На волоске

Глава 5

Субботу с дождем в постели переждем. Я нежусь в кровати с чувством глубокого удовлетворения.

Вчера я поздно лег из-за того, что шел по следу наемников, виртуально убивших нашего капитана и похитивших у нее артефакт, который она раздобыла. У нас ушло два дня на их поиски. Два дня! Как вы уже могли догадаться, на этих выходных экипаж «Скайдаста» твердо намерен хорошенько начистить им рыла.

Эта чудная перспектива приводит меня в замечательное расположение духа, но вылезать из-под одеяла все еще нет никакого желания. Пробуждение ознаменовалось и другими потребностями… Стук в дверь прерывает меня на, эм, самом интересном месте.

— Матт?

— Отвали, Андреа!

— Когда ты уже встанешь?

— Когда захочу!

Если она войдет, я швырну тапочкой ей в лицо.

— Я купила круассаны и приготовила горячий шоколад. Жду тебя.

Я даже забываю про своего дружка. Что это она задумала? Сегодня не ее день рождения, и не мой тоже. Мое сердце переполняет надежда. Может, она хочет сообщить нам чудесную новость? Ей повезло, она нашла квартиру и съезжает!

— Сынок? — зовет отец из-за двери. — Давай сюда грязное белье, я пойду запущу стирку.

Отлично. Вся вселенная сговорилась, чтобы заставить меня вылезти из кровати. Я, ворча, уступаю ее требованиям и лениво тащусь через всю квартиру. Манон лежит как овощ и смотрит мультики, папа ушел в подвал сдувать пылинки со своей стиральной машины, мама наводит порядок в шкафчике с хлопьями, а Андреа терпеливо сидит на кухне, потягивая кофе. Обещанные круассаны и горячий шоколад ждут меня на столе. Загадочно поблескивающие глаза мамы и Андреа следят за тем, как я усаживаюсь на стул. Они явно гордятся своим хитрым ходом и похожи сейчас на двух кошек, которые поймали мышь и собираются с ней поиграть. Я поворачиваю бейсболку козырьком назад и принимаюсь за завтрак, но держу ухо востро.

— Окей, что происходит?

— Я хочу кое о чем тебя попросить.

Андреа говорит честно и напрямую, и я ценю это, — конечно, когда она не сует свой нос в мои дела.

— Я тебя слушаю.

— Мой знакомый согласился одолжить мне футон, если я сама его заберу. Каркас легко разбирается, а матрас скатывается в рулон, как большой туристический коврик, но мне нужна помощь — я не унесу все это одна.

Я хмурюсь. Это значит, она пускает тут корни, разве нет?

— Мы с твоим отцом подумали, что Андреа могла бы пожить у нас до конца учебного года.

Ее слова производят эффект разорвавшейся бомбы. Я мужественно встречаю удар.

— В следующем году, — продолжает она, — ты пойдешь на подготовительные курсы, и твоя комната освободится. Будет просто замечательно, если она останется у нас. Так она сэкономит деньги, а нам кто-то сможет помогать по дому. Словом, все в выигрыше.

Мама так загорелась этой идеей, что я не хочу сбивать ей весь настрой. Я пытаюсь проглотить свою горечь — меня заменят, как только я уеду, — и кивнуть. Я разжимаю зубы:

— Хорошо. Без проблем.

— Ты просто душка.

Мама целует меня, не обращая внимания на мое кислое лицо. Я недовольно мычу с набитым ртом.

— Но у меня нет совершенно никакого желания провести субботу, таскаясь по метро со всякими тяжестями.

— Я купила тебе круассаны, — отвечает Андреа. — Серьезно, я в долгу не останусь.

— Резонно.

Вот так я и оказался субботним утром в общественном транспорте, хотя и обещал себе весь день безвылазно просидеть в комнате. Поездки на метро не вызывают у меня особого восторга лет с шести, но сейчас по моему лицу блуждает улыбка. Потому что я не ездил в центр Парижа ни с кем, кроме своих родителей, уже… целую вечность. Андреа болтает без умолку и часто — очень часто — останавливается. Она фотографирует двери, дома, таблички с названиями улиц и постоянно гуглит, чтобы узнать историю этого памятника или вон того здания. Она говорит о формах и материалах… То, как она поглощена своей страстью без остатка, почти пугает.

Моя кузина не пытается абстрагироваться от реального мира, она живет в нем, расшифровывает, осваивает его с жадностью и заразительным энтузиазмом. В конце концов я вместе с ней начинаю с интересом разглядывать великолепных русалок на фасаде в стиле ар-деко, округлые окна с отделкой тонкой работы, колонны и арки, поразительные и необычайные…

— В Париже зачастую достаточно просто поднять глаза, чтобы увидеть что-нибудь прекрасное, — говорит она мне с оттенком светлой грусти.

Хотел бы я знать, о чем она думает, когда ее взгляд обращается в никуда и она забывает о моем присутствии. Я вспоминаю о том, как она плакала по вечерам, но так и не осмеливаюсь спросить об этом, пока она не решает, к моему величайшему смущению, отвести меня в кафе пообедать.

— Знаешь, я вполне могу обойтись сэндвичем. Не стоит тратить деньги.

Несмотря на то, что у Андреа состоятельные родители, она не купается в золоте. Ее одежда уже порядком изношена, и еще с утра она рассказывала мне, что три дня в неделю подрабатывает официанткой, чтобы сводить концы с концами. Она настаивает на том, чтобы заплатить за меня, и этим ставит меня в неудобное положение. У меня есть карманные деньги, которые мне редко выдается случай потратить. Но я напрасно пытался отказаться, Андреа стояла на своем так упрямо, будто у нее в роду были ослы.

— Разрешив пожить у вас, вы сэкономили мне кучу денег, я могу себе это позволить. К тому же ты обойдешься мне куда дешевле грузчика!

Кафе вполне симпатичное, поесть можно евро на пятнадцать, и, судя по тарелкам на соседних столиках, порции тут очень приличные. Мы воодушевленно заказываем по бургеру с картошкой фри. Андреа берет к этому пиво и предлагает и мне тоже, но я отказываюсь.

— Никакого спиртного, спасибо.

— Как благоразумно. Сущий ангел.

Я пожимаю плечами, меня больше занимает вопрос, который уже давно вертится у меня на языке.

— Ты не обидишься, если я спрошу у тебя кое-что?

— Валяй. Я слушаю.

— На твоем месте я бы поискал другую квартиру или комнату, с другими соседями. У тебя будет куда больше свободы. Я не понимаю, почему ты хочешь остаться у нас. Я смоюсь, как только смогу.

— Да, это я уже поняла.

Она улыбается мне.

— Само собой, тебе уже надоело жить с родителями — ты ведь жил с ними все время… Но не всем так повезло, как тебе. Я куда чаще видела нянек, чем своих родителей.

— Протестую, ваша честь. Вы объездили весь мир.

— Да, они смогли многое мне дать и почти ни в чем не отказывали, но их работа отнимала у них львиную долю времени, одна командировка следовала за другой… Мы никогда не ужинали вместе так, как это делаете вы. Мы с моей матерью не так уж близки, и… я никогда не могла довериться ей в полной мере.

Она делает глоток пива и начинает вертеть в руках солонку.

— Честно говоря, я не хочу сейчас снова оказаться одна или среди незнакомцев.

Слезинка, заблестевшая в уголке ее глаза, заставляет меня ощутить себя не в своей тарелке. Я наконец решаюсь задать свой вопрос:

— Поэтому ты плачешь по вечерам?

— Угу.

Она заставляет себя улыбнуться, но меня этим не проведешь. Я наклоняюсь к ней:

— Хочешь, я набью ему морду? Смотри, какой я здоровяк.

Андреа фыркает.

— Спасибо, это очень мило с твоей стороны, но я боюсь, что это она задаст тебе трепку. У нее красный пояс по тхэквондо.

— Ах вот оно что, хм… — я широко раскрываю глаза. — Тогда беру свои слова обратно. Я очень люблю тебя, кузина, но даже у моей преданности есть предел.

Тут официант приносит наш заказ, избавляя нас тем самым от неловкого молчания. Моя кузина только что совершила «каминг-аут», и я не знаю, стоит ли ее поздравлять. Она украдкой бросает на меня взгляд поверх горы картошки фри.

Я говорю первое, что приходит в голову:

— Если для тебя это слишком много, я помогу доесть.

— Руки прочь! — возмущенно кричит она. — Может, я и худая как спичка, но это не мешает мне обжираться!

Я молча набрасываюсь на содержимое своей тарелки, чтобы не показаться бестактным. Ее гомосексуальность для меня ничего не меняет, потому что то, что и с кем люди делают в своих постелях, меня не касается. К тому же она не бросила мне что-то вроде «Эй, Маттео, угадай что, я лесбиянка!». Она действовала куда тоньше.

Я набиваю рот, чтобы иметь все причины не открывать его. Если бы я сказал ей, что меня только что бросила девушка, она бы не стала хлопать меня по плечу со словами: «Oh my God, ты гетеро! Ты молодец, это так храбро». Разве нет?

Непринужденность куда-то исчезает. Тишина ощутимо давит на нас, и это пугает, особенно после того, как я швырнул в нее кепкой в среду. Теперь мне стыдно. Мне очень нравится Андреа, и она только что очень ясно дала понять, что доверяет мне, — по крайней мере, мне так кажется. Я жую, жую, делаю глоток колы, чтобы проглотить это все. И решаюсь попробовать кое-что:

— И все-таки круто вот так проводить время вместе и болтать обо всем на свете. Это напоминает мне о каникулах, когда мы были еще детьми.

Ее лицо озаряется улыбкой.

— Это да! Если хочешь, мы могли бы иногда вместе ходить на всякие выставки. Было бы славно, как думаешь?

— Абсолютно с тобой согласен. Не так уж плохо выбираться из своей норы время от времени.

В конце концов, не стану же я врать самому себе: я рад, что она остается.