Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 4. Пророчество

«Уровень солитонной коммутации стабилизирован».

— Где я? Голова так болит. Как спохмелья, — тяжело пробудился Алик.

Он всё ещё надеялся, что произошедшее с ним безумие было всего лишь болезненным сном. Сейчас он откроет глаза и увидит свою комнату… Да хотя бы больничную палату. Но в своём, родном мире, а не в дурацкой, воспалённой фантазии сумасшедшей девчонки.

Чем активнее работал его разум, тем быстрее испарялась эта надежда. Вокруг была темнота, из которой доносился мерный гул. Ощущение было такое, будто бы он лежит в каком-то вагоне с наглухо закрытым окном. Пощупав темноту, Дементьев нащупал стенку.

— Эй! — позвал он. — Есть тут кто?

Никто не ответил.

— Дерьмо, — придерживая раскалывающуюся голову, Алик поднялся и спустил ноги на пол. — Когда же это всё закончится?

Как только его ступни коснулись пола, свет в каюте включился. Она представляла из себя тесное, узенькое помещение, в котором размещалась только лежанка, малюсенький столик и шкафчик. Причём, всё выглядело по-спартански. Ничего лишнего. А каких-либо окон, или иллюминаторов — не было и впомине. К счастью, клаустрофобией Алик не страдал. Встав на ноги, он прошёл к двери, и отодвинул её. В коридоре тут же загорелся свет, а в каюте — погас. Дементьев вспомнил этот коридор. Налево — будет кабина, направо — выход. Выходить сейчас не стоит, да и не получится. Значит надо идти в кабину.

Ему всё ещё не хотелось верить в то, что это дурацкое приключение продолжается.

Придерживаясь за стенку, Алик дошёл до двери в кабину. Подёргал ручку — заперто. Постучался — никто не открыл, и даже не откликнулся. «Есть ли там вообще кто-нибудь?»

— Куда все подевались?

Развернувшись, он пошёл обратно, шатаясь от стенки — к стенке. Сначала хотел пройти к выходу, но по дороге заметил выемку в стене слева. Там располагалась лестница, ведущая вертикально наверх — в потолочный люк. Стискивая зубы от головной боли, Алик поднялся на вторую палубу, и оказался в тускло освещённом помещении с какими-то скафандрами. Из соседнего отсека доносились человеческие голоса, на звук которых он и пошёл.

Дверь открылась, и Алик вошёл в кубрик, где сидела вся троица: Фархад, Боцман и Лиша.

— Уже очнулся? — улыбнулась ему девочка. — Ну ты и бугай. Еле дотащила тебя до каюты.

— Что произошло? — спросил Дементьев, хлопая глазами. — Голова трещит.

— Это бывает, — подойдя к нему, Лиша попросила. — Наклонись.

Алик наклонился. Девчонка прикоснулась указательными пальцами к его вискам. Он почувствовал лёгкий электрический разряд, и голова тут же перестала болеть.

— Лучше? — Лиша убрала руки.

— Ага. Спасибо. Так что случилось?

— Мы вовремя смылись, — ответил Фархад. — Нас спасло только чудо.

— Чудо — это я! — засмеялась Лиша, указывая на себя.

— Чтоб я ещё раз сунулся в Тейлор-Таун. Всё! Это был последний заход в эту задницу, — капитан сделал вид, что не обращает на неё внимания.

— Я что-то не понял. Если вы все здесь, то кто сейчас управляет этим… Кораблём? — поинтересовался Алик.

— Он дрейфует в автоматическом режиме. Сейчас идёт настройка на параметры зуны Маас, — пояснил Фархад.

— Да, кстати, — подсела к нему Лиша. — У меня есть одна просьба. Нужно сделать небольшую остановку в Дите. Он всё равно по пути, поэтому…

— Где? — как от зубной боли сморщился Фархад. — Какая, к шайтану, остановка, ты о чём? Мы договаривались только на Маас.

— Не на Маас, а на Сегментарный Центр. Дит — тоже в Сегментарном Центре.

— И что? Послушай, Лиша, для тебя ретрансляция — это всё равно, что такси поймать: «Эй, фь-ь-ь! До центра за сотку!» Да? Но это совсем не так. Это очень сложно, и чревато энергозатратами. Знаешь, сколько я потеряю, «тормознув» в Дите? И потом, делать там нечего. Все знают, как там опасно. Только что из огня вылезли — и опять в полымя лезть? Ну уж нет.

— Фархадик. Я понимаю, что ты всё ещё зол на меня. Понимаю, что ты хочешь поскорее от меня избавиться. Но вынуждена напомнить, что за тобой опять вылез должок. Если бы не я — вас бы уже не существовало. Благодаря мне вы не только ускользнули от инфильтраторов, но и стёрли о себе всю информацию. Сумеречникам не удалось идентифицировать экзокрафт. Так что, «Одалиска» вне подозрений. Искать вас никто не будет. Я избавила вас от нужды вечно прятаться. Неужели за это ты не сделаешь мне маленькое ответное одолжение?

— Да, ты помогла нам улизнуть, не спорю, — ответил Фархад. — Но лишь после того, как сама на нас сумеречников и навела! Ты — хитрожопая шантажистка!

— Фархад, Фархад, — осадил его Боцман. — Не горячись. Я думаю, что Лиша права. Как бы там ни было, мы чисты только благодаря ей. Раз им так нужно в Дит, почему бы их не подбросить? Не вижу в этом ничего сложного. Особенно после той заварухи, из которой мы только что выбрались.

— И ты, Брут? — Фархад презрительно посмотрел на друга. — Чему удивляться? Ты всегда на её стороне. Всегда её поддерживаешь. Я для тебя уже не авторитет.

— Ты для меня всегда был и остаёшься другом. И я, как друга, прошу тебя помочь Лише и Алику.

Фархад помолчал около минуты.

— В общем, так, — наконец заговорил он. — Если вам нужно в Дит, я, так и быть, вас туда доставлю.

— Спасибо, — кивнула Лиша.

— Но ждать я вас там не буду.

— Как это? Кто же нас оттуда заберёт?

— Мало ли. Это уже не моя забота.

— Ты же знаешь, что в Дит уже давно никто не ретранслируется, — нахмурился Боцман.

— Дружище, ты предлагаешь сидеть в этой чёртовой конюшне, и ждать, пока они не сделают какие-то свои дела? — скривился Фархад. — Ты понимаешь, чем это чревато? Хватит дурью маяться. Сбросим их, и тут же уходим в Маас, не задерживаясь в треклятом Дите…

— Мы доставим их в Дит, — кивнул Боцман. — И дождёмся, когда они вернутся.

— Ну конечно. Это ты здесь капитан, а я — говно… — всплеснул руками Фархад. — Правильно. Зачем меня уважать? Зачем прислушиваться к моему мнению? Лучший друг всаживает нож в спину.

— Прекрати, — остановил его здоровяк. — Я перечу тебе только когда ты неправ. А сейчас ты неправ.

Фархад засопел, мрачно таращась в стол. Постучал пальцами по столешнице, затем поднялся и вышел из кубрика.

— Мы подбросим вас в Дит, — уверенно произнёс Боцман. — Но зачем вам туда?

— Нужно кое-кого подобрать, — ответила Лиша.

— В Дите? Кого?

— Василия. Василия Лоурентийского.

— Того самого старика-сноходца? Разве он ещё жив?

— Жив, поверь мне. И ждёт нас в Дите.

— Занесла же его нелёгкая… — Боцман вздохнул.

— Как твоя голова? — Лиша перевела взгляд на Алика.

— Всё в порядке, — ответил он. — Что случилось, когда мы, ну-у, прыгнули?

— Пришлось попетлять, — Боцман почесал бороду. — Прорыв блокады — дело серьёзное. Сумеречников не так просто сбросить с хвоста. Носились зигзагами, как бешеный заяц.

— С непривычки всегда так, — добавила Лиша. — Когда первый раз ретранслируешься. Разум ещё не может быстро перенастроиться. Но потом, с каждым разом будет всё легче.

— А вы всегда водку пьёте перед тем, как сесть за управление этой штуковиной? — вновь спросил Алик у Боцмана.

— Только когда прорываем блокаду, — ответил Боцман. — Иначе никак нельзя… Страшно, едрить его в кочан. А если тяпнешь, как-то посмелее становишься. Всё равно, что «наркомовские сто грамм».

— Ты тоже русский, что ли, Боцман?

— А ты думал, что «Боцман» — это моя фамилия? — он рассмеялся.

— Перекусишь чего-нибудь, Алик? — спросила Лиша.

— Я не голоден.

— Это так кажется. Первые дни в ноосфере голод вообще не чувствуется. Это опасно. Хоть физических тел у нас тут как бы и нет, но голодать нельзя. Иначе, первая же зуна с мало-мальски традиционной физиотопологией, превратит тебя в дистрофика, или вообще убьёт.

— Я поем чуть попозже. Мне нужно ещё немного времени, чтобы окончательно прийти в себя.

— Как знаешь, — Лиша поднялась из-за стола. — Боц, может пойдёшь, поможешь Фархаду с перенастройкой на Дит?

— Он сам справится. Не такая уж и сложная задача, — ответил Боцман. — К тому же, Фархад должен немного побыть один. Этот парень вспыльчивый, но отходчивый.

— Переодеться бы во что-то, — Лиша уныло поглядела на свою порванную кофту.

— А в чём проблема? — улыбнулся здоровяк. — Твои вещи ждут тебя в каюте.

— Ты их сохранил?! Да ты мой хороший! — девочка расцеловала его небритые щёки. — Я была уверена, что Фархад выбросил моё барахлишко.

— Он и хотел, но я спрятал. На всякий случай. Вдруг тебе ещё пригодится? Вот и пригодилось, — краснел Боцман, радуясь, что угодил своей подруге.

— Я тебя обожаю! — счастливая Лиша выпорхнула из кубрика, оставив двух мужчин наедине.

— Я гляжу, вы с ней давно дружите, — проводив её взглядом, произнёс Алик.

— Давно-о, — кивнул Боцман. — Она милое и хорошее созданье. Но малость своеобразное.

— Малость?

— Ну, ладно. Сильно своеобразное. Поэтому, многие её ненавидят и боятся. Но только не я. С Лишей трудно найти общий язык. Но если найдёшь, то поверь мне — лучшего друга тебе не сыскать.

— Если она не человек — тогда кто?

— Пусть лучше она сама тебе объяснит, — Боцман загадочно улыбнулся. — Между коллегами не должно быть лишних секретов.

— Между какими коллегами?

— Ну вот ты кто? В смысле, кем был… Там. Сыщиком?

— Следователем.

— Ну вот и она, своего рода, следователь. Только работает на другую инстанцию. Вышестоящую. В прямом смысле этого слова.

— Ну-ну, — скептически ответил Алик. — Что-то подобное я от неё уже слышал.

— Я не знаю, почему Лиша выбрала именно тебя. Но ты определённо должен этим гордиться.

— Может быть в другой раз я и возгоржусь. А пока что не понимаю ровным счётом ничего. Такое впечатление, что весь мир вокруг меня разом сошёл с ума.

— Я тебя понимаю. Советую вернуться в каюту, приятель. Завершение трансляции по-первачку тоже дело малоприятное. Отключиться — не отключишься, но дизориентация гарантирована, — рекомендовал Боцман. — А я пойду в кабину.

Продолжительное гудение сперва усилилось до дребезжания переборок, но затем стало быстро стихать, пока не превратилось в странную, непривычную тишину. «Одалиска» будто бы зависла в вакууме, посреди бесконечного пространства.

— Готово. Мы на внешнем контуре Дита, — сообщил Фархад Лише, стоявшей позади его кресла.

— Ага, вижу, — девочка успела переодеться в новый костюм: серебристую куртку на молнии и чёрную гофрированную юбку из непонятного материала, похожего на мягкий пластик. На ногах у неё были синие легинсы и ботиночки с серьёзной зубчатой подошвой.

— Ну?

— Что, «ну»?

— Говори, где будет высадка.

— А, да… Чего-то я подтупливаю. Высаживаемся на Крильф.

— Это же в районе Дирлата. Ты знаешь, что там опасно?

— Знаю. Но мы быстро. Туда и обратно.

Фархад помотал головой в продолговатом шлеме, — как у тебя всё просто. А между прочим, там фиксируются подозрительные аномалии. Если мы там и высадимся, то на приличном расстоянии от зоны колебаний.

— Хотя бы так, — развела руками Лиша.

В кабину ввалился Боцман.

— Боц? — услышал вошедшего напарника Фархад.

— Да, эт я, — аккуратно подвинув Лишу, он пролез между кресел, и занял своё место.

— Я без тебя менять контур не хочу. Слишком рискованно.

— Что там? Опять колебания выше нормы?

— Да. Но это ещё не вся морока. Знаешь, куда наша прынцесса просит её доставить? На Крильф.

— Это оазис? Ну так в чём проблема?

— Проблема в том, что горы Дирлата сегодня фонят как-то особенно странно. Ты послушай, оцени уровень резонанса.

— Сейчас-сейчас, — Боцман нацепил шлем, приладил к нему пару проводков и откинулся в кресле. — Хм-м…

— Слышишь? — спросил Фархад.

— Погоди. Да, слышу. Действительно, странноватый фон. Никогда такого не слышал. Но, думаю, здесь нет ничего критичного. Если долго не задерживаться, то никаких неприятностей с нами не случится. Мы ведь не будем задерживаться? Да, Лиша?

— Конечно не будем! — заверила та.

— Ох и не нравится мне эта затея, — твердил капитан. — Дирлат напоминает вздувшийся, перитонитный аппендикс. В любой момент лопнет, от малейшего чиха.

— Не сгущай краски, друг. Поверь своему старому штурману, — успокаивал его Боцман. — Всё будет хорошо.

— Под твою ответственность, Боц, под твою ответственность, — Фархад подключился к системе управления. — Что ж, приступим. Приготовиться к смене контура.

— Готов.

— Передаю параметры.

— Фиксирую.

— Координаты один-семь-семь-тринадцать. Угол — сорок. До контакта: Три… Два… Один!

Что-то ярко вспыхнуло, кабина, и все находящиеся в ней, на пару секунд исказились, потом всё потемнело, настойчиво запиликал какой-то прибор, и послышался голос компьютера: «Внимание, входим в зону упорядоченной ноосферы!» За стёклами кабины, словно телевизионная развёртка, появилось изображение. Экзокрафт вывалился в залитое солнцем небо, и помчался через клочья сереньких облаков.

— Погрешность — семьдесят! — воскликнул Боцман. — Нас выбросило не там где нужно!

— Держу управление, держу, — Фархад, вцепившись в какие-то причудливые тарелкообразные пульты, не давал машине перейти на самопроизвольное рысканье. — Крути горизонтальный стабилизатор до упора.

— Слушаюсь!

«Одалиску» словно схватила гигантская пятерня невидимого великана. Корпус скрипел от давления, угол наклона постоянно дёргался в разные стороны. Всё дребезжало и тряслось.

— Как система? — сквозь зубы спросил капитан.

— Пока держится. В главном компрессоре зафиксирован помпаж. Надо быстрее садиться, — ответил штурман.

— Быстрее — это падать, как кирпич. Дай дополнительную энергию на стабилизаторы. Регулируй баланс траектории.

С трудом поддающийся управлению экзокрафт под большим углом заходил на посадку. Внизу была бескрайняя пустыня, над которой порывистые суховеи таскали рыжий песок. Прямо по курсу высились пресловутые горы Дирлата.

— Три тысячи метров, — сообщил Фархад. — Готовься к торможению. Две с половиной. Две. Только бы на куски не развалиться… Полторы. Тысяча. Тормозим!

Рукоятки ушли вперёд. «Одалиска» дёрнулась, едва не свалив Лишу с ног. В разные стороны полетели вихрящиеся клубы вековой пыли и песка. Удар.

Гул двигателя плавно затихал. По обшивке скреблись колючие песчинки. Капитан снял с себя шлем. От его мокрых, топорщащихся волос шёл лёгкий парок.

— Ты совсем разучился приземляться, — в шутку пожурила его Лиша.

— Сама бы попробовала, — огрызнулся он. — Чуть в лепёшку не размазались. Сила притяжения скаканула на триста процентов. Тут на законы физики вообще всем насрать, видимо.

— Да-а, — снял шлем Боцман. — Плюхнулись, как помойное ведро.

— Сходи, проверь амортизаторы. Подозреваю, что им шиндец настал, — велел ему Фархад. — И нашего пассажира проверь. Живой он там вообще?

— Я отвёл его в каюту, — ответил штурман. — Думаю, что он там в полном порядке. Парень-то, вроде, послушный, сознательный.

— Может и послушный, но первая трансляция, тем более с такими выкрутасами на выходе, обычно колбасит вестибулярный аппарат похлеще центрифуги. Если он мне там всё заблевал — убирать за ним будешь ты, Лиша, поняла?

Слегка накренившись, сигарообразный экзокрафт стоял на четырёх выдвижных опорах посреди пустыни, в клубах мечущихся пылевых облаков. Он напоминал небольшой звездолёт, приземлившийся на какую-то чужую планету.

«Выравнивание внутренних и внешних параметров завершено», — прогудел в его нутре, как в пустой бочке, голос компьютера. Люк открылся. Из него выполз трап, по которому друг за другом спустились Боцман и Лиша.

— Да-а, печально, — мужчина тут же осмотрел ближайшую опору, и покачал головой.

В люке показался бледный Алик. Он придерживался рукой за стену, и выглядел неважно.

— Как ты? — обернулась к нему Лиша. — Плоховато, да?

— Ничего. Всё нормально, — урывками, борясь с подкатывающей тошнотой, ответил тот.

— Останься здесь. Я схожу одна, — предложила девочка.

— Не-ет, я с тобой, — тяжело переставляя ноги, Дементьев стал спускаться по трапу.

В любое другое время, он бы согласился с предложением Лиши. Разумнее было остаться в экзокрафте, и проследить, чтобы эти подозрительные контрабандисты не смылись отсюда без них. Но Алик всё ещё не мог привыкнуть к этой обстановке, и разделяться с Лишей не хотел. Ведь она пока что оставалась единственной нитью, связывающей его с нормальным, человеческим миром.

— Ты уверен? — Лиша прищурила глаз. — Какой-то ты бледненький.

— Уверен. Меня уже отпускает.

— Крепкий парень, — засмеялся Боцман, глядя, как Алик походкой робота спускается по трапу. — Даже не блеванул.

Услышав это слово, Дементьев наконец не выдержал, и, сделав пару неровных шагов, опустошил желудок.

— Тьфу-ты, сглазил, — махнул рукой Боцман. — Ну, хорошо хоть не в экзокрафте…

— Мне уже легче, — отплёвывался Алик. — Легче.

— Тогда пойдём, — с лёгким сомнением кивнула Лиша. — Нам во-он туда, в сторону гор.

«Боц!» — зазвучал по громкой связи голос Фархада. — «Ну, чем порадуешь?»

— Особо ничем, — ответил Боцман. — Амортизаторы держатся на честном слове. В правом переднем — гидравлика накрылась. Нужен ремонт. Хотя бы, поверхностный. Иначе, улететь-то улетим, а вот приземлимся уже на пузо. Даже если садиться будем как пёрышко.

«А, шайтан!!! Сколько времени уйдёт на ремонт?!»

— Если ты мне поможешь, то часа три.

«Коссома!»

— Не ругайся, и тащи сюда инструменты, — Боцман повернулся к Лише и Алику. — Пока мы будем ремонтироваться, у вас есть время, чтобы сбегать до оазиса и обратно. Успеете?

Лиша кивнула.

Что они забыли в этой бесконечной пустыне? Вокруг — ни одного деревца, ни одного кустика. Никаких следов на ровном песке, кроме рифления, оставленного ветрами. Оставляя две параллельные цепочки следов, путники двигались к далёким горам. Оптимизм Лиши был непонятен, ведь судя по расстоянию «на глазок», идти до этих гор предстояло не меньше, а то и больше суток. И это только в одну сторону. Каким образом самоуверенная девчонка намеревалась преодолеть это расстояние туда и обратно, уложившись в какие-то три часа, Алик не понимал. Но приставать к ней с расспросами не торопился, утвердившись во мнении, что ситуация, в которой он оказался, требует макисмальной внимательности, осмотрительности и осторожности. «Болтун — находка для шпиона», как говорится. К тому же, Лиша наверняка не собирается топать до самых гор, и пункт назначения расположен гораздо ближе. Где-то среди этих песков.

Двигаясь рядом со спутницей, Дементьев отмечал какие-то странные ощущения внутри собственного тела. Он как будто бы то поднимался на лифте, то опускался. Все внутренние органы то тяжелели, как гири, то становились лёгкими, словно воздушные шарики. Перепады давления были несинхронными, и каждый раз неожиданными. Гравитация в этом мире не была постоянной, и менялась по каким-то неведомым правилам, заставляя идущих то обретать лёгкость, то сгибаться под резко навалившейся тяжестью.

Воздух оказался вполне пригоден для дыхания. Мешали только пыль и песок, постоянно набивающиеся в глаза, нос и рот. Ещё было очень жарко, однако жара была терпимой, не изматывала, не вызывала жажду и не провоцировала тепловые удары. Весьма странное местечко.

— Ну что, ты отошёл? — заговорила с Аликом Лиша.

— Да. Только давление подозрительно скачет. Как будто бы что-то не так с местной гравитацией.

— Гравитация — это фигня. Её колебания не выходят за норму. Вот время — да. Время тут шарашит не по-детски! Если начнутся какие-то самоповторы, или скачки в будущее — не удивляйся и не бойся. Такое в Дите происходит повсеместно. Психике не вредит, но может вывести из равновесия и хорошенько напугать, особенно неподготовленного.

— Что за психопат создал этот мир?

— Не знаю. Дит — один из древнейших зунов земной ноосферы. Он видел зарю человечества. А теперь этот мир медленно исчезает. Знал бы ты Алик, сколько великих городов погребено под твоими ногами, в толще этого песка. Их заносило веками, засыпая выше самых высоких шпилей, пока от них не осталось ничего, даже воспоминаний. Песок времени стёр все следы былого величия и могущества. Только священный Крильф до сих пор ему не подвластен.

— Сколько нам ещё идти?

— Зависит от тебя.

— Я иду как могу. Предлагаешь мне побежать?

— Беги — не беги, расстояние вряд ли изменится. Чтобы попасть в Крильф, ты должен понять, зачем тебе в Крильф?

— Зачем мне в Крильф? — Алик усмехнулся. — Да мне туда незачем. Это тебе туда понадобилось.

— Вот пока ты так думаешь, до Крильфа мы никогда не доберёмся, — ответила Лиша.

— Как я могу думать о Крильфе, если я даже не знаю, что это такое, и тем более мне неизвестно, что мы там забыли?

— Ну, ты пофантазируй. Главное, захотеть.

— Захотеть то, чего не хочешь?

— Как ты можешь не хотеть то, о чём не знаешь? А вдруг, когда ты узнаешь, тебе захочется?

Лиша как будто бы издевалась над Аликом, но тот упрямо терпел, не теряя выдержки.

— Так расскажи мне о нём, может мне туда и захочется, — произнёс он.

— Э-нет, так дело не пойдёт. Я не имею права вынуждать тебя захотеть то, чего хочется мне.

Этой девчонке всё больше хотелось надавать по ушам.

— Зачем? Зачем мне в Крильф? — из последних сил держал себя в руках Дементьев.

— Подумай. Ответ лежит на поверхности.

— На поверхности чего? Этого песка? Ты просто чешешь языком, Лиша. Трындишь всякую галиматью без намёка на смысл. А лично мне уже начинает надоедать эта прогулка в никуда.

— Во-от! — обрадовалась Лиша. — Видишь, ты сам до всего додумался. Тебе надоело идти. Не повод ли это для желания поскорее добраться до Крильфа?

— Скорее, это повод задуматься о твоей вменяемости, — Алик прикрыл рукой лицо, от налетевшего порыва ветра.

— На вот, — девочка протянула ему платок. — Надень на голову и прикрой лицо. На нас движется песчаная буря.

— Буря? Откуда? С чего вдруг? — Дементьев намотал платок на голову, и прикрыл им лицо от носа — до подбородка.

— От твоих бурных мыслей, видимо, — ответила Лиша, наматывая такой же платок.

По направлению на девять часов, небо начало подозрительно темнеть. Ветер усилился. Песок жестоко царапал открытые участки тела. Приходилось щуриться. Буря с неслыханной скоростью наползала на путников, ревя и бушуя.

— Дьявол! Даже спрятаться негде! — перекрикивая шум ветра, воскликнул Алик.

Загремел гром, и движущиеся на них пылевые клубы приняли форму острого, зубастого лица с парой могучих рогов, вздымающихся к небесам. Дьявол разверз пасть и поглотил путешественников, окутав непроглядной пыльной кутерьмой.

— Не отцепляйся! — кричала Лиша, ухватив Алика за ремень. — Иначе потеряемся!

— Проклятье, проклятье, — тот пытался удержаться на ногах, под нескончаемыми шквалами, налетающими со всех сторон.

— Думай о Крильфе, Алик! Думай о Крильфе!

— Дерьмо-о! — Дементьев с размаха наступил в скользкую кучу, и с отвращением прошаркал испачканную подошву.

Только после этого, его настигло осознание, что бури больше нет, и он находится в каком-то приличном, зелёном парке, на безлюдной аллейке.

— Кто тут умудрился нагадить? — подняв голову, и покрутив головой, Алик крайне удивился. — «Куда это я попал?»

— Пойдём, пойдём, — дёрнула его за ремень Лиша. — Он уже здесь. Он дожидается!

Второй рывок выдернул Алика из этой реальности, и вернул обратно в самое сердце бури. Он не успел закрыть рот, и тут же поймал им целую горсть отборного песка.

— Я хочу в Крильф! — кашляя и плюясь заорал он.

— Чего?! — донёсся еле различимый голосок Лиши. — Я не слышу тебя, Алик!

— Я хочу в Кри-ильф!!!

Буря моментально закончилась. Тонны песка, зависшего в воздухе, стали медленно оседать на землю. Скволь эту завесу, постепенно становящуюся всё прозрачнее, стало возможно разглядеть деревья. Пальмы, кипарисы, прочие экзотические растения, аккуратным дендрарием зеленели посреди мёртвой пустыни. И от них веяло приятной, благоухающей свежестью.

— Наконец-то, — Лиша сняла платок. — Вот он — священный оазис!

— Я не понимаю. Только что была буря, и уже… — недоумевал Алик. — Здесь всё какое-то странное.

— Ты поаккуратнее с мыслями и желаниями, — девочка повела его к деревьям, туда, где начиналась ровная плиточная аллейка. — А то мало ли что.

— Этот мир как-то реагирует на мои мысли? Сначала я сказал «Дьявол», и появился дьявол. А потом я сказал… Дерьмо-о! — поскользнувшись, Алик начал шаркать ногой. — Кто тут умудрился нагадить?

— Пойдём, пойдём, — дёрнула его за ремень Лиша. — Он уже здесь. Он дожидается!

— У меня такое впечатление, что недавно я это уже пережил, — поделился с ней Дементьев. — Мы на несколько секунд появились в этом парке, а после — опять оказались в буре.

— Я же предупреждала, что такие фокусы здесь возможны. Не думай об этом. Вообще старайся думать поменьше. А то нас опять отсюда вытряхнет куда-нибудь не туда.

Поглядев себе под ноги, Алик обнаружил на аллейке старые следы босых ступней. Их буроватый цвет напоминал давно засхошую кровь.

— Здесь кто-то шёл, — отметил он. — И, видимо, был ранен.

— Может быть, — Лиша не заострила на этом внимания. — Место было очень популярным. Возможно, кто-то нечаянно поранился обо что-то.

Вскоре, аллейка привела их на круглую полянку, по краям обставленную скамеечками. В самом центре этого круга высилась ротонда с тонкими колоннами и ребристым куполом. Внутри ротонды находилась каменная плита, возле которой темнела сгорбленная фигура стоявшая на коленях, словно молящаяся этому камню.

— Это он, — Лиша толкнула Алика локтем. — Я пойду, поговорю с ним, а ты присядь на скамеечку и подожди, хорошо?

Дементьев не стал выяснять, кто там стоит на коленях, и послушно повернул к ближайшей скамейке. Когда он к ней приблизился, под ногой у него хрустнуло стекло. Присев, Алик разглядел под скамейкой раздавленный осколок стекляшки и всё те же следы засохшей крови. Видимо, какой-то незнакомец нечаянно наступил босой ногой на битое стекло и поранил ноги. Возможно, это был тот самый субъект, «молящийся» в ротонде. Хотя следы обрывались возле скамейки и дальше не уходили.

— Преподобный Василий Лоурентийский? — подойдя к ротонде, Лиша обратилась к находившемуся в ней человеку.

— О, Высший Разум! — старческим голосом простонал тот. — О, Высший Разум, это она. Это она!

— Да, это я. Поднимись, старик. Хватит мучить колени. Твоим ногам ещё предстоит поработать немного.

Старец тяжело поднялся, обернулся, и развёл руки в стороны. По его морщинистому лицу потекли слёзы радости.

— Лучезарная АлХезид! — произнёс он. — Я уже не верил, что мои бедные глаза когда-нибудь обретут великую честь вновь узреть твой святой образ! Как же я рад. Как же я рад!

— Я тоже рада тебе, старый друг! — взойдя по ступенькам, Лиша подошла к нему и обняла.

— Я знал, что ты придёшь. Я знал, что мне уготована священная миссия. Здесь, в этом святилище, я положил основу гимну, посвящённому тебе!

— Твоя преданность всегда меня восхищала.

Алик с лёгким любопытством взирал на их встречу со стороны. Было необычно смотреть на то, как престарелый дед расшаркивается перед маленькой девочкой, словно перед какой-то богиней. Неужели Лиша действительно является каким-то сверхъестественным существом, которое здесь боготоворят и боятся? Нет, вряд ли. Скорее, дедок просто выжил из ума.

— Горе нам, о Лучезарная. Пророчество начинает сбываться, — удерживая Лишу за плечи трясущимися от волнения руками, произнёс старец. — В нём сказано: «Когда Ицпапалотль обсидиановой бабочкой вознесётся над бренным миром, рассекая его лезвиями крыл»…

— Знаю, — оборвала его Лиша. — Всё знаю, старый друг. Именно поэтому я здесь. И я привела его. ЛаксетСадафа.

— ЛаксетСадаф? — старик задрожал ещё сильнее. — О, Высший Раум, это правда? Ты нашла его?

— Да.

— Но если это не миф. Если это он. Значит… Мне страшно, о Лучезарная. Ибо сказано было Тайным Предтечей: «ЛаксетСадаф квиргалекх ниб виклурд тлехо!» «ЛаксетСадаф — Спящий, Который Не Должен Просыпаться, из победы создаст поражение!» Благими намереньями, сотворит он великое зло.

— Успокойся, старик. Я здесь, чтобы этого не случилось. Пойми, без ЛаксетСадафа, Ицпапалотль нам не победить. Пока она не набрала силу, ЛаксетСадаф справится с ней, не просыпаясь. Мы не дадим ему проснуться. И он поможет нам.

Повернувшись к Алику, Лиша сделала ему знак «подойти». Тот поднялся со скамейки, и неспеша направился в сторону ротонды.

— Это — Василий Лоурентийский. Праведный пилигрим-сноходец, — представила старика девочка.

— Алик, — Дементьев протянул руку, чтобы поздороваться.

— ЛаксетСадаф, — старец в страхе отступил назад.

— В чём дело? — Алик вопросительно посмотрел на Лишу. — Что-то не так?

— Всё так, — ответила та улыбаясь и усиленно ему подмигивая. — Я тебе потом всё объясню.

Пожав плечами, Дементьев убрал так и не принятую руку в карман.

— Зови его «Алик», — обратилась к Василию Лиша. — Он ничего не знает о ЛаксетСадафе. И вряд ли ему нужно об этом знать. Пусть лучше всегда остаётся хорошим парнем — Аликом Дементьевым.

— Я представлял его другим, — недоверчиво глядя из-под кустистых бровей, произнёс старик.

— Ицпапалотль мы тоже представляли совсем другой. Посторонись, старый друг, позволь пройти к камню, — Лиша взяла Алика за руку, подвела его к плите, похожей на мраморную, и произнесла. — Филарго-тлеко. Сим глахи инфлехи.

Затем, она провела ладонью по гладкой, отполированной поверхности монолита, и на нём засветились золотые надписи на неизвестном языке.

«Ингвени ви кларес Испапюлётли тлетли папюла глорес нэлех, винкалат ту тлетлек`лаксис», — нараспев прочитала Лиша одну из строчек, ведя по ней пальчиком, отчего буквы загорались ещё сильнее, и даже, кажется, тихонько гудели. — «И обречённый мир узрит обсидиановую бабочку Ицпапалотль, режущую небо острыми крыльями»… Откуда древние руафилхи могли знать об этом? Они предупредили нас, но кто же предупредил их? Как думаешь, старик?

— То мне неведомо, Лучезарная, — подошёл Василий, всё так же сторонясь Алика. — Как неведомо и то, почему этот великий пророк не предупредил самих руафилхов о крахе их великой цивилизации.

— Это верно. Пророчество является загадкой даже для Сакрариума, — Лиша опять приложила пальчик к камню и стала читать последнюю строчку. — «Со игва клараха уни, малак ат неми улта вальго Кара-савальг…» Эм, преподобный, что-то я подзабыла руафилхский диалект. Напомни, «савальг» — это точно «море»? А не «океан»? «Каррах» может означать «зло», или «жестокость». Тогда речь может идти о метафорическом «океане зла».

— Философы Нэгсара уже выдвигали такую версию. Но она не подтвердилась. У руафилхов была очень простая система размерности. «Савала» — корневое слово, которое означает «Вода». Вариантов тут нет. Дальше идут приставки размерности: «уни», «ани», «дек», «альг» и «лег». Соответственно, водоёмы руафилхи называли как бы по возрастанию: лужа (или пруд), река, озеро, море и океан. Поэтому, «океан» — это «савалег», а «море» — «савальг». Ошибки тут быть не может, — тоном учителя разъяснил Василий. — Касаемо «Кара», нужно учитывать, что перед словами-хозяевами ставятся только слова-имена, которые не трансформируются и читаются буквально, в отличие от слов-определений, которые ставятся позади и могут иметь приставки. «Кара-савальг» — это буквально «Море Кара», Карское море.

— Ненавижу эти мёртвые языки, — покачала головой Лиша. — Вроде и простые, но всё через пень-колоду. Ладно, что там дальше? Так. «Зерцо фир некларих-нэлехо…» Ну, дальше всё понятно…

— Я вообще не понимаю, что это такое, — не выдержал Алик. — Может кто-нибудь из вас объяснит, зачем мы всё это читаем, и, хотя бы, как всё это переводится на нормальный, понятный язык?

— Ну, вот тут написано, что «когда этот мир придёт к завершению, на свет появится та, чьё имя вышло из волн Карского моря. Её глаза словно капли небесных сводов, её волосы похожи на солнечный свет, а её голос течёт как талая вода. Её появление неотвратимо, потому что она должна спасти мир, очистив его от скверны и подарив ему шанс на возрождение», — сказала Лиша.

— То есть, для спасения мира явится какая-то дамочка, — кивнул Алик. — Тогда за каким чёртом вам нужен я? Я вроде бы не похож на женщину, вышедшую из ледяного моря, с волосами, там, как солнце, и всем таким. Искали бы её на здоровье. А меня оставили в покое.

— Есть мнение, что пришествие этой мифической девы будет вызвано катастрофическим сбоем вселенского баланса, который устроит Ицпапалотль, — ответила Лиша. — Это пророчество — лишь предупреждение, а не заведомо гарантированный факт. После того, как Ицпапалотль разорвёт небо своими крыльями, Солнце остановится в надире. Я подозреваю, что это — метафора, обозначающая погружение мира в темноту.

— Тенебрариум, — задумчиво добавил старец.

Деревья подозрительно зашелестели, хотя на ветер не было даже намёков.

«Улла, улла, улла,» — послышался повторяющийся гул, создающий вибрацию почвы.

— Вот, опять, — поднял палец Василий. — Голос Дирлата.

— Надо уходить, — нахмурилась девочка. — Ты всё запомнил, старик?

— Хоть я и стар, но память моя светла, — ответил тот.

— Тогда пойдём отсюда. Фархад не будет нас ждать шестой час подряд.

— Какой шестой час? — удивился Алик. — Прошло не больше одного часа.

— Это для нас. А для них, там, прошло уже пять с половиной часов. Вот Фархад, наверное, бесится.

Под непрекращающийся шелест листьев и усиливающийся гул, исходящий от таинственных гор, все трое покинули ротонду, и пошли по аллейке обратно.

— Это не Вы тут поранились? — спросил Алик у идущего рядом старика, указывая на кровавые следы босых ног.

— Лепестки жёлтой орхидеи, — проворчал тот, явно не желая продолжать диалог.

«Дед явно ненормален», — молча кивнул Дементьев, и, принюхавшись, переключился на Лишу. — Слушай, Лиша, странно как-то… Я тут недавно наступил в… Ну, ты понимаешь, во что. Кучка была небольшая, а воняет теперь так, словно где-то рядом прорвало канализацию. Ты чувствуешь?

— Поаккуратнее с дерьмом, Алик, — ответила Лиша. — Даже маленькое дерьмо может вонять, как большое. Запомни эту доктрину на будущее. Кстати, это воняет от реки.

— Здесь есть река? Что-то я не заметил.

— Была река. Очень грязная. Теперь её нет, а запах всё равно остался. Он так въелся в атмосферу, что его нескоро вытравишь.

— Боюсь, что мы не успеем, о Лучезарная, — старик поглядел на темнеющее небо. — Менхар-Филах берёг нас. Но покинув его оазис, мы останемся нагими посреди бесконечного хаоса.

— Меня больше волнуют сумеречники, сидящие на хвосте, — Лиша приготовила свой платок. — Мы от них оторвались, но найти нас пока ещё возможно. Только бы добраться до Мааса. Там мы окончательно сотрём свои следы.

Небо расчертила ветвистая молния. Необычная, красная. Уже погаснув, она оставила после себя широкий багровый фантом, словно рубец на небе. Сверху посыпались какие-то камешки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся крупным градом. Оазис остался позади, и теперь путников ничто не укрывало.

— Берегите головы! — закричала Лиша.

Но её предупреждение никому не помогло. Огромные градины, излучающие странное, зеленоватое свечение, сыпались на них беспощадной бомбардировкой, больно ударяя по плечам, рукам, спинам. Даже плотно намотанные платки смягчали попадания по головам лишь отчасти. И всё это происходило под нескончаемую симфонию «улла, улла, улла!»

— Нужно вернуться в оазис! — крикнул Алик. — Переждать, когда град закончится!

— Нельзя! — ответила Лиша, получив по лбу здоровенной градиной. — Он никогда не закончится!

— Что значит, «никогда»?!

— О, Высший Разум! О, Высший Разум! — тем временем стенал старик.

Градины становились всё крупнее и крупнее. Если первые были с голубиное яйцо, то сейчас на путников обрушивались ледяные булыжники размером с кулак. Они сбивали с ног, дезориентировали, вызывали панику. Хотелось закопаться в песок, так глубоко, чтобы эти нескончаемые удары наконец-то прекратились.

Слабо вскрикнув, старик упал на четвереньки.

— Вставай, старый друг, ты должен идти! — бросилась к нему Лиша.

Алик подошёл с другой стороны, начал поднимать измученного Василия, но тут ему по затылку заехала градина размером с полкирпича. От такого удара, Дементьев потерял равновесие, и бухнулся на колени.

— Поднимайтесь! Поднимайтесь! — трясла их девочка.

Но как подняться, если тебя ежесекундно лупят сверху увесистые льдины? Небо озарила ещё одна молния. На этот раз, жёлтая.

— Поднимайтесь! — продолжала кричать Лиша.

Свет молнии освещал сгустившуюся мглу подозрительно долго.

— Быстрее на борт! — послышался искажённый усилителем голос Боцмана. — Обшивка долго не выдержит!

Откуда-то сверху, из сплошной черноты, под пляшущими молниями материализовалась «Одалиска», шарящая по земле длинными лучами прожекторов. Люк уже был открыт. Собравшись с силами, Алик помог Лише поднять старика на ноги. Запрыгнув на трап, девчонка развернулась, и начала подтягивать Василия. Тем временем, Алик толкал полубесчувственное тело снизу. Как только Лиша затащила его внутрь, сам Дементьев зацепился за уже поднимающийся трап, и в последнюю секунду успел подтянуться между закрывающимися створками.

— Уматываем! — раздавался в темноте грузового отсека голос Лиши. — Быстрее уматываем отсюда!

Резкий хлопок вызвал в глазах Алика мерцающую рябь, после чего, его сознание погасло.

— Алик?

«Что? Это ещё не закончилось? Это ещё продолжается?»

— Алик!

«Похоже, что продолжается. Опять знакомая койка. Знакомая каюта. Знакомое гудение двигателя. И тошнота знакомая…» Он закашлялся.

— Ты как? — настойчиво пробуждал его голос Лиши.

— Всё болит. Как будто меня дубинками отходили.

— Да. Вот так массаж! Спасибо Боцману. Если бы он не убедил Фархада подогнать «Одалиску» поближе к оазису, всё бы могло закончиться гораздо хуже.

— А с дедом что? — Алик пытался восстановить рассеивающееся зрение.

— Ему сильно досталось. Но жить будет. Он крепкий старикан.

— И мы едва не погибли из-за этого выжившего из ума пенсионера?

— С его умом всё в порядке. Преподобный Василий — человек-легенда. Он ещё нас всех переживёт, и на наших похоронах простуду подхватит, — засмеялась Лиша.

— Почему он меня назвал… Так странно? — приподнявшись, Алик прислонился к стене, растирая особо больные синяки.

— «ЛаксетСадаф»? А, не обращай внимания. Дедушка слишком сильно верит в разные старинные мифы.

— Ты, я гляжу, тоже в них веришь.

— Я их трезво оцениваю. Считаю, что нельзя бездумно верить, или бездумно не верить. Истина всегда кроется где-то посередине.

— И кто же такой «ЛаксетСадаф»?

— Это Спящий, Который Не Должен Просыпаться. По легенде, человеческое племя способно породить героя-сноходца. Который в своём мире будет никем, а в мире снов станет едва ли не богом. Пока он спит, он безопасен, но когда проснётся — может натворить много всяких непоправимых бед. Он не злой, и не плохой. Просто не умеет рассчитать свою силу. А сила у него — ого-го. В общем, в мире людей, такой «проснувшийся титан» станет слоном в посудной лавке. Поэтому, просыпаться он не должен. Это, повторюсь, всего лишь один из древних мифов. Мне выгодно, что Василий Лоурентийский считает тебя ЛаксетСадафом. Пока он так думает, он будет верить в нашу победу, и сделает всё, чтобы нам помочь.

— Вы тут все с приветом, — Алик опять закашлялся.

— Есть хочешь? — спросила Лиша.

Он покачал головой.

— Ладно, пообедаем в Маасе.

— Стародуй, это борт 201, «Одалиска». Коммерческий рейс. Прошу указать точку выхода и площадку, — связался с диспетчерским центром Фархад.

За стёклами мелькала какая-то разноцветная чехарда, словно перед экзокрафтом крутили гигантский калейдоскоп. Так выглядела внешняя, приёмная частота Мааса.

— Борт двестиа-адин, «Ода-алиска», фи-иксируем вас, — ответил голос, смешно растягивающий слова. — Пода-аждите.

— Вечно у них столпотворение на входе, — проворчал Фархад.

— А что ты хочешь? Зуна огромна. Каждый экзопорт забит под завязку. Трафик сумасшедший, — ответил Боцман.

— Привет честной компании, — Алик вошёл в кабину, и пожал руку, протянутую Боцманом. — Где это мы? Что за галлюцинации мелькают? Это у меня в глазах так, или на самом деле?

— Это не галлюцинации, умник, — ответил Фархад из-под шлема. — Это частота М305-12, в регистре 456-9.

— Понял только то, что ничего не понял, — произнёс Дементьев.

— Мы сейчас на внешней частоте приёма, — попытался объяснить Боцман. — Сразу подключаться к экзопортам в Маасе запрещено. Да и опасно. Запросто можно появиться в одной и той же точке с кем-то другим. А это крантец. Сейчас, дождёмся, когда нам Стародуй даст координаты.

— Стародуй? — Алик усмехнулся. — Ну и прозвище.

— Сам ты прозвище, — пробурчал Фархад. — Это название экзодрома.

— Ну, значит название.

— Название, как название.

— Мне оно тоже кажется дурацким, — следом за Аликом в кокпит вошла Лиша. — В Маасе все районы, удалённые от центра, называются очень нелепо. Но не вздумай сказать об этом маасцам! Особенно тем, которые в них живут. Обида будет ужасная.

— Две-ести первый борт, «Ода-алиска»! — смешным голосом заговорила внешняя связь. — Эта-а Стародуй. Площадка асваба-адилась, коорди-инаты семь-семь-ноль-девять. Точка-а выхода тридца-ать шесть, ва-асемнадцать. Ка-ак поняли?

— Поняли вас, Стародуй, координаты приняты. Прошу разрешение на вход, — ответил Фархад.

— Вход ра-азрешаю.

— Отлично. Боцман, координаты ввёл?

— Так точно.

— Три-два-один. Привет, Маас!

Калейдоскоп рассыпался, и «Одалиска» провалилась в открывшийся портал, вывалившись прямо из неба, и тут же зависнув над безумным, футуристическим миром, в котором сновали тысчяи экзокрафтов. Алик, онемев от удивления, приподнялся на цыпочках, рассматривая панораму бескрайнего города, раскинувшегося под ними. Город был настолько велик, что со всех сторон уходил за горизонт.

Прямо под ними располагались широкие площади, оказавшиеся чем-то вроде аэродрома для экзокрафтов. Здесь они назывались «экзодромами», или «экзопортами». «Одалиска» снижалась по установленной траектории, в сторону площадки для грузовых экзокрафтов. Мимо проносились другие аппараты. Одни были похожи на «Одалиску», другие — нет. Внизу же, яблоку негде было упасть от пришвартованных трансляционных машин.

— 77–09, это около третьего портала, — констатировал Боцман.

— Ага, — ответил Фархад. — Удачно нас направили. Прямо к ремонтному блоку.

— Это точно.

— Разгружать нам всё равно нечего. Поэтому можно сразу нашу подругу в ремангар загонять. А вот если бы в Дит не запрыгивали, то и ремонтироваться не пришлось бы!

— Да оплачу я тебе ремонт, — сердито откликнулась Лиша. — Не ной только. Доберусь до трансфертника и перечислю…

— Дождёшься от тебя.

Экзокрафт мягко опустился на площадку перед огромным ангаром, втиснувшись между двумя аналогичными машинами. При посадке что-то гулко скрежетнуло.

— Амортизатор, — поморщился Боцман.

— Всё. Наконец-то, — Фархад снял шлем и обернулся к Лише и Алику. — Я не понял, а почему вы всё ещё здесь? Чтобы через минуту духу вашего не было на моём экзокрафте!

— Ты хотя бы люк открой, — язвительно ответила Лиша.

— Топайте отсюда.

— Приятно было познакомиться, — Алик козырнул и вышел из кабины следом за Лишей.

— Фархад — сама любезность, — та свернула в каюту, где оставили старика. — Просыпайся, преподобный! Мы на месте!

Спустившись по трапу на твёрдый бетон экзодрома, Алик вдохнул прохладный воздух, насыщенный озоном и каким-то лёгким, химическим запахом. Вокруг суетились сосредоточенные люди, одетые в странные накидки коричневого цвета. «Наверное, техники», — подумал Дементьев. Наверху клокотали проносящиеся друг за другом экзокрафты. Особенно впечатляли пузатые «грузовики». Непривычно было глядеть на них снизу, не понимая, как эти грузные конструкции держатся в воздухе без крыльев и винтов?

Позади послышалось шарканье ног. Это Лиша помогала старику спуститься по трапу. Василий был сильно побит градинами, но двигался уверенно, лишь немного прихрамывая на одну ногу.

— Мы что, попали в мир будущего? — спросил Алик.

— Не-а. Это вполне себе настоящее, — ответила девочка. — Место, куда приводят мечты. Давайте-ка поторопимся, друзья. Нам ещё нужно пройти регистрацию и балахонизацию.

Лиша помогла старику усесться в одиноко стоявшее у ангара транспортное средство, представляющее из себя открытую платформу на колёсах, с необычайно низкой посадкой. Сама она села вперёд, за руль. Алик уселся рядом с ней, и очень удивился, когда машина тронулась сама по себе, без нажатия каких-либо педалей, или рукояток.

— Маас — это самая большая зуна, — продолжала говорить Лиша, аккуратно выруливая между опорами пришвартованных экзокрафтов. — Хотя на самом деле это не так. Но все считают, что так. Потому что так принято. А ещё здесь находится правительство.

— Правительство Мааса? — спросил Алик.

— Не только.

— Тогда чего? Ноосферы?

— Нет, конечно. Просто правительство.

— Чем же оно управляет, кроме Мааса?

— Вроде как, всем. Но на самом деле, от него мало что зависит.

— И зачем оно тогда нужно?

— Чтобы руководить. Правительство — это Визариты. Высшая каста.

— Так здесь кастовая система? Как в Индии?

— Да, кастовая система, но не как в Индии… Куда лезешь, фусфляка!!! — Лиша обругала подвернувшегося рабочего в коричневой накидке и каске, который тащил на плечах пару коротких труб. — Понимаешь, Алик, в Маасе гибкая система каст. В принципе, с самого низа реально пролезть до самого верха. Но это очень сложно. И, главное, чертовски долго.

— И сколько же здесь каст?

— Десять. Визариты: политики, генералы и прочая элита. Дафнисы: творческая интеллигенция, богема; артисты, художники и прочие. Сюда же можно отнести и удачливых спортсменов. Силугиты: учёные, доктора, профессора. Фетжи: местные бизнесмены, банкиры и так далее. Бурджи: коренные жители, которые просто живут в Маасе очень долго. Обычно они ничем не занимаются, и просто сдают в аренду жильё. Сангиниты: мелкие чиновники, полицейские, солдаты — низший уровень у «коренных». Мааситы: пришлые, которые закрепились в Маасе и пытаются подняться выше по кастовой лестнице, став «коренными». Маасаги: пришлые, которые только начинают обживаться в Маасе. Инфириты: пришлые, гости. Туристы, либо заскакивающие в Маас по делам, как мы с тобой. И, наконец, Нигуриты — самая низшая каста «пришлых». Либо живут здесь временно, с целью заработать и вернуться в родной ЗУН, либо просто надеются когда-нибудь поймать удачу за хвост. Поэтому берутся за самую чёрную и тяжёлую работу. Это презираемая каста. Вон, видишь этих «коричневых»? Ну, вот, они самые. Работают в три смены, без выходных и отпусков. «Коренные» не любят «пришлых», а нигуритов — откровенно ненавидят. Мечта любого «коренного» — уничтожить всю низшую касту, ну, или, хотя бы, изгнать. Но при этом все понимают, что без нигуритов привычная жизнь в Маасе будет невозможна. Мааситы с маасагами ни за что не станут выполнять нигуритскую работу. Не за этим же они сюда прибыли.

— А к инфиритам здесь как относятся? — спросил Алик.

— Не боись, — Лиша рассмеялась. — Инфиритов уважают. Разумеется, если у них есть фраксы, и они не хотят остаться в Маасе на ПМЖ. Нищих, желающих пополнить ряды нигуритов, или маасагов, ненавидят все, включая самих нигуритов, или маасагов. Поэтому, изображай туриста, приехавшего поглазеть на достопримечательности, и не вздумай намекнуть на то, что хочешь здесь остаться. Как бы тебе этого не хотелось.

— С чего ты взяла, что мне хочется здесь остаться?

— Потому, что все хотят остаться в Маасе. Это же блобс!

— Блобс-жлобс, что за идиотские слова? Ты либо по-русски говори, (или думай), либо удосужься переводить, — Дементьев повернул голову, и начал смотреть на бесконечно тянущуюся череду ангаров, вдоль которых они ехали.

— Ты-ы, не зна-аешь, что-о тако-ое «бло-обс»? — растягивая слова подстать недавно услышанному диспетчеру, произнесла Лиша.

— Откуда ему знать, коль он впервые в Маасе, — наконец подал голос молчаливый старик с заднего сиденья.

— Блобс — это самое распространённое слово в Маасе. На местном сленге, «блобс» означает что-то типа «крутотень». Всё, что не блобс — это фуус, — объяснила Лиша.

— То есть, «дрянь», — перевёл Василий.

— Блобс — это успех, это позитив, это хорошая внешность и правильный балахонинг, — продолжила Лиша. — Жить без блобса в Маасе нельзя. Только нигуриты живут без блобса, потому что они — фуусы. Кстати, Алик, пока мы едем, тебе самое время выучить местный диалект. Если будешь говорить так, как сейчас говоришь, тебя не будут уважать. Ты станешь инфуусом, то есть, «приезжим дурачком». Ну, кем-то типа деревенщины, что ли? Или жлобствующим провинциалом. В Маасе все говорят по-другому, по-своему.

— Сколько же нам ехать осталось, если ты предлагаешь мне выучить целый диалект? — нахмурился Алик.

— Ха-ха-ха! — Лиша опять закатилась от смеха. — Да не парься! Выучить придётся всего несколько слов. «Блобс» и «фуус» — ты уже разучил. Осталось ещё пять. Я серьёзно. По сравнению с маасцами, Эллочка Щукина — просто мастер словесности! У неё было целых тридцать слов в словаре, а у маасцев — всего семь! Ха-ха! Кстати, они этим очень гордятся, потому что так их общение напоминает разговор сумеречников. Ведь у тех в языке всего одно слово — «хо», и им его вполне хватает.

— Что есть заблуждение, — опять вклинился в разговор старик. — Потому как «хо» — это не слово, а вариативная фонема, сопровождающая передачу сублимированных психоинформационных пакетов, коими сумеречники обмениваются между собой.

— Ну да, — кивнула Лиша. — Только ты не вздумай уверять в этом маасцев. Ты сразу станешь их врагом.

— Нужно мне больно спорить о подобной чепухе, — Алик хмыкнул. — Так что за оставшиеся слова?

— Сленг жителей Мааса представляет из себя сильно изуродованные слова алгершатаха. Запомнить их просто. «Пипса» — это что-то вроде «пушистик, очаровашка, красотуля». Адресуется всем без разбору, не взирая на возраст, пол и даже вид. Но не называй «пипсой» нигуритов! Нигуриты — «фляки». То есть, «плохиши, вонючки, неряхи». Фляками можно называть всех остальных, но только в шутку и обязательно с широченной улыбкой. Без улыбки, слово «фляка» — оскорбление. Запомни это.

— Я как будто попал в детский сад для умственно-отсталых, — пробормотал Алик. — Ладно, давай дальше.

— Следующее слово «гропать», — продолжила Лиша. — Это вроде как глагол, обозначающий работу, а так же усталость и переутомлённость от какого-то действия. Можно говорить: «загропался» — то есть, умаялся, или «загропал» — то есть, замучил, задолбал. Ещё есть слово «спак». Оно может обозначать вообще всё что угодно. Тут уже всё зависит от твоих эмоций и от того, какую рожу ты скорчишь во время произношения. Если я тебе скажу вот так, оскалившись и нахмурив брови, — «Спак!» Значит я тебя послала… Ну, ты понял, в какое место. А если скажу вот так, нежно, с придыханием и томной улыбкой, — «Спа-ак». Это значит, «ка-айф!» Вроде как, я от тебя ба-алдею. Главное, опять-таки, следи за физиономией и интонацией, когда произносишь это слово. За него, например, можно получить нежный поцелуй, а можно и словить джеб в челюсть. Так что повнимательнее, разведчик.

— Блобс, фуус, пипса, фляка, гропать, спак, — загибая пальцы считал Алик. — Шесть слов. Какое седьмое?

— Ты всё схватываешь налету, — похвалила Лиша. — А седьмое слово — «трагваль». Оно обозначает удовольствие.

— Как вообще можно общаться, оперируя таким скудным набором слов?

— У маасцев это получается. Они всё выражают эмоциями и мимикой. Поэтому, понять их не так сложно. Ко всему прочему, большая часть местного населения разбавляет маас-сленг нормальными словами, а выпендриваются, преимущественно, только мааситы, желающие быть похожими на «коренных». Вот эти — шпарят на чистом сленге.

Плоский автокар, на котором они ехали, притормозил, пропуская длинный восьмиколёсный автобус, под завязку набитый людьми. На борту автобуса пестрела надпись «Субсегментарные экзотрансляции». Чуть поодаль, по отдельной полосе, двигался другой автобус — поменьше и покрасивее, с блестящими светоотражающими окнами. Здесь начинались площадки транспортных экзокрафтов. В маленьких, комфортабельных автобусах перевозили коренных жителей Мааса, а в больших и неудобных — всех остальных пассажиров: прибывающих в зуну, или покидающих её. Вместо ангаров, по левую сторону теперь тянулось длинное здание экзопорта, очень сильно напоминающее циклопических размеров аэровокзал.

— Мы подъезжаем, — Лиша указала на автобус, остановившийся впереди, и открывший двери напротив одного из терминалов. — Только бы службе безопасности на глаза не попасться. А то ещё придерутся, что мы повозку стырили…

— То есть, её нельзя было брать? — с удивлением посмотрел на спутницу Алик.

— Конечно нельзя. Частное имущество же! Сейчас какой-нибудь тупой нигурит бегает, ищет пропажу. А нечего было оставлять её без присмотра…

— Так может не стоило нарываться на неприятности?

— Да брось. Риск — дело благородное. Не пешком же топать такое большое расстояние? Старик ещё не совсем оправился для долгих прогулок.

Повернув влево, Лиша подвела транспортную платформу почти вплотную к зданию и остановила её. Выбравшись из машины, путешественники, с максимально беззаботным видом влились в пёструю, бомочущую толпу прибывших пассажиров. Эта толпа единым живым организмом тянулась к высокому лабиринту из металлических решёток, у входа в который прибыших поджидали крупнотелые сангиниты-полицейские. Заработал громкоговоритель, и чей-то захлёбывающийся от восторга голос произнёс: «Доро-огие гости! Мы рады при-иветствовать вас в зуне Маас: са-амой большой, са-амой древней, са-амой красивой, са-амой богатой, са-амой гостеприимной и са-а-амой дружелюбной зуне во-о всей ноосфере! О-от души на-адеемся, что вам здесь по-онравится, и вы не за-ахотите о-отсюда уезжать, хоть это, увы, когда-нибудь при-идётся сделать!» Затем, заиграли напыщенные фанфары, и началась музыка, сопровождаемая песней, исполненной торжественного пафоса:

«Маас — великая святыня!

Маас — надёжная скала!

С фрактала первого — доныне,

Нас крепость зуны берегла!»

— Не толпиться! Подходить стр-рого по одному! — зарычали полицейские, разделяя толпу на несколько отдельных потоков. — Беженцы, гастарбайтеры, микрокоммерсы, прочие нигурит-фераки — в левый проход! Туристы, командированные, прочие инфирит-фераки — организованно строимся в центральный проход! Вернувшиеся местные: маасит-фераки, маасаг-фераки — просим дружненько в правый проход. Не толкайтесь. Не препятствуйте проверке. Не задерживайте очередь!

— Прямо как в тюряге какой-то, — шепнул Алик Лише.

— Мера безопасности, — объяснила та. — В последнее время участились теракты коагулянтов.

— Куда лезешь, грязный нигурит?! — заглушил её ответ вопль одного из полицейских, после чего послышались удары дубинкой, и умоляющие стоны избиваемого. — Оттащите его в карантин! Не напирайте!

Толпа беспорядочно перемешивалась. Какие-то семейства со множеством голосящих детей, обросшие типы с мешками и узелками через плечо, пёстрые туристы, разодетые как попугаи, «белые воротнички» и так далее. Предельно разномастное и неоднородное общество, тасуясь и меняясь местами, неторопливо разделялось на три отдельных потока. Алик, Лиша и старик — втиснулись в центральный поток и встали позади группы горластых чернокожих людей, одетых, как бедуины. Справа гоготали неунывающие туристы в разноцветных рубахах, способных насыщенностью красок вызвать эпилептический припадок.

— С полицейскими не шути, — Лиша схватила Алика под руку. — Если что, мы — папа с дочкой, а преподобный — наш дедушка. Ну, то есть, мой дедушка и твой папа. Понятно?

— Как божий день, — кивнул Алик. — Кстати, они там какие-то документы спрашивают. Что им показать-то? Боюсь, что моя «волшебническая ксива» тут не прокатит.

— Не бойся. Показывать ничего не надо. Если что, говори «я — новенький».

— И всё?

— И всё.

— Шевелись! Шевелись! — уже совсем близко орал сангинит, размахивая дубинкой. — К-куда к инфиритам лезете?! Налево! Налево!

Параллельно звучала трещащая радиосвязь. И всё это на фоне гремящей пафосной песни о прелестях, доблести и красоте несравненного Мааса.

— Стоять! — рявкнул полицейский на идущих впереди «бедуинов». -Документы! По-очереди, по-очереди, не лезьте все сразу!

Те, поочерёдно, стали подходить к нему и подставлять лбы под дубинку. Но вместо ударов, сангинит просто прикладывал эту палку к головам прибывших, и считывал информацию, высвечивающуюся на приборе, вмонтированном в некое подобие гарды. Прибор пронзительно пищал. Затем, сангинит водил дубинкой по телу осматриваемого и заставлял его покрутиться на месте. Прибор продолжал пищать. И так пока не проверили всех «бедуинов». Затем, их заставили открыть свои сумки, и вытаскивать оттуда какие-то вещи.

— Проходите! — наконец гаркнул проверяющий. — Живее, живее! Следующие!!!

Следующими были Алик, Лиша и Василий. Когда «бедуины» проследовали в решётчатый лабиринт и более не закрывали своими спинами вход, Алику удалось наконец рассмотреть сангинитов-полицейских с головы до пят. Эти ребята были как на подбор: очень большие, округлые и мордастые. На них были надеты накидки-пончо, как и на техниках-нигуритах, только тёмно-синего цвета. А поверх этих накидок ещё крепился бронежилет с разгрузкой, перетянутой ремнями. Из разгрузки торчала антенна радиостанции. На плечах же крепились: с одной стороны — небольшой прожектор, с другой — видеокамера, которая рассматривала толпу, словно фантастическое оружие Хищника. Ещё на груди сангинита блестел огромный золотой жетон с номером. На голове у блюстителя порядка возвышался шлем, плавно переходящий в фуражку с высоко оттопыренной тульей, на которой красовалась эмблема в виде двух сросшихся животных: волка и грифона.

«На третьем пункте ситуация два-один-семь, выходим на…» — захрипела и захлебнулась радиостанция.

— Документы! — не обращая на неё внимания, рыкнул полицейский.

— Я — новенький, — Алик послушно подставил лоб.

Дубинка, которая, как оказалось, не была зажата в руке сангинита, а располагалась вдоль неё, и выдвигалась из сканирующей гарды, на манер выкидного ножа, приблизилась ко лбу Дементьева, но не коснулась его. Сканер пискнул.

— Ладно, проходите, — вполне нормальным голосом произнёс краснолицый полицейский, и кивнул в сторону входа. — Добро пожаловать.

На этом, по непонятной причине, процедуру сканирования Алика он решил завершить. Тот с облегчением юркнул в лабиринт, и пошёл по тесному переходу, между двумя клетками, за которыми, параллельно ему, двигались другие пропущенные люди. Сверху, над стенками, окантованными шипами, торчали многочисленные камеры, внимательно сопровождающие проходящих. Лабиринт разделился. Теперь между тремя узкими проходами появились отдельные полости-вольеры, в которых бродили, переваливась, тучные твари с длинными носами, как у муравьедов, дополнительно усеянными шевелящимися белесыми отростками-щупальцами. Словно из их голов пытались выползти гигантские многоножки. Тела существ были бочкообразными, коричневыми с желтоватым отливом. Заканчивались они парой дрыгающихся хвостов-хлыстов.

— Не останавливайся! Не в зоопарке! — гаркнувший над головой динамик заставил Алика, увлекшегося разглядыванием одого из диковинных существ, встрепенуться и припустить дальше.

Фантастические существа находились здесь неспроста. Своими чуткими носами они обнюхивали проходивших мимо них людей, выискивая, очевидно, что-то запрещённое, словно собаки, натасканные на поиск наркотиков и взрывчатки.

— Стоять! — остановила Дементьева на выходе из лабиринта ещё одна пара полицейских.

— Я — новенький, — он зачем-то приподнял руки.

— Сколько вас? — спросил один из сангинитов.

— Ещё двое, — Алик быстро сообразил, что тот имеет в виду. — Дочь и отец. Они идут следом.

— С ним ещё два, — тряхнув парой нижних подбородков, полицейский склонил голову к рации.

«Вас понял. Ещё два», — крякнула радиосвязь, и продолжила уже другим голосом. — «Обстановка по периметру номинальная. На блоке Сигма дополнительный контроль. Поступило указание проверить чартер семь ноль пять».

— Подождите пожалуйста, — попросил Алика полицейский.

Вскоре подошла Лиша, и картинно прильнула к Дементьеву, обняв его за талию.

— Всё хорошо? — спросил тот.

Девочка кивнула и трогательно уткнулась носом ему в бок. Можно было легко поверить, что это самая обычная малышка, перепуганная грубоватой проверкой, толчеёй и недолгим отрывом от папы.

— Инфантемнатурис? — улыбнувшись, вдруг спросил у Алика второй полицейский, взглядом указав на Лишу.

— А? — не понял тот.

— В смысле, естественнорождённая? Вижу, что естественнорождённая. Приобрели в клинике «Филли-Натурали»?

— Нет, — с сомнением помотал головой Дементьев.

— Зачали на Земле? — глаза сангинита расширились, а на лице появилась искренняя зависть. — Вот это — да. Редкий случай. Наверное, в аварию какую-то попали вместе… Там… Да?

— Петерс! — не выдержал второй полицейский. — Ты нарушаешь Устав! Прекрати немедленно! (Затем, он повернулся к Алику) Извините моего напарника, инфирит-дроу.

— Прошу прощения. Мне очень жаль, — виновато произнёс коллега. — Я не должен был напоминать… Самое главное, что вы вместе. И… И у вас прекрасная дочь, инфирит-дроу.

— Спасибо. И не берите в голову, — улыбнулся Алик. — Что случилось — то осталось в прошлом. Теперь у нас с дочкой и отцом новая жизнь… Вот, приехали Маас посмотреть!

— Надеюсь, вам здесь понравится, — закивал сангинит.

— Обязательно понравится, — уверенно добавил напарник.

Наконец, из лабиринта появился старик. Увидев его, полицейские расступились, пропуская троицу к дверям вокзала.

— Все трое здесь, давай следующих, — сообщил по рации один из сангинитов.

Автоматические двери закрылись за спинами путешественников и они оказались в просторном зале ожидания со множеством сидений. Огромные голографические экраны на стенах беспрестанно крутили рекламу каких-то элитных заведений и крутых футуристических машин. Играла музыка, а приятный женский голос повторял одно и то же: «Дорогие гости! Вас приветствует экзопорт Стародуй! Пожалуйста, располагайтесь на свободных креслах и дождитесь завершения приёма пассажиров. За время ожидания, вы можете отдохнуть и выпить освежающий напиток в одном из расположенных здесь автоматов».

— Так, — Лиша указала на свободные кресла. — Садитесь сюда, а я сбегаю попудрить носик.

Алик и Василий уселись рядом, откинувшись и положив руки на подлокотники. После мучительной толчеи, просто посидеть и расслабиться было особенно приятно.

— Вы всё ещё меня боитесь? — повернув голову к старику, спросил Дементьев.

Тот кинул на него осторожный взгляд и ничего не ответил.

— Может Вам водички принести?

Старец покачал головой.

— Я не знаю, за кого Вы меня принимаете, но хочу сказать одно, — продолжил Алик. — Вам не следует бояться меня. Даже если я на самом деле этот… Мумба-Юмба (он покрутил обеими руками возле головы, изображая большие уши). У меня нет даже и мысли о том, чтобы как-то Вам навредить. Родители учили меня уважать старших. Так что успокойтесь, Василий, не знаю как Вас там по батюшке. И не воспринимайте меня негативно. Мне самому сейчас чрезвычайно тошно переваривать творящееся вокруг мракобесие. Если я действительно лежу в коме и вижу бредовый сон, то поскорей бы уж меня там вылечили, и вернули назад — к нормальной жизни.

— Это случится не раньше, чем ты закончишь свою миссию, — проворчал старик.

— Ну-ну, — Алик разочарованно отвернулся, и тут же с удивлением приоткрыл рот.

К ним подошла Лиша. Если бы не форма одежды и цвет волос, Дементьев бы её ни за что не узнал. Теперь перед ним была не маленькая девочка, а вполне взрослая девушка.

— Не узнал? — она подсела к нему. — Пришлось немного подкорректировать внешность. А то полицейский на входе едва нас не спалил. Кто мог подумать, что он прицепится? Повезло, что этот валенок принял меня за инфантемнатуриса и не заподозрил неладное.

— Когда ты успела так вырасти? — поражался Алик. — Здесь, как на Дите, что ли, время течёт в разных местах по разному?

— Нет. Это уже мои собственные хитрости, — ответила Лиша. — Привыкай. Во время нашего путешествия я буду часто меняться.

— Я даже не знаю, что и сказать… Пожалуй и говорить ничего не нужно. У меня в голове и так уже накопилось столько вопросов, что они того и гляди полезут изо всех щелей.

— Ну, время есть, можешь пока задавать.

— Тут всё такое странное. Например, что это за клиника «Филли-Натурали»?

— Крупнейший трансфер-поставщик инфантемнатурисов. Что-то вроде детского дома, где дети выступают в качестве товара. Точнее, конечно же, не сами дети, а только их освободившийся разум. Раньше младенцы, попавшие в ноосферу, моментально гибли, так как их разум находится в зачаточном состоянии и не умеет настраиваться на ближайшие ЗУНы. Потом, в некоторых ЗУНах появились так называемые трансфер-приёмники. Эдакие бэби-боксы. Которые улавливают именно сигналы несформированного разума, и притягивают его в ЗУН. Так, у младенцев появляется второй шанс, а у местных жителей — возможность завести полноценного естественнорождённого ребёнка.

— А нормальным путём его завести они не могут?

— Таким, как на Земле — нет. Алик, не забывай, что это мир сознания, а не материи. Дети здесь рождаются посредством нейромитоза, и называются «нейромитами». Как правило, они выглядят идеальными во всём, но это только внешне. Внутренне же они неполноценны, потому что являются не уникальными разумами, а отпочковавшимися от родителей. Понимаешь?

— Не совсем.

— Ну, смотри. На Земле ребёнок появляется на свет как сугубо материальное существо, наделённое лишь основными, инстинктивными характеристиками. А затем, в него интегрируется зерно Высшего Разума, которое постепенно прорастает и превращается в индивидуальный разум. Родители же воспитывают малыша, обучая правилам и основам, свойственным для них самих. Но они не влияют на разум ребёнка непосредственно. Разум остаётся индивидуальным. Он может подчиняться чужому влиянию, а может не подчиняться. К примеру, родители мечтают, чтобы их сын стал скрипачом, а тот на самом деле хочет стать автогонщиком. Его конечно можно заставить изменить свои взгляды, но только через мучительное давление. Разум инфантемнатуриса всё равно будет иметь свою точку зрения, свои желания и мечты. Разум же нейромита — это мягкий пластилин, принимающий любую форму. Нейромиты появляются путём отчуждения родителями частей своих энергий, и последующего их слияния в единое саморазвивающееся сознание. Внешне всё выглядит практически так же, как на Земле. Зачатие, беременность и роды. Но ребёнок обретает сознание сразу после выхода из материнской утробы. Он словно просыпается уже годовалым, по-разуму. Начинает произносить членораздельные звуки, интенсивно двигаться, контролировать процессы дефекации и так далее. Просто мечта, а не ребёнок, верно? Уже через год нейромит вовсю бегает, составляет слова в предложения. Его интеллект примерно соответствует трёхлетнему земному карапузу. Развитие происходит экспоненциально. Через два года нейромит адекватен шестилетнему. Через три — он уже учится в школе. Пропорционально разуму развивается и тело. Пятилетние нейромиты выглядят как земные пятиклассники. У родителей нет никаких проблем с воспитанием, потому что нейромиты — это их миникопии. Это маленькие, автономно развивающиеся гибриды их собственных, взрослых разумов. Поэтому в нейромита можно заложить всё, что угодно. Можно вылепить из него то, что ты хочешь. И он с радостью исполнит мечту родителей, став тем, кем бы хотели стать они сами. Нейромиты лишены внешних дефектов. Они как дорогие куклы-роботы — идеальны внешне и внутренне. Они талантливы, умны, сильны, очаровательны и безупречны во всём. Но есть один печальный нюанс. Живут они очень и очень мало. Без внешней подпитки, самый крепкий нейромит доживает максимум до пятнадцати лет, по земному летоисчислению. Это очень печально. Особенно для их родителей. Поэтому, родители чаще всего допитывают своих нейромитов, отдавая им собственную энергию. Богатые люди обычно покупают чужую энергию для своих нейромитов, а бедным приходится делиться своей. В результате, нейромит полностью «сжирает» своих родителей, отдающих ему последние заряды своей энергии, и вскоре погибает сам, если не найдёт себе нового «спонсора». Участь таких нейромитов печальна. Частенько они используются в качестве проституток, которые работают за ничтожные дозы энергии. Сутенёры, обычно, заряжают новеньких нейромитов энергией старых, изношенных и надоевших клиентам. Такая вот печальная ротация. Как бы там ни было, нейромиты составляют львиную долю местного общества. Но «дамоклов меч» скорой смерти висит над каждым из них. Об этом все знают. Именно поэтому, больше ценятся естественнорождённые, которые развиваются как индивидуальные личности, а значит, более интересны в плане воспитания. Ещё инфантемнаты могут жить до полутора сотен земных лет. И не «высасывают» чужую энергию, не сокращая век своих приёмных родителей.

— И этих «инфантов» продают, как живой товар? — поморщился Алик.

— Всё не так ужасно, как ты думаешь. Это не работорговля. По сути, это то же самое, что взять ребёнка из детского дома. Только за деньги. При этом, деньги такие большие, а контроль «Репродуктив-Адаптации» настолько строгий, что использование новорожденных в преступных и неподобающих целях — практически полностью исключено. Средства же идут на разработку и усовершенствование трансфер-приёмников. Усыновление инфантемната — это большая привилегия и огромная честь. Естественнорожденный считает своих приёмных родителей настоящими, а те, в свою очередь, любят его, как родного. В результате, образуется полноценная семья. Ну а с нейромитами, инфантемнаты проживают и учатся раздельно, по вполне понятной причине. Ведь когда инфантемнат только достигает совершеннолетия, нейромит уже отходит в мир иной. Инфантемнаты, кстати, подразделяются на несколько типов: Со связью, они же «черри», и без связи — «дефракты». Вторые — дешевле, так как живут только в два раза дольше нейромита. Черри же — те, что связаны с материальной оболочкой на Земле, имеют свою отдельную классификацию: Постоянные, ныряющие, сомнамбулические и т. д. Цена так же зависит от типа черри.

— Такой подход непросто уложить в голове.

— Что поделать? Этот мир диктует особые законы. Люди здесь не рождаются. Они сюда приходят. Ну а тем, кто пришли, хочется простых человеческих радостей, как на Земле. Человечество так запрограммировано. И одна из его потребностей — это репродуктивность. Ну а если ноосфера не предусмотрена для естественной репродуктивности, приходится идти на ухищрения.

«Внимание, ожидающие в зале 31!» — наконец сменил свою «пластинку» женский голос. — «Благодарим вас за ожидание. Теперь вы можете пройти в таможенно-регистрационный отдел».

После этого сообщения, над боковыми дверями замигала зелёная подсветка, и они открылись.

— Всё, пойдём, — Лиша поднялась с места.

Алик и Василий послушно поднялись с кресел, и последовали за ней.

— Повелительница, мы готовы начать ритуал, — склонившись у ног королевы, произнёс жрец, и хоть говорил он очень тихо, каждое его слово отчётливо звучало в глубокой тишине тронной залы. — Такого размаха жертвоприношений мир Нелонга ещё не знал. Мы затопим кровью улицы, напитаем ею священные акведуки, и всё это во славу твою, о мудрая госпожа. Ты напьёшься ею досыта, и быстро восстановишь свои силы. Прикажи начать праздник крови. Слуги смиренно ждут.

— Нет, — ответила Ицпапалотль. — Никакой крови и ритуальных убийств. Вы — глупые, примитивные черви. Будь у вас хотя бы капля ума, вы бы знали, что столь мощный псионический импульс, порождённый страхом, болью и агонией, вызовет чудовищный энергетический всплеск, который выдаст нашу тайную обитель с головой. Пока стены Тамоанчана не укреплены, пока фата сумерек не укрыла мой священный мир от враждебных глаз, мы не будем совершать никаких ритуалов. Никаких! Когда же Тамоанчан будет достроен… Вот тогда я наверстаю упущенное, обещаю тебе. Я искупаюсь в озере из жертвенной крови. И уже никто не сможет меня остановить.