Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 5. Выход в люди

Очередь змеилась по широкому мраморному залу, между какими-то стойками и отдельными сиденьями. «Хвост» этой очереди был общим, а «голова» разделялась на шесть «шейных отростков», как у лернейской гидры. Каждая «голова» торчала между продольными столами контрольного пункта, где приезжих досматривали уже более подробно и внимательно. Левая стена зала была сплошь стеклянной, и за ней можно было видеть причаленные экзокрафты и проезжающие туда-сюда автобусы. На правой стене мелькали очередные рекламные дисплеи, чередующиеся с информационными табло.

— Опять очередь, — печально констатировал Алик.

— Весь Маас состоит из очередей, — ответила Лиша. — Очереди — это его кредо.

«Дорогие приезжие!» — опять заговорил неунывающий голос. — «Проходя процедуру таможенного досмотра и регистрации, будьте вежливы, сознательны и терпеливы».

— Пока что я слышу вполне нормальную речь, — дождавшись, когда сообщение завершится, отметил Алик. — Никаких дурацких словечек.

— Это здесь, на экзодроме, — зевнув, объяснила Лиша. — Персонал специально не использует сленговые словечеки и не тянет гласные, чтобы приезжим было проще адаптироваться. Не расслабляйся, Алик. Теперь легенда у нас такая: Мы с тобой — парочка влюблённых. Скоро у нас свадьба. И мы решили перед столь торжественным событием съездить в Маас, чтобы немного отдохнуть, развлечься и-и… окончательно разобраться в собственных чувствах. Ну, а папу взяли с собой, чтобы тоже развеялся.

— Какая глупая легенда.

— Ну, извини. Придумать что-то более оригинальное у меня не было времени.

— Если мы отправились в предсвадебное путешествие, а тем более, чтобы разобраться в чувствах, это подразумевает отдых тет-а-тет, — не унимался Алик. — Зачем таскать с собой старого деда? Или без него мы разобраться не сможем?

— Какой ты зануда! — отмахнулась Лиша. — Ну придумай сам что-нибудь.

— Допустим, мы привезли старика на лечение, — предложил Дементьев, осторожно косясь на стоявших рядом людей.

— Он разве болен?

— А мы разве собираемся пожениться?

— Ну, если ты сделаешь мне предложение, я обещаю над ним подумать, и…

— Да хватит отшучиваться. Я хочу сделать как лучше. И вообще, думаю, что нам надо закончить этот разговор. Слишком уж много тут народу.

— Чем больше народу — тем лучше. В хаосе чужих слов и мыслей, наши слова и мысли очень легко теряются. Но пожалуй ты прав. Этот разговор мы затеяли зря, — согласилась Лиша.

Очередь постепенно двигалась вперёд. Чтобы не тратить лишнее время, путешественники решили разделиться, и пройти в разные отделения контрольного пункта. Алику досталось крайнее правое ответвление.

Сначала его встретил представитель таможни в синей накидке, как у полицейского. В боковых разрезах одеяния можно было разглядеть, что под накидкой у таможенника скрыта какая-то униформа и спецсредства на ремне. Сам же таможенник был худощавым светловолосым парнем с простым конопатым носом и голубыми глазами.

— Добрый день, — поздоровался он с дежурной улыбкой. — Представьтесь пожалуйста. Затем назовите место исходящей трансляции, а так же цель и сроки Вашего визита.

— Алик Дементьев, — представился Алик. — Я новенький. В Маас прибыл с двумя спутниками: отцом и подругой. Мы вместе путешествуем.

— Подо-ождите секунду, — таможенник потыкал какие-то символы на голографическом мониторе, и опять поднял на него свои голубые глаза. — Что с собой везёте?

— Ничего. Путешествуем налегке.

— Вообще ничего? — на конопатом лице сотрудника мелькнуло лёгкое удивление, граничащее с подозрительностью.

— Вообще, — кивнул Алик.

— Проходите, — указав рукой на соседний сегмент контрольного пункта, таможенник перевёл взгляд на следующего прибывшего.

— Здравствуйте, — встретила Дементьева очень милая девушка в синей накидке и со странным головным убором, похожим на причудливую антенну. — Служба санитарно-эпидемиологического контроля. Я так понимаю, что вы путешествуете без багажа?

— Совершенно верно.

— Тогда все вопросы о провозе продуктов, лекарств и домашних животных отпадают. Позвольте Вашу руку, инфирит-дроу.

— Да, пожалуйста, — протянул руку Алик.

Сотрудница провела вдоль неё рогатку с мигающими лампочками, и не удержалась от комментария: «Ого, сколько у Вас энергии в запасе».

— Я — новенький.

— Всё ясно. Проходите.

Дементьев продвинулся дальше — к следующему проверяющему.

— Миграционный Комитет, — встретил его сухопарый мужчина с глубокой залысиной. — Сколько времени Вы планируете пребывать в Маасе?

— Недолго.

Откуда ни возьмись, появился охранник в синей накидке.

— Инфирит-дроу, будьте любезны пройти со мной, — потребовал он.

— Куда? В чём собственно дело? — спросил Алик.

— Не заставляйте меня применять силу, инфирит-дроу.

— Эй, куда вы его уводите, — подскочила к ним Лиша, уже прошедшая контроль.

— Вас это не касается, — отодвинул её охранник. — Пожалуйста не мешайте нашей работе.

— Ещё как касается! Это мой жених. Мы прилетели вместе.

— Разберёмся, инфрити-дроу, разберёмся.

Алика завели в маленькую комнатку, с двумя стульями и столом. Там его усадили на один из стульев. Охранник встал позади него, положив руку на рукоять дубинки. Напротив сидел круглолицый мужчина в очках и стандартной синей накидке сангинита. Лиша тоже прорвалась сюда, и на все настойчивые требования покинуть помещение, отвечала категорическим отказом. В итоге охрана смирилась и позволила девушке остаться, если та не будет приближаться к задержанному и останется стоять у двери.

— Хотелось бы узнать, на каком основании меня задержали? — как можно спокойнее спросил Алик.

— Вопросы буду задавать я. А Вы — отвечайте, — не глядя на него, очкарик тыкал кнопки на своём маленьком компьютере, закреплённом на запястье. — Как Вас зовут?

— Алик Дементьев.

— Сколько вас прибыло?

— Я уже отвечал. Трое.

— Откуда вы прибыли?

— Послушайте, — заговорила Лиша. — Я всё могу объяснить. Мы…

— Я не с Вами разговариваю, инфирити! — заткнул её человек в очках. — Я обращаюсь с господину Дементьеву. Так откуда Вы ретранслировались, инфирити-дроу?

— Из Дита, — ответил Дементьев.

— Из Дита? Хм-м, — наконец-то допрашивающий соизволил взглянуть на него из-под очков. — Почему же Вы не обозначили на контроле место исходной трансляции?

— Я как-то сразу не подумал, — Алик изобразил полнейшую растерянность. — Я новенький.

— А что Вы делали в Дите? Эта зуна необитаема. Оттуда никто не ретранслировался уже очень давно.

— Да мы собственно, — Дементьев издал нервный смешок, зыркнул на Лишу, и продолжил. — Мы-то, в общем-то…

Затем, собравшись с мыслями и глубоко вдохнув, он продолжил неожиданно уверенным тоном: «Это была не наша инициатива. Мы не хотели лезть в этот гнилой угол. Это всё отец».

— Так он паломник, — догадался допрашивающий.

— Именно.

— Почему Вы сразу не сказали, что вернулись из паломничества?

— Потому, что мы с Лишей — не паломники. Мы сопровождающие. Это отец. Он всю жизнь изучал древние языки. Верит во всякие потустронние дела, в пророчества… Старик очень боялся, что умрёт, так и не побывав в священном оазисе Дита. Хотел отправиться туда один, но мы его не отпустили и решили сопровождать. И правильно сделали. Дит — то ещё местечко.

— Вы сопровождали паломника? Это достойный поступок. Но, как я понимаю, весьма недешёвый. В Дит уже давно никто не транслируется.

— Недешёвый — это мягко сказано. Отец потратил все свои сбережения. И даже за такую баснословную сумму, знали бы вы, какого труда мне стоило найти экипаж, согласившийся доставить нас туда. Экзокрафт называется «Одалиска». Он сейчас в грузовом доке, встаёт на ремонт. В Дите нас хорошенько потрепало. Я не лгу. Вы можете это легко проверить.

— Локки, будь добр, проверь экзокрафт «Одалиска». Да-да, «Одалиска», — поднеся свой наручный компьютер к губам, произнёс дежурный. — Действительно ли трансляция велась из зуны Дит?

— Ва-ас, понял, — ответил сильно искажённый слабым динамиком голос.

— Подождите немного, — очкарик улыбнулся Алику.

Тот опять посмотрел на Лишу, которая стояла молча, стиснув зубы. Повисла недолгая пауза. Дементьев старался сохранять полное спокойствие. Игра шла на грани фола. Если они узнают, что «Одалиска» до Дита транслировалась в Тейлор-Таун, то получится, что Алик подставил не только себя, и Лишу, но и Фархада с Боцманом…

— Инфа-армация па-адтвержена, Фауст, — заверещал динамик ручного компьютера. — «Ода-алиска» пришва-артована на пла-ащадке семьдесят семь — девять. Исха-адящие координаты совпали с зуной Дит. Что-то не так с этим экза-акрафтом?

— Нет, с ним всё в порядке, — ответил дежурный. — Он вернулся с паломнической миссии. Нам просто нужно было подтверждение. Спасибо, Локки.

— Обра-ащайся, Фауст.

— Ну, — поднялся из-за стола очкарик, заулыбавшийся во все тридцать два зуба, — Не смею вас больше задерживать. Извините за доставленные неудобства.

— Да ну что Вы, — застенчиво заулыбался Алик в ответ. — Я всё понимаю. Это Ваша работа.

— Преклоняюсь перед мужеством Вашего батюшки.

— Спасибо.

— Диркин, проводи инфиритов к выходу, и позаботься, чтобы они встретились со своим уважаемым родственником.

— Слушаюсь, — кивнул охранник, приглашая Алика к выходу. — Прошу Вас, инфирит-дроу.

Пока Лиша получала въездные документы на блоке регистрации, Алик, от нечего делать, изучал информационное табло прибывающих и отбывающих пассажирских экзокрафтов:

* МТХ «Иерихон» тф 20.88 рег 5337 интрансляция — ЗУН Фила.

* МТХ «Академик Королёв» тф 25.88 рег 5337 интрансляция — ЗУН Бинор.

* МТХ «Флор Гроссен» тф 26.88 рег 5337 интрансляция — ЗУН Глория-Альби.

* МТХ «Акатсуки Мару» тф 30.88 рег 5337 ауттрансляция — ЗУН Ди-Лоурентика.

— Гляньте-ка, Василий Лоурентийский, — указал Дементьев старику на последний рейс. — Этот японец, случайно, не на Вашу родину отправляется?

— Ди-Лоурентика — не моя родина, — отстранённо ответил тот. — В Ди-Лоурентике я проповедовал. Своё звание я получил за честный и кропотливый труд.

— Вон оно чё.

«Инфириты! Экзопорт Стародуй рад приветствовать вас на земле Мааса! Прошедшие регистрацию могут направляться в блок 2А, для процедуры балахонизации!» — заговорила громкая связь. — «Представителям негуманоидной формы жизни надлежит балахонизироваться в блоке 2В!»

— А что, есть и такие? — себе под нос пробормотал Дементьев. — Куда я попал…

Тут вернулась Лиша.

— Всё чудесно, — сообщила она. — Мы можем идти на балахонизацию.

— Очередная идиотская проверка? — Алик прищурил один глаз.

— Нет. Проверки закончились. Осталось дело за малым.

Девушка повела своих друзей, петляя в хаотично бродящей толпе пёстрого люда. Просторный зал экзопорта имел три этажа. Нижний — сплошной, и два верхних, в виде широких балконов, окаймляющих помещение. К верхним ярусам вели широкие траволаторы. Под потолком стародуйского вокзала громоздились тяжёлые гроздья люстр. Вперемешку с люстрами, сверху свисали, покачиваясь, причудливые фигуры-ежи с торчащими в разные стороны иглами, и замысловатые зеркальные многограннки. Сами же своды были расписаны витиеватыми узорами. На ажурных фермах, тянущихся вдоль потолка, крепились дополнительные экраны и голографические проекторы. Центральный зал ожидания выглядел очень внушительно и богато. Здесь плескались фонтаны с подсветкой, а по углам зеленели заросли диковинных растений, растущих прямо из пола. Удобные кресла для ожидающих могли трансформироваться в кровати с жёсткими звукоизоляционными тентами, позволяющими не только сидеть, но и лежать во время многочасовых ожиданий, изолируясь от внешнего шума и толчеи.

— Как тебе здесь? — уловила его любопытный взгляд Лиша.

— В детстве я обожал фильм «Гостья из будущего», — разглядывая окружающие красоты, ответил Алик. — Так вот, теперь как будто бы сам в нём оказался. Всё вокруг такое фантастическое. И в то же время, повсюду ходят обычные люди.

— По-моему, я уже говорила, что мы не в будущем, — улыбаясь, ответила Лиша.

— Дело не в этом. В фильме-то было будущее. Я жутко мечтал оказаться на месте героя — Коли Герасимова. И вот, фактически сбылась моя детская мечта. Попал в фантастический мир, и встретил Алису Селезнёву. Хе-хе-хе.

— Ты меня имеешь в виду?

— Кого же ещё? Не дедулю же.

— Не. Я — не Алиса, — помотала головой Лиша. — Алиса — милая и добрая девочка. А моё добро всегда с кулаками. Да ещё с какими!

— Может быть это и к лучшему… В нашей ситуации, — Алик продолжил разглядывать окружающую обстановку.

Среди самых разнообразных людей, многие из которых были одеты в поистине экзотические, неземные наряды, ему сразу попалась на глаза странная группа, напоминающая стайку чёрных ворон, продвигавшуюся сквозь табор цветных попугаев. Эти люди выглядели как гипертрофированные фишки для настольной игры. Гладкие, абсолютно чёрные, бесформенные одежды, лишённые швов и складок, делали их похожими на кегли. Головы покрыты такой же чёрной материей. Лица скрывали маски, похожие на карнавальные.

— Не пялься на них! — Лиша с силой дёрнула его за руку. — Отвернись! Сейчас же!

— Что случилось? — опешил Дементьев, послушно отводя глаза. — Кто это?

— Коагулянты. Тс-с-с! Говори о них шёпотом! Иначе услышат. Тогда у нас будут такие проблемы, что засада в Тейлор-Тауне покажется игрой в Зарницу.

— Чем они так опасны?

— Своей обидчивостью. Любое упоминание коагулянтов расценивается ими как оскорбление. А оскорбление коагулянтов в Маасе грозит длительным сроком. И это если повезёт.

— А если не повезёт?

— Тс-с-с! Ты тише можешь говорить? Если не повезёт — тогда они устроют теракт возмездия. И им ничего за это не будет.

— Они что, террористы?

— Не называй их так! Это не терроризм. Это акт возмездия за нанесённое оскорбление. По местным законам, вся вина будет лежать не на исполнителе теракта, а на том, кто его спровоцировал. То есть, на тебе.

— Шикарно. То есть, даже если у меня и в мыслях нет оскорблять этих… Но им может показаться, что я как-то косо на них посмотрел… В результате они уничтожат и меня, и ещё кучу совершенно посторонних людей, оказавшихся рядом? И при этом жертвы будут ещё и виноваты? Охренеть.

— Вот поэтому я и прошу тебя не смотреть на них. Не говорить с ними. И даже, по возможности, не подходить к ним. Любое неверное движение может оскорбить их чуства. И тогда молись, чтобы они просто подняли ор и вызвали ближайших сангинитов, а не взорвали бы половину экзодрома к чертям собачьим.

— Почему им это позволяется?

— Потому, что коагулянты — это угнетаемое меньшинство. Их вера во многих мирах запрещена, как и суларитизм. Но здесь, в Маасе, царит свобода и всеобщая терпимость. Это блобс. Это незыблемый постулат жизни цивилизованного общества. Коагулянты находятся под охраной властей. Их чувства нужно уважать, их традиции нужно терпеть, и при этом, каждый законопослушный гражданин Мааса должен испытывать личную вину перед коагулянтами.

— За что?

— За то, что их притесняют в других мирах. Если чувства коагулянтов не будут оскорблять, то им не придётся устраивать теракты.

— Логика просто потрясная, — развёл руками Алик. — А зачем они вообще теракты устраивают?

— Чтобы очистить мир от скверны. Культ коагулянтов — это путь к очищению. Их религия считается самой доброй и праведной.

— Доброй? Праведной? Убивать других за косой взгляд — это хорошо?

— Да тише ты, Алик, прошу тебя! Ей-богу, из-за твоих реплик мы получим по первое число!

— Извини.

— Ты должен понять. Здесь коагулянты защищены законом. Им можно убивать других граждан, в качестве самозащиты своей веры, чувств и убеждений. Каждый коагулянт считает, что все люди, кроме них — нечисты. Гниль порока так глубоко въелась в души простых обывателей, что вытравить её оттуда невозможно, не убив самого обывателя. Те, кто совешают акты возмездия — поднимаются на одну ступень выше в своей священной иерархии. Поэтому, я ещё раз тебя умоляю, пока мы здесь, не провоцируй их.

— Тогда чем объяснить лютый шмон на входе? Ты сказала, что эта строгость обусловлена опасностью террористических актов. Но если теракты в Маасе — это нормальное явление, тогда зачем нужна вся эта свистопляска с проверками и прогонами через «скотопрогонники»? Запускали бы всех и сразу, не создавая толкучек и лишних ожиданий в накопителях.

— Вроде умный человек, а задаёшь такие глупые вопросы. Проверки на входе — это борьба с терроризмом.

— Зачем нужна эта борьба, если терроризм уже внутри?

— За тем, чтобы не увеличивать количество террористов. Алик, прости меня, но ты — осёл! Как ты работал в ФСБ?

— Нормально работал. И уж точно не сталкивался с таким бредом.

— Уф. Ладно, объясняю для непонятливых. Там, на внешней стороне, нет граждан Мааса. Законодательство Мааса не защищает права неграждан. Поэтому, коагулянты там не имеют неприкосновенности. Там перед ними не нужно каяться. Там не нужно уважать их культуру и веру. Там их не только можно, но и должно не пускать в Маас. А коагулянты пытаются проникнуть в Маас любыми способами. Так же, опасность представляют нигуриты, которые, не найдя нормальной работы, и не сумев выбиться в люди — легко вербуются культом, пополняя армию пушечного мяса. Львиная доля смертников — это именно нигуриты. Вот, почему на входе нигуритов прессуют особенно жёстко. Понимаешь теперь, балда?

Алик раскрыл было рот, но ничего не ответил. Они подходили к зоне балахонизации, куда вело десять одинаковых дверей, различающихся только цветами. Лиша уверенно повернула к сиреневой двери.

За дверью располагалась проходная комната с пятью кабинками, отдалённо напоминающими примерочные в магазинах одежды. В кабинки поочерёдно заходили люди. Те, что входили в кабинки облачёнными в сиреневые накидки, а выходили в обычной одежде — следовали в зал, из которого только что пришли наши путешественники. А те, что наоборот — выходили из кабинок в накидках, шли дальше — в следующее отделение, через бормочущий турникет. Над кабинками светилось табло с бегущей строкой: «Дорогие инфириты! Жители зуны Маас всегда вам рады! Хорошенько отдохнув, или поработав в Маасе, не забудьте покинуть его! Спасибо!»

— Иди в свободную кабинку, — указала Алику Лиша. — Ты должен балахонизироваться.

— А что делать-то нужно?

— Иди. Там всё поймёшь.

После этих слов, Лиша и старик заняли очереди в кабинки. Алик встал рядом с ними, и тут как раз освободилась кабинка ближайшая к нему. Медлить он не стал, и вошёл внутрь. К его удивлению, внутри были совершенно пустые стены, обитые бархатом. Ни скамеек, ни вешалок, ни зеркал не было. Лишь на потолке торчала малюсенькая видеокамера с каким-то странным приборчиком. Как только Алик остановился, камера «ожила», и из приборчика стрельнули растопыренные иглы лазерных лучей. Лучи быстро прошлись по фигуре вошедшего, просканировав его с головы до ног.

«Добрый день, и-инфирит-дроу», — приятным голосом заговорил динамик: «Добро па-ажаловать в Маас! Приготовьтесь к проце-едуре балахони-изации. Встаньте в середину ка-абинки, и не шевелитесь».

Дементьев уже стоял посередине, поэтому просто замер, ожидая дальнейших действий. Над его головой что-то загудело. Открылись потолочные створки, завизжали сервоприводы, после чего, на Алика спусилось какое-то покрывало. Голова с лёгкостью прошла через специальный разрез, и одеяние легло на плечи новоиспечённого инфирита. Это была знакомая накидка, как у техников и полицейских, только сиреневая.

«Пра-ацесс балахонизации завершён. Па-ажалуйста, не забывайте правила ношения гра-ажданского балахона. Правило один: Гра-ажданский балахон за-апрещено снимать в пу-убличных местах, кроме: Саун, пляжей, аква-апарков, и прочих а-абщественных мест, где их можно менять на статус-пояса. Нака-азание за нарушение данного правила — штраф десять миллионов фраксов, за по-овторное нарушение данного правила — депортация из Мааса; Правило два: Запрещено надевать гра-ажданский балахон, не соответствующий вашему гра-ажданскому статусу, если это не предусмотрено официальным распоряжением на изме-енение статуса. Нака-азание за нарушение данного правила, в зависимости от па-адложного статуса — до тридца-ати миллионов фраксов, за повторное нарушение данного правила — депортация из Мааса; Правило три: Запрещено закры-ывать гра-ажданский балахон иной одеждой, кроме одежды, до-опущенной Законом о балахонах, и на-ашивок с регалиями и укра-ашениями. Если вы ха-атите па-авторно прослушать правила о гра-ажданских балахонах, подни-имите правую руку…»

— Да я, вроде, всё понял, — ощупывая мягкое пончо, ответил Алик.

«Па-ажалуйста, ста-арайтесь не портить и не те-ерять Ваш гра-ажданский балахон. Ка-агда будете покидать Маас, гра-ажданский балахон надлежит сдать в ка-абинку балахонизации. Вывозить гра-ажданские балахоны за пределы Мааса — строго ва-аспрещено! Мы рады приветствовать Вас в нашем дружелюбном, тёплом и сва-абодном ЗУНе! Мы благодарны Вам за визит, но будем ещё более благодарны за Ваш скорый отъезд! Помните, Маас не может расши-иряться вечно! Не созда-авайте дополнительную тесноту. Надеемся скоро увидеть Вас на проце-едуре дебалахонизации! Всего доброго, инфирит-дроу!»

— Угу. И вам не хворать, — с ухмылкой ответил Алик, разворачиваясь к выходу.

Пропустив следующего визитёра, он заметил уже одетую в пончо Лишу, дожидавшуюся в сторонке, и стал проталкиваться к ней через толпу инфиритов.

— А где дедуля? — спросил он, не обнаружив Василия Лоурентийского.

— Балахонизируется, — ответила девушка. — Ну как, нравится балахончик?

— Удобный. Лёгкий. Не стесняет движения, — Алик расправил накидку. — А почему сиреневый?

— Цвет инфиритов. У каждой касты свой цвет. Нигуриты — коричневые, маасаги — серебряные, мааситы — золотые, сангиниты — синие, бурджи — красные, фетжи — зелёные, силугиты — серые, дафнисы — розовые, а визариты — белые.

— Что же это получается? Типичная «цветовая дифференциация штанов»? — Алик расхохотался. — Я ошибся. Это не «Гостья из будущего». Это — «Кин-дза-дза!» Тут тоже нужно перед каждым приседать и «Ку» делать?

— Приседать не нужно, — Лиша даже не улыбнулась. — Но уважать «коренных» необходимо. Здесь они «священные коровы». Всех остальных можно посылать куда подальше. Особенно нигуритов.

— А как же коагулянты?

— Дались тебе эти коагулянты! Они вообще к кастовой системе не относятся. И про них я тебе уже, кажется, говорила.

— Ладно. Не будем про них… Только мне как-то не всё понятно с цветовым распределением.

— Что тебе не понятно?

— Ты говорила, что все эти дафнисы и зивариты…

— Визариты.

— Да, визариты, и прочие политики с учёными, здесь являются коренными жителями и стоят на более высоких социальных ступенях.

— Это так.

— Тогда почему им присвоены такие простые цвета, в то время как приблудившиеся «лимитчики» щеголяют в серебре и золоте?

— Тут всё непросто, — Лиша наморщила лоб. — Понимаешь, в Маасе все помешаны на толерантности. Приезжих никто не любит, но в то же время без них обойтись никак не могут. И вот, чтобы новички: мааситы и маасаги, не чувствовали себя презираемыми, а наоборот, вдохновлялись иллюзией, что их здесь любят и уважают, были придуманы такие красивые цвета для их балахонов. Серебро красиво блестит. Маасаг, облачённый в серебряное, ощущает себя драгоценностью и верит, что всё у него получится. Золото дороже серебра, поэтому, поднявшийся маасаг, став мааситом, получает ещё более красивый золотой наряд. Все маасаги стремятся к этому. Ведь это — отличный стимул работать больше и упорнее. Ну а получившие золотую накидку мааситы, невероятно гордятся этим и чувствуют себя настоящими «коренными», хотя на деле ими совсем не являются. На деле, они остаются всё тем же убогим планктоном, который на всю катушку используют крупные рыбы из высших каст.

— Всё построено на иллюзии и фальши, — подвёл итог Алик, глядя, как старик в сиреневой накидке выходит из кабинки, и направляется к ним. — Одни носят дешёвую дерюгу, покрытую красивой позолотой, и считают, что достигли предела своих мечтаний. Другие — носят дорогую парчу простенькой расцветки, и цинично эксплуатируют золотых и серебряных слепцов.

— Ты начинаешь разбираться в этом мире, — Лиша улыбнулась уголком губ.

К ним подошёл Василий. Не желая более толкаться возле кабинок, все трое тут же проследовали далее — к турникету. Сканируя каждого лучами, турникет определял, что на входящих надета накидка, и пропускал их, совершенно без интонации бормоча скупые приветствия.

В первые секунды, Алик принял очередную комнату за клуб игровых автоматов, так как в ней со всех сторон, вдоль стен были установлены однотипные, шкафоподобные приборы с мерцающими кнопками и пёстрыми экранами. Оказалось, что это не игровые автоматы, а, скорее, что-то вроде банкоматов, или платёжных терминалов. Все входящие в эту комнату инфириты подходили к ним, и производили какие-то манипуляции.

— Идём, я покажу, что нужно делать, — Лиша подвела Алика к одному из терминалов. — Это фискальный аппарат. Он взимает обязательный въездной энергоналог.

— Это как?

— Очень просто. Вставь руку в это отверстие.

Дементьев увидел круглую дырку под экраном. Рука протиснулась в неё почти до локтя, после чего на ней в двух местах защёлкнулись холодные захваты-наручники. Было не больно. Просто немного неприятно. Абстрактная заставка на экране исчезла. Побежали какие-то буквенно-цифровые коды. Затем, появилась надпись: «Подождите! Не шевелитесь!» И, наконец, к своему удивлению, Алик увидел, свою собственную фотографию. Под ней были указаны его данные: Имя, фамилия, возраст, статус, и ещё много-много всякой информации, в основном, непонятной и закодированной.

«Автомат готов к приёму энергоналога. Пожалуйста, нажмите свободной рукой на кнопку внизу. Примечание: Если у Вас только одна рука, произнесите слово „Помощь“ в микрофон, расположенный возле экрана, и наш технический специалист явится, чтобы оказать Вам помощь!»

— Жми, — нетерпеливо подтолкнула его Лиша.

Алик стукнул указательным пальцем левой руки по экрану, в область кнопки. Вместо его изображения и данных, появилась шкала с цифрами.

— Жёлтый раздел шкалы, вон, снизу — это уровень обязательного взноса. Всё, что выше — оплачивается по стандартному курсу. Поэтому, кроме уплаты налога, ты можешь продать часть своей энергии и получить за неё хорошие деньги, — разъясняла Лиша.

— Так эти цифры что, цена? Я могу заработать сорок миллионов?! — не поверил Дементьев.

— Да. Маас — самая богатая зуна. Деньги тут крутятся сумасшедшие. А живая энергия — один из самых ценных товаров во Вселенной. Но не торопись прыгать от счастья, потенциальный миллионер. Я бы не рекомендовала тебе продавать и половину этой шкалы.

— Почему?

— Ты продаёшь свою энергию, Алик. Свои силы, свою жизнь. Видишь, наверху — красная отметка? Это критический уровень твоей энергии. Если ты продашь её свыше этой отметки, то едва сможешь двигаться, и восстановишься не раньше, чем через месяц.

— Если энергия восстанавливается, то зарабатывать на ней можно постоянно.

— Некоторые так и делают. Только это путь в никуда. Представь, что ты зарабатываешь донорством, сдавая литры крови каждую неделю. С энергией всё ещё сложнее. Дело в том, что восстанавливается она не полностью. Взрослый человек после сильных энергопотерь восстанавливает свою энергию всего лишь до минимального уровня, необходимого для стабильной работы организма, плюс чуть-чуть сверху. И больше энергии восстановить не получится. Поэтому продавать придётся себе в ущерб. А у тебя такой вагон энергии накопился только потому, что ты никогда её не растрачивал ниже критического уровня. Физическое тело человека на Земле просто не позволяет «уйти в минус». Это естественный, биологический блокиратор. Вот у тебя и накопилось с детства столько нерастраченного заряда. Расходуй его с умом.

— Спасибо за совет, — Дементьев отмерил несколько уровней на шкале. — Десять миллионов фраксов мне хватит?

— Выше крыши. Сумма вполне приличная даже для Мааса, — ответила Лиша.

— Тогда продаю, — Алик выбрал отметку на шкале, а затем нажал на кнопку.

Анимированное изображение показало, как по шкале вниз «утекает» голубая субстанция, обозначающая энергию. Наверху у автомата с гудением загорелись четыре крупные приёмно-усилительные лампы. Сам автомат завибрировал, и Алик почувствовал, как эта вибрация передаётся ему самому. Ощущение было даже приятным. По телу разливалась истома. Энергия утекала из него по невидимым проводам, вливаясь в общий энергетический поток сотен прибывших в Маас визитёров.

— Куда направляется эта энергия? — спросил Дементьев и сладко зевнул.

— Она заряжает зуну, — ответила Лиша. — Маас постоянно впитывает всё новую и новую энергию. На этой энергии он существует. Засчёт неё он расширяется, насыщается и богатеет. Энергия — основа бытия. Вот почему она так дорого ценится.

— Что-то я подустал, — Алик потёр заболевшие глаза. — Прилечь бы сейчас, да взремнуть. Вся эта толкучка меня порядком утомила.

— Это не толкучка тебя утомила. Ты теряешь энергию.

— Знаете, ребят, я передумал. Можно это как-то остановить?

— Уже нельзя. Ты сделал выбор.

Не успел Алик серьёзно переполошиться, как автомат закончил вытягивать из него силы, и весело запиликал, мигая сообщением с благодарностью и уведомлением: «На ваш счёт поступило 10000000 фс».

— Чего пищишь? Вампирский ты гроб, — Дементьев наконец-то выдернул онемевшую руку и растёр её.

«Не забудьте забрать ваше платёжное кольцо» — высветилось на дисплее мигающее сообщение. Под ним раскрылся лоток, на который со звоном выкатилось маленькое колечко с печаткой-микросхемой.

— А это что ещё за «кольцо всевластия»?

— Забери. При помощи него ты будешь расплачиваться, — сказала Лиша, и, встав к автомату на место Алика, просунула руку в приёмное отверстие.

Главный зал экзодрома Стародуй вызвал у Алика лёгкое головокружение. Во-первых, он был огромен. Во-вторых, его обстановка напоминала какую-то иллюстрацию к фантастическому роману. Посреди этого исполинского зала, внутри которого можно было легко разместить девятиэтажное здание, и ещё бы осталось место, высилась гигантских размеров статуя атланта, держащего на плечах каркас огромной сферы по которой, словно планеты, летали яркие шары, изображающие миры-зуны. Ещё с десяток сравнительно небольших атлантов были выстроены двумя шеренгами, начинающимися от самого выхода. На их плечах были искусственные светила, пропеллеры и экзокрафты. Между этими статуями размещались экзотические растения, разнообразные терминалы и предметы непонятного назначения, удивляющие своими неземными формами.

Гул непрекращающихся шагов, голосов, музыки и рекламных объявлений — сливался в единую, перемешанную какофонию, звучание которой причудливо преображалось особой акустикой, царящей внутри громадного помещения. Всю эту симфонию хаоса время от времени перекрикивали мелодичные сообщения: «Начинается посадка на экзокрафт „Марион“, транслирующийся в зуну АЭН-734».

Со всех сторон сверкали информационные табло, расписания, рекламные ролики и голограммы. Людской поток бурлил и переливался, мозаично пестря однотипными накидками.

— Минутку подождите, — остановилась Лиша. — Я сбегаю к трансфертнику.

Выбрав пятачок, относительно свободный от движения толпы, Алик со стариком стали её дожидаться.

— Простите, — прогудел голос откуда-то сверху. — Вы не могли бы нам помочь?

Интонация была очень странной, слегка гнусавой и какой-то театральной. Обычно такими голосами озвучивают слонов в детских мультфильмах.

— Что? — Алик поднял голову и встрепенулся от неожиданности.

Сверху на него смотрела пара лиц, хотя «лицами» это сложно было назвать. Над путешественниками возвышались двое четырёхметровых существ, чьи плоские, тараканьи тела, покрытые сиреневыми накидками-попонами, покоились на четырёх многоколенчатых ногах-ходулях. Из этих тел вытягивались длинные шеи, завершающиеся круглыми, репообразными головами, на которых была лишь пара очень больших глаз, занимавших большую часть личины. Снизу, из живота вытягивались такие же суставчатые руки — чуть подлиннее и потоньше человеческих, с двумя пальцами. Общались существа, видимо, телепатически.

— Помочь? — всё, что мог ответить Дементьев.

— Да. Помочь, — чётко расставляя слова, женским голосом заговорило второе существо. — Будьте любезны, скажите пожалуйста, на каком транспорте мы сможем добраться отсюда — до Центра Кортикальной Трансплантологии?

— А в-вы, собственно, кто? — глядя то на одно существо, то на другое, спросил Алик.

— Мы — медицинские специалисты, — моргая огромными, добродушными глазищами, ответил инсектоид с мужским голосом.

— Прибыли на симпозиум, — добавил инсектоид-женщина.

— Э-эм, вы знаете, — Дементьев в растерянности покрутил головой из стороны в сторону. — Я сам не местный, поэтому…

— Это вам надо на ближайшую станцию пневмофуникулёра, — позади него заговорил Василий. — Проезжаете сорок одну остановку. Выходите на станции Аретеус, поднимаетесь по лестнице, и оказываетесь на площадке первого корпуса медицинского комплекса «Новая Каппадокия». Пройдёте первый корпус, за ним будут ещё два больших здания, а уже после них, прямо возле Монуменета Костей, находится ЦКТ.

— Большое спасибо, — поклонился «мужской голос».

— Премного Вам благодарны, — поклонился «женский».

И существа, словно пара гиганстких ленивцев, покачиваясь и медленно переставляя конечности, побрели в сторону выхода, возвышаясь над снующей под ними толпой, словно пауки-сенокосцы в муравейнике.

— Кто это такие? — спросил Алик у старика, глядя вслед удаляющимся мутантам.

— Квилаксианцы, — ответил тот. — Не суди по внешности их добрый народ.

— Такие даже в пьяном бреду не привидятся.

— Когда-то они были людьми, но зуна Квилакси изменила их форму. Это всё из-за ядовитой травы, что растёт там повсюду.

— Откуда Вы всё это знаете?

— Я был там.

Наконец-то их беседа обрела относительно дружелюбный характер. Но тут как раз вернулась раздосадованная Лиша.

— Трансфертники временно отключены, по какой-то там технической причине, — сообщила она. — Просто закон подлости какой-то. Придётся воспользоваться гостиничным терминалом. Ты ведь не против оплатить нам дорогу до гостиницы, Алик?

— Не вопрос. Я же теперь богач.

У выхода стояли странного вида люди в неопрятных, замасленных накидках коричневого цвета и дурацких париках, как у клоунов-алкоголиков. Звеня цепочками и связками ключей, они, словно простуженные вороны, наперебой орали, подскакивая к каждому выходящему: «Та-акси! Та-акси!» При этом, выходящие смеялись и отвечали: «Ма-аксад де Фиса-арах!»

— Нам в какую гостиницу? — спросил Алик у Лиши.

— «Аквитаника», — ответила та. — А что?

— Та-акси! — подпрыгнул к Дементьеву первый дурачок в парике. — Та-акси, бра-атишка.

— За сколько до «Аквитаники»? — важно произнёс Алик.

— Полтора миллиона.

— Сколько?! Да ты не охренел часом?!

— Конечно охренел, — Лиша потащила возмущённого товарища к выходу, показав таксисту неприличный жест, со словами «Максад де Фисарах, фляка!»

— Фисарха! Фисарха! Фисарха! — заверещал ей вдогонку таксист, выпучивая глаза.

— Не обращай внимания на этих придурков, — тут же забыла про него Лиша, вновь обернувшись к Алику.

— Нет, ну полтора ляма — это вообще ни в какие ворота, — продолжал возмущаться тот. — На каких богатеев это рассчитано?

— Это рассчитано на дураков, а не на богатеев. Думаешь, они реально кого-то куда-то отвозят? Нет конечно. Завышенные цены специально оглашаются для того, чтобы все отказывались и посылали их на хрен. Увидишь такого — тоже пошли. Только на альгершатахе — «Максад де Фисарах». Понял?

— Та-акси надо, братишки-сестрёнки? — тут же преградил им путь жирный и слюнявый дебил в лохматом парике.

— Максад де Фисарах, козёл! — гаркнул обученный Алик так грозно, что толстяк тут же втянул голову в плечи, и, словно колобок, укатился куда-то в сторону.

— А нахрена они тут торчат, если везти всё равно никого не собираются? — Дементьев с непониманием взглянул на Лишу.

— Это такая традиция. Раньше, давным-давно, на экзодромах действительно торчали такие таксисты, и реально отвозили людей по адресам, как на Земле. Но со временем их аппетиты росли всё сильнее и сильнее. Они заламывали цены всё выше и выше, пока не охренели в край. Тогда правительство приняло решение срочно провести до каждого экзодрома отдельную фуникулёрную пневмотрубу, а этих таксистов запретить и наказывать их вплоть до пожизненной депортации. Ну а люди-то к ним уже привыкли. Прибыть в Маас, и не встретить у выхода с экзодрома ни одного таксиста — это всё равно что прийти в церковь и не увидеть на паперти ни одного попрошайки. Как-то сразу не по себе становится. Вот и было решено нанимать таких «артистов», чтобы развлекали толпу. Эти ребята прекрасно снимают напряжение. Ведь после долгих и нудных проверок с регистрациями, от души послать кого-то на хер — необычайное удовольствие. Согласись?

— Соглашусь! — Алик рассмеялся.

С этими словами они вышли на огромную, многолюдную привокзальную площадь.

Сказать, что Маас произвёл на Алика неизгладимое впечатление — значит не сказать ничего. От увиденной панорамы у него на несколько секунд перехватило дыхание. Как будто бы старые, детские фантазии о других планетах и «прекрасном далёко» внезапно ожили, проснулись, и полыхнули сногсшибательной волной, откуда-то из отдалённых и забытых уголков памяти.

Высоченные колонны небоскрёбов, увешанные разномастной рекламой, отражали своими стёклами мерцающее золото солнца. Между ними, по прозрачным трубам носились цилиндрические фуникулёры. Одни улицы располагались над другими, словно эстакады без опор. Какие-то были забиты транспортом, другие — являлись сугубо пешеходными. Весь город шевелился, как колоссальный термитник. От богатейшего буйства сияющих витрин модных бутиков и салонов резало глаза. Даже воздух зуны, казалось, пропитан какой-то неестественной, кондитерской сладостью. Вроде бы понимаешь, что это — сладкая отрава, а надышаться ею не можешь.

Народу вокруг так много, что, казалось, ещё чуть-чуть, и толпа сомкнётся, спрессуется. И невозможно будет сдвинуться с места от тел, стиснувших тебя со всех сторон. Но всё это броуновское движение каким-то образом перемешивалось, упорядочивалось, не разрежаясь и не уплотняясь. Можно было двигаться туда, куда нужно, хоть и постоянно огибая попадающихся на пути прохожих. Кого здесь только не было. Отражая солнце, горделиво золотились надменные мааситы, дополнительно обвешанные драгоценными брошками, как орденами. Рядом, с задумчивым видом, прохаживались приторно-розовые, гладко выбритые дафнисы. Неожиданно, наперерез Алику вышла группа квилаксианцев. Мерно покачиваясь и аккуратно переставляя длинные ходули, они направлялись в сторону парковочной площадки. Дементьев всё ещё не мог привыкнуть к виду этих сюрреалистичных существ, и пялился на них с ребяческим удивлением. Заметив его пристальный взгляд, ведущий квилаксианец поклонился и сонным, «слоновым» голосом протрубил: «Добрый день». «Рады Вас видеть», — друг за другом бубнили остальные. — «Желаем Вам счастья».

— Пойдём, — Лиша протащила Алика за руку, прямо под животом у замыкающего существа. — Нужно поспешить, чтобы не опоздать на следующий фуникулёр.

Пневмофуникулёрная станция располагалась под землёй, и напоминала обычное метро. Только по-маасски вычурное и аляпистое. Вход в подземку смахивал на гигантскую ракушку, чья створка выходила на широченный, двадцатиполосный проспект, полностью забитый транспортом. Обширнейшая масса самых различных машин аморфно и лениво шевелилась, будто одно целое, живое существо. Бесконечные гудки сливались в общий, переливающийся гул.

Пробка была здесь всегда. Она не заканчивалась. По словам Лиши, чтобы доехать отсюда — до Внутреннего Контура — улицы, окружающей центр Мааса, потребуется пять фрактальных суток, что в земном эквиваленте равняется четырём с половиной дням. «Четыре с половиной дня сидеть в машине — каково вам?! За это время у нас, наверное, можно добраться из Москвы — в Барнаул», — думал Алик. В среднем же, обычный маасец каждый день добирается от дома — до работы и обратно — примерно за пять земных часов. И это считается нормальным. При том, что на пневмофуникулёре этот же путь можно преодолеть всего за один земной час. Тем не менее, маасцы всё равно выбирают автомобиль. Почему? Из-за статуса. Те, кто ездят на пневмофуникулёрах, или иных видах общественного транспорта, за исключением инфиритов, считаются нищебродами. Даже в организациях, сотрудники, приезжающие хоть и с огромными опозданиями, но на личном транспорте, ценятся выше сотрудников, приезжающих вовремя, но на общественном. Потому что общественный транспорт — это фуус, а те, кто на нём ездят (кроме инфиритов) — голозадые фляки. Пусть автомобиль похож на ржавое корыто, но ездить на нём престижнее, чем на комфортабельном ховербасе. Разумеется, водителя «ржавого ведра» постоянно и едко унижают водители новых, блестящих авто. Но в сравнении с толпами, прущимися в чёрный зев пневмофуникулёрной станции, он будет считаться крутым пипсом. Личная машина — блобс, и этим всё сказано.

Лиша не чуралась пользоваться местным метро, так как, во-первых, они здесь были как инфириты, а во-вторых, тратить драгоценное время на бессмысленный пафос выходило себе дороже.

Когда они приблизились ко входу в подземную станцию, им навстречу, раздвигая людскую массу, как ледокол, вышел отряд стройных, подтянутых детей, сопровождаемых взрослым вожатым. Дети, каждому лет по двенадцать, шли строго и чеканно, как солдатики. На их светлых лицах сияли улыбки, а глаза излучали разум, совсем как у взрослых, умудрённых годами людей. Пугающе красивые дети. Пугающе — потому, что слишком идеальные, искусственные, будто нарисованные на чудесном 3D-принтере. Стройные ножки, прямые спины, ни прыщика на лицах. «Нейромиты», — догадался Алик. Построение разграничено по цветам балахонов. Сначала — касты повыше, затем — пониже. У каждого огромный значок. Передний нейромит несёт высокий штандарт с эмблемой своего отряда «XVII Платун-Нейромитика: Экрофлоникс». Очевидно, номер взвода, статус и название, как у римского легиона. Маасские «пионеры» промаршировали мимо, освободив вход на станцию, куда Лиша тут же повела своих спутников.

В вестибюле было не протолкнуться от обилия народа. Бесформенная очередь бормочущим Гольфстримом тянулась от входа — к кассам, в которых продавали проездные абонементы-валидаторы. Далее располагалась пара широких светящихся врат-порталов. В один толпа заходила, а из другого — выходила. Занятно, что человек, зашедший в портал с неоплаченным валидатором, тут же выходил из соседнего портала. Пройти дальше он не мог. Алика, Лишу и Василия это не коснулось, и все трое благополучно перешли через входной портал, сразу оказавшись на спускаемом транспортёре, забитом до отказа.

— Спать охота, — беспрестанно зевал Алик. — Но ещё больше охота перекусить.

— Реакция на резкую энергопотерю. Разум автоматически выискивает способы возмещения энергетических затрат, — объяснила Лиша. — Но это даже хорошо. Употребление местной еды обеспечивает более глубокое воссоединение с ноосферой. Ты будешь чувствовать себя комфортнее, и скорее восстановишься. Сейчас мы как раз будем проходить мимо ларьков. Купи себе что-нибудь пожевать.

На огромных фуникулёрных платформах их ожидало всё то же самое, что и на поверхности: вездесущая реклама, ярко горящие табло с расписаниями движений пневмофуникулёров, голографические карты пневмолиний, напоминающие раскидистые кружева паутины с бегающими светящимися пауками-кабинками. Всё это, опять же, светилось, играло, сигналило и кружило голову. Двигаться можно было только вместе с толпой. Остановиться нельзя — тут же сомнёт напирающий поток. Вправо и влево свернуть практически невозможно. Хорошо, что шли они прямо вдоль стены, утыканной всевозможными ларьками и магазинчиками. Заприметив ларёчек с бутербродами на витрине, Алик свернул к нему и притормозил. Лиша одобряюще кивнула.

— Слоёный крекер с запахом ветчины? — удивлённо изучал ассортимент Алик. — Слоёный крекер с запахом сыра? Это как вообще? Просто нюхать его, что ли? А цены-то! Ни хрена себе! Пятьсот фраксов за эти сухари?!

— Здесь всё очень дорого, — терпеливо дожидалась Лиша, толкаемая и пихаемая проходящей мимо толпой. — Выбирай скорее, а то у нас с преподобным скоро живого места на телах не останется.

— Ну, давайте крекер с запахом ветчины, — Дементьев просунул окольцованную руку в отверстие под окошком.

Квёлый продавец нажал на пару кнопок, и выдал ему крошащуюся, продолговатую галету, в герметичной упаковке.

— Благодарствую, — вынув руку, Алик вновь влился в людской поток, разворачивая приобретённую снедь. — Пятьсот фраксов… Интересно, сколько это в рублях? На вид, как толстая чипсина… Ну-ка, понюхаю. Хм, пахнет действительно ветчиной.

Он откусил кусочек, и немного похрустел. Внутри у, казалось бы, совершенно сухого, сыпучего крекера обнаружилось что-то сыроватое, с острым химическим послевкусием. Или же Алику это просто почудилось.

— Ну, как? — ухмыляясь, спросила Лиша.

— Дрянь какая-то. Напоминает пригоревшую шкварку.

— Ничего. Острый приступ голода утолит. А в гостинице уже пообедаем как следует.

Пневмофуникулёры сильно озадачили неискушённого Алика. Он рассчитывал увидеть что-то вроде поезда, как в обычном метро, но выскочившая из обрезка гигантской прозрачной трубы платформа, остановившаяся у перрона, разрушила все его ожидания. Это была обычная ровная панель, под которой торчали растопыренные антигравитационные стабилизаторы, благодаря которым платформа висела над покатым желобом, тянущимся вдоль перрона. Пребывать в подвешенном состоянии её заставляла так называемая «магнитная подушка одноимённой полярности», отталкивающая платформу от намагниченного монорельса, протянутого по дну пневмотрубы. Не было у этой платформы ни дверей, ни крыши. Лишь пара округлых стенок в передней и задней части. Никаких машинистов ею так же не управляли. Всё было абсолютно автономно.

Самым удивительным оказался пол пневмофуникулёра. Он был расчерчен в клетку такого размера, чтобы внутри каждой ячейки мог уместиться человек среднего объёма. Так же, каждая клеточка была обозначена цифрами и буквами.

«Предста-авителей негума-аноидной формы жизни просим прохо-одить к перрону 3», — произнёс голос диспетчера.

— Не тормози, Алик, нам сюда! — Лиша буквально затолкнула Дементьева на платформу, и он встал на клеточку К-1.

Дальше пройти было невозможно — сплошь стояли люди. Сидячих мест в фуникулёре не было. Пассажиры забили его, словно селёдки бочку. Остановившись, Алик почувствовал странный и неприятный звон в голове.

— Всё в порядке, — девушка понимающе сжала его руку. — Ты синхронизировался с платформой.

— Зачем это? — проморгавшись, Дементьев с облегчением понял, что звон исчез без следа, а залипавшее доселе сознание даже, кажется, немного взбодрилось.

— Сейчас узнаешь.

«Вни-имание. Пла-атформа ПФ-345, следующая по ма-аршруту 231: Блок-С2 — Новый Технотрек, отпра-авляется со станции Экза-апорт Стародуй. Па-асадка завершена. Следующая станция — Пудыркино», — заговорил голос невидимого робота.

Фуникулёр едва заметно дёрнулся и полетел в сторону противоположного обрезка стеклянной трубы. Алик напряг мускулы ног, опасаясь упасть (поручней, чтобы ухватиться, под рукой не было), однако эта мера оказалась излишней. Платформа двигалась абсолютно ровно, без какой-либо вибрации и тряски. И вот тут стало понятно, что имела в виду Лиша, сказав «сейчас узнаешь».

«Каков ваш… Конечный… Пункт…» — членораздельно проговорил женский голос непонятно откуда.

— Аквитаника, — произнесла Лиша.

— Аквитаника, — повторил Василий.

— Аквитаника, — машинально произнёс Алик, и тут же услышал: «До Вашей… Станции… Осталось… Пятьдесят… Две… Остановки… Перейдите… На… Ячейку… Ка… Два…»

Голос доносился не из какого-то динамика. Он звучал внутри его головы.

— Чего? Кто это сказал? — в полном недоумении, Дементьев покосился на Лишу.

Та улыбнулась и постучала указательным пальцем себе по голове, а затем, им же, указала ему под ноги. Дементьев опустил глаза, и увидел, что ячейка под ним мигает красным цветом. Соседняя ячейка, с которой только что сошёл какой-то человек, мигала зелёным, и между ними горела недвусмысленная жёлтая стрелочка. Алик перешагнул на зелёную ячейку и она отключилась. А на ту ячейку, где Дементьев только что стоял, переместился другой человек, судя по виду, собирающийся выходить на следующей остановке.

«Так вот как здесь всё предусмотрено! Пассажиры перемещаются по платформе, словно шахматные фигуры, или плитки в игре „Пятнашки“. Здесь всё просчитано. Заходя, пассажир обозначает свою остановку, после чего, умный компьютер фуникулёра перемещает его по платформе так, чтобы он не мешал другим пассажирам, и мог спокойно выйти, когда достигнет своего места назначения».

Тем временем, платформа залетела в трубу, позади неё закрылся герметичный люк. С нарастающим гулом заработали турбонагнетатели, и пневмофуникулёр начал разгоняться. Внутри туннеля, где пролегала стеклянная труба, размещались яркие лампы, благодаря которым в фуникулёре было очень светло.

«Перейдите… На… Ячейку… И… Два…» — вновь послышался голос, уже не заставший Алика врасплох. Не успела стоявшая там женщина пройти на соседнюю ячейку, как он уже занял её место, а на его место встала Лиша.

Все люди в фуникулёре время от времени двигались. Зрелище было необычным: вроде бы все стоят, и в то же время все двигаются. С лёгким свистом платформа разгонялась всё быстрее. Мелькающие лампы из светлых пунктиров превратились в одну сплошную линию. Однако скорость не чувствовалась. Казалось, что это туннель мчится мимо них, а фуникулёр стоит на месте. Внезапно, платформа вылетела на поверхность, и понеслась над городом, между башнями небоскрёбов. Алику было интересно посмотреть окружающий пейзаж, но система контроля задвигала его всё глубже и глубже в людскую толпу. Поэтому можно было рассмотреть окрестности только поверх голов пассажиров. То и дело, откуда-то сбоку «выскакивали» аналогичные пневмотрубы, которые какое-то время тянулись параллельно их платформе, а затем плавно выгибаясь, уходили в стороны, вверх, или вниз. Иногда по ним стремительно проносились другие фуникулёры, набитые пассажирами. Платформа регулярно пролетала то под эстакадами, то над ними. На широком развороте, Дементьеву удалось рассмотреть часть городской панорамы, раскинувшейся внизу. Бесчисленные дома уходили за горизонт, а улицы напоминали реки, в которых вместо воды были машины. Сотни тысяч машин!

Поначалу путешествие на пневмофуникулёре доставляло Алику удовольствие. Но когда ему пришлось затискаться в самый центр платформы, а Лиша с Василием потерялись из виду, ему постепенно начало это надоедать. Хотелось присесть, но сделать это не было никакой возможности. Люди стояли максимально компактно и плотно друг к другу, как карандаши в коробке. Нельзя было даже опуститься на корточки. Дементьев был физически развитым и натренированным человеком, поэтому ноги его не подкашивались и не болели от длительного стояния на одном месте. Но даже он постепенно начинал ощущать усиливающееся гудение в коленных чашечках. «Как же это выдерживают старики, дети и инвалиды?» — думал он, считая нескончаемые остановки.

Зуна Маас была чудовищно-исполинским городом. Пневмофуникулёр мчался по трубе едва ли не на сверхзвуке, но расстояние от экзопорта — до их гостиницы не мог преодолеть уже второй час. «Сколько же километров в этой дистанции? Триста? Пятьсот?» Теперь Алик мог видеть только небо, по которому время от времени проносились экзокрафты, и, значительно реже, мелькали тёмные подбрюшья эстакад, под которыми пролегала их труба. Потом фуникулёр внезапно нырял в туннель, и какое-то время нёсся под землёй. Станции, в основном, были подземными, но примерно десяток промежуточных остановок располагался на поверхности. Сперва названия станций вызывали недоумение своей специфичностью: «Пропердокино», «Тундра», «Задолбай». Но затем стали постепенно обретать красоту и футуристичность: «Изумрудный водопад», «Сириус-Центр», «Киберномика». О том, что они приближаются к своей остановке, Алик понял по мере своего постепенного приближения к выходу. Его уже откровенно начал раздражать монотонный голос виртуального «вагоновожатого», время от времени трындящий, на какую ячейку нужно переступить. В плотном окружении народа, эти «танцы» казались абсолютно бессмысленными, как будто бы система фуникулёра нарочно издевалась над пассажирами. Либо гоняла их, чтобы они могли немного размяться. Как добраться до выхода, и где теперь этот самый выход, Алик уже не мог понять. И хоть он всё ещё доверял компьютерному интеллекту, но чисто инстинктивная растерянность из глубины души всё-таки его подтачивала. Когда ведомый указаниями бездушного автомата, он начал приближаться к краю платформы, и сумел разглядеть стоявшую неподалёку Лишу, чувство облегчения погасило в нём закипающее раздражение. Ну а когда Дементьев добрался до самого края платформы, и, наконец, смог раглядывать проносящийся мимо город во всей красе, неприятные мысли у него окончательно улетучились. Через две остановки пневмофуникулёр остановился на станции «Аквитаника», о приближении к которой его заранее оповестил заботливый компьютер: «Ваша… Станция… Следующая…»

— Спасибо, — ответил ему Алик, и подмигнул Лише, уже стоявшей рядом с ним.

Спустя восемь минут их путь по трубе завершился.

«Вы прибыли… На… Станцию… Аквитаника… Счастливого пути…»

Станция, названная в честь крупного гостиничного комплекса, находилась под водой, и была стилизована под титаническую подводную лодку с огромными круглыми иллюминаторами, за которыми, словно в аквариумах, можно было созерцать дно озера и подводных обитателей. Народу на станции было существенно меньше, чем в Стародуе, но тоже немало.

Поднявшись на поверхность, Алик первым делом увидел здание отеля, возвышавшееся впереди огромным ступенчатым сооружением, уходящим под облака. На выступах и открытых галереях шелестели зелёные сады. К парадному подъезду «Аквитаники» вёл широкий бульвар. Слева было озеро, по которому неторопливо плавали прогулочные лодки-капсулы, а справа — ослепляли блеском витрин престижные магазины: изумительные, музыкальные и… Совершенно пустые, за исключением пары-тройки скучающих продавцов.

Больше всего Алика поразил салон, в котором продавались бриллиантовые автомобили. Нет, они не были инкрустированы бриллиантами. Они сами являлись цельными монокристаллами, внутри которых можно было разглядеть узлы, агрегаты и предметы салона, так же выполненные из самых дорогих материалов. На ровных гранях драгоценных корпусов искрились и вспыхивали чарующие отблески.

— Нравятся? — спросила Лиша.

— Это что, действительно бриллианты? Но как их сплавили воедино? — удивлялся Алик.

— Ничего не сплавляли. То, что ты видишь, произведено из цельных, гигантских алмазов, которые добывают только в зуне Серпилон. При помощи специальной огранки, бриллианту придают форму автомобильного корпуса.

— Сколько же стоит такое «удовольствие»?

— Бесконечность.

— Не сомневаюсь. Но всё же хотелось бы уточнить поподробнее.

— Это и есть «поподробнее». Они стоят бесконечность. Цену не видишь? Вон, на витрине.

Дементьев видел яркие ценники с названиями бриллиантовых авто и странными «лежачими восьмёрками», которые принял за логотип автосалона, но никак не за цену.

— Погоди, — притормозил он, тут же словив несколько грубых тычков от идущих за ним пешеходов. — Разве такое возможно?

— Как видишь, — Лишу немного раздражало, что он отвлекается на посторонние вещи, но она терпела.

— Но это же абсурд! Ни у кого нет таких денег! Выходит, что эту машину просто невозможно купить?!

— Возможно. Если покупать в кредит.

— В кредит?! Хха! И сколько же этот кредит придётся возвращать? Вечность?

— Ты сам ответил на свой вопрос.

— Нет, это идиотизм полный. Ты наверное шутишь…

— Я не шучу. Это ты не понимаешь всю прелесть блобса. Кредит — это не приговор. Это пропуск в рай грамотного потребления. В Маасе все живут в кредит. Жить не в кредит — фуус! А тут представь: Ты — владелец бриллиантового автомобиля, который стоит бесконечность! Мега… Ультраблобс! С таким приобретением ты сразу станешь сверхпопулярным! Будешь кружиться среди таких же нуворишей, посмеиваясь над копошащимся у твоих ног плебсом, захлёбывающимся от подобострастия и зависти. Всякие мааситы, маасаги… Да чего уж там? Даже коренные из высших каст будут смотреть на тебя, как на равного, с почётом и уважением. Неужели мысли об этом тебя не возбуждают?

— Как-то не очень, — скривился Алик.

— Вот поэтому я тебя и выбрала, — Лиша с улыбкой ткнула его кулаком в бок. — Ладно, пошли. Хватит время терять. Всё равно ты не осилишь оплатить первоначальный взнос за эту тачку. У тебя ведь нет десяти секстиллионов фраксов?

— Сколько???

Девушка расхохоталась.

— Кредиты — зло, — махнул рукой Алик. — Я и в своём-то мире никогда их не брал. Так обходился. А уж тут и подавно…

— Наверное поэтому жена от тебя и ушла. Шучу!

— Ты поаккуратнее с шутками. Я не обидчивый, но всему есть…

— Прости, согласна, шутка дурацкая. Ну а как же насчёт жилья?

— Мне квартира досталась по наследству, от деда.

— Да я про местное жильё.

— А местное, полагаю, вообще хрена с два купишь. Если тут машины стоят бесконечность, представляю сколько стоят квартиры.

— Вот поэтому кредит и нужен. И он не бесконечный. Так что, рано или поздно, кредит можно погасить.

— Рано, или поздно — это когда?

— Мой старый друг, инфантемнат, который здесь живёт почти с самого рождения, выплачивает кредит своего прадеда, — заговорил Василий, идущий чуть позади них. — Прадед взял квартиру в кредит, когда ему исполнился тридцать один год. Прожил прадед сто пятнадцать лет, и перед смертью завещал кредит деду моего друга. Тот выплачивал кредит всю жизнь. За это время, здание, в котором они жили, снесли, вместе с квартирой. Они взяли в кредит другую квартиру, но за старую продолжали расплачиваться.

— И сколько прожил дед? — обернулся к нему Алик.

— Двести один год, в земном летоисчислении.

Дементьев поперхнулся.

— Сейчас этот кредит оплачивает его внук, с которым я дружу. Он оплачивает кредиты прадеда, деда и отца. К счастью, его отец был мудрее деда, и взял в кредит не квартиру, а крепкий дом, который хоть и дороже, зато простоит лет пятьсот. В этом доме семья моего друга сейчас живёт, и радуется, что выплаты по кредиту прадеда постепенно подходят к концу.

— Сколько же они выплатили за это время?

— Семьдесят три процента.

До гостиницы оставалось идти совсем немного. Пешеходы двигались довольно своеобразно, как автомобили, по двум полосам. Можно было обгонять впередиидущих, если представлялась возможность, но выходить на встречную полосу было нельзя. И вовсе не потому, что кто-то следил за порядком движения, нет. Просто пешеходы двигались по своим полосам как слепые. И если им кто-то преграждал путь — налетали на него, не замедляя скорости. На самом деле, они прекрасно всё видели. Такое поведение было обусловлено местным порядком. Если человек идёт правильно, он не обязан никому уступать. Особенно тому, кто идёт не правильно. Незадачливого простофилю, пытающегося проскочить через встречный поток, могут запросто затоптать насмерть, и никто за это отвечать не будет, поскольку виноват сам пострадавший.

— Маас — город контрастов, — произнёс Алик. — Удивительно, как в нём гармонируют столь противоречивые условия?

— Ты о чём? — повернула голову Лиша.

— С одной стороны, всё это похоже на величайшую утопию, на сияющий город мечты. Эдакий Диснейленд для взрослых. Но с другой — постоянно натыкаешься на какой-то, извините, маразм. Машины из бриллиантов, стоящие бесконечность, балахоны эти, террористы, охраняемые Законом, совершенно безумная кредитная политика…

— Чтобы понять и принять это, нужно пожить здесь. Тогда всё станет само собой разумеющимся. Когда ты здесь освоишься, тебе будет казаться, что лучше Мааса места во Вселенной не найти… Кроме Эридании.

— Какой ещё Эридании?

— Эридания — это зуна, в которую хотят перебраться все сильные мира сего. Эридания — идеальный мир. Там господствует порядок и благополучие. Там всё замечательно. Знаешь, какая основная тема для разговоров у местной элиты? Насколько Эридания лучше Мааса, и как бы всё бросить к чёрту и перебраться из этого несовершенного мира — в настоящую, продвинутую цивилизацию.

— То есть, Маас считается лучшей зуной в ноосфере, однако, есть ещё лучше? — уточнил Алик. — Вот это поворот!

— Так говорят аристократы Мааса на светских тусовках. Они плачутся, что здесь им плохо, что они задыхаются, что тут у них недостаточно свободы, а самое страшное — они окружены отвратительным, примитивным народом. Другое дело — Эридания! Мир интеллигенции. Никаких пробок и грязи. Вокруг царит лишь культура и высокая духовность. А тротуары регулярно чистятся зубным порошком. Как не мечтать о таком рае, особенно глядя на душный и перенаселённый Маас.

— Чего же они туда не уезжают, если там так хорошо? Неужели средств не хватает?

— Средств хватает с избытком. Среднестатистический коренной маасец может легко позволить себе купить пару обитаемых зун, вместе со всем населением (что многие и делают). Чего уж говорить о высшем обществе? Но беда в том… — Лиша сверкнула весёлыми искорками глаз. — Что Эридании не существует. Это миф. Выдумка. Красивая сказка. Только ты не вздумай никтому здесь об этом говорть, ни в коем случае.

— Ты прикалываешься?

— Нет.

— О-ох… Хорошо. Допустим я верю в твою болтовню. Допустим. Но почему столько народу слепо верит в выдуманный мир, если нет ни единого доказательства его существования? Это же нонсенс!

— Ну верят же на Земле в существование рая и ада, развела руками Лиша. — Тут, по сути, то же самое. За отрицание существования Эридании можно, в лучшем случае, быть публично осмеянным, а в худшем — крепко избитым. Видишь ли, положа руку на сердце, сами маасцы далеко не все в него верят. Скажу больше. В него искренне верят лишь единицы совершенно наивных маасагов. Все остальные, а уж тем более элита — прекрасно знают, что никакой Эридании нет и впомине. Но делают вид, что она существует. Напомнить им о суровой правде жизни — всё равно, что плюнуть в лицо. Такое не прощают, запомни. Зато ты можешь легко согласиться с ними, и даже пораспинаться о прелестях Эридании. Это не возбраняется. Напротив — за это тебя даже могут поощрить. Если наврёшь красиво и поэтично.

Уже возле самой гостиницы, Лиша свернула в павильон, где располагались платёжные терминалы, так называемые «трансфертники», чтобы перевести Фархаду обещанную сумму. В том же павильоне находился магазин электронных гаджетов, и Алик решил немного побродить по нему, пока спутница занимается своими переводами. Не успел он как следует осмотреться, как девушка уже вернулась.

— Всё. Теперь моя совесть чиста, — сообщила она. — Можно было, конечно, не заморачиваться, но… Они же за нами вернулись. А могли бы не возвращаться.

— Ты правильно поступила, — согласился Алик.

— Что смотришь? — Лиша перевела взгляд на витрину.

— Да так. Праздное любопытство. Здесь всё такое… Непонятное.

— Слушай, купи себе инфоком. Крайне полезная штука.

— А что это?

— Вон, видишь? — Лиша показала на прибор, представлявший из себя нечто вроде наручного компьютера. — Это он и есть.

— Тут их много. Какой из них лучше?

— Слишком крутой не бери. Всё равно будешь пользоваться минимумом опций. И дешёвку брать не советую. Уж больно ненадёжная. Выбери золотую середину. Вот, например, этот.

— Я всё равно в них не разбираюсь, поэтому доверюсь твоему вкусу, — кивнул Алик, крутя кольцо на пальце. — Где здесь касса?

Выйдя на двести шестнадцатом этаже, троица проследовала по коридору — до своего номера. Всю дорогу, от магазина, Алик пытался разобраться со своей обновкой.

— Желаете ли вы подключить опцию «Ищу друзей?» — Нет; Желаете ли вы подключить опцию «Новости кино»? — Нет; «Желаете…» — Нет, нет, нет! Да когда уже это закончится? Сколько тут этих предложений?

— Нажми на кнопочку сбоку, — показала Лиша. — И долго не отпускай. Появится сообщение «отказаться от всех опций».

— Ты сразу, что ли, не могла мне об этом сказать?

— Откуда же я знаю? Вдруг тебе понадобится какая-нибудь опция. Например, «сообщать о заканчивающейся туалетной бумаге».

— Всё! — отключил все предложения Алик. — Ничего мне не надо! Э-э, не понял. А с какого это шута с меня списали тысячу фраксов? Чё это за платёж? Я ничего не заказывал. «Сбор Бамбли». Какой ещё «сбор Бамбли»?

— Сбор Ника Бамбли — это принудительные отчисления, которые обязаны уплатить все владельцы техники, способной записывать и воспроизводить изображение, — объяснила Лиша.

— За каким лешим я должен платить какому-то Бамбли-шмамбли?

— Ник Бамбли — величайший деятель Мааса. Продюсер, режиссёр, художник. Но большую часть своей жизни он посвятил борьбе за защиту авторских прав. Когда же ему стало понятно, что борьба с желающими бесплатно пользоваться продуктами интеллектуального труда не приносит больших результатов, им было принято решение — заставить всех платить в обязательном порядке. Вне зависимости, смотришь ли ты что-то за плату, смотришь бесплатно, или же не смотришь вообще. Инфоком — это прибор, позволяющий воспроизводить медиафайлы, а значит, гипотетически, ты можешь посмотреть на нём какой-нибудь фильм Бамбли, не заплатив за это автору. Вот поэтому, автор заранее берёт с тебя плату.

Лиша открыла дверь номера, и, пропустив друзей, вошла следом за ними.

В номере было просторно. Обстановка соответствовала общей причудливости Мааса. Ассиметричные кровати без углов, похожие на палитру для красок, яйцеобразные шкафы, кресла-шары, эргономично и мягко проминающиеся под весом сидящего. Стол, у которого единственная ножка располагалась не снизу, а сверху, и закреплялась на потолке. Пока Алик осматривался, Лиша заказала обед. Василий устало плюхнулся в кресло.

— Передохну немного, отобедаю, и пойду навестить своих друзей в Храме Пророчества, — сообщил он. — Нужно поделиться с ними свежей информацией. Мой друг, преподобный Леглан, уже должен вернуться из своей экспедиции. Надеюсь, он отыскал что-нибудь полезное, касаемо прихода Ицпапалотль.

— Знаешь, что не даёт мне покоя, старый друг? — девушка прохаживалась, скрестив руки на груди. — Руафилхи жили задолго до ацтеков. Откуда же они знали про Ицпапалотль? И не просто знали, а называли её почти по-ацтекски. Я бы допустила возможность того, что ацтеки каким-то образом переняли культуру руафилхов. Ведь их жрецы умели проникать в тогдашнюю ноосферу, и добывать оттуда тайные знания. Если они это делали, то могли запросто наткнуться на остатки руафилхских посланий. В этом нет ничего удивительного. Удивительное заключается в том, что руафилхи, вымершие за пять тысяч лет до ацтеков, не только использовали слово «Испапюлётли», что дословно означает непереведённое имя «Ицпапалотль», но и расчленили его, вопреки правилам руафилхской фонетики: «тлетли папюла». Примерно, как если в русском языке, заимствованное слово, скажем, «бизнесмен» разделить на «мэн бизнеса». Вроде понятно, о ком речь, но выглядит как какое-то лингвистическое извращение.

— Согласен, — кивнул Василий. — Только раньше ацтеков Ицпапалотль поклонялись чичимеки. А вот откуда они про неё узнали — неведомо никому.

— Такое впечатление, что руафилхи заглянули из ноосферы — в будущее Земли, выбрали подходящий народ, и что-то хотели ему передать. Но пришли конкистадоры и…

— Обслуживание! — прозвенел голос горничной, перебив увлечённо размышлявшую Лишу.

Приняв тележку с обедом на троих, девушка раплатилась с гостиничной работницей. Здесь не было чаевых в привычном понимании. Каждая услуга оплачивалась в полной мере.

— Я всегда думал, что таким как ты, лучезарная, ведомы все тайны бытия, — дождавшись, когда горничная закроет дверь, продолжил разговор Василий.

— Отнюдь, мой старый друг, — скинув салфетку с подноса, осмотрела угощения Лиша. — В Сакрариуме действует строгий порядок доступа к священным знаниям. Даже Верховные не владеют абсолютно всей информацией. Не говоря уже о сальвификариях, у которых чётко прописан свой, отдельный круг обязанностей. Поэтому, мои возможности не безграничны. Я лишь нашла лазейку в этой стройной системе, и пользуюсь ею вопреки всем Древним Заветам, с тайного благословения Синедриона. Это осознанный риск, но он во благо. Ведь моё возможное разоблачение — ничто, по сравнению с тем, что может натворить Ицпапалотль… Вот, почему мне приходится работать вслепую, не пользуясь базой данных Сакрариума. И именно по этой причине я была вынуждена обратиться к вам за помощью.

— Прости, лучезарная, — старик виновато опустил голову. — Я — старый глупец.

— Ешь, преподобный, — прохладно, но без обиды, Лиша кивнула ему на поднос. — И давай впредь не будем возвращаться к этой теме.

Обедали молча. Алик не различал вкуса принесённой еды. И даже не мог понять, что это за еда. Но его организм чувствовал приятное насыщение. Тепло разливалось по телу, в результате чего, ещё больше захотелось спать.

— Ты должен отдохнуть, — заметила его квёлость Лиша. — Выспись, чтобы к моему возвращению был как огурец.

— А ты куда собралась? — поинтересовался он, ковыряясь ложкой в желеобразном, бесвкусном кушанье.

— Я, как преподобный, навещу одного своего… Хм-м. Приятеля.

— Вы меня одного оставляете? — равнодушно спросил Алик.

— Ничего с тобой не случится, полежишь — отдохнёшь. Я установлю на двери пометку «не беспокоить», — Лиша задумчиво перевела взгляд на окно.

Выспаться ему действительно не мешало. В соседней комнате находилась просторная кровать, которая так и манила к себе. Решив, что делать ему всё равно нечего, Алик завалился на неё, будто провалившись в мягкое облако, и практически сразу заснул.

Щелчок в голове. Такой сильный и яркий, словно там замкнули контакты высоковольтной линии.

— Дьявол, что за…

Хотелось схватиться за голову, но руки не слушались. Тело не подчинялось. Боль, перемешиваясь с каким-то неестественно-приятным дурманом, переливалась по всему телу, словно искала из него выход.

— Кажется очнулся! — радостно воскликнул кто-то. — Давай, парень, держись.

— Аккуратно! Аккуратно перекладываем его! Ноги держите, ноги. Аккуратнее, ребята.

«Где я? На улице?» — мучительно соображал Алик. — «В каком это мире?»

В обрывках размазывающегося сознания, словно отдельные фотоснимки, проскакивали какие-то образы: чёрный, липкий асфальт, кусок искорёженной машины, на котором мигала каким-то чудом уцелевшая лампочка поворотника, ботинки инспектора ДПС, и чьи-то кроссовки, переминающиеся так, словно их владелец жутко хотел в туалет.

— Да не понял я! — летел молодой, дрожащий голос со стороны кроссовок. — Он появился непонятно откуда! Вылетел как пуля! Его не было, и вот он уже здесь… Я клянусь вам! Христом-Богом клянусь! Дайте… Дайте я позвоню отцу. Он приедет и объяснит, что это не моя вина…

— Аккуратнее, — продолжал бубнить голос владельца голубых, медицинских штанов. — Придерживайте голову.

Алика уложили на носилки. Осторожно сдавая задом, и заставив собравшуюся группу людей расступиться, подъехал реанемобиль. От него сильно, очень сильно пахнуло выхлопными газами.

Алик проснулся, а запах этого горького выхлопа всё ещё продолжал щекотать его ноздри.

«Хо! Хо! Хо!» — ухали в его голове то ли отголоски бьющегося сердца, то ли обрывки голосов приснившихся людей.