На волоске

Глава 11

Вся неделя прошла как в тумане.

Я кажусь себе тенью самого себя, пока бесцельно брожу по школе. Я обтираю стены, смотрю издалека на своих врагов и не высовываюсь, чтобы не угодить в неприятности. Мне кажется, что от мистера Бернса из «Симпсонов» меня отличает только отсутствие пигментных пятен на лбу. И бейсболка в качестве прикрытия.

Джаспер щеголяет в той, что он у меня украл, — черной с золотым логотипом. Он бросает мне торжествующие улыбки; напрасно я надеюсь, что он споткнется и расквасит нос о первую попавшуюся стену, этого так и не происходит. Должно быть, он был святым в прошлой жизни, раз в этой ему позволено так самодовольно портить всем кровь, не опасаясь кармического наказания. Я же, наверное, был каким-нибудь жалким ублюдком, заслужившим подобную кару.

Я представляю, как я на месте Карло с обольстительной улыбочкой препираюсь с девчонками. Его шарм не валит с ног всех поголовно, — может, дело в одеколоне, которым он поливается каждое утро? — но он, по крайней мере, может попытаться подкатить к кому угодно. Сурая слушает его вполуха, проверяя сообщения. Она накручивает на палец одну из прядок, приходящих в движение при каждом повороте ее головы.

В такие моменты, когда со всех сторон звучат крики, смех и оскорбления, а я один скольжу между группками школьников, реальность в моих глазах застилает видение. Я вижу, как на ветру развеваются мои волосы, — может быть, зачесанные назад, как у Жан-Жозе, или падающие на лоб, как у Самира. В фантазиях я присоединяюсь к своим друзьям и делаю вид, что меня и правда интересует их разговор, но все мое внимание приковано к Сурае, и она замечает это. О, это моя мечта — быть замеченным ею. Но в реальности я натыкаюсь на взгляд Бена — тот спешит отвернуться, будто не видел меня. Надеюсь, за обедом он подавится фасолью. Я уже в который раз повторяю себе, что все это неважно, что он все равно не заслуживал моей дружбы. Но боль предательства еще жива, и меня душит злоба. Если так и будет продолжаться, я захлебнусь в своих сожалениях; я должен встряхнуться. Я заслуживаю лучшего.

Мама решает поговорить со мной в четверг вечером, воспользовавшись тем, что папа ушел забирать Манон с тренировки по бадминтону. На этой неделе она совсем расклеилась, потому что один из гномов, за которых она отвечает, заразил ее каким-то вирусом. Я вхожу на кухню в тот момент, когда она достает из морозилки замороженную лазанью.

— Не смотри на меня так, — говорит она, шмыгая распухшим носом. — У меня хватает сил только на то, чтобы включить духовку. Единственное, о чем я мечтаю, — это вернуться обратно в постель.

Родители всегда гордились тем, что с младенчества кормят нас только «свежими продуктами», хотя нам всегда хватало для счастья магазинных наггетсов. Они слишком много на себя взвалили.

— Я буду есть, что дадут, как обычно. Андреа на работе?

— Да, бедняжка. Ей завтра на учебу… Она будет как выжатый лимон.

— Это уж точно. Знаешь, я рад, что она живет с нами.

У меня еще не было возможности поговорить с ней об этом. Я горжусь тем, как повели себя мои родители, но я не знаю, известно ли им о гомосексуальности моей кузины и ее ссоре с семьей. Но и рассказывать им о том, что я узнал от нее во время нашей вылазки в центр, я не имею права. Мама шумно сморкается.

— Честно говоря, я не понимаю свою сестру. Она должна была поддержать своего ребенка несмотря ни на что. Признаться, я ужасно злюсь на нее.

— Неудивительно. Во всяком случае, Андреа у нас хорошо. Мне жаль, что поначалу я… немного холодно ее встретил. Я испугался трудностей совместного проживания и…

В конце концов, Андреа моется по вечерам после ужина, чтобы никому не мешать. Время от времени пылесосит, за что ее не устает хвалить отец, играет с Манон в приставку, когда я забиваюсь в свою нору, и совершенно не беспокоит меня. Даже наоборот. Стоит сказать ей об этом. Как бы она не подумала, что на этой неделе я ее избегаю.

— Я сам не свой в последнее время. Надеюсь, она не сердится на меня за это.

— Это не в ее стиле, Матт. Она тебя очень любит, ты же знаешь.

Я вспоминаю наш разговор о ее бывшей и то, как она была печальна, тоже. Я бы хотел поговорить об этом с мамой, но боюсь облажаться. Мне кажется, что Андреа сейчас нужно, чтобы кто-то был рядом, и я в этом деле не на высоте, хотя она сделала для меня все и даже больше в прошлые выходные.

Мама улыбается мне.

— Еще не поздно исправиться. У тебя голова сейчас другим занята. Я хотела сказать тебе… Жаль, что ты больше не носишь парик. Дай себе к нему привыкнуть.

— Если я надену его в школу, меня зачморят. Я не вынесу.

Я и так все время боюсь, что этот ад с избиениями снова начнется…

— Может быть, все не так страшно, как ты думаешь? Рано или поздно они отстанут. Через пару недель уже никто не будет обращать на это внимания.

Мама витает в облаках. Она всегда верит в лучшее в людях, несмотря на то что сама работает в ужасных условиях прогнившей системы с коллегами, которые действуют ей на нервы.

— Нет, для них я навсегда останусь монашком Маттео или Жан-Клодом Дюссе. Это безнадежно.

У нее в глазах стоят слезы.

— Они все еще изводят тебя? Я думала, они прекратили.

— Нет, все нормально. Они отстали.

Комок в горле становится все больше. Я качаю головой; это не так важно.

— Скоро я уеду на подготовительные курсы в Брест, где меня никто не знает. Осталось продержаться всего семь месяцев. Потом я буду свободен как ветер.

— Мы можем перевести тебя в другую школу.

— Посреди учебного года? Ну уж нет. Это отразится на записях в личном деле.

Единственная другая школа неподалеку от нашего дома стоит куда ниже в национальном рейтинге; я не горю желанием объяснять потом подобные перемены на собеседованиях при поступлении на подготовительные курсы. Я поклялся себе в том, что Джаспер не испортит мне мою новую жизнь.

Мамины губы дрожат и кривятся, но она кивает.

— Хорошо.

Потом она признается — и это ужасно трогательно:

— Трудно снова видеть тебя в этой бейсболке.

Она и не представляет, насколько мне тяжело было снова ее надеть.

— Ты уверен, что они клюнули?

Ник нервничает. С начала недели мы болтаемся на орбите планеты в ожидании ответа на наше сообщение. К тому же ни Обливион, ни Алиоша не заходили в игру, и мне пришлось вести переговоры с другим экипажем, чтобы они согласились отложить миссию. Сегодня я как на иголках: мне нужна эта победа, нужен хоть какой-нибудь источник эндорфинов, — например, хорошая трепка, которую мы зададим демону и заодно шайке утырков, которые напали на моего капитана.

— Они понятия не имеют, где затаился демон, — говорю я. — Без нас им его не найти. За него дадут кучу очков.

— Все готово, — вмешивается Обливион.

— Гав!

Бронированный робопес размером с пони принимается вилять хвостом, как только кто-то произносит его имя.

На место встречи мы прибываем за минуту до назначенного времени с готовыми к стрельбе пушками на случай, если что-то пойдет не так. Они без возражений следуют за нами к потухшему вулкану и заходят на посадку.

— Офигеть, телка тоже с вами? — бросает первый из них, спустившись к нам по трапу.

Воин-священник, как и я.

— Заткнись! — отвечает Ник. — Или тебя заткнет она.

— Спокойно, — приказывает Алиоша. — Господа, если вы не в силах потерпеть мое присутствие каких-нибудь полчаса, я вас не держу. Сегодня вечером я перережу глотку этой твари, с вами или без вас.

— Али лучшая, — рычу я в микрофон и слышу саркастические смешки вновь прибывших.

Да, я почувствую себя куда лучше, когда после окончания миссии мы поотрываем им головы. Обливион замечает в командном чате, что они утомительны и он с удовольствием лично пустит пулю в лоб каждому из них.

— Это еще че такое? — спрашивает один из них, киборг с пушкой вместо руки, которой он сейчас указывает на Тотора.

— Он охраняет наш катер, — отвечает Алиоша. — На случай, если вам вдруг захочется его подбить. Снова.

Тотор, оставшийся у входа, издает предупреждающий рык. Хороший песик.

Мы углубляемся в туннель. На выходе из него нас ждет демон.

— Матт?

Я уснул на клавиатуре. Встревоженная мама входит в комнату.

— Тебе пора ложиться, уже полночь. Я думала, мы договорились? Не позже одиннадцати.

— Прости, мам. Я не играл допоздна, просто закрыл глаза на минутку… И вот.

Я сканировал корабль наемников в поисках того, чем можно поживиться, раз уж мы их всех порешали. Мама быстро набирает на клавиатуре какую-то комбинацию, и компьютер выключается, бросая голубой отблеск на ее грустное лицо.

— Тебя не было видно с самого ужина… Нельзя приниматься за старое, дорогой. Ты не можешь просто закрываться в своей комнате, как в прошлом году, и не выходить отсюда.

— Знаю, не волнуйся.