Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 25. Короли и квилаксианская капуста

— Нет, это уму непостижимо, — никак не мог успокоиться Алик, едва угнездившись между пыльных тюков, набитых опилками. — Они там путешествуют с комфортом, а нам пришлось добираться абы на чём.

— Ты должен сосредоточиться на миссии, — наставлял его Василий Лоурентийский. — Комфортабельного экзокрафта пришлось бы ждать ещё десяток фрактоциклов, а этот торговец древесиной подвернулся как раз кстати.

— Это не торговец, а какой-то шантажист, — ответил Дементьев, лупя мешок кулаком, чтобы его угол не упирался ему под рёбра. — За малюсенький крюк до Оксилора слупил цену, как до Мааса и обратно. Ублюдок, мать его.

— Не сквернословь. Особенно в его адрес. Мы на его экзокрафте и должны относиться к нему с уважением.

— Клиент всегда прав. За такие деньги я имею право немного промыть ему косточки. С него не убудет. Дьявол, как же здесь тесно. «Одалиска» по сравнению с этим лесовозом — просто люксовая яхта. Вся задница в занозах. Единственное, что мне здесь нравится — это запах дерева. Как в столярной мастерской. Обожаю этот запах.

— Ну хоть что-то тебя устраивает, ворчливый Лаксет-Садаф. Я — старик, и то не ворчу, как ты.

— Ну ладно, ладно, отец. Не стыди. Я больше шучу, чем ворчу.

— Всё, утихни. Слышишь? Двигатели переключаются в коротковолновую фазу. Трансляция завершилась.

— Так быстро?

— Нормально. Чай не на паровозе едем. Притихни и не выступай, когда он придёт. Конфликты нам не нужны.

— Не учи учёного.

Экзокрафт начал сильно вибрировать. Тряска была такой, что казалось он вот-вот развалится. Мешки в грузовом отсеке падали, доски грохотали. Наконец, корпус машины содрогнулся от удара жёсткой посадки и тряска прекратилась. Только пыль обильно летала по отсекам.

Под аккомпанемент шипящих компрессоров, открылся люк с грузовым трапом. И с улицы послышался голос, — «эй! Вы! Там! Вылазьте!»

— Нельзя ли повежливее? — с трудом выбравшись из-под сдавивших его мешков, Алик отряхнулся и пошёл к трапу.

Старик спешил за ним следом. В лицо им сразу ударила пылища. Зуна выглядела как коричневая пустыня, иссечённая трещинами вдоль и поперёк. Чуть поодаль виднелись какие-то убогие постройки, похожие на перевёрнутые тарелки. В сером, расплывчатом небе висела огромная туча, распространяющаяся пятью длинными «лучами», словно пальцами. Алик остановился, прикрывая глаза от пыли. А Василий почему-то очень рассердился и начал кричать на капитана экзокрафта.

— Ты куда нас привёз?!

— Эй! Планы изменились! Перед Оксилором зафиксированы метаморфозные бури. С моим оборудованием через них не пройти.

— Мы тебе заплатили! И хорошо заплатили! — подключился Алик.

— Через метаморфозную бурю я не пойду ни за какие деньги! Я доставил вас до куда смог! Дальше добирайтесь сами!

— Как?!

— Это не моё дело! — капитан отправился в сторону носового трапа.

Кормовой трап уже был поднят.

— Стой, сволочь! — кинулся было за ним Алик. — Ты не можешь нас тут бросить!

— Остынь, — задержал его Василий. — Ты от него всё равно ничего не добьёшься. Пойдём, поспрашаем у местных, где мы оказались.

Грузовой экзокрафт оторвался от поверхности и начал тяжело подниматься вертикально вверх. Обволакиваемые клубами пыли, Дементьев со стариком поплелись в сторону жилых построек, чертыхаясь и отплёвываясь.

— Что за убогий мирок? Не зуна, а кусок пыли. Похоже, мы с тобой влетели, отец, — произнёс Алик, прикрываясь воротником.

— Куда бы не занесла нас судьба, хранить должны мы твёрдость свою, — ответил Василий и закашлялся.

— Если в трещину не провалимся. Смотри, осторожнее, гляди под ноги, дед, тут повсюду трещины… Вот угораздило. Знал бы — оружие какое-нибудь захватил в Дендрарии. Может тут дикари какие-нибудь обитают? Или чудища? Тут могут жить монстры, а? Отец?

— Всяко может быть.

— А какие?

— Морфология разнится в зависимости от структурности. Могут быть биоморфы, энтроморфы, психоморфы.

— И в чём заключаются их различия?

— У биоморфов — превалирует биологическая структура, у энтроморфов — энергетическая, у психоморфов — эфирная.

— А метаморфы?

— О-о. Эти имеют комплексную, комбинированную структуру, которая может меняться в зависимости от среды, подстраиваясь под неё непосредственно. Вряд ли мы встретим их здесь.

— Хоть одна хорошая новость.

Они подошли к первым тарелкообразным постройкам, похожим на очень сильно приплюснутые иглу без окон. Заглянули в один дом. Внутри было пусто. Оказалось, что домики очень низкие только снаружи, под их круглыми куполами сделано углубление, благодаря которому под крышей можно спокойно ходить в полный рост. Алик проверил ещё два дома с тем же результатом — они были покинуты. И только в третьем доме путники наконец-то обнаружили людей. Целое семейство: муж, жена и пятеро детей-нейромитов. Все они сидели на полу, кружком, держались за руки и что-то шептали. Пришельцы нарушили их странный ритуал.

— Вы кто такие! — пробулькал глава семейства (видимо унилингва здесь искажала не слова, а их произношение, передавая их правильно, но в странной интонации и с перепутанными целями высказывания).

— Добрые люди, просим простить нас за вторжение, — начал Василий. — Мы оказались здесь случайно.

— Случайно! — воскликнул мужчина, хотя выражение его лица передавало вопрос.

— Да. И мы не знаем, что это за мир? Может быть вы ответите нам, где мы оказались?

— Скакун? — спросил хозяин, хотя на самом деле это было утверждение, он ответил на вопрос старика.

— Скакун значит, — кивнул Василий. — Благодарю. А где на Скакуне можно найти экзодром?

— На Скакуне нет экзодромов? — спросив, ответил мужчина. — Уходите к щельникам? Или! Выберите место молиться?

— Простите? — не понял преподобный.

Но ему больше не отвечали. Семейство продолжило что-то шептать и раскачиваться, держась за руки.

— Дурдом какой-то, — Алик не выдержал и вышел на улицу.

Вскоре к нему присоединился Василий.

— Ну почему нам так не везёт? Опять влетели в какую-то лажу, — восклицал Дементьев. — Опять мир, населённый придурками.

— Это только одна семья. Наверняка в поселении есть ещё жители, которые более общительны.

— И что? Будем искать каких-то щелевиков? Или молиться?

— Ты нервничаешь не из-за ситуации. А потому что получил отказ лучезарной. Но ведь лучезарная отказала тебе, чтобы ты сам проявил самостоятельность.

— Я уже проявлял самостоятельность на Терре Фоза и на Сее. Ей этого мало? Ну и что нам тут делать? Бегать от дома — к дому?

— Да. Бегать от дома — к дому, — кивнул старец и пошёл к следующей постройке.

— Ну и бегай, — Алик сел на землю и закрыл глаза.

Он понимал, что нужно что-то придумать, однако идеи почему-то никак не приходили ему в голову. Сперва надо было просто успокоиться и всё хорошенько взвесить.

Пока он пребывал в такой медитативной форме, неподалёку послышалась возня и Алик приоткрыл веки, полагая, что это возвращается старик. Но шум доносился со стороны совершенно другого дома. Ворча и жестикуляируя, жильцы по одному выходили на улицу, продолждая о чём-то спорить. На всех были надеты накидки и тюрбанчики. Первыми Алика заметили дети, которые тут же начали показывать на него пальцами. Родители с недоверием покосились на чужака, но спор свой не прекратили. Дементьев решил воспользоваться ситуацией. Поднявшись, он направился в их сторону.

— Мир вам! — не зная, как их поприветствовать, обратился он.

Те перестали спорить и прижались друг к другу.

— Не бойтесь, я не враг! — почувствовав, что его слова не успокаивают, а наоборот — пугают местных, Алик быстро догадался, что они воспринимают его интонацию так же шиворот-навыворот, и попробовал говорить как они. — Не бойтесь? Я не враг?

Это подействовало. Люди заметно пообмякли.

— Тогда кто! — крикнул мужчина.

— Путешественник? Я вас не обижу?

— Ты выбрал плохое время для визита?

— Я уже понял, — ответил Алик и тут же поправился. — Почему плохое!

— Скакун на излёте?

— На каком ещё излёте? — опять ошибся с интонацией Дементьев. — Тьфу. Скакун на излёте!

— Наш мир падает? Скоро ударится о твердь? Мы уходим в щели?

— Вы — щелевики!

— Да, теперь мы щелевики? В щелях больше шансов?

Супруга посмотрела на мужа с явным неодобрением, было заметно, что она всеми фибрами против этого определения.

Наконец вернулся раздосадованный Василий, который видимо ничего не добился от очередного семейства. Увидев, что Алик общается с местными, он очень обрадовался.

— Осторожно, Алик, осторожно. Не спугни их. Нужно говорить с ними иначе.

— Я уже научился, — ответил Дементьев. — Видишь, мы уже нормально общаемся. Вот это, как я понял, пресловутые щелевики и они уходят в щели. Правда я пока не выяснил, в какие и зачем. Зато выяснил, что эта зуна куда-то падает и вот-вот ударится обо что-то. Они говорят «об твердь»

— Сие весьма любопытно.

— Послушайте? — повернулся Алик к местным. — Мы можем пойти с вами!

— Можете? — неуверенно ответил мужчина.

— Отец, эта туча не кажется тебе очень странной? — спросил Алик.

— Гроза надвигается, — шевеля мохнатыми бровями, ответил семенящий рядом старик.

— Я про её форму. Смотри, — Дементьев вытянул левую руку, указал на неё правой рукой, а затем указал на тучу. — Выглядит, как рука. Пять пальцев: Большой, указательный, средний, безымянный и мизинец. Один в один — человеческая рука.

— Всего лишь совпадение. Если это чья-то рука, тогда где всё остальное?

— Полнеба с той стороны гораздо темнее, чем с этой. Может быть титан настолько огромен, что его даже невозможно рассмотреть такой мелюзге, как мы?

— Ты фантазёр, Алик.

— Сюда? Сюда? — помахал им Рнар, придерживая головной убор другой рукой.

Дети с весёлыми визгами побежали к трещине, чернеющей впереди. Словно неровная молния она расчерчивала гладь бурой поверхности.

— Стоять?! — закричал глава семейства, на этот раз уже детям.

Те послушались и остановились, дожидаясь, когда взрослые их догонят. Дойдя до края трещины, Дементьев заглянул вниз. Разлом уходил вглубь на пару десятков метров. За его край цеплялись крючья с верёвками, по которым щелевики спускались на дно. Подтянув верёвку, Рнар тут же принялся привязывать к ней своих детей, надёжно фиксируя лямки хитроумными узлами. Алик ещё раз поднял глаза на тучу и заметил, что она увеличилась в размерах. Или же просто опустилась ниже.

— Будем спускаться? — спросил у него Василий.

— Деваться некуда. Будем, — кивнул тот и пошёл вытягивать свободную верёвку.

Дно трещины было завалено мусором и грязью. Здесь было довольно темно и прохладно. А ещё, если прислушаться, можно было услышать постоянный глубокий гул, доносящийся из недр зуны. Местные называли это «гудением подземных пчёл» и поклонялись этим пчёлам, хотя ни разу их не встречали.

Люди жались вдоль стен. Кто-то закапывался в пыль, надеясь таким образом хоть как-то смягчить удар. Какой-то болтун рассказывал, что может не повезти, и от удара края трещины сомкнутся, раздавив всех внутри. За это его чуть не побили. Общее настроение было прескверным. А тем временем, просвет над их головами становился всё темнее и темнее.

— Я пообщался с некоторыми людьми, — вернулся к Алику Василий. — Тучу называют «десницей». Говорят, что она должна удариться о поверхность зуны. И чем ближе она приближается — тем быстрее становится её приближение. Когда зуна «отпрыгнет» — время опять начнёт замедляться. И так происходит постоянно.

— Если эта здоровая хрень упадёт на нас — нам конец, — констатировал Алик.

— Люди надеются, на «межперстие».

— Как это понимать?

— То, что похоже на пальцы. То есть, персты. Если мы попадём между ними, то повреждения будут не такими серьёзными. Возможно.

— Возможно? — Дементьев всплеснул руками. — Это полная чепуха. Мы тут сдохнем, если останемся ждать. Всё, я звоню Лише. Пусть вытаскивает нас отсюда.

Он начал возиться с инфокомом и вскоре опять разразился ругательствами.

— Чёрт! Чёрт! Да они издеваются? Ни Лиша, ни Фархад не отвечают!

— Это из-за метаморфозной бури, — пояснил старик. — Пока она бушует, связи не будет.

— Вот засада! Ну за что нам такое наказание?! Нет, я сдаваться не собираюсь. Придётся вызвать ещё кое-кого.

— Кого?

— «Заклятого друга»… — Алик потыкал инфоком ещё немного, и зарычал, — р-р-р-р!!! И этот недоступен! Ну теперь мы официально в жопе, отец.

— Что бы ни случилось, ты должен выжить, — ответил Василий. — Ты — бессмертный ЛаксетСадаф, тебе бояться нечего.

— А как же ты?

— Я уже стар. Если здесь моему пути суждено оборваться — так тому и быть.

— А ну отставить пораженческие настроения. Думай, думай, включай свою мудрую голову. Что тебе известно о подобных зунах? Как из них выбираться? Вспоминай! Моё бессмертие ровным счётом ничего не значит, если я затеряюсь в бесконечности эфира. Это гораздо хуже смерти. И я не хочу такой участи! Думай, отец, думай! — он несколько раз встряхнул старика за плечи.

— Можешь его не трясти. Он ничего не придумает, — послышался знакомый голос «робота» у него за спиной.

— Что? — Алик обернулся.

Отпущенный им Василий тут же бухнулся на колени, и его лоб уткнулся в пыльную грязь.

— Ал Элад? Ты всё-таки услышал мой вызов! — обрадовался Алик, увидев появившегося сальвификария.

— А ты всё-таки нарушил моё указание. Разве я разрешал тебе выходить со мной на связь?

— Нет, но ситуация сам видишь какая.

— А какая ситуация? — Ал Элад глупо покрутил головой.

— Ты разве не видишь? Этот мир того и гляди погибнет!

— Вижу. Мне непонятно, зачем вы здесь?

— Да из-за одной сволочи, которая должна была доставить нас на Оксилор, а притащила сюда и бросила.

— А где Ал Хезид?

— Нам пришлось разделиться, чтобы… Ну, не важно. Вытащи нас отсюда поскорее. Здесь реально опасно.

— Помнишь, о чём я просил тебя, касаемо Ал Хезид? И как ты выполняешь мою просьбу? Отделяешься от неё? — улыбался Ал Элад.

Вокруг стало уже так темно, что Алик мог различить только отблески его глаз и белоснежных зубов.

— Я пытался! Я убеждал её! Но она упряма как тысяча ослов!

— Да уж, этого у неё не отнять, — вздохнул сальвификарий.

— Ал Элад, будь человеком, спаси нас!

— Человеком? — Ал Элад тихо рассмеялся. — Забавно. Видишь ли, дорогой Калиб… Дорогой Алик. Даже если бы я и хотел, я бы не смог вытащить вас обоих отсюда. Только одного. Поэтому…

— Бери старика, — Дементьев без раздумий, наощупь, подхватил Василия и подтолкнул к нему.

— Его? Почему его? — удивился сальвификарий.

— Потому что он нам нужен. Чёрт со мной, я вроде как бессмертен, максимум что меня ждёт — так это растворение в эфире. Переживу как-нибудь. А преподобный должен выжить. Чтобы помочь Ал Хезид победить Ицпапалотль. Ну же, Ал Элад, забирай его и проваливай, пока тут всё не рухнуло!

— Ты в этом уверен? — спросил Ал Элад.

— Уверен! Давай быстрее!

— Ну как скажешь, — ангел обхватил съёжившегося старика руками.

— Нет, Алик, не надо! — закричал тот. — Это ошибка! Должен спастись ты, а не я! Так говорилось в проро…

Завершение его крика оборвалось где-то в вышине. Вспыхнув яркой кометой, Ал Элад устремился в высь и исчез вместе со стариком. Вокруг стало ещё темнее, чем было прежде.

Люди, видевшие это чудо, наперебой голосили и радовались, что к ним пришло спасение. И великая десница не обрушится на них в этот раз. Алик же сел, привалившись спиной к стене и начал тихонько костерить себя.

— На кой хрен я это сделал? Вот я дурак. Полный, набитый дурак. Деду жить осталось два понедельника, а я ради него обрёк себя на вечные муки… Стоп, — он стукнулся затылком об пружинистую породу, чем-то похожую на старый каучук. — Я ли это говорю? Я что, жалею о том, что поступил правильно? Откуда это во мне появилось? Я не такой.

— Конечно же, не такой, — на его плечо легла холодная рука невидимки.

— Ты кто? Говоришь не как местный, — пытаясь рассмотреть в темноте силуэт человека, спросил Алик.

— Я пришёл за тобой, поднимайся, — рука настойчиво потеребила его. — Давай-давай.

— Чо ещё за новости? — Дементьев поднялся, опираясь на стену. — Кто ты, чёрт тебя возьми?

— Фу, как грубо. Сразу видно, сумеречное порождение, — прозвенел в ответ весёлый юношеский голос. — Меня зовут Ал Йезель. Мой брат Ал Элад попросил меня забрать тебя отсюда.

— Так ты тоже сальвификарий? — опешил Алик. — Ну слава богу!

— Закрой глаза. Будет очень ярко, — не дав ему опомниться, невидимый собеседник крепко обхватил его за туловище.

И едва Алик успел зажмуриться, как сквозь его веки брызнуло тёплое свечение. Тут же произошёл резкий толчок и они оба понеслись вверх, сквозь беснующиеся вихри. До жути хотелось посмотреть, куда они летят, но Дементьев боялся ослепнуть. Наконец, он придумал компромисс: повернул голову в сторону, насколько это возможно, и приоткрыл один глаз — тот, что находился дальше от сияющего сальвификария. Сначала он увидел машущие крылья, раскинутые куполом, как у медузы. Затем, сквозь них, он сумел разглядеть уходящее вниз пространство. Мир, быстро уменьшающийся до размеров мяча, и несоразмерно великую тучу, простиравшуюся над ним. То, что они видели снизу — оказалось всего лишь небольшим отростком этой тучи. Сама же она была поистине необъятной.

Чем выше взмывал сальвификарий — тем сильнее Алику казалось, что они вовсе не поднимаются, а висят на одном месте, в то время как зуна и туча над ней — уменьшаются в размерах, приобретая знакомые черты, и помещаясь в некое, ещё более глобальное пространство.

Ещё пара минут, и образ окончательно сформировался. Это была маленькая девочка, играющая в мячик посреди булыжной мостовой.

«Три, четыре, пять», — считала она, стукая мяч растопыренной пятернёй. — «Шесть, семь, восемь…»

Ал Йезель приземлился позади неё, чтобы не напугать, и отпустил Алика. Дементьев посмотрел на своего спасителя. Перед ним стоял совсем молодой парень с лихим чубчиком и беспечной улыбкой манекена, такой же, как и у Ал Элада.

— Как самочувствие? — спросил он. — Голова не кружится?

— Всё в порядке, — ответил Алик, моргая чуть ослепшими глазами. — Спасибо, что спас меня.

— Мы не нуждаемся в твоих благодарностях, — из-за угла вышел Ал Элад, за которым, точно паж за королём, в постоянном поклоне ковылял Василий Лоурентийский. — Я хочу, чтобы ты навсегда запомнил одну вещь. Мы — не deus ex machina. И не будем приходить к тебе по каждому свистку. То, что случилось сегодня — можешь считать исключением из правил. Ни я, ни Ал Йезель, не обязаны спасать вас. Если Ал Хезид взяла на себя этот крест, то пусть его и тащит. Так ей и передай, когда увидишь.

— Я понял, я всё понял, — ответил Алик. — Такого больше не повторится. Ответь хотя бы, что это за зуна?

— Кавине, — с ударением на последнюю букву, ответил Ал Элад. — У неё есть транспортное сообщение с Оксилором. Ради Высшего Разума, купите билет и транслируйтесь как нормальные люди, а не экономьте деньги, связываясь со всякими проходимцами. Скупой платит дважды.

— И ни в коем случае не смейтесь здесь, — добавил Ал Йезель. — Нигде, кроме Арены Смеха.

Оба сальвификария механически развернулись и поочерёдно скрылись за углом. Алик бегло осмотрелся. Место чем-то непоминало старинный европейский город с узкими улочками и каменными домами. На остроконечных крышах крутились всевозможные флюгеры. Через дороги были натянуты гирлянды из флажков, что сильно отдавало праздничностью.

Мячик в очередной раз стукнулся об мостовую и был перехвачен ловкой рукой Дементьева.

— Хоп, — удерживая его кончиками пальцев, улыбнулся Алик и тут же протянул мяч маленькой хозяйке. — Держи, только аккуратно. Двумя пальчиками.

— Почему? — удивилась девчонка, секунду назад готовая разрыдаться.

— Он волшебный. Если поставишь его на полку и не будешь трогать — он исполнит любое твоё желание.

— Правда?

— Ага. Но учти, что желание исполнится только если ты не будешь его трогать. Чем дольше не трогаешь — тем вернее исполнится.

Девочка аккуратно приняла мячик и осторожно, словно хрупкую вазу, понесла его домой.

— Благородный поступок, — похвалил Алика Василий. — Но бессмысленный. После нашего побега там произошло не меньше десяти апокалипсисов.

— Будем надеяться, что хотя бы кто-то выжил, — пожал плечами Алик. — Как же это всё-таки странно. Мы словно попали в сказку доктора Сьюза, или Геннадия Цыферова.

— Всего лишь каскадная система подпространств. Ноосфера состоит из фрактальных, а не эвклидовых пространствах.

— Ты привык здесь жить. А я пока что не устаю удивляться… Послушай, отец, а что это было за предупреждение, насчёт смеха?

— Лучезарный Ал Йезель мудро напомнил нам главное местное правило. В этом мире нельзя смеяться. За это могут посадить в тюрьму.

— За смех? В тюрьму? Что за маразм?

— Решение короля, великого Несмеяна I.

— Кого-кого? Несмеяна? — Алик едва не засмеялся, но грозно зыркнувший старик заставил его прикрыть рот.

— Здесь нет ничего смешного. Несмеян I — это когномен. Настоящее имя монарха Макс Воляк Алеквас. Он правит зуной уже очень давно. И купил право на смех.

— Как это, «купил»? Как Чезаре Трёч у Тима Талера?

— Тут не всё так просто. Когда Макс Воляк попал на зуну Кавине, его структура пострадала от неизвестной аномалии. Он разучился смеяться. Полностью. Его лицевые мускулы и гортань парализовало в определённом положении, в результате чего он потерял возможность смеяться и улыбаться. Этот недуг неожиданно сделал его очень популярным. Зуной в те годы правила королева Фотинья, до которой дошли слухи о несчастном человеке, лишившемся способности веселиться. И добрая королева пожелала встретиться с ним. Макс Воляк так растрогал и очаровал королеву, что она нарушила запрет вступления в брак с простолюдином, и вскоре у зуны появился новый король.

— А потом?

— Потом королева внезапно умерла. С той поры Макс Воляк Алеквас Несмеян I полновластно правит этим миром.

— И местные жители не имеют права смеяться?

— Имеют, но только на Арене Смеха, в специально отведённое время. Обычно по праздникам, которые здесь отмечаются едва ли не через день. Вот сегодня, судя по всему, опять какой-то праздник.

— Понятно. Очередной долбанутый мир, — устало вздохнул Алик. — Надеюсь в честь праздника трансляции экзокрафтов не отменили?

— Мне даже не ведомо, где здесь экзодром, — оглянулся Василий. — Впервые я тут. Про зуну слышал, но сам здесь не бывал. Но всё не так уж плохо. Один мой коллега был занимался здесь исследованиями.

— Ты знаешь, где его искать?

— Не его. Но того, о ком он говорил. Живёт здесь один академик. Знает тут каждую кочку. Если кто нам и подскажет, как здесь сориентироваться, так это он.

— А где гарантия, что он живёт именно в этом городе?

— Город в Кавине всего один. И он тоже называется Кавине. А адрес этого учёного мужа я ведаю. Плутать и выспрашивать местных не придётся.

— Ну и отлично. Пойдём к твоему академику.

На улицах было мало людей. Зато повсюду висели плакаты с изображением короля. Монарх был круглолицым, с полуприкрытыми глазами, выражающими скепсис и равнодушие. А его губы были слегка искривлены презрительной гримасой.

Старик уверенно шёл вперёд, ориентируясь по высокой башне, возле которой располагался дом нужного им человека. Довольно быстро они добрались до места. Академик сидел в кресле качалке, на балконе второго этажа и рассматривал через лупу какие-то картинки.

— Господин Водинич! — позвал его Василий.

— А? Что? — оторвавшись от своего занятия, учёный поднялся с кресла и выглянул с балкона. — Меня кто-то звал?

Он был пожилой, маленький, лысый, с неопрятной, всклокоченной бородищей и толстыми, влажными губами.

— Господин Водинич, могли бы Вы уделить нам немного внимания?

— А вы, простите, кто?

— Меня зовут Василий Лоурентийский. Я адепт Храма Пророчества. Вы знавали моего друга — преподобного Теофила Кампарского.

— А-а, — академик радостно улыбнулся, но тут же опомнился и, покашляв, сменил выражение лица на серьёзное. — Вы друг Теофила? А друг Теофила — мой друг. Проходите скорее в дом!

— Простите, господин Водинич, но у нас совсем нет времени. Не могли бы Вы просто поведать нам, где находится экзодром? Мы были бы Вам очень признательны!

— Ох, как обидно… Но стойте, погодите, — учёный поднял вверх указательный палец. — Поступим так. Я провожу вас к экзодрому и по пути мы с вами пообщаемся? Идёт?

— Идёт, — хором ответили Алик и Василий.

— Замечательно! Дайте мне пару минуток и я весь в вашем распоряжении! — старик удовлетворительно кивнул и тут же скрылся в доме.

— Что скажешь? — спросил Василий у спутника.

— Да вроде адекватный мужик, — ответил Алик. — Несмотря на своеобразный видок.

— Теофил отзывался о нём хорошо. Хоть и упоминал, что предметами его изучения являются весьма сомнительные вещи.

— Ну, мы же с ним не дискутировать собираемся.

— Ты — нет. А я бы с удовольствием подискутировал. Стосковался я по добрым научным диспутам.

Дверь открылась, и академик в стареньком, но опрятном костюме и при галстуке, вышел к ним.

— С молодым человеком мы ещё не знакомы, — произнёс он, протягивая руку. — Я — академик Водинич Коркис.

— Алик Дементьев, — представился в ответ Алик. — Путешественник.

— Рад знакомству. Ну что ж, господа? Экзодром расположен на другом конце города, возле Арены Смеха. Придётся нам с вами прогуляться.

Зуна Оксилор — мир гигантских растений, покрытый слоем ядовитых испарений. И никто не знает, что за твари обитают под ними. По слухам — это страшные монстры. Но не исключено, что в столь агрессивной среде вообще никто не живёт. Люди, которые падали туда, быстро погибали, надышавшись отравленного тумана.

Именно поэтому, жители Оксилора селятся исключительно наверху — на огромных листьях гигантских циклахен, вырастающих до стометровой высоты. Девиз обитателей этого мира звучит «Ба-тха Заккум», что означает «Больше только Заккум». Они очень гордятся своим миром, и стараются жить с ним в гармонии. Главный материал, используемый как в качестве стройматериала, так и в качестве пищи — сок растений. Который в жидком состоянии пригоден в пищу, а затвердев на воздухе — обретает прочность бетона. В организмах людей он не затвердевает, благодаря особым химическим процессам, участвующим в пищеварении. Высыхая, сок из белого превращается в красный, поэтому все дома зуны однотипного красного цвета, словно многочисленные божьи коровки на листьях. Между листьями проложены лестницы и гибкие туннельные переходы, сделанные из полых стеблей другого растения, похожего на бамбук. В городах, расположенных между небом и землёй, всегда царит хорошая погода. Воздух свеж, а солнце скрывается только на ночь. Облака здесь редкие и небольшие. А когда пявляются дождевые тучи, то они проходят гораздо ниже уровня городов.

Оксилор относится к высокоразвитым мирам, хотя своей промышленности не имеет, и закупает всю технику на других зунах. На Оксилоре есть два государства, в каждом из которых по пять городов. Одно из государств является королевством, а другое — республикой. Республика называется «Оксидемой», а королевство — «Виманией». Эти страны сохраняют паритет и не конфликтуют друг с другом. Хотя и являются конкурентами.

Экзокрафт «Одалиска» завершил трансляцию в Виманийской полуплоскости, и призунился на столичном экзодроме «Тонтон». Ожидая Лишу, Фархад и Боцман отправились в первую попавшуюся закусочную.

Расположившись в креслах, искусно сложенных из огромных, сухих листьев, друзья налегали на местную еду, запивая её золотистым, густым напитком, внешне похожим на мёд.

— Жратва здесь противная. А вот выпивка — что надо, — признался Фархад.

— Тут вся суть в сочетании. Местную выпивку необходимо закусывать местными закусками. Чтобы получить нужное послевкусие, — ответил Боцман.

— Тоже мне, эстет.

— Причём тут эстет? Говорю как есть. Кто-то оливки не любит, к примеру. Потому что не понимает, что прелесть оливок заключается именно в послевкусии. Так и здесь.

— Трава — она и есть трава. Чёртовы веганы, шайтан их подери.

— А ты знаешь, из чего делают этот напиток? Из «молока тли». Они тут доят гигантскую тлю, как чёртовы муравьи.

— Фу-у… — сморщился Фархад. — Давай заканчивай уже, слушай, э! Весь аппетит испортил. Я думал, что это райский нектар, а это, фу-у…

— Да ладно. Мёд — это тоже всего лишь отрыжка пчёл, — засмеялся Боцман.

— Молчи! Просто молчи, по-братски прошу! Ты специально меня подкалываешь, да?

— Нет, я так, для общего развития.

— Мне такое общее развитие не нужно. Сам давай развивайся, без меня, да.

В заведение вошла Лиша. На ней было надето узкое платье, с чёрно-золотым узором, напоминающим расцветку осы. По виду девушки, она была сильно чем-то озадачена.

— Здесь их тоже не было, — сходу начала пришедшая, опустившись в свободное кресло. — Я всё проверила. Все рейсы.

— Может они прибыли нелегально? — предположил Боцман.

— Не знаю. Алик по-прежнему не отвечает.

— Это всё из-за метаморфозной бури. Мы сами её едва миновали, — объяснил Фархад. — Скорее всего, экзокрафт, на котором они транслировались, не рискнул вести передачу напрямик, и пережидает бурю в каком-нибудь спокойном местечке.

— Из Дендрарии за это время притранслировался всего один экзокрафт. «Л-420». С грузом деревоматериалов, — сообщила Лиша. — Никакие пассажиры экипажем задекларированы не были.

— Пфф! — фыкнул Боцман. — Это вообще ни о чём не говорит. Если пассажиров не регистрируют — это не значит, что их не возят. Давайте поговорим с этим дальнобойщиком, и выясним, вёз он наших ребят, или не вёз.

— Так он тебе и признается, — кивнул Фархад.

— А мы будем убедительны, — штурман недвусмысленно стукнул кулачищем в ладонь.

— Не хотелось бы поднимать здесь шорх, конечно. Но вынуждена согласиться с Боцманом, — сказала Лиша. — Сидеть и ждать, пока связь восстановится — это не дело. Вдруг Алику и преподобному нужна наша помощь?

— Тогда не будем тянуть резину и начнём действовать, — допив свой бокал, решительно произнёс Фархад.

Расплатившись и покинув заведение, троица направилась обратно на экзодром. Мимо, чуть выше их уровня проклокотал экзокрафт. Сигнальные маяки, установленные по внешней оконечности листа, включились и стали перемигиваться, давая машине указания.

Под грузовой транспорт отводился отдельный лист с таможенными хранилищами. Экзокрафты стояли очень плотно друг к другу, оставляя лишь зазор для автопогрузчиков. Пришлось протискиваться через них, как через лабиринт. Наконец, среди леса опор и спущенных трапов, Лиша разглядела выход на сортировочную площадку, где царило какое-то оживление.

— Забастовка там что ли? — услышал крики Боцман. — Ну, ё-моё, из одной засады выбрались — в другую влезаем…

— Подожди раньше времени бухтеть, — осадила его Лиша. — Молча иди за мной.

Они прошли под брюхом крайнего экзокрафта и оказались на площадке, заполненной людьми. Людей было так много, что мясистый край листа заметно колыхался под ногами. Выцепив взглядом самого спокойного человека, в рабочем комбинезоне, который стоял чуть в сторонке от сборища и покуривал самокрутку, Лиша решила обратиться к нему.

— Простите, господин. А у кого здесь можно узнать насчёт прибывшего экзокрафта?

— У начальника экзодрома, — спокойно ответил тот.

— Это слишком высокая птица. Может быть кто-нибудь попроще у вас владеет этой информацией?

— Начальник таможенного контроля, — пожал плечами человек. — Ну или начсклада. Мой непосредственный руководитель. Но вы его сможете спросить только когда всё закончится.

— А что должно закончиться? — спросила Лиша.

— Ну, это, — человек указал кивком на толпу. — Суд.

— Суд? Это суд? — удивилась девушка.

— Вы чужезунка? Это сразу видно. У нас здесь судебная система отличается от других миров. Конкретно в нашей гильдии транспортников существует собственное судопроизводство. Мы редко прибегаем к общественным заседаниям, и всё решаем внутренними собраниями. Это экономит время и средства. Сейчас, например, изловили контрабандиста. Вину он признал. И теперь его ждёт наказание. Смерть.

— Смерть? За контрабанду?

— Да. Это одно из самых тяжких преступлений в нашей гильдии. Обычно после первой поимки виновному выносят предупреждение, а после второй — казнят. Этот, конкретный наглец, предупреждениям не внял… Подождите. Там уже приговор зачитывают. Сейчас его сбросят и всё закончится.

— Что делать будем? — спросил Фархад у Лиши.

— Протискиваться вглубь. После казни вся эта толпа расползётся по округе как муравьи, и придётся долго искать нужного нам человека. Сейчас он где-то в самой середине, и мы его увидим.

— Позвольте-ка мне вас провести, — Боцман шагнул вперёд и огромным тараном двинулся через толпу, увлекая за собой друзей.

«Пардон, господа, пардон…»

Наконец перед ним расступились первые ряды и Лиша ловко вынырнула сбоку, за секунду обозрев всю открывшуюся сцену. На пятачке, у края листа, стоял дрожащий, неопрятно одетый человек, связанный по рукам и ногам. Напротив возвышались две важные фигуры. Один, судя по униформе, военный. Другой — в деловом костюме, видимо, тот самый начальник склада. Он зачитывал виновному заключительный вердикт, и как раз говорил о тяжком вреде, нанесённом гильдии его действиями. Вскоре обвинитель произнёс слова: «Дуда Имговец Два-Из-Десяти! Согласно закону транспортной гильдии Оксилора, Вы приговариваетесь к смерти!» Услышав это, связанный человек начал то ли причитать, то ли оправдываться. Но военный спокойно подошёл к нему, развернул лицом к пропасти и дал звучный пинок под зад, столкнув таким образом вниз. Не последовало ни криков, ни последнего вопля. Лишь отрывистые бормотания донёс ветер до слуха собравшихся. Пролетев несколько десятков метров, преступник скрылся в ядовитом тумане, словно в густой вате. А импровизированная судебная коллегия, как ни в чём не бывало, тут же начала расходиться по своим рабочим местам. Никто даже не обсуждал произошедшее только что.

Потерять начальника склада в этом одновременном броуновском движении было очень легко, и Лиша оказалась права, когда решила пробраться в центр сборища. Лавируя между грузчиками, пилотами и таможенниками, она быстро догнала человека в костюме и остановила его.

— Извините! Постойте! Вы — начальник склада? — обратилась она.

— Да, — ответил тот. — Луи Лок Шесть-Из-Десяти, к вашим услугам. Чем я могу помочь?

— Мне нужна информация об одном экзокрафте, который прибыл в этот экзопорт. Вы могли бы со мной поделиться?

— Только если экзокрафт грузовой. Не пассажирский.

— Грузовой, — кивнула Лиша.

— Мы регистрируем все грузовики и грузы. Я с радостью помогу вам. Если ваш вопрос не касается секретной информации, разумеется. Такие данные предоставляются только по спецордеру.

— Никаких секретов. Обычный экзокрафт, с обычным грузом.

— Тогда, прошу, пройдёмте ко мне в кабинет… Вы помните название экзокрафта?

— Да. «Л-420». Рейс — «Дендрария — Оксилор». Груз — деревоматериалы.

— А, — начальник тут же остановился. — Этот.

— Мне нужно поговорить с его капитаном.

— Не получится.

— Почему? Он покинул зуну?

— Не совсем. Вы видели, как мы казнили преступника? Так вот это он и был.

Лиша открыла рот от удивления.

— Я понял. Вы наверное представляете интересы пострадавших с других зун. Этот мошенник успел серьёзно подпортить нашу репутацию. Можете заверить своих клиентов, что он получил по заслугам.

— А его экзокрафт?

— Экспроприирован гильдией. Груз изъят таможенниками. У вас больше нет вопросов ко мне? Тогда честь имею, — начальник козырнул и оставил Лишу стоять в полной растерянности.

— Ну что? — подошёл к ней Боцман.

— Облом, вот что, — ответила она. — Парень, который перевозил наших, минуту назад отправился в последний полёт.

— Холера! Вот невезуха!

На руке у Лиши запиликал инфоком.

— О, Высший Разум! Хвала тебе! — простонала она, взглянув на экран. — Алик! Вы где?!

— Привет, Лиша. Наконец-то смог до тебя дозвониться, — ответил Дементьев через помехи. — Мы тут попали в небольшую оказию, но всё обошлось. Сейчас мы на зуне Кавине. Живы-здоровы. Направляемся к экзодрому, чтобы сесть на экзокрафт до Оксилора. А вы где?

— Мы уже на Оксилоре. Ждём тебя и преподобного. Как вас занесло в Кавине?

— Потом расскажу. Главное, что всё в порядке. Ждите, мы скоро будем… — Алик замялся. — Погоди. Тут ещё старик что-то хочет тебе сказать. (Далее говорил Василий). Лучезарная! Слышишь ли ты меня?

— Да, старый друг, я слушаю, — ответила Лиша.

— С нами всё хорошо, но времени слишком мало. Тебе придётся начать без нас.

— Что начать?

— Контакт. Контакт с Порослью. Послушай, это важно. С Порослью нельзя говорить, не получив разрешения лично у сената Оксидемы, или у короля Вимании. Проще и быстрее договориться с королём. Он себялюб и чрезвычайно падок на лесть. Добейся аудиенции, уговори короля и он даст вам доступ к Поросли. А к тому времени и я к вам прибуду.

— Хорошо, я поняла, — ответила Лиша. — Мы сейчас как раз на Вимании. Постараемся решить вопрос с королём.

— Удачи, лучезарная, да поможет тебе Высший Разум! — преподобный отключил связь.

— Прямо гора с плеч, — опустила руку Лиша.

— Я не совсем понял, — произнёс Фархад. — Нам что, нужно идти на поклон к какому-то королю?

— Не к «какому-то королю», а к Тохиону Виртуозному Десять-Из-Десяти. Только попробуй вслух назвать его «каким-то королём» при местных. Мигом улетишь вниз.

— Да я и не собирался…

— Лиша, можно вопрос? Почему у всех здешних граждан такие странные приставки к именам? — поинтересовался Боцман. — Два-Из-Десяти, Шесть-Из-Десяти? Для чего это?

— Для дифференциации, — ответила Лиша. — Здесь это вместо сословий. Есть десятибалльная шкала, по которой меряются все граждане. Начиная от самого низа, и до самого верха. Выше всех стоит король. Он единственный Десять-Из-Десяти.

— А мы сколько из десяти?

— Мы — нисколько. Это ранжирование касается только граждан Вимании.

— Чудно… Я здесь не был ни разу, и не понимаю местных причуд. Фархад, вон — тоже. Хотелось бы побольше узнать, чтобы не опростоволоситься перед августейшей особой.

— Я тоже не великая дока. В Оксилоре работала, было дело, но только в Оксидеме. Про местные же дела знаю исключительно понаслышке, — ответила Лиша. — Ладно, идём во дворец. По дороге расскажу, что это за чудесная страна.

Лиша провела их по мосту, уходящему длинной, раскачивающейся параболой с листа экзодрома — на ближайший лист города. Далеко внизу, над клубящимся туманом, вспорхнула и полетела многочисленная стая птиц, трансформирующаяся в полёте живой кляксой. На противоположном листе их приветливо встречали красные дома, лепящиеся друг на дружку. Но никаких признаков жителей рядом с постройками заметно не было.

— Наблюдаете контраст? — уловила эту необычность Лиша. — На экзодроме жизнь кипит, а в городе безлюдно.

— Да. После Кристореденции у меня от этого мурашки по коже бегут, — признался Боцман.

— Не переживайте. Дело в том, что оксилорцы редко выходят из своих домов. Большую часть времени они сидят в виртуозной реальности. Нет, я не ошиблась. Именно в виртуозной, а не виртуальной. Этим горожане и живут. Горожане — это выскокоуровневые сословия. Начиная от пяти из десяти и выше. Только им позволено безгранично пользоваться виртуозной реальностью. Все остальные — члены гильдий. Вспомогательное население. Гильдию транспортников вы уже видели. В неё входят грузоперевозчики, пассажироперевозчики и таможенники. Ещё есть гильдия медиков, гильдия застройщиков, гильдия обслуги и гильдия правопорядка. Самые высокие члены гильдий редко достигают семи из десяти. Они постоянно работают во служение элите — горожанам. Если кого-то вы и встретите на листьях города, вне домов, так это гильдиеров. В закусочной, которую вы посещали, тоже работают гильдиеры, из гильдии обслуги.

— А что насчёт гильдии преподавателей? — спросил Боцман.

— Она им не нужна. Горожане прекрасно живут без образования, получая всё необходимое из виртуозной реальности, — пояснила Лиша. — Члены гильдий же обучаются непосредственно в гильдиях. Каждый в своей.

Они остановились у края листа, где располагалась стойка, в которую были воткнуты белые, опушённые зонтики, выглядящие точь-в-точь как пушинки гиганстких одуванчиков. Оказалось, что это действительно семена какой-то местной травы. Выдернув одну пушинку, Лиша сунула её стебель в руки Фархада. Затем вытащил пушинку для Боцмана, подумала немного и вытащила вторую.

— Держи.

— Зачем?

— Надо спуститься ниже.

— Э-нет, я прыгать не хочу.

— Давай-давай, не будь ребёнком.

Фархад вцепился в стебель обеими руками и прыгнул вниз, как на парашюте. Боцман в сомнении поглядел с края листа, вздохнул, и с криком «Вот, холера-а-а-а!!!» сиганул следом за капитаном. Лиша, расправив крылья, отправилась за ними.

Тяжёлому Боцману даже двух пушинок было маловато и он летел вниз довольно быстро, вращаясь вокруг собственной оси. Фархад спускался плавно и коснулся ногами нижнего листа гораздо позже, чем на мягкую, бугристую поверхность шмякнулся Боцман. Нижний лист был шире верхнего раза в три. На нём было очень много городских построек и работали ветряные генераторы.

— Холера, — Боцман швырнул пушинки в сторону, и за ними тут же прибежал человек из обслуги. — Ненавижу эту зуну! Прыгаю с листка — на листок, как чёртов кузнечик.

— А если бы ветер поднялся, слушай? — Фархад протянул свою пушинку обслуге. — Унесло бы чёрти куда.

— Тут всё предусмотрено, — спокойно ответила приземлившаяся Лиша. — Никуда бы вас не унесло. Так на чём я остановилась?

— На том, что все здесь сидят в виртуальной реальности… — напомнил Боцман, отряхивая штаны, окрасившиеся в зелёный цвет после соприкосновения с марким листом. — Вот, холера. Измазался.

— Ах, да, — вспомнила Лиша. — Сидят. Только не в виртуальной, а в виртуозной. Это важно. Потому что виртуозность — это не компьютерная симуляция, а разновидность внушаемой иллюзии. Примитивный аналог нейростримминга, столь популярного в Маасе. Горожанам не нужно работать — за них всё делают члены гильдий. Им не нужно зарабатывать средства к существованию, потому что пищей они обеспечены с избытком. И им не нужно развиваться. Сложившийся уклад вполне их устраивает.

— Если постоянно жрать одну траву, долго не протянешь, да, — саркастично заметил Фархад.

— Для жителей выработан цикл потребления питания, в котором необходимые пищевые материалы чередуются в нужных фрактоциклах. За этим следит гильдия обслуги.

— А гильдиям со всего этого какой прок?

— В гильдиях существуют прогрессивные табели, позволяющие работникам повышать свой ранг. Четыре из десяти — мелкое начальство, пять из десяти — среднее, шесть из десяти — высшее руководство. За прилежную выслугу, гильдиер из высшего руководства получает гражданство. Иным способом гражданство Вимании получить невозможно. А многие хотят.

— Хотят жить затворниками, которых подкармливают, словно террариумных черепах? — усмехнулся Боцман.

— А чем не жизнь? Проблем никаких. О тебе заботятся, за тобой ухаживают, а ты лишь отдыхаешь, ни о чём не задумываясь, — ответила Лиша.

— Хорошая жизнь… Для овоща, — здоровяк покачал головой. — Человек должен жить, а не существовать. Какой смысл в этой вечной лени? Как они с ума от неё не сходят?

— А вот для этого и существет виртуозность. Его величество Тохион Виртуозный Десять-Из-Десяти — не просто монарх. Он обладает редким даром. Умеет создавать иллюзии внутри иллюзий. Придумывает новые миры, в которые можно погружаться и жить там, как в реальности. При этом, миры виртуозности изобилуют приключениями, ожидающими тебя на каждом шагу. Хочешь — ищи сокровища, хочешь — путешествуй, хочешь — сражайся на войне. Ты не погибнешь, не покалечишься, не пострадаешь. Наоборот — почувствуешь себя сильным, смелым, наделённым сверхъестественными способностями.

— Как в игре? — спросил Фархад.

— Лучше чем в игре. По-сути, это сильно ограниченная версия полноценной иллюзорной визуализации. Управляемый, запрограммированный сон внутри сна.

— И что? Король сидит и постоянно выдумывает новые иллюзии? — спросил Боцман.

— Да. Постоянно сидит и выдумывает. Фантазия у него хоть куда. По крайней мере, так говорят, — пожала плечами Лиша. — Нам сюда, поворачиваем.

Королевский дворец располагался на листе, заметно прогибавшимся под его тяжестью. Он напоминал песчаный замок, построенный на пляже. Когда сырой песок, струящийся из кулака, засыхает причудливыми башенками-сталагмитами и получается весьма оригинальная композиция, словно собранная из черепичек, положенных друг на друга.

Особенно интересны были скульптуры. В отличие от традиционных горгулий и рыцарей, дворец короля Вимании украшали фигуры современных бойцов, с автоматами и гранатомётами. Так же, помимо них, можно было встретить изваяния фантастических воинов, вооружённых пиломечами и лазерными винтовками, или же совсем уж фентезийных эльфов с луками. Будто ребёнок навтыкал в свой песочный замок любимые игрушки.

— Полагаю, что король — это большое дитя? — сразу подметил Боцман.

— Очень большое, — кивнула Лиша, окидывая взглядом дворец. — И очень жадный.

К их великому удивлению, войти во дворец оказалось очень просто. Пройдя всего лишь одну проверку охраны из гильдии правопорядка. Далее можно было перемещаться по нижнему этажу здания абсолютно беспрепятственно. Но вот попасть на приём к королю им удалось далеко не сразу. И дело было вовсе не занятости монарха, и не в придворных протоколах. Выяснилось, что у визитёров нет эмблем. А посещать короля без эмблемы строго запрещал местный придворный этикет.

Впрочем, секретарь оказался весьма любезен и подсказал гостям, что эмблемы они могут себе заказать прямо здесь, во дворце, у лучшего эмблеммастера Вимании, который проживал на втором этаже, куда всем троим выписали пропуска. Затем, скретарь попросил камергера проводить посетителей к покоям художника.

Шагая по бесконечно длинному, пышному ковру из импортного материала, камергер сходу принялся предупреждать троицу.

— Вы слышали о мастере Темтане Суоне Девять-Из-Десяти?

Гости покачали головами.

— Не в коем случае не говорите ему этого. Запомните, вы о нём знали и всегда восхищались его работами. Иначе он с вами даже разговаривать не станет и прогонит взашей. Не кочевряжьтесь. Берите всё, что он вам предложит. Он лучше вас знает, что вам нужно. Так, что ещё? Ах, ну да, не забудьте хвалить его талант. Он ненавидит, когда его называют «художником». Называйте его «суперкриейтмейкером». Он ужасно не любит, когда произносят слова на букву «Й». Если приспичит, произносите их так: «иод», «иога»… Понятно? А лучше вообще не произносите, иначе он впадёт в ярость. И ещё… — камергер виновато потупил взгляд и продолжил на полтона ниже. — У мастера Темтана Суона Девять-Из-Десяти очень специфическая манера общения. Он, как бы помягче выразиться, не сдерживает себя в эпитетах.

— В каком смысле? — спросила Лиша.

— В том смысле, что любит оскорблять. Ни в коем случае не злитесь на него и тем более, не отвечайте на его окорбления. Иначе всё может закончиться очень плохо. Недавно, одного приезжего заказчика мастер Темтан Суон Девять-Из-Десяти лично сбросил в пропасть за то, что тот всего лишь потребовал у него извинений за оскорбления. Не повторяйте эту ошибку.

— Постараемся, — кивнула Лиша.

— Скорее я сам его выкину в пропасть, — едва различимо процедил Боцман.

Лиша ткнула его в бок и он тут же прикусил язык.

— Будьте терпеливы и спокойны, — камергер остановился возле двери, в которую упирался дворцовый коридор. — Это студия мастера. Мы пришли.

— Я гений!!! — донеслось из покоев. — Я гений!!!

Вежливо постучавшись, камергер позвал, — господин Суон Девять-Из-Десяти! К Вам заказчики!

— Идите на хрен! — послышался из-за двери голос, только что называвший себя гением.

— Он готов вас принять, — стыдливо отводя взгляд, служитель толкнул дверь, пропустив гостей в помещение.

Все трое вошли в просторную студию, заставленную мольбертами, сенсорными экранами для рисования в графических редакторах и хаотично расставленной кожаной мебелью. Все стены были изрисованы всевозможными значками-эмблемами. Хозяин студии оказался невзрачным человеком среднего роста, в очках, стриженный под горшок и с густой щетиной на лице.

— Дайте угадаю, — поднял он указующий перст. — Вам нужны эмблемы? Чтобы попасть к королю? Я прав? Да. Потому что я всегда прав. Всем нужны эмблемы. И все знают, что я — лучший суперкриейтмейкер. Другие создают всякое дерьмо, а я — создаю шедевры. Я — гений! Вам понятно? Да ничего вам не понятно, тупорылому быдлу. Куда уж вам понимать?

Темтан раздосадовано покачал головой, поправил очки и положил на столик электронный художественный планшет.

— Как же осточертело работать с плебеями, ни хрена не понимающими в искусстве. И даже не пытающимися в нём разобраться! «Нямнюжня имбле-емя» (скорчив гримасу, передразнил он потенциального заказчика). Ну да, для вас это просто эмблема. Вы наверное и «Мону Лизу» приняли бы, как простую картинку? Хотя «Мона Лиза» — действительно дерьмо, в сравнении с моими творениями. Но всё же. Да чего с вами разговаривать? Искусство вам чуждо… — он подошёл к правой стене и указал на неё рукой. — Вот, взгляните сюда. Вы видите размах моего величия. Эти флажки установлены на зунах, которые я посетил, и покорил своим талантом!

Гости присмотрелись и поняли, что на стене изображены вовсе не хаотично расположенные эмблемы, а что-то вроде карты ноосферы, со множеством зун. И в некоторые из них действительно был воткнут маленький флажок.

— Впечатляет, — первым открыл рот Боцман. — Мы тоже посетили немало миров. А может быть даже побольше.

Темтан замер и зажмурился, словно от зубной боли. Постоял немного, а затем произнёс, — так кто же ко мне сегодня пожаловал? Ах, да-а… Да-да-да. Точно. Пахнет дерьмом. А это значит. Это значит, что пожаловало ко мне именно дерьмо.

Он подошёл к Боцману и поглядел на него из-под очков пронизывающим взглядом злых, колючих глаз.

— Ух, и какая же огромная куча говна у нас тут, — произнёс он. — Жирный, вонючий кусок испражнений.

Боцман сменился в лице, но, успев перехватить взгляд Лиши, сдержался.

— Скажи мне, ничтожный ублюдок, ты признаёшь себя дерьмом? — склонив голову, продолжил третировать его Темтан. — Или твои крошечные, мышиные мозги не способны мыслить такими сложными категориями?

Кулаки Боцмана сжались. Он держался из последних сил. К счастью, Суон переключился с него — на остальных гостей.

— Кучка дебилов. Припёрлись тут… А ты? Да, ты, черножопый, я к тебе обращаюсь. Что у тебя на башке? Трусы свои вонючие напялил на голову, дегенерат? Дикарь.

Фархад пошевелил кадыком, но тоже сдержался и промолчал.

— Здоровый, деревенский кусок навоза, чурка с половой тряпкой на башке. И-и… И шлюха подзаборная в отвратительном платье. Кто дизайнер твоего платья, шмара? Не иначе даун, с руками из задницы? Полная безвкусица и дешёвка… Меня оскорбляет одно только ваше присутствие. Какое может быть вдохновение, когда твои заказчики — полное дерьмо?! Вокруг одно дерьмо. Не продохнуть от его запаха. Как бы я хотел взять вас и смыть в унитаз! Там вам самое место… Плебеи… Животные…

Он поблуждал немного по студии, продолжая бурчать. Дождавшись, когда он остановится и немного успокоится, Лиша обратилась к нему с невозмутимым тоном.

— Мы бы хотели узнать стоимость эмблемы.

— Мои эмблемы бесценны, — затолкнув очки на переносицу, повернулся к ней мастер. — Раз уж вы такие убогие, в качестве снисхождения дам вам скидку. Семьсот тысяч логов за эмблему.

— Сколько это во фраксах? — тихо спросил Фархад у Лиши.

Та молча показала ему экран инфокома.

— Серьёзно? — присмотрелся тот. — Это реальная цена? Послушай, даже если мы с Боцманом сложим все свои оставшиеся сбережения, то нам едва хватит на одну эмблему. А нужно три. Это нереально.

— Послушайте, господин суперкриейтмейкер, мы конечно понимаем, что ваш труд очень дорог, но не могли бы Вы нам уступить? — попросила Лиша.

— Вы охренели? Я и так уступил вам больше чем нужно. Мои эмблемы стоят гораздо дороже! Но мне вас жалко. Вы такие ничтожные. Уступать я вам конечно не буду, но чисто из жалости скажу, что эмблему можно взять не на одного, а на группу. Вы трое будете иметь общую эмблему. Для аудиенции нашего придурка-короля этого будет вполне достаточно.

— Годится, — согласилась Лиша.

— Это все наши деньги, — зашипел Фархад.

— Годится! — громче повторила Лиша. — Где терминал оплаты?

— Вон, в углу студии. Идите, оплачивайте, а я пока подумаю над вашей эмблемой… — фальшиво улыбнулся Темтан.

Когда они подошли к терминалу, заляпанному краской так, что экран едва просматривался, Фархад принялся упрашивать Лишу.

— Давай найдём другого художника? Ну этот же просто сумасшедший. И цена у него неподъёмная. Был бы с нами Алик — тогда ещё куда ни шло…

— Кольцо, Фархад, — твёрдо потребовала девушка. — Мы не будем тратить время на поиски нового художника. Деньги более ничего не значат.

— Если мы заплатим, — произнёс Боцман, протягивая своё кольцо. — У нас останется только на подзарядку батарей.

Лиша молча забрала его кольцо тоже. Терминал принял оплату, после чего Лиша вернулась к Темтану.

— Мы оплатили, — сказала она.

— Хорошо. А у меня почти готова ваша эмблема, — радостно сообщил мастер и присвистнул.

На его свист, из-под вороха бумаг с громким лаем выскочила мелкая собачонка и принялась бегать вокруг, цокая коготками.

— Собачка? — удивилась Лиша.

Темтан сделал ей жест — «погоди!» Побегав ещё немного и звонко полаяв, моська вдруг присела прямо посреди студии и наделала кучку. Пошаркала всеми четырьмя кривыми лапками и тут же умчалась, зарывшись в свою кучу бумаг.

— У нас всё очень оперативно, — Темтан подошёл к оставленным собачкой экскрементам, походил вокруг них, пританцовывая, словно совершал какой-то ритуал.

Затем он ухватил со стола резиновую перчатку и, с характерным шлепком, натянул её на правую руку. Лиша, Фархад и Боцман продолжали с удивлением и озадаченностью наблюдать за его странными действиями. Не обращая на них внимания, увлечённый художник присел на корточки, и поглядев на кучку с разных сторон, вдруг резко размазал её по полу, прочертив хвостик похожий на уродливую запятую.

— Готово! — воскликнул он. — Вы только взгляните! Это шедевр! Я создал шедевр!

— Он издевается над нами, — шепнул Боцман Фархаду.

— Ну почему для всякого отребья у меня получаются такие грандиозные творения?! — продолжал распевать Темтан. — Вот, взгляните сюда. Видите? На что похоже? На цветок, верно? Это символизирует чистоту помыслов. Вы идёте к королю с цветком, значит вы желаете ему мира. А вот это, вот этот хвостик, знаете, что?

— Стебель? — едва сдерживая отвращение, выдавила из себя Лиша.

— Да нет же, тупая дура! Это след! Это проделанный вами путь! Он олицетворяет то, что вы не боитесь долгих путешествий. Ну правда же гениально?!

— И как нам теперь… Это… Забрать?

— Да всё просто, — стянул грязную перчатку Темтан. — Делаешь снимок на свой инфоком, и показываешь дебилу-секретарю. Твой примитивный инфоком ведь умеет делать снимки?

— Умеет, — Лиша приготовилась сфотографировть размазанную кучку, но внезапно художник остановил её.

— Подожди! Не так сразу. Нужно ещё кое-что, — он выпрямился и почти бегом подбежал к Боцману. — Я хочу, чтобы он признался.

— В чём? — удивился Боцман.

— В том, что ты — огромный кусок дерьма, — Темтан ощерился.

— Послушайте, господин суперкриейтмейкер…

— Супергиперкриейтмейкер!!! — воскликнул Темтан. — Теперь называйте меня так!!!

— Господин супер… Гиперкриейтмейкер. Мы заплатили Вам за работу. И мы Вам очень благодарны за ваш труд…

— За мой гениальный труд!!!

— За Ваш гениальный труд, разумеется. Позвольте нам просто забрать заказ.

— Позволю. Но только после того, как вот этот признается, что является огромный куском дерьма.

— Мы заплатили, — вступился было Фархад.

— Деньги ничего не значат! Если ваш жирный приятель сиюминутно не назовёт себя огромным куском дерьма, то я аннулирую сделку и верну вам деньги, за минусом расходов на моё потраченное время, естественно. Ну? — он подошёл вплотную к Боцману. — Я жду.

Сжимая кулаки и шевеля губами, Боцман глядел то на Лишу, то на Фархада. В его глазах была злость и растерянность одновременно.

— Я жду! — крикнул Темтан.

— Боц, скажи ему, — мрачно промолвила Лиша. — И уберёмся отсюда.

— Я… Огромный… — спазм сдавил горло здоровяка, ему было очень непросто терпеть это унижение.

— Огромный? Ну? Давай. Кто ты?

— Кусок дерьма…

— Не слышу. Кто ты?

— Кусок дерьма!

— Правильно, тупая ты скотина, правильно. Огромный, тупой кусок дерьма. Как же с тобой сложно общаться. Наверное, с обезьяной и то проще, — Темтан повернулся к Лише и махнул рукой. — Фотографируй!

Когда дверь закрылась, Боцман в ярости ударил кулаком в стену, отчего по ней пошла мелкая трещинка.

— Я его убью, — сопел он. — Он труп.

— Успокойся, большой парень, мы своего добились, — ответила Лиша.

— Я ещё ни от кого не терпел такого унижения. Когда разберёмся с королём, я вернусь сюда, и выкину этого сукиного сына из окошка!

Девушка подошла к окну, закрытому ажурной диагональной решёткой и, поглядев на пейзаж, спокойно произнесла, — тебе не придётся этого делать.

— Что там? — подошёл к окну Фархад. — Коссома! Это оно?

Внизу, по туману стелилась тёмная пелена. В тех местах, где она касалась стеблей, они чернели и шелушились струпьями.

— Холера, — забыв о своём возмущении, выглянул между ними Боцман. — Это же чёрная чума ползёт!

— Да. И она уже здесь. Прямо под нами, — кивнула Лиша. — Не понимаю, почему не поднимается?

— Да и хорошо. Пусть там и остаётся.

Поглазев ещё немного на тревожную черноту, троица вернулась к секретарю, который зарегистрировал их эмблему, и отпечатал её на руке у каждого специальными чернилами. Теперь можно было идти на приём к королю.

Василий Лоурентийский вернул инфоком Алику и продолжил беседу с Водиничем.

— Коллега, а Вы уверены, что этот мир спасло от чёрной чумы именно растение с Квилакси? Ведь квилаксианская флора запрещена к вывозу всеобщим квилаксианским эдиктом.

— Под давлением Альянса Независимых Миров, этот запрет был частично снят, — деловито семенил рядом с ним академик. — Растение, о котором я вам поведал, было прозвано «капустой». Оно действительно напоминает капусту. Круглый сине-зелёный кочан, состоящий из множества листьев и вырастающий от полуметра — до полутора метров в диаметре. Вместо кочерыжки внутри у него полость, набитая семенами. Когда капуста вызревает, кочан лопается и семена разлетаются по округе. Они жутко ядовиты и вызывают мутации. Но, вместе с этим, активно влияют на так называемую чёрную чуму. Ведь она пришла к нам ещё полтора фрактоцикла назад, и, как видите, до сих пор не погубила. Власти засеяли капустой все пустоши вокруг города. Теперь там зона отчуждения. Зато распространение чёрной чумы остановилось. Капуста словно впитывает чуму. Задерживает её в себе. И не пропускает дальше. Нашим опытом воспользовалось уже три десятка зун. Думаю, что квилаксианцы на этом хорошо заработали.

— Квилаксианцы — альтруисты. У них на зуне даже нет оборота денег. Если они не делились своими растениями, значит не хотели подвергать чужие миры угрозе, — с сомнением произнёс Василий.

— Из двух зол, квилаксианская капуста оказалась наименьшим. Если бы не она — мы бы погибли. Или были бы вынуждены менять место жительства. Уж кто-кто, а я этого нахлебался с избытком. Жизнь помотала меня по множеству зун. Сколько же я претерпел, пока не нашёл этот мир. Кавине подходит мне лучше всех, и было бы крайне неприятно покидать её, возвращаясь к прежним мытарствам, — Водинич вздохнул. — Поэтому, слава Квилакси! Спасительнице нашего мира!

— Почему Вам приходилось странствовать? Судя по Вашей интонации, делали Вы это отнюдь не из-за любви к путешествиям, — поинтересовался Алик.

— Верно подмечено, — ответил академик. — Всё дело в моих убеждениях и в моих открытиях. Мало кто способен их принять. Потому что большинство умов закостенело и не видит ничего, кроме «безоговорочных» научных догм. Гибкость мышления им чужда.

— Обществу свойственно принимать новое с великим трудом, — согласился Василий. — Ваши открытия как-то противоречили всеобщему мировоззрению?

— Скорее, самосознанию и общепринятой истории. Человеческая история велика, но это величие несопоставимо с той грандиозностью, что имела место быть на самом деле. Сейчас от былого размаха остались лишь скромные отголоски. Но их так много, что встречаются они повсюду. Взгляните на то чёрное здание, — Водинич указал на постройку, стоявшую особняком от городских домов.

Сооружение было похоже на цельный каменный монолит, обтёсанный снаружи до состояния почти идеального прямоугольника. В нём виднелась одна единственная дверь, а окон не было вообще. Этим откровенным минимализмом постройка сильно контрастировала с остальными зданиями. Вокруг неё всё заросло колючим бурьяном, в котором была протоптана заметная тропинка, ведущая прямо ко входу.

— Знаете, что это? — спросил академик, и, не дождавшись реакции, ответил. — Это храм Мары.

— Мары? — Василий покопался в своей памяти. — Славянской богини плодородия?

— Нет. Мары багдасарян. Защитницы несчастных женщин, лишённых всяческих прав.

— Не слышал про такую.

— Дела давно минувших дней, — Водинич осторожно улыбнулся краешком влажных губ. — Когда багдасаряне возвели этот храм, никаких городов на Кавине ещё не было. Этот славный народ жил здесь привольно, торговал и смеялся, пока не воцарился новый король, купивший право на смех. Многие не смирились, в том числе и люди, чьи предки воздвигали эти храмы. Они покинули Кавине навсегда. А с ними ушёл хороший юмор, богатые рынки и права женщин…

— Недавно Вы говорили, что зуна Вас вполне устраивает, — напомнил ему Алик.

— Так и есть. Потому что ситуация со смехом играет мне на руку. Здесь уже никто не может поднять меня на смех. И все относятся ко мне очень серьёзно.

— А зачем людям, собственно, вообще поднимать Вас на смех, коллега? — спросил Василий. — Я понимаю, что бывают расхождения во мнениях. Но насмешки — это последнее дело.

— И я так считаю! — воскликнул Водинич. — Но невежам этого не объяснишь. Дорогие друзья, я ведь не случайно указал вам на тот храм. Просто на нём они виднее всего.

— Кто «они»? — Алик начал подозревать, что с их проводником что-то не так.

— Слова, — академик так возбудился от осознания возможности поделиться своими открытиями с новыми людьми, что нечаянно брызнул на него слюной. — Простите… Да, именно слова! Они везде. Вокруг нас. Повсюду. Мир состоит из слов. Ноосфера состоит из слов. Всё состоит из слов!

— Вы имеете в виду, что все вещи характеризуются словами? — спросил Василий.

— Не характеризуются, а строятся непосредственно! Слова — это стройматериал. Слова имеют физическую основу. Они написаны! А написанные слова — уже материализуют объекты вокруг нас! Это же так просто.

— То есть, Вы хотите сказать, что всё сущее вокруг нас существует лишь потому, что его кто-то написал? — в словах Василия стало появляться всё больше скепсиса.

— Конечно! Каждый предмет несёт на себе слово, которое трудно сразу разглядеть. Потому что оно как бы вплетено в него. И каждый предмет можно прочитать.

— А воду? — спросил Алик.

— И воду, — ответил Водинич.

— А солнце?

— И солнце! Всё, что угодно.

— И мы тоже состоим из слов?

— Конечно состоим! Поглядите, что написано на моём лице?

— Ничего.

— Ай-яй-яй, что за невнимательность? Ну вот же, на лбу!

— Морщинки…

— Это не просто морщинки. Это текст!

Сколько Алик не присматривался, никакого текста на лбу академика разглядеть не смог.

— Читайте же — «чело-век», — прочертил себе по лбу пальцем Водинич. — И так у всех. Не только у меня. Имя задаёт форму.

Дементьев непонимающе развёл руками.

— Позвольте, коллега, но если сначала были созданы надписи, из которых материализовалось сущее, тогда кто эти надписи, простите, сделал? — спросил Василий.

— Известно кто. Старейшая цивилизация на Земле. Древние цыгане, — не задумываясь ответил академик.

— То-есть, по-вашему, цыгане были первыми людьми на планете?

— Люди произошли не от обезьян, а от цыган! — важно произнёс Водинич.

— А разве цыгане не люди? — покосился на академика Алик.

— Нет. Они — пралюди. Это сейчас они уже давно ассимилированы и потеряли свою генетическую первичность. А когда-то… Когда-то они были совсем другими. Они прилетели на Землю с далёкой планеты и основали колонию, после чего заложили основу информационного пространства, чтобы хранить в нём свои великие знания. Древние цыгане были сверхразвитой расой. Летали по небу в крылатых кибитках, раскидывали шатры, принимающие сигналы прямо из космоса и общались на языке песен.

— Откуда? Откуда у Вас эта информация? Где свидетельства материальной культуры? Где археологические подтверждения? — вопрошал Василий.

— Разумеется они сохранились, — Водинич вытер губы платочком. — Но надёжно спрятаны. Сокрыты от глаз человечества.

— Кто же их спрятал?

— Евреи конечно!

— А им-то это зачем?

— За тем, что евреи пытались выдать себя за проторасу. Они прекрасно знали и знают правду о древних цыганах, но делают всё, чтобы стереть о ней всякие упоминания. Если вы читали Ветхий Завет, то в курсе, что там написано: Первый человек был евреем. Единственные люди, уцелевшие после всемирного потопа, тоже были евреями. Видите, как евреи ловко подтасовали своё генетическое первородство? И им это практически удалось. В то время как про цыган все думают, что они только бродяжничают, воруют лошадей, обманывают доверчивых граждан, танцуют, поют романсы, а ещё торгуют наркотиками и вентиляторами. У цыган украли историю!

— Украли? У цыган? — Алик демонстративно поднял руки. — Всё, я сдаюсь. Я выхожу из этой дискуссии.

— Вам нужны доказательства? — разошёлся Водинич. — Помните, кого Гитлер приказывал истреблять в первую очередь безо всякой пощады? Цыган и евреев! А знаете, почему? Потому что хотел избавиться от представителей проторас: истинных и ложных. Хотел, чтобы проторасой все считали арийцев!

— Назовите мне хотя бы один авторитетный источник, в котором проводились подобные исследования! — потребовал Василий.

— Вы можете прочесть мою книгу «Древние цыгане. История великого падения» там всё подробно изложено.

— Мне нужен источник, которому я могу доверять…

— Тогда ознакомьтесь с моей книгой «Цыгано-багдасарянские войны. Эпоха забытого величия».

— А есть что-то помимо Ваших книг?

— Да есть. Мои монографии…

— Я понял. Кроме Вас вообще никто ничего об этом не писал! А это говорит о том, что Вы — всё это придумали! И Ваши теории не стоят даже выеденного яйца.

— Чья бы корова мычала! Это вы — шарлатаны из Храма Пророчества, разносите ересь мракобесия, запудривая людям мозги. А на реальную историю вам наплевать.

— Мы трактуем древние послания, основываясь на реальных артефактах. И не выдумываем никакой отсебятины. То же, чем занимаетесь Вы — ни что иное, как надругательство над священными основами герменевтики!

— Господин Дементьев, — обратился к Алику Водинич. — Передайте Вашему товарищу, что он — тупорогий козёл, варвар и цыганофоб! И я с ним разговаривать больше не собираюсь.

— А от меня передай этому сумасшедшему, что ему надо лечиться, потому что бред, который он несёт, не свойственен здоровому человеку, — в свою очередь попросил у Дементьева Василий.

— Нет, нет, нет, — отмахнулся от них Алик. — Избавьте меня от ваших научных споров.

— В таком случае, я более не намерен тратить на вас своё бесценное время, — остановился Водинич. — Вон, впереди экзодром. Катитесь отсюда. Жалкие слепцы.

— Подумать только, каков индюк, — вдогонку уходящему академику произнёс Василий. — Лжеучёный!

— Мракобес! — не оборачиваясь, парировал Водинич.

— Довольно, отец. Главное, что он привёл нас к экзодрому, — Алик вынул руки из карманов и указал на поле перед ними.

Старик ещё повозмущался какое-то время и, наконец, успокоился.

Экзодром Кавине был огорожен обычной сеткой. На поле можно было разглядеть несколько экзокрафтов, но никакого обслуживающего персонала рядом с ними не было, как и пассажиров. Возле вокзального здания слонялся дворник, монотонно шаркающий метлой. Алик и Василий дошли до дверей и прочитали табличку «Закрыто».

— Как это, «закрыто»? — Алик с недоверием подёргал ручку.

— Чего дёргаете? Читать не умеете? — с сонной сердитостью прикрикнул на него дворник.

— Почему экзодром закрыт? В связи с чем? — как можно строже обратился к нему Дементьев.

— В связи со Днём Смеха. Вы впервые у нас, что ли? Сегодня все лица старше восемнадцати условных лет должны присутствовать на официальном торжестве. А мне вот дежурство выпало… Они там ржут в своё удовольствие, а я тут мету…

— Нам нужно транслироваться на Оксилор, — сказал Алик.

— Сегодня не получится, — покачал головой дворник.

— Что нужно сделать, чтобы получилось?

— Ничего. Сегодня экзодром закрыт. Трансляций нет: как исходящих, так и входящих. Дождитесь завтрашнего утра.

— Нам надо сегодня.

— Говорю вам, сегодня не получится. И обратиться вы ни к кому не сможете. Никто вам не поможет. Разве что сам король.

— Тогда как нам найти короля?

— Вы серьёзно? — от неожиданного заявления, дворник даже прекратил мести. — Король сейчас на торжестве. Но вас к нему и близко не подпустят.

— А мы попробуем.

— Какие же вы смешные. Как же мне хочется посмеяться над вами. Ну что же, идите на Арену Смеха. Король там на главной трибуне, управляет всем действом.

Алик повернул голову. То, что называлось «Ареной Смеха», находилось прямо за экзодромом и напоминало римский Колизей, к которому вела широкая дорога, огибающая поле.

— Идите-идите, — подначивал их дворник. — Передавайте привет королю. Только опасайтесь Человека-птицу. Он юмора вообще не понимает.

Лифт остановился на этаже, где располагался тронный зал. Брезгливо рассматривая значки на своих руках, Лиша, Фархад и Боцман отправились через сплошную анфиладу, переходя из одной открытой комнаты — в другую. Чем дальше они продвигались, тем сильнее увеличивался градус творящегося абсурда.

В первых комнатах было много людей, сидящих в специально сложенных листьях, словно в креслах, и сплошь увитых вьюном. Они пребывали в каком-то непонятном сне и лишь иногда подёргивали конечностями. Всё это очень напоминало секретный подвал «Тессеракта», только здесь сложное техническое оборудование было заменено живой органикой.

В очередной комнате их встретило некое подобие ресторана. Только без столиков. Повсюду стояли пухлые диванчики, в которых вальяжно утопали люди с совершенно отсутствующими, осоловелыми взглядами и «букетами» зелёных листьев в руках. Их челюсти, подобно кроличьим, беспрестанно жевали эти самые листочки. Как только один листочек полностью прожёвывался, посетитель сонным движением руки выхватывал из «букета» ещё один и начинал жевать его. Играла дурацкая музыка, похожая на кваканье лягушек, и под неё, на небольшой сцене, переминалось с ноги на ногу пузатенькое существо, очень похожее на Муми-тролля из сказки Туве Янссон. На голове у существа топорщился головной убор из перьев, как у индейского вождя. Держа микрофон своей коротенькой рукой, оно гундосо и без малейшей интонации пело: «Ахтунг-ахтунг, хатифнатты. Хати-хати-хатифнатты. Ахтунг-ахтунг, хатифнатты». Чувствуя себя не в своей тарелке, посетители миновали этот чудной концерт и оказались в новой комнате.

Здесь происходило нечто ещё более странное. Весь потолок был заплетён зелёными корнями. А внизу, абсолютно бесцельно и хаотично, бродили люди с закрытыми глазами, в костюмах придворных вельмож и фрейлин. Вместо париков, на их головах были нахлобучены всё те же корни, которые соединялись в районе макушки, и переплетались, подобно верёвке, уходя к потолку. А там, под потолком, «верёвка» вновь расплеталась в пучок, который шевелил корешками, будто паучьими лапками, цепляясь за потолочные корневища. И куда бы не перемещались люди внизу, эти отростки перемещались следом за ними, словно дуги троллейбусов. Что характерно, при всей кажущейся хаотичности своих слепых траекторий, люди не врезались в стены и не выходили в соседние комнаты. Проходя через комнату, гостям пришлось интенсивно лавировать, чтобы ни с кем не столкнуться.

Пол следующей комнаты был засыпан мелким жёлтым песком, а сверху на него были направлены мощные нагревательные лампы. В песке повсеместно были полузакопаны обнажённые люди, загоревшие до черноты. Над песком торчали только их головы, а так же фрагменты рук, ног, спин и животов. Словно их специально засыпали в различных позах, оставив на поверхности определённые детали тел, согласно какому-то никому неведомому порядку. Сама же поверхность песка была идеально ровной. Её разравнивали специальными тонкими грабельками безмолвные служители, похожие на сомнамбул. При помощи каких-то приборов, они следили, чтобы песок оставался абсолютно ровным. Дабы соблюдать незыблемость песка, закопанным людям приходилось сохранять полную неподвижность. Но, судя по блаженным выражениям их лиц, это приносило им только удовольствие. Они будто дремали под тихую музыку восточных инструментов.

Через песчаную комнату была проложена одна единственная, узенькая тропинка, на которой едва помещалась ступня. Идти следовало аккурат по ней, чтобы не потревожить священную гладь. Никто из гостей не знал, почему нужно соблюдать это правило, и что последует после его нарушения. Но какое-то тревожное чувство откровенно подсказывало им, что лучше не рисковать с подобными экспериментами. Ритуальные грабельки служителей сверкали тонкой внутренней кромкой стали, похожей на лезвие. И одному лишь Высшему Разуму было известно, для каких целей она использовалась.

Шаг в шаг, Лиша, Фархад и Боцман прокрались мимо этого странного перфоманса, и вышли в комнату, где правая и левая стены наклонялись друг к другу, соединяясь наверху, отчего создавался сплошной треугольный проход. На обеих стенах висело множество людей, обвитых чем-то вроде лишайника. Когда посетители приближались к ним, они поднимали головы, раскрывали неестественно разбухшие глаза и тянули руки, бормоча: «Вы чувствуете это? Чувствуете? Это на кончиках пальцев. Он позволил нам это почувствовать. А вы чувствуете?»

— Лиша, скажи мне, что это не мы сходим с ума, — тихо произнёс Фархад.

— Сальвификарии не сходят с ума. А я вижу то же, что и вы. Значит и вы не сходите, — через плечо ответила та.

Стараясь не соприкасаться с тянущимися к ним руками, они наконец-то преодолели анфиладу и очутились в тронном зале.

Помещение напоминало огромную комнату избалованного ребёнка из богатой семьи. Чего здесь только не было. Настоящий розовый Кадиллак-кабриолет, механический динозавр до потолка, военный самолёт, наполовину торчащий прямо из стены, модельки звёздных истребителей, летающие друг за другом и стреляющие лазерными лучами под звуки «пиу-пиу». А все стены вокруг были завешены всевозможным оружием: начиная от средневекового и заканчивая совсем уж футуристическими бластерами. В общем здесь было всё, что угодно, кроме непосредственно королевского трона.

Послышалось «Бомм!» — словно пробили огромные часы, а затем пафосный голос невидимки произнёс: «Ваше величество всемогущий король Тохион Виртуозный Десять-Из-Десяти! Владыка фантазии и виртуозности! К Вам посетители!»

— Посетители? Посетители? — ответил сверху голос. — Это интересно!

И откуда-то с потолка, вынырнув из-за фигуры динозавра, словно Карлсон, появился толстый, улыбающийся король. Болтая пухлыми ногами, он восседал на чём-то вроде летающих ходунков со столешницей, сплошь заставленной богатыми яствами. На большой лысой голове вместо короны было надето что-то вроде очков виртуальной реальности, задранных на лоб. Король был весел и постоянно что-то брал со столика и клал себе в рот. Ел он постоянно и непрерывно.

— Приветствуем Вас, ваше величество, — Лиша сделала реверанс.

— Да будет вам! Просто «здрастье» достаточно! Я простой король! — засмеялся Тохион. — Вы пришли за виртуозностью?

— Не совсем. Нам нужно пообщаться с Порослью.

— Н-дэ? С Порослью пообщаться? — король надул толстые щёки, словно администратор интернет-кафе перед посетителями, которые пришли не играть в игры, а просто посидеть в Интернете. — Зачем вам это? Это же скучно.

— У нас есть к ней пара вопросов, — настаивала Лиша.

— Поросль не даст вам фантазий! Да будет вам известно, что я подключаюсь к Поросли вовсе не для того, чтобы она давала мне фантазии! Всё это я придумываю сам! Лич-но! Хотите увидеть последнюю фантазию? Это просто что-то!

— Нам нужны не фантазии, а ответы.

— Ответы? — король простодушно засмеялся. — Ха-ха! Вы наивные ребятки. Поросль — это же просто трава-а! Трава не даёт советов! Не тешьте себя ложными иллюзиями. Не знаю, кто вам что рассказал про Поросль, но она явно не лучшая собеседница, хе-хе-хе. Вот лучше попробуйте-ка это.

Он хлопнул в ладоши и откуда-то прилетел дрон, на котором стояла тарелка с листьями, которые гости уже видели ранее.

— Угощайтесь, — предложил им Тохион. — Это деликатес. Листья квилаксианской капусты.

— Капуста с Квилакси? Её же запрещено вывозить, — удивилась Лиша.

— Было запрещено. Теперь можно. Говорят, что Маас удалось спасти от чёрной чумы исключительно благодаря ей. Ну а мы завозили её для профилактики, и остановили чуму на самых подступах. Не тревожьтесь, мы употребляем только внешнюю часть вилков. Знаем, что чем глубже — тем ядовитее. А внешние листы — безвредны. Доза психоактивного вещества минимальна. Возьмите-возьмите! Это вкусно. И низкокалорийно. Появляются заманчивые видения. И никаких последствий. Поверьте, это лакомство ничего общего не имеет со всякой сомнительной синтетикой, или суррогатами «шаманского братства», ну вы знаете, тех самых ребят, которые сидят на нижних листьях, фильтруют туман мокрыми сетками и курят всякие подозрительные грибы…

— Ваше Величество. Благодарим Вас за угощение. Но нам просто нужно поговорить с Порослью, — перебила его Лиша.

— Зря, — король с досадой хлопнул в ладоши и дрон с тарелкой улетел прочь. — Вы ставите меня в очень неприятное положение. Как радушный хозяин, я обязан угодить гостям.

— Вы угодите, если позволите нам поговорить с Порослью.

— Нет. Это услуга, о которой вы просите. А правила гостеприимства предписывают порадовать гостей тем, чего они не просят. От себя, так сказать, — Тохион задумался. — О! Кажется у меня появилась идея.

— Стоять! — пара огромных охранников остановила Алика и Василия у дверей Арены Смеха. — Торжество уже началось! Опоздавшие не допускаются!

— Вы не понимаете. Нам необходимо, — начал их упрашивать склонившийся старик.

— Вы из выступающих, что ли? — охранники с сомнением переглянулись.

— Да! — тут же ухватился за их смятение Алик. — Мы не зрители. Мы будем выступать.

— Пунктуальнее нужно быть, господа лицедеи, — с укоризной произнёс охранник, открывая перед ними дверь

— Я же тебе говорил, что это приезжие артисты, — шепнул ему напарник. — Рожи-то незнакомые.

Дементьев с товарищем быстро прошмыгнули внутрь. Ориентируясь на звуки рукоплесканий и шум толпы, они миновали прохладную, тёмную галерею и вышли на залитую солнцем трибуну.

Перед их глазами раскинулась арена, вокруг которой высились десятки ярусов, переполненных зрителями. Играла музыка, развевались флаги.

— Артистам-туда, — взявшийся невесть откуда охранник указал им на лестницу, ведущую куда-то под арену. — Первый раз что ли?

— Первый раз, — Алик, взяв старика под руку, нехотя пошёл вниз по ступеням.

В подвале, освещённом факелами, царила духота и шум, постоянно умножаемый эхом. Повсюду виднелись железные решётки, но вместо диких зверей за ними находились люди. Все, кто сидели в клетках, выглядели полнейшими безумцами. Они постоянно что-то орали, бормотали, катались по полу и бросались на прутья. А вокруг стояли прилично одетые граждане и, с серьёзными выражениями лиц, что-то записывали. Дементьев остановился около одного из записывающих.

— Простите, а это кто? — спросил он, указав на грязного мужика, беснующегося по ту сторону решётки.

— Не из местных? — с пониманием покосился на него писарь. — Выступать приехал, по приглашению солнцеликого короля?

— Вроде как, — пожал плечами Алик.

— Это ж авторы, — собеседник указал на безумца своей авторучкой, которую тот чудом не выхватил, просунув цепкую пятерню между прутьями. — Это они нам всё придумывают.

— Они же сумасшедшие.

— Да. Но пока их юмор в тренде, мы их вовсю используем. Даже самый остроумный комик рано или поздно исписывается, а у этих фантазия не иссякает никогда. Шпарят как оголтелые.

— Я шёл! И упал! Потому что! Я падший человек! — завопил безумец.

— Видишь? — тут же законспектировал за ним писарь. — Талантище.

— И что? Над этим смеются? — спросил Алик.

— Ещё как. Хотя темы с половыми органами и туалетом конечно же вне конкуренции. Проверенная опытом классика, как говорится. На втором месте политика. Не наша разумеется, про нашу нельзя. А вот про чужую — очень даже можно. Эй, Лунатик, скажи что-нибудь про Маас!

— Маас — тридвараз! — ответил сумасшедший. — Мааситы — тридвараситы!

— Браво! Вот, держи яблочко, — писарь кинул ему через решётку огрызок яблока.

— А можно ли подойти к королю? — спросил Алик.

— Шутить про короля? А ты рисковый. Про нашего мудрого самодержца можно только хорошее говорить. Очень хорошее. Такие шутки редкие, и их не эти выдумывают, — он кивнул в сторону безумца, жадно мусолящего огрызок. — Королю очень сложно угодить. Поэтому даже не думай, чувак. Вон, записывай за Лунатиком, пока можно.

— Ты не понял. Я бы хотел поговорить с королём. Это важно, — сказал Дементьев.

— Для короля нет ничего важнее Дня Смеха. Он не будет тебя слушать.

— Сальтаряне — зачатые по-пьяне! — плюясь остатками яблока заорал сумасшедший. — Эндирмейцы — вонючие индейцы! Квилаксианцы — долговязые засранцы!

— Погоди-погоди, пишу-пишу, — спешил за ним писарь, перелистнув лист блокнота. — Во, даёт!

— А может я — индеец, — произнёс Алик.

— И чё?

— Ничё. Обидно как-то.

— Ты что, шутки юмора не понимаешь? — удивлённо спросил писарь.

— Нет. Я же современный юморист.

— Хм. Логично… В таком случае прошу не подавать на меня в суд. Подавай вон, на Лунатика, это он про индейцев ляпнул. Но сразу скажу, что судиться с ним бесполезно. Он полный шизоид. И справка у него есть.

— Я не буду подавать в суд ни на тебя, ни на него, — пообещал Алик.

— Спасибо! В общем, чувак, раз уж мы с тобой нашли общий язык, я тебе дам совет. Если хочешь умаслить короля — сделай так, чтобы он отметил твой юмор. Он в последнее время стал вообще привередлив чрезмерно. Но ты не здешний, значит у тебя есть шанс. Выдай ему какую-нибудь инозунную хохму, и он тобой заинтересуется. А если сильно насмешишь — даже возможно и выслушает.

«Команда Хохмачей-Смехачей!» — громко объявил кто-то, заставив всех писарей обернуться. — «Хохмачи-Смехачи — готовы?!»

В подвале началась возня и беготня между вольерами. Замычали какие-то пьяные голоса.

«Хохмачи-Смехачи! Вас ждут!»

— Хохмачи-Смехачи не будут выступать! Квиля перебрали! В отрубе валяются! — сообщил кто-то. — Замените группу!

— Ты слышал? — обернулся Алик к ничего не понимающему Василию. — Это наш звёздный час. Идём выступать сейчас же.

— Но что мы будем там говорить? — испугался старик.

— Импровизировать, отец. Будем импровизировать. Я уже так делал, поэтому без паники.

— Вот, возьмите это, — писарь вынул из блокнота закладку, и протянул Алику. — Поможет.

— Что это? — с непониманием глядел Дементьев на слегка подвянувший лист, похожий на капустный.

— Это квиль. Мы все им заряжаемся.

— Это же квилаксианская отрава! — воскликнул Василий Лоурентийский. — Выбрось это немедленно, Алик! Нас хотят погубить!

— Старикан несёт чушь, — покачал головой писарь. — Дело ваше, конечно. Хотите — используйте, не хотите — не используйте. Но с этим будет проще.

— Спасибо, — Алик положил листик в карман, поправил одежду и пошёл к светящемуся выходу.

«Следующая группа! Кто следующая группа?!» — доносилось оттуда.

— Мы! — крикнул Дементьев.

«Кто „мы“?!»

— Дуэт! «Мы — умы, а вы — увы»!

— Шевелитесь быстрее! — махнула им расплывчатая фигура на фоне ослепительного дверного проёма. — Их светлость уже нервничают!

— О, Высший Разум, помоги нам, — тихо взмолился старец.