Нападающий

ГЛАВА 47

Ирония ситуации, когда я мчалась в больницу за Ашером после того, как он сделал то же самое для меня две недели назад, не ускользнула от меня, но я не стала зацикливаться на параллелях нашей ситуации.

Я была слишком занята, пытаясь не задохнуться и не потерять свой вечно любящий разум.

Бруклин гнала по улицам центрального Лондона, пока Карина следила за новостями на предмет каких-либо событий (пока никаких). Они немедленно принялись за дело, как только узнали, что произошло, и я была настолько ошеломлена, что у меня даже не было сил беспокоиться о вождении Бруклин.

Мой желудок хлюпал с каждым рывком и остановкой. Я была близка к рвоте, но, если бы меня вырвало, я бы замедлила нас.

Я не могла нас замедлить. Не тогда, когда каждая минута была на счету.

В новостях сообщалось, в какой больнице находится Ашер, но в статьях было так мало подробностей, что мое воображение хваталось за пустые места и заполняло их ужасными образами.

Ашер переломанный. Ашер сожженный. Ашер…

Мой ужин снова всплыл у меня в горле. Я обхватила пальцами край сиденья и цеплялась за него, чтобы не сойти с ума, пока мы не добрались до больницы.

Один. Два… Небольшая икота прервала мои попытки дышать. Я крепче сжала сиденье и подавила очередной всхлип.

Три.

Четыре.

Как только Бруклин припарковалась, я распахнула дверь и побежала к входу. Карина что-то крикнула, но я не могла ее услышать из-за шума.

Толпа… Боже, если я думала, что явка прессы, когда я вышла из больницы, была дикой, то само количество папарацци здесь сегодня вечером было ошеломляющим. Это заставило то, с чем мне пришлось иметь дело до сих пор, выглядеть как странные семейные посиделки на заднем дворе моей бабушки.

— Смотрите! Это Скарлетт! — Один из них заметил меня, и остальные налетели, как стервятники на свежую добычу.

— Скарлетт, ты не знаешь, как дела у Ашера?

— Что вы думаете об этой катастрофе?

— Его травмы серьезные?

— Скарлетт!

— Скарлетт!

Они сомкнулись вокруг меня в бурлящем, волнообразном океане черного. Камеры вспыхивали каждую секунду, почти ослепляя меня, и моя тошнота усилилась до формы головокружения.

— Уйдите с дороги! — крикнула я, но мой голос затерялся в какофонии. Я попыталась протиснуться сквозь толпу, но их было слишком много.

Паника и клаустрофобия сжали мои легкие. Мир закружился. Мне нужно было пройти. Мне нужно было пройти до того, как он… если он…

Перед моими глазами заплясали точки.

Дыши. Мне нужно дышать. Мне нужно…

— Она сказала, чтобы вы убирались с дороги! — сквозь шум прорезался громкий гнев Бруклин.

Я услышала несколько криков удивления, за которыми последовал болезненный стон, прежде чем чьи-то крепкие руки схватили меня за обе руки и вытащили из змеиной ямы.

Прохладный воздух сменил удушающую жару.

Точки постепенно исчезли, и я так быстро вдохнула свежий воздух, что это перешло в приступ кашля.

Мы остановились в вестибюле больницы. Кто-то протянул мне бутылку воды, и я с благодарностью выпила половину.

— Лучше? — спросила Карина, когда я закончила и вытерла рот тыльной стороной ладони.

Я кивнула, слишком истощенная, чтобы вымолвить связный ответ.

— Мне нужно найти Ашера. — Новая паника затопила мой временный приступ облегчения.

— Уже делается. — Бруклин отпустила мою другую руку и направилась прямо к стойке регистрации. Потребовалось некоторое убеждение, но непрерывное освещение меня в прессе наконец-то оказалось кстати, когда одна из медсестер узнала во мне девушку Ашера.

Они отказались предоставить мне информацию о его состоянии, но разрешили подняться на ВИП-этаж с моими друзьями и охраной.

Казалось, что подъем длился вечность. Никто не говорил, и я не могла перестать дрожать от арктического холода, пробиравшегося сквозь мое тело.

Я отчаянно хотела увидеть Ашера, но я также боялась этого. В каком он состоянии? Почему медсестра не сказала мне? Если бы он был в порядке, она бы мне сказала, верно?

Свет резал мне глаза. Почему лифт такой медленный? Если бы мне пришлось застрять в этой стальной клетке еще на секунду, я бы закричала.

Я снова и снова тыкала в кнопку, как будто это каким-то образом заставит его двигаться быстрее. Наш сопровождающий по безопасности открыл рот, но закрыл его, когда Бруклин бросила в его сторону уничтожающий взгляд.

Наконец, к счастью, мы прибыли на наш этаж. Двери разъехались, и я выскочила, не дожидаясь его или моих друзей.

Они могли найти меня позже. В больнице одна секунда может означать разницу между жизнью и смертью.

Ошеломленные медсестры и персонал отпрыгивали с дороги, чтобы избежать столкновения со мной, пока я бежала по коридору, лихорадочно ища комнату Ашера. К счастью, на ВИП-этаже было всего несколько палат, и я нашла ее за углом, в самом конце коридора.

Напротив двери сидела знакомая темноволосая фигура.

Он поднял голову, его глаза расширились, когда он увидел меня. Он встал прямо, когда я подошла к нему.

— Винсент. — Имя моего брата вырвалось как полувсхлип, полумольба. Я схватила его за руку, мое сердце сжалось за моей грудной клеткой. Я не хотела спрашивать, но я должна была знать. Я должна была подготовиться. — Медсестра не… он…

— Он в порядке. Много царапин, но в порядке. — Винсент осторожно ослабил мою мертвую хватку и сжал мою руку, его лицо было бледным, но голос ровным. — Они все еще проводят над ним тесты, но он жив и относительно невредим.

У меня от облегчения подогнулись колени.

Живой. Он жив. Это слово звенело у меня в ушах.

Маленькая болезненная часть меня была настолько убеждена, что приеду и обнаружу, что Ашера нет, что заверения Винсента отказывались доходить до меня. Они плавали где-то на краю моего сознания, подвешенные иррациональным страхом, что мой брат каким-то образом ошибся, и Ашер на самом деле находится в нескольких шагах от смерти.

— Они не пускали сюда всех ребят, поэтому я предложил остаться и держать всех в курсе. — Винсент провел рукой по лицу. Усталость залегла под глазами. — Я должен был позвонить тебе раньше, но я потерял телефон по дороге в больницу. Когда я приехал сюда, все было так хаотично, что я забыл об этом. Я как раз переводил дыхание, когда ты появилась.

— Ты был с ним, когда это случилось? — Моя нижняя губа задрожала. — Что именно произошло?

Был ли Винсент на пассажирском сиденье? Если да, то почему он был совершенно невредим, а Ашер был «сильно поцарапан»? Ашер не рассказал мне, чем команда занимается на своей мужской вечеринке, но алкоголь, тестостерон и автомобили часто были взрывоопасной смесью. Он был за рулем пьяным?

Мое облегчение сменилось легким беспокойством.

Винсент колебался.

— Тебе следует поговорить с ним, когда врачи закончат. — Он бросил взгляд через мое плечо, и я обернулась, чтобы увидеть Карину, Бруклин и моего сопровождающего по безопасности, которые мчались к нам.

Наш сопровождающий остановился в конце коридора, когда увидел, что я с Винсентом. Девочки подошли ко мне и поздоровались с моим братом, их голоса были приглушены.

Тем временем я смотрела на закрытую дверь в больничную палату Ашера, желая, чтобы она открылась.

Если бы я только могла его увидеть, я бы оставила свои надоедливые тревоги в покое. Винсент сказал, что он в порядке, значит, он в порядке. Его благополучие было самым важным, а не причина аварии.

Тем не менее, беспокойство сохранялось до тех пор, пока врач и медсестра наконец не вышли и не разрешили мне его увидеть.

— Мы будем здесь, если понадобимся, — сказала Карина, сжимая мою руку.

Я кивнула, и мое сердце колотилось, когда я вошла в больничную палату.

За последние четыре месяца я видела больницу изнутри больше раз, чем за все годы, и мне это надоело. Надоел запах, надоело, как обувь медсестер скрипела по линолеуму, надоело гнетущее облако предчувствующего ужаса, которое плыло по коридорам, словно смертельный призрак.

Однако все мои негативные чувства по отношению к этому месту испарились при виде Ашера, сидящего, живого и целого, менее чем в пяти футах от меня. Как и предупреждал Винсент, он был весь в порезах и синяках, но он был там.

Слезы навернулись мне на глаза.

— Привет, дорогая. — Уголок его губ приподнялся. — Я бы хотел, чтобы ты позвонила и сказала, перед тем как придешь. Я сейчас не в лучшей форме.

Слезы текли по моим щекам, когда я выдавила из себя звук, наполовину гневный, наполовину веселый.

— Ашер Донован, сейчас не время шутить.

Его лицо смягчилось.

— Я знаю. Мне жаль. — Он раскрыл объятия. — Иди сюда.

Ему не пришлось просить дважды. Я оказалась рядом с ним в одно мгновение, мое лицо прижалось к его шее, пока он крепко держал меня. Рыдания сотрясали мое тело, когда слезы падали непрерывным дождем.

СРОЧНЫЕ НОВОСТИ: Ашер Донован был доставлен в больницу после автомобильной аварии на севере Лондона.

У меня не было подходящих слов, чтобы описать эмоции, охватившие меня, когда я впервые увидела заголовок. Я никогда не испытывала такого холодного, внутреннего ужаса, даже когда сидела на заднем сиденье такси и видела, как другая машина мчится на меня со скоростью шестьдесят миль в час.

Если бы я умерла, я бы испытала облегчение забвения. Я бы не испытывала боли или грусти; я бы просто исчезла.

Но если кто-то, кого я люблю, умрет, мне придется жить без него вечно. Боль от этого затмит все, что я когда-либо чувствовала, особенно если этим кем-то был Ашер.

Потому что я не просто была влюблена в него; я любила его. Я была так влюблена в него, что мысль о его смерти заставляла меня хотеть умереть.

Осознание этого поразило меня с силой пули, и чувство было настолько чуждым, настолько всепоглощающим, что я понятия не имела, как с ним справиться.

Поэтому я позволила избытку эмоций вылиться через мои глаза и горло, наполняя комнату интенсивными рыданиями.

— Не плачь. — Ашер поцеловал меня в макушку, его голос был напряженным. — Все в порядке, дорогая. Я в порядке.

— Врачи… а ты можешь…

— Я все еще могу играть в футбол. — Он подхватил мой незаконченный вопрос. Если бы не смерть, его худшим кошмаром была бы травма, которая положила бы конец карьере. — У меня сотрясение мозга, множественные рваные раны и растяжение лодыжки, так что мне придется пропустить пару матчей. Они все еще ждут результатов некоторых тестов, но врач уверен, что я полностью поправлюсь через несколько недель.

Я наконец собрала достаточно самообладания, чтобы выпрямиться и поднять голову. Я шмыгнула носом и вытерла опухшие глаза. Должно быть, я выглядела ужасно, но мне было все равно. Я была уже за гранью смущения.

— Хорошо. Я рада, что с тобой все в порядке, потому что я думала… был момент, когда… — Мой голос сорвался.

Глаза Ашера смягчились еще больше.

— Я в порядке, — повторил он. — Честное слово.

Я кивнула и снова вытерла щеки.

— Что случилось? — икнула я. — Тебя кто-то ударил?

Мне бы хотелось провести все это время, обнимаясь и целуясь, игнорируя события этой ночи, но пока я не узнаю, что стало причиной аварии, мое воображение будет продолжать разыгрываться.

Ашер колебался.

— В каком-то смысле да, — сказал он. Он больше не улыбался.

Человеческий мозг ненавидит двусмысленность. Он был создан для заполнения пробелов, и его неопределенный ответ дал ему достаточно места для создания диких теорий.

Это он врезался в другую машину? Пассажиры лежали где-то в другом месте здания, тяжело раненые?

Что-то густое и отвратительное сочилось по моим венам. Нет. Я отказывалась сомневаться в нем. Ашер был осторожным водителем, когда не участвовал в гонках, и, если бы он навредил кому-то другому, он бы волновался из-за этого. Он бы не был таким спокойным.

Тем не менее, сама эта перспектива открыла портал в моем воображении и перенесла меня назад во времени.

В одну секунду я была в больнице с Ашером. В следующую секунду я перенеслась на пять лет назад, когда проснулась в комнате, очень похожей на эту, и услышала слабый шепот голосов, обсуждающих мою ситуацию.

Проколотые легкие, сломанные ребра, раздробленный таз.

Она, возможно, больше никогда не будет танцевать. Даже ради развлечения.

Ее травмы серьезны, но ей повезло… она могла умереть…

Мир качнулся в сторону, когда прошлое и настоящее смешались в тошнотворное рагу.

Тебя кто-то ударил?

В каком-то смысле да.

Я положила руку на ближайшую машину, чтобы удержать равновесие.

— Что ты имеешь в виду, говоря «в некотором смысле»?

Ответ, вероятно, был безобидным. Когда дело касалось автомобилей, существовало множество технических моментов, которые не позволяли авариям быть черно-белыми.

Однако я узнала эмоции, проступавшие в выражении лица Ашера. Они не были безобидными.

Это было чувство вины.

Почему он должен чувствовать…

Дыхание замерло в моих легких. Он не врезался в чужую машину. Я это нутром почувствовала.

Но если он этого не сделал, то была только одна причина, по которой в его глазах светилось чувство вины.

Ледяные когти царапали мой позвоночник. Не говори этого, молча умоляла я. Пожалуйста, не говори этого.

— Я участвовал в гонке, — тихо сказал он. — Кое с кем из моей старой команды. Он был позади, но на полпути, когда мы проходили поворот, он намеренно врезался в меня. Моя машина перелетела через ограждение и врезалась в забор.

Тошнота вернулась с новой силой.

Я участвовал в гонках.

Признание с грохотом упало на пол и покатилось к моим ногам, словно граната. Мое прежнее облегчение взорвалось фрагментами образов: Ашер за рулем, две спортивные машины, мчащиеся по темным улицам с безрассудной самоотдачей, удар одной из них, врезавшейся в другую, как машина врезалась в мое такси полдесятилетия назад. Только на этот раз это был не несчастный случай; это было запланировано. Злонамеренно.

Осколки разлетелись еще дальше, запечатлев переворот автомобиля, перелетевшего через перила, и скрежет искореженного металла о капот.

Я зажмурилась.

— Я сделал это не ради острых ощущений. — Голос Ашера стал хриплым, превратив сентимент в оправдание, а не в объяснение.

Он рассказал мне о том, что «Холчестер» сделал с его любимой машиной, и как он противостоял им в «Разъяренном кабане». Он рассказал мне о гоночном предложении Боччи и о том, как он обещал, что они забудут прошлое, если победит Ашер.

Технически, я слышала, что он говорил. Часть меня даже понимала его рассуждения. Но настоящие слова отошли на второй план перед призрачным визгом шин и обещаниями из прошлого.

Я больше не буду участвовать в гонках. Обещаю.

Воспоминания о моей аварии смешались с аварией Ашера и нашей первой ночью в Японии. Они извивались и переворачивались, сверля мой мозг с беспощадной решимостью.

— Это был мой единственный шанс положить конец вражде с «Холчестером». — Голос Ашера звучал так, словно он доносился из-под воды. — Я не…

Оставшуюся часть его предложения затмила война, бушевавшая внутри меня.

Я знала, что у него есть опыт участия в гонках. Я знала, что он раньше разбивал машины. Я даже знала, что он участвовал в гонках прямо перед тем, как мы встретились, потому что он мне сказал, что участвовал. Это и привело к нашему разговору и его обещанию в Японии в первую очередь.

Но знание и ужас, который оно приносило, всегда казались абстрактными, как родитель, беспокоящийся о том, что кто-то похитит его ребенка, или серфер, беспокоящийся о нападении акулы. Угроза присутствовала, но ее не было, потому что я никогда не видела последствий.

Теперь у меня это получилось.

Ашеру повезло, что он избежал серьезных травм, но все могло бы легко пойти по-другому. Я могла бы сейчас быть в морге вместо больницы, и осознание того, что он сам поставил себя в такую ​​ситуацию, когда полностью осознавал опасность, заставило меня похолодеть.

— Ты обещал, что больше не будешь участвовать в гонках. — Слова выходили густыми и раздутыми, как будто я пыталась втиснуть все эмоции, накопившиеся за всю мою жизнь, в девять слов.

В наступившей тишине раздались громовые сигналы монитора.

Руки Ашера сжали простыни в кулаки, его лицо побледнело.

— Я знаю.

Это мягкое признание разрушило что-то глубоко внутри меня.

Я должна быть благодарна, что он жив… и я была. Сколько бы обещаний он ни нарушил, никогда не будет версии меня, которой было бы все равно, жив он или мертв.

Но я не могла смотреть на него, не представляя, что могло бы случиться, и я не могла представить, что могло бы случиться, не чувствуя себя плохо.

Это было больше, чем гонка или даже нарушенное обещание. Это было о том, кем был Ашер в своей сути. Он был хорошим человеком, и я любила его, но он также обладал чертой импульсивного безрассудства, граничащей с саморазрушением.

Если он уничтожит себя, он уничтожит меня, а когда-то давно я поклялась никогда больше не ставить себя в положение, в котором мужчина будет иметь надо мной такую ​​власть.

За исключением того, что я это сделала, и он это сделал, и это было на моей совести.

— Мне так жаль, Скарлетт. — Глаза Ашера были мрачными под флуоресцентными лампами. — Клянусь, я не хотел нарушать свое обещание. В последний раз, когда я видел Боччи, он вызвал меня на гонку, и я отказался. Сегодня… — Он сглотнул. — Мои эмоции взяли надо мной верх. Но это должен был быть… это последний раз. Я больше никогда не буду участвовать в гонках.

Мне так хотелось ему верить, что это причиняло мне боль, но он уже говорил то же самое однажды, и вот мы здесь.

Однако, это было не место и не время для этого разговора. Он был ранен, папарацци были с пеной у рта внизу, а наши друзья были прямо снаружи в холле. Плюс ко всему, я была истощена сегодняшними дикими перепадами эмоций. Я не могла ясно мыслить, и у меня не было пропускной способности, чтобы разобраться в своих запутанных мыслях.

— Я рада, что с тобой все в порядке, — сказала я. Тяжесть давила мне на грудь и перекрывала доступ кислорода. — Правда, я рада. Но я не могу… мне нужно… — Его лицо расплылось, когда тяжесть надавила сильнее.

Я хотела провести ночь рядом с ним и притвориться, что все в порядке, пока мы не сможем нормально поговорить. Но из-за папарацци мне приходилось «притворяться» каждый раз, когда я выходила за дверь, и я не могла сделать этого сегодня вечером, не с Ашером, единственным человеком, перед которым мне никогда не приходилось надевать фальшивое лицо.

Я бы его в моем нынешнем состоянии все равно не утешила. Призрак его гонки будет висеть над нами, бросая тень на все, что мы говорим и делаем.

Я пыталась выразить свои мысли словами, но ничего не выходило. Было слышно только мое дыхание и писк мониторов.

Я, не задумываясь, сделала небольшой шаг назад.

— Скарлетт. — Я чувствовала агонию Ашера больше, чем слышала ее. Она прошла через все мое тело и отразилась в моих костях, заставив их болеть сильнее, чем любая вспышка.

Я ненавидела то, что стала причиной всего этого, хотя той ночью ему было достаточно больно, и еще больше я ненавидела то, что не могла его утешить.

У всех нас иногда бывают отвратительные чувства. Это часть человеческой натуры. Но важно то, что мы с ними делаем.

Я тонула в этих отвратительных чувствах, и мне нужно было выбраться отсюда, прежде чем я скажу или сделаю что-то, о чем пожалею.

— Мне нужен воздух. — Я отвернулась, чтобы не видеть опустошение, отразившееся на его лице. — Мне жаль. Мне нужно… мне просто нужно немного пространства. Чтобы дышать.

Я пригнула голову и выбежала наружу. Мир представлял собой размытое пятно бледного линолеума и встревоженных голосов, когда я проносилась мимо брата и подруг.

Я не могла вдыхать воздух достаточно быстро или достаточно глубоко, чтобы утолить напряжение в легких. У меня не было полномасштабной панической атаки уже много лет, но я была на грани рецидива.

Однако у меня все еще хватило духа не броситься вниз и не попасть прямо в объятия папарацци, поэтому я помчалась в ближайший туалет и заперлась в угловой кабинке.

Я успела как раз вовремя, когда тошнота взяла верх.

Я упала на колени, наклонилась над унитазом и выблевала всю дневную еду. Слезы навернулись на глаза, когда вызывающий рвоту звук моей собственной рвоты заполнил пустую комнату.

Мое горло горело так ужасно, что я была уверена, что не смогу говорить после этого. Но даже так, тихий голосок в моей голове пытался убедить меня, что я слишком остро реагирую. Это была одна гонка. Одно обещание, которое он нарушил из десятков сдержанных.

Но каждая цепная реакция где-то начиналась, и я беспокоилась, что сегодняшний вечер был только началом.

Я была влюблена в человека, который не любил себя, и я не знала, куда это меня приведет. Куда это приведет нас.

Я стояла на коленях в туалете, блевала, пока не опустела и не закончились слезы, чтобы плакать. Я слышала, как люди приходили и уходили, но воспоминание о признании Ашера было моей единственной постоянной компанией.

Я участвовал в гонках.

Я знала, что три слова будут иметь силу изменить наши отношения.

Я просто не ожидала, что это будут именно эти три слова.