Магнус рассказывал про мир, где живут удивительные «ездовые» птицы, а Тамико напоказ зажала ушки и возмутилась:
— Что ты нашел в этих безмозглых?! Я и так могу полетать! Никаких птиц, и не уговаривай! Лучше Оливера возьми!
Магнус улыбнулся.
— Он маленький еще, ему нельзя.
Тамико завертела пушистой головой.
— Ну так он подрастет! Нет-нет-нет! Считай, что я их боюсь! Только от прыгунов отмазалась, так теперь эти птицы!
С подобными приступами упертости сложно было что-либо поделать.
***
— Лууу! — Марина подскочила в кресле, смахнув книгу с колен, и бросилась на шею высокому черноволосому мужчине, материализовавшемуся в кабинете внезапно. — Ты улитка! Маленькая смешная улитка!
Лукас подхватил ее и приветственно закружил. Марина хихикала и крепко держалась, а потом взмолилась:
— Ну все, отпусти! Лууу, — она тянула слова, — ну как же так, а?
— Рассказывай, — Лукас усадил Марину в кресло, где она обитала до его прихода, а сам устроился у ее ног, внимательно глядя ей в глаза.
Марина хохотнула.
— Да, улитка ты! Что тут говорить! В домик спрятался! Когда я пришла сюда и не обнаружила никого, даже ехидную Тамико, в первый миг я растерялась… А потом заварила травы, достала книгу и принялась тебя ждать… Час прождала и смекнула: дело нечисто. Совсем… Испугалась… Поплакала немного… А потом подумала, что буду тут ждать, пока кто-нибудь не придет… В кабинете все есть, я сбегала домой, притащила спальник на всякий случай, еще другую книгу, купила готовую еду и устроила засаду, — Марина выглядела загадочной. — Я понимала, что никто посторонний не войдет и что ты за мной наблюдаешь, ну и прекратила волноваться, просто тебя ждала. Ты же видел. Когда прошли сутки сидения тут, я прикинула, сколько еще ты будешь меня мурыжить… А я упорная! Смешной: те же двое суток… Как маленький!..
Лукас просиял.
— Ну вот, теперь у тебя есть на меня компромат — какую глупость я сделал на эмоциях!
Марина придвинулась близко к его лицу.
— Ааа, компромат, что не я одна дурочка… Да уж, Лу, я никак такое от тебя не ожидала! Ты что, все это время на меня дулся?
Лукас улыбнулся.
— Дулся, дулся да сдулся! Было немного, да.
Марина обхватила его за шею, как обожала делать, и притянула его голову к своему животу.
— Теперь мы квиты! Мир? Совсем мир?
Ее сердечко под его ухом билось так быстро…
— Мир!
***
Пестрые листья, охапками сыпавшиеся с деревьев при малейшем дуновении ветра, завораживали. Колетт нравилось набирать полные пригоршни и отпускать их, радуясь тому, как листья, нестройно кружа, падают вокруг нее разноцветным дождем, и ужасно хотелось осыпать Роберта, но Колетт боялась, что ему, нередко такому суровому, романтичная забава окажется не по вкусу.
Они вышли в парк на утреннюю пробежку, правда, Колетт хотелось просто гулять и наслаждаться осенью, но Роберт не поддался на ее уговоры, заявив, что ее изменчивое настроение не повод для отмены тренировки.
Но когда он скрылся из виду, Колетт замедлила бег, а затем и вовсе остановилась, собрала листья и устроила волнующий листопад.
— Тааак, — Роберт появился со спины и совершенно неожиданно, — сачкуем?
Колетт пискнула, она пока не успела отправить в полет все листочки, несколько еще оставалось в ее ладошках. Колетт прижала их к груди, как некогда пакет…
Но Роберт просто сгреб ее в охапку, наклонился и поцеловал так жадно, что Колетт стало жарко, несмотря на довольно морозную погоду.
Ее пальчики ослабли, а листья незамеченными опустились на землю. Они больше не волновали…
Колетт, но не Роберта. Он подмигнул.
— У меня идея: если ты сможешь меня догнать, соберем море листьев и устроим шикарнейший листопад.
Колетт скуксилась.
— Я тебя? Это невозможно!
— Я побегу медленно. Медленнее твоей идеальной скорости. Постарайся уж.
Колетт решила выяснить полные условия.
— А если все же не догоню?
Роберт развел руками.
— Значит, сегодня осеннего праздника не будет.
Колетт вздохнула.
— Ладно, поцелуй меня еще для зарядки, и побежали…
«Зарядка» продолжалась около пятнадцати минут — среди глухих, еще не осыпавшихся кустов. Это было ужасно непедагогично, но Колетт невинно играла на слабостях любимого, а потом пару раз умудрилась догнать его, и заливисто смеялась, когда листочки начинали дивный, но непродолжительный танец — Роберт осыпал ее, Колетт его, и они оба были совершенно счастливы.