Колетт проснулась от шевелений Роберта.
Ей показалось, что он удивился, обнаружив ее в собственной постели. Но, пользуясь случаем, Роберт властно прижал Колетт к себе — заспанную, теплую, растерявшуюся в первый момент пробуждения.
— Пришла, не покинула меня… Умница!
Колетт с наслаждением зевнула, мечтая чтобы Роберт никуда не уходил, чтобы ночной кошмар растворился, словно он никогда не случался, чтобы осталось только ласковое общее утро, когда вроде бы пора заняться делами, но никто не хочет вылезать из постели, и растягивающиеся сладкие минуты упоительны.
Но Роберт не собирался нежиться, запланировав поработать. Досадное воспоминание заставило его наморщить лоб.
— Ты в кладовку не ходи. Я там сам все приберу и сам поем. Ты поспи еще.
Колетт благодарно впитывала тепло его мускулистого тела.
— Спасибо… Но ты полежи со мной еще… Минуток пять, пожааалуйста!
Роберт опять нахмурился, теперь притворно.
— Что вы со мной делаете… Котятки… Хорошо, давай еще полчаса музыку послушаем, — и перегнувшись вниз, он начал шарить под кроватью в поисках пульта.
Колетт понимала, что заснуть ей уже не удастся, но под предлогом дремы можно было какое-то время позаниматься собой.
Неожиданно Роберт заявил, найдя пульт, но пока не включая композицию:
— Я скоро поеду на море, и ты со мной.
Колетт опешила.
— Что?
— Ты море не любишь или думаешь с кем-то встречаться в мое отсутствие?
Фиалковые глаза уставились в голубые.
— Бррр. Неожиданно как-то! То ты режешься, то вдруг море… — Колетт первая отвела взгляд, Роберт ответил:
— Нервишки шалят. Тебе беспокоиться незачем. Если что со мной случится, тебе придет письмо от любимой твоей Сайречки с инструкциями. Я открыл тебе счет. Лет на пять шикарной жизни тебе хватит, а там найдешь кого…
Счет…
Шикарная жизнь…
Если что-то с ним случится…
И Колетт взвизгнула, вцепившись в широкие мужские плечи, нисколько не заботясь, что ее ногти могут оставить на коже Роберта царапины.
— Идиот! Да не нужны мне твои деньги без тебя, понял?! Я чуть с ума не сошла вчера в коридоре! Дебильное развлечение! Напился, и поперло, да? Выкинула бы все твои дрянные бутылки!
Роберт, наконец, отвел девичьи руки, перехватив их за хрупкие запястья.
— Давай закроем тему вчерашнего. Что насчет моря?
Колетт мотнула головой, откидывая назад мешающие локоны.
— Что скажешь, то и будет. Я поеду с тобой.
Предать всех своих богов за даруемое им удовольствие. Что угодно, как угодно, где угодно за обжигающие языки чувственного пламени.
***
Магнус выполнял сложное пожелание подопечного — увы, перемещение по мирам детям анамаорэ запрещалось, а Оливеру страстно хотелось увидеть хмурое небо, вдохнуть запах дождя, поймать ладонями тяжелые холодные капли… Надеть серые джинсы, объемную темную куртку, красные митенки и гулять одному, наступая на пожухлые листья, погрузившись в свои мысли и впитывая энергетику прохожих, отдельных домов и целых улиц.
Оливер жаждал писать композиции, и Лукас, царевич анамаорэ, по знакомству учил его делать это без инструментов, преобразуя вибрации самой души в звук.
Иногда Оливер мечтал об островах, вспоминая ту родню, о которой он узнал благодаря Тери.
Родителей, отправивших его в пансион, и от которых он сбежал в Город, Оливер почти не вспоминал.
Оливеру давала покоя мысль о Маю — как она решила свою схожую проблему?
Оливер пытливо поинтересовался у Тамико, и она сказала:
— Родители Маю получили известие, что их дочь умерла, — Тамико вздохнула. — И это честнее, чем то, как мы с Магнусом ломаем комедию… Но я не могу не видеть своих папу и маму! Не обнимать их… Не могу же подойти к ним невидимкой — испугаются! — Тамико виновато склонила пушистую голову.