Мои воспоминания (в пяти книгах, с илл.)

20IV, 2. Свадебное путешествие, Вормс, Страсбург

канделябр. Все это пришлось нам по вкусу, хоть и попахивало сыростью. Не менее понравился нам и усердно хлопотавший хозяин и отвешивавшие низкие поклоны слуги. Особенно же расчувствовались мы, осознав вполне, что мы в древней резиденции легендарных королей и героев, когда, отдернув занавески и распахнув^ окна, мы увидели прямо перед собой точно надвигающийся на нас всей своей черной громадой собор с его четырьмя круглыми замкоподобными башнями. Было слишком поздно, чтобы сразу поспешить туда. Зато утром, не успели мы проглотить чашки превосходного кофе, как уже под ручку бежали в собор, вокруг которого и в котором мы затем и провели значительную часть дня, подпадая воздействию его величественных архитектурных форм и слушая пение различных служб. Внутри Вормский собор не содержит столько художественных диковин, как Майнцский, но самая его голизна способствует тому, что архитектура в целом настраивает на особо торжественный лад. Еще раз вернулись мы в собор уже перед самым закатом солнца, когда вся громадная храмина тонула в сизом полумраке и лишь барочная, колоссальная, увенчанная императорской короной сень над алтарем сияла золотом своих колонн и своих волют ы завитков. Как странно — это неуместное вторжение XVIII в. не портило общего настроения,

Интересным оказался тот музей, что нашел себе убежище в романской (заштатной), о двух круглых башнях, церкви св. Павла (мне она была знакома по папиной акварели, сделанной в 1846 г.), но особенно нас пленила готическая церковь, которая находится на окраине города. К самым ее стенам и к своеобразному портику подходят поля с виноградниками, из которых выделывается знаменитое вино, носящее в сущности несколько кощунственное название — «молоко божьей матери», Lieb-frauenmilch. Рдеющие в вечерних лучах, трепещущие под сильными порывами ветра лозы с уже налившимися гроздьями создавали такую прелестную картину, что я, тут же усадив Атю отдыхать в церковь, сделал рисунок, по которому позже (уже в Петербурге) написал картину, казавшуюся мне довольно удачной **.

К вормским диковинам принадлежит еще синагога — одна из старей-гаих в Европе, а также еврейское кладбище, в котором покоятся немало сменявшихся поколений и в котором толпятся стоймя торчащие, обросшие мхом древние плиты. Но вот от посещения синагоги — точнее, гой еврейской школы, которая к ней примыкает и куда нас провел сторож, пожелавший нам показать тк^сптлетние книги, у нас сохранилось не слишком приятное воспоминание. Едва мы успели опуститься на одну из скамей, обступавших широкий и длинный стол, занимавший почти все пространство этой низкой комнаты, как ворвалась ватага необычайно зуйных мальчишек. Тут было не до рассматривания фолиантов, грудами пежавших на столе (в которых мы все равно ничего бы не поняли), а надо было спешно убраться.

Она была приобретена, если я не ошибаюсь, Академией художеств 2.