Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 10. Война камыша и паутины

— Алик? — Ицпапалотль игриво рассмеялась.

— Анна? — Дементьев не ожидал увидеть её в паучьих туннелях. — Что ты здесь делаешь?

— А ты что здесь делаешь?

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — Алик встал с лежанки, почувствовав неожиданную тяжесть в ногах, и мелко переставляя ступни направился к ней.

Ицпапалотль опять рассмеялась и попятилась назад — в туннель. Её смех звонко разносился по внутренним пустотам обиталища арани. На фиолетовое платье налипали невесомые клочки паутины.

— Подожди, — Дементьев протянул руку. — Куда ты уходишь? Давай поговорим?

— Поговорим, — произнесла Ицпапалотль не то вопросительно, не то утвердительно, после чего она вновь рассмеялась.

— Постой… Да что же такое? — он попытался идти быстрее, но ноги всё сильнее прилипали к полу.

Липкая паутина не отпускала ступни, тянулась за ними, как кандалы.

Продолжающая смеяться Ицпапалотль, развернулась, тряхнув пышными чёрными волосами, и, раздвигая паутинные перегородки, пошла прочь по туннелю, в темноту, всё быстрее удаляясь от тормозящего Алика.

— Стой! — вдогонку ей крикнул тот. — Чёртова паутина… С чего она стала такой липучей? Анна, постой! Или кто ты? Ицпа… Па-лотль? Так тебя здесь величают? Почему ты уходишь?

Ноги окончательно приклеились. Он дёргал ими, но подошвы были вклеены в пол намертво. Отрывать их было больно. Смех девушки становился всё тише.

— Зараза, — Алик присел, попытавшись подсунуть руки под правую ступню. — Кто тут наплёл свежей паутины? Лус! Это ты постарался?! Лус!

На плечи ему легла пара мохнатых лап. Алик замер и медленно повернул голову, взглянув себе через плечо. Сзади на него взирали чёрные, бездушные глазищи арахнида. Хелицеры были выпущены и хищно раздвинуты в разные стороны. С них стекала голодная слюна… Или яд.

— Лус? Какого хрена? Ты меня чуть не напугал, — воскликнул Дементьев пытаясь выдернуть руки из-под подошвы, но они успели приклеиться к полу. — Лус, ты чего, приятель? Где Маси? Позови Маси!

Вместо ответа, арахнид вонзил хелицеры ему в шею.

Алик чувствовал, как яд арахнида вливается в него. Внутри всё начало медленно неметь. Руки и ноги становились ватными. Сознание мутилось. Паралич сковывал его постепенно. Остатками уплывающих чувств, он ощущал, как его внутренности начинают растворяться. Дыхание идёт с перебоями. Невозможно даже стонать. Тем не менее, какая-то надежда на спасение всё ещё оставалась.

«Это не реальный мир», — повторял он сам себе. — «Всё это иллюзия. Меня здесь нет. Значит и смерти нет. Это не реальный мир…»

Мысли стучали внутри головы, как чугунный язык колокола. Он дёргался, конвульсировал. Руки и ноги елозили по чему-то мягкому.

— …не реальный мир! — вырвалось из гортани нечеловеческое мычание, и Алик открыл глаза.

«Сон? Это был сон! Слава богу!» Сначала он обрадовался, но решив пошевелиться, почувствовал, что связан, и захлебнулся новой волной беспокойства.

— Чёрт! Зараза! — рычал он, дёргаясь в паутинном коконе, как в спальном мешке, и судорожно соображая.

Маасский балахон был как прослойка между телом и паутиной. Можно было попытаться выбраться из-под него по-червячьи, пока арани не заявились его жрать. Прорвать паутину, лежавшую сверху, не представлялось возможным. Слишком плотная и прочная. Алик нащупал ствол дробовика. К счастью, край накидки покрывал и его. Значит можно было вытащить руку вместе с ружьём. Пытаясь ухватить оружие левой рукой, Дементьев вдруг заметил, что паутина с той стороны очень слабо крепится к лежанке. Можно сказать, что она там не была закреплена вовсе. Пауки допустили досадный просчёт. Ну теперь он им покажет. Только бы выбраться из этого проклятого места.

Как только он начал пытаться выползти из ловушки, послышалась возня, и в комнате появился Лус. Притворившись едва проснувшимся, и ещё ничего не подозревающим, Алик осторожно сжал рукоять обреза и сдвинул курки.

— Как поспали, мизилор? — заметил его открывшиеся глаза арахнид, после чего начал приближаться к его лежанке. — А я…

— Стой где стоишь, — Дементьев выудил оружие и прицелился ему в голову. — Ещё одно движение и я снесу тебе башку.

— Не стреляйте, мизилор, умоляю, — присел и задрожал Лус. — Почему Вы на меня злитесь?

— Почему злюсь? А это как понимать? — он постучал правой рукой по своим путам изнутри. — Это ты меня заплёл?

— Да, я, мизилор.

— Зачем?

— Ночью было холодно. Я побоялся, что Вы простудитесь и заболеете, мизилор. И сплёл Вам одеяло.

— Ага. А я прямо так тебе и поверил!

— Я специально не стал закреплять ткань, там, с той стороны, чтобы Вы могли высвободить руку и оторвать покрывало, — отчаянно лепетал Лус, закрывая голову двумя парами передних конечностей.

Алик немного подвигал левым плечом. Паутина действительно отрывалась без проблем. Ему удалось за пару секунд высвободить весь торс и сесть на ложе.

— Хм, — теперь он рискнул опустить ствол дробовика. — То есть, пока я спал, ты тут плёл паутину прямо на мне?

— Простите, мизилор, я хотел сделать как лучше. Вы не будете меня убивать?

— Пока не буду.

— Позвольте, я помогу вам снять покрывало, — обрадованный арахнид подбежал к лежанке, хватаясь за край паутинного одеяла.

— Не трогай! — Алик опять вскинул ствол, заставив Луса отпрыгнуть назад. — Я сам! Ладно? Не надо мне помогать.

Арахнид притих и стал понуро дожидаться, когда Алик выберется из-под паутины и оденется. Нападать он явно не собирался.

— Послушай, Лус, — сказал ему Дементьев, убирая оружие в чехол. — Ты знаешь, что услужливый дурак — опаснее врага? Ну кто тебя просил за мной ухаживать? Я же тебе чуть тыкву не отстрелил, балда ты эдакая.

В ответ, тот лишь бормотал что-то виноватое. Пройдя мимо него, Алик, не убирая оружия, спустился вниз — в кухню.

Как выяснилось, все арани уже бодрствовали. Маси-Арани-Ма сообщила Алику, что синклит старейшин, анарни-лу, был собран специально ради него. А точнее, в связи с его походом к трифалакам. Дементьеву было настоятельно рекомендовано заглянуть на это вече, прежде чем он отправится в путь. Конечно же, Алик не хотел тратить на это время, но оскорблять арани отказом всё-таки не рискнул. К тому же, надеялся, что пауки дадут ему дельные советы, как общаться с таинственными соседями.

Собрание арани-лу проходило недалеко от селения, на площадке, окружённой стенами, выполненными из того, же материала, что и дома. Маси с ним не пошла, так как матери-белошвейки не имели права участвовать в собраниях старейших самцов. Зато присутствовать на вече было дозволено Лусу, так как он вызвался быть провожатым Алика. Пятеро больших арани-лу сидели на этом импровиизрованном минифоруме, кружком, лицом друг к другу, и молчали. Алик осторожно вошёл, поздоровался, и остановился около входа. На него не обратили ровным счётом никакого внимания. Даже не пошевелились. Он потоптался пару минут, покашлял для вида, и вопросительно покосился на Луса, стоявшего чуть позади. Тот тоже ничего ему не ответил. Помявшись ещё немного, Алик начал сомневаться в смысле своего визита на вече. И собрался культурненько пятиться назад. Но тут, крайний арахнид заговорил с ним, не глядя в его сторону.

— Алик-ди отправляется к трифалакам? Алик-ди в этом уверен? Не лучше ли Алику-ди дождаться других людей в селении арани? Или гостеприимство арани оказалось недостаточным для Алика-ди?

— Я благодарен арани за гостеприимство, — ответил Дементьев. — И с удовольствием бы остался погостить у вас. Но у меня очень мало времени. Я узнал, что у трифалаков есть станция связи, которой я хочу воспользоваться, чтобы передать друзьям мои координаты. Эта станция работает?

Опять воцарилось молчание. Арани о чём-то глубокомысленно думали. Наконец, ему ответил другой арахнид.

— У хозяев с Мааса действительно была станция связи. Там, где жили хозяева с Мааса теперь живут трифалаки. Они не пользуются станцией. Боятся, что хозяева услышат и вернутся. Алику-ди будет непросто убедить их разрешить ему воспользоваться станцией для связи с друзьями.

— И всё же я попробую, — ответил Алик.

— Трифалаки не доверяют никому! Они не разрушили станцию лишь потому, что боятся мести хозяев. Трифалаки боятся хозяев больше, чем их боятся арани. Хозяева использовали трифалаков, как рабов. Арани были нужны им, из-за ткани. А трифалаки — не были нужны, потому что ткани у них нет. Трифалаки не дадут Алику-ди выходить на связь с друзьями, даже если поверят ему. Трифалаки будут думать, что зов Алика-ди, привлечёт хозяев.

— А если мне попробовать обмануть их, выдав себя за хозяина? — спросил Алик. — Вон, у меня и балахончик хозяйский имеется…

— Идея весьма неплоха, — наконец-то один из арани-лу соизволил взглянуть в его сторону. — Но если Алик-ди — не хозяин, то шаман трифалаков сможет это понять. А если трифалаки узнают, что Алик-ди — самозванец, тогда шансы Алика-ди заполучить их доверие окончательно испарятся.

— В любом случае, мне надо как-то с ними договориться, — развёл руками Алик. — Может быть дадите мне совет? Я был бы вам очень признателен.

— Алик-ди хочет совет, — после долгого молчания заговорил первый арахнид. — Совета не будет. Арани не знают о трифалаках уже давно.

— То есть, как это, «не знают»? Вы же живёте по соседству.

— Чтобы понять, Алик-ди должен знать предысторию. Тэнгур-Арани-Ле расскажет тебе…

Боцман не преувеличивал. Зуна Дио-385 и впрямь была поганейшим местом. Никто допдлинно не знал, образовалась ли она благодаря чьему-то извращённому разуму, или же деградировала со временем. Но то, что условия на ней были просто невыносимыми, являлось неоспоримым фактом. Даже вездесущие маасцы отказались от идеи устроить на Дио-385 колонию для особо опасных преступников. Это было жестоко даже по их меркам. Ночь в этой зуне длилась примерно восемьдесят часов в земном эквиваленте, в то время как день — всего три часа. Днём ещё как-то можно было перемещаться по поверхности, ночью же, покидать надёжные укрытия было крайне не желательно. Елавийские историки говорят, что раньше световой день Дио-385 длился гораздо дольше, но из-за каких-то энтропийных сдвигов, физика зуны начала деформироваться, что привело, в том числе, и к столь откровенному суточному перекосу. По прогнозам специалистов, распад зуны должен начаться, когда ночь в ней станет абсолютной. И эта перспектива уже не за горами.

Поверхность Дио-385 практически сплошь покрыта скалистыми образованиями, в которых зияет множество круглых, сквозных дыр, словно в швейцарском сыре. Непрекращающиеся ветра причудливо гудят в этих отверстиях, на разные лады, создавая постоянную, безумную музыку. Вместо листвы, на грубых деревьях растут колючие кристаллы. Атмосфера заметно разрежена, а с неба, время от времени, выпадает ледяной кислотный дождь, от которого над поверхностью постоянно висит ядовитая взвесь, разъедающая незащищённую кожу. Фауна зуны вымерла практически полностью. Самыми распространёнными жителями стали существа, напоминающие огромных черепах, сплошь покрытых окаменевшими панцирями и щитками. Они были всеядны и представляли существенную угрозу, особенно в ночное время.

Как ни странно, на Дио-385 всё ещё обитали люди. Хотя по своему виду и образу жизни, они напоминали скорее кроманьонцев, нежели современных, разумных людей. Ввиду крайней экстремальности и суровости среды их обитания, а так же из-за ограниченности в ресурсах и предметах цивилизации, диосы превратились в нобычайно выносливых, предельно жестоких и совершенно диких аборигенов, лишённых какой-либо культуры и милосердия. Именно поэтому, у попавшего на Дио-385 Алика Дементьева было бы больше шансов выжить, избегая местное население, а не наоборот. Так уж устроена человеческая натура, что мы, люди, инстинктивно ищем помощи друг у друга, попав в незнакомую и опасную обстановку. Лиша об этом прекрасно знала, и ужасно боялась, что её друга может подвести это простое, человеческое желание.

«Одалиска» без проблем приконнектилась к так называемому «шлюзу входного порта» Дио-385, и через пару секунд уже была ретранслирована в мир недружелюбной зуны. Естественно, ночью. Хорошо, что дождя не было, но судя по плотности зафиксированных испарений, он прошёл совсем недавно. Темноту нарушали лишь проблески молний, вспыхивающие примерно один раз в минуту.

Фархад спокойно следил за высотомерами, просканировав квадрат поверхности для получения рельефной матрицы. Боцман, не теряя времени даром, пеленговал эфир, надеясь выявить какие-либо сигналы.

— Ну и местечко, — Лиша, стоявшая у них за спинами, вытянула шею вперёд, разглядывая темноту по ту сторону стекла.

Бегло повернувшись в её сторону, Фархад щёлкнул переключателями, выключив свет в кокпите и включив прожектора, которые осветили кусок унылой поверхности с дырявыми скалами, торчавшими в паре десятков метров под ними.

— Так лучше?

— Да… Хотя воодушевления у меня и не прибавилось.

— А я тебе говорил, — не отвлекаясь от своей работы, пробормотал Боцман. — Зуну, паршивее этой, трудно сыскать.

— Ну, я видал и похуже, — отложив шлем, Фархад забросил руки за голову и отклонился назад в своём кресле. — Опять же, смотря с чем сравнивать.

— Это натуральный мир смерти. Тут на кустах растёт стекло, об которое можно порезаться. А на деревьях, вместо листвы, химические кристаллы, которые при малейшем соприкосновении, рассыпаются в летучую пыль, воздействующую на организм как цианид. А ещё тут, по слухам…

— Ты давай Алика ищи! — Фархад кинул в Боцмана скомканной тряпочкой. — Разглагольствует тут, как пионер у костра.

— Ищу я, ищу… Только, сдаётся мне, это дохлый номер. Либо его здесь нет, либо… — он вздохнул. — Либо его здесь нет.

— Можно как-то усилить функцию приёма? — спросила Лиша.

— Нет. И так «навострили уши» до максимума. Любой мало-мальский сигнал был бы немедленно пойман. Тем более, что на «Одалиске» установлено далеко не самое плохое приёмо-передающее оборудование.

— Это точно, — подтвердил Фархад. — Я на эти устройства не поскупился. Нафаршировал ими «Ласточку» по-максимуму. И не жалею. Столько раз нам это оборудование жизнь спасало! Окупилось слихвой. Так что…

— Надо бы полетать тут, и хорошенько всё прослушать, — решила Лиша.

— Что значит, «полетать тут»? Как ты себе это представляешь? В такой темноте мы ничего не найдём. А рассвет наступит лишь через шестьдесят три с половиной часа. Я очень хочу помочь Алику, но тыкаться в этой жопе, как слепой котёнок, считаю делом заведомо тупым и бесполезным. Если он не включил маяк, мы его никогда не обнаружим.

— Я должна убедиться.

— Убедиться в чём? — Фархад устало вздохнул. — Иногда ты бываешь такой зану…

За окнами кабины что-то ярко вспхнуло, послышался оглушительный треск, сопровождающийся искрами и резким запахом озона, вперемешку с чем-то горелым, после чего, все приборы и лампы «Одалиски» дружно вырубились. Экзокрафт просел вниз на пару метров, прежде чем двигатели экстренно перезапустились в аварийном режиме и, дьявольски взревев от стартовой перегрузки, замедлили падение настолько, насколько было возможно. О том, чтобы успеть выпустить амортизаторы, речи уже не шло. Меньше, чем через минуту, «Одалиска» с грохотом упала на неровные скалистые нагромождения, и провалилась носовой частью в какую-то яму. Только после этого она остановилась, покачиваясь под углом сорок градусов в продольном сечении и примерно двадцать градусов в поперечном.

— …дой, — закончил фразу Фархад. — Кхм. Ну вот и полетали.

— Что случилось? — Лиша рыскала в темноте парой точек своих тускло светящихся глаз.

— Молния долбанула. А-т-хал-лера, — возился, поскрипывая сиденьем, невидимый Боцман.

— Разве у вас нет молниезащитных рассеивателей?

— Есть. Но видимо шарахнуло так сильно, что они не справились, — ответил голос Фархада. — Фу… Горелым прёт. Боц, возьми огнетушитель и сходи, глянь, нет ли пожара на борту?

— Сейча-ас…

— Давай быстрее. Пока не проверишь, генератор запускать не буду, от греха подальше.

— Ты хотя бы аварийки включи. Не видно ж ни хрена.

Что-то пару раз щёлкнуло, и внутри кабины включилось аварийное освещение. Сопя и нашёптывая ругательства, Боцман полез к выходу. Когда он вышел, Фархад обратился к Лише, — «если тебе заняться нечем, можешь сделать доброе дело…»

— Какое? — спросила та.

— Сходи наружу, проверь изоляторы. Их три штуки. Как минимум два погорело. Заменишь, не в службу, а в дружбу?

— Ладно.

— Только обратись в человека и надень спецкостюм.

— Э-нет. Мне и так хорошо. Ящеричья регенерация меня защитит. А в герметичном костюме я буду как в оковах.

— Дело твоё. Выходить будешь не через грузовой отсек, а через боковой шлюз. Не хватало нам всякой гадости в салон напустить…

— Как скажешь, дорогой, — Лиша развернулась, нечаянно заехав хвостом ему по уху.

— Эй! Поаккуратнее! — возмутился Фархад.

— Чего? — ящерица попыталась повернуться обратно, и хлестнула его хвостом второй раз.

— Всё, иди-иди, хватит тут крутиться!

Цепляясь за стены, Лиша стала карабкаться по коридорному наклону. Навстречу ей, из центрального отсека высунулся Боцман.

— Возгораний не обнаружил, — забасил он. — Несколько предохранителей погорело — только и всего. А ты куда намылилась?

— Я наружу, изоляторы менять. Где взять запасные?

— Чё, прям так и пойдёшь, нагишом?

— Боц, ну я же ящерица, мне не страшно. Так ты мне дашь изоляторы?

— Дам. И это… Ты подожди. Я с тобой пойду. Вдвоём, чай, сподручнее будет там ковыряться.

— Лады. Тогда я жду тебя в шлюзе.

— Лучезарная, эй, Лучезарная, — старик, скользя по наклонной плоскости коридорного пола, пробирался к шлюзовой камере.

— Чего тебе, преподобный? — высунулась Лиша из открытой камеры. — Мне сейчас некогда.

— Я сочинил ещё одну строфу гимна, посвящённого тебе! Вот, послушай…

— Некогда, старый друг, некогда! Давай мы сперва электроснабжение наладим, и улетим отсюда?

— Но это…

— Посторонись, отец, — Василия едва не вдавил в стену Боцман, облачённый в защитный костюм. — Как-то некстати ты сюда забрёл. Давай-ка ступай к себе в каюту.

— Ты изоляторы не забыл? — встретила его Лиша.

— Не забыл, — мужчина протиснулся в узкий проём шлюзовой камеры, такой тесной, что они вдвоём с Лишей там едва умещались. — Так. Готова? Тогда выходим.

Герметичная дверь закрылась перед носом у старика. В шлюзе началась процедура выравнивания давления. Через три минуты, Боцман дёрнул блокировочный рычаг, крутанул запорное колесо и внешняя створка с причмокиванием открылась, тут же всосав холодный, едкий воздух с улицы. Лиша закашлялась.

— Ты в порядке, малышка? — спросил Боцман.

Та, кашляя, кивнула, и тут же полезла наружу — в тёмную, ледяную сырость. Включив фонарь, здоровяк осветил ей путь. Было видно, как с Лиши лохмотьями слазит отмирающая кожа, разъедаемая кислотной взвесью. Струпья, словно газетный пепел, облетали с тела рептилии. Эпидермис едва успевал регенерировать. Всё её тело жутко чесалось и зудело. Страдали так же дыхательные пути. Лише пришлось основательно прокашляться, прежде чем бронхи и лёгкие привыкли к жгучей отраве. Спрятав глаза под прозрачными мембранами, ящерица, осмотрела корпус экзокрафта со своей стороны.

— Видишь что нибудь? — мужчина перевёл луч фонаря на обшивку.

— Повреждений не наблюдаю. Разве что пару незначительных вмятин от подвернувшихся скальных выступов, — перекрикивая ветер ответила Лиша. — Давай изоляторы и я полезу наверх.

— Вот, — осторожно спустившись из шлюзовой камеры, Боцман протянул ей несколько округлых предметов. — И фонарь захвати.

— Благодарствую. Мне без него лучше. Мои ящеричьи глаза прекрасно видят в темноте. Ну, я полезла, — захватив изоляторы ртом, Лиша подпрыгнула, зацепившись за стабилизатор.

Боцман остался внизу, посвечивая на неё колеблющимся лучом фонаря.

— Вот же угораздило, — бурчал он. — Ни дня без приключений.

Перебирая когтистыми руками и ногами, Лиша с максимальным проворством карабкалась всё дальше и дальше, пока не оказалась на верхней части «Одалиски». Она успела пожалеть, что не взяла фонарь, так как даже отменное ночное зрение хищной рептилии не позволяло ей видеть чёткое изображение. Ядовитые пары жгли глаза даже через мембраны. Приходилось щуриться, то и дело протирая их. Первый сгоревший изолятор был обнаружен быстро. Он находился прямо перед центральной антенной. Второй пришлось искать гораздо дольше.

— Боц! — Не выдержала она, вынув изоляторы изо рта. — Может подскажешь, где расположены ещё два изолятора?! Бо-оц! Слышишь?! Боц?!

Ветер шумел слишком сильно. Ежеминутно налетающие шквалы гремели словно трясущиеся стальные листы. Боцман вряд ли её слышал.

— Хрен с тобой. Сама отыщу, — засунув изоляторы обратно в рот, Лиша полезла дальше.

Очередной порыв ветра чуть не сдул её с корпуса. Скрежеща когтями, она едва удержалась на нём. Налетела липкая и густая туманная дымка, сделавшая мглу ещё темнее. Выпустив из спины светящееся щупальце, Лиша стала подсвечивать себе путь, словно рыба удильщик. Второй найденный изолятор оказался целым. Прикинув симметричность расположения, ящерица сумела определить местонахождение последнего, и действительно обнаружила там третий изолятор, выгоревший до основания.

— Всё, дело сделано! — спрыгнув с покатого борта, рептилия оказалась перед открытой шлюзовой камерой. — Боц, куда тебя унесло?!

Вспыхнула молния и ветер с новой яростью набросился на скалы и застрявший в них экзокрафт.

— Бо-оц!!! — побегав из стороны в сторону, Лиша заглянула в шлюз — там тоже никого не было. — Боцман!!! Боцман, ты где?!!!

Никто не отзывался. Никаких отблесков боцманского фонаря в темноте не проскальзывало. Следы на скалистой почве не оставались.

— Не было печали… — ящерица вернулась в шлюзовую камеру, и стукнула передатчик. — Фархад, ау! Слышишь меня?!

— Да, Лиша, вы вернулись? Люк открывать? — ответил капитан.

— Боцман там?

— А разве он не с тобой?

— Твою жеж… — Лиша нервно стряхнула облезшую кожу с рук. — Боцман пропал.

— Как пропал? Куда пропал? Коссома… Я сейчас выйду…

— Не вздумай! Сиди там, и двери никому не открывай. Готовь «Одалиску» к взлёту. А я отправляюсь на поиски Боцмана, — Лиша выпрыгнула из шлюзовой камеры, и, пригибаясь от хлёсткого ветра, побрела во тьму наугад.

— Теперь Алик-ди знает о священном ритуале вечного обмена, — закончил свой рассказ Тэнгур-Арани-Ле.

— Очень познавательно, — кивнул Алик. — Так почему же вы ничего не знаете о трифалаках?

— В прошлом году была их очередь нападать на нас, — задумчиво ответил самый крупный арахнид. — Но их войско не появилось. Мы ждали их, но они так и не пришли. И не было их до сих пор. Это очень странно. Ведь даже в смутные времена правления жадных хозяев, трифалаки не нарушали вечный договор.

— Почему же вы сами к ним не сходили?

— Арани не хотят нарушать вечный договор. Пока не хотят. Если вечный договор будет нарушен и с нашей стороны, Терру-Фоза вновь охватит пламя хаоса.

— По слухам, любопытные арани-са видели чужих в Лаки-Трифе, — произнёс другой старейшина. — Это не хозяева. Но трифалаки почитают их как господ.

— Никто из арани-лу не видел этих чужаков, — перебил его другой арахнид. — Вымыслы глупых арани-са могут быть только вымыслами.

— Но мы не можем пренебрегать даже этой информацией. Так уж получается, что Алик-ди может стать нашим официальным эмиссаром, который выяснит обстановку и откроет истинную причину отступничества трифалаков. Он идеально нам подходит. Он не арани, а значит не нарушает вечный договор, идя к трифалакам. Он достаточно храбр, чтобы говорить с ними как от себя, так и от арани. И, как наш полноправный посланник, Алик-ди должен быть готов к встрече не только с трифалаками.

— Я готов, — ответил Алик. — Есть какие-то дополнительные сведенья об этих чужаках?

— Мы ничего о них не знаем. Но если они действительно существуют, то именно они послужили причиной отступничества трифалаков.

— Ты должен быть предельно осторожен, Алик-ди, — произнёс Тэнгур. — Это всё, что мы можем тебе посоветовать.

Невидимое солнце ярко освещало волнующиеся поля. Было немного душно, несмотря на ветерок. Алик и Лус шли по заросшей тропе, выделявшейся на фоне остального поля лишь тем, что трава там была чуть пониже. Параллельно им, чуть в стороне, двигалась небольшая группа любопытных арани-ду, которых выдавал только тихий шорох.

Лус был очень горд, что ему выпала честь сопровождать Алика. Его абсолютно не волновал исход этого путешествия. Ему был важен сам процесс. Во-первых, внешность Дементьева вызывала у арани подсознательное уважение, и, возможно, зависть, ведь они и сами когда-то выглядели так же. А во-вторых, любого мало-мальски разумного арани возбуждало любое соприкосновение с трифалаками, как дань священной традиции, уходяшей корнями вглубь истории их маленького и очень странного мира.

Алик же готовился к новым неприятностям, и большого вдохновения от встречи с трифалаками не испытывал. Опять придётся стрелять, тратя бесценные энергопатроны, опять придётся кому-то что-то доказывать. И опять неизвестно, чем всё это закончится.

— А это ничего, что мелкие нас сопровождают? — спросил он у Луса, чуть забежавшего вперёд.

— Пускай идут, — притормозив, ответил тот. — Если их прогнать, они опять вернутся. Я бы не стал их прогонять, мизилор, хотя бы потому, что они могут обнаружить диких арани-та.

— Что за арани-та?

— Взрослые арани. Не обретшие разума. Они выбрали путь неразумных и безмолвных дикарей, поэтому их не пускают в наши селения. Возле селений, где охотится много арани-ду, арани-са и арани-ма, арани-та не появляются. Но здесь, вдали от скопления разумных арани, они попадаются часто и представляют угрозу. Поэтому будьте настороже, мизилор.

— Они нападают даже на других арани?

— Нападают, убивают и едят. Кстати говоря, некоторые арани-са, чтобы достичь высшего мастерства охоты, специально отправляются на поиски таких арани-та, чтобы сразиться с ними и победить.

— В самом деле? Ты тоже в этом участвовал?

— Конечно, мизилор! Два раза! — Лус тут же осёкся. — Но оба — безрезультатно. Не нашёл ни одного подходящего арани-та.

— Это тебя расстроило?

— Нет. Я всё равно стану арани-лу, и когда-нибудь отправлюсь к трифалакам, как великий Гилабари.

Алик, прищурясь, поглядывал по сторонам. Слишком уж спокойным выглядело это поле. Оно как будто спало, и что-то из самого нутра подсказывало ему, что будить это не следует. Равнина всё так же казалась бесконечной, но наконец на горизонте замаячили далёкие постройки, уже не похожие на монолиты «термитников» арани. Над коробками зданий возвышалась одинокая мачта антенны.

— Вот она — фактория Лаки-Триф, — вполголоса уведомил Алика Лус, хотя тот уже и сам догадался.

Остановившись, Дементьев ещё раз проверил своё оружие, поглядел на горизонт, после чего, перевёл взгляд на сопровождающего.

— Так. Теперь разворачивайся и чеши домой.

— Но мизилор, мы же ещё не добрались до границы, — попытался протестовать тот.

— Я кому сказал? Разворачивайся и быстро к матери. Сейчас же!

— Как скажете, мизилор, — Лус нехотя развернулся и понуро побрёл прочь.

Алик постоял ещё немного на одном месте, прислушиваясь, не вздумал ли он вернуться. Но шорох, издаваемый Лусом, удалялся, пока не исчез. Вместо него осталось лишь шуршание нескольких арани-ду.

— Дальше я сам, — произнёс мужчина и продолжил свой путь к далёкой фактории.

Дождь, вперемешку с какими-то ледяными хлопьями, напоминающими тонкие стекляшки, осыпался на поверхность яростными шквалами, смывая остатки малейших следов. Лиша, пригибаясь под этим напором, шарила по земле, выискивая хоть что-нибудь, связанное с Боцманом. Он не мог улететь. Не мог испариться. Только не здесь. Не в этой зуне. А значит, его исчезновение можно объяснить. Значит должны остаться следы.

В городище невысоких, искривлённых камней было легко заблудиться, однако Лишу вело сверхъестественное чутьё сальвификария, способное чувствовать присутствие живых, пульсирующих душ. Знать направление — уже большое дело. Но кроме этого, у неё ничего не было. А улавливаемые импульсы давали не надежду, а полнейшую растерянность. Лиша ощущала, что где-то под каменистой грядой прячется что-то живое. Но это не Боцман и не Алик. Это какой-то расплывчатый организм с десятком сердец. Нестабильная, ворочающаяся биомасса. Изо всех сил, девушка-ящерица пыталась понять, что это такое. Но сильные помехи, порождаемые зуной, серьёзно искажали пси-диапазон, лишая её возможности опознать знакомые оттенки.

Проклятый дождь лил как из ведра, но вода на земле не скапливалась, просачиваясь через многочисленные трещины вглубь каменистой почвы. Значит там, под ногами, были пустоты. И немалых размеров.

Даже ангельское терпение Лиши едва справлялось с желанием упасть на землю и кататься, по грубым, как пемза, камням, чтобы хоть как-то унять невыносимый зуд во всём теле. Протиснувшись в узкую расщелину, ящерица оставила на её краях два огромных лоскута оборванной кожи, слезшей точно чехол. Но упорство было вознаграждено. Прямо за расщелиной, она увидела дыру в земле, оказавшуюся входом в пещеру. Наконец-то можно было укрыться от ядовитого, ледяного дождя.

Спустившись под землю, Лиша немного перевела дух, отряхивая с себя лохмотья мёртвой кожи. Затем она, стиснув зубы от неприятных ощущений, выдернула из глаз, словно пару контактных линз, два бельма, в которые превратились окислившиеся глазные мембраны. Глаза тут же перестали чесаться и зрение улучшилось на порядок. Теперь можно было обследовать пещеру, тем более что в ней явно кто-то обитал. Ноздри улавливали лёгкий запах гари. До органов слуха доносились отголоски бормотаний и шарканье. Когда кожный покров полностью восстановился, Лиша включила мимикрию, чтобы максимально слиться с чернотой, и поползла вглубь пещеры.

Сверху сочилась и капала вода, протекающая куда-то ещё глубже. Многочисленная капель перекликалась в застоявшемся воздухе искривлённых пещерных галерей. Заблудиться здесь труда не составляло. Подземные пустоты представляли из себя огромный лабиринт с десятками ходов, ведущих в разные стороны. Приходилось ориентироваться на звуки и запахи. Но это не помогало найти единственный верный путь. Помог часовой, присутствие которого Лиша чисто случайно засекла в одном из совершенно непримечательных проходов. Она бы его не заметила, если бы не одно но. От этого существа неприятно пахло. Это единственное, что его выдавало. Стоило отметить невероятную координацию и самообладание подземного жителя. Поначалу, Лиша даже приняла невидимого вонючку за какого-то пещерного монстра, обладающего навыками паука, или змеи. То, что это может быть человек, она даже не подозревала.

А это был человек. Пришлось нешуточно постараться, чтобы приблизиться к нему незамеченной. Большое косматое пугало сидело в углублении невысокого лаза, абсолютно неподвижно и тихо. Уродливые руки крепко сжимали длинную хрустальную сосульку, использующуюся в качестве оружия. Малейший укол её острия, и смертельный яд поразит организм за считанные секунды. Пока что Лишу надёжно скрывали каменные складки лаза. Но выглядывая сквозь ажурные щели, она отчётливо различала в тепловом спектре, как дикарь бесшумно ведёт её взглядом. Не видя, но чувствуя. Стоит высунуться, и он атакует.

До врага оставался всего лишь один рывок. Пройти мимо него не получится. Но допрыгнуть, при должной сноровке — вполне возможно. Однако Лиша осознавала всю глубину риска. И то, что перед ней вовсе не обычный троглодит, а ловкий и опасный убийца, который ориентируется в потёмках гораздо лучше, чем она.

Нужно было решаться. Как можно тише, она подобрала осколок камня, что тут же было замечено часовым, повернувшим оружие в её сторону. Не дожидаясь его дальнейших действий, Лиша бросила камень в сторону. Услышав более громкий звук, дикарь на мгновение развернулся туда, чем лазутчица и воспользовалась, выпрыгнув из углубления, и вцепившись в него всеми своими когтями и зубами. Ей удалось прижать оружие к туловищу врага, не дав возможности им воспользоваться. Это была удача, но отнюдь не финал борьбы. Человек оказался дьявольски сильным. Он не мог сразу вырваться из цепкой хватки ящера, но был близок к этому, постоянно ворочаясь и извиваясь. Ища любую возможность высвободиться для контратаки, словно профессиональный чемпион по греко-римской борьбе. То, что он не подавал сигналы остальным пещерным жителям, было результатом ещё одного везения. Лише удалось вцепиться зубами ему в шею, передавив дыхательные пути. Любой другой на его месте уже давно задохнулся бы, но этот продолжал сопротивляться, как будто бы дыхание ему было вовсе не нужно. Он дёргался и рвался, пытаясь сбросить рептилию с себя. Её когти беспомощно царапали плотные щитки толстенных панцирей, стянутых жилами и используемых в качестве доспехов. Необычайно надёжная экипировка для первобытного человека. Да и само тело троглодита — это сплошной клубок твёрдых мускулов. Зубы вязли в шее, как в тугой, застывшей смоле. Сдаваться он не собирался. В конце концов, Лиша не выдержала и отпустила его шею. Со свистящим хрипом, дикарь втянул в себя долгожданный воздух, но вместе с этим слегка ослабил хватку, чего и дожидалась противница, мгновенно выхватившая из его руки сосульку. Крик, мчащийся наружу, был вовремя забит обратно, вогнанным в глотку стеклянным копьём. Лиша услышала, как где-то внутри хрустнуло острие, сломавшееся об позвоночник, и дикарь сбросил её с себя неожиданным чудовищным ударом. К счастью, последним. Он так и остался лежать в уголочке своей потаённой ниши. Неестественно изогнутый, и с прозрачной палкой, торчащей изо рта.

Лиша брезгливо отплёвывалась, вычищая из пасти остатки его отвратительного запаха. Её всю передёргивало от омерзения. Следовало перебороть себя, и двигаться дальше.

Где пролегала пресловутая граница между территориями арани и трифалаков, Алик знать не знал. Впрочем это было не важно, так как цель своего путешествия он видел хорошо. Арани-ду шли за ним по пятам и впервые он почувствовал, удивляясь самому себе, что их сопровождение успокаивает его, придавая дополнительную уверенность.

Фактория была всё ближе, но никаких наблюдательных пунктов с её стороны не было. Неужели трифалаки вообще не охраняли свои земли? Дементьев уже начал было думать, что эта неосмотрительность вызвана серьёзным, можно сказать священным взаимным доверием, царящим со времён заключения их непонятного и безумного пакта. Как вдруг они появились. Внезапно. Словно выросли из-под земли. Словно замаскированные огородные пугала, распрямившиеся под действием хитрого механизма, трифалаки возникли с разных сторон от Алика, молча, без каких-либо окликов и предупреждений. Как по команде, они взмахнули длинными заострёнными палками и пронзили ничего не подозревающих любопытных арани-ду, не успевших даже ничего понять. Пока арани с жалобным писком дёргались на длинных, зазубренных копьях, постепенно затихая, прямо перед Аликом распрямился ещё один трифалак, замахнувшийся на него копьём. Алик вскинул дробовик, и острие, направленное ему в грудь, остановилось.

— Не надо, — строго произнёс Дементьев.

В его голосе не было ни капли просьбы, или мольбы. Это было грозное предупреждение.

Остальные трифалаки обратили свои лица в его сторону. Недолгое замешательство позволило Алику рассмотреть их получше.

Внешний вид трифалаков был более близок людскому, но только в сравнении с обликом арани. Трифалаки были прямоходящими. У них была одна голова и конечности, имеющие определённое сходство с людскими. Так же они носили нехитрую, но всё-таки одежду. На этом сходства заканчивались. Глянцевая кожа, фиолетового цвета. Три руки, одна из которых росла прямо из груди. Три ноги: две обычные, спереди, и третья, более длинная, трёхколенчатая, напоминающая суставчатый хвост — сзади. Очень сильно вытянутая вперёд голова с лицом-конусом, по бокам у которого блестели внимательные, влажные глаза. Высокие туловища имели способность сгибаться пополам, за счёт позвоночника, разделённого посередине. Оружие удерживалось правой и средней руками, в то время как левая работала в качестве то ли балансира, то ли компенсатора размаха.

— Не надо, — неизменным тоном повторил Алик.

Трифалак загудел, напружинился, и резко дёрнул копьём вперёд. Быть может он просто хотел напугать, но анализировать его замысел времени не было. Человек выстрелил, опрокинув мутанта на спину. Откинувшись назад, тот высоко подбросил вверх передние ноги, и в течение нескольких мгновений продолжал удерживаться на задней конечности, словно на подставке, пока та не подломилась. Всем корпусом, поверженный трифалак грохнулся на мягкую траву.

— Я его предупреждал, — Дементьев стал водить дымящимся стволом от одного существа — к другому. — Я предупреждал его. И не хотел убивать. Но убью снова, если вы…

— Мы всё видели, — странным, переливчатым голосом, напоминавшим квартирный звонок, произнёс один из трифалаков, опуская оружие. — Кто ты, чужезунец?

— Меня зовут Алик Дементьев.

— Тебя прислала корпорация?

— Нет.

— Тогда зачем ты здесь?

— Мне нужно туда, — Алик указал оружием в сторону антенны.

Трифалаки дружно поглядели в ту сторону.

— Антенна, — объяснил Алик. — Передатчик. Я подам сигнал и уйду. Мне проблемы не нужны. И вам я их создавать тоже не хочу.

— Ты уже создал проблему, — ответил ближний трифалак. — Если не хочешь создавать дополнительных проблем — не иди в Лаки-Триф.

— Я не уйду, пока не подам сигнал. Когда я подам сигнал, меня заберут друзья.

Трифалаки переглянулись.

— Ты не из Мааса? — спросил крайний.

— Нет.

— Возможно он прав, — произнёс другой трифалак. — Хозяева никогда не приходят поодиночке.

Трёхногие создания, опустив оружие, приблизились к Алику, окружив его. Они уже не хотели его убивать, но всё ещё выглядели враждебно.

— Если ты не хозяин, тогда кто? — спросил тот, что остановился напротив.

— Заблудившийся путешественник. Меня выбросило из экзокрафта. Теперь я должен связаться с теми, кто меня ищут. Мне нужна радиостанция.

Трифалаки больше ничего не спрашивали и лишь стояли, раздумывая над чем-то.

— Но я здесь не только по этой причине, — не выдержал Алик. — Я должен передать послание пауков… То есть, арани.

— Он пришёл от них! — оживились аборигены, хоть и не было понятно: обрадовались они, или же наоборот — разозлились. — Они шли за ним!

— Так значит они не убили его потому, что он принял от них весть. Но не потому, что он — хозяин, — глубокомысленно произнёс стоявший напротив.

— Арани не понимают, почему вы нарушаете договор. Почему вы не пришли к ним, как было условлено? — спросил Алик. — Ведь пришла ваша очередь выполнять заповеданное. Или они лгут?

— Они не лгут, — ответил трифалак. — В прошлом цикле мы действительно должны были пойти на арани войной. Но всё изменилось. Этот порядок больше не действует.

— Может быть, так оно и есть. Вот только арани об этом почему-то не знают. Вы посчитали лишним уведомлять их о своём решении?

— Мы не обязаны уведомлять грязных мочалок о новых законах трифани-алака! — встрепенулся один из воинов, но в его тоне Алик без труда уловил серьёзную неуверенность, как будто говорящий убеждал собеседника через силу, не от чистого сердца.

— Эти, как ты сказал, «грязные мочалки», не дождавшись вашей ответки, придут и всех вас уничтожат. Я их видел. Их там просто хренова туча. Возможно вы и сможете их одолеть, но лишь ценой многочисленных жертв. Вам это нужно?

Трифалаки молчали.

— Скажу вам честно, — продолжил гнуть свою линию Дементьев. — Человек я здесь новый. Не побоюсь этого слова, «чужой». И меня этот ваш пакт Нугар-Трифа — Гилабари прямо скажем удивляет своей жестокой категоричностью. Но… Но, несмотря на всю свою одиозность, он веками прекрасно работал. Это был уникальный случай, когда мир был достигнут посредством войны. И между двумя народами сложилась пусть и суровая, но гармония. Идея Нугар-Трифа работала безупречно. За что я перед ним искренне преклоняюсь.

— Ты уважаешь Нугар-Трифа, чужак? — слова Алика произвели на трифалаков большое впечатление.

— Я считаю его одним из самых величайших героев ноосферы, — медленно кивнул Дементьев.

Аборигены переливчато зашушукались. Они шептались так быстро, что Алик не смог разобрать в их трелях ни единого внятного слова. Наконец, они умолкли и вновь уставились на путешественника.

— Завет Нугар-Трифа более не действует, — произнёс один трифалак, ещё более неуверенным тоном.

— Не все с этим согласны, — едва ли не перебил его другой.

— Те, что пришли с новым словом, считают завет Нугар-Трифа больше не нужным, — добавил третий.

— Это решили вы сами, или кто-то другой? — спросил Алик.

— Те, что принесли новое слово, запрещают нам это обсуждать, — ответил воин.

— Но вы бы хотели это обсудить?

— Хотели бы. Но нельзя. Командир следит за тем, чтобы эти разговоры больше не начинались.

— Кто ваш командир?

Трифалаки разом устремили свои длинные носы вниз — на труп их сородича.

— Вот же я вляпался… — как можно тише пробормотал Алик.

— Командиры следят, чтобы мы не говорили об этом, — произнёс трифалак. — Нам приходится слушаться. Но мы всё ещё не согласны. Мы любим Нугар-Трифа. Мы любим Гилабари. Мы хотим воевать с паутиной. Мы думаем, это правильно.

— Так уж сложилось, что ваш командир мёртв. А значит, вы можете говорить и обсуждать всё, что хотите, — ответил Дементьев. — Здесь только я и вы.

— Обсуждение ничего не даст. В Лаки-Трифе все слушают только тех, кто принесли новое слово. Мы не любили командира за то, что он отвернулся от Нугар-Трифа. И мы не жалеем его. Никто из верных трифалаков не осудит тебя, чужезунец, за его смерть. Но осудят те, кто принесли слово. А командиры не пощадят тебя. Ты сказал, что уважаешь Нугар-Трифа. Эти слова нам дороги. Тот кто уважает Нугар-Трифа и Гилабари — пользуется уважением верных трифалаков. Поэтому мы отпустим тебя, чужак. Уходи. Возвращайся в паутину. Не надо ходить в Лаки-Триф. Там ты найдёшь только смерть.

— Откуда такая уверенность?

— Они спросят, кто убил Кало-Трифа, и нам придётся сказать, что ты. Они не оставят тебя в живых.

— Так. Погодите, — Алик развёл руки. — Объясните мне, кто такие эти «принёсшие слово»? Это какие-то другие трифалаки? Из другого племени?

— Они пришли из другого мира. И принесли нам новое слово, — с волнительной вибрацией в голосе объяснили аборигены.

— Что это за слово?

Вопрос вызвал у трифалаков затруднение и Алик догадался, что под «словом» они вероятно подразумевали какой-то иной смысл, вроде «закона», «власти», или даже «бога». Просто засчёт унилингвического искажения, он воспринимал их речь слишком буквально.

— Это… Новое… Мышление, — ответил один.

— Мышление новое? — кивнул Алик. — И они решили, что с этим новым мышлением вправе менять сложившиеся устои?

Группа трифалаков опять начала переговариваться между собой, то и дело меняя голосовые секвенции.

— Я должен попасть в Лаки-Триф, — не выдержав, перебил их Дементьев. — Как ко мне там отнесутся — это уже мои проблемы. Поворачивать назад я не собираюсь.

Аборигены умолкли и какое-то время пялились на него.

— Мы тебя поняли, — затем произнёс один из них. — Хорошо. Ты можешь идти с нами.

— Вот и прекрасно, — Алик перезарядил свой дробовик. — Тогда вперёд.

Просторный грот освещался чадящим светом факелов, гарь от которых затягивалась естественной вытяжкой, в виде пористого свода пещеры. Но всё равно, кислая вонь, исходящая от неведомого продукта горения была здесь просто нестерпимой. Видимо, горел какой-то жир. Температура в гроте была гораздо выше, нежели в прилегающих галереях. Но всё равно было очень холодно. И этот холод непривычно контрастировал с духотой, возникшей из-за скудного объёма кислорода.

Троица примитивных троглодитов занималась своим нехитрым бытом, копошась среди причудливых, перфорированных камней, напоминавших серые куски старого сыра. Определить половую принадлежность пещерных дикарей было весьма проблематично: все они выглядели одинаково широкоплечими, коренастыми и волосатыми. А одежда напоминала бесформенную мешанину из драных шкур, перетянутых жилами, в которые вплетались осколки гигантских раковин и панцирей каких-то животных, или насекомых. Вместо слов, жители подземелья издавали малопонятные звуки, напоминающие «ке-ке-ке-ке-ке». Трое из них, сгорбившись на полу, перебирали знакомые предметы и тряпьё, время от времени выдёргивая находки друг у друга из рук.

Бедняга Боцман сидел в углу, съёжившись как маленький, перепуганный ребёнок. Являясь человеком довольно крупного телосложения, на фоне местных обитателей он выглядел низкорослым слабаком. Сидя в чём мать родила, он трясся от холода и страха, затравленно глядя на пленивших его дикарей. Те что-то тихо обсуждали на своём однообразном наречии. Потом, двое подошли к Боцману, и стали его тормошить, вытаскивая из угла. У несчастного зуб на зуб не попадал от холода, поэтому он был не в силах даже выкрикнуть ругательство. Пока двое удерживали мужчину, третий начал обмазывать его грудь какой-то жирной гадостью. В это время, троглодиты, потрошившие вещи Боцмана, стали рассматривать фонарь. Как оказалось, они были не настолько примитивны, чтобы не знать, для чего это устройство нужно, и как его включить. Видимо у них сохранилась память о прошлых поколениях, которые когда-то пользовались подобными благами цивилизации.

Восторженно пыхтя, абориген включил фонарь, направив его на потолок грота. Затем, следя глазами за лучом, он перевёл его на стену, и, чуть в сторону — в тёмный проём между двумя дырявыми выступами. В этом проёме луч осветил внимательный глаз. От раздражающего света, зрачок глаза быстро превратился в малюсенькую точку. Чуть ниже глазницы обнажилась костяная пила зубов. Подземный житель уронил фонарь и потянулся к лежавшей неподалёку кристаллической пике. В этот момент, из каменистого проёма вытянулись две когтистые лапы, вслед за которыми, словно пружина, выпрыгнуло длинное, поджарое тело. Прозрачная пика тут же была перехвачена и дикарь, вместо врага, вонзил её в спину своему товарищу, пытающемуся напялить на себя скафандр Боцмана. В следующую секунду, появившаяся рептилия выгрызла ему гортань и отшвырнула её в сторону. Ещё один троглодит попытался атаковать Лишу, но промахнулся. Пика застряла в одном из отверстий на камне. Ящерица ударила его со всей силы, но даже этот мощный удар, способный переломить нормальному человеку позвоночник, лишь сбил дикаря с ног, не причинив ему серьёзных повреждений. Разбираться с ним не было времени, и Лиша метнулась к Боцману. Совершив длинный прыжок, она опрокинула крайнего троглодита — того, что обмазывал пленника непонятным веществом. Тот успел повернуться к ней лицом, но оружие схватить не смог. В его руках была лишь старая баночка, в которой находилась мазь. При падении, туземец хорошо приложился затылком об булыжник. Неизвестно, какой же толщины были у них черепа, если даже сильнейший удар затылком об камень всего лишь слегка поцарапал кожу на голове упавшего. К счастью для Лиши, это падение на минуту оглушило противника, и он не смог сразу начать сопротивление. Оставшийся позади ещё не успел к ним добежать. А двое других, тем временем, продолжали удерживать Боцмана. Этими драгоценными мгновениями ящерица воспользовалась с лихвой. Врезав подавленному врагу с размаху в лицо сжатой в кулак лапой, она сорвала не пристёгнутую защиту на его груди, открыв тело, и тут же располосовала когтями шею. Брызнула толстая струя крови, словно из питьевого фонтанчика, и тут же оборвалась. Очередной враг прекратил сопротивление. Как раз в этот момент сзади подбежал сбитый дикарь, которого Лиша ударила сперва хвостом, а затем — лягнула ногой. Но он продолжал наседать. Пришлось разворачиваться и идти в атаку. Помог счастливый случай. Враг, желая схватить ящерицу за шею, промахнулся и подставил собственный загривок. В результате, соперница ухватила его, прижала ему голову к самой земле, и резко свернула её на бок, переломив позвонки у основания черепа.

Завидев это, один из тех, что удерживали Боцмана, отпустил свою жертву, поднял копьё и метнул его в Лишу. Однако у пленника неожиданно открылось второе дыхание. Видимо появление подруги его вдохновило, придав дополнительных сил. Боцман ухватился за копьё, вовремя отведя его в сторону от рептилии. Потом, он с силой отпрянул назад, пытаясь оттолкнуть другого дикаря, но тот устоял на ногах и тут же сдавил ему шею, желая придушить. Задыхающийся мужчина выпустил копьё, которое тут же схватила освободившаяся Лиша. Без особого труда выдернув гладкое стеклянное древко из руки троглодита, она с охающим звуком перевернула оружие острием от себя, и всадила прямо в глаз противнику. Тот протяжно завыл, упав на колени и вцепившись обеими руками в древко. Но Лиша была проворнее. Быстро навалившись на копьё всем телом, она вогнала его вглубь черепа и с хрустом отломила острие. Боцман уже терял сознание. Когда ящерица бросилась к нему на помощь, последний дикарь занёс над грудью пленника острую кристаллическую сосульку. На остатках воли и самообладания, Боцман сумел схватить убийцу за руку. Но силы покидали его с катастрофической быстротой. Понимая это, Лиша рванулась к стене, выдернула факел, и сунула в лицо троглодита. Завоняло палёными волосами. Дикарь отстранился и захрюкал, подобно свинье. Наконец-то рептилии удалось немного отогнать его от Боцмана. Тогда-то она и прыгнула, повалив неприятеля и вжав его в трещину между камнями. После двух ударов об острый выступ, рука выпустила импровизированный кинжал. Но враг всё ещё пытался высвободиться. Спустя две минуты, к паре, барахтающейся в углу пещеры, кашляя и отдуваясь, на карачках подполз Боцман. Подняв обеими руками тяжёлый булыжник, он дождался, когда Лиша приподнимется над троглодитом, и несколько раз обрушил камень тому на голову. А затем, лишённый остатков сил, упал рядом.

Битва была закончена. Шестеро мёртвых дикарей лежали на земле бесформенными, косматыми кучами. Лиша устало пошатывалась, то и дело отплёвываясь.

— Дрянь, — шипела она. — Такое впечатление, будто дерьма нажралась. Чтоб я ещё раз взялась грызть подобных бомжей. Да ни за что!

— Ох. Зарекалась ворона говно не клевать, да триста лет клюёт и не перестаёт, — прокряхтел Боцман, поднимаясь на ноги.

— А вот сейчас обидно было, — Лиша рассмеялась. — Ну-ка, расскажи, остряк, как же ты, такой до фига умный, попался этим тупорылым дегенератам?

— Да ты сама с ними еле-еле справилась. А от меня чего хочешь? У меня нет ни когтей, ни клыков, — стуча зубами, Боцман собирал свою разбросанную одежду. — Холера, ну здесь и холод. Как в вытрезвителе.

— Я бы тебя согрела, но увы, в данный момент я хладнокровная, — подкусила его ящерица. — А зачем ты раздевался-то? Ты же вроде не нудист.

— Дык, это я что ли?! Это они меня…

— Зачем? Сожрать хотели?

— Нет. Женить на одной из своих баб. А может быть и на всех сразу. Ну а потом сожрать. Хол-лера…

— А, так это бабы были, — Лиша подошла к одному из трупов. — У меня конечно возникало подозрение по поводу той, что тебя соплями обмазывала… Ну да-а… (Она посильнее разорвала когтями лохмотья из шкур на залитой кровью груди убитого троглодита). Теперь вижу, что действительно баба.

— Эта, эта и вон те две — тоже, — указывал Боцман. — Чёртовы обезьяны. Были бы симпатичными. А то ведь страсть господня.

— Ну, не знаю, Боц. По-моему, ты стал слишком придирчив, — Лиша перевернула вторую убитую троглодитку. — Вот эта — вроде бы ничего была

— Не. Мне столько не выпить, — покачал головой здоровяк, натягивая скафандр. — Даже ты в рептильском обличии, по сравнению с этими образинами, выглядишь как Мэрилин Монро.

— Наконец-то я дождалась комплимента! Давай-ка быстрее своё шмотьё натягивай и будем выбираться отсюда. А то Фархад нас уже заждался.

— Варвары. Скафандр испортили. Это ж надо, такой прочный материал изодрать. Эту бы силищу, да на полезные дела.

Лиша задумалась на какое-то время, словно прислушиваясь к отдалённым звукам, доносившимся из глубин пещеры, а потом, прохаживаясь вокруг Боцмана, пытающегося как-то прилатать повреждённые участки своего защитного костюма, начала размышлять:

— Парадоксальный каприз диэволюции. Разум деградировал, но инстинкты перешли на новую ступень. Они не просто хотели тебя огулять, Боц. Они хотели спасти свой генофонд. Зная, что близкородственное скрещивание ведёт к вырождению, эти люди пользуются каждой малейшей возможностью замедлить свою деградацию.

— Какого хрена? Они же не на Земле?

— Ну и что? Нейромитоз — это оттиск естественного размножения. Но гротескный, не регулирующийся биологическими процессами. А значит, радикальный. В нём всё гипертрофировано, увеличено на порядок. Потому нейромиты получаются идеальными. Обратная же сторона медали такова, что при некачественном, зацикленном слиянии разумов, результаты портятся столь же диаметрально.

— Ну допустим. А я тут с какого боку?

— А ты — свежая кровь. Новый разум. Небольшая доза лекарства для этого обречённого общества.

— Ушам не верю, Лиша, ты что, им сопереживаешь?

— Я же сальвификарий. Мне по статусу положено сопереживать. Так ты готов наконец?

— Да хрен там — готов, — Боцман с досадой рассматривал дыры в облачении. — Но куда деваться? Надеюсь, что на улице не околею, прежде чем до «Одалиски» доберёмся.

— «Одалиска» стоит неподалёку. Если не будешь тормозить — доберёшься до неё, ничего себе не отморозив и не растворив.

Несмотря на кажущуюся угрюмость, Боцман был счастлив, что Лиша его спасла, ведь она не только избавила его от долгой и унизительной смерти, но и могла вывести из запутанного лабиринта опасных пещер. Перспектива пробежки в испорченном скафандре под проливным кислотным дождём хоть и была неприятной, но не шла ни в какое сравнение с тем, чего он только что избежал.

Вскоре, из темноты потянуло ледяной сыростью. Послышался шум льющейся воды. Значит выход был уже рядом. Воодушевлённый здоровяк, решив поскорее миновать этот непростой участок, прибавил ходу, обогнав свою спутницу, и не сразу расслышав её осторожные предупреждения. Фонарь осветил мокрые камни, возвышавшиеся прямо за выходом. Где-то там, всего паре десятков метров, находился экзокрафт, внутри которого можно было наконец отдохнуть, привести себя в порядок и забыть о произошедшем, как о страшном сне.

— Боцман!!! — в спину мужчине впились острые когти, заставив его вскрикнуть от боли и остановиться.

— Лиша! Твою мать! С ума сошла?! Больно ж…

На Лишу это было действительно не похоже. Догнав своего друга, она без зазрения совести вцепилась в него когтями передних лап.

— Стой! — зашипела она.

— Сбрендила? — морщился от боли Боцман.

Отпустив его, ящерица указала вперёд, в сторону каменистой гряды. В эту сторону он тут же посветил фонарём и всё моментально понял:

— Холера…

Напротив них стояли пять грузных фигур, с занесёнными дротиками. Лишу спасло то, что она находилась за спиной у Боцмана, которого аброригены убивать не планировали. Трое дикарей стояли между камнями, и ещё два заняли позицию на верхушках скалистых обломков. Значит внутри пещеры было не всё племя. Ещё один отряд охотников находился снаружи, привлечённый падением «Одалиски». Возможно, они искали ещё кого-нибудь из её пассажиров.

— Что делать будем? — произнёс Боцман.

— Просто стоим и не шевелимся, — ответила Лиша. — Я что-нибудь придумаю.

— Ты уж давай побыстрее думай, родная. Второй раз я к ним попадаться не собираюсь.

— Не паникуй. Давай попробуем потихонечку отступить обратно в пеще…

Яркая молния озарила клубящуюся туманную дымку, и в этом кратковременном свете, с неба свалилось что-то чёрное, огромное, похожее на упавшую гору. От неожиданности, Лиша и Боцман не сразу поняли, что это было. Как будто какой-то безликий, продолговатый кусок камня обрушился из ядовитых облаков на головы ничего не подозревавших врагов. Лишь затем стало понятно, что это был экзокрафт. С выключенными прожекторами и ходовыми огнями, «Одалиска» упала с небес, накрыв собой всю группу троглодитов. Пористые валуны, между которыми они находились, с чудовищным хрустом рассыпались, смешав это крошево с костями и кровью расплющенных врагов. Не выпустив посадочные амортизационные опоры, грохнувшийся на брюхо корабль, словно адские жернова, перетёр их между корпусом и каменным абразивом. Затихавший было гул двигателя вновь начал набирать обороты, и в лица обескураженной паре ударил луч включившегося прожектора.

— Долго стоять будете?! Быстрее на борт! — послышался голос Фархада.

Боцману и Лише особого приглашения не понадобилось, и они моментально припустили к спасительному люку.

Мягкая трава сменилась короткими и колючими палками давно засохшего камыша. Затем, по мере приближения к фактории, почва стала податливее и влажнее. А камыш на ней рос уже свежий и очень высокий. К вящей радости Алика, рос он не повсеместно, а отдельными участками, обступая небольшие, но очень многочисленные болотца и водоёмчики, от которых тянуло кисловатой гнильцой. С течением времени, эти водяные пятна исчезали в одних местах и появлялись в других, заставляя камыш перемещаться следом. На высыхающих участках, это растение быстро гибло, его сердцевина превращалась в труху и стебли рассыпались, оставляя лишь короткие (20–30 сантиметров) пустотелые черешки, торчащие из земли густой щетиной. Пообщавшись с трифалаками, Алик узнал, что для изготовления их камышовых копий используется именно свежий камыш. Но не слишком молодой, и не слишком перезревший. Именно из таких стеблей, обработанных специальными растворами, получались крепкие, утяжелённые копья, чьи набалдашники, при ударе, вгоняли острие на всю свою полуметровую длину даже сквозь сантиметровую кость, или хитин. Из уважения, Алику позволили подержать такое копьё и лично оценить прекрасную сбалансированность этого, казалось бы, нехитрого оружия.

Когда они приближались к Лаки-Трифу, в камышовых зарослях, простирающихся неподалёку послышалось шуршание. Там кто-то ходил, наблюдая за группой, но на открытую местность показываться не решался. Затем, стали попадатся встречные трифалаки, которые, при виде Алика, настороженно отходили в сторону, выражая то ли почтение, то ли презрение, то ли страх. «Наверное, все принимают меня за маасца», — подумал Дементьев. — «Что ж. Чем дольше принимают — тем лучше. Маасцев здесь хоть и ненавидят, зато боятся. Следовательно, причинять мне вред никто из местных не будет. А вот пресловутые „носители слова“ — уже вызывают серьёзные подозрения. Кем бы они ни были: людьми, трифалаками, или какой-то иной ноосферной нежитью, в любом случае, ждать радушного приёма от них не стоит».

— Послушай, Таро-Трифа, — обратился он к идущему впереди воину, с которым за время пути успел немного познакомиться. — Не окажешь ли мне одну любезность?

— Какую, Алик Латриф? — не оборачиваясь прочирикал тот.

— Предупреди когда появятся эти ваши… Ну, ты понял, кого я имею в виду.

Трифалак кивнул.

Определение «латриф» в диалекте местных туземцев означало что-то вроде «не принадлежащий к семье трифа», то есть, «не трифалак». Оно касалось только людей. К именам же арани трифалаки добавляли слово «лубеф», что означает «паутина». Впрочем, обычных арани они по именам вообще не называли. Такую честь оказывали лишь тем, кто приходил к ним «с войной». В качестве особого исключения, имя Гилабари произносилось вообще без всяких определений, в знак величайшего почтения к арахниду, положившему конец их взаимному истреблению.

Все эти слова не относились к альгершатаху, или ещё каким-то реликтовым языкам. Их можно назвать изобретениями самих трифалаков. Ну а мелодичные трели, которыми они обменивались, оказались обычной унилингвой, произносимой в ускоренном темпе, с высокой тональностью. Это был нормальный для трифалаков режим общения. Переход на размеренный, понятный обычному человеку режим разговора, для этих существ был сродни неторопливому чтению по слогам.

Фактория Лаки-Триф, или «Неувядающая земля трифалаков», была обнесена стеной, построенной маасскими колонизаторами. От времени стена заметно пообветшала, кое-где облупилась и выщербилась. Но всё ещё выглядела довольно внушительно. Маасцы опасались лавинообразных нашествий арани. Ну а поселение трифалаков окружало эту миниатюрную крепость со всех сторон, напоминая бедные крестьянские хибары, окружающие замок феодала. Все домишки трёхногих аборигенов стояли на трёх высоких столбах, и для того, чтобы забраться в дом, жильцы использовали верёвочные лестницы. Алик решил, что это тоже своеобразная защита от возможного нападения арани, но как оказалось, сваи требовались для спасения от банальных раздополий, которые в этих местах редко, но случались. По словам Таро-Трифа, земля в эти дни начинала булькать и пучиться, «как больной живот». А затем, болото начинало подниматься «из пор земных», и вскоре затапливало всю долину на целый ултук. То есть, на два с половиной роста среднего трифалака. К счастью, такие затопления обычно длятся недолго, а когда болото уходит, то на его месте остаётся толстый слой плодородной массы, на которой прекрасно растёт изуаг — местная земледельческая культура.

В самом селении, единственной достопримечательностью было лобное место, посреди которого возвышалась каменная скульптура, в меру способностей зодчего, изображавшая фигуры трифалака и арани. Было заметно, что за монументом ухаживали, полировали его и украшали корзиночками, сплетёнными из камыша. «Нугар-Трифа и Гилабари», — догадался Дементьев. — «Даже несмотря на запрет прежних героев, памятник не разрушили, не осквернили и не забросили. Напротив — за ним до сих пор продолжают ухаживать. Значит селяне всё ещё помнят своё прошлое. Это хорошо. Значит у меня будет аргумент, на который можно надавить, в случае конфликта с новыми хозяевами фактории».

Пока что всё было спокойно. Непосредственно у трифалаков Алик не вызвал такого любопытства и ажиотажа, как у арани. Хотя возможно, они просто мастерски скрывали свои эмоции. Трифалаки вообще походили больше на растения, нежели на животные организмы. Отряд воинов спокойно тащил своего убитого командира через всё поселение, и никто на это активно не отреагировал. Не выбежала убитая горем вдова, не подошли подавленные друзья. Местные просто провожали процессию взглядом, и возвращались к своим делам.

— Мы идём на капище. Нужно предать его пламени, — не оборачиваясь, сообщил ведущий, явно имея в виду покойника. — Ты идёшь к воротам. Тебе откроют.

— Вы не проводите меня? — спросил Алик.

— Нет.

Что тут поделать? Дементьев остановился, а трифалаки спокойно пошагали дальше, вдоль стены. Окинув взглядом стену, путешественник обнаружил ворота фактории. Никакой стражи рядом с ними не было. Неспешно, но уверенно, он подошёл к ним, стараясь не упустить из периферийного зрения ни единой подозрительной мелочи. Оружие было заряжено и готово к стрельбе. Постучаться не получилось — ворота сами распахнулись перед ним, не дожидаясь, когда его рука к ним прикоснётся. От неожиданности, Алик сделал пару шагов назад. По ту сторону от ворот острым клином стояла группа людей в длинных розовых накидках. Это были не совсем люди. Точнее, когда-то они ими, разумеется, были, как и пресловутые арани с трифалаками, но теперь их внешний вид несколько отличался от земного. Можно сказать, что они имели определённое сходство с инопланетянами, как их обычно принято изображать. Сероватая кожа, длинные, тонкие конечности, долговязые тела, и конечно же увеличенные, шишкообразные головы. Но глаза обычные, человеческие. «Пришельцы» стояли ровно, спрятав свои руки в широкие рукава, точно в муфты, и глядели на Алика. Они были не агрессивны, поэтому тот вскоре опустил оружие, перейдя к диалогу.

— Я… — начал было Дементьев.

— Мы знаем, кто ты, — ответили ему. — Она предупредила нас, что ты придёшь.

— Она? Вы о ком? О Лише? Лиша выходила с вами на связь? — обрадовался было Алик.

— Наша госпожа говорила о тебе, — в той же тональности повторил «пришелец».

— Видимо мы говорим о разных женщинах. В любом случае мне нужно попасть на радиостанцию, чтобы отправить сигнал друзьям. Надеюсь, вы не будете мне препятствовать? — Дементьев недвусмысленно приподнял дробовик и сделал вид, что осматривает его со всех сторон.

Головастые существа ничего ему не ответили. Они не излучали ни страха, ни волнения, ни злобы — вообще никаких эмоций. Такому самоконтролю можно было только позавидовать. Подождав ещё немного и не дождавшись никакой реакции, Алик пожал плечами и осторожно вошёл. Гуманоиды не пытались его остановить. Их живой клин разошёлся в стороны, пропустив его на территорию бывшего владения маасцев. Косясь то в одну сторону, то в другую, Дементьев отправился вперёд. Чтобы дойти до радиостанции, требовалось миновать жилые блоки, состоящие из пары десятков параллельно расположенных домиков. Фактория была построена на возвышении (скорее всего, созданном искусственно), и свай внутренние постройки не имели. Лишь довольно высокий фундамент. За типовыми коттеджиками виднелись промышленные корпуса ткацкой фабрики и прилегавшей к ней лаборатории, от которой остался только каркас (маасцы вывезли всё оборудование сразу после банкротства корпорации «Солиду Инк», даже стены ободрали). В сердце Алика прокрались гнетущие подозрения — работает ли радиостанция? А может её тоже раскурочили, и теперь это всего лишь пустая, выхолощенная коробка с бесполезной антенной на крыше?

Мужчина обернулся на ходу. Ворота за его спиной были закрыты. Головастых существ и след простыл. Его не преследовали, но он постоянно чувствовал на себе пристальные взгляды.

— Проклятое местечко, — сквозь зубы бормотал Алик. — Как бы мне хотелось проснуться именно сейчас. Пусть и в параличе. Зато в нормальной, адекватной реальности.

Но в глубине души он уже сомневался, с какой стороны реальность действительно настоящая.

Вот и станция связи. Один из тросов, страхующих антенну, оборвался и железная мачта время от времени поскрипывала, дрожа под порывами ветра. «Замка на двери нет — уже славно. Но он может быть встроенным. В любом случае, пока не попробую — не узнаю…» С этими мыслями, Алик убрал оружие в чехол и взялся за дверную рукоять. В тот же самый момент он ощутил резкую боль в затылке. В глазах всё потемнело. Потеряв равновесие, он упал на пороге, лишившись сознания ещё до удара об землю. Странные головастые существа возвышались над его бесчувственным телом, словно три безучастные статуи. Как по сигналу, они извлекли ритуальные копья и разом вонзили их в беспомощного человека.