Одиночество не идёт Мире на пользу. Она окончательно погрязла в собственных грёзах. Это не игры и не сознательный ввод в заблужение. Ей самой непонятно, что есть что. Заблудившись в лабиринте личных страстей, фантазий и самообманов, она перестала понимать, что творится вокруг неё. Теперь вытаскивать из Миры информацию — всё равно, что допрашивать годовалого младенца. Где правда, а где вымысел — ни черта не догадаешься. Но был бы у меня выбор…
Плеядный контур Елавийского Архипелага. 134-е мономорфное ответвление внешнего фрактального крыла. Темпоральный фрактал 10.779 (поправка на елавийский сегментариум).
Регистр 434. Бусая Мысь.
— Лиша, у тебя новая причёска? — мило улыбаясь, сделала комплимент Мира. — Тебе идёт.
— Спасибо «мамочка», — пошутила девочка, вызвав у хозяйки одобрительный смех.
— Я тут недавно написала хорошее стихотворение, вот послушайте…
— Мира, давай чуть позже вернёмся к стихам? Лучше скажи, что тебя беспокоит. Может тебе нужна наша помощь? — оборвала её Лиша.
Лицо Миры Гор стало вдруг грустным-грустным, едва не плачущим. Внимательно наблюдавший за ней Алик почувствовал, что именно сейчас ему нужно вступить в их диалог. До этого, внутренние подсказки его ни разу не подводили. Должно было сработать и в этот раз.
— Лиша, ты ведёшь себя как эгоистка! — произнёс он как можно вежливее.
Лиша вспыхнула, едва сдержав возмущение. Мира же посмотрела на Дементьева уже иначе — с неподдельным любопытством.
— Не кипятись, — Алик ласково погладил девочку по плечу. — Просто мне немного обидно. Ты уже слышала стихи госпожи Гор многократно, а я — не слышал их ни разу. Всю дорогу ты расписывала мне красоту её гениального слога, а когда появилась возможность лично ознакомиться с её творчеством, да ещё и из уст автора, ты затыкаешь ей рот и не позволяешь мне проникнуться этой красотой.
— Да я же… — Лиша осеклась, моментально поняв замысел друга. — Я просто не думала, что ты так любишь поэзию…
Зато Мира оценила лесть Алика в полной мере. Она слегка зарделась и, искоса глянув на Дементьева, спросила, — так Вы любите поэзию?
— Обожаю! — приложив пятерню к своей груди, выпалил Алик.
— А почему же мы до сих пор не знакомы с этим молодым человеком? — счастливая хозяйка, сверкая улыбкой, обратилась к Лише. — Преподобный Василий из Ди Лоурентики бывал у меня в гостях. С Большим Боцманом мы тоже встречались. Его же я вижу впервые.
— Моя вина, — призналась та. — Надо было сразу вас познакомить, но я слишком увлеклась своими проблемами.
— Ещё не поздно это исправить.
— Знакомьтесь. Алик, это — Мира Гор, гениальная поэтесса. Мира, это — Алик Дементьев. Мой новый помощник. Стажёр.
— Очень приятно, Алик, — Мира потянулась вперёд, для рукопожатия.
— Взаимно, Мира, — Алик галантно поцеловал её руку.
— У меня как раз есть стих, который как нельзя подойдёт к нашей неожиданной встрече, вот послушайте…
И встав напротив них, поэтесса, жестикулируя и раскачиваясь, принялась с выражением читать своё стихотворение. Старик при этом полностью ушёл в себя, таращась в одну точку. Боцман, облокотившись на край диванчика, изо всех сил старался не уснуть. Алик же, несмотря на то, что не разбирался в поэзии вообще никак, усиленно делал вид, что стихи Миры ему очень нравятся. При этом, он старался не сводить с неё глаз. Та отвечала ему таким же пристальным взглядом, от которого очень хотелось застенчиво отвернуться. Но Алик понимал, что отворачиваться нельзя. Нужно дослушать, и ни в коем случае не выдать своих истинных чувств. Мира всё читала и читала. Даже терпеливая Лиша уже начала немного ёрзать, а Боцман вымученно моргал засыпающими глазами. Ещё немного и он захрапел бы как буйвол, отправив все их старания псу под хвост, но Мира наконец-то закончила, и театрально закрыла глаза, словно в молитве прижимая руки к груди.
— Браво! — поднялся Дементьев. — Божественно!
Выудив из вазы с цветами белую розу, он протянул её поэтессе. Та скромно приняла её, и начала нюхать, будто бы увидела впервые.
— Спасибо. Я польщена.
— Меня до глубины души… — сонным голосом проурчал Боцман. — Пробрало…
— Да, — фальшиво кивала Лиша. — С таким талантищем не поспоришь.
— Спасибо вам всем, — продолжала таять Мира Гор. — Так редко получается найти настоящих ценителей.
— Всё потому, что мир погряз в невежестве, — Алик вспомнил, что ему нужно выглядеть задумчивым и строгим, тут же стерев с лица блаженную улыбку. — В моде халтура. А истинное искусство невостребованно, из-за скудоумия большинства обывателей.
Как изобразить глубокую душевную боль он не знал, поэтому просто представил, что некая медсестра ставит ему внутримышечно нестерпимо больной укол.
— Как же я с Вами согласна! — пожирала его страстным взглядом Мира. — Иногда у меня складывается ощущение, что я осталась одна. Что больше никого нет на этом свете. Ни одной понимающей души. И тогда мне становится страшно. Но теперь я вижу, что не одна. Теперь мне есть ради чего жить.
Лиша едва не вывихнула челюсть, борясь с зевотой.
— Лиша, ты не выспалась? — заботливо осведомилась хозяйка.
— Третьи сутки на ногах, — оправдалась та.
— Я могу предложить вам остаться у меня на какое-то время. Вы отдохнёте, а мы с Аликом… Пообщаемся. Я прочту ему свои лучшие стихи.
— Было бы замечательно! — Алик посмотрел на Лишу с умоляющим видом, но умолял он её не остаться, а сказать что-то убедительное, чтобы свалить отсюда поскорее.
— Благодарю за приглашение, но нам нужно успеть соскочить обратно на Эрмунду, — ответила Лиша. — Был бы у нас экзокрафт. Но Фархад теперь не в нашей команде.
— Очень печально, — погрустнела Мира, продолжая сверлить Алика взглядом.
— Жизнь всегда распоряжается нашими судьбами не так, как бы нам хотелось, — тот постарался изобразить грусть так сильно, что едва не перестарался.
— Давай поступим так, — предложила Лиша. — Ты поделишься с нами своими мыслями, относительно того сигнала, а потом мы послушаем ещё пару твоих стихов.
— Этот сигнал был внезапен, — качнула головой Мира. — И очень могуч.
— Не сомневаюсь. Если даже елавийская станция сгорела.
— Ффых! Станция… У меня котлеты сгорели! Я старалась, лепила. И тут этот сигнал. Даже волосы затрещали.
— Что же за сволочь это сделала? — сочувственно подвинулась к ней Лиша.
— Знала бы — убила бы… Вы знаете, какой я опасный человек? — Мира прищурила глаза и, приблизившись к Алику, взглянула на него снизу-вверх (она была ниже почти на голову). -Я могу убить.
— Охотно верю, — кивнул Алик.
— Хотите проверить?
— Не хотим.
— Ну, как хотите, — Мира Гор отвернулась и продолжила. — Что до того сигнала… Я, в общем-то, знаю, откуда он исходил. Но не уверена.
— Мы и не требуем уверенности. Поделись предположениями, — попросила Лиша. — Нам очень важно узнать, откуда он шёл.
— Из ада, — зловеще прошептала хозяйка. — Вы верите в ад? Я верю.
— Чтобы в него поверить, нужно в нём побывать.
— Ох, как бы я вам этого не советовала! Вечные муки, м-м-м-м… Хотя-а… Говорят, что нестерпимая боль со временем превращается в наслаждение, — улыбнулась Мира.
— Что ты видела там? Расскажи, — продолжала требовать у неё Лиша. — Как выглядел этот ад?
— В тот день я отдыхала. Жарила котлеты и писала стихи. На мгновение мне стало дурно и я прилегла на кровать. Но облегчения не было, наоборот. У меня начался жар. Тогда я спустилась в ванную, чтобы умыться прохладной водой. Там, в ванной, я поглядела на себя в зеркало и… — она умолкла, губы задрожали, и на лице нарисовалась странная отрешённость.
— И? — Лиша сделала круговое движение рукой.
— И увидела в зеркале лицо дьявола, — скорчив жуткую мину, ответила поэтесса.
— Так это он посылал тебе сигнал?
— Не-ет, Ли-иша, ну почему ты такая глупая?! — сердито топнула ногой Мира. — Ты что? Правда ничего не понимаешь?! Дьявол! Дьявол в зеркале — это и была я! Я — сам дьявол! А ваш дурацкий сигнал вообще был не в тот день… Зачем вообще про него вспоминать? Давайте лучше вернёмся к поэзии.
— Сначала сигнал, — Лиша раздражённо глянула на инфоком Алика. — Расскажи нам о сигнале.
— Дался он вам, честное слово… Ну да, сигнал. Я жарила котлеты и писала стихи. А он нагрянул решительно и внезапно. Как тот. Первый.
— Первый?
— Да, Первый, разбивший моё сердце. Оставшийся в прошлом. Тот, кого я до сих пор боюсь, но никак не могу забыть.
Алик заметил, что глаза Лиши наливаются кровью, а зубы становятся коническими, как у ящера. Ещё немного и она сорвётся. Положив свою руку ей на руку, он крепко сжал её, — успокойся.
Это помогло остудить подругу. Лиша тут же сделала глубокий вдох и успокоилась.
— Послушайте, Мира, а ведь этот дьявол и Первый — они же не просто так появились? — ровным, задумчивым голосом спросил Алик у хозяйки.
— Разумеется не просто, — та возвела глаза к потолку. — О, Боже, наконец меня кто-то услышал!
— Их принёс тот сигнал? — продолжал гнуть свою линию Дементьев.
— Ну а кто же ещё!!!
— Сигнал, который нёс слова?
— Слов не было. Ножи. Только ножи. Они вонзались в меня. Они убивали меня. Они втыкались везде: сюда, сюда, сюда… И всё это было лишь потехой для меня. Для той, противоположной меня, что смотрела и ухмылялась.
— Но Мира, если Вы были с той стороны, то зачем продолжали эту экзекуцию?
— Вы не понимаете, Алик. Она всё решала за меня. Она упивалась моей кровью. Мне оставалось лишь страдать, переживая о том, что утрачено безвозвратно… Раскалённый ветер рвал мою кожу. Всплески вонючей болотной жижи залепляли мои глаза. И белый дракон кружил над головою.
— Ветер был сухим, или влажным? — оживилась Лиша.
— Сухим. Горячим, как поцелуй дьявола. Зной настолько жарок, что воспламеняется даже воздух. Повсюду, песчаные щупальца взвиваются к небу, и миражи рисуют вокруг пугающие картины.
— А болота? Какие они?
— Болота простираются дальше. В низине, где очень трудно дышать от газов, струящихся из земных пор. Там всюду ядовитая растительность. А со стороны топей доносятся постоянные бульканья, рычания и стоны. Беспокойная трясина там словно живая. Она бродит и пузырится, как молодая бражка. И у неё очень странный оттенок. Жёлто-зелёный.
— Белый дракон живёт на болотах?
— Не-ет. Он живёт на высокой-высокой горе. Его гнездо свито на самой вершине. Он прекрасен. И опасен. Как Первый… Всё, мне надоело вспоминать об этом. Неприятные воспоминания возбуждают, но ведут к меланхолии. Лучше я прочитаю вам мой стих.
— Спасибо, Мира, но времени уже много, — ответила Лиша. — Нам пора уходить.
— Вы обязаны его услышать! — настаивала Гор.
— Ладно. Давай. Только один.
— Жмёт на звонок безнадёжно, упрямо на лестнице,
Выкурит целую пачку в подъезде и взбесится,
Дура-любовь, как и прежде, желает довериться,
Но не откроет никто, и не пустит войти.
Водка «Распутин» в бутылке мигает и лыбится,
Стрелка старинных часов то поникнет, то вздыбится,
Чёрная курица зёрна клюёт, ей в министры не выбиться -
В этом заброшенном доме меня не найти.
И далее шло всё в этом же духе. Лиша изъёрзалась, пока поэтесса читала своё длинное и заунывное произведение. Боцман уже откровенно дремал, навалившись всей тушей на щупленького Василия. А Алик всё пытался не забыть, насколько болезнен укол в ягодицу. Гостям уже начало казаться, что эта поэма никогда не закончится, но Мира всё же дочитала последнюю строфу и умолкла.
— Браво! Божественно! — разом зааплодировали Алик и Лиша.
— А? — проснулся Боцман. — Да! Я вовсе не спал! Я просто погружался в эту прекрасную фантазию!
— На самом деле, это не самое лучшее моё произведение, — лукаво ответила Гор. — Так… Навеяно коротким мигом внезапной любви.
Она игриво глянула на Алика, а затем прошла к окну. Откинула штору, поглядела на улицу и, внезано, отшатнулась.
— Ах!
— Что ещё такое? — без особого интереса спросила Лиша.
— Там Первый, — обхватив себя руками произнесла Мира, дрожащая, как осиновый лист.
— Пётр Первый? — не выдержав, шутнул Алик, подуставший от всего этого, и тут же получил тычок острым девчачьим локотком.
— Всё, Мирочка, мы пошли. Как-нибудь ещё забежим, когда время будет. Стихи почитаем, баклажаны твои фирменные поедим… — с этими словами Лиша подталкивала друзей к выходу.
Мира стояла на одном месте, с закрытыми глазами, и вообще никак ни на что не реагировала. Убрав засовы, Лиша открыла дверь и поочерёдно вытолкнула спутников наружу, после чего вышла сама.
— У-у-у-уф!!! — тут же привалилась она к двери. — Повезло-то как. Я уж думала, что придётся ещё одно стихотворение слушать.
— На сегодня с меня достаточно поэзии, — осоловело улыбался Боцман.
— У меня чуть мозг не взорвался…
— А где этот? — в недоумении крутил головой Дементьев.
— Кто, «этот»? — взглянула на него Лиша.
— Ну, Первый. Я думал, что тут кто-то и вправду ходит по двору…
— Да какой, нафиг, Первый? Всё это бред. Ладно, пойдёмте отсюда. Темнеет.
— И вправду темнеет, как-то уж больно быстро, — поёжился Боцман. — Эрмунда возвращается?
— Не только.
— Что значит «не только»?
— Кажется я понимаю, о чём она, — догадался Алик. — Я уже видел подобное в Дите, потом в Маасе, а потом — на Терре Фоза. В Дите оно нас почти накрыло, в Маасе — наступало на пятки, на Терре Фоза — лишь подступало издали. Выходит, что мы отрываемся от преследования?
— Пока что мы ускользаем, — ответила Лиша. — Но вечно это продолжаться не может.
— Так что же это за дрянь?
Окно особняка распахнулось, крякнув сухими рамами и задребезжав стёклами. В оконном проёме показалась Мира. Она сделала несколько глубоких вдохов, словно ей не хватало воздуха, после чего поглядела на путешественников, стоящих во дворе, и указывая на кого-то пальцем, произнесла: «Я тебя знаю! Там, где ты — смерть летит, как новенький „Плимут“ пятьдесят третьего года!» Затем, она с грохотом захлопнула окно и задёрнула шторы.
— Кого это она имела в виду? — спросил Алик.
— Забей. Всего лишь цитата из старого фильма, — ответила Лиша. — Уходим отсюда. Нужно возвращаться на Эрмунду.
Солнце потускнело. Подул неприятный, ледяной ветерок, взбудоражив ветви окрестных яблонь. Все четверо, ёжась от холода, поспешили обратно, туда, где приземлились, прыгнув с Эрмунды. Шагая мимо длинных клумб, богато засаженных бархатцами, старик Василий вдруг сбавил шаг и начал отставать от остальной группы. Первым это заметил Боцман.
— Преподобный, что с Вами? — остановился он, дожидаясь пожилого товарища. — Идти тяжело?
— Тс-с-с, — шикнул на него тот. — Не шуми, громоглас! Дай послушать.
Тут остановились ушедшие вперёд Лиша с Аликом.
— Чего буксуем? — спросила Лиша.
— Тс-с-с-с! О, Лучезарная, молю, не шуми, — взмахнул руками старец и тут же бухнулся на карачки, задрав костлявый таз и прильнув ухом к земле.
Остальные тоже навострили слух, но ничего кроме ветра, шуршащего листвой, не услышали. Тогда Лиша на цыпочках подошла к старику и присела рядом на корточки.
— Она всё ещё гудит, — прошептал Василий. — Неровные вибрации лихорадят нутро этого мира. Как болезнь, поразившая живой организм. Скверна Ицпапалотль разъедает Бусую Мысь изнутри.
— Я тоже чувствую нарушения во взаимосвязях изначального кода. Отсюда и «лихорадка». Кастор был прав. Суперсигнал действительно прошёл сквозь этот мирок и оставил след.
— В таком случае, зачем нам уходить отсюда? — произнёс Алик. — Может следует попытаться как-то расшифровать этот след?
— Я бы смогла это сделать, если бы создавала эту зуну, — Лиша помогла Василию подняться. — Не зная основ структурной кодировки, обнаружить внесённые изменения нереально. Для этого нужна Мира.
— Ну тогда надо вернуться к этой Мире. Да, придётся выслушать ещё пару дебильных стихов, но вдруг мы получим от неё более внятную информацию?
— Алик… От Миры мы больше ничего не узнаем. К тому же, необходимую нить мы от неё уже получили.
— Я, если честно, ничего не понял, — развёл руками Дементьев. — По-моему, она несла лютую дребедень.
— В этой дребедени крылась истина, — Лиша пошла дальше по тропинке, увлекая за собой остальных. — Странно, что вы её не услышали.
— Ну так просвяти нас, непонятливых, — шёл за ней Алик.
— Солидарен с Аликом, — добавил Боцман. — Мне тоже непонятно, почему ты так резко сорвалась с места. Я думал, что тебя от стихов того и гляди стошнит, потому ты и умчалась.
— Стихи тут не причём. Мира сказала, что прошла через ад. Сначала он был горячим, потом зловонным… Скажи мне, Боцман, эта Преисподняя с щупальцами тебе ничего не напомнила?
— Нет.
Лиша обернулась к Василию. Тот поднял на неё глаза и произнёс, — Кетев Мерири.
— Именно. Кетев Мерири, — удовлетворённо кивнула девочка.
— Холера… Я что-то слышал об этом месте, — Боцман почесал щёку. — Кажется, оно редкостно паршивое.
— Паршивое — не то слово. Это натуральная задница Сатаны, — ответила Лиша. — Вечно пламенеющая пустыня, по сравнению с которой Дит — детская песочница.
— Кто-то же додумался построить ретранслятор в подобной дыре, — удивился Алик.
— Там нет ретрансляторов, сама зуна — один сплошной ретранслятор. Если конечно это вообще зуна.
— А если не зуна, то что это может быть?
— Молва ходит всякая. Например, что это — одно огромное существо, которое разрослось настолько, что вышло за пределы упорядоченной оболочки и создало собственный порядок. Некоторые говаривают, что это настоящий, живой демон.
— Ты его видела?
— Нет. И надеялась никогда не увидеть.
— Допустим, сигнал действительно шёл с Кетева, — хмуро бурчал Боцман. — Но это не значит, что он был источником.
— Конечно, — ответила Лиша. — Он был всего лишь очередным хабом. И мы узнали, что на него сигнал поступил с какого-то болотного мира. Эх, узнать бы, что это за болото! Не пришлось бы искать подробности на Кетеве. Увы, под те определения, что сообщила Мира, подпадает как минимум полсотни знакомых зун. Одуреешь их перебирать.
— Ни один идиот не согласится ретранслироваться в Кетев Мерири, — качал головой Боцман. — Ни за какие коврижки. Туда бы даже Фархад не сунулся.
— Значит надо найти такого самоубийцу.
Они дошли до места приземления. Трава здесь до сих пор осталась примятой. Все посмотрели на небо, туда, где из-за горизонта, разгоняя клубящуюся мглу, надвигалась Эрмунда. Далёкие водопады стали плескаться громче, постепенно поднимая свои потоки к небу. Пыль начала отрываться от поверхности лёгким туманом.
— Сперва предстоит как-то объясниться с эрмундийцами, — сказал Боцман. — Представляю, какой шухер мы им устроили.
— Не заморачивайтесь, — отмахнулась Лиша. — Я всё разрулю. А пока ждём, дайте-ка, я кое-что гляну.
Произнеся это, она схватила Алика за руку, и начала тыкать инфоком.
— Да забери его, — тот стянул прибор с запястья и отдал ей.
— Хочу покопаться в базе «Зунопедии», — объяснила девчонка. — Авось отыщу болотный мир, который нам нужен.
— Копайся-копайся, — вздрагивая на ветру, ответил Алик. — Узнать бы ещё, что это за белый дракон такой.
— Чем удалённее хабы — тем абстрактнее след суперсигнала. Возможно, и нет никакого белого дракона. Просто ассоциация с каким-то белым пятном, выделявшимся в третьем хабе. Например, какая-то снежная вершина, по типу Фудзиямы. Искажения сигнала, пройдя через «болото» и Кетев Мерири, деформировали основополагающий образ, а больное воображение Миры дорисовало ему предельно инородные черты. Опираться на это не стоит. О! Боц, я тут нашла что-то похожее. Нью-Луизиана! Не она ли?
— Не, — ответил здоровяк. — Нью-Луизиана в противоположном сегменте.
— Зараза…
Эрмунда уже почти полностью нависла над ними. Можно было различить мерцающие огни поселений, в тени Бусой Мыси.
— У меня плохие предчувствия, — сообщил Василий.
— Да говорю же, не парьтесь, — не отвлекалась от экрана Лиша. — Что вы как маленькие? Пока я с вами — всё будет ништяк. И вообще, мы приземлимся совсем в другом месте. Там наверняка никто про наш прыжок ещё не знает. Пока ищут, кто прыгал, мы будем уже в Елавии, искать подходящий экзокрафт. Готовы? Алик, дай руку.
Как только гравитационная сила потянула их кверху, они прыгнули и помчались обратно, через мрак, пылевые облака и листья. В глаза Алика тут же набилась пыль, но он всё ещё пытался что-нибудь рассмотреть в этой кутерьме. Лиша одной рукой держалась за него, а в другой удерживала инфоком, даже во время прыжка продолжая что-то изучать на экране. Это отвлечение не позволило ей заранее заметить растующую звезду, в небе между двумя зунами. Дементьев же сразу обратил на неё внимание. Во время их предыдущего прыжка никаких подобных явлений не наблюдалось.
Звезда, оказавшаяся маленькой кометой, мчалась прямо на них. Она летела абсолютно бесшумно. Не успел Алик и рта раскрыть, чтобы предупредить Лишу, как это стремительное небесное тело успело приблизиться на расстояние, при котором уйти от столкновения было уже невозможно. Лиша отвлеклась от инфокома слишком поздно. Комета ударилась в неё, оторвала от Алика и потащила дальше, постепенно превращаясь в светящуюся точку. Остался лишь тускло мерцающий хвост, удаляющийся в сторону Бусой Мыси длинной поперечной линией.
От сильного рывка, Дементьева раскрутило волчком. Находясь в свободном падении он никак не мог остановить своё вращение. Всё мелькало перед глазами. Затем последовал неожиданный, «батутный» тычок в голову — это спружинила земля Эрмунды. И опять никаких болевых ощущений, лишь инерционно-продолжающаяся круговерть.
— Алик, Алик! — подбежал к нему Боцман. — Ты цел?
— Я — да. А вот Лиша. Что с ней произошло? Вы видели это?
— Видели. Это вообще ни на что не похоже. Её как будто что-то уволокло.
— Нам-то что теперь делать?
— Уходить по добру, по здорову. Пока местные не набежали. Они наверняка нас уже ищут.
Приведя голову в порядок, Алик огляделся. Вокруг всё ещё было темно. Лишь где-то вдали светились огни какого-то города.
— Сматываемся, пока темнота не ушла, — продолжал Боцман. — Нужно найти укрытие.
С противоположной стороны от города уже разливалась заря от уходящей Мыси. Иглы лучей били оттуда в разные стороны, дотягиваясь почти до места их приземления. До завершения затмения оставались считанные минуты. Троица поспешила прочь, в поисках убежища, но вокруг не было ничего, где можно было спрятаться. Хоть в песок закапывайся.
— Вон там, — на ходу указывал здоровяк. — Кажется, овраг. В нём и заляжем.
Беглецы припустили к овражку с удвоенной силой. Даже старик спешил изо всех сил. Но добраться до укрытия им не удалось. Со стороны города, длинной цепью, быстро приближались какие-то крупные подпрыгивающие фигуры. Они явно заметили нарушителей, и двигались уже целенаправленно к ним.
— Не успели, — остановился Василий, с трудом восстанавливая дыхание. — Бежать бессмысленно.
— Холера, — затормозил Боцман. — Ну что ж. Будем надеяться, что нас не сразу убьют.
Алик, раскрыв рот, глядел, как к ним приближаются грозные всадники верхом на гориллах. Могучие приматы, облачённые в специальные латы, словно заправские скакуны, послушно несли людей на своих шеях. Те, в свою очередь, были одеты в уже знакомые пятнистые халаты и длинные шапки, опускающиеся до носа (для глаз, в них были сделаны прорези). А в качестве оружия у них были длинные копья, раздвигающиеся как спиннинги. Гориллы угрожающе ревели и ухали. Добежав до беглецов, эта странная кавалерия взяла их в тесное кольцо и остановилась. Видимо, ради дополнительной деморализации, они немного помедлили, дав своим «скакунам» страшно повопить, и постучать себя лапищами в грудь. Тут даже и копья были не нужны. Сам вид огромных, агрессивных горилл, окружающих тебя со всех сторон, уже деморализовывал по полной программе.
— Вы! Не шевелиться! — крикнул один из всадников.
— И в мыслях не было, — ответил Алик, держа руки на виду.
— Вы! Прыжок Бусая Мысь! Сюда!
— Ну, допустим. И в чём дело?
— На Бусый Мысь никто нет! Человек один экземпляр! Если вы иметь прыгать с Бусый Мысь! Вы иметь прыгать Бусый Мысь на! Сегодня!
— Да о чём речь вообще? Что вы к нам привязались. Мы вообще из Елавии. Видите, у меня веночек на голове, тряпка эта…
— Вы движение прыжок Бусый Мысь сегодня!!! — завопил воин, почти тыча в него остриём копья. — Вы видеть сигнализация баннер подъём предупреждение! Вы иметь обнаружение глаз, но прыжок Бусый Мысь групповое! Ваш прыгать последствия! Приобретение торнадо! Публично разрушения масса! Пятьдесят один жители не иметь вины — травма! Восемь — травма тяжесть покупать!!! Вы иметь осознаю что имеет место быть вы творение?!
— Уф, ну хоть никто не погиб, — обрадовался Боцман. — Послушайте, мы можем всё объяснить. Мы не хотели. Молим о снисхождении.
— Вы определить преступное проявление тяжесть! Вы отправление суд Эрмигида! Взять!
Трое воинов вынули из-за спин свёрнутые сети и стали их быстро разворачивать.
— Окститесь, неразумные варвары!!! — вдруг вскинул руки Василий. — Мы есмь посланники Менхар-Филаха! Мы есмь слуги Ал Хезид! Вы не имеете права!
Ближайший к нему воин, беспардонно ткнул старика в плечо острием копья. Тот слабо вскрикнул и, схватившись за рану, присел на одно колено.
— Ах ты сволочь! — Алик выхватил дробовик и навёл его на обидчика. — Я конечно всё понимаю, но разве так можно с пенсионерами?!
Горилла одним ударом вышибла оружие из его рук, а затем, поднявшись на дыбы, обрушила на Дементьева оба своих громадных кулака. В глазах бедняги вспыхнули радужные круги, и после он уже ничего не видел.