На волоске

Глава 34

Помириться с Леаной оказалось проще, чем я думал. Она упрекнула меня в том, что я отмалчиваюсь, что я то ли слишком скрытен, то ли все время ухожу в глухую оборону — да что вы такое говорите. Так что я пообещал ей больше ничего не скрывать и говорить с ней обо всем, что у меня на душе. Это было легко, это было само собой, я просто говорил ей то, что она хотела услышать, но я не смогу сдержать свои обещания. Я соврал. Как врал все время с тех пор, как мы начали встречаться. Я начинаю сомневаться в том, что смогу продержаться до лета, но и признаваться ей во всем еще слишком рано.

Неделя оказывается более холодной, чем ожидалось, — иней вовсю ползет по тротуарам, укрывает сорняки у корней деревьев в школьном дворе, напоминая мне о том, что до весны еще далеко. Дыхание облачками пара вырывается в воздух, пока Леана делится с подругами своими бедами. Радость на лице Анны Софии нельзя спутать ни с чем другим. Она наслаждается этим. Все мои сомнения на ее счет окончательно исчезают. Она ненавидит Леану, ее, должно быть, неимоверно забавляет мысль о том, что та спит с самым большим лузером школы. Спрятавшись в тени столба, я замечаю, что Сурая в новом диснеевском шарфике, который ей подарил Иман. Вот каким должен был быть и мой подарок девушке: пришедшимся кстати, полезным, заметным — словом, идеальным.

К черту эту историю с подарком. Анна София всем все расскажет. Это только вопрос времени. И стоит только Леане узнать правду, я пропал. Я включаю в наушниках Сию, «Angel by the wings».

«You can, you can, do anything, anything, you can do anything…»[14]

— На что это мы пялимся, а, монашек?

Я подпрыгиваю на месте. Пытаясь проследить за всеми переменами в настроении Леаны, я совсем забыл о том, каким осторожным мне нужно быть с Джаспером. И сейчас он стоит и насмешливо на меня смотрит. Я никогда не пойму, почему он все время подходит ко мне, хотя я стараюсь избегать его, как могу. Да что с этим придурком не так?

— Опусти глаза, — приказывает он мне, заметив, что я его разглядываю.

Я подчиняюсь, сжав кулаки и закипая от ярости. Он выдергивает наушники у меня из ушей и похлопывает меня по щеке так, чтобы к ней прилила кровь.

— Не стоит спорить со мной, лузер.

Я поднимаю голову, не в силах отвести взгляд от бейсболки парня, который выше меня на голову. Он превосходит меня шириной плеч, мощностью и красотой. Впрочем, как и сволочизмом.

— Что я тебе сказал?

Хлесткая пощечина. Потом он одной рукой обнимает меня за плечи, пряча нас от остальных школьников, и шепчет мне на ухо:

— Однажды, когда тебе будет пятьдесят и ты станешь всего лишь одним лысым стариком из кучи других, я уверен, какая-нибудь одна, а то и две старые карги положат на тебя глаз. Но пока я запрещаю тебе смотреть на Леану. Она моя, усек?

Карло смеется. Джаспер резко отталкивает меня от себя и продолжает идти своей дорогой. У меня от этой встречи остаются неровное дыхание, дрожь в руках и застрявшие в горле оскорбления. Что за козлина! Нет, Леана не его и никогда с ним не будет! Желание набить ему морду возвращается с удвоенной силой и становится непреодолимым. Мне стоило бы догнать его и дать сдачи. Но я стою неподвижно, не отрывая глаз от черной бейсболки с золотым логотипом Kingsman, которая разрезает толпу.

Однажды, поклялся я самому себе, я верну свою бейсболку. Я почти невесомо прикасаюсь к своей — серой, с вышитой найковской галочкой — и бреду прочь на нетвердых ногах. А он идет прямо к Леане и ее подругам, чтобы завладеть их вниманием до тех пор, пока не прозвенит звонок.

— Ну и как ты собираешься это сделать? — спрашивает меня Андреа, когда я рассказываю ей о своей долбаной кепке.

— Не знаю. Но она моя! Я не могу больше смотреть, как он в ней щеголяет.

— Ты не думал о том, чтобы попросить его вернуть тебе ее?

Она стоит облокотившись на раковину на кухне, с фляжкой в руке и, похоже, всерьез предлагает это. Пожав плечами, я отодвигаю ее, чтобы помыть посуду.

— Почему бы не попросить у него десять евро, раз уж на то пошло? Как ты вообще себе это представляешь? Если бы это так работало, я бы уже этим воспользовался.

— Иногда решительность творит чудеса. На первом курсе у нас была деваха, которая хихикала, когда я проходила мимо, и все время шепталась за моей спиной. Однажды она подобрала шарфик, который я забыла в аудитории…

— Но перед этим она не избивала тебя, так ведь? Джаспер может посмеяться мне в лицо и сделать вид, что это его бейсболка, и никому и в голову не придет утверждать обратное. Нет, я должен отобрать ее у него.

Я раздраженно набрасываюсь на дно кастрюли с жесткой стороной губки для мытья посуды. И тру изо всех сил, представляя, что это рожа этого идиота, который портит мне жизнь и думает, будто ему можно считать, что Леана — его собственность. Если бы он знал ее так же хорошо, как знаю я, он бы понял, что она никогда в жизни не позволит так к себе относиться. И он ведь с ней сегодня еще разговаривал! Но она все еще встречается со мной. Ну… со мной-Полем, и Джаспер знает об этом! С ней у него нет ни единого шанса! Так почему он упорствует? Как и многие люди, он думает, что можно просто решить за других, что вполне достаточно думать только о себе, не заботясь об остальных, и что больше ничто не имеет значения. Он ошибается. Леана не кепка, а свою я у него заберу.

— Ты так переживаешь, братишка. И все из-за какой-то кепки?

Я сую полотенце в руки Андреа, чтобы она помогла мне вместо того, чтобы трепаться. Но вытирание тарелок не мешает ей болтать.

— Тебе лучше не зацикливаться на этом, — добавляет она.

— Это символ.

Примерно как «Sweet Dreams», которому Обливион вчера нехило навалял. Это уже второй корабль за две недели, который нападает на нас в открытом космосе и огребает по полной. Я думал, что он принадлежит Лиге джентльменов, этому сборищу женоненавистников, и за одно это хотел сбить его без предупреждения. Но Алиоша контролировала ситуацию, и она заставила их назвать того, кто заплатил им за то, чтобы они на нас напали. Оказалось, что одна шишка с Евраты-Один, играющая важную политическую роль, пользуется своим положением для того, чтобы гадить девчонкам, которые имеют несчастье играть в «Space and Daemons». Ник предложил двойную цену за его голову, и я уверен, что экипаж «Sweet Dreams» растрезвонил об этом по всему космосу.

Жаль, что я не могу сделать так же с Джаспером. И Карло. Его смех, как у гиены, дико меня бесит.

Но я все еще не придумал, как мне вернуть бейсболку: силой ее забрать нельзя, а «настойчиво просить» бесполезно.

— Я ее украду.

У нас с Джаспером только один общий урок — физкультура. А я единственный, кому можно не снимать головной убор на время уроков, поэтому Джаспер оставит бейсболку в раздевалке. Я могу пойти в туалет, взять ее и спрятать в рюкзаке, а после звонка первым рвануть домой. Но Андреа относится к моей идее скептически.

— Он не подумает на меня, потому что я бегу от него как от чумы. Он решит, что потерял ее.

— И тебе этого хватит? — с сомнением в голосе спрашивает она. — Просто иметь ее, без возможности надевать в лицей?

— Да. По крайней мере, у меня будет ощущение, что я отомстил за себя. Не смотри на меня так, будто я кукухой поехал! С чего это он будет носить мою бейсболку, за которую я, между прочим, отвалил кучу денег? Этот ублюдок ее не заслужил!

Она смеется, но в итоге кивает.

— Хорошо, ты прав.

Ее глаза светятся гордостью.

— Да ты настоящий бунтарь.

Телефон вибрирует — Леана. Побросав посуду и не обращая внимания на ворчание кузины, я снова прихожу в приподнятое расположение духа. Всего за минуту я превращаюсь в веселого и интересного молодого человека. На другом конце провода смеется моя девушка, и все, о чем я думаю, — это ее блестящие рыжие волосы.

В пятницу утром я натыкаюсь на Анну Софию, которая паркует свой велосипед перед лицеем. Иногда я хожу с этой стороны школы, чтобы избегать неприятных встреч. Вот вам доказательство того, что интуиция нередко меня подводит.

Заметив маленькую брюнетку в очках, я надвигаю бейсболку пониже на лоб и поднимаю ворот парки до самого носа, прячась в нее как можно глубже. Если бы я мог, я бы слился с тканью, чтобы исчезнуть в ней. Я спешу, надеясь, что успею проскочить мимо до того, как она поднимет голову. Не повезло. Она меня увидела.

Я иду дальше, говоря себе, что она в любом случае еще не сдала меня, а значит, мне нечего бояться, по крайней мере в школе. Другое дело, если она начнет открыто насмехаться надо мной-Полем на этих выходных. К моему глубокому сожалению, Анна София идет за мной по пятам. По лестнице она все еще поднимается прямо за мной. Она за мной следит. Мой стрессометр начинает работать вовсю. Я замечаю мужской туалет на этаже и устремляюсь туда. Выйдя оттуда через пять минут, я нос к носу сталкиваюсь с ней.

— Я так и знала, — удовлетворенно говорит она.

У меня немеет лицо. Я не могу пошевелить губами. На лестнице не так уж много народу, но на нас смотрят, и Анна София, заметив это, тянет меня в угол, где висит огнетушитель. Мои глаза устремлены в пол, дрожащие пальцы танцуют по козырьку бейсболки.

— Не парься, я держу рот на замке и храню твой секрет, — обещает она мне вполголоса. — Кому сказать — не поверят!

— Кому ты рассказала? Су… Сурае?

— Никому. Но я с самого начала чувствовала, что с тобой что-то нечисто. Как знала!

Анна София радуется так, будто она только что обнаружила в библиотеке полковника Мастарда с окровавленным подсвечником[15]. А я чувствую себя распростертым на полу телом, истекающим кровью. У меня кружится голова, сводит желудок, и я прислоняюсь к стене, прежде чем съехать по ней. Еще чуть-чуть, и меня стошнит.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Она наклоняется надо мной.

— Дыши, Поль.

— Маттео!

— Ах да! Извини! Мне позвать кого-нибудь?

— Ни в коем случае!

Я сосредотачиваюсь на дыхании. Анна София успокаивает меня тем, что она на моей стороне и не предаст меня.

Я ее почти не слушаю и просто сижу — растерянный, взмокший, глубоко потрясенный. Она помогает мне встать, бросая беспокойные взгляды на девятиклассников, которые расходятся по своим кабинетам.

— Будет лучше, если никто не увидит нас вместе.

Она ведет меня к лестнице, и мы снова начинаем по ней подниматься. Я успокаиваюсь, и у меня развязывается язык.

— Что ты хочешь взамен? Я знаю, ты от меня не в восторге.

— Окей, да, я не забыла то, что ты сказал обо мне в средней школе, — что я заучка, что я тебе не нравлюсь и все вот это вот. Но это было давно, столько воды утекло с тех пор…

На площадке последнего этажа никого. Здесь мы можем спокойно поговорить вполголоса. Мне никогда не нравилась роль, которую я сыграл тогда в этой истории, и даже если уже поздно пытаться что-то исправить, я бы хотел приоткрыть завесу над этим досадным эпизодом.

— Я не хотел быть такой сволочью, я и подумать не мог, что мои приятели растреплют всем и каждому, что я не собираюсь с тобой встречаться.

— Если бы эта идиотка Морин не лезла в мои дела, ничего бы и не случилось, — говорит она, скрещивая руки на груди. — Я страшно на нее разозлилась, она не должна была спрашивать у твоих друзей, что ты об этом думаешь, не предупредив меня. Я себя просто ужасно чувствовала потом.

Приходит мой черед удивляться.

— Так ты не знала?

— Нет. Потом мы поссорились, и я потеряла подругу.

— Ты имела полное право злиться. В любом случае мне жаль, что я сделал тебе больно тогда.

— Ну, я пережила…

Она улыбается и встряхивает каштановыми волосами, прежде чем собрать их резинкой.

— Не стану врать: Леана не очень хороший человек. Она не пригласила меня на новогоднюю вечеринку, хотя я не раз помогала ей с домашкой, и она явно пренебрегает мной. Да взять хотя бы этот поход в Диснейленд! Я бы даже не узнала, что мы куда-то идем, если бы Сурая не сказала мне. И, честное слово, каждый раз одно и то же: хорошо, если она вообще замечает мое присутствие! Я терпеть не могу таких куриц, которые смотрят на меня свысока, потому что я якобы недостаточно взрослая, потому что недостаточно богата, недостаточно круто одета или еще черт знает почему. У меня только одна настоящая подруга, на которую я могу рассчитывать, и это Сурая.

— Ясно.

Не то чтобы я удивился, услышав все это о Леане. Анна София опускает глаза, вдруг смутившись.

— Это подло, но я не могу не смеяться при мысли о том, что она тебя не узнала.

У меня в горле снова стоит комок. Она смущенно кашляет, прежде чем продолжить:

— Я уже слышала, как она насмехается над тобой, ну то есть над Маттео Лекюре. Она стерва, и она презирает тебя так же, как и всех остальных! Что ты забыл рядом с ней?

Вот это было тяжело услышать, хотя это не новость для меня. Я собираю всю свою храбрость, прежде чем ответить.

— Она другая со мной, ну то есть с Полем, и она дорога мне.

— Окей. Хорошо, если у вас все хорошо.

Похоже, я ее не убедил.

— Она оставит от тебя мокрое место.

Я мужественно выдерживаю ее честность.

— Ты ничего не скажешь Сурае?

Нужно, чтобы об этом знало как можно меньше народу. Иначе рано или поздно произойдет утечка информации. Анна София кивает, на ее губах играет хитрая улыбка.

— Ты в курсе, что все мы любим нашего милого Поля, несмотря на то что Леана все уши нам о нем прожужжала? Если честно, я думаю, что он достоин уважения за то, что ее терпит!

На этих словах она, посмеиваясь, покидает меня.

В спортзале легко можно отморозить задницу. Гроза, бушевавшая в начале недели, разбила одно из окон. Задувающий ветер свистит, действуя на нервы физруку, который и так сегодня на взводе еще больше, чем обычно. Он решил, что мы будем играть в волейбол, но, к счастью, я оказываюсь не в команде Джаспера. Я жду возможности улизнуть. Я и не думал отказываться от своего плана, хотя разговор с Анной Софией мучил меня довольно долго. Я так привык получать ножи в спину, что и думать не мог найти в ней союзника. Даже если время от времени я цепенею при мысли о том, что она солгала мне. Может быть, она надеется, что мои отношения развалятся, и наслаждается всей иронией ситуации, дожидаясь этого момента?

И все же Анна София была добра ко мне. В лицее со мной такое почти не случается, я чувствую себя здесь котенком, которого бросили в яму ко львам. И сегодня котенок хочет выпустить когти. Я хорошо взвесил все за и против: с Джаспером мне терять нечего. В худшем случае он набьет мне морду; при одной мысли об этом у меня поджилки трясутся. Плевать, я готов рискнуть.

И вот мой заклятый враг играет на площадке, а я жду своей очереди, чтобы выйти на поле.

— Господин Ассуи? Можно выйти?

Я не бегу — я лечу. У меня уходит десять секунд на то, чтобы отыскать на полу рюкзак Джаспера и его свернутую куртку. Моя бейсболка валяется в пыли. Я принимаюсь отряхивать ее, ругаясь на чем свет стоит, а потом осторожно убираю в свой рюкзак. Я мою руки, чтобы отвести подозрения, проверяю, что бейсболка, в которой я сегодня, по-прежнему у меня на голове, и возвращаюсь в зал, пытаясь скрыть свое хорошее настроение.

Как только звенит звонок, я спешу схватить вещи и смыться, не переодеваясь, прежде чем Джаспер подойдет к своему рюкзаку. Я бегу к остановке и запрыгиваю в автобус в последнюю минуту, убеждаясь в своей полной и безоговорочной победе. Выкуси, Джаспер. Это моя бейсболка.

Чувствуя прилив сил и бодрости после успешной операции, я пишу Леане.

Во сколько встретимся завтра?

Ответ приходит, когда я вхожу в подъезд.

Не хочешь прийти ко мне сегодня вечером? Родители вернутся поздно! Мы будем одни. ☺

Упаковка презервативов оттопыривает внутренний карман куртки. Я купил их в автомате в местном продуктовом. Мне кажется, что люди на улице смотрят на меня. Что все знают. Что Леана почувствует это, как только я переступлю порог ее квартиры.

Но это же нормально, нет? Мы встречаемся больше месяца, и сегодня впервые остаемся совсем одни. Я должен быть готов к любому повороту событий, тем более что в последнее время наши поцелуи становятся все жарче и жарче. А сколько раз она залезала руками под мою футболку, а я — под ее… Впрочем, возможно, дальше этого и не зайдет.

Я никогда не вступал в половые отношения с девушками. Я не знаю, готов ли идти до конца, раздеться перед ней… Я бегаю, но у меня далеко не фигура атлета. Да и на груди у меня мало волос, но я не знал, как будет лучше, и побрился. Внизу тоже. На всякий случай.

Жар накатывает на меня волнами при мысли о том, что это может быть тот самый вечер. Я иногда думаю об этом по утрам, когда моя мужественность требует разрядки, но трудно, трудно не волноваться. Буду ли я на высоте? У меня совсем нет опыта. Есть ли он у Леаны? Спала ли она уже с кем-нибудь? Мы не разговаривали об этом. С моей удачей она запросто может оказаться верующей и хранить себя до свадьбы.

Я помылся и причесался с особой тщательностью, надел черную футболку — я слежу за тем, чтобы не надевать на наши свидания те же шмотки, в которых хожу в школу. Я надушился и подумал о том, чтобы купить пива.

Едва открыв дверь квартиры, Леана бросается мне на шею. Я пинком закрываю за собой дверь, подхватываю ее на руки и кружу в прихожей.

— Так ты скучал по мне!

— Надеюсь, это взаимно.

Я целую ее, а потом она тянет меня в гостиную. Леана успела насыпать чипсы в глубокие миски, приготовить целую подборку фильмов на выбор и даже заказать пиццу. Она обо всем подумала. А я снимаю куртку и пытаюсь расслабиться. Я оставляю выбор за ней — последняя часть «Планеты обезьян», — мне все равно нет никакого дела до фильма. Абсолютное счастье приходит потом, когда мы валяемся на диване, а я обнимаю ее и утыкаюсь носом в ее волосы.

Поначалу мы смотрим фильм. Понемногу наши руки становятся смелее, ласки откровеннее, и мы целуемся до изнеможения — так, что напрочь забываем об экране. Звонок домофона заставляет нас подпрыгнуть на месте, будто нас взяли с поличным.

— Это просто курьер, — прыскает Леана.

Открыв коробку с пиццей, мы оставляем ее на низком столике потихоньку остывать, совершенно не обращая на нее внимания. Мы слишком заняты друг другом. Одно, другое, и вот она уже снимает футболку с меня, а я избавляю от одежды ее. Я забываю обо всем остальном. Мира больше не существует. Остается только наше дыхание, наши языки, наши тела. Наши пальцы переплетаются, и я чувствую шелк ее волос под своими руками, когда прикасаюсь к ее голове.

Я замечаю, что мы лежим в ее постели, позже, когда все уже закончилось, и мы прижимаемся друг к другу под одеялом, голые, как черви. Признание вырывается у меня как-то само, и я слышу свой извиняющийся тон:

— Это был мой первый раз.

— Я догадалась.

Ее глаза — два бездонных зеленых озера, и я не в силах понять, что скрывается в их глубине.

— Тебе не понравилось?

— Я не эксперт, но могло быть и хуже.

Ее улыбки недостаточно для того, чтобы меня успокоить. Странно вдруг ощущать эту неловкость, возникшую между нами. Я не осмеливаюсь ни встать, чтобы начать одеваться, ни прикоснуться к ней из страха, что самое безобидное слово, малейший жест разрушат эту хрупкую атмосферу.

Леана подбирает свою футболку, которая валяется где-то у нас в ногах. Сигнал подан: мы одеваемся, переглядываясь и одаривая друг друга улыбками, которые становятся все шире. Когда я пытаюсь как можно скорее влезть в штаны, я чуть дальше вытягиваю шею в ее сторону и, нелепо вскрикнув, валюсь на ковер. Отсмеявшись, она помогает мне подняться.

— Прости, это было слишком забавно. Ты не ушибся?

Я качаю головой и заправляю прядку волос ей за ухо. Мы снова становимся близки. Счастливы. По ее глазам я понимаю, что она размышляет о чем-то.

— Леана, о чем ты думаешь?

Она нерешительно закусывает губу, прежде чем признаться:

— Мне бы хотелось, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Мне так хорошо, когда ты рядом. Но иногда, когда ты далеко, мне кажется, что мы живем в параллельных мирах.

— Мне тоже.

Она с хитрецой постукивает меня по кончику носа.

— Было бы намного лучше, если бы мы учились в одной школе… Правда?

Я целую ее, чтобы не отвечать, застигнутый врасплох своей ложью в такой особенный момент. Я опережаю ее, направляясь в гостиную.

— Когда вернутся твои родители?

На электронных часах почти 22:00.

— У нас есть время досмотреть фильм и съесть пиццу, — сообщает она мне. — Готова поспорить, ты умираешь от голода!

— Ты угадала.

Она бросается в мои объятия, но уже поздно. Мое сердце болезненно сжимается.