Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 16. Эхо великой мечты

— Измена! Измена!

Крики гулко разносились по катакомбам.

— Измена! Измена!

— Что ещё случилось? — Ставрос остановился, так и не успев показать обещанное.

— Они идут! — примчался окровавленный повстанец, и тут же упал замертво.

Прибежали ещё двое.

— Они нас нашли! Видимо следили за группой после саботажа! — сообщил один из них.

В подтверждение его слов, где-то среди подземных коридоров начала раскатываться громкая стрельба.

— Мерзавцы! — лидер повстанцев ударил кулаком в стену. — Ну что ж, устроим им достойные похороны. Передать экстренной группе добро на запуск плана «Некролог»!

— Будет исполнено!

— Пойдёмте, скорее отсюда, — Ставрос вывел Алика и Василия за дверь, где опять была лестница вниз. Они спускались довольно долго, слушая, как где-то над головами шумит бой. Затем, вдруг, что-то ухнуло. Всё сотряслось. Василий едва не упал, но Алик успел его удержать. Сверху посыпались комья земли и пыли. После чего всё стихло.

— Это что, взрыв? — спросил Алик.

— Не совсем. Подкожная твердь выработана, образовались пустоты, и дома держатся буквально на честном слове. Достаточно лишь немного подсечь фундамент, и здание проваливается.

— Наслышан о вашей работе.

— Уверен, что то, о чём вы слышали — к нам отношения не имеет. Чаще всего, дома проваливаются сами по себе. Те же, что обрушиваем мы — не относятся к жилому фонду. Мы не губим невинных граждан. Только паразитов-эксплуататоров.

— То есть эксплуататоры — это не люди, по-вашему?

— Это враги. Враг должен либо отречься от своей паскудной стези, либо умереть. Отрекаться от награбленного они не спешат. Так какой у нас выбор? Эти зажравшиеся упыри разоряют наш мир, грабят население, диктуют нам свои воровские условия…

— Позволь задать тебе вопрос, Ставрос, ну вот сбросите вы гнёт пророка и эксплуататоров, отберёте у них награбленное, а дальше что?

— Как, что? Вернём всё народу! Народ должен распоряжаться ресурсами и богатствами зуны, а не горстка дармоедов! Разве тебе, как революционеру, это непонятно?

— Понятно. Но теория и практика — вещи зачастую разнящиеся. Прежде чем разрушать, нужно определиться, что строить на месте разрушенного. Революция без порядка превращается в переворот, за которым следует только анархия и беспредел.

— Мы не такие. У нас всё будет правильно. Главное сковырнуть проклятую буржуазию. Не будет власти спевшихся торгашей, ростовщиков и клириков — не будет и бедности. Все люди получат то, что заслуживают, как хотел Илай. Вот мы и пришли, проходите сюда.

Лестница завершилась. Дверь, которая за ней располагалась, открылась перед ними, и воздух вокруг моментально наполнился отзвуками многогранного эха. Акустика была просто потрясающей. Ставрос вывел гостей на железный балкончик, тянущийся над пропастью огромного грота. Повсюду были тысячи светильников и свеч, поэтому подземная полость хоть скудно, но освещалась, и можно было увидеть, что в ней находится. Первое, что удивило Алика, это гигантский, просто титанический позвоночный столб, тянущийся по потолку, от них — куда-то в даль, во тьму огромной каверны. По бокам от него, в две стороны расходились рёбра, похожие на потолочные фермы, вросшие во свод. Это был хребет исполинской рыбы. Внутри, в нескольких десятках метров под ними, бугрились шевелящиеся внутренности, застроенные строительными лесами, по которым лазали люди — мелкие, как муравьи. И всё это сопровождалось метрономным стуком могучего рыбьего сердца, словно где-то колотился циклопический молот.

— Посмотрите, друзья мои, вы видите это? Перед вами чрево великой Нутрикс. Смотрите, что творится в её животе, во что её превратили. Её почти сожрали изнутри. Люди, которые живут там — наверху, ничего об этом не знают. Правду знает лишь наша элита, а так же старатели-мясодобытчики и мы. Илай создал Нутрикс, чтобы она кормила всех нас, но новый пророк отдал её на растерзание своей ненасытной клике. В результате, что мы имеем? Плоть рыбы выжрана, а большинство людей, живущих на ней — голодает и питается суррогатами. Разве это справедливо? Нет, так не должно продолжаться.

— Поразительно, — Алик глядел на носящиеся по монорельсам вагонетки, нагруженные свежими ломтями белого мяса. — Как же она до сих пор живёт? Рыба, я имею в виду.

— Пока что они не трогают важные органы. Но уже поглядывают на печень. Как только доберутся до печени — Нутрикс будет обречена.

— Это же всё равно, что рубить сук, на котором сидишь.

— Думаешь, они этого не понимают? Прекрасно понимают, потому и владеют основным имуществом за пределами Сеи. Туда же вывозят свои богатства. Там же у них живут наследники. Если Нутрикс умрёт — то мы умрём вместе с ней, а они — спасутся бегством. Видите, как много от нас зависит? Видите, как много зависит от вас?

Алик вздохнул.

— Прошу, друзья, сюда, — Ставрос подвёл их к вагонетке, и помог старику сесть в неё первым. — Это закрытая ветка, которую мы восстановили для быстрых перемещений через забой. Всего под Илайградом у нас четыре базы. Если одну уничтожат — другие будут работать.

— У вас тут подполье в прямом смысле этого слова, — констатировал Дементьев.

Ставрос засмеялся и дёрнул рычаг, отправляя вагонетку в путь.

Маленькая скорлупка на роликах покатилась по извилистому монорельсу, через мрачные галереи, наполненные рыбным смрадом. Параллельно, на шатких подвесах, были провешены другие линии и мосты-переходы. Там тоже катались вагонетки и ходили мясодобытчики — измождённые, отрешённые зомби с тяпками-скребками. Их физическое состояние удивило Алика и он спросил у Ставроса, почему эти люди, обитая среди тонн живого мяса, находятся на пределе истощения? Тот объяснил, что мясо им есть запрещено, они его только собирают и отправляют на поверхность — на мясоперерабатывающие заводы местных фабрикантов. Оказалось, что людям, завербованным на мязозаготовку предварительно зашивают рты, оставляя лишь маленькие щёлочки, в которые просовываются и вживляются пищевые зонды — биополимерные трубки, которыми можно сосать питетельную смесь из рыбьего жира и синтетического протеина. Это единственная пища для рабочих. Алик спросил, как эти трубки убираются, когда срок контракта рабочего подходит к концу, на что получил ответ Ставроса, что контракт у них бессрочный. Придя на мясозаготовку — остаёшься на ней до конца жизни. Сюда приходят люди, находящиеся на пределе отчаянья, чьи семьи стоят на пороге голодной смерти. Работая здесь, они перечисляют скудный заработок семье, позволяя ей хоть как-то сводить концы с концами. Вернуться домой рабочий не может по той простой причине, что он является хранителем великого секрета. Он знает, как истощена Нутрикс. Каждый, кто пытается донести до народа наверху эту информацию — подвергается жесточайшему остракизму со стороны действующей власти. Это преступление, угрожающее устоям.

— Представляешь, Али Баба, твари из корпоративной службы рассказывают семьям этих бедняг, что они тут жируют. Что они жрут мясо каждый день, едва не лопаются от обжорства, и тратят свой огромный заработок на пьянство и развлечения, а семьям пересылают то, что осталось — гроши. В результате, жёны проклинают своих мужей, дети — отцов. А другие мужчины, доведённые до отчаянья, уходят из семей в мясодобытчики, надеясь, что тоже будут тут обжираться и гулять. Проклятая жизнь…

— Ну а вы что? — спросил Алик. — Вы тут спокойно перемещаетесь, и можете подниматься на поверхность. Почему бы вам не рассказать правду?

— Не факт, что нам поверят. Пропаганда называет нас экстремистами, террористами, лжецами, несущими разрушительную ересь лжепророка. Кому будет верить законопослушный гражданин? Официальному лицу, или опальному мятежнику, с которым даже просто встретиться — уже преступление? Нет, это бесполезно. Пока живущие на поверхности не увидят, что тут творится — они не поверят.

— Так проводите их сюда, покажите. Нас же провели.

— Если бы это было так просто. Каждая наша вылазка сопровождается огромным риском. Ищейки пророка повсюду, следят, вынюхивают. Даже здесь, под кожей, мы отнюдь не в безопасности. Мы скрываемся в выработанных пустотах, но на главной мясозаготовке нам сверкать ни в коем случае нельзя. Там надсмотрщики-контролёры. Они следят за выполнением рабочими норм, пресекают бунты, ломают их волю, убирают трупы умерших… Этих гадов не очень много, поэтому они нас боятся, и не лезут в глубокие штреки. Но на центральных забоях, где происходит основная работа, они кишмя кишат, держатся группами, и чёрта лысого к ним подойдёшь.

— А вы пытались?

— Конечно, Али Баба. Конечно пытались.

— Не называй меня Али Бабой. Моё настоящее имя — ЛаксетСадаф.

— Конспирация? — Ставрос понимающе кивнул. — Понимаю.

Рельс свернул в глухую, почти не освещённую потерну, и началась тряска. Линия здесь была очень старой, латанной-перелатанной. Пришлось вцепиться в края вагонетки, чтобы элементарно не выпасть из неё. Рыбный запах начал сменяться чем-то гнилостным. Похоже, что варварски искалеченная рыбина в этом месте уже начала заживо разлагаться. Алику было отвратительно, но не от запаха, и не от повествования Ставроса, а оттого, что он чувствовал себя неким глистом, паразитом, ползающим внутри несчастного организма. Очень хотелось на вохдух. Но теперь он уже не мог с уверенностью ответить, где ему хуже: здесь — среди агонизирующих внутренностей огромной камбалы, или же там — на её спине, среди пряничных домиков и фальшивого благолепия.

— О чём задумался, сынок? — наконец заговорил Василий, которого только что окончательно отпустило после отравления.

— Ни о чём и обо всём, — ответил Алик.

— Разве это возможно?

— Не знаю. Наверное, невозможно, но у меня получается… Что ты можешь сказать обо всём этом, отец?

— Ты про сеанское мироустройство? Что тут сказать? Они живут тем, что выбрали.

— А что они выбрали? Кто у них выбирал? Как выбирал?

— А тебе не всё ли равно? У тебя своя миссия. Зачем забивать голову чужими делами?

— Так-то оно так, но мне почему-то кажется, что только познав эти чужие дела, я смогу разобраться со своими.

Откуда-то стал раздаваться монотонный бубнёж: «Пророк молится за вас. Бросьте окаянное сопротивление. Повзрослейте наконец. Вернитесь, покайтесь и живите как нормальные люди. Хозяева простят вас. Они добры, и несмотря на ваши бесчинства готовы принять вас обратно!»

— Что это? — спросил Алик.

— Власти Пророка, не могут нас достать, и используют все методы, чтобы деморализовать. Они установили узконаправленные акустические резонаторы, через которые транслируют свои проповеди. Мы давно уже к ним привыкли, — пояснил Ставрос.

Вагонетка подкатила к подвесной рампе, и застопорилась. Глава повстанцев повёл гостей дальше. Им пришлось немного попетлять по очень узкому, извилистому туннелю, прежде чем выйти на основную базу илаистов. Народу на базе оказалось немало. Все были заняты какой-то работой. Никто не сидел без дела.

— Как видишь, ЛаксетСадаф, подпольный мир кипит, и ни на минуту не затихает. Нас давят, а мы крепчаем. У нас осталась лишь одна проблема — нет головного лидера. Некому нас объединить для нанесения последнего удара. Теперь, я надеюсь, такой человек появился, — торжественно произнёс Ставрос.

— Вы готовы довериться первому встречному? — спросил Алик.

— Время работает не в нашу пользу. Приходится идти ва банк.

Штаб повстанческого командования располагался в большом гроте, укреплённом костными перекрытиями. Здесь находились многочисленные радисты, корректировщики, руководители агентурных подразделений. Главные агенты как раз собрались за большим столом, обсуждая какую-то важную операцию. Увидев Ставроса, они встали по стойке «смирно» и попривествовали его.

— Друзья, прошу любить и жаловать ЛаксетСадафа и его пожилого помощника Василия Лоурентийского, — представил пришедших лидер.

— ЛаксетСадаф? — надменно сощурился единственный курящий агент с пышной бородой и сверкающей лысиной, — кто это, чёрт возьми?

— Это наш новый командарх. Не только нашей ячейки, но и всех остальных.

— С какого дуба он свалился? Ставрос, ты в своём уме?

Агенты зашумели.

— Отставить разговоры! — гаркнул Алик, и в гроте повисла тишина, причём умолкли не только агенты, но и вообще все присутствующие. — У вас тут, я смотрю, полный бардак. Какая вам революция? Какая победа? Я думал, что вы не уступаете рекадианцам, но ошибался. Вы — базарные бабы, а не подпольщики!

Бородач открыл было рот, но тут же закрыл его. Тишину нарушало лишь бормотание пропаганды.

— Ты! Представься! — ткнул в него пальцем Алик.

— Да кто ты…

— Конь в пальто!!! Если не представишься — буду называть тебя «Лысым хреном»!!!

— Микос, — ответил агент.

— Слушай, Микос. Либо ты будешь раскрывать свою пасть когда я к тебе обращусь, либо вали отсюда на хрен! Ты понял? Не слышу.

— Да, командарх…

— Вот и славно, — Алик подошёл к столу. — Что тут у вас? Планы?

— Готовимся освобождать наших товарищией из узилища «Д», — услужливо пояснил один из агентов.

— Короче, вот это всё, — Дементьев потыкал в карту. — Дерьмо. Вы занимаетесь тут чёрти чем, вместо того, чтобы действовать.

— Так скажи нам, что делать, — спросил Ставрос.

— Для начала, — Алик глубокомысленно задумался, потирая переносицу. — Для начала нужно раздобыть пару батарей для экзокрафта.

Агенты с непониманием переглянулись.

— Чего стоим? — крикнул на них Ставрос. — Не слышали приказ командарха?! Что у нас по батареям?

— Есть возможность подключить наших людей из техперсонала, обслуживающего гарантарские ангары, — ответил усатый агент.

— Так подключайте! Чтобы через полчаса батареи были здесь!

— Это может вызвать подозрение…

— Выполняйте!

— Слушаюсь, — агент умчался выполнять распоряжение.

— Батареи будут, — заверил Алика Ставрос. — Что дальше?

— Где мы находимся? — спросил тот. — Под городом?

— Не просто под городом. Под центром города. Центральная площадь фактически над нашими головами.

— Центральная площадь, это та, где находится усыпальница?

— Она самая.

— Расскажите мне об этой усыпальнице.

— В ней погребён истинный пророк — Илай. Никто не мог попасть туда, после того, как к власти пришли «развенчатели» и воцарилась диктатура нового пророка. Тогда двери усыпальницы закрылись и с той поры больше не открывались. Те, кто находились внутри: служители и преданные прихожане — остались там замурованы.

— Хм-м. Как ваш новый командарх, приказываю мобилизовать все ваши силы: бойцов, диверсантов, агентов — всех! Они должны быть готовыми к началу действий в каждую минуту.

— Будет исполнено!

«Муравейник» ожил, все забегали, затрещали радиограммы, понеслись приказы. В этой сутолоке, Алик попросил у Ставроса выделить ему отдельное помещение, где он мог бы спокойно поразмышлять. Ставрос сопроводил его в свой личный кабинет и оставил там наедине с Василием.

— Во что мы с тобой ввязались, Алик, — сокрушался старик. — Но ты молодец! Неужели нам просто так принесут батареи?

— Принесут-принесут, — ответил тот. — Они доведены до отчаянья, и будут цепляться за каждую соломинку. Отдохни хорошенько, отец, нам предстоит непростая задача.

— Что ты задумал?

— Пока и сам не знаю.

— Командарх, вот батареи, которые ты просил, — Ставрос без стука вошёл в комнату, а за ним следом — четверо подпольщиков, которые попарно волокли увесистые агрегаты, увитые трубками, с мощными радиаторами. — Было непросто. Один блок умыкнули без проблем, но со вторым пришлось повозиться, в результате чего погиб наш человек. Надеюсь дело того стоит?

— Это те самые? — спросил Алик у Василия.

Тот кивнул.

— К «Одалиске» подойдут?

Старик опять кивнул.

— Так, — Дементьев встал со стула. — Задача следующая: Сейчас мой коллега должен доставить эти батареи как можно дальше от города. Туда, где нет защитных полей усыпальницы. Можете указать хорошее место?

— Роща Печали, — откликнулся один из подпольщиков. — Это прямо за жаберной крышкой Нутрикс. Там уже давно расположен карьер из-за провала. Место заброшено.

— Как туда добираться?

— Сначала на вагонетке, потом туннелями, потом можно выйти на поверхность и воспользоваться спрятанным самоходом.

— Мой коллега слишком стар для этого. Вы, четверо, поможете ему доставить батареи до того места.

— Будет исполнено!

— А ты, отец, — Алик повернулся к Василию. — Будь добр, доберись до туда.

— Я не понимаю… А как же ты? — растерялся тот.

— А я остаюсь.

— Но… Мы же можем вместе.

— Можем. Но не будем. Я останусь и помогу этим несчастным. Я чувствую, что это мой долг.

Старик отвёл его в сторонку.

— Алик, ты умом тронулся? Зачем тебе это? Да, мир Сеи несправедлив, но помочь ему быстро не получится. Тут нужны годы, десятилетия проповедей! И то не факт, что это поможет…

— Отец, я не могу так. Я знаю, что меня всё это не касается, но остаться в стороне не имею права. Постараюсь сделать всё быстро.

— Лучезарная прогневается на меня…

— Передай ей, пусть ждёт моих указаний. Скоро мне очень потребуется её помощь.

Отправив старика с батареями, Алик передал Фархаду координаты места его приёма, и вернулся на командный пункт. Идея, сверлящая его, была сколь безумной, столь и дерзновенной.

— Значит весь мир наверху держится только на вере в Помощника? — спросил он у Ставроса.

— Да. Когда Илая не стало, люди нашли себе нового кумира. Илай всегда выступал против религии, он говорил, что всё в руках человечества, а не высших сил. Но человечество упрямо не желает принимать такую ответственность. Ему проще переложить всё на какого-то постороннего помощника. Разрушить это заблуждение очень непросто.

— А мы и не будем, — ответил Алик. — Они хотят помощи? Они её получат. Вы, главное, всё сделайте правильно.

— Мы жизнь готовы отдать!

— Лучше поберегите свои жизни. После революции, кто-то должен будет восстановить закон и порядок.

— Посвяти же нас в свои планы, командарх! — с нетерпением попросил Ставрос.

— Мне нужно проникнуть в усыпальницу Илая и отключить защитное поле. Затем, прибудет экзокрафт со специалистом, который устроит местным фанатикам представление. Ну а дальше — вам останется только взять власть в свои руки.

— Но проникнуть в усыпальницу невозможно. Попытки это сделать предпринимались регулярно. Её взрывали, сверлили, подкапывали. Ничто не помогло.

— А вежливо постучаться пробовали? — улыбнулся Алик.

Ставрос с недоумением взглянул на него.

— Расскажи мне, что говорил сам Илай о своём саркофаге?

— Он говорил, что каждый сможет войти… Но…

— Но?

— Но лишь когда приведён тропой его учения.

— Вот и ответ. Усыпальница не заблокирована. Она просто не впускает кого попало. Когда в неё полезли адепты нового мироустройства, дверь закрылась перед ними. А те, кто не приняли волю новых пророков, даже и не стали пытаться. Сколько илаистов предпринимало попытки проникнуть в усыпальницу?

— Не могу сказать сколько, но такие попытки точно были, — ответил Ставрос. — Никому не удалось. Дух Илая отгородился от всех…

— Илай не верил в духов и вряд ли им стал. Я думаю, что усыпальница — это не просто могила. Это нечто большее. Если она способна противостоять внешним воздействиям и генерировать защитные поля, значит внутри неё находятся сложные технические системы. А любую технику можно отключить.

— Что ты предлагаешь?

— Нанесём массированный удар по площади. Ваша задача — вывести меня на поверхность, обеспечить подход к усыпальнице и удерживать зону вокруг неё так долго, как это только возможно.

— Это самоубийство. Пророк стянет сюда все силы, которые превосходят нас в сотни раз!

— А у вас нет выбора. Хотите — тухните дальше, пока ваша Нутрикс не сдохнет, а хотите — сделайте хотя бы что-то для своего спасения. Что вы выбираете?

— Командиры молчали, насупившись.

— Чего молчим, товарищи? Думаете, «надо ли это вам?» А кому это надо? Может мне? Это я должен вас спасать? Так чем вы лучше тех, что наверху ждут помощи от долбанной скрепки, вместо того, чтобы включить голову и взять на себя ответственность за собственное будущее? Но я не собираюсь выполнять роль этой скрепки. Я не скрепка. Я — спичка. А вы — топливо. И как мне кажется, топливо это сильно разбавлено мочой… Не полыхнёт…

Алик демонстративно отвернулся, забросив руки за спину.

— Я готов, — сказал кто-то из командиров.

— Я тоже.

— Мы с тобой, командарх.

— Веди нас. Умирать — так с боем, а не в норе, как крыса.

— Когда выступаем? — подошёл к Алику Ставрос.

— Внезапность — наш главный и единственный козырь. Операцию начинаем немедленно. Пока шпионы в ваших рядах не успели передать врагам информацию о моём прибытии и наших планах.

— Но мы не готовы, — произнёс кто-то из командиров.

— Те, кто не готовы, пускай остаются. Остальные за мной.

По случаю праздника переименования Сеи — в Посконию, в центре города были организованы гуляния. Городовые дежурили по окраинам, но их присутствие было ограничено. Восстания никто не ждал. В открытых кафе, богатая публика угощалась икрой Нутрикс: каждая икринка величиной с футбольный мяч. Похожа на полупрозрачный рубин. Посетители аккуратно взрезали верхушку икринки, а затем по очереди, ложечками вынимали её желеобразное содержимое, которое запивали пивом и вином. Играла весёлая музыка. Скоморохи развлекали отдыхающих песнями и фокусами. Акробаты выполняли трюки и гуляли на ходулях. И ничто не предвещало скорых перемен. Никто не думал, что перемены эти начались уже полчаса назад.

Алику пришло сообщение, что Василий благополучно добрался до «Одалиски». Это успокоило его и придало дополнительной уверенности. Перед самым выходом, он строго-настрого запретил илаистам первыми применять силу, особенно по отношению к гражданским лицам. «Они должны понять, что мы несём цивилизацию, а не хаос», — объяснил он. И дал приказ выходить.

По его команде, отовсюду начали появляться вооружённые люди. Они выбирались из канализации, выходили из подъездов, выпрыгивали из грузовых машин. Молча и абсолютно нагло, группы соединялись, превращаясь в небольшие отряды, а затем — в одну общую демонстрацию. План Алика сработал. Власти ожидали чего угодно, но только не подобного. Поэтому, служители правопорядка первое время пребывали в недоумении, а когда опомнились — было уже поздно. Людей оказалось слишком много, чтобы сразу их разогнать. Особо рьяных полицейских, демонстранты втаскивали в свои ряды, быстренько били и оставляли лежать на земле. Более мудрые служители, видя это, предпочитали не вмешиваться и спокойно ждали подкрепление.

Так, объединённые колонны дошли до площади и заполнили её, заняв оборону. Специально обученные бойцы, не трогая мирных граждан, принялись спешно и организованно таскать столики, снимать с петель двери, выдёргивать каменные декоративные оградки, собирая окружную баррикаду. Местные с криками и визгом разбегались. Полиция продолжала бездействовать. Подкрепление не шло.

Алик и Ставрос находились в самом центре демонстрации и постепенно смещались ко входу в усыпальницу. Когда они добрались до заколоченных дверей, наконец-то подоспели войска, и у баррикады завязался бой. Никто не предлагал восставшим сдаться, не упрашивал одуматься. Их сразу начали убивать.

— Теперь счёт пошёл на минуты, ЛаксетСадаф, — сообщил Ставрос, глядя, как его подручные выламывают доски, которыми был заколочен вход в гробницу. — Либо удача, либо смерть.

— Предпочитаю поставить на удачу, — Алик отбросил последнюю доску и приложил руку к пыльной двери усыпальницы.

Она не открывалась ни к себе, ни от себя. Тогда Дементьев приложил обе руки, и, опустив голову, заговорил, — «ну что же ты, уважаемый Илай, заперся от всех? Неужели не видишь, как твои потомки страдают? Мы пришли сюда с последним визитом, и если ты не откроешь нам, мы все поляжем здесь, перед твоим гробом. И больше некому будет вступиться за мир, который ты создал. Ты слышишь меня? Что я должен сделать? Куда-то нажать? Назвать пароль? Встать на колени? Что?»

Дверь едва заметно завибрировала.

— Работает? — заметил его реакцию Ставрос.

— Погоди! — отмахнулся Алик и вновь обратился к двери, — я — ЛаксетСадаф, пришёл, чтобы приложиться к твоей могиле. Впусти меня. И если я не тот, за кого себя выдаю — то убей. Я знаю, что ты это можешь.

«Ошибка идентификации. Паломник не имеет статуса. Анализируется психологический портрет».

Дементьев приложил ухо к двери, слушая голос автомата. Тем временем, куда-то в центр толпы упала газовая шашка и зашипела. Люди закричали, закашляли, началась давка.

«Какова цель вашего визита?»

— Консультация.

«Характер консультации?»

— Выход из кризиса.

«Приемлемое обращение. Паломнику присваивается идентификатор Икс Ноль Ноль Ноль Один Семь Три. Паломник Х000173 может войти. Паломник Х000173 не может войти. Критическое сближение с субъектами нежелательного статуса. Целостность хранилища под угрозой. Необходимо устранить угрозу».

В толпу на полном ходу влетел броневик. Только каменные блоки баррикады не позволили ему проехать через всю демонстрацию. Машина села на карданный вал и остановилась, ревя двигателем. Из-под её передних колёс рвались стоны раздавленных. В броневик тут же полетели камни и зажигательные пакеты. С броневика ответили пулемётным огнём. Несколько пуль срикошетило возле двери усыпальницы, не оставив на её стене никакого следа.

— Время вышло, ЛаксетСадаф! — схватил Алика за плечо Ставрос.

— Отойди! — рявкнул тот, отталкивая его. — Уйди подальше от двери! Прочь. Задержи толпу, чтобы сюда не лезли!

Ставрос с безнадёжным видом кинулся от двери, и навалился на спины людей, вдавливаемых толкучкой в узкий проход усыпальницы.

«Угроза устранена. Паломник Х000173 может войти.»

С тяжёлым рокотом толстенная дверь отворилась, и из тёмного нутра могилы дыхнуло холодом и каким-то странным, техническим запахом.

— Останови это безумие! — Вбежал внутрь Алик. — Сейчас же!

«Внимание. Вводится режим усмирения. До начала режима усмирения три, две одна…»

Что-то загудело, и Дементьев скорчился за порогом от жуткой головной боли. А вместе с ним и все, кто были на площади: повстанцы, солдаты, городовые, мирные жители — все попадали на землю, дёргаясь и катаясь от страшных спазмов.

«Режим усмирения активирован. Обстановка вокруг хранилища стабилизирована».

Дверь медленно закрылась, оставив шевелящееся людское месиво снаружи.

«Добро пожаловать, паломник Х000173».

Боль у Алика моментально прошла. Он ещё немного отдышался, но никаких неприятных последствий в его самочувствии не осталось. Под странную электронную музычку, напоминавшую звуки старых игровых автоматов, в центральном коридоре усыпальницы посегментно включился свет. Алик стоял на красной ковровой дорожке, а перед ним застыли два человека, похожие на манекены. Хотя, «людьми» их назвать было уже невозможно, так как от людского в них почти ничего не осталось. Большую часть их тел заменяли механизмы и роботизированные агрегаты.

— Добрый день, — поприветствовал Алика один из андроидов и две механические «жвалы» на его щеках растянули мёртвые, таксидермированные губы в улыбке. — Мы рады видеть Вас в усыпальнице Илая. Вы желали пообщаться с Илаем? Он будет рад пообщаться с Вами. Пожалуйста, проследуйте за нами.

Глянцевый, холодный коридор постепенно углублялся всё ниже и ниже. Температура понемногу снижалась.

— А вы кто? — спросил Дементьев, зябко потирая предплечья.

— Мы — служители Илая, — ответил один из проводников. — Когда-то мы пришли сюда, и остались с ним добровольно. В благодарность за службу, Илай подарил нам вечную жизнь. Весь персонал усыпальницы автоматизирован.

— Вы — роботы?

— Наши организмы постепенно заменялись синтетическими узлами и компонентами. Наш разум базируется в облачном хранилище усыпальницы.

— А Илай? Он тоже робот?

— Вы скоро с ним познакомитесь лично.

Алика привели в округлое помещение с красными стенами. Со всех сторон висели большие экраны. А прямо по центру возвышался простой мраморный саркофаг с полукруглым стеклянным колпаком. Под ним покоилось тело создателя зуны. К саркофагу подходило множество проводов и трубок. Видимо внутри создавался специальный климат для сохранения тела. Великий пророк выглядел совершенно неказисто. Маленький, остроносый, со взъерошенными волосами. Он выглядел так, словно просто прилёг отдохнуть и нечаянно задремал.

Сдвоенные двери мягко закрылись за спиной Алика, и он остался наедине с покойником. Он понятия не имел, что делать дальше, поэтому просто подошёл к саркофагу и дотронулся до стекла подушечками пальцев.

— Илай? — позвал он. — Мы можем поговорить?

— Вы умеете общаться с мёртвыми, уважаемый? — пошутил чей-то скрипучий голосок.

— А? — Алик обернулся.

Загудели приборы, закрутились вентиляторы, и рядом с ним появилось какое-то марево, которое сначала мерцало, словно телеэкран, а потом на нём начало проступать прозрачное изображение, превращающееся в трёхмерную голограмму.

— Я хотел поговорить с Илаем, — произнёс Дементьев.

— Боюсь, что физически это уже невозможно. Я уже давно умер и от моего бренного тела совсем мало толку. Оно здесь скорее как экспонат, нежели как собеседник.

— Тогда кто со мной разговаривает?

— Меня зовут Илай, — голограмма засмеялась.

— Так Вы живы, или всё-таки мертвы?

— Перед смертью я успел оцифровать всю центральную структуру своего разума, чтобы не потерять ни капли знаний, сохранив их для потомков. Увы, сейчас я не способен получать новые знания, но зато старые надёжно закреплены, посредством виртуальных бэкапов. Фактически, я — суперкомпьютер, хранящий разум давно умершего человека. И я обладаю гибким психоинтерфейсом, для удобства передачи этих данных нуждающимся в них собеседникам.

— Что сейчас происходит вне усыпальницы?

— Давайте посмотрим.

Экраны включились и Алик увидел толпы людей, ползающих по земле, как черви. Динамики донесли до его слуха протяжные стоны и вой.

— Работает усмирение, — объяснил Илай. — Я не сторонник таких методов, но когда люди начинают причинять существенный вред друг другу, приходится это пресекать.

— Прекратите это.

— Думаете, что уже достаточно?

— Сейчас же прекратите их мучить!

— Пожалуй Вы правы.

Люди на экранах замерли в полном бессилии. Они лежали вперемешку: солдаты и повстанцы, напоминая слепых котят. Жалкое зрелище. Но у Алика отлегло от души.

— Итак, думаю настало время перейти к Вашим вопросам, Алик Дементьев? — дружелюбно спросил Илай.

— Откуда Вы знаете моё имя? Я представился ЛаксетСадафом, когда входил.

— Это не Ваше имя. Впрочем, Алик Дементьев — тоже, но оно по крайней мере не связано с глупыми мифами древнего народа. Видите ли, Алик Павлович, эта постройка — не просто мавзолей. Это ещё и ретранслятор, получающий и обрабатывающий информацию из эфира. Самые важные сведения фиксируются и заносятся в базу данных.

— Я тоже отношусь к важным сведениям?

— Полагаю, что да.

— И в чём же заключается моя важность?

— Ошибка. Данные выходят за пределы мнемонического бассейна. Передача невозможна.

— Хорошо… Известно ли Вам что-то про Ицпапалотль?

— Есть несколько вариантов ответа. Вас интересует земная мифология, или так называемые пророчества руафилхов?

— Пророчества.

— Информация крайне скудна. Согласно так называемому пророчеству руафилхов, ярким представителем которых являлся некий Менхар-Филах, Ицпапалотль должна появиться в ноосфере, учинив своим появлением серьёзный коллапс. Иные сведения по данной теме отсутствуют в виду низкой практической значимости.

— Хорошо. А я как-то связан с Ицпапалотль?

— Ошибка. Данные выходят за пределы мнемонического бассейна. Передача невозможна.

— Так-так-так, — Алик задумался, о чём бы ещё спросить голограмму. — Ну что ж. Не хотите рассказывать обо мне, так расскажите о сигнале, который наверняка получали недавно.

— Был получен криптоструктурный суперсигнал, отражённый от пантикронного объекта 7-31-7-45, неофициально именуемого «Кетев Мерири». Данные были удалены в связи с большими потерями основных блоков и отстутствием практической значимости.

— А чем является Кетев Мерири?

— Есть несколько вариантов ответа. Вас интересует земная мифология, или конкретный биоэнергетический сверхобъект пантикрон?

— Пантикрон.

— Пантикрон — это пятая, заключительная стадия развития сумеречных существ-метаморфов восемнадцатой категории. Первая стадия: Эокрон — колония нанопланктона; Вторая стадия: Гелюптикрон — аморфная биомасса, объединённая общей физиоструктурой; Третья стадия: Эндлкрон — огромная гидра, обитающая в земной коре, усваивающая грунт и способная выделять квазиструктурные испарения, способные нарушать крепускулярно-оптическую энергоматерию; Четвёртая стадия: Омикрон — при достижении определённого размера, гидра лишается своего ротового аппарата и щупалец, превращаясь в неподвижное блюдообразное существо, которое затем распадается, мимикрируя под окружающую среду и постепенно сливаясь с ней, вытесняя изначальную материю своей собственной. Поглощение внешней материи и кислорода увеличивается с огромной скоростью, как и переработка энергии. Выделения криптоизлучающего фермента, соответственно, увеличиваются, постепенно преобразуя внешнюю среду; Наконец, пятая стадия: Пантикрон — тело существа разрастается, заменяя собой внешнюю материю. Приобретает плотную сферическую форму, полностью проваливается в ноосферу и начинает активно питаться энергией. Способен обрести псевдосознание. Данный вид существ представляет огромную опасность для небольших зун, так как может притянуть их и переработать. Что касается пантикрона «Кетев Мерири» — он единственный в своём роде. До него ещё ни одному омикрону не удалось трансформироваться в более высокую стадию. Поэтому изучение данного биообъекта крайне важно для науки. Теоретически, сейчас Кетев Мерири достиг предельного объёма и должен сколлапсировать, закончив тем самым своё существование, или же выбросив в эфир облака новых эокронов. Я ответил на Ваш вопрос?

— О, да. Но позвольте спросить, почему Нутрикс преследует Кетев Мерири? Он притягивает её?

— Нет. Она сама его выбрала. Видите ли, Алик, Нутрикс серьёзно больна. Люди выедают её изнутри. Когда я создавал этот мир, я позиционировал их как симбионтов, но всё скатилось в банальный, варварский паразитизм. Вы ведь отдыхали на реках? Тогда неоднократно видели рыб, плавающих у самой поверхности воды. Так, что спинной плавник торчит наружу. Это обречённые рыбы, заражённые солитёром. Что заставляет их плыть туда, где их ждёт неминуемая опасность? Природа, Алик, природа. Чайки, летающие над рекой, хватают эту рыбу и заражаются паразитом, который использует их в качестве промежуточного хозяина для нового цикла заражений. Так же и здесь. Видя хищника, Нутрикс движется к своей погибели. Кетев Мерири — не чайка, он понимает, что его ждёт, но поглотить Нутрикс ему придётся рано, или поздно. Такова его природа. И поглотив её, он сколлапсирует.

— Значит этот мир обречён?

— Может да, может нет. Всё зависит от тех, кто на нём обитает. Будут продолжать жить, как живут — погибнут, одумаются — спасутся. Нутрикс очень живуча. Я создавал её с большим запасом прочности.

— Поселить людей на спине рыбы? На мой взгляд это как-то нелепо. Безумием попахивает.

— Это метафора. Как в детской сказке. С другой стороны — это намёк прогрессивному человечеству. Живя на земле, человек привязан к ней. Живя же на скользком теле рыбы, люди должны постоянно думать о будущем. О том, что им нужно развиваться, двигаться, и стремиться к совершенству, позволяющему покинуть зыбкую основу и научиться путешествовать по вселенной бесконечного эфира. Per aspera ad astra!

— Люди, которые поднялись против власти, способны спасти свой мир? Как Вы считаете?

— Не знаю. Я заложил основу. Дал им главные постулаты. Доказал, что есть мир великого равенства, всеобщей справедливости, совершенства науки и труда. Они бросили и растоптали мои наущения. Но никто не мешает им поднять их снова, и воспользоваться. Идея — бессмертна. Если она родилась, убить её уже невозможно.

— Неужели Вы думаете, что люди сами возьмутся за ум? Я солидарен с Вами в вопросе справедливости, но считаю крайней наивностью полагать, что общество отрегулирует само себя. Люди не самостоятельны. Они эгоистичны, недальновидны, жадны и ведомы. Включить у них сознательность невозможно. Даже под строгим контролем они ищут малейшие лазейки, чтобы его обойти, а лишившись контроля — теряют берега, опускаясь до уровня животных. Где найти золотую середину: чтобы не сдавливать общество тисками диктатуры, и не распускать его до полного разложения?

— Есть немало механизмов для этого, — голографический Илай развёл руками. — Приведу Вам один примерчик из собственной практики. Знаете, как я добился ограничения социальной дифференциации? Я запретил прислугу! Под угрозой смерти.

— Даже так?

— Именно! Что такое богатство? Имущество, средства. Правильно? Сюда входят излишние деньги, роскошь, дорогие предметы быта… Чем человек богаче — тем у него больше этого имущества и больше средств. Благосостояние постоянно растёт. Для содержания всего этого добра постепенно перестаёт хватать места, и начинается расширение, увеличение площадей. Человек меняет землянку — на избу, избу — на терем, а терем — на дворец. И сталкивается с проблемой: ведь кто-то должен за всем этим следить. Ухаживать за его огромным домом, стеречь его добро, оберегать его потомство. Кто это будет делать? Батраки, слуги, челядь. В результате: одни богатеют, а другие беднеют. И бедным приходится обслуживать богатых. А здесь назревает и главный нарыв неравенства. Хозяин относится к своему батраку как к вещи, как к низшей форме жизни. Он его ни во что не ставит и не скупится на оскорбления, унижения и даже насилие. А теперь представь, что слуг у них нет. Слугам запрещено наниматься в чужой дом на работу. Никаких гувернанток, лакеев, водителей, телохранителей и нянек. Вместо них, я организовал ССС — «Социальную Службу Содействия». Государственную организацию, выделяющую обслуживающий персонал для частного использования: те же сиделки, няни и уборщицы, но уже защищённые статусом официальных представителей государственной власти. Они не рабы и не слуги. Они работают строго по закону и прописанным уставам. Любая обоснованная жалоба соцработника грозит строгим наказанием лицу, нанявшему его. Кроме того, соцработник обязан отчитываться о проделанной работе финорганам. И если выясняется, что его наниматель живёт не по средствам — этим нанимателем начинают заниматься уже совсем другие службы. Зажиточность стала сходить на нет. Всего за половину стандартного года я полностью избавился от этого отвратительного пережитка. Людям, быстро увеличивающим своё благосостояние, стало просто не выгодно дальше его расширять. Уровень жизни зафиксировался на определённых, крайне высоких отметках и держался до тех пор, пока я не отошёл от дел.

— Любопытный эксперимент. Но увы недолговечный. Рано или поздно запреты отменяются, и всё возвращается на круги своя. Неужели Вы это не предугадывали?

— Предугадывал. Но расчитывал, что скорое внедрение автоматизации и роботизации окончательно лишит смысла эксплуатацию человека человеком.

— А как же власть? Управление машинами — это не власть. Она не даёт такого морального удовлетворения, как владение себеподобными. Машину нельзя эксплуатировать сверх технической нормы — она просто сломается. Машину нельзя унизить. Нельзя самовыражаться за её счёт. Сколько не кричи на робота, сколько не бей его — ничего не изменится. Робот не станет работать лучше. Не начнёт плакать и просить пощады. И пусть он будет очень похож на человека — это не сделает его человеком. Даже несмотря на огромное количество денег, которое экономит машина, хозяин всё равно предпочтёт нанять человека, потому что это поднимет его статус, возвысит над остальными членами общества.

— Значит необходимо вытравлять из человека «господина». Сызмальства приучая его к тому, что все люди равны в своих правах.

— И всё равно некоторые будут «равнее».

— Что же Вы предлагаете?

— Пока ещё ничего. Но что-то мне подсказывает, что уравновесить общество можно лишь принудительно, отключив всякие стремления к доминированию друг над другом.

— При таком раскладе общество перестанет развиваться. Оно дело — сублимирование самовыражения через саморазвитие, и совсем другое — полная блокировка побудительной основы личности. Да и потом, кто будет решать за общество, как ему жить? Не человек ли? А если человек, то в чём отличие этого общества от классического эксплуататорского?

— Значит нужен тот, кто задаст рамки, установит программу, а затем, когда процесс обретёт автономность, заимев сбалансированную, самоподдерживающуюся структуру — спокойно самоустранится, вернув обществу самостоятельность. Только так можно спасти людей от них же самих.

— Этот подход слишком радикален и антигуманен.

— А по-вашему лучше каждый раз скатываться вот в это? — Алик саркастично указал на экран, где возились приходящие в себя, измученные люди. — Ваша утопия, Илай, обречена на фиаско, поскольку базируется она на людях, а не на порядке. Вы надеялись, что люди сами придут к порядку, но это невозможно. К порядку людей нужно приводить силой. Поэтому, единственный выход из ситуации — это всеобщее и обязательное внедрение порядка, как основы существования. Это уже не прихоть, а единственный способ выжить. Неужели Вам не жалко этих несчастных людей? Они как дети, оставленные без присмотра взрослого. Пока взрослый рядом — дети дисциплинированы и послушны. Но как только их оставляют одних — начинается беспорядок: сильные отбирают вещи у слабых, жестокие издеваются над скромными, обманщики подставляют доверчивых. И некому их воспитать. Некому ограничить. Вот, к чему приводят гуманистические идеи.

— Любопытная лекция. Ну а Вы-то зачем здесь? — спросил Илай.

— Я здесь проездом. И раз уж мне подвернулся случай дать вашим брошенным «детям» последний шанс, я его дам. Хотя бы, чтобы просто очистить совесть.

— Быстро это решить не получится. На стабилизацию уйдут годы. Вы всколыхнули новую революцию, и борьба эта продлится слишком долго. За это время, Кетев Мерири поглотит Нутрикс.

— Ошибаетесь. У меня всё получится. Буду вышибать клин клином. И для этого мне потребуется Ваше содействие.

— Какое же?

— Я прибыл сюда не один. Со мной путешествует некое существо высшего порядка, которое зовут Ал Хезид. Это существо способно трансформироваться во что угодно. Если Ал Хезид публично явится к народу в виде Помощника, и от его имени направит людей на новый путь, то переворот завершится сам собой. Учитывая, что подавляющая доля населения подчинена религиозным догматам, выступление самого бога не посмеет оспаривать никто. «Бог» просто велит им вернуться на путь Илая.

— Ал Хезид… Ошибка. Данные выходят за пределы мнемонического бассейна. Передача невозможна, — голограмма на пару секунд подвисла, а потом опять заработала. — Любопытное решение. Радикальное, но имеющее право на существование. Так в чём же проблема?

— А проблема в том, что Ал Хезид не может преодолеть ваше защитное поле. Возможно и может конечно, но это запрещено. Так как нахождение Ал Хезид в ноосфере априори нежелательно.

— Защитные поля. Разумеется, — кивнул Илай. — Я проектировал их отнюдь не против существ высшего порядка, а для сдерживания иных сущностей, представляющих внешнюю угрозу. Так называемых «сумеречников». О том, что купол может помешать существам высшего порядка, я и не думал.

— Так Вы отключите его?

— Безусловно.

— Это всё, что мне было нужно, — Алик включил инфоком и связался с «Одалиской».

— Ставрос! — Алик нашёл лидера повстанцев сидящим, прислонившись спиной к стене усыпальницы. — Ты как?

— Ужасно, — ответил тот. — Сработала система подавления. Последний раз она включалась, когда власти пытались закопать усыпальницу курганом. Это было очень давно. Да ты хоть расскажи, что видел внутри?! Видел Илая?!

— Видел.

— И что он?!

— Скажу тебе одно. Мы справились.

— Неужели? — Ставрос с недоверием поглядел на приходящих в себя солдат, поднимающих оружие.

«Никому не двигаться! Всем оставаться на местах!» — понеслись первые окрики.

— Сиди тихо и наблюдай, — похлопал его по плечу Алик. — Сейчас начнётся представление.

Небо озарило сияние, и через просвет гигантского атриума вниз опустилось чудо — огромная светящаяся скрепка с глазами. Все, кто были на площади — моментально лишились дара речи. Кто успел подняться на ноги — тут же пали ниц. Силовики бросали оружие, водители выскакивали из броневиков и вскидывали руки в мольбе. Все без исключения склонились перед явившимся божеством.

— Я — Великий Помощник! — грозно заговорила Лиша.

Она явно переборщила с тембром, отчего голос получился одновременно смешным, как у мультяшного бурундука, и в то же время раскатистым, грозным.

— Я — Великий Помощник, явился помочь вам! Я вижу, что вы нуждаетесь в помощи!

— Нужда-а-аемся!!! — завопила толпа. — Помоги-и-и-и!

— Что это? — в шоке спросил Ставрос. — Это взаправду?

— Это моя подруга Лиша, — ответил Алик. — Но остальным этого знать не обязательно.

— Гениально, — обнял его лидер повстанцев. — Она ведь может сказать им всё, что угодно. И они выполнят!

— И она скажет то, что нужно. Ты уж мне поверь.

А Лиша уже разразилась эпической речью, в которой порицала пороки общества, и заставляла людей отринуть прежнюю жизнь и вернуться к учению Илая. Каждая новая фраза вызывала радостный вой у бедноты. Аристократия же мрачно молчала. Но ничего возразить не могла, ибо кто они есть в сравнении с самим богом? Если бы у Лиши были руки и ноги, они бы, возможно, задумали её распять, но в данном случае даже ухватиться тут было не за что.

Наконец, опомнилась главная «верхушка». Прибывшие на место священники, через громкоговорительные установки, принялись убеждать народ, что перед ними не настоящий Помощник, что это фокус проклятых илаистов, и всё, что он говорит — ересь и бред. Они просили людей одуматься, развеять фальшивую иллюзию и покаяться перед хозяевами. Но их убеждения вызывали лишь злобу. А когда Лиша (которой быстро надоело, что её перебивают) ударила в них молнией, это вызвало настоящую бурю восторга: люди вскочили на ноги, стали прыгать и восславлять Помощника. Эта эйфория переросла в новое празднество. Толпы людей переворачивали броневики, размахивали отобранным оружием, кричали «да здравствует Илай!». Поняв, что они её больше не слушают, Лиша демонстративно удалилась обратно через просвет атриума, на прощание сверкнув ещё парочкой молний.

— Дело сделано, — усмехнулся Алик.

— А что дальше? — спросил опьянённый успехом Ставрос.

— А дальше всё в твоих руках. Я не знаю. Захватывай почту, телефон, телеграф… Что там принято у вас, революционеров? Нательные скрепки больше никому не мешают?

— Хозяева бросили станции, с которых транслировалась пропаганда. Скрепки замолчали.

— Будете их извлекать?

— Зачем, если на них можно транслировать то, что угодно нам?

Народ на площади бесновался. Повсюду глумились над бывшими городовыми. Солдаты присоединились к гражданским лицам и тоже били городовых. Досталось и аристократам: у них отбирали одежду и украшения, заставляли ползать на коленях.

Глядя, как торжество постепенно превращается в какую-то вакханалию, Алик указал на это Ставросу:

— Почему бы тебе это не прекратить?

— С какой стати? Пусть люди выпустят пар. Они достаточно натерпелись от эксплуататоров и их прихвостней.

— Дав им волю, ты рискуешь потерять контроль над обстановкой. Илай этого не хотел.

— Илай много чего не хотел.

— Дело конечно твоё. Но сорвавшись с цепи, народ ослеплён местью, и выплёскивает её не совсем туда, куда нужно. Тот, кто чуть победнее, грабит того, кто чуть побогаче. А где истинные виновники ваших бед? Где олигархи? Где главные кровопийцы?

— Они почти все эвакуировались. Быстрые, твари! У них всё было для этого подготовлено заранее, и как только запахло жареным — все экзокрафты покинули Сею. Пусть проваливают. И больше никогда не возвращаются.

— И вы оставите их безнаказанными? А как же классовая справедливость?

— Да кому это надо? Мы их изгнали, и теперь мир принадлежит нам. А справедливость мы установим свою. Заставим толстосумов поделиться с нами.

— С вами? Ты имеешь в виду народ, или илаистов?

— Илаисты и есть народ! Но в первую очередь, блага должны получить те, кто боролись за свободу. Я и мои соратники. Ну и ты, разумеется. Мы заслужили это! А остальные — они бездействовали и не особо рвались сбрасывать оковы. Поэтому, им достанется чуть меньше, чем нам. Но мы их не обидим! Всё поделим по-братски, по-совести.

— И положите начало новой аристократии.

— Никакой больше аристократии! Никакого угнетения! Мы принесём в этот несчастный мир новый порядок. Послушай, ЛаксетСадаф, сегодня ты совершил такое, о чём мы и мечтать не могли. Твоя подруга, изображая Помощника, сделает нас беспрекословными авторитетами. Отныне никто не посмеет нам перечить.

— Лиша больше не будет изображать Помощника, — разочарованно вздохнул Алик.

— Что ж… И не надо. Мы и без неё справимся!

— Не сомневаюсь. Ответь мне лишь на один вопрос, Ставрос.

— Конечно, командарх!

— А что насчёт вашей рыбы? Вы как-нибудь будете её лечить там, я не знаю? Она же умирает.

— Добыча мяса продолжится в том же объёме, но теперь её будем контролировать мы. Не беспокойся, мы будем справедливо распределять пищу. А то, что будет идти на экспорт, позволит укрепить экономику и увеличить наше благосостояние.

— Ты не услышал меня. Если вы не прекратите её потрошить — она погибнет.

— Когда это ещё случится? — развёл руками Ставрос. — За это время мы успеем заработать на прекрасные резиденции где-нибудь среди лагун Криклярда. И уберёмся с этой тухлятины, как завещал Илай.

— Вы уберётесь. А остальные? — Алик пристально на него посмотрел.

— Вот, что я тебе скажу. Не знаю, откуда ты появился, такой гениальный и правильный, но у нас тут несколько иной коленкор жизненного уклада. Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить! Меня — совсем маленького инфантемната, занесло в эту дыру каким-то проклятым ветром. И я жил в семье, где нас было двенадцать детей. Из них ещё четверо — инфантемнаты. Понимаешь? Двое их них умерли от голода. Про нейриков молчу — все передохли. И чтобы хоть как-то выжить, нас гоняли драить чешую! Знаешь, что это? Это когда ты берешь костяной скребок и соскабливаешь с чешуйных пластин перламутр! Пятнадцать пластин нужно обскоблить за сутки! Пятнадцать! Чтобы собрать вот такусенькую горсточку перламутра! А платили нам по весу. И норма была не меньше полста грамм. За это скупщик давал осьмушку нутриции. И вот так мы выживали! А теперь, когда наконец пришла пора сполна возместить себе всё, что причитается, ты говоришь мне про какую-то классовую сознательность и прочие сказки в стиле Илая? Кто ты такой?

— Я — человек, который пришёл из тьмы, — ответил Алик.

— Что это значит? — удивился Ставрос.

— Абсолютно ничего. Просто ляпнул фигню, — бросив последний взгляд на усыпальницу, Дементьев заметил, что дверь у неё плотно закрыта. — Приятно было пообщаться, Илай. Печально, что твоим мечтам не суждено было сбыться. Но уж я-то не повторю твоих ошибок.

— Эй, ты о чём? — насторожился Ставрос. — Не смей вставать у нас на пути!

— Да нужны вы мне больно, — отмахнулся Алик, направившись в сторону гула приближавшегося экзокрафта. — Считайте, что про вас я уже забыл.

— Тогда проваливай! Пока мы тебе это позволяем! — крикнул ему в спину обнаглевший Ставрос. — То же мне, ЛаксетСадаф…

«Одалиска» аккуратно прошла через атриум и зависла над площадью. Почему-то она вызвала гнев у людей. Наверное, её приняли за опоздавший эвакуационный транспорт олигархов. В экзокрафт полетели камни и зажигательные пакеты. Алик спешно протискивался к месту приземления, пару раз врезав кому-то по морде. Последние метры он преодолел буквально по головам толпы, и, зацепившись, повис на приоткрытой аппарели, куда его тут же втянул Боцман. Один из пакетов успел залететь внутрь и воспламениться.

— Холера! — здоровяк схватил огнетушитель и принялся тушить возгорание. — Что за люди? Дикари натуральные!

— Всё. С меня хватит. Больше никаких революций, — устало поднялся Алик. — Неблагодарное это занятие.

«Алик! Ты на месте?!» — по громкой связи спросил Фархад.

— Да, кэп, давай отчаливать, пока Илай обратно защиту не поставил, — ответил ему Дементьев.

В коридоре они столкнулись с Лишей, и та сразу же налетела на него, встав в позу:

— Хочу, чтобы ты понял, Алик, я пошла у тебя на поводу в последний раз. Я тебе не цирковая собачка, чтобы…

— Лиша, Лиша, — тот положил руки ей на плечи. — Я всё понял. Извини. Ты права. Мне не стоило в это ввязываться. Нужно было уходить, как только подвернулся шанс.

— Так зачем ввязался?

— Хотел попробовать. Хотел помочь людям. Кто знал, что всё так выйдет?

— Алик…

— Я обещал, что буду тебя слушаться, пока мы не найдём Ицпапалотль. Впредь так и будет.

— Ты… Ты всё вспомнил?

— Пока ещё не всё.

— И конечно же, ты ждёшь от меня ответы?

— Нет.

— Почему?

— Я должен сам всё вспомнить. Лучше постепенно, чтобы всё уложить. Пока что я ещё не до конца готов принять это. Так лучше побыть в полусне подольше, насколько это возможно.

— Рада, что ты понимаешь, — с опаской кивнула Лиша.

— Доверься мне. Я держу свои обещания, — оставив её стоять в коридоре, Алик пошёл дальше.

К нему присоединился вышедший из каюты Василий:

— Алик, я ещё раз хотел сказать, что чувствую свою вину за то, что поступил необдуманно там, на Сее. Я недооценил этих фанатиков…

— Довольно, отец, твоей вины в этом не было. И в итоге ты всё сделал правильно. Успокойся и больше об этом не думай.

Открыв рот, старик остался стоять на месте. Дементьев дошёл до каюты и запрыгнул в кресло Боцмана.

— А-а-а, молодец, брат, хорошие батареи достал. Одну даже с «Регалии» скрутили, я гляжу.

— Откуда?

— Экзокрафт класса «Регалия». Крутая модель. Пришлось постараться?

— Мне? Не особо. Всё сделали повстанцы-илаисты, — Алик зевнул. — Ну что? Куда дальше?

— Сейчас выйдем с контура Сеи на безопасный диапазон, и транслируемся к Девону. Уровень контурной стабилизации в норме, солитонная коммутация тоже. Единственное, что вызывает сомнение — это погрешность в координатах. Но даже если и промахнёмся, то не сильно.

— Дерзай, дружище. А я пойду, перекушу что-нибудь, — похлопав его по плечу, Алик покинул кокпит.

— Командарх Ставрос! Прибыл посланник! Желает с Вами переговорить!

Новый глава зуны Сея, ещё не успевший пообвыкнуться в пышном кресле бывшего гарантаря, скривился, как от зубной боли. За несколько часов, его уже успели достать донесениями, собраниями и аудиенциями. А тут ещё какой-то посланник.

— Какого чёрта? Приём на сегодня окончен! — фыркнул он.

— Меня зовут Энк, — несмотря на отказ, дверь распахнулась, и оттеснив секретаря к углу, в кабинет вошёл сумеречник. — И Вы уделите мне внимание. Вы ведь теперь представляете местное правительство?

— Я — председатель сеанского революционного комитета, исполняющий обязанности гарантаря. Командарх Ставрос Грегович. Что Вам нужно, Энк?

— Я преследую эфиро-интерзунного преступника Алика Дементьева, который, по нашим данным, совсем недавно посещал ваш мир.

— Не знаю никакого Алика. Если вас интересует ЛаксетСадаф…

— Кто?

— Так он себя называл. И мы его тоже так называли. Вы с ним разминулись совсем немного. Он покинул Сею около пяти стандартных часов назад.

— Куда он направился?

— Этого я не знаю.

— В таком случае, — Энк опустил руки на столешницу, грозно нависнув над сникшим Ставросом. — Расскажите мне всё, что о нём знаете.

Тамоанчан уже вызывал восхищение. Глядя на него, Ицпапалотль испытывала самые трепетные чувства и душевный подъём. Она без устали бродила между растущими постройками, и наблюдала за строительством. На её глазах площади покрывались мозаичной плиткой, стены зданий обрастали облицовкой, молодые деревья появлялись на территориях будущих садов. На это можно было смотреть бесконечно. И как-то оттенялись её тяжёлые, глубинные сомнения о цели всего этого. Сама цель, какой бы она ни была — это дело будущего. Тогда она выйдет на новый уровень и развернётся во всю ширь. А пока, все эти приготовления выглядят как что-то бытовое. Например, как строительство дома. Только очень-очень большого, просто громадного. Словно она вселилась в новое жильё и постепенно его обустраивает под себя, радуясь тому, что уже сделано и предвкушая то, что ещё планируется сделать.

Власть сводила с ума и кружила голову. Но иногда хотелось просто от неё отдохнуть. Всё равно, что сменить роскошное выходное платье на простой домашний халат. Это было необходимо. Однако, подобные расслабления неизменно сопровождались неприятными мыслями. Не слишком ли высоко она поднялась?

А больше всего её пугало ощущение, что всё это — сон. Причём чужой. И она всего лишь кому-то снится. Из чего следует, что жизнь её оборвётся вместе с чьим-то пробуждением. Вне зависимости от её воли. Это были всего лишь глупые страхи, потому что один разум не может обитать в сновидении другого разума. Ицпапалотль это прекрасно понимала. Но всё равно боялась.

Эта «ложка дёгтя» хоть и была микроскопической, но постоянно подтачивала её, как червячок, не давая возможности сполна насладиться своим восхождением. Если бы только Хо не молчало. Если бы оно дало ей ответ. Она бы избавилась от этой напасти. Но от сумеречного наставника не было никаких сигналов.

А тут ещё ЛаксетСадаф объявился. К счастью, он оказался не тем, кого она ожидала увидеть. Обычный, слабый и сломленный человек. Ну, не совсем человек, разумеется, а модифицированная модель человека. Но всё-таки ничего особенного. Даже слегка досадно. Первое впечатление могло оказаться обманчивым. Сальвификарии возлагают на него определённые надежды явно неспроста. Ведь сама Ицпапалотль тоже не сразу обрела свою мощь. Поэтому, и с ЛаксетСадафом всё может оказаться не так уж и просто.

А больше всего Ицпапалотль тревожило одновременное появление ЛаксетСадафа и её подозрительного чувства о том, что вся её жизнь — это всего лишь сон. И этот сон вполне может сниться Алику Дементьеву.