Эпилог

Ветер нежно перебирал теплыми пальцами длинные золотые пряди душистых трав. Над прерией стелилось жаркое марево, ароматное, густое, пьянящее. Сливающиеся воедино голоса птиц, жужжание пчел и стрекот кузнечиков, накатывали волнами белого шума, расслабляя разум, ненавязчиво заполняя мозг. В нескольких шагах паслись две расседланные лошади — рослый вороной, выгоревший на солнце до красноты на кончиках прядей и на лоснящихся боках, и нарядная, очень контрастная игреневая с барсучьей отметиной на морде и голубыми глазами. Вкусное хрупание и спокойное посапывание временами дополнялось свистом и шорохом от резких взмахов хвостами.

Джейс закрыл глаза и блаженно откинулся на толстый ствол ивы. По телу разливалась истома, обнаженную грудь приятно щекотали мягкие пряди уютно устроившейся в его объятьях Коры, приспособившую его колени под удобные подлокотники. После купания в реке ее кожа приятно холодила нагревшегося на солнышке Джейса. Он поднял руку и нежными, едва заметными касаниями пробежался по блестящим черным кудрям. Кора потерлась о него пушистым затылком, давая понять, что жест она заметила и одобрила.

После нескольких хлопотных недель, заполненных работой над новыми проектами, переговоров с местными властями, и это все — на фоне обычной жизни ранчо, — Джейс и Кора решили сбежать от всех, затеряться на просторах ранчо и посвятить день самим себе и друг другу. В конце концов, они заслужили это: и этот Эдем, и это уединение, и это сладкое, переполняющее все естество и щемящее душу счастье. Джейсу все еще казалось, что это нереально или, что еще страшнее, временно. Он все еще иногда просыпался по ночам с бешено стучащим сердцем, дико озираясь в темноте, пока не понимал, что он лежит на кровати, а рядом с ним спит Кора, настоящая, осязаемая и никуда не собирающаяся исчезать.

Да, совсем не этого он ожидал, подыхая на асфальте у заправки где-то на краю света! Как же хорошо, что он не сдался раньше, зачем-то выживал, боролся как мог. Иначе не было бы ни Коры, ни возможности сделать в своей жизни хоть что-то достойное. А если глянуть шире, то без его самоубийственного решения отдать свою свободу за жизнь брата, он никогда бы не оказался на той заправке, не узнал бы, что есть на свете такая чудесная женщина. Причудливо все-таки плетение человеческих судеб, никогда не знаешь, куда кривая выведет. Особенно, если решишь остановиться… Джейс непроизвольно усмехнулся, и Кора лениво приоткрыла глаза и обернулась к нему.

— Ты чего?

— Так, кажется, я понял, как правы были Алекс и Инола, назвав эту планету "Приносящей радость".

— Мда? И чему ты так рад?

— Этому, — ответил Джейс, сгребая жену в охапку и ловко укладывая на шелковую траву.

Кора счастливо рассмеялась, отвечая на его ласки и купаясь в блаженстве. Сейчас они словно вернулись в Рай до изгнания — не было ни добра, ни зла, ни других людей с их суетой. Только он, она и их чистая любовь к друг другу и окружающему их миру.

Они провели весь день, наслаждаясь своей свободой, уединением и любовью. Но чем ближе подкрадывался вечер, тем задумчивее становилась Кора.

— Не хочу возвращаться, — призналась она растягиваясь на большом теплом камне после последнего на сегодня купания. — Снова суета, снова что-то решать, делать… Эх, плюнуть бы на все и остаться на ночевку!

— Хочешь, останемся, — пожал плечами Джейс. — В кои то веки мы сами решаем.

— Не, во-первых, мы ничего с собой не взяли для этого, во-вторых, дела за нас никто не сделает.

— Да уж, не думал, что хозяином быть так накладно, — пробурчал Джейс, но предпочел перевести разговор в более шутливую плоскость. — А с каких пор тебе для ночевки на природе нужно вообще хоть что-то, кроме ножа?

— Старею, — сокрушенно вздохнула Кора и тут же улыбнулась. — Уже не тянет шароебиться по кустам без ничего. Комфорта хочется!

Джейс тоже улыбнулся, но покачал головой.

— Врешь, — ласково протянул он. — Я тебя знаю, из тебя это не вытравить. Отдохнешь, нагуляешься, и снова шило в одном месте колоть начнет. В главном мы с тобой не изменимся уже, наверное, никогда.

Тон его был достаточно легким, но чуткий слух Коры уловил что-то тревожное в последних словах. Она сделала вид, что ничего не заметила, а когда они оба сомлели от тепла, исходящего от камня и от уже потерявших яд предвечерних лучей солнца, Кора вдруг заговорила.

— У моей мамы есть очень интересная чашка. Старинная, еще с Земли. Она красивая, там разные оттенки морской волны, немного коричневого, будто на море сверху смотришь. Но она ничем не отличалась бы от других, если не одна особенность, — Кора будто сказку рассказывала, и Джейс охотно прислушивался. — Когда-то эту чашку разбили. А мастер взял и склеил ее золотой смолой. Получилась уникальная сеть золотых прожилок. Невероятно красиво и неповторимо. Симпатичная чашка превратилась в произведение искусства.

Джейс задумался, а потом зябко поежился.

— Знавал я одного такого художника. Тоже считал, что надо что-то сломать, чтоб интереснее было.

— Нет, ты не понял, — твердо ответила Кора. — Суть не в поломке. Мы все ломаемся, все несовершенны. Суть в том, чем мы станем, залечив разломы. Чем мы заполним их, да и заполним ли вообще? Чашку можно было выбросить, можно было попытаться склеить чем попало или скрыть ее кажущееся несовершенство. А можно было принять его и превратить в нечто потрясающее.

— Ты поэтому не сводишь некоторые шрамы?

— Отчасти. Я не стыжусь их. Их приятие помогает мне смириться с тем, как они были получены. Я помню, кто я, кем была, кем стала. Я ошибалась, моя совесть не чиста, но я уже не могу изменить прошлое. И забыть его тоже. Единственное, что мне подвластно, это я сама. Точка не поставлена. Вопрос в том, что из этого всего выйдет? Черепки на выброс, кое-как склеенная чашка или что-то ценное? Я пока сама не знаю, если честно. Но я пытаюсь.

Джейс долго молчал. Свой последний вопрос он задал, чтобы отвлечь Кору от того, что она так метко подметила в нем самом. Его мудрая женщина-птица тоже молчала, давая пространство его мыслям. Джейс представил себе эту чашку с ее золотыми прожилками, но на смену ей пришло в голову воспоминание о том зеркале, что он разбил когда-то, не в силах смотреть на свое отражение. Перед внутренним взором по трещинам в зеркале потекли тонкие струйки золота. Джейс удивился своей фантазии, но еще больше его поразило странное ощущение… будто ему вдруг стало легче. Оказывается, до сих пор, несмотря на все позитивные перемены, в душе что-то нарывало, болело и тянуло. Он просто не признавался себе в этом. А сейчас будто допустил возможность… нет, не исцелиться, потеряв свою суть и став чем-то обычным и приемлемым, а… принять свои изъяны, простить их самому себе.

И тут Джейс понял, что ему уже не так страшно думать об их будущем. Да, ни он, ни Кора не выдержат тихой, размеренной жизни, да и никто им не даст ее построить, учитывая наследство Коры. Однако, если принять самого себя, не стыдиться своего прошлого, то ударить по тебе станет сложнее. Изъяны и уязвимые места, может, и останутся, но поменяют свою суть. Надо было пройти долгий путь самому, долго общаться с доверенным специалистом, чтобы слова Коры вдруг упали на плодородную почву и дали всходы.

Джейс не продолжил разговор, и они мирно завершили свой выходной. Ближе к вечеру собрали вещи, поседлали лошадей и неспешно двинулись к дому. На одном из холмов задержались, любуясь на закат. Небо на прерией сперва подернулось сиреневой дымкой, потом на нем занялись огнем облака, оплавляясь по краям расплавленным золотом. Оранжево-золотые краски быстро прогорели, и облака налились насыщенными малиновыми и красными оттенками по мере того, как солнце ползло за горизонт. На смену ему уже спешили тонкие ледяные серпы двух лун.

В какой-то момент на гребне соседнего холма появилась еще одна фигура, так неслышно, будто и вовсе соткалась из пустоты. В гордом одиночестве там застыл будто высеченный из камня огромный бык с тяжелыми длинными рогами. Закатный свет выкрасив его шкуру в глубокий красный цвет и позолотил копья рогов, превратив немолодого уже зверя в нечто почти нереальное. Будто сам дух прерий провожал солнце, ведя за собой двух небесных коров с лунными серпами вместо рогов.

Где-то за холмами брело пестрое стадо, разлетались из-под многочисленных ног потревоженные насекомые, качались над пятнистыми и тигровыми спинами острые рога — белые, черные и двухцветные, но вполне обычные. А на гребнях холмов, где под необъятным, полыхающим небом замыкало круг время, и реальность расширяла свои границы, застыл длиннорогий красный бык и два человека. Миг переходил в вечность, реальность — в миф, и отделить одно от другого становилось невозможно.

Но вот краски начали сгущаться и становиться более холодными. Красный бык, все еще полыхая в последних лучах, мотнул головой, развернулся и ушел за холм, где уже разлились прохладные синие тени. Всадники тронули коней и неспешно возобновили путь. Торопиться было незачем, ехать оставалось совсем недолго и до дома они должны были добраться еще в сумерках.

— Кора, — вдруг тихо позвал Джейс. — В следующий раз, когда мы поедем к родителям, покажешь мне ту чашку?

Кора посмотрела на него своими бархатными черными глазами и чуть заметно улыбнулась.

— Конечно, — только и сказала она.

Джейс расслабился, успокоился. Все вставало на свои места. Сколько раз его "белая птица" вела его за собой, ненавязчиво подсказывая путь? Сколько искала его, идя по следу? Сколько он сам искал ее? Наверное, всю жизнь. А теперь они ехали рядом, бок о бок, и могли ехать так вечно. Под этим небом, по этим прериям. На самом краю мира. Да и за краем.

КОНЕЦ

Загрузка...