В здравом рассудке Лукас никогда не позвал бы вражеского мага оценивать устройство своего хитроумного кабинета, потому они встретились на нейтральной территории, в обширных полях, окружающих Город.
Дамир излучал гнев и ненависть, настолько плотные, что их можно было зачерпнуть руками.
— Ты совсем опустился, Лукас! Использовать человеческую девушку с целью поквитаться со мной — гнусно!
Лукас в черном пуловере и белоснежных брюках глядел насмешливо, вертя в изящных пальцах сорванную травинку.
— С каких пор на войне перестали быть хороши все средства?
Дамир метал молнии.
— Есть правила, есть границы допустимого. Дальше пойдем громить дома и погрузим мир в хаос, так?
Лукас пожал плечами.
— Дома останутся целыми, а судьба девушки в твоих руках. И что-то ты не торопишься, она все еще девушка, прям то, что надо карасашти.
— Ублюдок, — Дамир мог бы испепелить Лукаса взглядом, если бы такое в принципе было осуществимо.
— Да ну, я высокородней некуда. Однако все поправимо, все-все, пока с ней мой оперативник. Карасашти нужна девственница, но если они убедятся, что она уже не…
— Что ты хочешь, мразь?
Лукас аж присвистнул.
— Какие речи! Я и ублюдок, и мразь, а я ни слова бранного не сказал. А хочу я всего лишь пересмотреть результаты четырех последних сражений. Я отвлекся и проиграл эти партии, но реванш не за горами, м?
— Будь по-твоему, презренный. Я отвечу.
— Отвечай. Игра тем и любопытна, что ты отвечаешь мне, Дамир, — Лукас улыбнулся уголком рта.
***
Однажды утром Ванесса услышала в трубке голос, от которого она нна миг потеряла дар речи… Голос, усадивший ее на высокий шаткий стул.
Леон.
Он начал без предисловий:
— Я хочу, чтобы ты пришла в студию. Сейчас.
— Но… Я… Не… — дыхание Ванессы сбилось, а жар резко прилил к щекам.
— У тебя есть объективные причины для отказа? Работать ты не работаешь, тебя сейчас кто-то ждет?
— Н-н-нет…
— Значит, собирайся и приходи ко мне, — Леон навел справки о Ванессе и понял, что эта девушка никогда не проявит инициативу, не позвонит и не прибежит к нему сама. Но где это видано, чтобы Добыча искала Охотника? — А не придешь, я звонил в последний раз. Больше ты меня никогда не увидишь.
Дрожь в пальцах, шум в ушах.
Ванесса безвольно опустилась на кушетку, свою любимую светло-розовую подружку, наперсницу многих дум, с трудом удерживая трубку.
По тишине в трубке Леон понял, что похоже, он снова передавил.
— Ладно, я сам приду к тебе. Через два часа. Будь готова.
Нажал сброс.
Сердце Ванессы отбивало неровный ритм…
Еще немного — и она сойдет с ума.
Сжав виски ладонями, Ванесса пошла в душ.
Леон захватил все ее мысли.
Она могла бы отказать ему, запретить приближаться через каких-нибудь знакомых Камиллы — но она дико хотела его видеть.
Хотела ощущать его горячечные, лихорадочные пальцы на своих бедрах… До синяков, до исступления.
***
Люция шла, высоко подняв подбородок, чтобы слезы не хлынули потоком. Сухие глаза горели, но царевне не пристало рыдать на улице, словно простой девчонке.
Впрочем, здесь никто не знал ее, а братья простили бы ей любую истерику.
Лукас, снисходительно улыбаясь, Эрик глядя прямо и зло, а Макс даже нашел бы для нее слова ободрения…
Но плакать при людях Люции все равно не хотелось.
Люция приглушила синеву волос, сделав их почти черными, сменила одеяние анамаорэ на легкомысленное розовое платьице, но милые женские хитрости не помогали.
Страх сковал ее душу, запечатал губы, глубоко загнал мысли — Люция знала, что никому не решится рассказать об Ужасе. Да и зачем, если сейчас Ужас служит ее народу, слывя лучшим оперативником, выигрывая сражения и обогащая казну знаний анамаорэ новыми рецептами из разных областей?
Люция не обманулась. Она выбрала лучшего, правильнейшего мужчину. Вот только Ужас-Магнус предпочел ей человеческую дурнушку по одному ему ведомым канонам. Взрастил, воспитал, любил Тамико безмерно, прощая ей все на свете и даже воспевая ее грехи, и это не изменили бы даже миллионы слез Люции.
Люция гадала, имеет ли сама Тамико представление, с кем связывает судьбу, и не находила ответ.
Впрочем, девица, покорившая сердце ее ветреного брата Лукаса, возможно, не встала бы на колени даже перед Ужасом…
— Почему такая красавица одна и грустная?
Ооо, какая пошлая банальность! Напророчил Эрик, спасибо милый. Только человечечка Люции не хватало. «Такого мягкого, что надорвем животики».
Люция величественно повернула голову — ее царственная пластика не вязалась с принятым ей видом обычной девчонки, но царевна не собиралась притворяться. Образ был внешней ширмой, не больше.
Парень оказался загорелым и светловолосым, улыбчивым, со смешным хохолком надо лбом. Кареглазым, приятно сложенным, опрятно одетым.
Наверное, Люции стоило ходить по улицам Города с Ашем, чтобы такие парни к ней не приставали, но при Аше Люция точно не смогла бы расслабиться.
Она спросила:
— Кто дал тебе право обращаться ко мне?
Парень смутился.
— Прости…те… Мне показалось, что у тебя… У вас какое-то горе?
Он говорил просто и открыто, без тени желания подколоть ее, и Люции на миг понравилась окружающая парня аура уюта и ясности, той ясности, которая проистекает от жизнерадостности и доброты.
Какой-то человеческой девчонке повезет жить с ним дружно да ладно…
Стоп.
Не хватает еще только начать жалеть себя!
Люция мягко улыбнулась.
— Просто у меня был трудный день. Извини…
— Петер.
И снова легкость будто обняла ее душу.
— Да, Петер, спасибо.
Люция вскинула подбородок и готова была уже уйти, когда парень сделал мимолетное движение Люции навстречу и тут же остановился, натолкнувшись на немой вопрос в ее глазах.
— Може… те мне рассказать. Если хотите.
— Рассказывать нечего. Но ты поможешь, показав мне, где тут у вас весело. Можно на «ты».
Порыв, импульс.
Люции остро захотелось сбежать от своей драмы.
Сколько сил ушло, сколько уловок впустую…
Сокрушительный финал…
Ее гордость была задета.
Хотя что значит гордость пред Ужасом?
А Петеру не шло «выкать». Он спросил:
— Ты играешь в боулинг?
И Люция ответила:
— Еще не играла, но если ты меня научишь, сыграю.