Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 24. Падение Озимандия

Море шумело у подножия тяжёлых скальных громад, от которых едва отражался бликующий, голубоватый свет. Высоко над волнами, на многочисленных выступах, ласточкиными гнёздами выпирали крепкие стены домов города Инри. Город был очень велик, и распространялся он не в ширь, а ввысь, лепясь к стене, словно пёстрый лишайник, на котором пышными цветами горели вывески и рекламные постеры.

И хотя весь город буквально цеплялся за отвесный край обрыва, нельзя было сказать, что он держится на честном слове. Каждый дом, каждая постройка были вписаны в скалу так органично и технически грамотно, что сомнений в их полной надёжности не возникало. В каждый причудливый галерейный переход, в каждый ажурный мостик, проложенный над бездной, казалось, были заложены двойные, а то и тройные степени прочности.

Так же, Инри поражал тем, насколько гармонично вписывались в городскую застройку скульптуры, высеченные из той же самой скалы. Эти скульптуры имели преимущественно библейскую основу, но явно чем-то отличались от неё непосредственно. В основном это были фигуры ангелов, заботливо обнимающих дома крыльями. Но больше всех выделялась огромная центральная композиция святой Девы Марии, чьё изваяние по пояс выступало из скальной породы, словно носовая фигура парусного корабля. Лицо Богоматери выражало пронзительную скорбь, в то время как её руки простирались вперёд, над океаном, и крепко удерживали нагого младенца. Руки ребёнка были расставлены в стороны, в следствие чего скульптурная композиция вызывала двоякое ощущение. То ли младенец заранее готовился к будущему распятию, то ли собирался взмахнуть руками, словно крыльями, и вознестись в небо. Как бы там ни было, монумент создавал очень сильное впечатление.

Но Лиша обо всём этом конечно же не задумывалась. Скорее всего, ей вообще было безразлично подобное творчество, как и творчество в целом. Её заботили совершенно другие мысли. Глядя на здания, проносящиеся навстречу, по правой части экрана, Лиша хмуро молчала.

Когда «Одалиска» проплыла мимо скульптуры младенца, оказавшейся размером в два раза больше неё, Боцман снял шлем и с удивлением произнёс: «Ничего не понимаю».

— В чём дело? — отвлеклась от своих раздумий девушка.

— Они тут вымерли, что ли, все? Диспетчерская молчит.

— Может у них праздник какой-то очередной? — предположил Фархад. — Город не выглядит покинутым.

— А если со связью проблемы?

— Нас бы уже давно встретили военные экзокрафты.

— Действительно странно, — согласилась Лиша. — Если нам не отвечают, предлагаю причалить куда придётся.

— Могут быть проблемы, — ответил капитан.

— Нарываться не будем. Если местные возмутятся — просто улетим.

— Сам я здесь не бывал, но слышал, что в Кристореденции всегда было много мерцающих, — задумчиво сказал Боцман.

— Мерцающие — это те, которые просто спят? Думаешь, причина в них? Но с какой стати?

— Не знаю. Вдруг их тут стало слишком много и в данный момент все они бодрствуют…

— Глупость, — Лиша всмотрелась в экран. — Надо садиться. Выбери место для посадки, Фархад.

— Пытаюсь.

Экзокрафт, огибая выступающее скальное ребро, пролетел совсем рядом с большим домом, похожим на высокую прямоугольную башню, растущую из стены словно гриб. Судя по окнам, в доме было не меньше пятнадцати этажей. В тот момент, когда Фархад плавно огибал его, сверху по обшивке «Одалиски» что-то ударило.

— Какого… — дёрнулся капитан.

— Что-то упало сверху, — определил Боцман. — Повреждений корпуса не зафиксировано.

Ещё один удар. На сей раз по носовой части. Человеческое тело отрикошетило от визуального экрана, оставив на нём яркие кляксы растекающейся крови.

— Аллах Всемогущий! — ужаснулся Фархад.

— Это что? Самоубийцы? — поразился Боцман.

— Не знаю, — Лиша угрюмо смотрела, как по ту сторону экрана перед их экзокрафтом сверху падают люди, прыгающие из окон ближайшего дома.

— Тут что-то ненормальное творится, — штурман вытер лоб платком. — Это явно не местный вид спорта.

— Ну и какие будут указания? — спросил у Лиши Фархад.

— Продолжай искать место посадки.

— Вижу свободную парковку под магазином.

— Отлично.

«Одалиска» развернулась носом к широкому входу, зияющему под стеклянным супермаркетом, манящим рекламными скидками. Все причальные лампы горели зелёным, значит внутри было свободно. И хоть стоянка была создана для гораздо более мелкого транспорта, большой экзокрафт вполне мог на ней поместиться.

Свет сменился на лёгкий сумрак, убого разбавленный электрическим светом. Решётки заграждающих стопоров были подняты. Никаких парковщиков не было и в помине, как собственно и машин внутри.

— Далеко не залетай, — дала указание Фархаду сосредоточенная Лиша. — Мало ли, что там? Придётся когти рвать, а тут так узко.

— Сам знаю, — буркнул тот.

Миновав открытые пропускные системы, «Одалиска» остановилась и выпустила опоры.

— Ну вот мы и на месте. Оружие брать будем? — спросил Боцман.

— Не стоит. В конце концов, это не какая-нибудь дикая зуна, — ответила Лиша.

— Что-то мне здесь совсем не нравится. Может стоило сразу в центр архипелага транслироваться? Гало же сообщил, что искать его нужно между «статуями», а не в одной из них.

— Гало — это хитрющая бестия. Если сунуться к нему сразу, он скорее всего сбежит и спрячется, как только почует наше приближение. Поэтому придётся заходить тихонько и издали.

Покинув экзокрафт, все трое проследовали в сторону подъёмников, прислушиваясь к тишине. Никто не попадался им на пути. Здание было безлюдным. При этом, складывалось впечатление, что покинули его совсем недавно. На полу кое-где валялись брошенные вещи, которые обронили и не стали подбирать. Подъёмные эскалаторы работали. Наверху играла музыка и искусственный голос с жизнерадостным постоянством повторял «Проходите на свободную кассу, проходите на свободную кассу». Но проходить было некому. Никто ничего не покупал. Пройдя мимо ряда кассовых стоек, Лиша начала примечать странные детали.

— Здесь были люди. Недавно. Грабили магазин. Но аккуратно. Все повреждения выглядят непреднамеренными. Видимо, просто толкались, и повалили пару полок.

— Аккуратные грабители? — хмыкнул Боцман. — Это что-то новенькое.

— Действительно необычно, — согласилась Лиша. — Но орудовали не вандалы и не мародёры. Они не хотели ничего сломать, или испортить. Они просто забрали продукты.

— И деньги не взяли. Кассовые аппараты набиты наличкой, — указал Фархад. — Купюры разбросаны по полу, как будто бы ими швырялись. Вся зуна сошла с ума?

— Кажется я начинаю понимать, — Боцман подозвал товарищей к одному из стеллажей. — Вот, посмотрите на ценники. Вам не кажется это странным?

Лиша с Фархадом присмотрелись к ценникам и увидели, что те сплошь исчёрканы поправками. Было заметно, что сначала их меняли, но затем, в какой-то момент, времени на это не осталось, и персонал начал исправлять цену прямо на месте. Всё больше и больше увеличивая цифры.

— В местной экономике произошла чудовищная стагфляция. Валюта обесценилась. В результате, люди просто обчистили прилавки, — поняла Лиша.

— Это как-то связано с теми самоубийцами? — спросил Фархад.

— Думаю, да. Мы прибыли сюда не в самое лучшее время.

Кто-то прошмыгнул вдали, между торговыми стеллажами и троица одновременно направила туда взгляды.

— Эх, надо было всё-таки оружие захватить, — прошептал Боцман.

— Спокойно. Пока что предпосылок для опасения нет, — ответила Лиша. — Идём к выходу. Нужно узнать, что происходит в городе.

Улиц в Инри было очень много, все они переплетались обширной сетью, но к их расположению новичкам следовало привыкать, потому что распространение шло не в горизонтальной, а в вертикальной плоскости. То есть улицы пролегали друг над другом, практически на всём протяжении скальной стены. Некоторые выходили наружу, но большинство пряталось внутри и выдавало себя лишь чередой однотипных, продолговатых оконцев для света и вентиляции. Всё это напоминало гномий город из какого-нибудь фэнтези, однако инрийцы не углубляли своё поселение слишком далеко в скалу. Основная часть города «размазывалась» только по внешней её части.

Любовь местных жителей к прочности и основательности отражалась во всём. В том числе и во внешнем виде жилищ и зданий инфраструктуры. Всё было грубоватое, тяжёлое, мегалитичное. На окнах и витринах толстенные стёкла. Двери — словно сняты с крепостных ворот. Камень отполирован везде, где только можно. В каждой детали выдержана и соблюдена идеальная симметрия.

Кристореденция славилась своими мастерами. Здешние скульптуры пользовались огромным спросом, поэтому заказы постоянно поступали к ним со множества миров. Но основными богатствами этой зуны были конечно же не статуи, а полезные ископаемые. В основном, ценные породы металлов и самоцветы, коих здесь было великое множество.

Что же случилось с этим великим миром? Людей на улицах почти не было. Если они попадались на глаза путешественникам, то сразу же, пугливой рысцой, скрывались в неизвестных направлениях. Только звуки шагов разносились по пустым каменным коридорам. Команда «Одалиски» миновала несколько лестниц, поднявшись на соответствующее количество уровней, но на пути встречала только унылую пустоту.

Наконец, им встретился человек, который не побежал от них прочь. Мужчина как-то странно кружился на одном месте и издали походил на юродивого. Казалось, что он не может надолго сосредоточить взгляд на одном месте, и потому вынужден ежесекундно перемещать его из стороны — в сторону. Человек был бородат, с богатой шевелюрой и правильным, прямым носом. Это единственное, что о нём можно было сказать с полной уверенностью. Во всём остальном же, и особенно в одежде, незнакомец словно не давал возможности себя рассмотреть, меняя свою фигуру, костюм и цвет ткани. Данные параметры трансформировались так быстро и непредсказуемо, что человек походил на какое-то чужеродное пятно, или на призрака во плоти.

— Мерцающий, — шёпотом, чтобы не потревожить странного человека, сообщил Боцман Лише.

— Знаю, — ответила та.

«Мерцающими» в ноосфере называли уникальных сноходцев с Земли, которые оказывались здесь, погружаясь в крепкий сон. Обычно, разум спящего человека не фокусируется на отдельных мирах, как бы проносясь над ними и выцепляя лишь отдельные, мимолётные фрагменты. Но у некоторых людей была способность фиксироваться на отдельных зунах, чья пульсация резонировала с нейронами головного мозга. Это позволяло спящим ненадолго проникать в иллюзорные миры, путешествовать по ним и даже общаться с полноценными сноходцами, обитающими в зуне постоянно. Чаще всего, мерцающий, засыпая, возвращался в одну и ту же зуну. Но бывают и случаи, когда количество вероятных зун больше, и сноходец проникает в них поочерёдно, от сна ко сну. При этом, проснувшись, человек не может вспомнить ничего, или же почти ничего из того, что он видел по ту сторону своего сна. Но вернувшись в иллюзию, эта память к нему возвращается и он тут же вспоминает, что переживал здесь ранее.

С мерцающими следовало общаться очень аккуратно. Связь, удерживающая их в этом мире была очень тонка и нестабильна, поэтому любое неловкое отношение, или даже обращение к нему могло немедленно спровоцировать его пробуждение.

— Здравствуйте, — поздоровалась Лиша.

Мерцающий немного покрутил головой, словно слышал голос, но не видел говорящего. Его глаза были ярко голубые и как-то странно пузырились, словно газированная вода.

— Здра-а ствуй… Те, — широко разевая рот и растягивая слова ответил он.

— Уже близок к возврату, — шепнул Боцман Лише. — Да ещё и нерусский, судя по всему.

— Знаю, не надо меня просвещать, — как можно тише и осторожнее одёрнула его Лиша, после чего опять обратилась к мерцающему. — Вы знаете, что здесь случилось? Где все люди?

— Люу-у?.. Ди-и?.. — спящий, задрав лицо к потолочному своду крутил головой так и сяк.

Шло время, но он ничего больше не говорил. Его фигура, кроме головы, стала совсем расплывчатой и полупрозрачной.

— Пустая трата времени, — прошептал Фархад.

И словно услышав его слова, мерцающий вновь собрался, возвращая себя в этот мир. Его одежда на несколько минут даже приобрела неизменную форму: бордовая рубашка и синие джинсы. Когда спящий опустил голову, путешественники успели заметить внутри его широко открытого рта прижатый к нёбу язык. Это был один из способов продлить управляемое сновидение перед самым пробуждением.

— Ту-ут почти все… У-у-ушли. Или у-у-у-у… Или у-у-у… У-у-у-умерли. Или у-у-умерли, — будто глухой заговорил мерцающий.

— Почему? — спросила Лиша.

— Не зна… Не зна-а-а… Йу-у-у…

Он вновь начал расплываться, и побрёл куда-то, волоча ноги. При этом казалось, что идёт он не сам, а что-то несёт его прочь, словно налетевший ветер.

— От мерцающих толку никакого, — покачал головой капитан.

— Что за напасть тут приключилась? Это не сумеречники и не чёрная чума, — глядела вслед растворяющемуся сноходцу Лиша. — Что же это?

Перебивая ветер, подвывающий в открытых оконцах галереи, на них начали надвигаться новые звуки. Нестройный треск голосов, шарканье ног, стуки и звяканья. Словно пьяная компания возвращалась под утро из бара.

«Строгое нет Куду! Строгое нет Мукоту! За индустрию! За возврат! Ваши бумажки — пустые бумажки! Строгое нет!»

— Что это там такое? — насторожился Боцман. — Какая-то демонстрация?

— Держитесь ближе ко мне, — ответила Лиша. — Не отходите от меня.

«Возврат! И строгое нет Куду! Бумажки — пустые бумажки! Строгое нет — строгое!»

Группа эксцентричных горожан быстро приближалась к ним, размахивая палками и разбрасывая в разные стороны что-то вроде листовок. Сначала показалось, что это погромщики. Но по мере их приближения, путешественники отметили, что граждане ничего не ломают, а палки используют, чтобы стучать ими по каменным плитам и по стенам зданий. Всё же Лиша не стала рисковать и предупреждающе выпустила щупальца, потрескивающие на концах, словно электрошокеры. Наступающие адекватно отреагировали на эту угрозу и обошли гостей стороной, продолжая выкрикивать свои невнятные лозунги. Самый последний, взъерошенный, кривоногий чудак, остановившись ненадолго, пристально поглядел на троицу, крикнул «Строгое нет Мукоту!» и швырнул в них несколько листовок, после чего бросился догонять остальную группу.

— Тут творится какое-то массовое безумие, — сказал Фархад. — Весь город сошёл с ума. А может быть и вся зуна.

— Что тут написано? — Боцман поднял одну листовку. — Хм-м… Странно. «Билет обязательств». Это что? Какая-то облигация?

— Хочешь сказать, что мы столкнулись с сеятелями? — Фархад подобрал другую бумажку. — Действительно «Билет обязательств». Каких обязательств? Кого перед кем? Я ничего не понимаю.

— Что-то обрушило экономическую систему Кристореденции. Что-то, или кто-то, — ответила Лиша. — Я чувствую запах Гало. Этот гад совсем рядом.

Наверху заскрипели тяжёлые ставни. Одно из окон открылось и кто-то окликнул их, — «эй. Вы. Чего стоите там?»

Все поглядели наверх, но увидели лишь волосатую руку, упирающуюся в подоконник.

— А что? Нельзя? — спросила Лиша, стараясь не вкладывать в эту фразу негативных ноток.

— Там опасно может быть. Нельзя долго стоять там, — ответил невидимка. — Те, которые прошли — не из знатно буйных. Но ходят частенько опасные. И больше их гораздо. Строго больше.

— И что ты нам предлагаешь?

— Зайти. Можем обсудить.

Стукнул внутренний засов и толстая входная дверь чуть приоткрылась. Гости зашли внутрь дома. После маленькой прихожей сразу начиналась лестница, ведущая наверх. Поднявшись по ней, герои увидели пустую комнату, вместо мебели заставленную упакованными ящиками и тюками. Их встретил хозяин — пожилой лысоватый человек в брюках с подтяжками.

— Эстебан Альварес, — представился он, и жестом разрешил гостям садиться куда захотят.

Вошедшие представились в ответ.

— Вы прибыли зачем? — усевшись на один из ящиков, поинтересовался хозяин.

— По делам, — ответила Лиша. — Но не ожидали столкнуться с… А что, собственно, произошло?

— По делам, — проворчал Альварес. — Все, все приходят по делам. А дела какие могут сейчас быть? Сейчас бежать надо только. Разорение. Обнищание. Анархия. Вы это видите всё? Разве жизнь это? Все могли кто, ушли давно. Я ждал всё. Надеялся. Что исправят всё. Не исправляют. И не исправят. Уходить надо мне. Всё бросать.

— Ты здесь один живёшь? — спросил Боцман. — Без семьи?

— А если бы семья у меня была, я бы позвал вас? Я бы в дом пустил вас? — Альварес грустно рассмеялся. — Никого нет у меня. И вас не позвал бы. Не увидел если бы, что защита у вас. (Он указал на Лишу и встряхивая руки, с шипением изобразил электрошок). Подумал, мне поможете. Экзокрафтом прибыли вы же? Мог бы я отдать кое-что вам. За то, что в Леданию доставите.

— Извини. Мы не берём пассажиров, — ответила Лиша.

— Тогда меня бы вы проводили в порт Нового Вифлеема. Недалеко это. У вас защита, я видел. Без неё не пройти туда. Благодарен вам я был бы. В долгу не остался бы.

— Зачем тебе в Новый Вифлеем? — спросила Лиша.

— Буканьеры… Говорят, что берут всех за долю малую. Опасность есть. Но выхода нет другого. Многих они вывезли. Больше людей — меньше плата. Нынче мало людей — плата больше, однако деваться куда? — Альварес вздохнул. — Можно конечно по пастушьим тропам уйти — в высокогорье. Там живут идольмены — резчики идолов. Отшельников племена. Кто-то к ним уходил. Говорили, что помогают они. Говорили, что поселение новое возводить начали. Я бы пошёл будь младше. Теперь не могу. Тяжело это. И трудно там жить. В Ледании спокойно, говорят. Тихо там. Дожить свой век можно. Добраться бы до Нового Вифлеема.

— Так что же случилось с Кристореденцией? С чего возник этот кризис? — опять поинтересовалась Лиша.

— Всё быстро сложилось, — Эстебан провёл большими пальцами вдоль подтяжек. — Мы хорошо жили. Ещё лучше хотели. Никто не мог вокруг пальца нас обвести. Маасцев выгнали мы, когда они приходили. Берёг нас Иешуа. Мудрость нам дал. Но самоуверенность не убавил. Думали мы, что мудрее всех. Хитрее всех, думали. А попались на пустяке.

Он грустно вздохнул.

— Кто же вас обманул? — спросил Боцман.

— Когда хорошо живёшь, богато живёшь, сытно живёшь — хочешь всё больше, — печально развёл руками хозяин. — Когда всё есть у тебя, хочется того, что нет у тебя, пусть даже это мелочь. Мой дед работал всю жизнь, мой отец работал всю жизнь. И я работал всю жизнь. И на Земле и здесь. А под конец жизни решил, что не нужно работать. И все так решили. С Матролора это пришло, говорят… Там это придумали… Зарабатывать не работая. Чтобы каждый получал столько, сколько хочет. Мы не верили. Говорили все, что обман это. Но поверили потом. Когда увидели, что работает всё. Эта система представлена была новаторской. Прогрессивной. Ценные бумаги заменяли деньги, которые заменялись чистой энергией в свою очередь. Приток энергии за счёт прибывающих бесконечно компенсировал распределение между владельцами «Билетов обязательств». Каждый получал фиксированные выплаты регулярно, что на бескорыстность характера указывало. Цена их росла каждый раз. Новые «Билеты обязательств» покупались по цене первоначальной, но цена старых билетов не падала, а наоборот.

— Хитрая пирамида, — кивнула Лиша. — Народ покупает «Билеты обязательств», скажем, по сто фраксов. И получает регулярно по десять фраксов «выплат», которые сперва платятся с его же собственных денег, а затем — начинают платиться за счёт денег новых вкладчиков. Чем больше новых вкладчиков — тем больше суммы выплат первым вкладчикам: двенадцать, пятнадцать, двадцать фраксов. Начинается экспоненциальный рост числа вкладчиков. Пирамида растёт не только снизу, но и по всей величине, ведь старые вкладчики так же поддерживают её, покупая новые и новые «Билеты обязательств». Постепенно людям начинает хватать выплат на полное обеспечение своей жизни, и они бросают работу. Остальные же трудятся ради того, чтобы поскорее накупить «Билеты обязательств» и догнать тех, кто уже вышел на самоокупаемость.

— Такую пирамидку ничто не стоит обрушить, — скептически заметил Боцман. — Стоит лишь одному вкладчику из вершины разом вывести все свои накопившиеся средства. Образуется дыра, от которой пирамида не выстоит.

— Безусловно, — согласилась Лиша. — Но как и у любой пирамиды, здесь используется превосходный психологический «цемент» — жадность. Тебе уже платят столько, что ты купаешься в роскоши. И выплаты с каждым разом всё увеличиваются и увеличиваются. Куда ты будешь загонять все излишки «заработанного», которые не в силах освоить? Конечно же обратно в пирамиду. Накупишь ещё больше бумажек, которые ещё сильнее приумножат твоё состояние. Что мне больше всего нравится — так это обеспечение. Ни у одной классической финансовой пирамиды никогда не было обеспечения. Здесь же оно есть. Это энергия. Поток душ, прибывающих в ноосферу, не иссякаем. Значит и обеспечивается пирамида вечно. По-моему, круто.

— И все верили в это, — подтвердил Альварес. — Мы видели, как Матролор богатеет. От нас туда массово люди ехали, быстрее чтобы заработать на новые «Билеты обязательств». А потом к нам начали ехать ото всюду уже. С бедных зун. На любую работу, лишь бы им платили «Билетами обязательств».

— Размах аферы шикарен. Так можно было и всю ноосферу натянуть, — усмехнулся Боцман.

— Но всё рухнуло гораздо быстрее, — Лиша задумалась. — Мошенники ограбили всего две зуны и остановились. Почему? Испугались, что их обнаружат?

— Мы не ожидали, насколько ловушка станет глубокой, — вздохнул Эстебан. — Денег начислялось всё больше, но стоили они всё дешевле, пока не обесценились совсем. Цены выросли чудовищно, а потом и товары пропали. Многие начали требовать в счёт своих «Билетов обязательств» энергию, но оказалось, что запасы все её были истощены. Куду и Мукоту, стоявшие за всем этим, скрылись. Слышал, что Куду нашли и убили, но не факт это.

— Самоубийцы, что прыгают из окон — прогоревшие вкладичики? — спросил Боцман.

— Не всегда, — спокойно ответил Альварес. — Чаще посредники, в распространении «Билетов обязательств» участвующие. Слышал, что собрали и заперли их в биржевом здании. Но не трогали. Боялись они, что будут их казнить жестоким образом, вот и не выдержали — прыгнули. Так вы проводите меня в Новый Вифлеем?

— Нам нужно больше информации, — ответила Лиша.

— В Новом Вифлееме можно её получить. Я — простой человек. Там — есть те, кто могут больше рассказать вам, чем я.

— Нэ хотэлось би лэзть в этот осиный гниздо, — «включив» акцент, сказал Фархад. — Там, гдэ анархия, добра нэ жди.

— За всем этим стоит Гало. Куду и Мукоту — всего лишь пешки в его игре, — произнесла Лиша. — Это не первая его пирамида, но здесь он пошёл дальше. Он не просто обирал народ. Он копил энергию. А потом куда-то её дел. Кто в ноосфере собирает энергию?

— Ицпапалотль? — взглянул на неё Боцман.

— Да. И кажется у нас появился шанс прижать к ногтю её непосредственного поставщика.

— Вы меня отведёте в Новый Вифлеем? Защита у вас, — твердил хозяин дома.

— Отведём. Надеюсь, вещей у тебя немного?

— Котомок пара.

— Замечательно, — Лиша поднялась с тюка.

— Нэ думаю, что правылно аставлят «Одалиска» бэз прэсмотра, — обеспокоенно заметил Фархад.

— Ты пойдёшь с нами. С «Одалиской» ничего не случится, — отрезала девушка.

Город, погружённый в пучину кризиса, был похож на большой, нездоровый организм. Обстановка выглядела нетипично. Всеобщая депрессия, окутавшая население, пропитывала каждый закоулок. При этом, благодаря особой ментальности жителей, особого буйства не замечалось. Погромы отсутствовали, мародёрство отдавало нотками какой-то застенчивости. Во всём этом виделась растерянность общества, отвыкшего от экстремизма, и обрётшего за долгие годы ровной, стабильной жизни, некую вялость и инертность. Люди даже возмущались с осторожностью, всё ещё надеясь в глубине души, что кто-то придёт к ним и восстановит их порушенную экономическую систему. Как восстановить её самим они не знали.

Инри напоминал бомбу с догоревшим фитилём, поэтому соваться сюда дураков не находилось. Только кочующие, криминальные дельцы, так называемые «буканьеры», рисковали совершать рейсы в умирающий город. Да и то лишь в одно единственное место — в Новый Вифлеем, который являлся обычной площадью, размещённой на выступе, перед псевдохристианским храмовым комплексом. Эта площадь имела особый священный статус, в связи с чем данное место считалось самым безопасным в городе.

Населения становилось всё меньше. А то, что оставалось, с каждым днём всё сильнее теряло контроль над собой. Осознание полной безысходности, нищеты и безвластия сводило людей с ума, и они всё сильнее начинали звереть. Колесо террора медленно, но неукротимо набирало обороты.

Пока они шли, пару раз встретили маленькие митинги и воришек, обшаривающих путые лавочки. Но крупных волнений нигде не заметили. Когда же стали приближаться к Новому Вифлеему, то наконец-то услышали шумы первых беспорядков, из которых было трудно понять, чего добиваются эти граждане. Одни из них, вроде бы пытаются прорваться на площадь, чтобы покинуть зуну, а другие силятся остановить их, взывая к патриотичности. Всё это выглядело словно представление умалишённых. Люди кричали друг на друга, но всё ещё боялись оскорбить, поэтому изо всех сил старались быть вежливыми. Когда путешественники приблизились, их тоже попытались остановить, но тщетно. Лише даже не пришлось применять свои способности. Фархад и Боцман решительными ударами сшибли с ног парочку особо рьяных демонстрантов, преградивших им путь и толпа испуганно расступилась. Здесь давно отвыкли от рукоприкладств. Первое насилие выбило местных из колеи. Скоро они придут в себя и ответят насилием, но пока этого не случилось, оставалось время, чтобы прорваться через них, воспользовавшись замешательством. Вслед за дерзкими пришельцами, через кордон успело прорваться несколько семей беженцев.

На круглой площади раскорячился опорами очень неопрятный и уродливый экзокрафт, под которым уже бурлила солидная группа граждан, желающих покинуть зуну. К ним-то и направились пробившиеся визитёры. Даже не поблагодарив сопровождающих, Альварес бодро ускорился, нырнул в толпу и тут же затерялся в ней.

— Э, а наше вазнаграждэние?! — вдогонку ему крикнул Фархад.

— Чёрт с ним, — ответила Лиша. — Будьте начеку, а я пообщаюсь со страждущими.

Пробившись сквозь толпу, она встала под задраенным люком экзокрафта и громко крикнула, — эй!

На неё никто не обратил внимания, тогда она крикнула так громко, что голос её разнёсся на километр.

— Эй!!! А-ну умолкли все!!!

Только после этого толпа стихла и прислушалась.

— Что здесь за собрание? — спросила Лиша.

В ответ загомонил целый хор голосов:

— Улететь хотим!

— Они заперлись!

— Они хотят оплаты строго больше!

— Нам улететь надо!

— Почему улететь хотите?! — остановила их Лиша.

— Всё хуже и хуже здесь!

— Никто не выплачивает по «Билетам обязательств»!

— Деньги — бумага! Обязательства — бумага! У нас не осталось ничего!

— Кто за всем этим стоит?! — опять отсекла бурю возмущений Лиша.

— Известно кто! Куду и Мукоту! Это дело их рук! Они обещали, но не выполнили!

— Они увеличивали выплаты. Но цены стали увеличиваться быстрее! Мы начали копить больше «Билетов обязательств», чтобы увеличить выплаты! Но всё равно не успевали за ценами. А потом Куду и Мукоту пропали! Магазины разорились! Предприятия разорились!

Под крики толпы, трап экзокрафта начал со скрежетом опускаться, и люди тут же завопили от радости. Отойдя в сторонку, чтобы её не зашибло трапом, Лиша заглянула внутрь отсека. Там показались чьи-то голые ноги, обутые в шлёпанцы. Буканьер, одетый как босяк, расслабленно спустился по ступенькам и спрыгнул с последних двух, шлёпнув резиновыми подошвами. Парень сохранял видимое споскойствие, но Лиша чувствовала, что в душе он сильно волнуется, оказавшись один перед целой толпой.

— Так, короче у нас новые условия, в виду того, что трансляции стали очень сложными, — шепелявя, начал он. — Оплата увеличивается. Вещи принимаем только ценные. Шмотки больше не берём даже пусть и товарного вида.

Народ неодобрительно загудел.

— Спокойно, спокойно, — выставил вперёд тощие, татуированные руки буканьер. — Не нравятся наши условия? Ждите следующий экзокрафт. Какие вопросы то?

— Да следущего не будет больше! — кто-то ответил ему из толпы.

— Может не будет, а может и будет. Мы изложили свои условия. А вы решайте, — ответил буканьер.

С очень недовольным ворчанием, люди принялись возиться, снимая с себя последние украшения. Воспользовавшись моментом, Лиша подошла к буканьеру сзади.

— Ты капитан этой развалюхи?

— Чё? — обернулся тот. — Какая это тебе развалюха? Это самый быстрый экзокрафт в сегментариуме!

— Да по фигу. Ты капитан, или не ты?

— Ну… Не я.

— А капитан там что ли? — Лиша указала пальцем в зияющий люк.

— Тебе какое дело до капитана? Ты кто вообще такая?! — выпятив грудь колесом, хилый буканьер стал надвигаться на Лишу, но та без труда выкрутила ему руку назад ловким приёмом.

Парень даже закричать не смог — настолько ему было больно. Казалось, что от крика станет ещё больнее.

— Где капитан? — спросила Лиша.

— Эй! Вы чего делаете?! Отпустите его! Они же не возьмут нас из-за ваших действий! — заволновался народ.

Некоторые граждане даже попытались освободить буканьера от лишиного захвата, но Фархад с Боцманом оттеснили их назад.

— Где капитан? — повторила Лиша. — Тебе нужна рука, или больше нет?

— За каким хреном вам капитан? — высунулся из люка конопатый и небритый мужчина в майке-алкоголичке.

— А ты кто такой? — подняла голову Лиша. — Не капитан ли часом?

— Часом капитан, — тот сплюнул в сторону. — И чё? Малого моего крутишь зачем?

— Наглый он у тебя, — ответила Лиша и выпустила буканьера, который тут же отпрыгнул от неё к трапу.

— Она чокнутая! Тут наверное все такие! Сваливать надо! — заверещал он.

— Заткни пасть, — спокойно отмахнулся капитан и, вытирая руки от чёрного масла, стал спускаться вниз, тесня доходягу. — Устроил тут шапито… Условия сообщил?

— Сообщил, — отвернулся униженный парень.

— Как я понял, мои условия вас не устраивают? — подойдя к Лише почти вплотную, выдохнул ей в лицо грязный капитан.

— Да мне насрать на твои условия, — ответила Лиша. — Я с тобой лично хотела поговорить.

— Вон оно как? — капитан улыбнулся остатком зубов. — Серьёзная мамзель с разговорами ко мне?

Он посмотрел на своего помощника и дал распоряждение, — начинай принимать оплату и запускай вовнутрь! А я пока тут дамочку ублажу… Разговором.

— Ла-ан, — кивнул парень. — Так, все желающие улететь, короче, подходите! Оплату — мне! И грузитесь организованно!

Народ потянулся к трапу, а Лиша с капитаном, зайдя за дальнюю опору, начали диалог.

— Элиас Виртанен, к вашим услугам, госпожа, — представился мужчина. — А тот тупоголовый осёл — мой сынуля — Вилли.

— А я — Лиша. Просто Лиша. Смотрю, ты тут уже давно подхалтуриваешь? В Кристореденции.

— Не только тут. Во всём кластере. Нас тут целая гильдия. И я — её почётный член, хе-хе, — сделал он акцент на последнем слове.

— Сейчас, значит, вывозите народ с подыхающей зуны? А раньше — привозили?

— Бывало. Зуна ещё недавно была процветающей. Нас отсюда гоняли ссаными тряпками. Спесивым местный народ был. Чтобы нам вот так, прямо в Инри транслироваться — вообще нонсенс. Столкнули бы со скалы в море, без разговоров. Только на окраинах и приходилось показываться. Брезговали нами, как прокажёнными. А теперь вон, погляди, как любят, хе-хе.

— Имя «Гало» тебе о чём-нибудь говорит?

— Ни о чём. Я знаешь сколько народу перевозил. Гало, шмало, какой только сволочи не было. Мне платят — я транслирую и вопросами не задаюсь. Но если ты будешь поласковее, то возможно я что-нибудь вспомню. Ласка она, знаешь ли, проясняет мужскую память, хе-хе.

— Я тебе сейчас проясню память. Так проясню, что мало не покажется, — Лиша вдавила его рукой в опору и стала угрожать высунувшимся из-за плеча щупальцем. — «Мария Ауксилидора». Мигратор. Мельхиоровая гавань в Диометрическом сегментариуме. Кто-то из ваших привёз оттуда группу людей. Именно из ваших. Чужаки бы на вашу деляну не сунулись. По нелегальным, нерегистрируемым перевозкам тут работает только буканьерская гильдия. Ты должен знать, кто это был. Его экзокрафт тогда назывался «Валак». И тебе лучше его вспомнить, если хочешь убраться отсюда живым.

— Не понимаю. О чём ты? — испугался, но продолжал упорствовать капитан.

— Повторяю в последний раз: Гало. «Мария Ауксилидора». «Валак», — глаза Лиши загорелись от ярости. — Кто владеет экзокрафтом «Валак»? Погоди-ка… А как называется твой экзокрафт?

— Пощади, — окончательно перепугался Элиас. — Ради сына.

— Как… Называется… Твой… Экзокрафт?!!! — Лиша подвела кончик щупальца к его глазам, щёлкая искрящими разрядами.

— Лиша, — остановил её голос Боцмана. — Что ты творишь? Отпусти его.

— Пожалуйста, — проскулил Элиас.

Опомнившаяся Лиша отпустила его, брезгливо вытирая руки, которыми к нему прикасалась.

— «Фортуна», — вжимаясь в опору, простонал капитан. — Мой экзокрафт называется «Фортуна». И всегда назывался. «Валак» принадлежал кому-то из залётных. Мы стопорнули их, но они откупились. Щедро.

— Куда они транслировались потом?!

— Да никуда…

— Куда они транслировались потом?!! — Лишу опять начала разбирать ярость, и Элиас понял, что второй раз Боцман может его уже не спасти.

— Говорю тебе, никуда, — повторил он. — Это правда. Они остались здесь. На острове Кирак. Экзокрафт оттуда не транслировался больше.

— Не может быть, — Лиша не верила ему. — Он не мог здесь оставаться надолго. Особенно после начала кризиса. Это не в его правилах.

— Вы меня отпустите? — жалобно спросил Элиас.

— Пошёл вон, — бросила в ответ Лиша и тут же повернулась к Боцману. — Боц, так не бывает. Гало не мог тут остаться. Почему он остался?

— Может быть понял, что бежать больше некуда? — предположил тот.

Появился растрёпанный Фархад.

— Э, там ваще капец что началос! Прэбэжал их капитан, сказал, что болше брат никто нэ будут! Народ взбэсился!

У него за спиной, там где был спущен трап, действительно слышался нарастающий галдёж множества голосов.

— Нам здесь больше нечего делать. Возвращаемся на «Одалиску», — распорядилась Лиша.

Они протолкались через толпу беженцев, отчаянно трясущих руками, сжимающими драгоценности. Все они требовали забрать их, но буканьеры, уже поднимали трап. Выбравшись наконец из этой толчеи, путешественники столкнулись с новой проблемой. Группа, блокирующая площадь, успела увеличиться почти втрое. И с площади никого выпускать не намеревалась. Во всяком случае, непокалеченными. Они кричали проклятия и глупые лозунги, а увидев чужаков, словно сбесились, и потянулись к ним с явно недобрыми намереньями.

Лиша не желала тратить на них время и выйдя вперёд, выпустила щупальца, поднявшись на них, словно на сваях, выше толпы. При этом она стала напоминать перевёрнутую иудейскую менору. Резкий рывок вперёд, и Лиша прошла сквозь толпу, словно гребень по волосам, оставив позади себя несколько дымящихся дорожек, в которых корчились и орали обожжённые и раскромсанные тела горожан. Толпу охватил ужас. Люди прижались друг к другу. Воспользовавшись этим, фархад и Боцман рванули по одному из проделанных Лишей коридоров, прыгая через изувеченные трупы и раненых.

Лиша, Фархад и Боцман бежали по галерее, плавно изгибавшейся вдоль городской скалы. Позади слышался шум улетающей «Фортуны» и целый хор криков, не то одобрительных, не то разъярённых.

Из магазинчика, прямо на их пути, вылетела витрина. Среди стёкол корчился человек в окровавленном фартуке. Он был весь изрезан и истекал кровью. Буквально перескакивая через него, навьюченные мешками с украденным добром, выбежали грабители в масках. Как раз наперерез троице. Грабителей тоже было трое. Вместо того, чтобы просто убежать, они зачем-то решили напасть на чужаков, видимо посчитав, что те пришли их остановить, либо отбить добычу.

— Не лезь пожалуйста, — попросил Боцман у Лиши. — Мы сами справимся.

Та не стала спорить. Завязалась драка. Один из грабителей ударил Боцмана, но тому его удар был как слону дробина, ввиду заметной разницы в весовых категориях. Грузный штурман одним ударом левой попросту сбил нападавшего с ног. Фархад получил от второго мародёра тяжёлым мешком и едва удержался на ногах. Во время второго замаха, Боцман перехватил мешок, дёрнул его на себя, выдернув из рук грабителя и рассыпав украденное добро, а затем, прямым ударом правой, уронил негодяя следом за товарищем. Третий бандит бросился наутёк, всё же не желая расставаться с тяжёлым мешком. Но Фрхад, жаждущий реванша, догнал его, подсёк и уже лежачего быстро добил ногами.

— Получай, шайтан проклятый! На тебе!

— Хорош, хорош, — остановил его Боцман. — Он уже не сопротивляется. Нам надо уходить, пока другие не набежали.

— Коссома, — распалённый Фархад полез в свой внутренний карман. — А вот это уже нехорошо.

— В чём дело? — подошла к ним Лиша.

— Транспондер вибрирует, подаёт сигнал. Это значит, что «Одалиску» пытаются взломать.

— Я им взломаю… Дальше доберётесь без меня, своим ходом! Встретимся на парковке! — Лиша решительно подбежала к окну галереи и, с разбегу, выпрыгнула в него.

— Эй! Ты куда?! — закричали вдогонку друзья.

В ответ, за окном промелькнул крылатый силуэт, тут же скрывшийся из виду.

— Вот почему я не люблю иметь с ней дело, — указал Фархад. — Она всё делает по-своему. Никогда не советуется.

— Я всё ещё доверяю ей, — ответил Боцман. — Побежали скорее. Нам нужно успеть добраться до «Одалиски» пока нас здесь не прижали.

Мужчины помчались дальше, по галерейной улице, опасливо поглядывая по сторонам — в тёмные подворотни. Их преследовало очень тревожное чувство, не дающее сбрасывать скорость и устраивать передышку. И хоть дыхание у обоих уже перехватывало, а пот лился в три ручья, они не сбавляли темпа.

Миновав знакомую лестницу, они оказались на нижнем ярусе, где находился тот самый супермаркет. Но до самого магазина оставалось преодолеть целый квартал.

— Боц… Слыш… У меня две… Две но… Две новости, — отдуваясь, сообщил Фархад. — Х-хорошая и пл… И плохая. С-с какой начать?

— Давай с хор… — сквозь тяжёлое пыхтение, ответил друг. — С хорошей давай!

— Экзотранс… Транспондер! Перестал… Перестал вибрировать.

— Отлично. Знач… Лиша успела отогнать… Отогнать их! А плох… А плохая новость?

— За нами погоня.

— Хол-лера! Тогда поднажмём.

Птицы, сидевшие на одном из окон, при приближении бегущей пары, раскричались и, одновременно вспорхнув, улетели наружу. Боцман начал сдавать первым. Он всё чаще спотыкался, делал зигзаги и едва выдерживал ритм бега. До супермаркета оставалось уже рукой подать, когда погоня показалась в поле зрения.

Обезумевшие жители с камнями и обломками палок в руках нагоняли их. Было понятно, почему они появились не сразу. Увидив способности Лиши, никто нарываться не захотел, но когда та ушла, разгневанные люди решили взять реванш, отыгравшись на её компаньонах. Драться с таким количеством народа не было никакого смысла. Беглецов ждало жуткое, позорное линчевание.

В супермаркете их встретил зазевавшийся мародёр, который скорее всего не хотел их останавливать, а лишь выносил что-то по мелочи. Бегущий навстречу Фархад ударил его дверью так, что тот отлетел назад и повалил стеллаж. До спасительной парковки оставались считанные метры. Чтобы немного сэкономить растраченные силы, удирающие мужчины скатились на нижний уровень по перилам. Преследователи уже догоняли их, вливаясь буйным, топочущим и орущим потоком в главный зал магазина.

Чувствуя, что их сердца вот-вот выскочат из грудных клеток, Фархад и Боцман, чуть не падая, выбежали на парковку. Сзади их уже пытались достать палками самые резвые горожане. Но вдруг расстояние между ними стало резко увеличиваться. Визжа тормозящими подошвами, толпа остановилась. Задние бегущие врезались в передних.

— Хвала Аллаху! — вместе с мучительным стоном выпустил из себя Фархад, увидев Лишу, вокруг которой вразброс лежало не меньше тридцати обугленных тел, всё ещё дымившихся и попахивающих шашлыком.

— Как же вы долго, — цинично встретила их девушка. — Да ещё и «группу поддержки» привели. Идите, раскочегаривайте «Одалиску», я тут сама порядок наведу.

Задыхаясь, капитан со штурманом пробежали мимо неё, в сторону задраенного люка. Ну а Лиша, растопырив щупальца, направилась в сторону людей, скапливающихся у входа на парковочную площадку. Несколько отчаянных смельчаков, очевидно не ведавших способностей сальвификария, сорвались с места и бросились на неё. Не успели они сделать и нескольких шагов, как щупальца, извиваясь точно хлысты, похватали их и разорвали на куски. При этом не было никакой крови, толко дым и шипение горящей плоти. На землю попадали обугленные, дымящиеся куски, похожие на угли. Демонстрация оказалась настолько убедительной, что толпа запаниковала и стала вдавливаться обратно — на выход к лестнице. Топча друг друга и создавая немыслимую давку. Лиша не стала их преследовать. Вместо этого, она вернулась к экзокрафту, с которого уже спустили трап.

Кирак являлся седьмым из так называемых «островов» в цепи Книппельного Архипелага. Он был не самым большим и не самым приметным. Напоминал он неровный астероид, около полутора километров в поперечнике, и сплошь был покрыт толстым, ярко-зелёным мхом. Благодаря соседнему летающему острову — Алкионе, окутанному водяной оболочкой, на Кирак постоянно моросил мелкий, тёплый дождик. Чьи микроскопические капельки тут же испарялись, или впитывались в почву. Деревьев здесь не было, зато в изобилии росли огромные, густые кустарники. Кирак считался заповедником и никому не принадлежал. Да и жить на нём, из-за регулярной повышенной влажности, никому не хотелось.

Лиша надеялась обнаружить на острове следы Гало, указывающие на его дальнейшее перемещение.

«Одалиска» быстро достигла Кирака. И облетела его по кругу, высматривая подозрительные участки. Кустарник был настолько плотным, что надёжно скрывал поверхность. Садиться пришлось наобум, прямо в заросли. С оглушительным треском, экзокрафт продавил сплетения веток, подняв вихрь из листьев, а затем кривовато, но всё же опустился на неровную поверхность Кирака. Фархад сразу предупредил, что рядом кто-то есть. Гало мог оставить здесь своих суларитов, на всякий случай, поэтому на вылазку команда отправилась вооружившись.

Под сенью высоких кустов, Лиша, Фархад и Боцман оказались в душном водяном «мешке». Их одежда тут же промокла насквозь, напитавшись влагой. Быстро осмотревшись, Лиша сразу же обнаружила множество хорошо заизолированных кабелей, пролегавших во мху. Каждый кабель был соединён с замаскированной антенной, которую можно было рассмотреть в хитросплетениях веток только приблизившись вплотную. Кто-то развернул на Кираке секретную станцию связи. Но, по всей видимости, она была отключена, или вообще не работала.

Осторожно продвигаясь вперёд, группа вскоре наткнулась на первые свидетельства присутствия здесь суларитов. Это были некие знаки, свойственные культу. Но выглядели они как-то блекло. Словно те, кто их размещали, не хотели слишком откровенно заявлять о себе. Оставили несколько символических меток, ради приличия — тем и довольствовались.

Боцман, следивший за биосканером, оповестил друзей, что живые объекты находятся прямо по курсу, и не шевелятся. Явно поджидают их. Лиша сделала знак, чтобы спутники остались на месте, а сама пошла вперёд. Но не успела отойти на десяток метров, как в неё из кустов ударило сразу несколько залпов. Подстреленная девушка упала на толстый мох, а из-за её спины по обнаруженным огневым точкам тут же ответила винтовка Фархада и пулемёт Боцмана. Капитан наповал сразил крайнего стрелка, но где прятались остальные он разглядеть не успел, поэтому просто спрятался за камень. Боцман же открыл шквальный огонь по кустам, слева-направо. Только ветки полетели в разные стороны. Неизвестно, зацепил ли он кого-то, но после этого обстрела враг сразу притих. Пока Боцман перезаряжался, с противоположной стороны по нему открыли стрельбу, но безрезультатно. Здоровяк тут же залёг, уйдя из-под обстрела. Фархад же, заметив сполохи, выстрелил прямо по ним и, судя по короткому воплю врага, попал точно в цель.

Обследовав сектор, друзья насчитали пять суларитских трупов. Из которых двое были убиты Фархадом, а троих посекло пулемётным огнём Боцмана. Затем, они вернулись к Лише. Та лежала между двумя корневищами и тяжело дышала. В её туловище зияло несколько дыр, из которых текло что-то светящееся, перламутрово-масляное. Когда Боцман дотронулся до этой жидкости, она превратилась в обычную кровь.

— Подруга, ты как? — спросил он.

— Как мишень в тире, — ответила та. — Помогите подняться.

Мужчины аккуратно подняли её с земли.

— Теперь отойдите, — дождавшись, когда они отойдут, Лиша выпустила свои «крылья» и вонзила в каждую рану по щупальцу.

Раны задымилмсь сладковатым дымком и тут же затянулись, словно их и не было.

— Вот теперь всё отлично, — улыбнулась девушка. — Вы всех перестреляли?

— Всех, — удивлённо кивал головой Фархад. — На этом участке.

— Молодцы. Идём дальше. Следите за биосканером.

Последний суларит упал лицом в мох, оставив над собой лёгкое красное облачко кровавой взвеси. Более по кустам никто не шевелился. Лишь корчился в конвульсиях один из стрелков, тихо шебурша окровавленной листвой. Культисты дрались отчаянно, но из-за своего непрофессионализма ничего не могли противопоставить людям, основательно набившим руку на стрельбе. А пришествие существа высшего порядка окончательно ставило крест на их жалком сопротивлении. Здесь не было серьёзной общины, как на Девоне. Скорее, маленький аванпост, состоящий из полутора десятков хорошо вооружённых, но совершенно необученных фанатиков. Остался последний сигнал биологической активности. И боевая троица уверенно направлялась прямо к нему.

Вскоре, их глазам открылась странная, неказистая хижина из металла. Очень плотно опутанная кустарниками. Все антенные кабели сходились к этой хижине и исчезали под её стеной. Когда Лиша, опустившись на колено, рассматривала места входа этих кабелей, Фархад потряс её за плечо, — «погляди…»

Она подняла лицо, но не сразу разглядела то, на что он указывал. Тогда капитан отсёк ножом несколько веток и указал на обнажившуюся часть стены. Там виднелись выцветшие, слегка выпуклые буквы «Т.Т.К. ВАЛАК».

— Холера. Неужто тот самый экзокрафт? — прошептал Боцман.

— Тс-с, — Лиша приложила палец к губам и затем указала на дверь.

Импровизированная дверь, проделанная в корпусе, была не заперта. Первым внутрь вошёл Боцман, который вскоре позвал за собой остальных. Здесь царил полумрак. То, что осталось от экзокрафта «Валак», было переоборудовано в некую станцию, что-то передававшую на окрестные зуны. В просторном отсеке все стены были завешены экранами разных диагоналей. Ни один из них не работал. Остро пахло горелой проводкой, как после недавнего пожара. А посередине, в большущем кресле, похожем на трон, сидел какой-то человек. Точнее, полулежал, так как спинка кресла была сильно откинута назад. Трон мог поворачиваться на 360 градусов и передвигаться по звездообразной системе узких напольных монорельсов. Помимо этого, каждый дисплей, из тех, что висели на стенах, имел раздвижной, коленчатый кронштейн, позволявший ему приближаться к трону почти вплотную.

На полу, неподалёку от центра, валялась тетрадь, исписанная от корки — до корки убористым почерком. В основном расчётами. Цифры, цифры, цифры. Реже формулы и какие-то бессвязные заметки. В конце было выделено два слова «Мукоту» и «Куду», тоже с какими-то очень крупными цифрами, приписанными рядом. Слово «Куду» было перечёркнуто крест-накрест.

Неожиданно, тот, кто сидел в кресле, начал хрипло декламировать сонет Шелли:

«Я — Озимандия, я — мощный царь царей!

Взгляните на мои великие деянья,

Владыки всех времён, всех стран и всех морей!»

Он закашлялся, но потом продолжил:

«Кругом нет ничего… Глубокое молчанье… Пустыня мёртвая… И небеса над ней…»

Трон был повёрнут спиной к вошедшим, поэтому когда Лиша к нему приблизилась, то первым делом развернула его к себе лицом. Она не смогла сдержать удивлённого возгласа. А Фархад с Боцманом тут же прицелились, готовые стрелять, но были немедленно остановлены. На троне полулежал человек с кудрявыми волосами. Он был полным, невысокого роста, и облачённым в пурпурную мантию.

— Говори, где твой хозяин, чёртов суларит! — угрожающе зарычал на него Боцман. — Где Гало?!

— Хватит! — прикрикнула на товарища Лиша. — Этого не нужно. Он перед вами.

— Холера, — Боцман опустил оружие и почесал затылок.

— Ну и дела, — вторил ему Фархад.

— Друзья, я прошу вас покинуть это помещение, — попросила Лиша. — Сейчас же.

Те не стали ей перечить и послушно вышли за дверь, оставив их наедине.

— Ну здравствуй, Александр. Незаслуженно спасённый, — убедившись, что их не подслушивают, начала девушка, отведя взгляд от закрывшейся двери. — Вот уж не думала, что найду тебя здесь. Почему ты не убежал?

— А зачем оттягивать неизбежное? — спросил человек на троне.

— Во время нашей прошлой встречи ты не был таким фаталистом.

— А ты не была женщиной.

— Я и сейчас не женщина. Как и не мужчина. Ты это прекрасно знаешь, великий магистр Оаххо. Он же Гало. В миру, профессор Александр Алексанрович Сумских. Любопытная карьера: из профессоров — да в культисты.

— Сулариты — товар бесценный. Прибыль неимоверная.

— Ты крутил ими как хотел. Поразительно. Обычно Культ не позволяет так с собой обращаться. Тебя бы давно разоблачили и предали ужасной смерти.

— Всё так. В ряды суларитов действительно очень непросто проникнуть с камнем за пазухой. Поэтому ни одному шпиону не удавалось внедриться в их тайную сеть. И мне не удалось бы, если бы лез снизу. Видишь ли, Ал Хезид, во все времена неприступность заканчивалась там, где начинались деньги. Ещё древние говорили, что «осёл нагруженный золотом возьмёт любую крепость». Если кто-то и неподкупен, это означает лишь то, что денег на его подкуп нужно отвалить гораздо больше, чем на других. Лидеры суларитов, с которыми я вошёл в контакт, принципиально не брали денег. Пришлось дать им очень-очень много денег, чтобы тёмные врата Культа открылись передо мной. Но в накладе я не остался. Все мои затраты впоследствии окупились довольно быстро.

— Многих же ты обокрал, чтобы осуществить свой замысел. Очень многих. И меня в том числе. Я тебя спасла, а ты «отблагодарил» меня кражей и бегством в чертоги Даркена Хо, где я тебя уже не достану.

— Всего лишь бизнес, не более того. Я не просил тебя мне помогать. Если хочешь узнать, почему я так сделал — вспомни притчу о лягушке и скорпионе. Скорпион обещал лягушке не жалить её, если она перевезёт его через речку, но на середние реки всё равно ужалил, потому что он — скорпион. Так же и я. Ничего личного.

— Ты полагал, что Хо прикрывало тебя безвозмездно?

— А что такое Хо? Самообман, страх помноженный на страх. Если хочешь знать, то это я. Я его выдумал. Оно было как безликая, тёмная сущность, а я наделил его характером, индивидуальностью, понятными всем мотивами.

— Ты действительно в это веришь?

— Я никогда не видел Хо. Более того, я никогда не сталкивался с доказательствами его существования. Ни на Земле, ни в ноосфере. Если Хо существует на самом деле, то оно должно быть мне признательно. Такой пиар своего бренда оно не получало ещё ни от кого и никогда.

— Но ты надеешься, что оно всё-таки существует. И что оно спасёт тебя от меня. Признайся.

— Мне не нужно на это надеяться, потому что я уже спасён. И если это дело рук Хо, то скоро я его встречу и мы поговорим с ним, как добрые компаньоны. Тогда я в него и поверю. Но не ранее.

— Как же тебе удавалось столь веско убеждать других в том, во что ты не веришь?

— Легко. Я просто говорил то, что от меня хотели услышать. Ведь я не стремился кого-то чему-то научить. Я стремился к обогащению. Пойми, Ал Хезид, хорошо зарабатывать на верующих могут только неверующие. Так всегда было и так всегда будет. Когда человек одурманен верой во что-то, он с лёгкостью отдаст то, что считает низменным и незначительным, по сравнению с абстрактно-великим объектом своей веры. Свои деньги, своё имущество, своё добро. Даже свою жизнь. Верующий ставит свою веру выше своего существования и материального состояния, и в этом его ошибка. Потому что те, кто не верят ни во что, становятся выше него. Те, кто не верят в духов и отрицают жизнь после смерти — живут и наслаждаются настоящим днём. А чтобы настоящий день был сладок и приятен, они забирают средства у тех, кто планирует обживать райские кущи на том свете. Верующие сами всё отдают, их даже не нужно особо просить. Идеальные овцы для предприимчивого пастуха.

— Смелое убеждение. Даже для материалиста, — Лиша встала напротив него, скрестив руки на груди. — И даже оказавшись здесь, вне Земли, твоё убеждение не пошатнулось? А может стоило бы задуматься?

— Над чем?

— Над тем, что не всё в этом мире так просто, как может казаться. И что ты сам, возможно, чья-то овца.

— Попав сюда, я лишь сильнее укрепился в своих убеждениях, — ответил Гало. — И в том, что мир — сугубо материален. Ведь энергия — это всего лишь разновидность материи. Материя первична, а сознание — всего лишь продукт её эволюции. Здесь, в ноосфере, это особенно заметно. Даже лишившись материи физической, сознание стремится к материи энергетической. Потому что жить без материи сознание не может. А материя без сознания — может. Те, кто создают себе богов, всегда будут кормом для безбожников.

— А ты не думал о том, что боги всё-таки могут существовать? Не в религиозном, а сугубо в научном аспекте?

— Смотря что называть «богом». Для меня, бог — это всего лишь непостижимость. Которая постоянно удаляется: от простого — к сверхсложному. И бог заканчивается там, где начинается познание. А затем, переходит на более высокий уровень, где будет пребывать до очередного познания. Так будет продолжаться пока вся Вселенная не будет познана человеком. Рано или поздно люди проникнут туда, куда ранее, считалось, проникнуть невозможно. И я уверен, что никакого бога они там не найдут. Познание всякий раз будет убивать их веру. А они будут придумывать, как обойти бесспорные доказательства. Потому, что жить без бога они до сих пор не научились.

— И тебя не смущает тот факт, что перед тобой стоит сверхсущество? Служитель Высшего Разума? — без возмущения, но с интересом спросила Лиша.

— Почему меня должно это смущать? Существа, такие как ты, не отрицают, а лишь подтверждают мою теорию. Вас по-привычке называют «ангелами», но вы ими не являетесь. Вы лишь доказываете существование новой эволюционной ступени сознания, развившейся в условиях ноосферы. Что же до Высшего Разума… Если он действительно имеет место быть в том виде, в каком его пытаются преподнести такие как ты, то ничего божественного в нём нет. Напротив, он станет лишь подтверждением того, что человеческая цивилизация — не более чем высокоразвитый муравейник, подчиняющийся общему сверхразуму «улья». И никакой метафизики.

— И тебя устраивает эта гипотеза?

— Вполне. Кто-то не может свыкнуться с мыслью, поднимаясь по лестнице, что снизу эту лестницу никто не держит. Я же меряю всё предельно обоснованными категориями. И, как видишь, добился серьёзных результатов, по крайней мере в сравнении с теми, кто уповает на некие высшие силы.

— Допустим. И какова же цель такого существования? По твоему, выходит, что смысл жизни человека — это бесконечное материальное обогащение?

— Для меня — да. Я нигде не упоминал, что моя позиция является некой общечеловеческой тезой. Напротив, всячески указывал на то, что таких как я — единицы. Каждый волен идти своим путём. Путь овцы проще, чем путь пастуха, но если ты выбираешь путь овцы, то не жалуйся на него. Вот и вся доктрина. Кто лучше: пастух, или овца? Этот вопрос субъективен. Пастух, безусловно, стоит выше овец и видит дальше них. Он знает больше, чем они, и, в отличии от них, ведает истинный путь. Да, этот путь является истинным для него, а не для них, но если учесть, что у овец нет истинного пути, и они привыкли следовать только за чужими истинами, то ничего в этом странного нет. Не хочешь быть овцой? Стань пастухом. Кто тебе запрещает? Но зачем что-то менять, если гораздо проще двигаться по дороге, которую за тебя уже придумали? Человеку трудно жить одному. Только в стаде он чувствует себя сильным, он раскрепощается и расслабляется. Поднявшись же над стадом, он остаётся один на один с жуткой, беспощадной пустотой, которую необходимо срочно чем-то заполнить. Чтобы потом кормить этой оформленной пустотой овец, которые в свою очередь будут безвозмездно обеспечивать его вполне материальными мясом и шерстью. Не подумай, что я всю свою жизнь жаждал власти. Я не люблю власть. Меня завораживает иная страсть. Добыча. Извлечение прибыли из всего, чего только можно. Мне не важен результат. Мне важен процесс. Это своеобразная лудомания. Только в отличие от жертв игровых автоматов, рулеток и карточных шулеров, я сам обманываю обманщиков, наживаясь на них ещё больше, чем на простых недотёпах, мечтающих разбогатеть, не прилагая к этому ни малейших усилий. И чем хитрее обманутый мною обманщик — тем больше наслаждения я испытываю. Это психическая патология, с которой я ничего не способен поделать. Потому что лишившись её, я лишусь смысла своей жизни. А это недопустимо.

— То есть деньги для тебя ничего не значат? А весь смысл кроется лишь в прибавлении денег?

— Деньги — это та же самая пустота, — Гало вздохнул. — Сами по себе они не имеют никакого значения. Человеку необходимы вовсе не деньги, а то, что на эти деньги он приобретает. До какого-то момента деньги необходимы, но перешагнув через планку необходимости, смысл в них начинает теряться. И вот тут запускаются центробежные силы приумножения денег ради денег. Перераспределение пустоты. Парадокс, но эта пустота имеет некую отрицательную величину. Это что-то вроде чёрной дыры. Только не в космосе, а в нашем сознании. И чем больше эта дыра расширяется — тем сильнее человек теряет над собой контроль, думая только о деньгах, а точнее, об их постоянном приумножении. Вижу, что тебе всё ещё непонятны мои мотивы.

— Отчего же непонятны? Вполне понятны. Мне непонятно другое. Почему ты пошёл в биологи, а не в экономисты? Неужели хотел найти материальную выгоду в науке? — спросила Лиша.

— Именно так. Экономика — это наука заблуждений. Многие считают, что постигнув её, тут же откроют для себя тайны обогащения. Но это не так. Более того, экономика нарочно уводит нас от обогащения ложными путями. К счастью, я понял это заблаговременно, и не стал опираться на теорию заблуждений с целенаправленной дезинформацией. Оставил это для балаболов с ветром в карманах. Куда полезнее и перспективнее в вопросах добывания денег я считал математику. Но вскоре разочаровался и в ней. Потому что математика, несмотря на свою дотошность и стремление к точности, плохо работает в процессах, подчинённых нелинейной логике. Осталась биология. Может показаться, что эта наука вообще никак не связана с финансовыми процессами. Но только если смотреть на неё поверхностно, не заглядывая вглубь. Ведь дело не в науке как таковой, а лишь в её небольшом сегменте — нейробиологии, акцентирующейся на изучении работы мозга. Ради этого мне пришлось постигать медицину, но оно того стоило. В то время, как экономисты бились над кривыми теориями, в надежде вывести из них идеальную формулу безупречной рентабельности, я пошёл в обход и начал искать ответы в человеческих мозгах. Ведь именно живой мозг формирует потребности, а вовсе не мёртвые формулы. Только мозг может подсказать, как работает система толпы и каким антилогичным законам она подчиняется.

— Профессор Сиротин знал о крамольных мыслях своего ассистента?

— Да, знал. Сиротин был гением. Светлой головой. Мне несказанно повезло попасть к нему на стажировку. С той поры он стал моим учителем, которого я до сих пор превозношу выше всех остальных, — ответил Гало. — К большому сожалению, он был безнадёжным «совком». Адептом утопического альтруизма. Он хотел помогать людям, причём безвозмездно. А я мог лишь удивляться, за что судьба наделяет такими талантами блаженных? Ведь они растрачивают свой дар понапрасну. Опыты Сиротина с электромагнитными резонаторами являлись новаторскими и крайне перспективными, но увы, только для меня и для него. Большинство светочей отечественной науки не признавало нашу работу эффективной. Чем дольше мы работали — тем острее вставал вопрос финансирования. Если при прежней власти деньги мы получали исправно, то новый мир начал диктовать новые правила. И мы с Сиротиным стали всё сильнее отдаляться друг от друга. Как люди из разных эпох. Тогда-то я и начал предпринимать попытки убедить его в своей правоте. Я начал увещевать его, что наша цель — это зарабатывание денег. То, чего нам уже удалось добиться, можно внедрять как товар, и получать средства, необходимые для испытаний, от самих же испытуемых. Я чувствовал, что мы вот-вот откроем «священный грааль», обнаружив мозговые процессы, влияющие на человеческое сознание. Мы были очень близки к этому, Ал Хезид. Но мой учитель отрицал все мои здравые предложения в самой резкой форме. С горем пополам мне удалось убедить его в принятии финансирования от лиц, согласившихся на добровольное, экспериментальное лечение посредством нашего электромагнитоного резонатора. Просто иначе нас бы совсем закрыли. И Сиротин это понимал. Я видел, что ему это решение встаёт поперёк горла, и пытался словесно успокаитвать его, говоря, что всё это мы делаем во благо. Что это временная мера. Не знаю, верил ли он мне?

— В результате, его руками ты создал Ицпапалотль, — с презрением подытожила Лиша.

— Ах, Ицпапалотль, — Гало грустно посмеялся. — Думаешь, мы этого хотели? Во время экспериментов, мы иногда сталкивались с вещами, которые иначе как «научной фантастикой» не назовёшь. Человеческий мозг — это просто кладезь непознанного. Что же касается Ицпапалотль… Ну для меня она была всего лишь опытным образцом, а для Сиротина — пациенткой. Мы оба стремились помочь ей, хоть и по разным причинам. Сиротин надеялся найти метод лечения больных с синдромом Дауна, и применял для этого способы, которые пригодились бы мне для управления сознаниями людей. Принцип работы строился на принудительной активации последовательных мозговых процессов, в результате которых пациент постепенно излечивал сам себя. Реализовывать это было крайне тяжело, тем более, что во многих аспектах мы были настоящими первопроходцами, и не имели практических навыков, уповая лишь на теории и удачу. Эксперименты с подопытными животными не могли нам в этом помочь, ведь мы занимались коррекцией сознания. А значит могли добиться очевидного результата только в работе с человеком разумным. Я был уверен, что все наши трудности заключаются именно в том, что опытные образцы, доступные нам, имели какие-либо отклонения, или повреждения мозговой системы. Это усложняло нам задачу десятикратно. К тому же, как я уже говорил, исцелять всяких дебилов, даунов и жертв цереброваскулярных болезней — это не моя стезя. Я мечтал провести эксперимент над здоровым мозгом. Над полноценным. И посмотреть, как это на него повлияет. Сильно чесались руки поучаствовать в экспериментах самостоятельно, но останавливал страх. Да и Сиротин был в корне против этого. Если бы не та пациентка, я бы на это так никогда и не решился.

— Ты сразу заметил в ней странности?

— Что? Не-ет. Никаких странностей. Типичный случай. К нам уже таких привозили. Сиротин не хотел её принимать, потому что предыдущие эксперименты не принесли существенных результатов. Не любил он брать деньги за то, что у него не получалось. Трудно ему было. Он бы и отказался от этой Анны. Если бы я не подсуетился и не принял её, едва ли не через его голову. Он позлился конечно, покричал, но потом смирился. А когда мы получили первые результаты, то вынужден был согласиться с тем, что я всё сделал правильно. Однажды мы с ним даже шампанское открыли, ага.

— А потом?

— А потом всё посыпалось. Мы распечатали «ящик Пандоры», сами того не ведая. Наше оборудование запустило какую-то необратимую цепную реакцию. «Разогнало» мозг пациентки слишком сильно. Запредельно сильно. Это можно было бы считать прорывом, если бы не одно но… Однажды мы зафиксировали очень странные изменения. Когда мозг опытного образца стал как бы переключаться с режима на режим. Словно от сна — к бодрствованию и наоборот, при том, что внешнее состояние пациентки не менялось. Она была активна и даже общалась с нами. Мы решили увеличить стимуляцию нейронов. И это оказалось ошибкой… Пришлось срочно сворачивать наши опыты, пока нас не засудили её родители. Заявив, что наши действия не дали положительных результатов, мы закрыли эксперимент. Это была последняя работа профессора Сиротина. Тот случай выбил опору из-под его ног. И он сломался. Наши пути разошлись навсегда. Надеюсь, он не совершил какую-нибудь глупость?

— О-нет, Сиротин до глубокой старости преподавал в университете и умер от инфаркта, в своей постели, — ответила Лиша.

— Жил как «совок» и умер как «совок». Но я очень рад за него. Честно. Просто мы с ним слишком разные. А я вот не сдался и продолжил работу по изучению «изменённого» сознания. И в этом непростом деле, я сам стал выступать «подопытным кроликом». К тому моменту накопленного опыта у меня уже было достаточно и в Сиротине я не нуждался. Обзавёлся парой надёжных лаборантов и приступил к экспериментам. Первые результаты сильно озадачили и напугали меня. Сначала я не понял, что мы открыли. Но потом, когда собравшись с мыслями и духом, я продолжил исследования, то почувствовал себя новоиспечённым Колумбом. Там, по ту сторону рассудка, я обнаружил новый, неизведанный мир. Мир свободного разума! Передо мной раскинулась ожившая теория Вернадского. Информационное поле Земли. Ноосфера! Я искал золотой прииск, а нашёл Эльдорадо. С той поры, материального мира для меня больше не существовало. Он померк перед бесконечными возможностями мира энергетического. На Земле я мог насыщать лишь своё тщеславие. В ноосфере же я могу насыщать своё сознание. До бесконечности! Ведь в ней существует не один единственный мир, а несчислимое число миров. И в каждом из них есть чем поживиться. Здесь я смог полностью реализовать себя. Здесь я стал царём царей!

— Ты пал жертвой чувства собственного величия.

— Нет. Всему виной обстоятельства. Как обычно. Я воевал с обстоятельствами всю свою жизнь. И побеждал их. Мои родители работали всю жизнь, но ради чего? Чтобы заработать кому-то на богатства? Я не хотел становиться таким, как они. И я шёл к своей цели упрямо и упорно. Говорят, что я был вундеркиндом. Но мне казалось, что я просто умею смотреть на вещи под другими углами. Потом я начал всё чаще сталкиваться с несправедливостью, когда поступал в институт и не сразу смог пройти по конкурсу, даже имея золотую медаль. Потому что через меня лезли «блатные» отпрыски, из-за которых подобных мне задвигали назад. Всё решалось взятками или знакомствами. А я сумел пробиться, не опираясь ни на то, ни на другое. Более того, во время учёбы мне удалось неплохо заработать на этих дураках. И я планировал заработать на них ещё больше. Я собирался доить их как коров. Неужели я этого не заслужил? Новый мир диктовал новые правила, в которые я вписался идеально. И наконец, воспарил над ним, доказав свою непревзойдённость.

— Ты впустил в этот мир Ицпапалотль. И сам же от этого пострадал, — в голосе Лиши появились ноты злости. — Значит кое-кого ты не смог превзойти!

— Это так, — согласился Гало. — А знаешь, почему? Потому что мы с ней схожи. Только я поглощаю пустоту денег, а она — пустоту энергии. Ицпапалотль невозможно купить просто потому, что она берёт мзду только в одном эквиваленте — в энергетическом. А это значит, что с ней придётся расплачиваться тем, ради чего я расплачиваюсь. Всё равно, что давать в качестве взятки дом, за то, чтобы этот дом не отбирали. Бессмыслица. Я пытался спрятаться от неё, и мне это почти удалось. Но моя лудомания оказалась сильнее осмотрительности. Когда мы покинули обречённую «Марию Ауксилидору», я надеялся, что чёртова бабочка посчитает меня погибшим. Кроме моего верного напарника о моём плане не знал никто. Как я понимаю, если ты нашла меня, значит его больше нет в живых? Я как чувствовал, что не нужно было давать им шанса.

— Ты прекрасно запутал следы. Загадка с двумя великими статуями — весьма оригинальна. Браво.

— С двумя великими статуями? — глаза Гало блеснули.

— Кристореденция и Матролор, — пояснила Лиша. — Статуя Христа-Искупителя и Родина-Мать.

— Чего? — суларит расхохотался. — Вы что, и вправду руководствовались этой бредовой догадкой? Ты не шутишь?

— Благодаря этому я тебя нашла.

— По чистому совпадению. Я вообще не думал, что две эти зуны можно как-то ассоциировать со статуями. Ну, Кристореденцию, допустим, да. Но Матролор! Вот уж действительно, злая ирония судьбы.

— Я тебя нашла, — повторила Лиша более угрожающим тоном.

— Потому что я тебе позволил. Было бы моё желание, я бы до сих пор от тебя прятался.

— Не льсти себе. Я нашла тебя. И я бы сделала это в любом случае.

— Нашла, — согласился Гало. — Ну а дальше-то что? Неужели наивно рассчитываешь вернуть своё имущество? Увы, это невозможно. Всё твоё имущество было пущено на развитие моего теневого бизнеса. А всё, чем я владел — забрала Ицпапалотль. У меня не осталось ничего ровным счётом. Поэтому я вынужден тебя разочаровать.

— Я уничтожу тебя! Размажу как грязного таракана!

— Давай. Чего медлишь? Зачем ведёшь со мной эти праздные беседы? Может быть потому, что всё ещё надеешься вернуть то, что я у тебя отнял? Думаешь, что я обманываю тебя и прячу твоё добро в каком-то секретном месте? Это не так. Можешь проверять сколько угодно.

— Я тебе не верю!

— И не надо. А твои спутники тебе верят? Те двое ребят, что пришли с тобой, знают ли, что они ищут на самом деле? Что ты им сказала? Что охотишься на Ицпапалотль? Я угадал? Конечно, это благая и достойная миссия. Каково же будет их разочарование, когда они узнают сколь меркантильной и мелочной являлась твоя цель на самом деле. Всего лишь разобраться с кинувшим тебя подельником и вернуть себе утраченные активы. Не слишком ли это низменное стремление для лучезарного ангела? Для сверхсущества?

— Заткнись! Мне нужны были деньги для того, чтобы вербовать агентов. Ты прекрасно знаешь, что за «спасибо» у нас мало кто работает. А чем выше агент — тем он дороже. Своей дурацкой выходкой, ты серьёзно нарушил мою работу. Я доверяла тебе, а ты…

— Ты хотела кинуть меня. Просто я кинул тебя раньше. Я знал, на что иду. Потому и бросился из огня, да в полымя. Туда, где ни ты, ни твои многочисленные «жуки» меня не отыщут. Рисковое предприятие, но насколько шикарное. Я обвёл вокруг пальца самого ангела! Человеческий разум восторжествовал! Это моё первое величайшее достижение. Уйти от Ицпапалотль было гораздо сложнее. Но я и это организовал, как видишь. Уже второе сверхсущество было посрамлено. И это без учёта Хо, чьё имя я так долго использовал в своих интересах. Если Хо действительно существует — то оно занимает третье место в вашей компании «терпил».

— От меня ты не ушёл, — сквозь зубы процедила Лиша.

— Ошибаешься, Ал Хезид. Ошибаешься. Ты думаешь, что поймала меня, но на самом деле — это иллюзия. Стоит мне закрыть глаза, и ты исчезнешь.

— Не надейся. Я допустила один единственный просчёт и намерена его исправить раз и навсегда. Ты идиот, если меряешь мои цели своими мерками. Я не искала тебя, чтобы вернуть украденное. Я искала тебя потому, что ты — свидетель. Опасный свидетель, которого нельзя оставлять в живых. Если бы тебя поймали ребята из моей «конторы», а они тебя непременно поймали бы когда-нибудь, то выяснили бы, что я вступала с тобой в сговор, нарушив священный принцип невмешательства. После этого уже никто не станет выяснять причины моих действий. Потому что никакие, даже самые благие цели, не способны оправдать нарушения принципа невмешательства, допущенного сальвификарием. А это конец моей карьеры. И моей жизни. Эта проблема угнетала меня не меньше, чем пришествие Ицпапалотль. К счастью, она почти разрешилась. Твоя жадность сгубила тебя, Александр. Ты создал такую впечатляющую финансовую империю и прокололся на ерунде. На очередной пирамиде.

— Схема Понзи — безотказная штука. Зачем изобретать велосипед, когда всё уже изобретено ранее? Модернизируй, доводи до ума, оттачивай. И получишь неслыханные результаты. Если бы не Ицпапалотль, я бы развернулся во всю ширь. Но она срезала меня на взлёте. Непредсказуемый поступок. Я был уверен, что она даст мне «обрасти жирком». Видимо наша бабочка торопится взмахнуть своими крылышками. Увы, она молода и слишком горяча. Да и мыслит, пока ещё, слишком топорно. Она отняла у меня всё. Все мои накопления. Переработала. Конвертировала в энергию. А меня оставила на будущее. В надежде, что я продолжу извлекать новую прибыль для неё. Под её руководством, по её указке. Ей нужны были гарантии моей сговорчивости. Поэтому она взяла мою семью в заложники.

— Ты встречался с ней?

— Лично? Нет. Только по удалённым, зашифрованным каналам связи. Видишь, как тут всё погорело? Это из-за неё. Из-за её сигнала.

— Да, я уже видела, как она жжёт станции связи. Не умеет рассчитать силу.

— То-то и оно. Пока она не поймёт этого, будет уязвима. Надеюсь, что ты воспользуешься этим, Ал Хезид.

— С какой стати тебя заботит наше противостояние?

— Мне выгодно, чтобы вы с ней столкнулись. Вне зависимости от того, кто из вас победит, я останусь в пятидесятипроцентном выигрыше. Если бы я знал точное местонахождение Ицпапалотль, то сдал бы его тебе незамедлительно. К сожалению я не в курсе этого. Могу лишь сказать, что последний позывной с маячка, спрятанного в кулоне моей дочери, пришёл из Плоскости Синих Огоньков. Это в Конвективном сегментариуме. Там, где бушует один из метавихрей Лапласа.

— Вот только не надо просить меня спасать твоё семейство.

— А я и не прошу. Тем более, что тебе их уже не спасти. Это была моя жертва. Ими я «откупился» от Ицпапалотль. Потому что семья — это не лучшее финансовое вложение. Слишком много затрат, а прибыли никакой. Мне жаль мою семью: жену, сына и дочь. Но в серьёзном бизнесе всегда приходится чем-то жертвовать. Семья у меня будет новая. А вот разум. Нет, такого разума более нигде не сыскать.

— Какая же ты сволочь, — усмехнулась Лиша.

— Не изображай из себя моралиста. Ты пытаешься демонстрировать человеколюбие, не умея испытывать чувства. Это выглядит нелепо.

— Возможно я действительно чудовище, но не такое как ты. Даркен Хо может сполна гордиться своим глашатаем. Чему же ты радуешься, Александр? Неужели потеря семьи и всех твоих денег — это повод для оптимизма?

— Это очищение. Избавление от тягости, — блаженно ответил Гало. — Долгожданная возможность начать всё с нуля, с чистого листа. Я жду — не дождусь, когда это обновление произойдёт. И пока ты тут общаешься с моей прежней, уже покинутой оболочкой, где-то, новый я уже заполняет форму для вступления в новую жизнь с новыми возможностями, даже и рядом не стоящими с теми, что были у меня прежде.

— Что за бред ты несёшь? Ты сошёл с ума?

— Напротив. Я стою на пороге великих свершений. Ты видишь руины моей старой империи. Ты считаешь, что я потерпел поражение. И по твоим глазам я вижу, что ты не сомневаешься в своей победе. Это значит, что я обманул тебя уже дважды. Мне жаль тебя, Ал Хезид. Глупый, наивный ангел. Чего же ты медлишь? Делай то, зачем пришла сюда.

— Да, пожалуй пора, — ничуть не обиделась Лиша. — Спасибо, что напомнил. Просто редко когда случается поболтать с собеседником, обладающим такой поразительной дерзостью.

Гало рассмеялся.

— И чем глубже ты зарываешься — тем забавнее мне становится, — продолжила Лиша, приближаясь к нему. — Кто ещё меня так позабавит?

— Думаю, что мы ещё встретимся. Разумеется, если ты одолеешь Ицпапалотль, а не она тебя. Кстати, забыл спросить, на чём вы сюда прибыли? В последнее время экзокрафты сюда не транслируются. Неужели наняли буканьеров Элльхема? Поосторожнее с ними на обратном пути. Знаешь, за что их прозвали «буканьерами»? Когда-то на Земле были такие пираты, которые возили с собой специальные приспособления — буканы, на которых коптили мясо морских животных и рыбу. Местные буканьеры, перевозящие людей с зуны на зуну частенько используют своих пассжиров в качестве мяса. Особенно когда везут много народу и пропажу двух-трёх человек, а то и целой семьи никто не заметит. Гнусные ребята, эти буканьеры.

— Надо бы отдать тебя им, — нависла над ним Лиша, выпуская поочерёдно по одному щупальцу. — Но не хочется лишаться привилегии закоптить тебя лично. Как жаль, что столь продвинутый разум так и не был использован во благо человечества.

— Человечество не заслуживает благ, — прошептал Гало, и его влажные глаза поблёскивали отражениями электрических разрядов на крыльях ангела. — Человечество — это тля. Важны лишь отдельные индивиды.

— Твои заблуждения столь же велики, сколь и самоуверенность. Прежде чем тебя испепелить, хочу чтобы ты знал. Я никогда не ошибаюсь дважды. Если я убью тебя, то убью везде. И то, что от тебя останется, будет долго гнить на дне самой жуткой клоаки. В назидание тем, кто придёт тебе на смену. Прощай, Александр. Прощай навсегда.

Щупальца одновременно вошли в его тело и Гало вспыхнул, словно факел. Но это было не обычное пламя. Оно было странным, смердящим, сине-зелёным, с отвратительной чёрной копотью. Бывший магистр дёргался и выл от боли в течение нескольких жутких минут, пока не прогорел до костей. Его плоть плавилась, словно смола, и стекала с трона тягучими нитями, которые засыхали и тут же твердели. Вскоре всё было кончено.

Лиша открыла дверь, вышла на улицу и ровной походкой пошла в сторону «Одалиски».

— Ну что? Всё? — направился было к ней Боцман. — А мы уж думали вы там…

Позади Лиши раздался сильнейший взрыв. Корпус «Валака» разорвало в мелкие клочья. Взрывная волна выдрала кусты с корнем в радиусе пары десятков метров. А те, что росли дальше — пригнула к земле. Фархад и Боцман разом присели, закрыв головы руками. Их обоих тут же забросало листвой и ветками.

— Вот теперь всё, — как ни в чём не бывало прошествовала мимо них Лиша. — Поднимайтесь. Мы уходим. Нужно поскорее встретиться с Аликом и преподобным.

— Ты не перестаёшь нас удивлять, — отряхиваясь, поднялся на ноги слегка оглушённый Фархад. — Выяснила хотя бы, где Ицпапалотль?

— Нет, — ответила та не оборачиваясь. — Сделала кое-что получше. Исправила свою последнюю ошибку.

— Deliberation… Aequitas… Philosophia… — повторял он свою любимую мантру, придуманную ещё в студенческие годы, во время изучения латыни в медицинском институте. — Veritas… Sufferentia… Libertas…

Это помогало ему успокоиться. Всё позади. Он вновь победитель. На этот раз было рискованно. Очень рискованно. Пришлось многим пожертвовать. Но без этого никак не обойтись. Если играешь в высшей лиге, то приходится оперировать крупными ставками.

Александр Сумских ступил в полумрак выпускного коридора и встал в очередь, бегло вытирая пот с высокого лба. «Темнотища тут. Хоть бы лампочки повесили. На всём экономят», — прервав внутреннюю мантру, подумал он. — «А впрочем, это уже не имеет значения. Впереди виден свет. Это выход. Скоро я там буду».

Он прошёл долгую, нудную процедуру регистрации и получения пропуска. Как же это было утомительно. Но после того, что он пережил, все эти бюрократические тяготы теперь казались лишь маленьким неудобством, не более того. Дело сделано. Пропуск получен. Вот ведь парадокс! Маленькая бумажка, зажатая в его руке, сейчас была ценнее и дороже всех денег мира. Это была его жизнь, его продолжение.

Очередь двигалась медленно. Профессор вспомнил, как когда-то, будучи ещё ребёнком, ему с бабушкой приходилось выстаивать многочасовые очереди в какой-нибудь продуктовый магазин, записав на руках номерки химическим карандашом, чтобы получить за талоны пару пачек сахара-песка, или несколько упаковок индийского чая. Для этого, очередь приходилось занимать ещё с рассветом, а к прилавку они подходили только после обеда. Мерзкое было время. До сих пор дрожь пробирает. Словно оказался в осколке своего ненавистного прошлого. О прошлом вообще лучше всего забыть. Всё. Нет больше прошлого. Только настоящее и будущее. На минуту его отвлекли голоса, прилетевшие откуда-то из зала.

— Неблизок путь-то, — громко произнёс явно глуховатый старик.

— Говорят, автобус пустили. До самого Заккума, — скрипучим голосом ответила ему старуха.

Александр попытался отвлечься от раздражающих посторонних разговоров. Но это было нелегко. К тому же его постоянно сбивала с мыслей странная девушка, стоявшая в очереди следом за ним, и постоянно что-то бормочущая сама с собой. Профессор подумал, что она просто слушает музыку в наушниках и время от времени пытается подпевать. Он уже хотел было сделать ей замечание, но в этот момент она умолкла.

«Нельзя так», — сам себя осаживал Александр. — «Я слишком нервничаю. Они могут придраться. Я должен взять себя в руки. Уже скоро».

Мысли опять начали скакать в голове, словно игривые зайцы. Свет в конец туннеля, по которому двигалась очередь, становился всё ярче. Выход приближался. Александра переполняло счастье. Жаль, что никто не может оценить его гениальную игру, в которой он безупречно обошёл двух самых опасных сущностей ноосферы. Сейчас одна из них, наверное, безуспешно пытает то, что от него осталось там, в инфосфере. И пытает жестоко. Они это умеют. Поэтому, выбирая кому достаться на растерзание он выбрал из двух зол наименьшее. Ал Хезид — беспощадна, но Ицпапалотль гораздо хуже. И в отличие от тупого ангела с птичьими мозгами, бабочка способна на невероятные изощрения. Зачем было рисковать?

Раздумывая над этим, Сумских продвинулся немного вперёд, вслед за очередью. Чем ближе был выход, тем отчётливее слышались слова, повторяющиеся оттуда: «Стоять. Пропуск… Проходи… Стоять. Пропуск… Проходи». Александр поёжился, как от холода, хотя в коридоре было жарко и душно. Он вдруг почувствовал некую тягость, скребущую изнутри. Ему стало совестно за то, что он фактически обрёк свою часть, (не самую худшую, надо сказать), на такую муку. Ему даже почудилось, что он слышит отголоски собственной боли, доносящиеся с той стороны. Но это ощущение, разумеется, было ложным. Потом он вспомнил о своей семье и ему вновь стало стыдно. Не хотелось даже и представлять того, что с ними сделает Ицпапалотль. Эти мысли не имели конструктивного свойства, поэтому Александр поскорее отмёл их. «Всё! Забыть и не вспоминать. Это прошлое. А прошлого больше не существует. Deliberation… Aequitas…» Движение замедлилось. Возле самого выхода, началась какая-то возня, заставившая его отвлечься и сконцентрироваться на ней. Немного выглянув из-за плеча впередиидущего мужчины, он разглядел на пути закрытый турникет, полурасплывчатый от света, бьющего навстречу очереди. Возле этой преграды, в стене зияло чёрное оконце. Пропускной пункт. Последний рубеж на пути к свободе. Напротив оконца растерянно мялся какой-то человек. Было слышно как он что-то мычит, нелепо пытаясь объясниться. «Пропуск», — повторил из оконца бесстрастный голос. Мужчина забубнил громче, виновато жестикулируя. Потом вдруг отшатнулся от окна, из которого блеснула линия фиолетового луча. Не издав ни звука, человек развернулся на месте и как подрубленный упал на пол с дымящейся дыркой посередине туловища. Колонна очереди продолжала терпеливо ждать. Со скрипом открылась дверь, располагавшаяся справа от оконца и два служителя, словно две безмолвные тени, подхватив убитого за руки и за ноги, утащили туда, откуда пришли. Очередь двинулась дальше. Девушка позади Александра вновь начала бормотать. Уже громче, чем прежде. «Молится она, что ли? Дура, здесь некому молиться!» — подумал профессор, а потом мысленно переключился на убитого. — «А этот тоже хорош. Сам виноват, придурок. Зачем полез без пропуска? Много их таких развелось в последнее время. Надеются проскочить без оформления. Считают себя самыми умными. Ну и кто теперь самый умный?»

Вокруг становилось всё светлее и теперь можно было разглядеть стены коридора. Александр прошёл мимо пожарного щита, за которым висел плакат. На плакате была изображена девица в косынке, из под которой упрямо топорщились зелёные локоны. Девица задорно улыбалась, застенчиво придерживая руками развевающуюся на ветру юбку, в стиле Мэрилин Монро. А рядом с ней размещалась надпись: «НЕ ДОПУСКАЙ ТЕПЛОВОГО УДАРА! НАДЕВАЙ КОСЫНКУ!» Александр присмотрелся, и пот потёк с его лба ещё обильнее. С плаката на него смотрела Ал Хезид. «Чур меня, чур», — встряхнулся он. — «Везде мне мерещится, гадюка. Так. Всё. Не думать о ней. Здесь она меня не достанет». Но, проходя мимо плаката, он всё же не удержался и ещё раз на него взглянул. Глаза нарисованной девушки провожали его по мере движения, а улыбка становилась всё шире.

— Deliberation, aequitas, philosophia… — уставившись в чёрную, широкую спину переднего человека, вновь начал твердить про себя Александр.

— Нет, я не хочу, — отчётливо произнесла девица, идущая позади, и тут же принялась как-то странно всхлипывать.

— Veritas, sufferentia, liber…

Мантра оборвалась. Александр почувствовал тяжёлый удар по затылку, вызвавший яркую вспышку в его голове, которая уже спустя долю секунды свернулась в сплошную, непроницаемую тьму.

Libertas…

Libertas…

Libertas…

Отголоском внутреннего эха, в голове повторялось одно и то же слово. А затем проявилась жуткая боль, словно спрут присосался к его затылку, с силой сдавил череп щупальцами и усиленно вгрызался в него клювом. Вместе с болью нахлынула тошнота и головокружение. Но зато Александр вновь обрёл контроль над своим телом. Он понимал, что лежит на полу, и что через его ноги постоянно кто-то перешагивает.

«Что случилось? Где я? А-а, я всё ещё здесь. И очередь движется. Надо вставать. Я уже должен был давно пройти на выход».

Перевернувшись, он, морщась от боли, попытался подняться. Под его руку подвернулся валяющийся рядом топор. Видимо им его и оглаушили. «Странно, что голову не раскололи. Значит били не насмерть. Но для чего? Понятно для чего. Чтобы его место занять. Как-то глупо. Они бы и так вышли».

Даже размышлять ему было больно. Держась за голову, Александр наконец поднялся в полный рост и опять увидел зловещий плакат. Ничего похожего с Ал Хезид в чертах изображённой на нём девушки не было и в помине.

Нужно было немедленно вернуться в очередь. Но это оказалось непросто, потому что люди шли плотно, друг за другом, и не желали никого пропускать впереди себя.

— Пропустите, — шатаясь от головокружения, пытался встрять между ними Александр. — Я должен был уже пройти вперёд! Меня ударили!

— Вас здесь не стояло! — строгим басом ответил крупный мужик в кепке и оттолкнул его назад.

Но сдаваться он не собирался, и, повторив ещё пару безуспешных попыток, в конце концов умудрился втиснуться перед какой-то хлипкой старушкой, которая не смогла противопоставить ему ничего, кроме длинной тирады возмущений. Это было уже не важно. Ему удалось. Он втиснулся в очередь. До выхода осталось всего человек пять. Турникет клацал всё ближе и ближе.

«Стоять. Пропуск… Проходи… Стоять. Пропуск… Проходи». Полная дама, шагающая впереди, остановилась у оконца.

— Стоять, — донеслось оттуда. — Пропуск…

— Пожалуйста, — подрагивающей от волнения пухлой рукой, тётка протянула листочек, уронив его на лоток под оконцем.

Лоток задвинулся и за стеной запиликали какие-то электронные звуки.

— Проходи…

Александр почувствовал, что всё тело женщины всколыхнулось от содрогания, когда турникет лязгнул, открыв ей путь на выход. Словно окрылённая, она не пошла, а буквально полетела из душного коридора — в слепящий свет. И быстро растворилась в нём, как в молоке. Это выглядело так красиво, что Сумских поневоле засмотрелся и даже боль в его голове слегка попритихла. Но тут же вернулась вновь, вместе со стуком закрывающегося турникета и скрежетом выкатившегося лотка.

— Стоять. Пропуск…

Он понял, что обращаются к нему. Поднял руку, в которой был зажат заветный листочек и онемел от ужаса. Рука сжимала пустоту. В последней надежде, Александр принялся шарить по карманам. «Пропуск. Где он? Где же он?» Лавина ужаса догнала его и нахлынула, утопив в себе полностью.

— Он у меня был! Был!

— Пропуск… — повторили из оконца.

После удара, зрение Александра всё ещё плохо фокусировалось, поэтому он с трудом мог разглядеть, что находилось внутри. Там светилось синее, расплывающееся пятно лампочки, а рядом торчало чьё-то бледное лицо, с глазами, как у паука, похожими на два чёрных кругляшка «чёрных меток».

— Я — Сумских Александр Александрович! Я зарегистрировался! У меня украли пропуск! Вот мой паспорт, смотрите, смотрите! — он выудил свой паспорт и положил его в лоток. Тот задвинулся в стену, но тут же выдвинулся вновь.

— Паспорт не нужен. Пропуск, — произнёс дежурный, и Александр понял, что больше ждать он не будет.

— Умоляю, — вынув паспорт из лотка, он развернул его фотографией к амбразуре и заплакал. — Пожалуйста.

Обжигающая спица вонзилась ему в грудь, словно шампур в кусок мяса. Александр увидел фиолетовый дым и словно вдохнул полными лёгкими раскалённый пар. Свет, к которому он так стремился, становился всё тусклее и дальше. А где-то вдали зазвенели отголоски знакомых фраз: «Стоять. Пропуск… Проходи…»

Сердце всё ещё билось. Жизнь почему-то никак не желала покидать его. Хотя он уже ни на что не надеялся. Обрывками гаснущего сознания он понимал, что его несут куда-то. Через какие-то помещения, которые он уже не мог окинуть взором. Затем, несущие его служители остановились в холодном зале с поразительной акустикой. Раскачали его за руки и за ноги, после чего, словно мешок, выбросили куда-то в бездну.

Время на секунду остановилось, и он будто бы завис в пространстве. Но потом почувствовал, что летит вниз. Через узкую пропасть. Бьётся об её края и кувыркается. Он не видел ничего, но почему-то осознавал, что все выступы этой пропасти завалены сотнями, тысячами тел, которые веками сбрасывались сюда, как мусор. Они застряли выступах, а он летел дальше. Всё ниже и ниже. Тело уже ничего не чувствовало. И только разум, доживая свои последние секунды, бился от ужаса внутри своего падающего в небытие саркофага из плоти. Так он и умер, не успев долететь до дна, разлетевшись по узкой чёрной трещине искрами сгорающего сознания. Тело бывшего профессора и великого магистра грохнулось в какую-то грязную канализацию, разнеся звук своего падения по тёмным лабиринтам холодных подземных катакомб. А рядом, с тихим шорохом, упал паспорт, заменивший ему надгробие.

Эхо ещё немного погуляло вокруг, и его последние отзвуки почему-то напоминали смех.

Смех Ал Хезид.