Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 2. Лиша

Алик не спал почти всю ночь. Его переполняло воодушевление, вызванное неожиданной удачей. Хотелось работать. Двигать дело дальше. Однако отдых был ему просто необходим. Иначе, через пару-тройку дней такой активности он попросту свалится с ног. Всё равно спешить некуда. Свидетельница уже у него на крючке. Скоро она всё ему расскажет. Расставит все точки над i.

Ворочаясь в своей постели, Алик постоянно вспоминал сопутствующие странности, выходящие за пределы традиционных пониманий. Например, часы Осипова. Когда Ольгу обнаружили, их календарь «спешил» на десять дней. В то время, как сами часы отсчитывали время назад. Когда же дата и время совпали с реальностью, часы остановились. Такое впечатление, словно их механизм произвёл некую синхронизацию. Будто бы они действительно вернулись оттуда, где время течёт иначе. «Нет, это нонсенс», — терзаемый избытком мыслей, сонно пробормотал Дементьев, переворачиваясь на кровати. «Они не могли быть там десять дней. Это бред».

Алик страстно желал навсегда развеять все эти аномалии, и с нетерпением ждал утра. Наверное, подобный душевный подъём ощущают учёные, которые стоят на пороге великих открытий. Оборачиваясь на длинную вереницу своих предшественников, тянущуюся из прошлых веков, они понимают, что все эти великие люди, несмотря на свою одарённость и гениальность, так и не смогли подняться туда, где сейчас стоят они. И это осознание кружило голову.

Что дальше? Получение нового звания, почёт и уважение сослуживцев, награждение… Всё это не важно. Не ради этого он старается. Его вдохновляет лишь сам процесс. Задание было провальным, неподъёмным. Но он его одолел. Переломил его толстый хребет. «Рано… Ещё рано», — отчаянно борясь с бессонницей думал Алик. «Нужно погасить эту преждевременную эйфорию. Всё ещё только начинается».

Утром, забрав брошку со склада, следователь отправился в закрытый медицинский центр. Новый день выдался ясным. Ничто не предвещало беды. При въезде на закрытую территорию, Алик показал охраннику удостоверение, и припарковался среди автомобилей медперсонала. Покинув салон, он спокойно направился к парадному подъезду, на ходу вынимая телефон. Машина доктора стояла у входа. Значит он уже здесь.

— Егор Ильич? Здравствуйте, — заговорил Дементьев, держа трубку возле уха. — Да, приехал. Вы спуститесь, или мне… Что? Не понял… К-как умерла? Когда?! Почему?!!

Известие ударило его словно обухом по голове. Через две минуты он уже был в кабинете главного врача.

— Это был острый сердечный приступ, — лепетал тот.

— Почему мне не позвонили? — кипел Алик.

— Её обнаружили всего час назад, во время обхода. Это было так неожиданно. Я сам до сих пор в шоке от произошедшего. Ведь ещё вчера не было никаких признаков…

— Она должна была дать показания! А Вы её не уберегли, — Дементьев ткнул указательным пальцем в столешницу. — Из-за Вас я потерял единственного свидетеля. Из-за Вашей ошибки, Егор Ильич! А может это была не ошибка? Вчера с Вершининой всё было в порядке. Я лично изучал её историю болезни, и там ни слова не было сказано о серьёзных проблемах с сердцем.

— У неё был врождённый порок.

— Внезапно превратившийся в инфаркт? Без каких-либо предварительных признаков? Хотите сказать, что у неё просто так, внезапно, остановилось сердце?

— Хочу сказать, что последним человеком, который с ней общался, были Вы — Алик Павлович. Я при этом с Вами не присутствовал. И не знаю, какой Вы применили метод, чтобы заставить её говорить. Так кого нужно подозревать: меня, или Вас?

— Не забывайтесь, Егор Ильич, — дерзость доктора больно уязвила следователя, но он сдержался от дальнейшей эскалации конфликта, и тут же изменил свой тон.

Тем более, что в словах Егора Ильича таилась реальная угроза. Если он доложит о своих подозрениях вышестоящему руководству Алика, (а такие связи у него имелись), то создаст ему лишние и совершенно ненужные проблемы.

— Мне нужны результаты патологоанатомической экспертизы.

— Они будут готовы через час.

— И просмотреть запись с камеры видеонаблюдения.

— Непременно. Но чуть попозже. Сегодня с утра очень много дел навалилось. В бокс Љ4 заселяем новую пациентку. Вы подождёте, или со мной пройдёте?

— Я с Вами… Погодите-ка, в четвёртом же Вершинина лежала?

— Да, но теперь её нет. Место освободилось.

— Это место вполне может оказаться местом преступления. Если учесть, что у персонала в Вашей клинике иногда сносит крышу, после чего они пожары устраивают и двери топорами рубят.

— Я Вас умоляю, Алик Палыч. Сколько можно Вам объяснять, что тот случай был единичным? Вершинину никто не убивал. По крайней мере, в физическом смысле. Я не могу держать бокс пустым, когда все места в изоляторе заняты. Тем более, что пациентку, поступившую утром, помещать в обычную палату ни в коем случае нельзя. Ну что? Вы идёте?

— Иду.

Только лишь они вышли из кабинета, как путь им преградила пара молодцеватых ребят в однотонных рубашках.

— Оперуполномоченный по особо важным делам, капитан Лихолетов, — привычным движением продемонстрировал удостоверение один из них. — Егор Ильич, можно Вас на пару слов?

— Разрешите поинтересоваться, в чём дело? — выступил вперёд Алик.

— А Вы, собственно, кто?

— Лейтенант Дементьев, ФСБ.

— А-а, — удивлённо кивнули опера. — Мы не задержим доктора. Он должен подписать пару документов, и всё. Это просто формальность.

— Давайте, — кивнул Егор Ильич. — Что там нужно подписать?

— Да вот, — вынул бумаги второй оперативник. — Может вон к тому к столику пройдём?

Пока они отошли, Алик перебросился парой слов с Лихолетовым.

— Вы здесь по поводу Вершининой? — спросил он. — Приехали задокументировать смерть? Дело этой пациентки находится в ведении ФСБ, так что…

— Нет-нет, — ответил капитан. — Мы тут по другому делу. Привезли девочку, у которой семью зверски убили. С девчонкой тоже не всё в порядке. Полнейший неадекват. По предварительным данным, папаша зарезал мамашу, после чего, дочура покромсала папашу. Родители наркоманами были…

— Понятно… «Мама, папа, я — дружная семья?» — мрачно пошутил Алик.

— Вроде того, — кивнул Лихолетов.

— Так это её в изолятор направили?

— Её.

Тут подошёл доктор со вторым оперуполномоченным.

— Спасибо, Егор Ильич, — пожал ему руку капитан. — Если что, вот мой телефон. Я всегда на связи — звоните.

— Хорошо, — кивнул тот. — Сейчас я попрошу, чтобы вас проводили.

— Не беспокойтесь. Мы знаем, где выход. Всего доброго.

Отделавшись от сотрудников милиции, доктор и Алик проследовали дальше, по знакомым коридорам, через знакомые двери с решётками. Шли молча. Весь путь, Дементьев раздумывал о возможных причинах ольгиной смерти. Он перебирал в голове все варианты потенциальных убийц, или их соучастников. В том, что это было убийство — Алик не сомневался. Он слишком близко подобрался к культу, и сумел серьёзно наступить ему на хвост. Поэтому, свидетельницу убрали так поспешно и так цинично. Скорее всего, отравили цианидом. Поверить в то, что с ней случился неожиданный сердечный приступ, мог только полный идиот. Нет, эта смерть не была случайностью. Подстроившие это мерзавцы до последнего были уверены, что Вершинина будет молчать до конца. Возможно, ранее они её запугивали, держали в страхе. Но она оказалась на редкость смелой девушкой. И, что самое важное, она доверилась Алику. А он не смог её защитить.

Эти негодяи всё время за ней наблюдали. И когда ситуация начала выходить из-под контроля, они зашевелились. Нужно было устранить разговорившуюся Ольгу в кратчайший срок. За одну ночь. В такой спешке даже суперпрофессионалы совершают ошибки. Столь откровенное и скороспелое преступление невозможно осуществить, не оставив следов. Нужно искать эти следы, пока они свежие и не остывшие. Они есть. Они однозначно есть.

Алик почувствовал, как в области груди у него что-то завозилось. «Нервы», — подумал он. — «Так нельзя. Надо взять себя в руки. Всё пошло не так, как я ожидал, но это не должно выводить меня из равновесия. Моя работа не терпит нервозности, нужно сосредоточиться». Он пару раз вдохнул поглубже. Голова слегка закружилась, но спустя секунду состояние нормализовалось. Течение мыслей вновь вернулось в конструктивное русло.

«Следует внимательно осмотреть палату. Необходимо изучить записи. Убийца, или причастный к убийству, должен быть где-то здесь, где-то рядом. Заказчиков в клинике я не найду, но вот исполнителей. Даже если они сами не убивали, то должны были впустить убийцу, провести его через весь корпус, затем, когда дело было сделано, выпустить, и тщательно прибраться за ним. Не удивлюсь, если окажется, что камеры, по какой-то неведомой причине, отключались на время. Тогда станет понятно, что в деле замешаны не только представители медперсонала, но и охранники комплекса».

У доктора зазвонил телефон, когда они проходили через дверь изолятора.

— Да? — гулко каркнул он. — Да, уже пришёл… Чего? А… Значится, давайте её сюда. Что? Сколько вкололи? Да вы с дуба рухнули? И она всё ещё… Вы там совсем, что ли?! Так, я спускаюсь.

Пикнув кнопкой отключения, Егор Ильич убрал телефон в карман: «Они там одурели… Десять миллиграмм ей вхерачили, остолопы! Извините, Алик Палыч, мне надо срочно отлучиться. Вы хотели бокс осмотреть? Можете пока что этим заняться».

Он выглянул из-за плеча следователя, и подозвал дежурную: «Вера Владимировна! Четвёрку откройте. Спасибо».

После этого, доктор покинул изолятор, а Дементьев прошёл в открытую дверь бокса Љ4.

— Тут ничего не трогали? — спросил он.

— Только постель заменили, — ответила дежурная, оставшаяся стоять на пороге. — Ну и полы помыли.

— Замечательно, — проворчал следователь.

— Вам что-нибудь нужно? Если нет, то я на место пойду. Дверь не буду закрывать.

— Ладно, — кивнул Алик, осматривая помещение.

Рисунки с жёлтыми орхидеями ещё не сняли со стен. Они остались, как последнее напоминание об Ольге Вершининой. Дементьев был очень наблюдательным человеком, но даже его цепкий взор не мог уловить никаких изменений, кроме перестеленной койки и подсохших разводов от половой тряпки. Все следы и улики благополучно убрали и подтёрли.

«Зачем же ей понадобилась брошка? Ради неё она была готова всё рассказать». Запустив руку во внутренний карман, Алик вынул полиэтиленовый пакетик с брошью, и осторожно вытряхнул ящерку на ладонь. «Ничего необычного. Брошь, как брошь. Видимо, просто, милая сердцу вещица. Память о ком-то из погибших: О Пантелееве, или Калабрине». В обоих глазах что-то кольнуло, словно в них ткнули тонюсенькими иголочками. Алик потёр их пальцами, поморгал немного, разгоняя пелену. Руку, державшую брошь, что-то защекотало. Серебристая побрякушка выскользнула из ладони. Он успел её ухватить, но она задёргалась и запищала: «Ой-ой! Только не за хвостик!»

Обескураженный Дементьев разжал пальцы. Ящерка шлёпнулась на пол и замерла, растопырив лапки. Она сменила цвет на ярко-зелёный, и теперь выглядела совершенно живой.

— Это что ещё за… — пробормотал следователь, продолжая тереть глаза.

Рептилия сидела возле его ног, и, задрав мордочку, смотрела на него снизу-вверх.

— Что ещё за дела? — Алик медленно присел на корточки. — Как это возможно?

На всякий случай он принюхался — не пахнет ли в помещении какими-нибудь подозрительными препаратами, способными вызвать галлюцинации. Ящерка наклонила головку и моргнула глазками-бусинками. Дементьев раскрыл пакетик одной рукой, а другой — попытался поднять живую брошку с пола. Не тут-то было. Юрко увернувшись от его пальцев, ящерица быстро-быстро побежала к выходу. Алик неуклюже метнулся за ней, но лишь прополз пару метров на четвереньках. На него вдруг напала жуткая тошнота. Мутнеющим взглядом он успел увидеть, как беглянка запрыгнула на порог и тут же скрылась в коридоре. Мужчина попытался подняться, но голова закружилась. Всё что он смог, так это сесть на полу, привалившись спиной к ножке кровати.

«Чем они меня отравили? Надо вызвать подмогу… Надо сообщить…» — скользкими кляксами расплывались мысли в его потяжелевшей голове. — «Не могу достать телефон. Руки не слушаются. Воздух? Что-то в воздухе? Что-то распылили? Не понимаю… Слабость. Головокружение. Галлюцинации. Тошнота. Резь в глазах. Что это за препарат? Возможно, циклодол. Надо выбираться отсюда».

Перевернувшись, Алик встал на колени, упершись локтями в кровать. Его сильно замутило, но он сдержался. Лишь закашлялся немного. Неожиданно, кашель помог ему немного избавиться от тошноты. Вращающееся пространство остановилось. Состояние улучшалось с каждой секундой, пока не восстановилось полностью.

— Что за напасть?

Он ещё немного отдышался, вытер пот со лба и присел на койку. В руке всё ещё был зажат пустой пакетик.

— Куда она делась? Может, под кровать упала?

Когда он наклонился, чтобы заглянуть под койку, в голову ударил прилив и она опять закружилась.

— Зараза…

В коридоре послышались приближающиеся шаги. Собравшись с силами, Алик вдохнул в грудь побольше воздуха, поправил ворот и поднялся, стараясь не демонстрировать своё неважнецкое состояние. На пороге появился доктор.

— Ну что, Алик Палыч, осмотрелись? — спросил он.

— Да, — ответил Алик.

— С Вами всё хорошо?

«Чёрт. Всё-таки заметил…»

— Всё в порядке, — кивнул Дементьев. — Здесь душновато. Проветрить бы.

— Да вроде не душно. Вы сегодня хорошо спали? По-моему, нет. Так нельзя, Алик Палыч. С вашей работой нужно лучше высыпаться.

— Возможно, — не стал отпираться следователь.

— Хотите я Вам порекомендую хорошие лекарства для нормализации сна?

— Не нужно. Благодарю.

Он всё время шарил глазами по полу, надеясь выискать оброненную брошку. Но её нигде не было. Если бы выпала — лежала бы на виду. Здесь просто некуда закатиться. Значит в палате её нет. Тогда где он её уронил? Точно же помнил, что вытаскивал…

— Извините, Алик Палыч, но я вынужден Вас попросить покинуть палату. Сюда вот-вот приведут новую пациентку, — поторопил его доктор.

В коридоре уже слышался звон ключей и скрип отпираемой двери.

— Конечно, — Алик, словно робот, пошагал к выходу.

«Где же он её потерял? Как с ним такое могло случиться? Где искать? Как оправдываться?»

— К стеночке, пожалуйста, поближе держитесь, — попросил Егор Ильич, подводя его за локоть к стене, противоположной от входа в бокс. — Пропустим их.

По мрачному изолятору звонко разносился приятный детский голосок:

В их сторону неспеша двигалась процессия из двух санитаров и весело распевавшей больной, запутанной в смирительную рубашку. Пациентка была такой маленькой, что по сравнению со своими конвоирами казалась Дюймовочкой. На вид малышке было не больше двенадцати лет. У неё было приятное личико и ясные, голубые глаза. А волосы, постриженные каре, были выкрашены в ядовито-зелёный цвет.

Поравнявшись с Аликом, девочка прекратила петь и, одарив его приветливой улыбкой, поздоровалась: «Привет, настоящий разведчик!»

— Иди, — подтолкнул её санитар. — Вот сюда, поворачивай.

— Она же ещё совсем ребёнок, — шепнул Алик доктору. — Разве вы принимаете детей?

— Это особый случай, — ответил тот. — Её нельзя в детское отделение. Решили пока поместить в изолятор. Дальше посмотрим, куда её. Вон, как горлапанит. Десять кубиков феназепама этой певице всадили, а ей хоть бы что. Мы такой дозой врослых бугаёв на раз утихомириваем, а тут ребёнок.

— Зачем же её так накачали?

— Ох, Алик Палыч, видели бы Вы, что она тут вытворяла, когда её привезли. Её наши санитары втроём еле удерживали. Силища, как у медведя.

— А что у неё с волосами? — спросил Дементьев. — Девочка-панкушка?

— Да сейчас дети такие… Насмотрятся этого своего аниме, и разукрашиваются кто во что горазд, как попугаи, — доктор повернулся к санитарам и дал им последнее указание. — Давайте там с ней поосторожнее, ребят. Зафиксируйте её. Пусть полежит, остепенится. Может успокоится наконец.

— Теперь мы можем пойти, поглядеть записи с видеокамеры? — напомнил следователь.

— Да. Идёмте.

— Эх, ты! — вдруг воскликнула девочка, обернувшись к Алику. — Такой большой вырос, а до сих пор не знаешь, что ящерок нельзя хватать за хвостики!

— Что? — Дементьев замер на месте.

— Идёмте, Алик Палыч, — доктор позвал его за собой.

— Подождите. Что ты сказала, девочка?

Но зеленовласая, уже заведённая в бокс, лишь захихикала и вновь запела:

— Не обращайте внимания, — махнул рукой доктор.

— Добро пожаловать в Церковь Закрытых Глаз! — донёсся до следователя голос девчонки.

Дверь четвёртого бокса закрылась. Дежурная, перебирая ключи, направилась в их сторону — опирать дверь изолятора.

— Нет, это уже не может быть совпадением, — не верил своим ушам Алик. — Откуда она знает?

— В чём дело? — с удивлением смотрел на него Егор Ильич.

— Я хочу всё знать об этой девчонке. Кто такая? Откуда? Как здесь оказалась?

— Зачем она Вам?

— Давайте обойдёмся без лишних «зачем» и «почему».

— Идёмте, — с раздражением вздохнул доктор. — Расскажу по пути.

Миновав решётку изолятора, они отправились на пункт охраны.

— Рассказывать тут особо нечего, — хмуро забубнил Егор Ильич. — Пациентку зовут Ангелина Вострикова. Точный возраст неизвестен, так как не удалось обнаружить свидетельство о рождении. Девочка из неблагополучной семьи. Родители употребляли наркотики. Вчера ночью, между ними разгорелся скандал, который перерос в поножовщину. Отец нанёс матери несколько ударов ножом, а затем погиб сам. Дочь не оставила на нём живого места. Она была так перепачкана кровью, что её с трудом отмыли. Сама же девочка не пострадала. Повреждений на её теле не обнаружено. Действиям насильственного характера она не подвергалась. В крови не содержится никаких препаратов. Самое удивительное, что милиции не удалось выяснить, в какую она ходила школу и ходила ли вообще. Никто из соседей ничего внятного про неё рассказать не может. Вроде видели эту девочку, а вроде и нет. Хотя, там соседи ничуть не лучше погибших. Сплошная алкашня, да наркуши.

— Даже участковый не знал, что на его территории проживает беспризорный ребёнок?

Доктор развёл руками.

— И органы опеки не в курсе? Почему родителей не лишили родительских прав и не изъяли ребёнка из семьи? — продолжил вопрошать Алик.

— Ну, Вы же знаете, Алик Палыч, как теперь работают наши «несгибаемые поборники ювенальной юстиции». Им проще кошмарить нормальные семьи и отнимать детей у малоимущих родителей, у которых жилплощадь чуть меньше нормы, а в холодильниках отсутствуют бананы. А вот в логова наркоманов они соваться не торопятся. Там же и на нож посадить могут. Страшно же. Вот и прохлопали ушами. Теперь, конечно, начнутся разборки, поиски виноватых… Убийство-то резонансное.

— А родители этой Ангелины не являлись ли, случаем, членами какой-нибудь секты?

— Очень даже может быть. На месте убийства обнаружили непонятные знаки и надписи, сделанные кровью. Но ни оккультной атрибутики, ни литературы в доме не нашли.

— Она упомянула Церковь Закрытых Глаз, — мрачно пробормотал Алик. — Это секта Даркена Хо.

— Я не знаю. Но если желаете её допросить, то лучше дождитесь завтрашнего дня. Сегодня её лучше не трогать, — ответил доктор.

— Я уже одну беседу на завтра откладывал…

— Егор Ильич, — врач, идущий им навстречу, протянул доктору какие-то документы. — Вот, результаты…

— Ага, спасибо, — тот, не останавливаясь, принял бумаги. — А вот и заключение патологанатома по Вершининой. Тэк, что тут у нас? Угу… Угу… Ну вот, видите? Вскрытие подтвердило предварительный диагноз. Инфаркт миокарда.

— Ну-ка, — Алик забрал у него результаты и бегло их прочитал. — И что, это всё?

— Да, всё.

— Ерунда какая-то.

— Это не ерунда, Алик Палыч, это официальное заключение эксперта. Вы хотите его оспорить?

— Просто покажите мне запись с камеры…

Начальник охраны очень спокойно отнёсся к просьбе прокрутить последнюю запись с камеры из четвёртого изоляторного бокса.

— Трансляции со всех наших камер круглосуточно пишутся на один жёсткий диск. Каждые сутки производится бэкап. Резервные копии хранятся на дополнительном трёхтерабайтном винчестере, — рассказал он Алику. — Какой период времени Вам нужен?

— Со вчерашнего вечера. Ориентировочно, с половины шестого — по сегодняшнее утро, — ответил Дементьев.

— Эх, ты. Долго смотреть придётся.

— Мне не нужно смотреть в реальном времени. Можно прокрутить на ускоренном?

— А, ну, конечно можно. Без проблем. Дайте мне пару минут. Сейчас я скопирую нужный Вам фрагмент записи… Так-так-так. Ага. Вот. Восемнадцатая камера. Сейчас включу запись. Вот, на этот монитор смотрите.

— Ну и что это такое? — подсел к экрану Алик. — Что тут вообще демонстрируется? Окно?

Камера показывала только кусок палаты. При этом койка, на которой лежала пациентка, в кадр вообще не попадала.

— Денис Романыч, как это понимать? — обратился к начальнику охраны главврач.

— Н-да, хрень какая-то, — виновато пробормотал он. — Это техники, раздолбаи, позавчера в восточном крыле проводку проверяли. Просил же их, козлов, камеру поправить…

— Я даже не знаю, что и сказать, — Егор Ильич с укоризной посмотрел на охранника.

— Я им дам просраться. Они у меня попрыгают, — рыкнул тот.

— Так, разберётесь со своими техниками потом, — перебил их Алик. — Давайте хотя бы это посмотрим. Хорошо, что у вас камера вообще работала. Так, кто это там?

— Это Маришка. Пришла Ольгу покормить, — указал пальцем в монитор доктор. — Она была как раз перед нашим приходом.

— Включайте ускоренную перемотку.

Изображение задёргалось, циферки в углу экрана быстро сменяли друг друга. На экране, словно в старой кинокомедии, начали быстро бегать новые фигуры.

— А это мы пришли, — определил доктор. — Я ушёл, а Вы остались.

— Тормозните! — попросил Алик. — Запустите обычную скорость. Вот! Сейчас она поднимется на кровати. Ё-моё, ну почему камера так повёрнута?! Не видно ни черта. Хотя бы звук писала…

Его фигура перемещалась на экране туда-сюда, он что-то говорил, жестикулировал, затем присел, вынул папку и начал доставать фотографии. Ольга же в кадр не попала.

— А вот и я вернулся, — дождался своего появления доктор.

— Мотайте дальше, — дал отмашку Дементьев. — На максимальной скорости.

Ускоренная перемотка продолжилась. Время на записи понеслось как угорелое. Было заметно, что за окном быстро потемнело. Включился свет. Затем, выключился. Осталась гореть только маленькая дежурная лампочка в уголке. Наступила ночь. Часы последовательно отсчитывались друг за другом, но ничего не происходило. Затем, окно начало светлеть. Наступило утро. В бокс вошла нянечка, немного побегала по нему (из-за высокой скорости перемотки казалось, что она бегает с сумасшедшей скоростью, а не ходит), затем остановилась у постели Вершининой, немного там задержалась и пулей выскочила из бокса. А спустя пару-тройку секунд вернулась уже в сопровождении врачей. Вокруг койки началась беготня. Кто-то притащил капельницу.

— Всё, достаточно, — произнёс Алик.

— Вы избавились от своих подозрений? — спросил у него доктор.

— Я изымаю эту запись. Нужно изучить её поподробнее.

— Да пожалуйста. Но что Вы надеетесь там увидеть? Вы же убедились, что до утра никто в бокс не заходил. Тем более, что пациентки там всё равно не видно.

— Егор Ильич, на Вашем месте я бы лучше распорядился поправить камеру в четвёртом боксе, — ответил Дементьев.

— Да, кстати, Денис, ну-ка, покажи нам четвёртый бокс, — переключился на охранника доктор. — Глянем, как там наша новая постоялица.

— Четвёртый? Так… Изолятор, значит, — щёлкнул мышкой тот. — Вот, четвёртый.

На большом экране, где высвечивалось много маленьких окошек с отдельными изображениями, развернулось одно большое окно.

— И камеру сегодня же поправ… — не договорив, Егор Ильич прикусил язык. — Какого лешего она там делает?!

Ангелина в одной сорочке стояла прямо под камерой и с улыбкой пялилась в объектив.

— Сказал же им, чтобы её зафиксировали! — доктор трясущейся рукой уже набирал телефон. — Идиоты… Ало! Леонид? Лёня, ну ты совсем, что ли, нюх потерял, или как? Я вам что велел, по поводу Востриковой? Что-что… Зафиксировать её! Вот, что! Что, «ну»? Гну! Что вы зафиксировали?! Да?! А какого хрена она у вас по боксу разгуливает? Не может? Так идите и посмотрите!!! Дуболомы чёртовы… Совсем расслабились.

Начальник охраны переключился на камеру, установленную в коридоре изолятора. Мутноватое, слегка зернистое изображение демонстрировало дежурную, открывающую дверь, и спешно проходящих мимо неё санитаров. Все трое столпились у двери четвёртого бокса. Видимо услышав открывающуюся дверь, пациентка повернула голову. А уже спустя секунду на неё навалилась пара здоровых амбалов. Казалось, что эту малявку сейчас просто расплющат. Но внезапно, один из санитаров отлетел в сторону, ударившись об стену. Второй тем временем пытался скрутить девочку, но та, извиваясь в его руках, никак не давала себя одолеть. Причём выглядело это так, словно она вообще не прилагала усилий, а просто отмахивалась от надоедливого санитара.

— Вот это — девчонка, — поразился охранник. — Она что, терминатор? Или секцию какую-то посещала?

— Сдаётся мне, Егор Ильич, что ей вместо успокоительного вкатили какой-то стимулятор, — добавил Алик.

— Очередная напасть на мою голову, — ответил доктор. — «Не было печали — купила бабка порося».

На экране, второй санитар, прихрамывая, присоединился к своему коллеге, и уже вдвоём они с большим трудом завалили брыкающуюся пациентку на кровать, после чего, судя по всему, начали её привязывать.

— Ладненько, — Алик хлопнул себя по коленям, и забрал папку со стола. — Давайте запись и я поеду. Надолго не прощаюсь. Надо будет поболтать с этой «дикаркой». Может прояснит, чем занимались её родители.

После смерти Ольги Вершининой и потери одного из вещдоков, череда несчастий не прекратилась. Очередной удар Дементьев получил, прослушав свою запись на диктофоне. Вместо голосов на ней, по неизвестной причине, оказался лишь ракушечный шум, да противное потрескивание. Так долго и яростно Алик себя ещё никогда не ругал. Почему он заранее не проверил, как пишется звук? Почему понадеялся на аппаратуру? Почему сразу не прослушал записанное? Его так увлекло обещание Вершининой всё ему рассказать, что он отложил столь важное дело напотом, и по собственной беспечности оказался в дураках.

Все его достижения рассыпались как карточный домик. Надежды на успех в продвижении следствия, уже казавшиеся такими реальными и неизбежными, моментально испарились. Теперь его ждала неприятная реальность. Если смерть Ольги ещё можно было списать на трагическое стечение обстоятельств, то потерю предмета, принятого со склада вещдоков, он замять уже никак не мог. Придётся как-то объяснять её утрату. Но как это объяснить, если он сам не понимал, почему она потерялась. Тут мог бы помочь записанный разговор с Вершининой. Но увы, здесь тоже полный провал. Вот тебе и первое самостоятельное дело. Вот тебе и «первый блин».

Признавать поражение Алик не торопился. У него ещё оставалась пара зацепок: видерзапись с камеры наблюдения и новая, неожиданно объявившаяся свидетельница культа Даркена Хо, свалившаяся на него, как снег на голову. Насчёт последней, он ещё не совсем понимал, кто она: очередная жертва, или послание, которое культ сделал ему в качестве насмешки. Как бы там ни было, поговорить с этой Ангелиной было необходимо. Но прежде надо было как следует изучить запись.

Усталость брала своё. Сидя за компьютером, следователь клевал носом, поглощая очередную чашку растворимого кофе. Переутомлённые глаза дико болели. Ему уже стало казаться, что на экране начинает происходить что-то странное, но всё это были лишь фантомы, вызванные расфокусировкой измученных глаз и накатывающими волнами сонливости. Что он надеялся увидеть в этой записи? Зачем изматывает себя впустую, вместо того, чтобы пойти домой и выспаться как следует? Доктор был прав. Все эти перегрузки ни к чему полезному не приведут. И ничего хорошего он этим не добьётся. «Всё. Достаточно на сегодня». Встав из-за стола, Алик снял свой пиджак с вешалки, и начал в него облачаться, когда вдруг что-то на экране привлекло его.

— Ну-ка, ну-ка, — он тут же вернулся обратно за стол, и отмотал бегунок видеопроигрывателя на несколько секунд назад.

На записи демонстрировалась полутёмная ночная палата, скупо освещённая малюсенькой лампочкой. Изображение казалось статичным, и лишь сменяющиеся секундные цифры в уголке выдавали движение времени. Одна секунда, вторая, третья.

— Показалось, — Дементьев навёл курсор «мышки» на значок, сворачивающий окно плеера.

Но кнопка так и не щёлкнула. В крайнем левом углу, где находилась койка пациентки, что-то замельтешело. Мерцание было таким незначительным, что на первый взгляд могло показаться обычным дефектом записи. Однако, что-то подсказывало Алику, что здесь не всё так просто. Подняв трубку, он связался с техническим отделом.

— Виталий? Ты ещё здесь? Сильно занят? Можно украсть у тебя пять минут? Да, нужно глянуть запись одну. Ага, сейчас я спущусь.

— Что, тоже вечеришь?

— Вечеришь? Да уж полночь близится! «Ночуешь», а не «вечеришь».

Коллеги устало посмеялись.

— Ты всё с тем делом не развязался? — спросил Алик.

— Да. Зашиваюсь. Там наши опера ещё одну запись подогнали. Так что мне ещё долго сидеть, — ответил Виталий. — А у тебя что?

— Вот, надо бы увеличить изображение. У меня таких возможностей нет, а у вас тут аппаратура навороченная.

— Давай, глянем.

— Вот, я тут на бумажке записал — на это время сразу отмотай… Уф. В глазах всё расплывается.

Виталий включил запись, и промотал до указанного момента.

— Ага. Стоп. Вот тут, сбоку что-то мерцает. Видишь? — указал Дементьев. — Может ерунда какая-то, конечно.

— Сейчас увеличу, посмотрим. Только чудес не жди. Качество записи так себе, и от увеличения станет только хуже… Так, погоди секундочку, сейчас всё будет… Готово, — Виталий отсел чуть в сторонку, пропуская Алика к дисплею.

— Во-от, уже лучше, — произнёс тот. — Край кровати. А это, на нём — рука.

— Рука, — согласился коллега. — Ты её хотел разглядеть?

— Смотри! — не слушал его Алик. — Она шевелится. Дёргается. Это конвульсия. Значит, именно в это время её и прихватило… Неужели правда, обычный сердечный приступ?

— Пойду я, кофейку налью, — поднялся со стула Виталий. — Ты будешь?

— Нет, спасибо.

Дементьев видел Ольгину руку, трясущуюся, как в лихорадке. Девушка умирала, но никто не приходил ей на помощь. Внезапно, острая боль резанула его глаза, и, на долю секунды, он увидел нечто, словно в так называемом «скримере» — видеоролике, непредсказуемо демонстрирующем жуткую картинку, с целью напугать зрителя. Во весь экран появилось перекошенное от боли и ужаса лицо Ольги Вершининой, и тут же исчезло. А рука на койке перестала конвульсировать.

— Ёж твою меть! — вырвалось у Алика.

— Чё там? — подбежал с чашкой Виталий.

— Мотни-ка чуть назад! Дурь какая-то…

— Сейчас. Ну-ка, подвинься. Мотаем наза-ад… Столько хватит?

— Много. Чуть ближе. Ага. Вот. Запускай. Щас будет.

— Что будет-то?

— Увидишь.

Секунды потянулись одна за другой. Рука на экране подрагивала. Потом изображение едва заметно дёрнулось, и рука застыла. Время потекло дальше, и запись вновь стала напоминать статичную картинку.

— Что я должен увидеть? — не выдержал Виталий.

— Где же это? — прищурился Алик. — Была же такая… Вот, чёрт. Глаза болят. Показалось, что ли.

— С непривычки всегда так. Я, после того как перевёлся сюда, тоже поначалу с подобным сталкивался. Когда долго сидишь перед экраном, на котором ничего особенного не происходит, поневоле начинаешь залипать. А потом всякие странности начинают казаться. Со временем это прошло.

— Да ну. Совсем, что ли, я не в себе? Давай ещё разок мотни назад. Хочу убедиться…

— Ну давай, — тяжело вздохнул Виталий. — Убедись.

Запись пошла по новой. Алик затаил дыхание.

— Вот! — ткнул он пальцем в экран. — Что это мелькнуло?

— Да мало ли.

— Давай ещё раз, и застопори на этом месте.

— Я сейчас раскадровку сделаю, — Виталий начал щёлкать мышкой, выбирая необходимые параметры.

Появилась горизонтальная лента из кадров. Прокрутив её, специалист выделил кадр с искажением.

— Попался, голубчик.

— Что это за помеха? — внимательно присмотрелся Алик. — Может склейка? Как думаешь?

— Всё возможно. Но время не скакнуло. С ним, конечно, могли поколдовать. Это вполне реализуемо. Но для непрофессионалов слишком муторно, и сразу бы выдало постобработку. У меня на это дело глаз намётан. Здесь же ничего подозрительного не видно. Больше напоминает обычный аппаратный сбой. Может, из-за скачка напряжения. Не знаю. Вряд ли кому-то надо было с этим делом заморачиваться.

— Хм-м-м, — Дементьев продолжал разглядывать «испорченный» кадр. — А вот, посмотри, Виталь, тень на полу. Как будто фигура.

— Да это от искажения. На следующем кадре её уже нет. И на предыдущем не было. Да и на этом она выглядит… Если это тень человека, то уж больно странная. Нет, Алик, это просто помеха.

— Всё, надо заканчивать на сегодня. Поеду я до дому, до хаты. Ты тоже шибко не засиживайся.

— Это не от меня зависит. Ещё часа два, как минимум, тут проторчу. Хочешь — не хочешь, а завтра отчитываться.

— Ну, бывай.

Они попрощались, после чего Дементьев отправился домой.

Дома его встретила записка на столе:

«Привет, Алик. Заходила сегодня в 19.00, но дома тебя, как обычно, не застала. Звонить не хочу. Ты ведь такой занятой. Отвлеку ещё от какого-то важного дела. В общем, я приняла окончательное решение. Мы с тобой должны развестись. Мне надо было послушать папу, когда он говорил о бесперспективности нашей дальнейшей жизни. Ты должен меня понять, Алик. Дело не в тебе. Ты — замечательный, добрый и отзывчивый мужчина. Лично к тебе у меня претензий нет. Дело в твоей работе. Так уж вышло, что твоя служба полностью тобой овладела, и в твоей жизни больше не осталось места для меня. Я, по наивности, надеялась, что работа в ФСБ — это престижно и денежно, но, как оказалось, весь этот престиж и деньги не окупают одиночества, которое приходится терпеть жене следователя. Последней каплей оказался запрет на твой выезд заграницу. Меня лишили даже единственной радости — поездки, раз в год, с любимым супругом за пределы нашей холодной родины. И что теперь нам с тобой остаётся? Курорты Краснодарсого края? Нет уж. Извини, конечно, но это уже слишком. Я вижу, насколько тебе дорога твоя работа, и не собираюсь озадачивать тебя выбором: я, или она. Выбор я уже сделала за тебя. Я ухожу. Постарайся понять и простить. Когда будет время — позвони мне, обсудим сроки и детали развода, как два цивилизованных человека. Надеюсь, что наш развод не сильно отразится на твоей карьере. Если отразится, то мне очень жаль, но поступить иначе я всё равно не смогу. Жду звонка, Алик. Не затягивай с этим. Давай не будем портить друг другу жизнь? Желаю успехов на твоей любимой работе. Наташа.»

— У-у-у-у! — провыл Алик, скомкав бумажку и бросив её в дальний угол комнаты. — Да и пошла ты…

Это был просто удар в спину. Он уже догадывался, что супруга ушла пожить к родителям неспроста, но всё же таил надежду, что всё обойдётся. Ничего не обошлось. Сбылись самые худшие ожидания.

В глубине души, Дементьеву было понятно, почему жена его оставляет. Не всякая женщина способна терпеть такую жизнь, когда муж возвращается заполночь, и уходит ни свет, ни заря. Постоянно в каких-то командировках, непонятно где и непонятно зачем. Для такой непростой жизни требуется либо гипертрофированное уважение, либо беззаветная любовь. Но ни того, ни другого, в их недолгом браке, как оказалось, не было.

— Не сильно отразится на моей карьере, — с язвой пробормотал Алик, шествуя на кухню и нервно расстёгивая рубашку. — «Жду звонка»… Ну жди. Чёрта с два я тебе позвоню.

Он вынул сковородку, зажёг конфорку. Есть уже не хотелось. Хотелось спать. Но он, закрутившись на работе, не ел с самого обеда, и понимал, что надо было хоть что-нибудь побыстрому перекусить.

— Зараза, — ворча себе под нос, он открыл холодильник, вынул три яйца, разбил их в чашку и начал взбивать. — Как «вовремя» ты это затеяла…

Затем, он достал масло, и принялся готовить яичницу. Это было самое простое блюдо, требующее минимум затрат времени. Пока яичница шипела на сковороде, Алик быстренько полил цветы. Закончив с поливом и с приготовлением запоздалого ужина, он подумал немного, и вынул из кухонного шкафчика распечатанную бутылку коньяка с рюмочкой. Поставил на стол, рядом со шкварчащей яичницей, сел, задумчиво глядя на этот скромный натюрморт.

Алик был принципиальным трезвенником. Он конечно мог выпить рюмашку-другую, но только на праздники. Закладывать за воротник без причины, а тем более в одиночку, он считал чем-то зазорным. Но сейчас, оставшись наедине с навалившимися на него проблемами, он понял, что не сможет без этого обойтись. Махнув рюмку коньяка, Дементьев закусил горячей яичницей и зажмурился. Коньяк ушёл, как в сухую землю, не дав никакого эффекта. Алик вновь потянулся за бутылкой, но остановился. «Нет, хватит. Если не помогло, то и не поможет». Бутылка вернулась обратно в шкаф, а Дементьев продолжил доедать яичницу, стараясь ни о чём не думать. То ли усталость взяла своё, то ли коньяк помог, но как только голова Алика коснулась подушки, он моментально отключился.

— Ну, привет, Ангелина, — поздоровался следователь, дождавшись, когда дверь за ним закроют и оставят их тет-а-тет.

— Привет, Разведчик, — ответила девочка, накрепко привязанная к койке. — Не зови меня «Ангелиной». Я — Лиша.

— Лиша — так Лиша, — Алик осторожно подошёл к ней и присел на стул. — А почему ты зовёшь меня «Разведчиком»?

— А ты разве не настоящий разведчик?

— Настоящие разведчики работают в ГРУ. А я немного из другой структуры.

— Вот оно как.

— Я — следователь. Зовут меня Алик Павлович. Я пришёл, чтобы задать тебе несколько вопросиков. Ты успокоилась? Можешь уделить мне полчасика?

— Да хоть час. Тут так скучно, поговорить вообще не с кем. Одно развлечение — санитаров расшвыривать. Они такие тупые.

— Ловко ты их.

— Ну а чего они?

— Ты очень сильная девочка. Как же ты докатилась до жизни такой? Заступилась за маму?

— Заступилась? Не-ет. Мы просто играли.

— Играли во что?

— В одну игру.

— Расскажи о ней.

— Однажды, мой папочка подошёл ко мне, когда я играла с куклами, и сказал: «Ты уже большая, чтобы играть в куклы! Давай я научу тебя новой игре? Тебе понравится.»

— А потом?

— Потом он велел мне раздеться.

— И что ты сделала? — постепенно мрачнел Алик.

— Разделась, конечно. Это же мой папа. Я должна его слушаться, — ответила Лиша.

— Продолжай, — произнёс Дементьев, хотя всё его существо противелось продолжению этого рассказа.

— Потом он вынул из-за спины кухонный нож. — «Зачем тебе нож, папочка?» — спросила я. — «Он нужен для игры!» — ответил папа. — «Мы будем играть в самураев. Знаешь, кто такие самураи? Это были мужественные люди, которые смывали позор кровью. Ты была непослушной девочкой, и должна сделать себе сэппуку». — «А что это?» — «Я тебя научу. Возьми этот нож, и разрежь им свой животик.» — «Но тогда же потечёт кровь!» — испугалась я. — «Не бойся крови. Позор гораздо страшнее.»

— Что было дальше?

— Он дал мне нож. А я никак не могла воткнуть его в себя. Я боялась крови. Тогда мой папочка очень разозлился. Он начал кричать на меня. А потом схватил нож за рукоятку, надавил со всей силы и разрезал мне животик. Потекла кровь. Много крови. Сначала было больно, но потом просто закружилась голова и захотелось спать. Последнее, что я помню, это как кишочки выпадают на пол… Скользкие такие… Проснулась в больнице. Оказалось, что животик мне уже заштопали. Теперь остался только шрам. Хочешь на него посмотреть?

— Не хочу, — ответил Алик. — То, что ты рассказала — просто ужасно. Твоего отца наказали?

— Нет. Он сказал докторам, что я нечаянно упала на нож, когда играла. А я подтвердила.

— Зачем?!

— Не знаю. Я не хотела, чтобы папу забирали в тюрьму из-за меня…

— Из-за тебя? — Дементьев развёл руками. — Ты считаешь себя виноватой?

— Я — проблемный ребёнок. Со мной очень тяжело.

— Тебе это внушили твои родители. И в первую очередь, как я подозреваю, отец. Он приставал к тебе? Ну в смысле…

— В смысле, домогался? — продолжила Лиша. — Да. Каждый день.

— И ты не пыталась искать у кого-то помощи? Защиты?

— А зачем? Если папочка сказал — значит это правильно. Значит, так и надо.

— Пф-ф-ф, — Алик выпустил воздух из лёгких. — Всё понятно… Ну а что произошло в день убийства?

— Папа решил убить маму, потому что она забыла выстирать его любимую рубашку. Он показывал ей пятно на рубашке и кричал: «Как?! Как я теперь выйду на улицу с этим ужасным пятном?! Хочешь знать, каково это, когда на твоей одежде пятна?! Сейчас я тебе покажу! У тебя будет много пятен! Очень много пятен!» С этими словами он схватил нож и стал бить её. Он бил, бил и бил. Я не знаю, сколько раз. Мама уже не кричала, а он всё бил её ножом. Наконец, он остановился, бросил нож на пол и начал тяжело дышать. Он дышал и облизывался, словно чавкал. Мама лежала на кресле, а он стоял напротив. Я осторожно подкралась и подняла нож. Он обернулся, увидел меня и сказал: «Ты хочешь это сделать? Хочешь ударить меня? Если хочешь — ударь! Не сдерживай это желание!» Я подошла и воткнула нож ему в живот. А потом, когда он упал, ударила его в шею. Папа долго не мог умереть. Я резала его по всякому, секла крест-накрест, а он всё хрипел и не умирал.

— Достаточно, — Алик поднялся со стула. — У меня больше нет к тебе вопросов.

— Да погоди ты, — рассмеялась девочка. — Куда собрался так быстро? Ещё и десяти минут не прошло.

— У меня много дел. А тобой пусть врачи занимаются.

— Ты ведь пришёл ко мне не для того, чтобы узнать, зачем я убила отца, верно?

— Верно.

— Ну так в чём же дело? Сядь.

Алик вернулся обратно и сел на стул.

— Послушай. Всё, что я тебе только что рассказала — это просто выдумка. Я придумала эту историю, а ты поверил. Да, согласна, это некрасиво, но я не смогла удержаться. Уж больно забавно смотреть, как серьёзно ты воспринимаешь весь этот бред!

Она расхохоталась.

— Так ты решила меня одурачить? — с раздражением спросил Алик. — Ну что ж, тебе удалось, молодчина. Теперь ты довольна?

— Извини, извини! Я просто хотела тебя разыграть.

— Мне не до розыгрышей, барышня. Из-за этой пустой болтовни я теряю своё время. Найди другого слушателя для своих воспалённых фантазий, — он вновь собрался встать со стула.

— Хочешь знать, почему я его убила? — вновь остановила его Лиша. — Начнём с того, что он мне не отец. Эти двое — вообще мне не родители.

— Ты их приёмная дочь?

— Можно и так сказать. Понимаешь, это всё сложно объяснить… Они были кончеными элементами. Последние две недели они из наркотического угара не выходили. Мы называем их «куклы-доноры». Это корм, для поддержки визуализированной энергетической оболочки. Так. Вижу, что ты пока не в теме…

— Погоди-погоди, стоп. Давай так. Если и дальше продолжишь кормить меня больными фантазиями — наш разговор будет закончен, — строго отрезал Алик. — Давно ты живёшь в этой приёмной семье?

Лиша прищурила глаз, — ну-у, скажем, год.

— Чем занимались твои приёмные родители? Ну, кроме поиска и употребления наркотиков.

— Тем же самым, чем обычно занимаются подобные отбросы общества.

— Прямо-таки, тем же самым? А вот я думаю, что не только. Твои приёмные родители были не простыми наркоманами. Они были сектантами. Именно на почве этой оккультной деятельности, отчим и убил твою мачеху. Этот факт подтверждают символы, которые он начертил кровью жены на стенах, прежде чем ты его искромсала. Осталось выяснить, что это за секта? Даже не выяснить, а просто уточнить. Ведь это Культ Даркена Хо? Вчера ты упомянула Церковь Закрытых Глаз. А это одно и то же.

— Зачем тогда спрашиваешь, если уже знаешь? — спокойно спросила Лиша.

— Надеялся, что ты сама всё прояснишь. Неспроста же ты об этом заикнулась?

— Я заикнулась об этом для того, чтобы ты услышал. Услышал и заинтересовался. Я всего лишь сказала то, что ты хотел услышать. И вот ты здесь.

— Не пытайся меня запутать. Так культ всё-таки существует?

— Существует. Но, скажем так, не в том виде, в котором ты его себе представляешь. И не там, где ты его ищешь.

— Где же мне его искать?

— Не здесь. Не в этом мире.

— Я уже просил обойтись без глупых аллюзий. Мне нужна конкретная информация.

— Конкретнее я сказать не могу. Я не виновата, что ты такой скептик, привыкший думать в одной плоскости. Ты конечно можешь уйти, прямо сейчас. Я тебя не держу. Но тогда ты уже точно ничего не узнаешь про Хо. Пока ещё оно здесь. Оно рядом. Но скоро оно уйдёт туда, где его никто не сможет достать. А оно сможет дотянуться да вас. До всех вас. Так что, Алик Дементьев, либо слушай, либо уходи.

Поднявшись со стула, Алик подошёл к окну. Он стоял несколько минут, заложив руки за спину, и размышлял над словами девочки.

— Да, кстати, — произнесла Лиша. — Прости за беспорядок.

— В смысле? — обернулся к ней следователь. — Где ты видишь беспорядок? Тут вроде бы чисто.

— Вот именно, что «вроде бы». Я ещё вчера хотела прибраться к твоему приходу, но санитары не дали. Налетели, как бешеные. К кровати привязали.

— Да чисто тут. Успокойся.

— Нет, всё-таки я приберусь, — с этими словами Лиша спокойно высвободила правую руку.

— Эй, — не ожидал такого поворота Алик. — Ты как умудрилась?

— Что? — девочка выдернула вторую руку и села на койке.

— Тебе же запрещено… Как ты развязалась?

— Да элементарно. Чё тут развязываться? — Лиша согнулась пополам и принялась освобождать ноги.

— Прекрати сейчас же! Я сейчас позову санитаров! — Дементьев стал бочком продвигаться к двери.

— Зови. Тебя выгонят, меня зафиксируют. И ты опять ничего не узнаешь, — полностью освободившись, девчонка спустила босые ноги на пол.

— Если увидят, что ты освободилась, подумают, что это я тебе помог. И у меня будут проблемы.

— Не будет проблем. Они вчера пытались переустановить камеру и окончательно её сломали. Так что, нас никто не видит. Доктор сейчас занят, няня придёт не раньше, чем через два часа. А дежурная откроет дверь только если ты постучишься. Так что всё в полном порядке.

Пройдя мимо ошалевшего Алика, Лиша подошла к стене и, подобрав какую-то тряпочку, принялась эту стену вытирать.

— Мне бы не хотелось здесь задерживаться, — произнёс Дементьев. — Зачем ты трёшь стену? Что с ней не так?

— Сам погляди. Да повнимательнее.

— На что глядеть? Стена чистая…

На всякий случай, Алик подошёл поближе и навострил зрение, хоть и понимал, что не стоит вестись на слова сумасшедшей. Глаза больно кольнуло. В ушах послышался шум. Проведя пальцами по закрытым векам, он вновь посмотрел на стену и невольно отшатнулся. Она вся была покрыта кровью. И эту кровь перепачканная Лиша пыталась оттереть.

— Кровь? Откуда столько крови?

Голова пошла кругом. В нос ударил кислый запах. Дементьев закачался, удерживая равновесие. В его глазах потемнело.

— Что? Головка бо-бо? — спросила Лиша. — Может приляжешь?

— Тошнит, — Алик то и дело сглатывал тугие комки, вздымающиеся где-то в районе кадыка. — Дышать нечем.

— Давай я тебе помогу, — отложив тряпочку, девочка проводила его до койки и помогла лечь. — Дыши глубже. Сейчас отпустит.

— Что со мной?

— Я бы объяснила, но ты всё равно не поверишь. Лежи пока. Не бойся, ты не умрёшь.

Сознание постепенно прояснилось. Встревоженный Алик попытался подняться, но не смог. Его руки и ноги были накрепко привязаны к койке.

— Что за дела? Эй! Дежурная! — задёргался он.

— Чшшш! — склонилась над ним Лиша. — Не шуми. Успокойся.

— Какое, на хрен, «успокойся»?! Немедленно развяжи меня, засранка чокнутая!

— Повторяю. Успокойся и прекрати дрыгаться. Вот так. Лежи смирно. Успокоился? Если успокоился, значит должен осознать, что ты не привязан.

— К-какого? — Алик поднял руки, и, не веря собственным глазам, осмотрел их. — Тогда почему я не мог пошевелиться?

— Не знаю, — пожала плечами девочка. — Какой-то побочный эффект.

— От чего?

— Сказала бы, но не буду.

— Так… Всё… — крякнув, Дементьев поднялся с койки и первым делом убедился, что никакой крови на стене уже нет. — Хватит тут с тобой рассусоливать. Мне надо идти.

— Ты уже придумал, как будешь отмазываться перед начальством?

— Что ты несёшь?

— Ты всё прекрасно знаешь. Ты ведь что-то потерял здесь? Одну вещицу, да?

— Ты её нашла? — Алик схватил Лишу за плечико. — Если нашла, то отдай сейчас же!

— Не нашла, — та отцепила его руку. — Я и есть она.

— Я с тобой с ума сойду, — Дементьев начал растирать пальцами кожу на своём лбу.

— Ты зря переживаешь об этой потере, — Лиша села с ним рядом. — Зачем переживать о том, что ты не терял? Никто не накажет тебя за то, чего не было.

— Я устал тебя слушать.

— Можешь не слушать. Просто покажи фотографию своей потери.

— Зачем?

— Покажи.

Поднявшись, Алик подошёл к подоконнику, взял свою папку, раскрыл и вынул фотографии. Полистал их, затем, ещё раз и ещё раз. Задумался. Опять полистал.

— Что? Нет? — улыбнулась девочка.

— Не понимаю. Где же она? Ты что, лазила в моих документах?!

— Больно надо. Вместо того, чтобы искать виновников, лучше подумай сам — а была ли эта фотография? Была ли эта брошка?

— Я вчера сам, лично принёс её сюда. Вот здесь, на этом самом месте я её вынул. А потом она… Э-э-м, не важно, что было потом. Обронил куда-то.

— Ты вынул пакетик. И, возможно, что-то из него занюхнул, — продолжала девочка. — Тебе стало плохо. В голове всё перемешалось. Но ты же должен понимать, что вещи не могут исчезать на пустом месте? Они либо где-то есть, либо их не было изначально. В данном случае, рекомендую проверить записи на складе вещдоков. Если ты там ничего не брал, то ни за что и не расписывался. А если не расписывался, то переживать тебе не о чем.

— Ты это нарочно, да? — покосился на неё Алик. — Ты пытаешься заставить меня поверить в то, что я тоже сошёл с ума?

— Смотря что считать безумием, — ответила Лиша. — Я бы на твоём месте воспользовалась этой ситуацией.

— Тебе не удастся…

— Мне — нет. А Даркену Хо — вполне. Сейчас идёт борьба за твою душу, Алик Дементьев. Либо ты с нами, либо против нас.

— Кто «вы» такие? Культ?

— Нет. Узнаешь чуть позже. Когда перестанешь цепляться за свою старую реальность.

— Что тебе от меня нужно?

— Хочу, чтобы ты мне доверял.

— Сначала ты мне врёшь, а потом просишь доверять тебе?

— Ты всё никак не можешь простить мой безобидный розыгрыш? Хорошо, я объясню, зачем так поступила. Видишь ли, это было необходимо. Мне требовалось проанализировать твою реакцию.

— Ну и как? Проанализировала?

— Да. И сделала выводы. Ты не разочаровал меня, Алик. Я чувствовала, что ты мне сопереживаешь. Ты не просто слушал. Ты проникался. Я улавливала твои заглушаемые эмоции: отвращение и презрение к моему «отчиму», а так же сочувствие и сострадание ко мне и моей «мачехе». Нетипичное проявление чувств для человека твоей профессии указывает на то, что ты — новичок. Ты ещё не успел как следует поработать и «повариться» во всём этом. Опытные профессионалы обычно скупы на чувства и эмоциональность. Ты же ещё не успел обрасти защитной «раковиной», и не разучился принимать всё близко к сердцу. Поэтому ты слушал меня, не обращая внимания на явные признаки лжи, увлечённый потоком захлестнувших тебя эмоций.

— Любопытное наблюдение. Но какова была цель этой проверки?

— Должна же я была узнать, с кем мне придётся сотрудничать.

— То есть, ты ещё не определилась: сотрудничать со следствием, или нет? — иронично произнёс Алик.

— Причём тут следствие? — поморщилась Лиша. — Речь о тебе. Это с тобой мне придётся работать. Причём долго и упорно. Но не волнуйся. Думаю, что из тебя получится хороший напарник.

Дементьев расхохотался: «Ну ты даешь! То есть, ты уже ко мне в напарники записалась?»

— Нет. Хочу тебя записать. К себе в напарники.

— Ты меня вербуешь?

— Именно! — ткнула в него пальчиком Лиша.

Алик опять зашёлся смехом, утирая глаза: «Да-а! Приехали! Меня пытаются завербовать! Ну, насмешила! И на какую организацию ты работаешь, вербовщица? На ЦРУ? На Моссад? Ха-ха-ха!»

— На Сакрариум, — без тени улыбки ответила девочка.

— Даже так? Не слышал про такую разведку.

— Это не разведка.

— А что же?

— Послушай. Я уже заранее знаю, что ты мне не поверишь. Ты споткнулся уже об несколько фактов, ставящих под сомнение реальность происходящего вокруг тебя, и всё равно продолжаешь хвататься за остатки здравого смысла. Сколько ещё примеров надо тебе привести, чтобы ты наконец-то рискнул заглянуть за грань привычного тебе мира?

— Я никогда не поверю в то, что заведомо абсурдно. А все происходящие странности вполне объяснимы.

— Чем же? Как ты объяснишь то, что увидел на стене?

— Хм, — Алик потёр висок, стараясь заглушить необычный гул внутри головы. — Это была галлюцинация. Возможно, от усталости. Возможно, от плохого самочувствия.

— Ты ведь увидел кровь, верно?

— Нет… Да, возможно. Я не знаю. Это было секундное помутнение… И вообще, какое твоё дело?!

— То, что ты увидел, существует на самом деле, — нахмурилась Лиша. — Ты на секунду побывал в настоящей реальности.

— Вот оно что, — ухмыльнулся Дементьев. — И откуда взялась эта кровь?

— Это кровь Ольги Вершининой. Той, что была здесь до меня.

— Откуда ты знаешь Ольгу?

— Мы познакомились на «Эвридике». Я пыталась ей помочь. Но она выбрала свой путь.

— То есть, ты тоже была на том корабле? Но в списке пассажиров тебя не было. Не было тебя и на «Гортензии». Откуда ты там взялась?

— Меня передал Ольге Евгений Калабрин. Так же, как Ольга передала меня тебе. Не заморачивайся по этому поводу. Просто прими как данность.

— Откуда у тебя вся эта информация? О Вершининой, о Калабрине, об «Эвридике»? Кто тебя ко мне подослал?

— Это была моя личная инициатива. Обстановка в мире нестабильна.

— Что же тогда случилось с Вершининой?

— Её убило Хо. Убило и сожрало. Ему нужна энергия. Ольга — это первая жертва. Самая близкая и доступная. Но оно не остановится и будет убивать ещё. Тебе ведь уже сообщили об эпидемии, когда ты шёл сюда?

— О какой, к чёрту, эпидемии?

— Ах, ну да. Что-то я бегу впереди паровоза. В общем, тебе скоро сообщат о внезапной эпидемии, из-за которой клинику закроют на карантин. Здесь будет немало смертей. В очень короткий период времени. Хо торопится. Знать бы, зачем? Оно опять что-то задумало. Но ты его не бойся. Пока я рядом — оно тебя и пальцем не тронет. Ты, главное, сам не тупи, и не лезь к нему в пасть.

— Я даже не знаю, где оно — это твоё Хо, — не скрывая насмешки, продолжал вести диалог Алик.

— Чш-ш-ш, — Лиша показала на стену, за которой располагался пятый бокс. — Оно сейчас там. Оно слушает. Ты должен уйти до наступления сумерек. Этой ночью здесь произойдёт что-то страшное. Но пока на улице светло — опасаться нечего.

— Там, за стеной, находится девушка по имени Анна. Это она, что ли, Хо?

— Нет. Пока нет.

— Бред какой-то.

— Ты будешь считать это бредом, пока сам всё не увидишь.

— И как же мне всё это увидеть?

— Вот, — Лиша протянула ему странную сине-красную, полупрозрачную пилюлю. — Проглоти это.

— Что это? — с подозрением взглянул на неё Алик.

— Это «Иллюзиум». Самый простой способ проникнуть за пределы ограниченного бытия.

— А-а, это тебе дали какую-то таблетку, а ты припрятала её, вместо того, чтобы выпить? Как только я увижу Егора Ильича, я ему об этом расскажу. Так что лучше глотай её сама, и добровольно.

— Ябеда-корябеда, солёный огурец. Под столом валяется, никто его не ест, — Лиша скорчила рожицу и высунула язык. — Так и знала, что по простому с тобой не получится.

— Не держи меня за идиота, — Дементьев прокашлялся. — Все эти россказни… Все твои…

— Ой-ёй.

Внезапно девочка насторожилась, словно почувствовала что-то, замерла, и тут же забралась на кровать, где начала поспешно привязывать свои ноги.

— Ты чего? — удивился Алик.

— Тебе нужно уходить. Хо привлекло инфильтраторов из местного СК. Обычно оно не допускало таких откровенных промахов. Значит действительно, очень торопится. Уходи, Алик. Не привлекай внимания. Они ищут Хо, а могут найти меня, что недопустимо. Ведь меня не должно здесь быть, — с этими словами, она просунула обе руки в верхние застёжки привязи.

— Давно пора было это сделать, — следователь прошёл до двери и три раза стукнул в неё. — Всего хорошего, Лиша.

— До скорой встречи, Алик Дементьев. И запомни. Ольга Вершинина выбрала неправильный путь. Не повторяй её ошибку.

— Я это учту.

Дежурная открыла дверь, и он вышел в коридор изолятора. Ухо сразу же уловило подозрительные шумы, которые ранее глушились стенами бокса. Такое впечатление, что клиника превратилась в какой-то гудящий улей. Слышались многочисленные голоса, топот ног, звяканья металлических каталок.

— Что-то случилось? — спросил Алик.

Но вместо дежурной, ему ответил голос главного врача: «Карантин. Карантин объявлен. Выходите, Алик Павлович.»

Дежурная, одной рукой цепляя себе за уши резинки ватно-марлевой повязки, другой, тем временем, уже открывала решётчатую дверь, за которой Дементьева ожидал взвинченный доктор.

— В связи с чем карантин?

— Грипп. Мы надеялись сразу локализовать вспышку заражений, но, к сожалению, не получилось. Уже восемь человек заболели… Ну-ка, голубчик, дайте-ка взглянуть на Вас, — Егор Ильич, умелой рукой, облачённой в стерильную перчатку, поочерёдно расширил ему веки, заглядывая в глаза, затем, заставил его высунуть язык, который тоже внимательно осмотрел. — Слава Богу. С Вами, вроде бы, всё в порядке. Вот, возьмите эту мазь. Помажьте немного под ноздрями. И наденьте маску.

— Этот грипп так опасен? — размазывая оксолиновую мазь над своей верхней губой, спросил Алик.

— С утра уже три смертельных случая. Два пациента в тяжёлом состоянии. Самочувствие остальных резко ухудшается. Так что, с этим лучше не шутить. Вы должны немедленно покинуть клинику, Алик Палыч. И я настоятельно рекомендую Вам сегодня же сдать анализы и пройти осмотр у вашего терапевта. «Бережёного Бог бережёт».

Они свернули в прилегающий коридор и притормозили, пропуская двух санитаров, несущих на носилках тело, завёрнутое в чёрный полиэтилен.

— Егор Ильич, там ещё двое, — сообщил спешивший за ними врач. — Одна из них — ночная няня, Петрова.

— Инфекционщики ещё не подъехали?

— Нет. Ждём.

— Ну, всё, Алик Палыч, — Егор Ильич остановился, обращаясь к Дементьеву. — Где выход Вы знаете. Провожать мне Вас некогда. Сами видите, что тут у нас творится. Ступайте. И я Вас умоляю, обязательно покажитесь терапевту!

— Хорошо, — кивнул Алик. — Спасибо.

До выхода оставалось пройти совсем немного. Осторожно пощупывая свой лоб — нет ли температуры — следователь уверенно шагал вперёд. «А вдруг все эти странности неспроста?» — думал он. — «Вдруг я тоже заразился?» Успокаивало то, что никаких типично гриппозных признаков не ощущалось, но данный вид гриппа вполне мог быть приниципиально новым штаммом, проявляющимся в совершенно иных формах.

Навстречу, два доктора быстро провели больного, надрывно кашляющего и отхаркивающего кровь. Дементьев пропустил их, задержавшись всего на несколько секунд. В этот момент, ближайшая к нему дверь с грохотом распахнулась, и из палаты вылетел окровавленный пациент, который упал на пол прямо перед ним. Всё тело этого человека покрывали глубокие раны, словно кто-то выгрызал из него большие куски мяса. Больной не кричал, а как-то странно выл и хрипел, корчась в агонии. Длинная чёрная рука с острыми когтями, ухватила несчастного за ногу, и втянула обратно в палату, прежде чем Алик успел рассмотреть, что это было. Окровавленная дверь захлопнулась. Бросившись к ней, Дементьев подёргал ручку — заперто. Он глянул себе под ноги — никаких кровавых пятен, оставленных обглоданным пациентом, не было и в помине. Очередная галлюцинация. Иллюзия. Скрипнув зубами, Алик ускорил шаг в сторону выхода.

На воздух. Скорее на воздух.

Дверь главного входа распахнулась, и он наконец-то сделал благоговейный глоток свежего ветра. В голове всё сразу прояснилось. Мысли распутались. Спустившись по ступенькам, Дементьев повернул в сторону парковки.

— Эй, гражданин, — послышалось со стороны большого чёрного фургона, припаркованного напротив выхода. — Задержитесь пожалуйста.

От машины отделились две фигуры, облачённые в герметические костюмы биозащиты, и стали приближаться к нему.

— В чём дело? — остановился Алик.

— Что здесь делает посторонний? — пробулькал один из приближавшихся.

— В зоне объявлен карантин. Повышенная угроза эпидемии, — вторил ему другой.

— Я в курсе, — ответил Дементьев.

— Вы должны пройти необходимую проверку.

— Мне некогда. Я спешу. И я вовсе не посторонний, — Дементьев извлёк удостоверение. — Я при исполнении.

Но никакого особого эффекта на людей в защитных костюмах это не произвело.

— На территории карантинной зоны Вы обязаны подчиняться нашим требованиям, — произнёс один из них.

— Успокойтесь, лейтенант. Это не займёт много времени, — второй вынул из кейса какой-то хитроумный прибор с широким экраном.

— Кто вы такие?! — начал сердиться Алик. — На каком основании вы мешаете работе ФСБ?

— Успокойтесь, лейтенант, — ледяным тоном повторил человек в костюме, показывая ему своё удостоверение. — Мы из Главного Департамента. Вы обязаны подчиняться нашим требованиям.

— Обстановка в мире нестабильна, — добавил его напарник.

— Из какого ещё Главного Департамента? — Дементьев глянул в удостоверение и обомлел. — Так вы… Кхм. Да, извините. Я всё понял.

— Вот и замечательно. Не шевелитесь. Стойте спокойно, — закончив с подключением своего таинственного прибора, человек в костюме биологической защиты, начал водить сенсорами возле головы, груди и спины следователя, считывая какие-то показания, выводимые на экран.

Процедура длилась не более двух минут. Затем, проверяющий отключил свой прибор и отступил в сторонку.

— Всё в порядке, лейтенант Дементьев. Вы можете идти.

— Спасибо, — на ватных ногах, Алик прошёл до машины и сел за руль, стараясь не коситься в сторону подозрительной пары.

«Что за удостоверение он мне показал? Почему я не могу это вспомнить? Ведь меня это ошарашило. Значит организация действительно серьёзная. Но какая? Что делать? Вернуться к ним и попросить вновь показать документы? Нет, это уж слишком. Я что, сам себе уже не верю? К чёрту их. Надо уезжать отсюда…» — он завёл двигатель, и начал аккуратно выезжать с парковки.

— Уезжает… — Ицпапалотль презрительно взирала на него из окна, с самой верхушки своей каменной башни. — Почему ты отпустило его, Хо? Почему не сожрало, как других?

— Амо тлака, — прошипело Хо, просачиваясь жирным, клубящимся дымом сквозь дверную щель. — Ичпочтлахелилок.

— Что? — обернулась девушка. — Я не понимаю тебя.

— Ацтекская богиня не знает языка науатль? — полностью сформировавшись посреди комнаты, сумеречник широко улыбнулся кровавой улыбкой. — Я сказало, что это бесчеловечно. И что ты — жестокая девушка.

— И ты обвиняешь меня в жестокости? — усмехнулась Ицпапалотль. — После того, что сотворило с теми беднягами прошлой ночью?

— Обвиняю? Не-ет. Напротив. Жестокость — это лишь инструмент. Который тебе обязательно пригодится. Но опираться на одну лишь жестокость нельзя. Это всё равно, что использовать топор для дойки коровы.

— Довольно слов. Когда ты выполнишь своё обещание?

— Сегодня ночью.

— Наконец-то. Прекрасная новость. Я готова.

— Нет, не готова. Но они не оставляют мне выбора. Сюда идут гамма-инфильтраторы. Мне удалось запутать их и пустить по ложному следу. Но это лишь временная отсрочка. Рано, или поздно, они придут и помешают нам. Поэтому, мы должны всё закончить до их прихода.

— И я стану Обсидиановой Бабочкой? Настоящей?

— Ты станешь тем, кем захочешь стать. Ты станешь всем. «Динь-дон-н! Динь-дон-н!»

Алик проснулся. Спросонья он не сразу сумел определить, слышит ли он звуки на самом деле, или же это всего лишь продолжение сна?

«Динь-дон-н! Динь-дон-н!»

Нет, всё-таки это происходит взаправду.

— Какого хрена? — заспанными глазами Дементьев уставился в зелёные светящиеся цифры электронных часов, стоявших на книжной полке.

Часы показывали два часа ночи.

«Динь-дон-н! Динь-дон-н!» — продолжались настойчивые звонки.

Если кто-то звонит в квартиру посреди ночи, значит что-то случилось. И скорее всего, что-то неприятное. Разум, выдернутый из объятия сновидений, усиленно пытается «завестись», словно замёрзший мотор. А в голову, обгоняя друг друга, сразу же лезут мысли: «Что случилось?» «Кто пришёл?» «Открывать, или нет?» Алик был не из робкого десятка, но в такой ситуации даже он ощущал тревожное волнение. Наощупь, не включая свет, он натянул штаны — не появляться же в одних трусах перед ночным визитёром, кем бы он ни был. Нащупал босыми ногами тапочки и пошаркал в прихожую, нечаянно налетев на косяк.

— Кого там чёрт принёс?

Дементьев надеялся, что его беспокоит какой-то заблудившийся алкаш. Шугануть его и дело с концом. Хотя сон уже безнадёжно испорчен, но это всего лишь полбеды.

Открыв входную дверь, Алик вышел в маленький общий коридорчик, и дал глазам немного привыкнуть к свету.

«Динь-дон-н! Динь-дон-н!»

— Кто там?!

«Динь-дон-н! Динь-дон-н!»

Подойдя к двери, выводящей на лестничную площадку, Дементьев поглядел в глазок. Увиденное заставило его хорошенько протереть глаза.

— Какого она здесь делает? Ничего не понимаю. Что за шутки?

С этими словами, он открыл дверь. На пороге стояла Лиша. Босая, в одной больничной сорочке.

— Привет, — улыбнулась она.

— Ты как здесь оказалась? — ошалело пялился на неё Алик.

— Я сбежала. Там та-ак ску-учно. А можно мне войти? А то здесь как-то холодновато.

— Как ты сюда добралась? — недоумевал Дементьев, пропуская её в квартиру.

— Молча. Пешочком, — ответила Лиша, и, вытерев ноги о половичок, скрылась в квартире. — А у тебя милая квартирка. Двухкомнатная? Прикольно.

— Как ты смогла в таком виде перейти из одной части города — в другую, и при этом никто тебя не остановил? Или тебя кто-то привёз ко мне? — закрыв дверь и включая свет в комнате, вопрошал Алик.

Он уже сомневался, происходит ли это на самом деле, или же он видит продолжение сна.

— Да какая разница, как я сюда пришла? Главное, что я здесь! — Лиша бродила из угла в угол, разглядывая окружающую обстановку. — Любопытненько. Ты живёшь один, это заметно. Но квартира не холостяцкая, так как видны следы аккуратной женской руки. А, понятно, жена от тебя ушла, да?

— Это тебя не касается! Чёрт… Сейчас в больнице, наверное, весь персонал на уши подняли — ищут тебя. Тем более, что комплекс закрыли на карантин. Того и гляди начнётся смертельная эпидемия, а ты покинула изолятор, шастаешь по городу, и в ус не дуешь! А что если ты заражена?! Ты хоть головой своей думаешь?!

— Думаю. Да не парься, Алик, я не заразна… А. А-а-а… Апчхи! — Лиша громко чихнула в его сторону и звонко рассмеялась. — Шутка! Я шучу, расслабься. Я правда ничем не болею. Да и вируса никакого нет. То, что ты видел в клинике — всего лишь последствия ночного пиршества Хо. Кстати, ребята из СК тебя долго мурыжили?

— Откуда? Из Следственного комитета?

— Из Сумеречного Капитула. Ну, эти, в «скафандрах»…

— Ребята из Главного Департамента, — кивнул Алик. — Да, я с ними столкнулся.

— Из какого ещё Главного Департамента? — хихикнула Лиша. — Это они тебе лапшу на уши повесили. Работа у них такая. На самом деле, это — гамма-инфильтраторы. Гибриды. Полулюди-полусумеречники. Они прибыли, получив сигнал об активности Хо… Ух, ты! Сколько у тебя цветов! Ты любишь цветы? Это хорошо. Если мужчина любит ухаживать за цветами, значит у него добрая душа. А сколько орхидей! Кстати, ты в курсе, что орхидеи — это сумеречные цветы? Они питаются живой человеческой энергией. Ты их полил? Замечательно. А то они засохнут, бедненькие. Когда это ещё твоя родня сюда заявится…

— Нет, погоди, ты мне всё-таки объясни, — попытался перебить её щебетание Алик. — Как…

— Ты не представляешь, Алик! — не слушала его Лиша. — Ты просто не представляешь, какая там была скучища! Даже телевизор не работал. Я уже молчу про игровую приставку… А у тебя есть видеоприставка? Жаль, что нет. Обожаю видеоигры. Особенно про Супер Марио. «Тырын-тын, тырын-тын, тын!» (изобразила она музыкальное сопровождение из любимой игры). И так кулаком по кирпичам: «Бубух! Бубух!» И монетки такие «Дзынь! Дзынь! Дзынь!» Выбегает злой грибочек?! На него сверху — прыг!

Лиша подпрыгнула и громко топнула обеими ногами, изображая как Марио давит своего врага.

— Тише! — остановил её Алик. — Третий час ночи, люди спят.

— Ах, да. Извини.

— Допустим, ты действительно смылась из больницы. Персонал отвлёкся на чрезвычайную ситуацию, и не уследил за тобой. Допустим, тебе кто-то помог, скажем, какой-нибудь глупый, но сердобольный таксист согласился привезти тебя ко мне, вместо того, чтобы сдать первому попавшемуся ППСнику. Но я никак не могу понять, каким образом ты нашла меня? Откуда у тебя мой адрес?

— Что же ты за фээсбэшник, если не знаешь, как ищутся адреса?

— Не передёргивай. Хочешь сказать, что у тебя такие же возможности, как у ФСБ?

— Нет, конечно. У меня их гораздо больше.

— Как ты меня нашла?!

— Ох-х… Как обычно. Пробила твой адрес по базе.

— По какой базе?!

— По базе ведомственных элементов.

— Мне всё понятно… — Алик потупил взгляд. — Ты не могла это сделать в одиночку. Тебя кто-то подослал. Кто-то упорно пытается сбить меня с толку. Пытается свести меня с ума. Это не один человек. Это целая организация. Но я не сдамся, слышишь?

— Слышу-слышу, — махнула рукой Лиша.

— Я должен сдать тебя обратно в клинику, — отыскав свой телефон, Дементьев начал набирать номер. — Надеюсь, они озаботятся тем, что у них пациенты разбегаются…

— Как хочешь, — пожала плечами девочка.

Трубку долго не брали, затем, в ней послышался сонный голос: «Але…»

— Егор Ильич? Здравствуйте, — поздоровался Алик. — Вы меня простите за столь поздний звонок, но дело очень важное.

— Да. Здрасть. Что-то случилось?

— Случилось. У вас пациентка сбежала, а Вы что, даже не в курсе?

— Как это, «сбежала»?

— Уж не знаю, как.

— Погодите. Никто у нас не сбегал. Что за ересь? У нас закрытая клиника. Надёжная охрана. За всю мою долгую практику — ни единого побега. Это исключено. Вы что-то путаете.

— Нет, не путаю. Потому, что пациентка эта сейчас находится не в клинике, а рядом со мной.

— Кто она? Фамилия?

— Вострикова, Ангелина.

— Не припоминаю такую.

— Не припоминаете? Короткая же у Вас память. Ну, я напомню. Это та самая, буйная пациентка. Малолетняя преступница, которую Вы определили в изолятор, в четвёртый бокс. Однако, вся Ваша хвалёная система охраны не помешала ей сбежать. Молитесь, Егор Ильич, чтобы не выяснилось, что от её рук кто-то успел пострадать, прежде чем я её обнаружил! Неприятностей у Вас и без этого уже предостаточно!

— Так это ты меня обнаружил? — тихонько захихикала Лиша. — А я думала, что всё наоборот.

— Погодите. О чём Вы? — обеспокоенно произнёс доктор. — Причём тут четвёртый бокс? Там лежала Вершинина, которой Вы недавно интересовались. Она умерла.

— Ну, — согласился Алик.

— Так после её смерти бокс всё ещё пустует. Он заперт и опечатан.

— Кем он опечатан, если я только сегодня приезжал к вам, и общался с пациенткой в этом самом боксе?!

— Я помню, что Вы приезжали. И помню, что попросил Вас покинуть клинику из-за начавшегося карантина. А почему Вы этого не помните, я решительно не понимаю. Кстати, Вы проверялись у терапевта?

— Проверялся… Хотите сказать, что сегодня я ни с кем, кроме Вас не разговаривал?

— Внутри клиники — нет. Снаружи — не знаю, может с кем-то и разговаривали. Но уж точно не с пациентами. Они все под замком.

— Нет, это идиотизм какой-то… Хотите сказать, что я выжил из ума?

— Я спать хочу. А Вы меня разбудили.

— Егор Ильич, но это же было. Было! И два сотрудника милиции к Вам приходили. Вы у них документы подписывали…

— Приходили, и что?

— Ну вот, они и были по поводу Востриковой!

— Они приезжали по поводу Меркуловой — женщины, убившей своих пожилых родителей на почве психоза. Эту женщину поместили в изолятор, но не в четвёртый бокс. А в первый. Причём, это случилось ещё когда Вершинина была жива.

— Я… Я не понимаю. Это какой-то сговор?

— Алик Палыч. Я уважаю Вас и Вашу организацию, с которой я всегда, с большой ответственностью, сотрудничал, сотрудничаю и буду сотрудничать. Но должны же быть какие-то рамки приличия? Вы звоните мне посреди ночи, будите, задаёте какие-то непонятные вопросы, предъявляете необоснованные претензии. Какая ещё сбежавшая пациентка? Я Вас уверяю, что никто из нашей клиники не убегал. Никакой Ангелины Востриковой в четвёртом боксе не было и нет. Дверь там опечатана. Завтра утром приезжайте и убедитесь в этом лично.

— А как быть с вашей пациенткой? Вы пришлёте кого-нибудь, забрать её? Или предлагаете мне тут с ней до утра куковать?

— Алик Палыч, ну сколько Вам ещё объяснять? Я не понимаю, о ком Вы? У нас никто не убегал. Ну проверьте, если не верите. А меня, пожалуйста, избавьте от этой бессмысленной дискуссии. Я очень устал. У меня был очень тяжёлый день. Приходите завтра, и мы пообщаемся. Ну сейчас я ничего не могу Вам сказать. Ну времени-то сколько. Ну сжальтесь Вы надо мной, Бога ради. Ну будьте Вы человеком.

— Я не знаю, что стало с Вашей памятью, уважаемый доктор, но скоро она у Вас прояснится. Это я Вам обещаю. Прямо сейчас я сам привезу Вашу беглянку в клинику, и потребую объяснений. В первую очередь — лично от Вас. Вы меня поняли? Лично от Вас!

— Делайте что хотите.

— Спокойной ночи, — Алик раздражённо разорвал соединение. — Безобразие. Не люди, а лунатики какие-то. Делать нечего, Лиша, придётся везти тебя обратно в больницу.

Та никак на это не отреагировала.

Алик стал быстро собираться, украдкой приглядывая за своей незваной гостьей. Он опасался, что девчонка может в любой момент воспротивиться возвращению в клинику. И тогда может возникнуть серьёзная проблема. Особенно если вспомнить, как легко она сопротивлялась двум здоровенным амбалам. Судя по виду, непосредственно к Алику она настроена вполне дружелюбно, но этот настрой может в любой момент измениться. Даже если она не будет нападать на него, то вполне может попытаться сбежать. Совершать дерзкие побеги она умеет превосходно. Поэтому, нужно держать ухо востро. Не спускать с неё глаз, быть деликатным и взаимно дружелюбным. Пускай она несёт полную чушь. Пока она увлечена своей бессвязной болтовнёй, ни о чём другом она задумываться не станет. За это время, её можно будет быстро доставить обратно, под надзор медиков.

— Если ты будешь себя хорошо вести, и не наделаешь никаких глупостей, я обещаю, что попрошу у доктора принести тебе в палату видеоигру, — как можно мягче сказал Дементьев, застёгивая пуговицы рубашке.

— Угу, — кивнула Лиша.

— Вот и молодец, — надев пиджак, Алик быстренько причесался, и вернулся к ней. — Так… Где ключи? Ага, вот они. Ну… В принципе, я готов. Поехали?

— А можно мне в туалет сходить?

— Да. Конечно.

Пока девочка отлучилась, Алик обулся в прихожей, и присел на обувную тумбочку, размышляя, что бы ей предложить из одежды и обуви. Тем временем, Лиша что-то напевала, закрывшись в уборной.

— Ты там скоро?! — спустя пять минут окликнул её Дементьев.

— Подожди! — ответила она, и продолжила петь.

— И откуда ты свалилась на мою голову?

Время шло. Алик продолжал ожидать:

— Эй, Лиша! Давай побыстрее!

— Уже иду!

Наконец дверь открылась, и она вышла.

— Я думал, ты там до утра собралась сидеть, — Алик протянул ей старенькую кофту жены. — Вот, надень. На улице прохладно.

Кофта оказалась Лише до коленок. Рукава пришлось скомкать в гаромошку, чтобы кисти из них высовывались. Затем, Дементьев поставил перед девочкой пару видавших виды туфель, которые жена собиралась выбросить, но, видимо, забыла.

— Вот это — лыжи, — просунула в них ножки Лиша.

— Извини, других нет. До машины как-нибудь дошаркаешь. Зато не босиком. Всё? Ты готова?

— Готова. Ты всё выключил? Газ на кухне перекрыл? А воду?

— Пошли, — открыв дверь, Алик подтолкнул её на выход.

— Перед отъездом нужно всё проверить. А то мало ли…

— Не беспокойся, — выведя спутницу в коридор, Дементьев запер двери на ключ.

Вместе они спустились на лифте до первого этажа.

— Зря ты отказался принять «Иллюзиум», — вздохнула Лиша.

— Ты про что? А. Про ту таблетку? Нет, спасибо, я не доверяю незнакомым препаратам.

Ночной двор встретил их серенадами сверчков и полным безветрием. Машина загодя пикнула сигнализацией. Двигаясь вслед за девчонкой, ковыляющей на огромных, взрослых туфлях, Алик внимательно следил, как бы она не припустила прочь, через тёмные ночные кусты. Потратить оставшуюся половину ночи на её поиски он совсем не хотел. К счастью, Лиша послушно шаркала к машине, и даже не думала сворачивать в сторону. Усадив её на переднее сиденье, Дементьев сел за руль и повёл машину по пустынным улицам спящего города.

— Ну, расскажи ещё что-нибудь, — попросил следователь у девочки.

— О чём?

— Не знаю. Что-нибудь про Хо.

— Ты узнаешь всё сам. Со временем. В данный момент рассказывать о таких вещах нет никакого смысла.

— Почему же?

— Пока ты не вышел за пределы своего привычного мирка, ты не будешь верить моим словам. Ведь пока что для тебя я — всего лишь маленькая безумная девочка, которая несёт бред.

— Я не считаю тебя безумной. По-моему, ты просто фантазёрка.

— Сути это не меняет. Ты всё равно мне не веришь. Потому что считаешь себя серьёзным и очень важным человеком. Ты пытаешься врасти в неудобный, каменный бушлат спецслужбиста. Но получается у тебя плохо.

— Неужели? А мне кажется, что я вполне успешно справляюсь со своей работой.

Лиша загадочно улыбнулась. На её личике мерцали жёлтые отблески встречных светофоров.

— Ну да, — цинично произнесла она. — Агент ФСБ. Крутой парень. А как давно ты стал таким?

— Не понял. Каким?

— Ну-у, с чего ты взял, что это — твоя жизнь?

— А чья же? — усмехнулся Дементьев.

— Не знаю. Придуманная. Иллюзорная. Ты считаешь, что работаешь в ФСБ, но при этом не знаешь, как работают настоящие фээсбэшники, и на чём базируются основные принципы их работы.

— Как это, не знаю? — поперхнулся Алик. — Что ты несёшь?

— Подумай об этом. Всё это — ненастоящее, — продолжала Лиша. — Всё это — не твоё. А ты, на самом деле, содержишься в том самом учреждении, в которое сейчас направляешься. Просто твой разум оторван от тела. Трансгрессия, вызванная консцинитивной гетеротопией. Ты не замечашь этого, потому что таким родился.

— То есть, ты сейчас пытаешься меня убедить, что на самом деле мы с тобой не едем на машине в психиатрическую клинику? Мы уже находимся в этой клинике? — с трудом сдерживая хохот, спросил Алик.

— Не мы, а только ты. И не в психиатрической клинике, а в секретной лаборатории. Возможно.

— Это очень интересно, Лиша, — продолжал с ней «играть» Дементьев. — Ты меня заинтриговала. Значит, на самом деле, это я — псих?

— Ты не псих. Стала бы я связываться с психом… Ты — уникальный образец естественной психомутации, эволюционной аномалии. Возможно, ты — один из первых представителей людей будущего.

— Ничего себе! Здорово!

— Погоди зазнаваться. Первая обезьяна, родившаяся без хвоста, по сути своей, была всё той же обезьяной. Ты — всего лишь перспективный мутант, а вовсе не новая ступень человечества. Так что уйми свою гордость.

— Ну вот. Взяла и обломала.

— Знаешь, Алик, вообще-то я не люблю сбивать людей с толку, уподобляясь Хо. Это его мерзкая тактика — запутывать и порождать сомнения в душах. А я — не такая.

— Ну что ты. Продолжай. Мне очень интересно.

— Давай в другой раз? А сейчас остановись пожалуйста.

— Что? Зачем?

— Остановись.

— Что случилось?

— Остановись!!! — девочка взвизгнула так, что у Алика заложило правое ухо.

Он быстро свернул к тротуару и остановил машину, не разблокировав двери. Впрочем, Лиша и не пыталась вырваться наружу. Она сидела насупившись, и поглядывала на светящиеся часы.

— Что ещё за выкидоны? — строго, но аккуратно спросил Алик. — Мы же, по-моему, с тобой договорились…

— Посиди спокойно, — нормальным тоном ответила Лиша. — Просто посиди.

Вздохнув, Дементьев положил руки на руль, и взглянул на знак, висящий впереди.

— Здесь нельзя останавливаться. Парковка запрещена.

— Включи аварийку. И вообще, у тебя есть «волшебные» корочки.

— Корочки не дают мне право идти на нарушения. Я не люблю злоупотреблять своим положением.

— Ты такой правильный, — Лиша упёрла ногу в крышку бардачка. — Это очень хорошо. Потерпи ещё две минуты. Я не виновата, что ты так торопишься.

— Я еду с нормальной скоростью.

— Но не с той, с какой я прогнозировала.

— Так, хватит дурью маяться. Сколько бы ты не пыталась оттягивать время, я всё равно доставлю тебя в больницу.

— Вперёд, — девочка указала рукой на дорогу. — Поехали.

— Как же ты мне надоела, — Алик вырулил на полосу движения, и повёл машину дальше.

До клиники оставалось проехать не более километра. Пока Лиша молчала, Дементьев заранее готовился сдерживать себя во время беседы с дежурными врачами комплекса. Из-за этих ротозеев он полночи не спал, занимаясь доставкой их сбежавшей пациентки. Нет, эту ночь он им обязательно припомнит.

— Алик, — как-то странно позвала его Лиша.

— Что опять?

— Алик, смотри, — соседка указывала куда-то в сторону.

Спереди приближался перекрёсток. Его светофоры как раз переключились с красного — на зелёный, и водитель, чуть сбавив скорость, вновь притопил педаль газа.

— Да смотри же!!! — воскликнула Лиша.

— Ну что?! — повернулся Алик. — Где?! Куда смотреть?! Что ты там увидела?!

— Прости меня, Алик, — прошептала девочка, глядя на него своими огромными, глубокими глазами.

— За что? — хотел спросить он, но не успел.

Визг тормозов откуда-то слева заглушил его голос. А потом был боковой удар такой чудовищной силы, что искорёженная машина Дементьева вылетела на тротуар и перевернулась.

Трепещущее факельное пламя светило всё ярче, разбрасывая по сторонам неровный, пугливый свет. Под сводами мрачного святилища всё было готово к таинству. Ицпапалотль — прекрасная и бесстрашная, стояла напротив алтаря, гордо выпрямив спину. Она чувствовала, что её человеческий путь подошёл к концу, но ничуть этого не страшилась. Ведь ей предстояло переродиться в имаго.

— Время пришло, — Хо приблизилось к Ицпапалотль и положило ей руки на плечи.

— Будет больно? — спросила та.

— Да. Но боль — временна. Всё время думай о том, что придёт ей на смену.

— Я не боюсь боли.

— Это правильно, — Хо с улыбко запустило когти ей под кожу.

Стиснув зубы, девушка вся сжалась от боли, но продолжала терпеть.

— Не отводи взгляд, — шептало чудовище. — Смотри мне в глаза.

— Я выдержу, — зашептала Ицпапалоть. — Выдержу… Выдержу…

Чернота заливала её тело. Хо быстро сливалось с ней, теряя форму, и превращаясь в сплошной сгусток чёрной, пульсирующей материи.

— Выдержу! — последний стон девушки утонул в беспросветной мгле.

Теперь уже не было ни её, ни Хо. А был лишь жуткий, шевелящийся кокон. Издав ещё несколько конвульсий, этот огромный живой мешок задрожал и, с глухим шлепком, упал на пол. Более он не шевелился.

«Аух кфанга, аух кфанга, аух кфанга» — приближался строй многочисленных голосов.

Становилось всё светлее. Пришельцы в длинных накидках и жутких масках, несли с собой факелы.

«Аух кфанга, аух кфанга, аух кфанга» — повторяли они, обступая чёрную глыбу кокона.

— Ауххагн! — вышел вперёд рослый жрец, медленно полосуя свои руки, от плеч — до кистей, лезвием длинного изогнутого ножа. — Ниб сафалхаш!

— Аух кфанга! — выкрикнули остальные.

— Иверсат… Кеб… Иферсатха мэ логнат, Суллар Хо! — он начал поливать собственной кровью кокон со всех сторон.

— Аух кфанга!

— Квегат! Ма! Клинкх!!!

— Аух кфанга! Аух кфанга! Аух кфанга!

— Нельт! — вскинул руки жрец.

Служители разом умолкли. В наступившей тишине послышался чавкающий треск разрезаемой плоти, и из чёрного кокона высунулось острое обсидиановое лезвие.