Любимая для эльфа (СИ)

Глава 40. Выяснения

Камилла совсем потеряла счет дням.

Все они были, как один — одинаково-праздные.

Камилла привыкла к вниманию и поклонению мужчин. Но единственным, кого она могла обольщать в комнате с апельсиновыми стенами, был слуга ее чокнутого бывшего. Станислав.

Абсолютно непрошибаемый и видимо туповатый.

Он терпеливо сносил все истерики Камиллы, а дальше ни тпру, ни ну.

Ни раздражения от него, ни инициативы — ну полный голяк и нуль.

Раньше Камилла и бровью бы не повела в адрес такого скучного парня, но теперь она решила схитрить.

Игриво взяла Станислава за подбородок, приняв соблазнительную позу.

— Скажи, вот почему мой бывший такой маньяк, что запер меня в этой каморке?! Если бы ты только мог меня отсюда выпустить, — она разве что не промурчала.

— Я как раз могу.

От неожиданности Камилла дернулась, словно ошпаренная.

— Что?!

— Я дожидался, когда ты это предложишь. Лукас не маньяк, а просто большой затейник. Он помог нам познакомиться и близко узнать друг друга.

Обалдеть! Ну просто что-то с чем-то!

Гнев ударил Камилле в голову.

— Ну вы и психи. Гондоны полные! Оба.

Теперь Камилла знала, что ей делать.

Нужно притворяться с этим туповатым мужиком ласковой.

Усыпить его бдительность, выбраться из проклятого заточения, а потом сдать его вместе с Лукасом в полицию.

Они совсем очумели похищать людей!

Получается, Паола тоже с каким-то гондоном страдает?

Камилла еле сдержала гримасу отвращения и не отдернулась брезгливо, когда Станислав придвинулся к ней.

— Нет, кажется, ты еще не созрела. Ну и тигренок мне достался!

Ему?! Разбежался, гондон.

***

Он повел себя, как говно полное.

Роберт думал только о Кэйли. Он собирался заняться с Джунко сексом и бросить ее.

Занялся. Ему понравилось, кстати.

Оказалось, что они с Джунко вполне сходятся темпераментами и предпочтениями.

Она ни от чего предложенного не отказывалась и, главное, искренне получала удовольствие. Не притворялась.

Ну, а после Роберт «пропал», как и планировал.

Перестал приходить, перестал звонить.

А тут Оливер ему некстати напомнил о «подружках Наоко».

Первой, кого Роберт вспомнил, была Джунко.

Она же не его во всем обвинит и кобелем обзовет! Джунко наивно решит, что это она сама какая-то неправильная. Неумелая, некрасивая или еще какая чушь.

Потому что правда всего одна: Роберт Джунко не любит.

Дело в нем, а не в ней.

Банальность, которая на этот раз не отговорка никакая.

И если Роберт продолжит в том же духе, так и не объявится, он просто сломает Джунко жизнь.

А кто он такой, чтобы доверившейся девушке жизнь ломать?

Бог что ли?

Это Кэйли может жизнями играть. Она имеет право.

У Роберта этого права ноль.

И как больно ни было это осознавать, его верность Кэйли совершенно не нужна.

Сама Кэйли верна Роберту тоже не будет…

Роса — она для всех роса.

***

Толкнув привычно незапертую дверь, Роберт вошел в квартиру студенток.

Стянул куртку и сразу же направился к комнате Джунко.

Тихо заглянул в щелку.

Джунко была там. Она горько плакала, клубком свернувшись в кресле.

Больше в комнате не было никого. Джунко точно не играла. Она реально была совершенно несчастна.

Роберт ворвался в комнату. Бросил куртку на пол и кинулся к Джунко. Крепко ее обнял.

— Что ты плачешь, котенок? Вот он я, никуда я не делся. Хочешь, останусь тут на ночь?

На ее кровати вдвоем тесно. Поспит Роберт на полу, не развалится.

Джунко всхлипывала, стискивала его тонкими руками и вздрагивала. Словно она все никак не могла поверить, что Роберт пришел.

Хорошая. Чистая, нежная и хорошая девушка.

Роберт думал, что она его отругает, но Джунко не стала.

Просто гладила его молча и плакала.

***

Картина, открывшаяся ему на площади, показалась Лукасу весьма занятной.

Высокий стильно одетый мужчина с аккуратно уложенными длинными волосами грозно навис над Наоко.

Наоко съежилась и растерялась.

Глаза незнакомца горели гневом.

Прочитав его мысли — с людьми это не возбраняется — Лукас на миг опешил.

Ровно в следующее мгновение он возник за спиной Наоко.

Именно возник — нефиг этому хмырю Наоко пугать.

— Позвольте поинтересоваться, что тут происходит?

Оливер побледнел. Судя по описанию Роберта, перед ним стоял тот самый Лукас. «Урод» и мужчина Наоко.

Но как этот Лукас появился из ниоткуда прямо посреди площади?!

Роберт мягко намекнул Оливеру, что Лукас — нечисть?

Стараясь не показать страх, Оливер объяснил:

— Мне приснился сон. Очень четкий такой. Как видение. А во сне она — Наоко — вооруженная мечом, напала на меня с другими девушками. При этом она называла меня бароном. Я хочу понять, что это все значит.

Лукас поморщился.

Наоко некстати вспомнила технику наведенных снов. И дался ей этот меч. Опять дурацкая кровожадность.

Надо ей объяснить границы дозволенного так, чтобы она четко все поняла.

А с этим человеком нужно срочно объясниться.

И да, он же музыкант, получается.

Лукас спокойно заявил:

— Впечатлительность, достойная музыканта! Барон — это персонаж популярного сериала, ты не замечал вашего сходства? Не самый пушистый персонаж. Многие зрители принимают сериал близко к сердцу и хотят барона проучить. А ты, наверное, рекламу мельком видел. В подсознании что-то отпечаталось. Кстати, заходи к нам как-нибудь. Наоко отлично готовит. Ты наверняка ищешь работу в Городе, обсудим вопрос.

Оливер поспешно кивнул.

Он не смотрел каналы с сериалами совсем.

Наоко слишком перепугалась.

Лукас появился из ниоткуда, знал слишком много и ответил слишком логично.

И да, Лукас тоже присутствовал в том сне.

Очевидно все «герои» видения были живыми… людьми. Или не особо людьми.

Оливер знал, что в мире водится всякое.

Дождавшись, пока музыкант уйдет, Лукас склонился к Наоко.

— Доигралась, деточка. Пойдем тренироваться. Наснишь еще кому-нибудь что-то такое, хлопот не оберешься. Или вообще завязывай с этой техникой. Ты переходишь границы разумного.

Наоко вся дрожала.

— Он меня напугал своим внезапным появлением! Как будто он меня специально выслеживал!

Естественно, Оливер ее выслеживал. Лукас вполне его понимал.

Лукас мягко привлек Наоко к себе, позволяя ей уткнуться личиком себе в грудь.

— Еще бы, после такого видения! Выслеживать он тебя больше не будет. Ты моя.