижу! Но ты ни в чем себе не отказывай — оскорбляй! Ну, вперед, сильный и уверенный в себе мужчина! Ты, Артем, женат! Еще раз повторить? Ты! Ты! Ты! Но не я… Я не состою в отношениях. Я свободна. И знаешь, что?

— Успокойся, тише-тише, — показывает, чтобы я убавила свой тон и вылезший из ни пойми откуда гнев.

— И слава Богу! Ни один урод не сможет мне под кожу влезть. Мне, как оказалось, очень импонирует легкий секс, смешные потрахушки без обязательств! Да, очень! Все равно ведь путного ничего на свете нет. Вы, мальчики, либо кастраты и импотенты, либо поголовно на своих «любимых» женщинах женаты, а там еще огромный выводок детей на горизонте замаячит. Короче, Тёмыч, отвали!

— Я не сказал… Вернее… — заикается, пытаясь как-то оправдать себя.

Серьезно? Как он жалок, в самом деле! Господи! Где были мои глаза и мозг, когда на это соглашалась?

— Не утруждайся. Я не маленькая девочка! Мне все понятно! Стало стыдно? Ты, видимо, не ожидал, что я не сильно заинтересована в серьезных отношениях? Ха-ха! Ну ты подумай, как же так… Я ведь женщина, а это значит, что у меня по умолчанию в башку заложена семья, муж, сучий быт и дом. Ты сильно огорчен, Артем? А вдруг я специально таких блудливых олухов, как ты, на объездных дорогах подбираю? Знаешь, такая женщина-суккуб! Науживаю ваши оттопыренные губы, как на рыболовный крюк, и за собой тяну, тяну, тяну, пока не вырву с корнем, с мясом. А вы летите, бедненькие, как мотыльки на пламя. А пламя, Тёма, это я. Никогда не задумывался о таких мотивах, взрослый и давно женатый мальчик? Может быть, у меня персональный вызов, такой себе секс-марафон — шесть кобелей за календарный год? А если я ищу козла, не в смысле блеющую тварь, питающуюся капустой, а того на двух ногах и с толстым членом, который бы мне за все ответил, за то, что я по досадной ошибке когда-то пережила? А? Вдруг у меня личная травма или острый розовый осколок от дебильных отношений в сердце глубоко застрял? Царапает меня, заставляя издеваться над случайно выбранным мужчиной, м? Что скажешь? А если я ищу обидчика или просто легкую добычу в штанах, которая бы…

— Дашка, перестань! — смотрит исподлобья.

— Ты не готов, Артем! Не готов к такому, — выдыхаю с облегчением. — Ну что ж, в этом, милый друг, твоя промашка! Считаешь, что глупенькие куколки, как я, не способны сделать больно, такие вычурные многоходовки не для меня? Пф! Жаль, жаль, жаль… Ты загораживаешь мне свет, пожалуйста, подвинься…

Бред! Бред! Глупость! Сама на себя фигню, как масляную краску, нанесла. Люблю мужчин — все просто, а остальное высказала, чтобы его обидеть, ударить посильнее и все-таки заставить пострадать. Мне нравятся свободные отношения, без поводка, без клятв и вздохов на вечерней лавке, и да — я не спешу надеть кольцо на палец и добровольно в петлю под названием «крепкий брак» засунуть шею. Что есть, то есть!

— Ты ведь понравилась мне, Дашка, — под нос бормочет. — Я женат пять лет, но… Ты другая, понимаешь?

— Нет! И еще, я очень многим нравлюсь, Карташев. Так уж вышло.

И в этом, Господи, моя огромная беда!

— Даш…

— Разговор окончен. Боишься, что жена застукает тебя?

— Это… — мямлит человеческая тушка, осматриваясь по сторонам.

— Ее квартира, а это, видимо, ее кровать? Вернее, это все — ее! Ага? — с презрением окидываю взглядом постельное белье. — Смени здесь все, Артем, если дорожишь семьей.

— Киска…

— Киска — это очень пошло, Тёма, словно обращение к дешевке. Хотя ты прав, я не слишком дорогая, однако не всякому ковбою по карману. Дурной характер и нехорошее прошлое — не каждый вытянет меня! И все же! — застываю, обдумывая то, что дальше между нами будет. — У меня есть имя! Дарья! Дарья Алексеевна Смирнова! Отец, в шутку называет Царем и даже не царицей, Тёма. Представь себе, он так и говорит:

«Ты, Дашка, тиранистый и очень беспринципный Царь! Иван Грозный, красивый, черт возьми, но только в юбке!».

И ведь в чем-то папа прав! А когда-то давно, почти что в прошлой жизни, я была маленькой смешливой Дари-Дори-рыбкой для своего любимого отца!

— Я отвлеклась — прости! Сейчас, когда мы все как будто выяснили и ты фактически признался здесь в своей измене, будь добр, не веди себя, как последний урод на планете сильных уважаемых мужчин. Мне все равно… Все равно! Услышал, Карташев?

— Прости меня.

— Да на здоровье. Отойди, пожалуйста, — стараюсь сдерживаться, но все-таки глаза предательски влажнеют. — Надо собраться до прихода твоей благоверной и порядочной жены. Таким, как я, — презрительно смеюсь, носом шмыгая, — здесь не место. Да и вряд ли твоя единственная поверит в то, что я сантехник, к тому же в женском облике и без белья. Пожалуйста…

А впрочем, абсолютно все равно, как он меня представит в случае случайной встречи своей добропорядочной жене! Гнида он и есть гнида, мерзость рыжая, мурло неповоротливое, зато очень-очень похотливое.

— Я прошу тебя. Пожалуйста. Поторопись с одеждой, будь добра, — сипит сквозь зубы.

Ну вот и все! Драгоценные секунды джентльменства канули, естественно, в небытие, Артем присел на борзую кобылу и просто за порог вышвыривает меня.

— Сегодня возвращается? — хмыкаю. — Нечаянно нагрянет, как та самая любовь? Вспомнил о том, что несвободен именно сейчас, тринадцатого, в пятницу, а до этого все было хорошо?

— Дашка! — грозно выставляет руки, демонстрируя всю мощь, на которую сейчас способен. — Она ведь в порошок сотрет и меня, и тебя. Ты ее не знаешь! Уходи, пожалуйста!

— Прибьет тебя? Вот же стерва, да? — откидываюсь на кровати, изображая крылья ангела.

— Ты это специально делаешь, мелочь голая? — с высоты своего роста рассматривает меня.

— Что именно? — прищуриваюсь.

— Специально эту хрень сейчас стрекочешь? — по-скотски улыбается. — Шалава на жалких подтанцовках, кордебалетчица из последней линии…

О! Карташев, по-видимому, решил повысить ставки и унижение подогнал!

— Возможно! — хлопаю глазами. — Ты знаешь, с танцульками ведь тоже не срослось. Я очень рано бросила карьеру. Были причины, кстати, тоже личные. Я с концертмейстером хореографического ансамбля по пьяни переспала, — хрюкая, смеюсь. — А у него, как оказалось, алкогольная непереносимость, представляешь? Чесался, как коростовый, а член у него стоял три часа, не меньше — вот так сильно кровь туда, куда не надо прилила. Ну, там еще, конечно, дети были и, как ты уже догадался, да-да — опять любимая жена. Короче, его вторая половинка застала нас, когда он мне на задницу кончал. Ага?

— Не верю! — обрывает.

Хотела бы сказать:

«А зря!»,

но он прав — ведь не было такого никогда. Я, видимо, на взводе, пытаюсь очернить его и обелить себя, мол, бедная, несчастная, достали жутко остолопы.

Но «шалава на подтанцовках», Тема, это мерзко, даже для тебя!

— Ты ведь соблазнила, Дашка! Ты первая все это начала, ты вешалась мне на шею, ты цеплялась, ты…

Конечно! Это все я! Я, я, я, я! Сучка захотела, а кобель реализовал. Киваю молча, не произнося ни звука. Пусть тешит и успокаивает так себя.

— Ты подвезешь меня? — усаживаюсь на край и низко наклоняюсь за трусами, закатившимися под кровать. Носом чищу пыльный пол, и там, под большой кроватью, замечаю груду нижнего белья — бюстгальтеры всех мастей-размеров, трусы и панталоны, чулочные подвязки, и даже… — По-моему, там портупея? — прыскаю от смеха. — Уздечка, как для лошадей? Ты… — распрямляюсь, прищурившись, рассматриваю Артема. — Ты…

— Что? — замирает, глядя на меня.

— Ты любишь «нетрадиционал»? Вау! Живодер по бабам! А плетка есть?

— Убирайся! — рычит, рукой указывая направление. — Пошла отсюда!

Он прав — уже пора!

— Мне жаль тебя, Артемий.

— Себя, стерва, пожалей. Пошла на хрен! Не смей звонить и искать встреч. Ничего не выйдет. И шантажировать меня не думай — я разберусь с тобой…

Ой, дурак с отбитой бабами башкой! Где были мои глаза, рот и уши, а самое главное, где в день нашей встречи был мой трезвый ум и гордость? На каком этапе грозный Царь откинул здравый смысл и поддался на рыжую провокацию в штанах?

— Не переживай, — подпрыгивая, натягиваю трусы, снимаю с абажура лифчик, босыми ступнями шлепаю к креслу, на котором свалена моя одежда — футболка, узенькие джинсы и куцый безрукавный пиджачок. — Мне, действительно, очень жаль тебя, Артем. Ты больной… Больной на баб! Рано или поздно твоя жена застукает тебя. И, как ты там сказал, она на многое способна! Я бы на твоем месте для конфиденциальных встреч подготовила какое-нибудь конспиративное жилье, а не использовала супружескую кровать. Противно, если честно. Ты знаешь, я сочувствую этой женщине. Бедняжка вынужденно нюхает твоих баб, когда ты исполняешь долг по расписанию вот на этом «поле», — рукой указываю на матрас.

— Даш…

Ну вот опять!

Теперь, по-видимому, нахлынуло раскаяние или он не хочет потерять меня. Жена опять уедет, а ему необходима та, с кем он намерен скрашивать пустые, вынужденно одинокие в кровати вечера. Готовь квартиру, Тёма! Но не для меня!

— Я все поняла, Артем. Спасибо. И, наверное, довольно. Пора и честь знать.

— Пожалуйста… — шагает позади меня, суетящейся без определенной траектории по этой спальной комнате.

— У меня есть принципы, Карташев. Представляешь? — разворачиваюсь на скорости, въезжая своим носом в грудь козла.

— Ты ведь знала, что я несвободен, — шепчет. — Даша…

— Не знала.

И он, действительно, не прав! Не знала, не знала! Своим дебильным поведением сегодня он сам спалил себя.

— Ты умная девчонка — это сразу видно. Яркая, живая! К тому же офигительно танцуешь…

Охренеть, какой он комплимент сейчас отсыпал! Я просто «офигительная шалава в последней линии на подтанцовках, провинциальная плясунья кордебалета», но, видимо, с потенциалом, раз сам Артемий Карташев членом застолбил меня.

— У тебя красивые глаза, волосы и тело. Ты словно пластилин в мужских руках.

— Я дешевка на подтанцовках, Тёма. Ты только что сам сказал. Провалы в памяти? Надо бы проверить кровяной поток и проходимость всех сосудов головы, — поднимаю руку и указываю те потенциальные места на основании черепа, на которые неврологу следует обратить особое внимание при проведении обследования, — возможно там залежалый тромб, сплошная темнота, непроходимость, а впоследствии — инсульт и ты, Тёмыч, превратишься в откровенные дрова. Про пластилин, — смеюсь, — кстати, очень правильно заметил. Каждый с теплыми руками может, как сам захочет, под свой образ и подобие, изогнуть меня. Но, пожалуй, на сегодня хватит. Я устала от грубого внимания и топорных комплиментов недоделков, вроде тебя. Хочу сменить хозяина, ты сильно перегнул мое сопротивление.

— Прости за это. Но ты действительно красавица. Это правда! Даша?

И дура, Карташев! Я просто дура! Об этом ты забыл сказать или умышленно язык засунул в зад?

— Нет.

— Нет — не простишь? Или нет — не красавица? — склоняя на бок голову, пытается в щеку поцеловать. Брезгливо отстраняюсь, хищно искривляя губы, я моментально выставляю зубы:

— Довольно! Мне на работу пора. Ты подвезешь меня? А впрочем, обойдусь без твоих подачек! С дороги! — рукой пытаюсь убрать с намеченного пути козла.

— Даша, Даша, Дашенька, ну, пожалуйста. Тихо, тихо, киска!

— Закрой рот, — шиплю, глядя ему в глаза. — Еще раз…

— Зачем ты врешь, малышка? — усмехается. — Кудряшка с чайными глазами. Знаешь, на кого ты похожа?

На отца! На своего великолепного отца! Еще на мудрую и вдумчивую мать! Но уж точно не на твою пластилиновую игрушку. Со мной нельзя играть. Слишком многие пытались это делать, стараясь посильнее растянуть и разломать. У них не вышло, а у тебя, козел, тем более ничего не выйдет.

— Не желаю даже слушать. Не имеешь права, что-то подобное мне с умным видом заворачивать. С дороги, я сказала. Наш разговор окончен. И да, я не вру, Артем. А вот ты, скотина, запросто меняешь все понятия. К тому же все, что сейчас тут произошло, ты очень круто организовал, срежиссировал, провел и отыграл. Проснулся, потянулся, облизал меня, а затем нагнул и отъе.л. Пусть и не физически! Это я бы выдержала. Ты изнасиловал меня словами. Не называя прямо и открыто проституткой, шлюхой все-таки назвал.

— Дашуля… — пытается лицо мое в свои ладони, как ковшом, поймать.

— Дарья Алексеевна для тебя, — отворачиваюсь и отступаю на два шага назад. — Танго, Карташев, тот страстный танец, которому ты пришел учиться в нашу школу, не подразумевает подлый секс за спиной у женщины, с который ты повязан официальной обязаловкой. Надень, будь так добр, обручальное кольцо на палец и не давай надежды дурочкам. Тебе меня должно быть предостаточно! Ты, кажется, предупреждал меня, что если я вдруг решусь на жалкий шантаж козла, то… Короче, если ты еще когда-нибудь заявишься к нам в зал, я тут же вызову полицию и сделаю признание о том, что рыжий черт несколько раз изнасиловал меня. Пытался клиент добиться расположения своего учителя. Думаю, что в этой камере, — обвожу руками площадь его жилого помещения, — моего генетического материала будет более, чем достаточно, чтобы надолго засадить тебя за злоупотребление своим клиентским положением. Так что… Простыни сожги, придурок, а жене скажи, что в прачечной испортили, при глажке пропалили шелковый пододеяльник и еще украли наволочку. Вызови санитарную службу, пусть вычистят спальню от женского дерьма, которым ты ее напичкал, пока страдал за временно отсутствующей женой. Кажется, я ничего не забыла. Ах да! Огромное спасибо за прекрасный ужин и премиальные «чаевые» за многочисленные индивидуальные занятия вне основного времени.

— Кисонька… — все-таки обхватывает меня за талию и укладывает к себе на пах. — Поругались и помирились? Да? Да? Да? Ну, перестань, Даша. Давай сейчас разойдемся, а потом…

Удушающий запах ментола и все еще не свежий запах изо рта — мерзость, тошнота, тухлятина и бяка!

— Нет, Артем. Все стопроцентно закончилось. Пожалуйста, отпусти меня… Мне больно и противно!

Вот так всегда! На мне, по-видимому, наложено какое-то проклятие. Вот Карташев сказал, что я «красивая девчонка», с выразительными глазами, вьющимися волосами, с фигурой меленькой левретки с тонкими конечностями, с воздушным танцевальным шагом и он ведь, тварь такая, не соврал.

Спускаюсь в кабине лифта, рассматривая себя в огромном зеркале, поворачиваюсь и так, и так — и передом, и задом, и даже боком. Влажной салфеткой убираю остатки вчерашнего яркого макияжа, потом спокойным тоном накрашиваю губы, хмурюсь, щурюсь и… На сегодняшний рабочий день профессионально в наигранной улыбке раздвигаю губы.

Кабина пружинит, а дребезжащие от металла створки медленно выпускают миниатюрную пассажирку наружу.

— Доброе утро, — на первом этаже таким простым приветствием меня встречает высокая красивая женщина с рыжей девчонкой лет четырех или пяти.

— Доброе, — вынужденно задирая голову, встречаюсь с первоклассной дамой взглядом.

Мне кажется, что это она! Его жена! А эта девочка, вероятно, крохотная дочь Артема. Какая же он тварь! Козел без принципов и рамок! Если таким красавицам изменяют то, что уж говорить про простых девчонок, у которых, как говорится, ни рожи, ни кожи, ни модельной фигуры, ни супер роста, еще, к тому же, ни двора, ни кола, а из одежды — наспех перешитый лифчик.

— Альбина, проходи в кабину, — женщина подтягивает девочку, заходит вместе с ней и утыкается затянутым в безумно дорогую юбку задом в самый дальний угол.

Внимательно рассматриваю эту пару. Мысленно выказываю сочувствие жене и снова с фальшью на губах улыбаюсь рыженькой малышке.

— Хорошего дня, — машу рукой и посылаю воздушный поцелуй девчонке. — Пока-пока, — она же, наклонив головку, машет мне в ответ и язычок на бок показывает.

Кокетка мелкая!

— И вам. Пожелай тете хорошего дня, Альбина, — женщина тихо и спокойно произносит.

— Пока-пока, — девочка, повторяя все за мной, вышептывает.

Двери стягиваются, механика урчит, а кабина медленно ползет наверх. Запрокинув голову, пристально слежу за индикатором, фиксирующим маршрут передвижения по этажам высотного дома — второй, третий, четвертый, седьмой… Пятнадцатый! Ну что ж! Я все-таки права! Это были Карташевы — его жена и маленький смешной ребенок!

Что со мной? Один и тот же вопрос беззвучно в голове прокручиваю? Похоже, я совсем не разбираюсь в людях? А более конкретно — ничего не смыслю в окружающих меня мужчинах. Мне это не дано, или у меня на лице написано «законченная жертва»? Я, видимо, магнит для всех женатых мужиков, причем независимо от их возраста и положения.

Целый день неприкаянно шатаюсь по весеннему городу. Предусмотрительно выключив свой телефон, брожу в тотальной тишине и окружающем спокойствии. Знаю, что за такое самовольство получу эмоциональную «затрещину» от своих родителей, но ничего поделать с этим не могу. Мне просто кровь из носа необходимо побыть наедине со своими никак не замолкающими мыслями.

Он женат… Хмыкаю про себя, а на странствующую рядом публику таинственно улыбаюсь.

И «он» женат… Нет, теперь не Карташев! Другой женатик — Кононов Олег. Тридцать лет, высокий грустный шатен с разными по цвету, да и по форме, глазками… Пришел потанцевать с «сестрой», а позже оказалось, что она его жена, а этот финт — тайный способ перезагрузить их слегка подпорченные бытовухой отношения. Друг к другу супруги сильно охладели, былая страсть в постели с некоторых пор размахом больше не бушует, вот они отправились на поиски сексуальных приключений — настойчиво искали третью для разнообразия в своей постели. Случайно выбрали меня! А я? Я просто испугалась. Наверное, нужно было согласиться… Зря, «Даша», зря! Был бы опыт свингерства, наверное?

«Он» ведь тоже несвободен! И «этот» был женат, а «тот» ходил к нам на уроки с матерью своей любовницы. Вот это охренительный был телесериал, сочное мелодраматическое мыло!

А «тот»? Там мне, по-моему, грозила уголовная статья — парнишка заканчивал последний класс в школе, правда, дважды оставался на повторный курс, так что по годам и паспорту Кристиан — имя первоклассное, — был давно совершеннолетним. Сам крайне неприятный факт возможных сексуальных отношений с юным парнем меня третировал неимоверно сильно — я буду встречаться и возможно делить кровать почти с ребенком. Да что ж это такое, в самом деле? Я ведь для него почти, как… Мать? По-сучьи, «Дарья», просто отвратительно…

Что происходит? Что это, вообще, такое и когда все это началось, а главное, за что «они» все так со мной? Все-все, женатые мужчины! Возможно, я для них приманка, лакомый кусок, а может… Все-таки глупая, зато красивая девчонка?

В пять часов вечера пешком, повиливая бедрами, демонстрируя асфальту свои танцевально вывернутые и натянутые струной носки, профессионально заправленные в первую позицию, подкатываюсь ко входу в частную танцевальную студию. Спокойно пропускаю посетителей-клиентов, змейкой выползающих из клуба. Задрав голову наверх, наверное, произношу молитву на благополучие и громко выдохнув, самостоятельно распахиваю огромную кованную дверь. Печально видеть и осознавать, что никто, никто-никто, простой миниатюрной танцовщице задрипанного кордебалета галантно мужественной рукой не подсобит с тяжеленой, почти дубовой, двухметровой дверью! Просачиваюсь лентой внутрь, шустро перепрыгиваю через порог, посмеиваясь, наигранно грожу пальцем кованным «воротам», так и норовящим своим закрытием шлепнуть меня по упругой, но мелкой, попе.

— Добрый вечер, Дарья Алексеевна, — здороваются юные ученики, гомонящей компанией обегающие мою согбенную фигуру по направлению к подвальным помещениям с раздевалками.

— Добрый, добрый, — засовываю свой нос и руки в сумку с определенной целью — отыскать ключи от общей комнаты танцевальных тренеров, наконец найдя, с улыбкой достаю их и внимательно рассматриваю дребезжащую связку. Но, видимо, совсем расслабиться нельзя, потому как однозначно ощущаю на своей спине цепкий взгляд как будто очень неприятного человека.

— Это Смирнова Даша, — мужской голос без моего согласия рекомендует меня же, как отдельную персону, как какую-то «Смирнову», как просто «Дашу» — да просто обалдеть, наверное! — какой-то неизвестной личности. — Наш вечерний педагог, как мы ее ласково и дружно между собой называем. Она здесь ночной программой аргентинского танго промышляет, когда не скачет в знойной сальсе или ча-ча-ча по выходным и индивидуальным будним дням для VIP-клиентов.

Вот, пожалуйста, и Бусина меня дешевкой обозвал, а я ведь даже передом не повернулась к новому, по всей видимости, сторожу-охраннику.

— Дашка! Будь добра, дай солнечный свет и твою янтарную радость специально для меня!

И вот опять!

— Наверное, здравствуй, Игорь Дмитриевич! — подкатив глаза, разворачиваюсь к ним лицом. — Добрый вечер! — киваю подбородком красиво улыбающемуся высокому мужчине.

— Это Слава, это Даша, — БусИнцев кивает на стоящего с ним рядом человека. — Перешел из дневной смены в вечернюю.

— Очень приятно! — надменно скривив рот, фыркаю. — Я свободна, Игорек? Представление закончено?

— Не в духе наша мелкая, — ухмыляется и громко хмыкает. — Короче, Слава, ты ведь у нас не новичок. Прошу тебя, смотри за этой стрекозой, с ней частенько бывают нехорошие проблемы.

Дать ему по морде или сразу в пах, чтобы оскорблять неповадно было?

— То есть? — этот Слава, или как его там, спокойно, но с некоторой опаской в голосе уточняет.

— Мужчины сходят от нее с ума. Безумствуют, понимаешь? Грозятся застрелиться или придушить эту заразу. Самоубийство или убийство, одно из двух! Но печальных случаев пока что не было. Все-таки мы тщательно оберегаем нашу клиентуру!

Да сколько можно-то?

— Игорь! — обрываю его дебильный монолог. — Ты не мог бы оторваться и подойти сюда? Хочу с тобой о личном пошептаться!

— Жить, мелкая, без меня не может. Видишь, Слава, как пылает страстью? Аж коленочки дрожат. Кстати, Дашка очень круто танцует. Смирнова — наш единственный, между прочим, профессионал. У нее соответствующее образование и чересчур богатый опыт. Не только, хи-хи, на личном, но и на танцевальном фронте. Если ты пожелаешь, она отрепетирует и тебя, с оттяжкой и игривым огоньком. Дарья — талантливый тренер, педагог, наставник, она даже комод без ножек двигаться с ней в такт научит. Кстати, Дарья очень одинока! Дашка, я ведь не сбрехал? Все четко выдал?

— Извините нас, — обхватываю Бусу за плечо и разворачиваю к охраннику спиной. — Какого черта, Игорек? Это что за антиреклама? Ты мой сутенер? Решил сосватать какому-то охраннику?

— Дашка, да помилуй Бог. Я понимаю, что это совершенно не твой уровень. Но парень ведь хорош? — игриво дергает плечом, как будто заигрывая. — Глаза красивые! Правда, не слишком разговорчив. Но это, скорее, плюс, как мужику. А так, вообще, ты присмотрись к нему! Очень рекомендую.

— Идиот! — подкатываю глаза и отпускаю руку. — Завязывай Бусинцев! Завязывай меня продавать и подкладывать под всех женатых и извращенцев…

Загрузка...