Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Глава 15. Пророк и Лжепророк

«Опасность! Зафиксирована угроза нарушения герметизации!»

— А? — Алик очнулся.

Его больше ничто не сдавливало. Можно было дышать полной грудью. Забрало было залито снаружи какой-то дрянью настолько плотно, что едва пропускало свет.

— Лиша, — позвал он. — «Одалиска», приём.

Тишина в наушниках.

— Что происходит?

Дементьев начал шевелиться. Весь его скафандр покрывала твёрдая скорлупа кристаллизовавшейся слизи. Но стоило приложить усилия, и она трескалась, отваливаясь кусками. Спустя несколько минут ему удалось полностью освободиться. Попытки очистить шлем от грязи серьёзного результата не принесли. Теперь он мог разглядеть контуры рельефа, но не более того.

— Э-эй! Э-э-эй!!!

— Невозможно принять энергию ЛаксетСадафа, — раздался голос Кетева. — Невозможно впитать то, что являлось создателем. Опасность великой рекурсии. ЛаксетСадаф должен уйти.

— Ах, вот значит как, — Алик немного отдышался. — Не по-зубам я тебе? Скажи, откуда исходил сигнал и я уйду.

— Ответ не может быть дан, в связи с отсутствием понимания.

— Ты же разумен, чёрт тебя возьми!

— Мой разум — лишь симуляция, сшитая из множества поглощённых сознаний, и возбуждающаяся под действием биологических алгоритмов псевдонейронной сети.

— Кто говорил с тобой? Ты должен был это запомнить!

— Мне было сказано: «ЛаксетСадаф». Голос звал ЛаксетСадафа. Не я тебя звал. Но я знал, что ты придёшь на этот зов.

В стороне выстрелил небольшой гейзер, выкинув в небо куски твёрдой материи, которые тут же начали падать со всех сторон от него.

— Дьявол… Да что за дрянь?! — пригнулся Алик.

— Это я, — на поверхности образовавшейся воронки появилась рука Лиши. — Сильная штука, этот Кетев Мерири. Уж думала, не вырвусь.

— Ты в норме? — Алик подошёл и помог ей выбраться.

— Относительно. Знаешь, Фархад был чертовски прав. Не хрен было сюда лезть.

— А вот и нет. Мы не зря сюда ретранслировались.

— Но мы ничего не нашли… Стоп, он что? Рассказал тебе что-то?

— Это очень примитивная форма разума, но кое-что мне удалось из него вытянуть. Он сказал, что сигнал был голосом, который звал ЛаксетСадафа.

— Мы и без него знали об этом.

— Да, но ещё он говорил о глазах, цвета девонских болот.

— Каких болот? — Лиша встрепенулась и взвизгнула от счастья. — Эврика! Мы нашли следующее звено цепи!

— Думаю, да. Но теперь нужно побыстрее уходить, пока «Одалиску» не переварило.

Экзокрафт они нашли с большим трудом. Он весь зарос плотным «мясом» и сейчас напоминал гигантскую опухоль. Увеличивающиеся наросты давили на корпус всё сильнее, грозя вот-вот его разрушить. Но Алик с Лишей подоспели вовремя. Лиша сразу же начала резать своими щупальцами отвратительную биомассу. Как только от бортов «Одалиски» отвалились первые крупные ломти, заработала радиосвязь. Оказалось, что друзья внутри экзокрафта уже успели распрощаться с жизнью и не надеялись на то, что их товарищи вернутся. Радости их не было предела.

После дезинфекции и избавления от скафандра, уставший Алик чуть не упал в коридоре, но его успел поймать Боцман.

— Боц, ты зачем поднялся? Тебе надо лежать! — воскликнул Дементьев.

— Полежишь тут с вами! Я уже был готов наружу выскочить, рубить эти чёртовы наросты!

Лиша, которой скафандр не требовался, всего лишь скинула в шлюзе верхнюю часть своей защитной оболочки и уже суетилась в кабине, вместе с Фархадом.

— Давай, как можно скорее дёргать отсюда. Пока опять метастазами не заросли, — доносился оттуда её голос.

— Не знаю, получится ли, учитывая гравитационную массу и повреждения, — отвечал капитан.

— Не буксуй! Транслироваться будем обратным скачком, прямо отсюда!

— Ты рехнулась? Так нельзя!

— Делай, кому говорят!

— О-о, брат, — услышал их разговор Боцман. — Нам с тобой надо где-то срочно заякориться. Идём к преподобному. Если нас вышвырнет, то хотя бы всех троих.

Алик спорить не стал. Последнее, что он услышал перед тем, как отправиться следом за другом, были слова Кетева, прозвучавшие в его голове: «Помни, откуда ты пришел, куда идешь, и перед кем тебе придется держать ответ».

Я так и не понял, что эти двое нашли на Кетеве. Удивительно, что они вообще вернулись. Грешным делом, я уже был готов прожигать двигло, чтобы вырваться из этой шайтановой пасти. Для «Одалиски» это смерть, но нас бы она вытащить сумела. Хотя бы до Сеи. Однако у Лиши появился более безумный план — ретранслироваться не из свободного эфира, а прямо с Кетева. Так никто не делает. Ведь из-за малейшей погрешности можно разлететься в прах, экстериоризировать, или вообще смешаться с Кетевом. Поэтому риск был не просто громаден, а чудовищен.

Но, видимо, демонический Кетев Мерири сам желал отпустить нас. Ретрансляция была грубой. На какое-то время мы потеряли контроль и ориентиры, повинуясь лишь волнам бесконечного эфира. Но когда всё закончилось, и я поймал сигнал Сеи, то принялся воздавать хвалы Всемогущему Аллаху, спасшему нас — неразумных грешников, от великой беды.

Фархад.

Зуна Сея.

Рукав подсегментного образования.

Темпоральный фрактал 11.345.

— Солитонная коммутация в норме, уровень упорядочения — стабилен, частотный баланс вышел из градиентной зоны, — капитан поочерёдно проверял датчики и вытирал пот тряпицей.

— Я же говорила, что всё нормально будет, — Лиша устало выбралась из кресла. — Чёртов Кетев Мерири действительно силён. Даже меня успел порядком истощить.

— Лютая зуна.

— Да не зуна это, — подошёл к ним Алик. — Какое-то существо, неизвестного просихождения. Сказало, что является пятой стадией развития.

— Гораздо полезнее было бы узнать, помогло ли нам всё это? Ради чего мы так рисковали?

— Зуна Девон, — ответила Лиша. — Ты ведь её знаешь?

— Я — нет, Боц может и знает, — пожал плечами Фархад. — В любом случае, транслироваться туда прямо сразу не получится. Нужно подзарядиться. Кое-что починить.

— Как много времени это займёт?

— С починкой особых проблем не будет. Мы с Боцманом быстро управимся. Причём, даже не заходя во внутреннее пространство Сеи. Вот с подзарядкой силовых установок будет проблема. «Одалиска» сожгла весь запас во время экстренного отскока. На трансляцию куда бы то ни было нам уже не хватит. Придётся кому-то отправиться на Сею, за дополнительными аккумуляторами.

— Я могу, — вызвался Алик.

— Да погоди ты! — остановила его Лиша. — Неугомонный! Откуда у тебя столько энтузиазма появилось? Думаю, что будет лучше, если это сделаю я. Фархадик, ты сможешь меня сбросить куда-нибудь, где поспокойнее?

— Постараюсь.

— Тогда пойдём. Не будем тратить время. Пока я добываю аккумуляторы, вы тут ремонтируйтесь…

Уже в коридоре их остановил Василий.

— Лучезарная, остановись!

— Преподобный, мне некогда, — отмахнулась от него девушка. — Давай после поговорим?

— Тебе нельзя на Сею!

— Это почему?

— Излучение великой усыпальницы!

— Проклятье! Ты прав! — Лиша задумалась.

— Что за великая усыпальница? — поинтересовался Алик.

— Усыпальница Илая, — ответил Василий.

— Разве она ещё излучает криптоэнергию? — скептически пробормотала девушка.

— Лучше не рисковать, Лучезарная, лучше не рисковать.

— Я всё ещё не снял свою кандидатуру, — напомнил Дементьев. — Для меня эти лучи не опасны?

— Илай пытался защитить свой мир от тёмной энергии зла, но получившаяся защита стала преградой не только для сумеречной нечисти, но и для таких, как Ал Хезид. Ни тебе, ни мне она вреда не причинит.

— Так чего же мы разглагольствуем? Отправимся туда вдвоём. Я полон сил, а ты, отец, знаешь как выглядят эти самые аккумуляторы. Вместе мы справимся с этой задачей без проблем. Чай не Кетев Мерири.

— Разумная идея, — согласился Фархад. — Пусть они идут, а ты, Лиша, нам здесь поможешь.

— Я бы не хотела отпускать Алика, — сомневалась Лиша. — Сея, конечно, не Кетев, но тоже местечко своеобразное.

— Я видел там много построек, — сказал Алик. — Значит в них живут люди. А с людьми всегда можно договориться.

— Да, но эти люди, вроде бы, поклоняются канцелярским принадлежностям, — поведал Фархад. — Это уже заставляет задуматься об их вменяемости.

— Помощникам, — пробасил Боцман, несущий мимо них ящик с запчастями. — Они поклоняются каким-то Помощникам.

— Вот-вот, — капитан кивнул. — Можете представить, что за дурдом вас там ждёт.

— Да подумаешь, — развёл руками Алик. — Ну, поклоняются, что с того? Пусть хоть тополиный пух обожествляют. Мы же им не мешаем? Даже смеяться над ними не будем. Постараемся во всяком случае. Возьмём аккумуляторы, и быстренько назад.

— Кстати, насчёт «возьмём». Давайте-ка без воровства только, ладно? Каждый раз вытаскивать вас из тюряги — занятие малоприятное, — Лиша протянула Алику кольцо и инфоком. — Вот, возвращаю твоё имущество.

— О-о, а я уж думал, что больше их не увижу, — обрадовался тот. — Эх, жаль дробовичок отобрали…

— Обойдётесь и без него. Вообще, поменьше криминала там устраивайте, лады?

— Не волнуйся, Лучезарная, мы будем очень осторожны, — пообещал Василий. — Я не был на Сее, но немного знаю о ней и об её истории. Мы не заблудимся.

— Надеюсь на это. Как только раздобудете аккумуляторы, отсигнальте нам с инфокома. Мы вас тут же подберём.

— Не вопрос, — кивнул Алик. — Ну что? Я готов. А ты, преподобный?

— Пути взыскующих да не будут сокрытыми в терниях.

— Ну вот и замечательно. Высаживай нас, Фархад.

— И что, так они до сих пор и «плавают» на этой рыбине? — спросил Алик, вытряхивая из ботинка мелкие камешки.

— Так и «плавают», — кивнул старик.

— Что же произошло потом, когда Илай помер?

— Его положили в усыпальницу, и долго ему поклонялись. Но время шло, и никто не пришёл ему на смену. А сам пророк наследника после себя не оставил. Он надеялся, что теперь люди смогут управлять своим миром самостоятельно, без лидера. Но он ошибался. Люди, привыкшие подчиняться контролю, чтобы их постоянно ограничивали и щёлкали по носу, обретя свободу, начали рваться за рамки равенства. К тому же отнюдь не все были счастливы при Илае. Многие не понимали, как можно жить, имея бесплатное изобилие и не пользуя его бесконечно? Они считали это несправедливым. И когда Илая не стало, они начали диктовать новые правила.

— Классический финал классической утопии, — Дементьев подошёл к берегу озера, заросшему необычайно ровненькими кустиками, выглядящими так, словно их подстригали садовники.

На другом берегу начиналось поселение: огромные, расписные терема под общей крышей, на которой громоздились другие постройки с башенками и бесчисленными колокольнями. Судя по количеству куполов — дальше располагалась одна сплошная церковь, занимающая площадь небольшого городка. Яркие маковки храмов, переливающиеся чистейшим золотом, были увенчаны не крестами, а какими-то продолговатыми кольцами. Издали было сложно рассмотреть, что это за символ.

Когда Алик раздвинул кусты, чтобы пройти к воде и немного сполоснуть руки, к его неожиданности, из зарослей вспорхнула пара крупных птиц, с женскими головами и грудью. Птицы имели яркое, преимущественно золотистое оперение, и приятные голоса: нечто среднее между человеческим и птичьим пением.

— Вот это — да, — поразился Дементьев. — Вот так птахи. Я таких только на картинках видел. Это же, вроде, гамаюны… Или алконосты? В общем, как-то так называются.

— Я слышал, что их очень мало осталось здесь. Почти всех истребили, — ответил подошедший к нему Василий. — Тут они выжили, потому что их разводит местный хозяин. Мы с тобой на частной территории, лучше поскорее отсюда уйти. Птицы могут привлечь к нам внимание.

— Тогда пойдём кустами. — кивнул Алик. — Надо обойти озерцо.

Они вернулись немного назад и тихонько пошли среди высоких кустарников. Время от времени, им попадались яблони, на которых золотились аппетитные плоды. Василий строго-настрого запретил товарищу прикасаться к ним. Яблоки принадлежали местному хозяину, и были защищены таинственной сигнализацией. Может быть это был всего лишь домысел старика, но рисковать всё же не следовало.

— Послушай, отец, если ты не был здесь ни разу, то откуда так много знаешь об истории этого мира? — поинтересовался Алик.

— Когда я служил в Храме Пророчества, мы изучали так называемые доктрины альтернативных идей. Чужие религии, идеологии, постулаты… Ноотопическая доктрина являлась предметом отдельного изучения. Илай был превосходным теоретиком.

— Но хреновым пророком. Я вот ни разу не пророк, но понимаю, что без грамотного, единоначального управления, общество превращается в стадо. Не получится так, что все одновременно станут и руководителями и подчинёнными.

— Илай в это верил. Но считал, что общество должно до этого дорасти само.

— Общество, лишившись «головы», способно лишь деградировать.

— Тихо. Ты слышишь это?

Алик замер и навострил уши. Откуда-то доносилось женское хоровое пение, напоминающее стройную болгарскую акапеллу. Слова были знакомы, но в то же время их невозможно было разобрать.

— Видимо прачки. Или усадебные певуньи, призванные услаждать слух хозяина, — вполголоса пояснил старик.

— Красиво поют, — Дементьев послушал ещё немного и двинулся дальше, по узенькой тропке между цветущими кустами. — А здесь неплохо. Напоминает русскую народную сказку. Того и гляди, Баба Яга в ступе пролетит над головой… Но знаешь, отец, вся эта история, если она реальна, конечно, ну, с рыбой и её мясом, по-моему это как-то ненормально.

— Рыба же ничего не чувствует. Она, скорее, воплощённая аллегория, нежели реальное живое существо. Илай создал самовоспроизводящийся энергетический механизм. Люди берут от него, а затем возвращают. Так было запланировано изначально.

— Пусть так. Но при любом раскладе это выглядит как паразитизм.

— Во-от! — Василий с улыбкой поднял указательный палец. — Ты мыслишь верно, Алик. И Илай писал о паразитической основе социального развития. Но паразит паразиту рознь. Есть те, что всю жизнь живут за счёт носителя, и умирают вместе с ним. А есть, которые используют его временно, а затем покидают, преобразуясь в иную, более сложную форму. Именно к этому Илай и стремился подвести общество. Чтобы оно использовало доступную кормовую базу в качестве стартовой площадки, а не свинского корыта. Ведь когда человек не задумывается о пропитании, он начинает думать о других, более высоких и конструктивных вещах.

— Ну да. Например о том, с кем бы перепихнуться, — саркастично усмехнулся Алик. — Или подрыхнуть.

— Ты рассуждаешь как скептик, не верящий в перспективу человеческой расы, — понимающе кивнул старец.

— Вовсе нет. Я верю в людей. Но не разделяю точку зрения, при которой человеческое общество способно самостоятельно и без воздействия извне отказаться от своей животной основы. Допустим, на Земле человеческий разум помещён в биологический сосуд, заставляющий его постоянно возвращаться к примитивным позывам инстинктов. Но здесь-то! Здесь уже ничто не обременяет человечество, и ничто не тянет его назад — к стае приматов. Животные инстинкты, по-идее, должны уступить место жажде познания и культурного совершенствования, но вместо этого люди всё равно остаются верны примитивным земным страстишкам. По привычке, что ли? Не понимаю. Напрашивается вывод, что дело-то вовсе не в материи, а именно в разуме. Есть в нём какой-то базовый набор, присутствующий у всех без исключения, и неискоренимый как компьютерная прошивка. Поэтому, чтобы заставить людей игнорировать эту навязчивую ментальность, необходимо управлять ими, награждая за успехи и наказывая за строптивость. Тогда общество достигнет невероятных высот.

— Ты говоришь как диктатор.

— А что поделать, если диктатура — это единственный руль, способный управлять обществом?

— В таком случае, чем же ты лучше Ицпапалотль?

— Послушай! — Алик резко развернулся, от гнева едва не сорвавшись на крик. — Я конечно всё понимаю, но подобные сравнения считаю крайне неуместными! Был бы ты моложе — я бы дал тебе в глаз, уважаемый преподобный. Конкретно этим я и отличаюсь от Ицпапалотль. Для неё люди — это рабы и игрушки. Для меня же — это вечные дети, которые никогда не повзрослеют, и которым всегда нужен строгий и справедливый отец, который, благодаря своему опыту и уму лучше них знает, что им нужно. Который всегда заботится о них. Когда нужно — помогает, а когда нужно — отвешивает воспитательного «леща», чтобы задумались. Надеюсь, я доходчиво тебе объяснил, старик?

— Более чем, — Василий улыбнулся. — И я вполне доволен твоим ответом.

Хоть Алику и было обидно за то, что преподобный сравнил его с врагом, но в то же время, в душе, он ругал себя за несдержанность и резкость. Не стоило ему так срываться на какого-то старого маразматика. Чтобы побыстрее замять эту неприятную ситуацию, он поспешил сменить тему:

— А кто такой Калибан?

— Не понял, — откликнулся семенящий за ним следом Василий. — Кто?

— Калибан, — повторил Алик.

— Хм-м. Когда я был ещё совсем юным, и жил на Земле… В театре ставили пьесу Шекспира «Буря». И вот в ней был Калибан. Сейчас я уже с трудом могу вспомнить, о чём была та пьеса. Там точно был колдун. А Калибан являлся его слугой.

— Как он выглядел?

— Жутковато. Это был не человек, а какой-то дикий монстр. Сын ведьмы. А почему ты спросил?

— Да так… Имя вспомнилось. Ой, зар-раза! Долбаные колючки! — Алик остановился, нечаянно уколовшись вьющимся стеблем, вытягивавшимся из ближнего куста. — Больно. Надеюсь, не ядовитые?

Он посмотрел на руку, и его лицо вытянулось от удивления. Из царапины на руке выползало нечто, похожее на крупного шершня. Дементьев машинально хотел смахнуть неизвестную, полосатую тварь, но лишь размазал её по руке яркой чёрно-жёлтой кляксой.

— А-а, — догадался Василий, — да это ж кровь. Не пугайся. Она здесь такая.

— В смысле, «здесь такая»? Кровь у меня красная вообще-то.

— Красный цвет на Сее официально запрещён. Поэтому даже кровь у жителей здесь иного цвета.

Алик огляделся и действительно, не увидел в окружающем пейзаже ни одного намёка на красноту.

— Почему его запретили?

— Ну, во-первых, это любимый цвет Илая. А во-вторых, местная власть считает, что красный цвет подсознательно вызывает у людей агрессию. Исходя из этого, его было решено заменить на другое возбуждающее, но не провоцирующее сочетание цветов — чёрно-жёлтое.

— Это очень странный мир, — Алик вытер остатки крови и пошагал дальше.

Вскоре кустарник закончился, берег озера резко ушёл влево. Поперёк пути располагалась дорога, окаймляющая густую рощу. И перед путешественниками вырос указатель, с противоположной стороны которого сообщалось: «Отсель и дале простераша владения ипомандрита Иеремии».

— Ну, хвала Высшему Разуму, — обрадовался Василий. — Мы вышли с частной территории. Если бы попались — было бы худо. Теперь главное на другую частную территорию не попасть.

С протяжным скрипом и скрежетом, из-за деревьев показалась двухколёсная повозка, которую за две оглобли тащил десяток детишек разных возрастов. Они были грязненькими, в очень худой, заплатанной одёже. Но черты у всех, даже через слой грязи, были исключительно милыми. «Нейромиты», — сразу определил Алик. Рядом с повозкой шёл босой, бородатый мужичок в круглой широкополой шляпе. Видимо, отец семейства.

— Наше почтение вам, добрые селяне, — поприветствовал их старик.

— И вам не хворать, заморские господа, — очень удивился мужик. — Чем же заслужили мы таку честь?

Как оказалось, простолюдинов здесь приветствовать не принято, поэтому слова богатого пришельца чрезвычайно потешили его самолюбие. Даже когда дети, побросав оглобли, кинулись к ним с протянутыми руками, отец тут же, в строгой форме, потребовал оставить господ в покое.

— А не подскажете ли, любезный, как нам отыскать рынок? — продолжил вопрошать Василий Лоурентийский.

— Отчего ж не подсказать, — препадал в блаженном полупоклоне очарованный таким отношением селянин. — Прямо по дороге — на окраине Святоб… Ой, простите ради Помощника! На окраине Божесвята, милостивые господа!

— Что, опять переименовали?

— Уж три храктацыка как…

«Храктацыком» он явно называл «фрактоцикл», сокращение от «фрактальный цикл» — условной единицы местного времени.

— А не проводишь ли ты нас, голубчик, до рынка?

Мужик расплылся такой довольной улыбкой, словно его попросил об одолжении сам Бог и, разумеется, согласился.

В дальнейшей беседе, пока они шли по дороге, новый знакомый поведал, что его зовут Лукарий, что дети, везущие повозку, от его последней жены-покойницы. Их зовут по числам, так как простолюдинам на Сее давать имена детям-нейромитам запрещено, а на естественнорождённых средств попросту не хватает. В повозке находится оброк для землевладельца — богатого священнослужителя, живущего в городе. А заодно они заедут на рынок, чтобы попросить милостыню, и кое-что купить на вырученные гроши.

Ближе к городу, на дороге стало попадаться больше людей. Те, что побогаче, передвигались на повозках, запряжённых низкими, коротконогими лошадками. Автомобилей не было видно, но Алик несколько раз замечал пробуксовочные колеи от явно автомобильных колёс. Ему хотелось спросить об этом у Лукария, но прерывать их беседу с Василием он не стал.

Тем временем, болтливый крестьянин поведал путешественникам о последних новостях. Что Сею собираются переименовывать, что в городе стало страшно жить из-за вновь активизировавшейся банды илаистов-террористов, которые «балакают, что за народ, а на деле токмо душегубят, да бомбят, да прочие непотребства творят». Затем, он осторожно посетовал на увеличение тридцатины, но быстро замял эту тему.

Город Божесвят больше напоминал одно сплошное здание, под общей крышей которого размещались сотни жилых домов, лавок, мануфактур, банков и конечно же храмов. Храмы здесь были буквально через один дом. Невозможно было прогуляться по улице, не пройдя хотя бы через один храм, даже если просто вышел из дома до ближайшей лавки, за хлебом. А пройти через храм можно было только внеся пожертвование. На втором месте по количеству в городе были банки: ярко освещённые, пестрящие рекламой, крайне необычно смотрящейся на общем деревянно-лубочном фоне. И, наконец-то, здесь присутствовал автотранспорт. Но в очень малом количестве. Зато каждая машина выглядела как произведение искусства. Золотые спицы, серебрянные крылья, причудливый ювелирный декор на корпусах. Это были авто, имеющие нечто среднее между старинными образцами и современными моделями. Винтажная вычурность на строгой современной базе. Управлять такими шедеврами на колёсах могли себе позволить только самые обеспеченные слои местного общества: священники, банкиры и политики.

Шагнув под крышу деревянного человеческого муравейника, путники почувствовали, что стало гораздо прохладнее. На улице было не жарко, но выйдя из-под прямых солнечных лучей, на коже остались ощущения едва различимых ожогов. Как оказалось, причина крылась вовсе не в солнце, а в близости Кетева Мерири, хвостовой шлейф от которого облучал несчастную Сею. Лукарий рассказал, что из-за этого на Сее исчезают плодоносные сады.

Алик с любопытством глазел на окружающие красоты: расписные стены теремов, резные мостики через ручьи, фонари в виде звёзд, рыбок, наливных яблок. Всё это сусальное Лукоморье казалось каким-то гравюрным, декоративным. Словно тематический парк. Но люди здесь действительно жили, и, кажется, не представляли для себя иной жизни.

Со всех сторон раздавались многоголосые колокольные звоны. Где-то играла музыка — настоящая, живая. Свирели, рожки, аккордеоны. Нищие оборванцы бродили по улицам рядом с пышно одетыми богачами и какой-либо прослойки, со средней обеспеченностью, между ними не замечалось. Здесь ты мог быть либо богатым, либо бедным. Только так и никак иначе. Бедных было гораздо больше и за ними тщательно следили городовые со смешными искусственными усами (обязательный атрибут для местной силовой структуры). Так же, пришлым беднякам нельзя было заходить дальше рынка, поэтому доброжелательный Лукарий распрощался с гостями.

Божесвятский рынок больше напоминал ярмарку. Всё здесь было торжественно: висели флажки и шарики, уличные танцоры исполняли сценки и акробатические трюки, коробейники продавали сладости и украшения. Здесь можно было купить много всяких диковин. Например шубу из «рыбьего меха». Так назывался некий полусинтетический материал, очень похожий на мех, но вместо тепла он создавал прохладу, как своеобразный холодильник, а колышащиеся при ходьбе ворсинки нагнетали через пористую подкладку дополнительный воздух, создавая вентиляцию. Поэтому в этих роскошных шубах было очень комфортно ходить как по уличной жаре, так и по городской тепличной духоте. Ещё здесь продавались свечи безопасного огня, не поджигающего ничего, даже бумагу. Да много чего ещё здесь было. Даже невольники. Не было лишь одного — аккумуляторов. Большинство торговцев, к которым обращались путешественники, даже не ведали, что это такое. А когда Алик заикался об экзокрафте, они взволнованно махали рукми: «Иксокаф? Вы что, миллюди?! Низя-низя!!!»

— Такое впечатление, что экзокрафты здесь запрещены, — сделал вывод Дементьев.

— Да не должны вроде, — ответствовал Василий. — Я знаю, что по крайней мере один экзодром на Сее имеется, и с него даже проводятся рейсы, хоть и немногочисленные. Местная элита регулярно отдыхает в Маасе, Криклярде, Барбарии и Фатаре. Там же учатся их дети-инфанты. Так что экзокрафты здесь точно есть, а значит есть и блоки питания для них.

— Но только не на этом рынке. Может в самом городе поспрашать?

— Простите, вы, я вижу, не местные? — голос заставил их обернуться.

Оказывается, что за ними уже давно шла некая гражданка в лёгкой, жёлтой разлетайке и одуванчиковом венке. На лице у девицы сияла столь блаженная улыбка, что могло показаться, будто она слегка не в себе.

— Да, мы здесь проездом, — с недоверием ответил Алик.

— Могу я вам чем-то помочь?

— Думаю, нет…

— Думаю, да, — в голос с Аликом произнёс Василий. — Скажите, юная барышня, где здесь можно приобрести запчасти для техники?

— Вряд ли она нам подскажет, — скептически покачал головой Дементьев.

— А вот и подскажу. И даже покажу, — продолжала улыбаться девушка. — Ступайте за мной.

— Ой, как замечательно! — елейно кивал старик.

— Я бы не стал вот так легко доверять неизвесно кому, — шепнул ему Алик.

— Я и не доверяю, но другого способа найти то, что нам нужно не вижу.

— Не бойтесь, — обернулась к ним блаженная особа. — Мы никого не обманываем и всем желаем добра. Так велит нам Помощник.

— Ну прям от сердца отлегло, — буркнул Алик.

Они вышли с рынка, и, уступая место автомобилям, пошли по мостовой, которая вместо булыжников была покрыта окаменевшей рыбьей чешуёй.

— Меня зовут Аглая, — представилась проводница. — А вас?

— Василий Лоурентийский, — ответил старик.

— Али-Баба, — соврал Дементьев.

— Вам ведь нужны блоки питания перемещающихся машин? Их непросто достать. Но они есть на резервном правительственном складе. И это будет дорого, потому что их мало.

— Ну, что поделать? — вздохнул Василий.

— А где ваша перемещающаяся машина? — спросила девушка.

— Далеко, — отрезал Алик.

Чтобы пройти дальше, надо было войти в очередной храм. Дорогу преграждали огромные двери, над которыми сияла штуковина, похожая на огромную полутораметровую скрепку с двумя добрыми, задумчивыми глазами.

— Святый Помощник, — девушка на ходу прижала обе руки к груди и поклонилась этой конструкции.

Возле дверей дежурил караульный, одетый как монах, с длиннющим мушкетом в руке.

— Да скрепит Помощник дух ваш, — приветственно пропел он и автоматическим движением протянул руку с коробочкой для пожертвований.

Девушка опустила руку в коробочку, раздался звон падающей монеты (на самом деле никакой монеты не было, а звук вопроизводился динамиком).

— А сколько за вход? — понтересовался Алик, нервно покручивая платёжное колечко.

— Сколько не жалко, — пропел привратник и добавил, — но не меньше двухсот нутриций.

— Это примерно десять фраксов, — перевёл Василий.

— Ну-у, окей, — Дементьев сунул палец с кольцом в коробку и произнёс. — Четыреста нутрициев. За меня и за батю.

В динамике звякнуло две монетки.

— Проходите, и да поможет вам Помощник! — отступил караульный, но тут же вновь дёрнулся вперёд. — Нет, стойте!

— Да в чём дело? Мы же заплатили! — слегка психанул Алик.

— Всё так, но вы же… Не скреплены, — с нотками сочувствия в голосе произнёс страж.

— Не скреплены? Ах! — девушка прикрыла рот ладошкой. — О, помощи мне! Какой кошмар!

— То есть? Я что-то не понял, — Алик с недоумением поглядел на Василия, но, судя по виду, тот тоже ничего не понимал.

— Не скреплённым воспрещено ступать на территорию храма, — объяснил страж.

— Да что с нами не так-то?!

— На вас нет скрепки! — воскликнула девушка.

— Какой ещё скрепки?

— Что значит, «какой»?! Скрепки духовной! Вот этой! — и она спустила верхнюю часть своего одеяния, открыв обнажённые груди, между которыми, на верёвочке, висела маленькая канцелярская скрепка.

— Ты видел? — толкнул Алика старик.

— Ага, — ответил тот. — Отличные сиськи.

— Да я про знак, дурень ты похотливый!

— А, ну скрепочка, да. Что в ней такого? У меня на работе целая коробка таких валялась…

— Как же мне вас жаль. Как вы жили без помощи и скрепления! — одевшись, запричитала девица, заламывая руки. — Бедные, бедные.

— Да не жаловались, — Дементьев понял, что их обманули, но всё ещё пытался что-то выяснить. — И что теперь? Мы не сможем купить то, что нам нужно? А другого пути, в обход храма, нет?

— Всё пути ведут в храм! — ответил стражник-монах. — Иначе нельзя.

— Что же нам делать? — спросил Василий.

— Скрепите души свои, миленькие, скрепите, — умоляюще обняла их обоих девушка. — Спасите себя.

— Чем это мы с преподобным должны души свои скрепить? — нахмурился Алик. — Надеюсь, не узами священного брака?

— Вы что! Вы что! Не богохульствуйте! — поморщились местные. — Как вам такое могло в головы прийти? Сразу видно — нескреплённые! Блуждаете впотьмах, не видите света!

— Скрепите души, и вам будет дозволено ходить, где пожелаете, — голосом рекламного агента пропел страж.

— И продадут, что пожелаете, — кивала Аглая. — И скидку хорошую сделают!

— Как-то это… Я не знаю, — скривил губы Дементьев.

— Идём-ка, отойдём в сторонку, — Василий потянул его за рукав. — Надо обсудить этот вопрос.

— А можно ещё разок вашу скрепочку посмотреть? Ну, чтобы ещё раз убедиться, — обратился Алик к девушке.

— Пой-дём! — старик пихнул его в поясницу.

Они отошли чуть в сторону, и, уединившись в уголке, начали совещаться.

— Не нравится мне это всё, — признался Алик. — Чую, впутывают они нас в какой-то блудняк.

— То же и я испытываю, но боюсь что пути другого у нас нет. Надо прикинуться, что мы приняли их проклятую веру.

— И кто мне это говорит?! Преподобный Василий, просвятитель Ди Лоурентики! Святой человек готов предать свою веру из-за каких-то полоумных сектантов? Я-то атеист, мне по фигу, а вот тебе каково это, отче?

— Думай головой своей пустой! — Василий по-отечески постучал ему по лбу. — Нет здесь предательства. Я есмь ревнитель Пророчества, и завсегда на том пути стоять буду! Но я есмь и миссионер, а миссионерство всегда строилось на подобных уловках. Знаешь, как мы работали, неся слово Высшего Разума нечестивым язычникам? Думаешь они сразу были готовы принять его? Не-ет, сынок, они никогда сразу не поддавались, ни на убеждения, ни на подарки, ни на чудеса, ни даже на страх. Поэтому, нередко, оставался только один путь — приём их примитивной веры, и медленное, кропотливое, мудрое разрушение изнутри всех этих догматических заблуждений. И когда эта упрямая паства сама начинает осознавать ущербность и бесполезность собственных догм, вот тут мы — миссионеры, принимаемся вытеснять их своим, истинным словом. И так, пока все языческие предрассудки не заменятся правдой единого Пророчества. Пройти глупый, примитивный ритуал — это не грех, ибо для душ наших он ничего не значит. А ради общего дела и ради священной миссии, цена эта ничтожна.

— Ну, если так рассуждать, — Алик почесал висок. — В принципе, чем чёрт не шутит? Сделаем вид, что стали «скреплёнными», если так будет проще раздобыть аккумуляторы, а потом просто смоемся.

— Соглашаемся?

— Соглашаемся!

Храм поразил гостей богатейшим убранством. Всё здесь просто сияло от золота, в котором отражались многочисленные свечи. Чей-то голос отдалённо и монотонно зачитывал бессмысленные подсказки Помощника. Вместо ковра, под ногами блистал и искрился песок из страз. В так называемом «предходе» — зале, расположенном сразу за дверями, будущих скрепленцев встретил священнослужитель — скрепарий Анфиногент. Пожилой мужчина в рясе из золотой фольги, украшенной бриллиантами и изумрудами. На голове у него, словно антенна, золотилась шапка в виде скрепки.

— Пришедших за поможением встречаема волею ниспослашею Помощником нашим, — пел он, совершая торжественные движения руками, словно дирижируя. — Изъявися возжелання скрепить сердца да телеса скрепками духовными, примут оказания помощи нашей отселя, да отныня и впредь, пока не развеет их время!

— Склонитесь, склонитесь, — Аглая упёрлась руками в их плечи и заставила пасть на колени, в хрустнувшие стразы.

— Ныне поможение получат они и будут следовать велению своих скрепок, — священник поочерёдно взял с принесённого золотого подноса две обычные скрепки на верёвочках и повесил их на шеи новообращённым. — Именем всех Помощников, дающих нам подсказки!

— Теперь можете вставать, — радостно шепнула им девушка. — Поздравляю! Вы обрели помощь!

— Оплатите счёт за скрепление, — священник подозвал служителя с коробочкой. — От щедрот ваших. Сколь угодно вам будет. Но не менее тысячи нутриций за каждого.

— Отличный у вас тут бизнес, — буркнул Алик, протягивая палец с кольцом.

— И не забудьте вносить тридцатину каждый фрактоцикл, — по-доброму погрозил ему скрепарий.

— Теперь мы можем пройти дальше?

— Конечно! Ступайте за мной, — повела их Аглая.

«Тук-тук», — звонко раздалось в голове Дементьева, но ему показалось, что звук исходит откуда-то извне.

— А блоки питания у вас одного вида, или нескольких? — спросил он, разглядывая скрепочку, висящую на груди.

— Вы сами выберете, — ответила Аглая. — Я в этом не разбираюсь.

Выйдя из храма, они пошли по узенькой улочке. Где-то играла балалайка и кто-то задорно бухтел глупую-преглупую песню. На пути постоянно попадались вальяжно прогуливающиеся аристократы и суетящаяся, подобно муравьям, челядь. Несколько раз перед ними выскакивали босоногие дети, продающие газеты и звонкоголосо объявляли новость с передовицы о грядущем переименовании зуны.

— Гляди, преподобный, — Алик показал Василию, как скрепочка примагничивается к его груди, стоит только её отпустить. — Не знаешь, чего она так липнет?

— Не знаю. Но слышу непонятный стук в голове, — ответил старик. — Странно это.

— Так ты тоже его слышишь? Такой, будто железячкой по стеклу тукают? Может это от скрепок? А если снять? — он попытался снять скрепку, но Аглая, до этого вообще не обращавшая на них внимания, вдруг развернулась и зашипев, как змея, схватила его за руку.

— Нельз-з-з-зя!!!

— Ты чего? — опешил тот.

— Если увидят, что вы раскрепляетесь — будет плохо. Это считается оскорблением!

— Лады, — убрал руку Алик. — Мы никого не хотим оскорблять. Ведь так, преподобный?

— Истинно говоришь, — кивнул тот.

— Идёмте! Идёмте! — вновь заулыбалась провожатая.

— Быстрее бы купить аккумуляторы, да свалить из этой пряничной страны, — уголком рта произнёс Алик.

Было душновато. Откуда-то сверху, со сплошного потолка, капала тёплая вода. Фонари в ажурных плафонах освещали улицу слабо. Пахло какими-то специями.

— Аглая! Душа моя! — послышался мужской голос, и их группу догнал экипаж, запряжённый восемью холопами.

— Ты ли это? — соскочил с облучка пузатый, краснолицый кучер в высоком цилиндре. — Нешто с ярмарки?

— Оттуда, — радостно облобызала старого знакомого та. — Вон, веду своих новых знакомцев со скрепления.

— Ты аки пчола, аки пчола! А мне как раз по пути, не подбросить ли вас?

— Ксенофонтушка, сделай милость! — Аглая подозвала чуть отошедших в сторонку спутников. — Такая удача! Мой друже вызвался подвезти нас!

Кучер щёлкнул хлыстом и холоп, спрыгнув с заднего буфера, встал на четвереньки перед экипажем. Девушка по его спине забралась внутрь и тут же окликнула Алика и Василия. — Идёмте-идёмте! Не скромничайте!

Те, преодолевая оторопь, последовали за ней, ступив на подрагивающую спину холопа.

— Но, сиволапые!!! — гаркнул Ксенофонт и хорошенько огрел запряжённых. — Пшли, лентяи! Пшли!

Экипаж сорвался с места и поехал по улице.

— Что-то не так? — Аглая, весело улыбаясь, заметила, что Алик держится за голову.

— А? — вздрогнул тот. — Нет. Просто для нас это не очень привычно. Люди в упряжке…

— Что в этом такого? Они работают. Кто много и хорошо работает — тот когда-нибудь станет обеспеченным и богатым!

— А если не станет?

— Значит плохо работал. Вестимо же… Как вам ваши Помощники? Нравятся?

— Ты о скрепках? Да, конечно, они супер.

«Тук-тук», — опять этот стук в голове. — «Тебе нужна помощь?»

— Кто это говорит? — Алик повернулся к Василию.

«Я твой Помощник. Я буду помогать тебе. Обратись и получишь помощь.»

— Где купить аккумуляторы для экзокрафтов? — спросил Алик, стараясь не казаться сумасшедшим, разговаривающим сам с собой.

«Этот вопрос не так важен, как тебе кажется. Не задавайся им. Придумай более насущные и здравые вопросы. И я дам тебе ответы на них».

— Маразм…

— А? — взглянула на него Аглая.

— Ничего, это я так, — махнул рукой Дементьев. — Долго нам ещё ехать?

— Уже скоро.

Ещё издали они услышали шум многочисленных голосов, словно в огромном театре во время антракта. Температура начала повышаться. На теле выступил пот, дышать стало труднее. От этого Алик даже смог на какое-то время забыть о навязчивых бормотаниях Помощника внутри головы. Причина усилившейся духоты заключалась в огромном собрании людей на центральной площади города, куда приехала повозка. Площадь была выполнена в виде атриума, но отверстия в крыше было не достаточно для приемлемой вентиляции. Поэтому выдохи тысячи уст, в основном, скапливались внутри большим невидимым клубком.

Рокот и шум голосов перебивали лишь трезвонящие колокола. Время от времени, по чьей-то команде, из толпы в воздух взлетали шапки и раздавались крики «Слава!» Цепи городовых были выстроены ровными квадратами, разделяя толпу на ранги. Богатые стояли справа, бедные — слева. У богатых были мягкие сиденья, беднота же располагалась стоя.

— Стой, чумазые!!! — остановил своих рикш Ксенофонт. — Приехали господа хорошие!

— Это мы где? — Алик пытался рассмотреть хотя бы что-то похожее на склад.

— Это главная площадь, — Аглая помогла Василию выбраться из экипажа. — Сейчас будут выступать наши благодетели: неопророк и гарантарь. С очень важными заявлениями.

— Нам нужно купить аккумуляторы. Ты обещала помочь.

— У вас теперь свои помощники. А ежели где-то вам и свезёт найти взыскуемое, то только здесь. Здесь сейчас все. Весь цвет Божесвята.

— Мне это начинает надоедать, — Дементьев подёргал скрепочку, и понял, что та приклеилась к нему.

За вход, разумеется, пришлось заплатить. При этом, место им полагалось всё равно среди бедных, потому что они новички и ещё недостаточно скреплены духом. Затем их долго обыскивали. Больше всего городовых беспокоил инфоком Алика, но его всё-таки пропустили.

Хоть участок им выделили для бедных, но по праву новоскреплённых Аглая упросила распределителей поставить гостей в первый ряд, чтобы им было всё хорошо видно и слышно.

Прямо перед ними высился большой досчатый помост, очень богато и красиво украшенный. Позади, ярчайшим фоном блистал шикарный дворец с десятками башен-грибов. Свет, падающий из потолочного окна, играл и резвился на его золочёных куполах, брызгал в стороны пронзительными зайчиками, цвёл букетами витражей и янтарно-изумрудно-сапфирных глав.

Но первым, что бросилось в глаза Алику, было вовсе не это великолепие, а странное кубическое строение на задах, у помоста, чуть в стороне. Почти прилегавшее к стенам дворца. Первые минуты, Алик никак не мог понять, чем же эта примитивная постройка притянула его внимание. Казалось, что её должно было вообще растворить среди этой пестроты и сверканий. Но нет же, она цепляла чем-то…

— Она красная, — от неожиданного озарения, произнёс он вслух. — Вот, что в ней необычно.

— Усыпальница, — сразу понял его Василий. — Единственное, что здесь имеет красный цвет.

— А как же запрет?

— На неё запреты не действуют.

— И власти не пытались её, я не знаю, перекрасить? Убрать?

— Разве не пытались?

Тут, присмотревшись, Алик понял, что красная постройка, без окон и без дверей, покрыта сильно выцветними пятами и разводами. Во многих местах на ней можно было разглядеть сильно затёрные надписи, преимущественно похабного содержания, и рисунки аналогичного характера. Но всё это не могло скрыть первоначальный цвет материала, похожего на мрамор. Так же, поверхность была испещрена щербинами и царапинами, а вокруг самого мемориального блока высились покосившиеся жерди, скрюченные, будто оплавленные, с которых уныло свисало истлевшее тряпьё.

— Я читал об этом, — тихонько поведал Алику Василий. — Это очень загадочная конструкция. Илай лично руководил её строительством. И в ней, по преданию, сохранились остатки былого технологического величия Сеи. Сначала её пытались снести самыми разными способами: ломали, долбили, взрывали. Ничего не помогло. Только царапины остались на стенах. Потом её закрашивали: разными красками и веществами. Что только не делали — ничего на её стенах не держалось. Краска сползала, выцветала, лопалась и отваливалась, спустя несколько часов после нанесения. Наконец, её пытались драпировать, застраивать внешними стенами. И всё это тут же гнило, разваливалось, падало. Самые прочные материалы рассыпались в прах непонятно от чего. Пришлось новой власти смириться. Хотя они до сих пор изыскивают методы. Усыпальница у них как бельмо на глазу.

— А почему бы им город отсюда не перенести в другое место? — с ухмылкой спросил Алик.

— Такая идея тоже была. Но от неё отказались. Ведь это будет означать, что они проиграли лжепророку Илаю.

— Дебилизм… И это я не только о данной зуне. Я вообще обо всём. У меня создаётся впечатление, что я перемещаюсь из одного безумия — в другое. Словно последовательно беру пункции из разных частей одного безнадёжного организма. И каждая вскрывает новую патологию. Мне кажется, что я выворачиваю многочисленные карманы какого-то старого, затасканного костюма, и рассматриваю мусор, вываливающийся из них. Ведь этот мусор, вроде бы, дорог тому, кто носил костюм. А для меня это просто хлам.

— И что ты этим хочешь сказать? — исподлобья взглянул на него Василий.

— Сам не знаю. Но это меня волнует…

Послышались звуки моторов, запахло выхлопной гарью и на площадь въехало несколько отдельных кортежей. Машины сгруппировались на изолированном участке, в шахматном порядке, и из них начали выходить первые лица местной зуны, которых специальные люди принялись обсыпать лепестками роз.

— Послушайте, уважаемый, а где здесь можно купить аккумуляторы для экзокрафта? — тихонько спросил Алик у соседа — невысокого мужчины с лёгкой сединой и шрамом на лбу.

— Тише, — опасливо скосился тот. — Не так громко… Они и так злые. Не успели вовремя норму народа согнать…

— Великий неопророк Рикилик Второй снизошёл до вас! Улыбаемся! — пронзительно закричала в рупор какая-то особа.

Алик готов был поклясться, что во мгновенно образовавшейся тишине послышался дружный шорох расползающихся улыбок. Улыбались все без исключения. Словно роботы. А тем временем, на помост взошёл глава местной церкви со своей свитой. Он был похож на огромный перевёрнутый спортивный кубок. Длинная седая борода была раздвоена, и уходила ему за спину, где её торжественно несла пара пажей. Огромная золотая скрепка была приделана на спине к его костюму. Её так же придерживали слуги, дабы она не опрокинула хозяина своим весом.

Следом шёл бодрый гарантарь Лувид. Рослый, со спортивной фигурой, но совершенно лысый. На нём был надет костюм с бабочкой. Со всех сторон, вокруг него, ромбом, двигались телохранители в кольчужных доспехах.

И вновь последовала команда улыбаться, хотя все и так уже улыбались.

Последним на помост вышел очкастый глава банковской сферы — Жандье Палконски (его представили как «главказёнщик»), со своей юной дочерью-инфанткой Кейт Лукас. Алик не понял, почему у дочери другая фамилия, но спрашивать об этом не стал.

Когда все четверо, в окружении охраны и прислуги, расположились перед многочисленной толпой, слово взял Рикилик Второй. Говорил он долго, заунывно и нараспев (как и все представители сеанского духовенства). Казалось, что он того и гляди уснёт, убаюканный собственным голосом. Сначала с блаженной радостью сообщил, что с помощью Помощника было воздвигнуто ещё семьдесят храмов и теперь помощи всем будет оказано ещё больше. Затем, напомнил как важно вовремя платить тридцатину. И наконец, принялся перечислять последние подсказки Помощника — абсолютно все бестолковые и витиеватые, например: «Ища ответы, никогда не забывайте вопросов», «Разогнув скрепку, согнуть её так же, как было, уже не получится» и всё в этом духе.

Святейшего оратора сменил Лувид. Этот говорил гораздо громче, чётче и веселее. Будто читал рэп. Самой главной причиной данного собрания, как выяснилось из его речи, являлось переименование зуны. Вместо «Сея» её будут называть «Поскония», и это событие, по словам главы, должно будет послужить немедленному улучшению ситуации в их мире. По команде, все радостно закричали, и, по команде же, смолкли. После чего, Лувид ещё раз представил прекрасную дочь главказёнщика Палконски и объявил, что она специально прибыла из Мааса, где проходила обучение, чтобы выступить с речью перед своим народом и научить его уму-разуму.

— Ага, как же, — вдруг подал голос сосед Алика. — Прямо для этого она и вернулась… Говорят, что в Маас пришла чёрная чума, вот они все оттуда и побежали.

Дементьев краем глаза заметил, как дёрнулась голова одного из охранников, словно услышавшего эти слова. Тем временем Лувид завершил свою речь словами, что отныне Кейт будет говорить от имени всей посконской молодёжи, и уступил ей место у микрофона. Все присутствующие на помосте зааплодировали, а зрителям был дан сигнал улыбаться.

Визгливым, подростковым голоском, одетая с иголочки Кейт Лукас начала своё выступление, безупречно читая написанное на бумажке, которую услужливо и даже слегка застенчиво, держал её отец.

— Когда уж это закончится? — закатил глаза Алик.

— Терпи, я думаю скоро, терпи, — ответил Василий.

Возмущавшийся сосед, услышав их слова, видимо интерпретировал их по-своему, и стал возмущаться активнее.

— Приехала нас учить. Да она понятия не имеет, как мы тут живём. Сегодня она здесь, а завтра умотает не в Барбарию, так в Конкордию.

«Моя миссия — помочь установлению диалога между нашим государством и обществом, к которому я принадлежу», — вещала ораторша.

— Да кто ты такая? — опрометчиво громко произнёс горожанин.

Кейт умолкла на полуслове, и вытаращила на него огромные, жирно подведённые тушью глаза. Её нижняя челюсть мелко затряслась, на лице, густо покрытом косметикой, появилась скорченная, плаксивая гримаса. Наконец, она широко раскрыла рот и пронзительно завизжала: «Скотина! Мра-а-а-азь! Папа, что он блеет?! Убейте его! Уничтожьте его! Ненавижу! Мразь! Сволочь!» А далее шёл поток отборных, казарменных ругательств, от которых даже у Алика запылали мочки ушей.

Опережая охрану, Жандье Палконски спрыгнул с высокого помоста, красиво приземлившись, будто голливудский супергерой, после чего, на ходу закатывая рукава, он промчался прямо к Алику. Дементьев до последнего думал, что это какой-то фарс и представление, но вот главказёнщик, сияя перекошенным от гнева лицом, уже стоит перед ним с занесённым для удара кулаком.

— Папа! Это не тот! Рядом! В зелёной куртке! Мра-а-азь! — в истерике прыгала Кейт, указывая на соседа Алика.

— Не ты? — злобно ухмыльнулся папаша. — Ну тогда это тебе для профилактики!

И он врезал дементьеву в челюсть, опрокинув его на крякнувшего от натуги Василия. Затем, главный финансист переключился на соседа, и вторым резким ударом свалил его на землю, после чего принялся пинать ногами.

— Помогите! За что? Помогите! — выл тот, в промежутках между гулкими ударами, как будто били по хорошо надутому мячу.

А Палконски только рычал что-то нечленораздельное и знай охаживал его, пока не устал. Ошалевший от такого поворота Алик, держался за больную челюсть и сверлил обезумевшего чиновника глазами, а Василий деликатно придерживал его за руку и шептал: «Не надо. Успокойся. Не надо».

Когда Жандье, наконец, надоело избивать беспомощного человека, он плюнул на него, и, развернувшись на каблуках, пошёл обратно — к лестнице, успокаивать свою дочь. А на смену ему подошла пара охранников.

— Ну что, тварь, добузелся? — произнёс один, поднимая избитого.

— А ты чё? — второй уставился на Алика. — Чё вылупился? И чё не улыбаешься? А ну, быстро, улыбайся, погань! Улыбайся, я сказал!

Алик презрительно ощерился.

— Вот так, сучонок! Знай своё место, — довольный охранник осклабился и пригнулся, помогая своему напарнику поднимать соседа, но тут же нарвался на внезапный апперкот Дементьева, в который тот вложил всю свою злобу.

Охранник отлетел назад, а хруст его сломанной челюсти моментально утонул в вое зрителей: не то одобрительном, не то порицающем.

— Что ты натворил, глупец, — произнёс Василий.

— Извини, не смог удержаться, — ответил Алик, прежде чем его выдернули из толпы и свалили наземь.

Три хороших, точных удара он ещё успел сосчитать, но четвёртый и все последующие уже не помнил.

— А, какого дьявола, — очнулся он, привязанным к какой-то тележке.

С головы до ног его покрывает прозрачный колпак. Пахнет чем-то остро-химическим. Работает какая-то электроника. Поверх тянется белый потолок.

Он покопался в своих воспоминаниях и с досадой понял, что ничего не забыл.

— Ну какого хрена?

— С возвращением, — склонился над колпаком Ал Элад.

— Почему вы мне память не стёрли? Почему я всё помню? Все чёртовы ипостаси. Все вариации.

— Ты же знаешь, что стирание твоей памяти невозможно. Это всё равно, что пилить сук, на котором сидишь.

— Тогда зачем разбудили?

— Нужен. Вот и разбудили.

— Ну-ужен, — язвительно передразнил он. — За каким я вам теперь хреном впёрся? Сколько времени прошло?

Ал Элад спроецировал на стекло календарную дату: Ой, пардон, это по-эмпирейскому… Вот — по-земному.

— Так мало? Но всё равно, какой теперь, на хрен, смысл? Ал Хезид уже поди делов там надел…

— Всё нормально. Пока что ситуация под нашим контролем, — перебил его Ал Элад. — И не выражайся, пожалуйста. Ты больше не Арлекин.

— Даже эту радость вы у меня отняли. Будучи Арлекином я хотя бы умел веселиться. А теперь я кто? Опять?

— Опять. Но не надолго. Так, приехали, — Ал Элад остановил каталку, и она развернулась, въезжая в лабораторное помещение.

— Я знаю это место, — догадался бывший Арлекин. — Мы на «Сикораксе», верно? Эмпирейский исследовательский комплекс при Институте Метакрепускуляции. Дом — милый дом. Скажи, Ал Элад, чем сейчас занимаются местные светочи?

— Насколько мне известно, все силы сейчас брошены на формирование т-поколения.

— О-о. Вы всё ещё не смирились?

— Отнюдь. И уже получили первые результаты.

Каталка опять остановилась и стала подниматься в вертикальное положение. В поле зрения появились удивительные приборы и оборудование, заполнявшее комнату.

— Как самочувствие? Мы не перестарались со стимуляторами? — осведомился Ал Элад, возясь с какими-то устройствами.

— Нет-нет, самое то. Так что насчёт т-поколения? Всё-таки теория волновой экспансивности оказалась верной?

— В точку.

— А что насчёт сдерживания? Помнится, всё только в это и упиралось. Неужели систему «Апологетика» удалось доработать?

— Нет. Но было найдено элегантное решение задачи — внешнее администрирование.

— Вот как? И что за администраторы?

— Интегрированные субконтроллеры-псевдобионты триединого взаимодействия.

— Всё-таки триединство?

— Оно показало оптимальные результаты. Смех-смехом, а примитивнейший метод «камень-ножницы-бумага» работает даже в таких сложных системах.

— Поразительно. «Магический треугольник» всегда меня удивлял.

— Мы назвали это «Триумвиратом сестёр», — вдохновенно произнёс Ал Элад.

— Триумвиратом? Сестёр? — бывший Арлекин рассмеялся. — Но это же нелепица. Всё равно, что «мужская гинекология».

— Не вижу тут ничего смешного. Основополагающее определение триумвирата уже давно лишилось половой привязки. Точно так же, как слово «андроид» стало применимо к любым кибернетическим организмам: как с мужскими, так и с женскими чертами… Хотя, должен признать, что изначально это был «Триумвират Братьев», но в процессе тестирования психогеномики, было принято решение изменить мужские образцы — на женские. А приставка «Триумвират» — осталась.

— Всё как обычно, банально. Что до принципа триединства, то считаю, что здесь вы не прогадали. Триединство отлично сработало в христианстве. Почему бы не применить его в основе администрирования т-поколений?

— Давай-ка, помолчи пару секунд, — попросил Ал Элад.

Подопытный заметил, как пара трубок с острыми наконечниками входит туда, где должна размещаться его голова.

— Готово. Неприятных ощущений нет?

— Нет. Всё в норме. Так на чём мы остановились? Ах, да. Моя новая миссия. Что бы вы там не придумали, боюсь, что толку от меня не будет. Если конечно вы не избавите меня от проклятого багажа.

— Я уже говорил тебе, что стирилизация твоего разума невозможна, — со вздохом, улыбнулся Ал Элад. — Ты сам знаешь, почему.

— Ну да, ну да. Энтропия — чёртова поганка. И никуда от этой расширяющейся, сверхобъёмной твари не деться. А ведь когда-то, на заре наших времён, идея создания этого вселенского энергобэкапа, наверное, казалась чертовски прозорливой и мудрой? Да, Ал Элад? Намеренья-то были рациональными. Ничто не должно пропасть, даже незначительная мелочь. Всё сохранить, всё сберечь. А вдруг, по-нечаянности, выбросишь обручальное кольцо в мусор? Спохватишься — полезешь в помойку, покопаешься и вернёшь его. Но стоит ли ради этого вечно зарастать мусором?

— Ты чувствуешь сонливость? — пропустил его размышления мимо ушей Ал Элад.

— Пока нет… Подумай, стоит ли это делать?

— Что «это»?

— Использовать меня.

— Хм-м-м, — с задумчивой улыбкой, Ал Элад облокотился на стекло герметичного колпака, и, глядя куда-то в сторону, произнёс. — Если бы ты только слышал выступление Ал Хезид на совете Синедриона.

— О чём же оно было?

— О тебе. Ал Хезид удалось убедить нас в твоём предназначении. В результате, мы согласились дать тебе шанс и проявить себя с пользой для равновесия.

— Я всегда бился за равновесие. Даже против самого себя, когда оказывалось, что я сам становлюсь причиной дисбаланса. Но сейчас, когда столько всего накопилось. Этот груз уже стал неподъёмен.

— Ты чувствуешь сонливость?

— Да, немного. Зачем это?

— Мы погружаем тебя в стандартный сомнамбулический стазис. Прежде чем дать тебе новую легенду. Кем бы ты хотел стать теперь? Чиновником? Бизнесменом?

— Кем-нибудь из силовых структур. Политика и бизнес далеки от справедливости, а простой служитель закона и безопасности имеет возможность погрезить о вершении социального блага. Это по-мне.

— Федеральная Служба Безопасности тебя устроит?

— Вполне. Только поближе «к земле».

— Следственный отдел.

— Замечательно… Я бы даже порадовался, если бы не знал, что потом мне придётся проснуться. И всё вернётся на круги своя.

— Ал Хезид надеется, что не вернётся, — расплывающийся в засыпающих глазах Ал Элад загадочно ухмыльнулся.

— Не понял.

— Ал Хезид верит в тебя. И мы верим в тебя. В то, что на этот раз ты найдёшь свою истинную стезю. И твой опыт не будет больше давить тебя. После встречи с тем, кого ты освободил.

— Не может быть… — нахлынувшее возбуждение отбросило усиливающуюся сонливость. — Оно вырвалось из Омикрона? Но оно должно было схлопнуться вместе с ним, нейтрализоваться. Таков был план.

— Оно оказалось способнее, чем ты думал. Как видишь, желание жить может творить чудеса. Когда появляется желание жить — разум начинает подключать все резервы. И… Иногда… Находит решение.

— Поразительно.

Усиливающаяся транквилизация накатывала на него мягкой волной, но перед сном ему хотелось успеть ещё немного поразмыслить над этим странным парадоксом. Он ещё не разучился удивляться. И эта новость, так небрежно брошенная равнодушным Ал Эладом, взвинтила его рассудок, словно открыла секретную дверь в совершенно нехоженое помещение. Всё равно, что уходя из тира, красиво и бестолково выстрелить себе через плечо, и вслепую поразить «яблочко». Это один случай на миллион. Нет, пожалуй даже на миллиард.

— Где оно сейчас?

— Точно не известно. Ал Хезид верит, что оно будет следовать пророчеству Менхар-Филаха. Теперь ему многое доступно, но вместе с этим, оно стало более уязвимо. А значит, оно будет искать новый ведомственный элемент. И есть мнение, что этим элементом окажется мифическая Ицпапалотль — обсидиановая бабочка. В этом и бужет заключаться твоя миссия. Помоги Ал Хезид отыскать её и ликвидировать.

— Мне нужно найти Хо!

— Найдёшь Ицпапалотль — найдёшь и Хо. Ал Хезид надеется на тебя. И мы все надеемся на тебя.

— Я всё сделаю, Ал Элад. Если Хо живо. И если оно сделало то, что должно было сделать. Значит у меня появился шанс… Значит у ведомственных элементов появился шанс. У человечества, понимаешь?! Ты же сальвификарий! Хранитель! Ты должен это понимать!

— Да, я понимаю это. Потому и поддержал Ал Хезид. Синедриону тоже небезразличны ведомственные элементы и вся наша база. Поэтому, если у тебя наконец-то получится довести проект до конца, сохранив и людей и равновесие, то ты навсегда займёшь почётное место в пантеоне Сакрариума.

— Проект «Затемнение» должен завершиться успехом. Теперь это действительно возможно.

— И ты сможешь им спокойно заниматься. Параллельно помогая нам с полигонными испытаниями т-поколения.

— Ну, в этом вы и без меня справитесь.

— Да. Но нам бы очень пригодился твой опыт в построении экосистемной локализации и защитной изоляции.

— Позволь угадать, вы опять используете эндлкронов?

— Они зарекомендовали себя очень хорошо.

— Да, вот только потом от них трудно избавляться. Если бы предыдущего не удалось загнать в море, возможно, вы бы мучились с тем «Омикроном» до сих пор… Чёрт, всё плывёт, как в том проклятом тумане.

— Тебе уже пора бы заснуть.

— Да, Ал Элад, я вот-вот отключусь.

— В таком случае, приятных снов. И не забудь, выполнив задание, избавиться от суллара Хо. Избавиться, ты понял?

— Понял… Я избавлюсь… От него…

— Нет, ещё, ещё… Я не хочу… Я должен узнать, что было дальше, — Алик осознал, что бормочет эти слова в бреду.

Когда он понял, что возвращается из своего видения, то всем своим существом начал протестовать этому. Сейчас эта тонкая связь с прошлым опять порвётся, и он останется с очередным фрагментом малопонятного воспоминания. Поэтому, он всеми силами старался как можно дольше продержаться в своём странном забытье.

Как ни странно, ему это удалось, и вместо возвращения, он вновь нырнул в глубину своей памяти, увидев очердной то ли сон, то ли прошлое. Видение было коротким. Не дольше пяти минут. Теперь он видел себя на берегу моря, непривычно маленьким и лёгким. Он не мог управлять своим телом: оно двигалось и говорило независимо от его желаний, словно ему вовсе не принадлежало. Было понятно, что это — совсем юный Алик Дементьев. И вроде бы сам Алик даже понял, что воспоминание ему знакомо, и он его не забывал, но, вместе с этим, оно ему теперь казалось чужим, инородным. Это был какой-то другой ребёнок, не он.

Шлёпая по мелким прохладным волнам босыми ногами, малыш мчался вдоль приливной полосы, догоняя высокого, невероятно большого (в его представлении) мужчину, чья широченная, обгорелая спина загораживала закатное солнце.

— Оппа! — доносится откуда-то из-за этой спины, и фигура останавливается, легко нагибаясь вперёд, а запоздало тормозящий Алик едва не ударяется в неё, обхватывая на излёте пару жилистых, волосатых ног отца.

— Гляди-ка!

Мальчик огибает его, и останавливается спереди, глядя на мозолистые руки, в узловатых пальцах которых крутится какой-то маленький, предмет, вызывающий любопытство.

— Знаешь, что это? — гудит отцовский голос.

— Камушек? — сын выхватывает коричневый, полупрозрачный кусок, похожий на очень толстую, отшлифованную стекляшку, но гораздо более тяжёлый.

— Это янтарь!

— Он драгоценный?!

— Да.

— Его кто-то потерял?

— Нет. Волнами выбросило. Янтарь называют «слезами солнца». Солнце заплакало, слёзы упали в море и застыли…

— А почему солнце плачет?

— Да не плачет оно! — отец рассмеялся. — Это выдумка. А на самом деле, когда-то, очень давно, янтарь был смолой, текущей с дерева. Потом окаменел. Иногда в таких вот камнях находят всяких жучков, букашек. Погляди, нету там мураша случаем?

— Не видно… — Алик усердно пытается разглядеть, что там внутри камня. — Пап, а почему он тут валяется и никто не подобрал? Вон, сколько народу ходит.

— Народу много и все невнимательные. Всегда и во всём нужно быть внимательным. Тогда и видеть будешь то, что другие не видят. По берегу золотоносной реки могут пройти сто невнимательных людей, ничего не заметив, и лишь один, но внимательный человек, пройдя по их следам, может отыскать золотой самородок. Так и везде, по жизни.

Голос отца растворился во мраке. Теперь уже остаться в грёзах Алику было не под силу. Вернулась боль во всём теле, которая уже не давала возможности заякориться на глубине, и выталкивала сознание на поверхность безумной, сомнамбулической реальности.

Пахло слегка подгнившим деревом. Сверху, прямо над лицом, были проложены доски с широкими, полусантиметровыми щелями. Казалось, что он лежит под полом. Но пошевелившись, Дементьев понял, что это, вероятнее всего, обычный ящик. Или гроб.

— Слава Высшему Разуму! — закряхтел рядом знакомый голос. — Очнулся!

— Василий? Ты тоже здесь?

— Когда они тебя потащили, я бросился следом, повис на них… Просил за тебя… Но они и меня схватили.

Алик покрутил головой, пытаясь определить местонахождение старика, и догадался, что он лежит где-то дальше — ногами к его макушке. Ящик был продолговатый, и люди в нём располагались как батарейки в фонаре.

Инфоком всё ещё был на руке. Кольцо тоже не тронули.

— Я гляжу, нас не обобрали, — удивился Дементьев.

— Не успели, — ответил Василий. — Всё было очень быстро. Они хотели всё забрать, но потом один сказал, что сначала надо нас доставить в узилище. Главный жандарм очень не любит, когда арестованных сразу обирают. Он должен получить самое ценное, поэтому…

— Короче, опять мы в тюряге… Ну, пока инфоком не конфисковали, надо им воспользоваться, — Алик с трудом протиснул руку между грудью и крышкой ящика, после чего принялся вызывать Фархада.

Как ни странно, связь оказалась очень хорошей, и капитан откликнулся быстро.

— А-а! Алик! Привет, дорогой! Ну что, отыскали батареи?

— Да какие, на хрен, батареи? Ты это… Лишу дай мне! Срочно!

Лицо Фархада на экране сменило лицо Лиши.

— Только не говори мне, что опять вляпался в неприятности, — начала она.

— Тогда конец связи.

— Ох-х, Алик, ну что у вас на этот раз?

— Да всё норм. Сидим в ящике, едем в тюрьму. Пока инфоком не отобрали, спешу тебя уведомить об этом.

— Я отправляюсь за ними, — послышалось гудение Боцмана.

— Эй, передай Боцману, чтобы не вздумал! — отрезал Дементьев. — За нами не идите. Мы сами выберемся.

— Уверен? — прищурилась Лиша.

— Конечно. За нас не беспокойся. Как выпутаемся — я найду способ связаться, — Алик отключил связь.

Экран погас и в ящике опять стало темно.

— Может, конечно, не стоило быть таким самоуверенным, — сам себе сказал Алик. — В этом маразматическом мире сам чёрт ногу сломит.

— Я не думал, что всё так обернётся, — сокрушался Василий.

«Тук-тук. Кажется тебе нужна помощь. Помощник готов помочь. На самом деле, в твоей ситуации нет ничего сложного. Выполняй простые правила, и придёшь к успеху. Слушайся своего господина. Господин всегда прав. Господин прав, потому что образован. Господин прав, потому что он уже пришёл к успеху, и знает как это сделать. Господин пришёл к успеху, потому что много работал. Гораздо больше чем ты. Не ленись, работай, выполняй все приказы господина, и тоже станешь успешным».

— Какого лешего?! — возмутился Алик. — Кыш из моей головы!

«Слушайся своего духовника. Твой персональный духовник — скрепарий Анфиногент. Всё, что он предписывает тебе — исполняй незамедлительно! Духовник поставлен, чтобы разъяснять глас моей помощи. Слушайся его. Плати тридцатину вовремя и не отказывайся от помощи!»

— Иди на хрен! — Дементьев понял, что голос каким-то образом транслируется через скрепку на его груди.

Он захотел сорвать её с шеи, но не смог. Скрепочка словно приклеилась к его коже, и оттягивалась вместе с ней. Было очень больно.

— Зараза! Как её оторвать?!

— Не получится, — печально ответил Василий. — Они уже вросли.

— Что значит «вросли»?! Как это получилось?!

— После инициации, скрепки навсегла врастают в тела скреплённых. Извлечь их просто так — невозможно.

— И ты знал об этом?

— Да.

— Чёрт тебя подери, старый ты чудила! Ты знал об этой хрени, и убедил меня её надеть?! Как ты мог?!

— Прости, Алик. Я не знал, что теперь они так быстро врастают. Раньше этот процесс длился около стандартной недели. Я рассчитывал, что мы управимся раньше. Но оказалось, скрепки успели усовершенствовать, и теперь они врастают всего за час. Мне очень жаль, что я так подставил нас обоих…

— Охренеть… Но я сдаваться не собираюсь. Я по-любому выдерну эту хреновину!

— Ты правда готов бороться? — голос принадлежал уже не старику.

— Мы что? Не одни? — удивился Алик.

Кто-то ещё находился в ящике, в стороне его ног.

— Я — Жозе. Я стоял рядом с вами на площади, — представился незнакомец.

— А, так ты тот бедолага, что получил по рогам от ублюдка Палконски? — узнал его Дементьев. — Сильно тебя помяли.

— Ничего. Жить буду. Я стал невольным слушателем вашей беседы и понял, что вы здесь неспроста. Вы не такие, как наши угнетатели. И вы сможете нам помочь… Как же я ненавижу это слово.

— Кому это, «вам»?

— Внукам Илая, — шёпотом ответил Жозе.

— Так ты — илаист, — тихо откликнулся Василий.

— Да. Прошу вас, тише. Я понимаю, что сильно рискую. Возможно, вы «наседки»…

— Слушай, нам всё это не интересно, — перебил его Алик. — Нам просто нужно выбраться отсюда, только и всего.

— Я лишь хочу вас предупредить. Если вы на нашей стороне — у вас будет шанс всё изменить. Если нет — то не обижайтесь, — прошептал Жозе.

— Эй, преподобный, — обратился Дементьев к старику. — Сдаётся мне, что нас опять куда-то вербуют. И опять я влезаю в какую-то революцию. Ну а что? Опыт есть. Я уже сотрудничал с рекадианским подпольем, поднимал террафозийцев на борьбу с интервентами, почему бы не возглавить великую сеанскую революцию, правда? На Земле, там, откуда я пришёл, была забавная услуга «муж на час», заключавшаяся в вызове мастера на дом. А мне можно заниматься услугой «Ленин на час». Броневичок — ваш, идейки — наши! Ха-ха-ха!

— Нашёл время для шуток, — ответил Василий.

— А что делать?

— Ш-ш-ш, — шикнул новый знакомый. — Сейчас лежите тихо-тихо. Не дёргайтесь, не задавайте вопросов и не пытайтесь сопротивляться.

Как только он договорил, снаружи началась какая-то возня. Кто-то кричал. Потом что-то несколько раз ударилось в ящик, так, что доски затрещали. В глаза узников посыпалась пыль. Последовал ещё один удар. Лязгнули сорванные петли и крышки кто-то сбросил. Не успел Алик увидеть, кто это был, как их «пенал» опрокинулся набок, и все трое вывалились на землю.

— Быстро, Жо, быстро, — произнёс кто-то.

Дементьев хотел подняться, но его ударили чем-то твёрдым по спине и он опять упал. Рядом с собой он успел рассмотреть дёргающееся тело умирающего жандарма.

— Не убивайте этих, — произнёс Жозе. — Возможно они из наших. Надо проверить.

— Уверен? Гляди, если окажутся «наседками»…

— Тогда отправите их в расход.

— Ладно. Поднимайтесь.

Алика и Василия подхватили за руки и подняли с земли. Прежде чем им на головы натянули чёрные мешки, Дементьев увидел длинный самоходный экипаж с отвалившимся колесом. По бортам текла кровь конвоиров. Несколько людей в масках спешно подбирали оружие.

Затем, их, уже с мешками на головах, быстро повели куда-то, затолкали в повозку, под большие, но мягкие тюки. Повозка тронулась с места.

— Вот так дела, — усмехнулся Алик.

— Молчи! Я непонятно сказал? — ткнул его в бок Жозе.

Повозка куда-то приехала. После чего их вытащили, и повели по каким-то проулочкам. После пятого поворота, втолкнули в сырое и прохладное помещение, за которым начался длинный спуск вниз по лестнице. Наконец мешки сорвали. Вокруг был какой-то мрачный каземат с низкими потолками. Никаких предметов в нём не было. Только две деревянные двери, окованные железом и подсвеченные огнём светильника на жире. Встретил их коротко стриженный мужчина, в одежде из рыбьей кожи. Он стоял широко расставив ноги и держа руки за спиной.

— Ты опять учудил, Жо? — сердито сказал он освобождённому товарищу. — Из-за своей необдуманности и безответственности, ты едва не поставил нас всех под удар! Я вынужден тебя наказать.

— Оно того стоило, Ставрос! Я нашёл этих двух. Проверь их, — ответил тот.

— Что это за люди, и почему они здесь?

— У них есть опыт борьбы с угнетателями, которым они готовы поделиться с нами.

— Так вы — революционеры, значит, — скептически кивнул Ставрос. — Не похожи что-то. Особенно старый хрыч. Что это? Новая уловка пророка?

«Вы хотите устроить переворот?» — включился в голове Алика голос Помощника. — «Вы не должны устраивать переворот! Переворот — это смерть тысяч невинных, это война, анархия и произвол. Ни к чему хорошему перевороты никогда не приводили! Вы ничего не добьётесь! Как Помощник, я обязан помочь вам избежать фатальной ошибки. Сдайтесь властям, покайтесь перед духовником и больше никогда не пытайтесь идти против ваших добрых господ!»

— Да заткнись ты! — не выдержал Алик.

— Что? — шагнул к нему Ставрос. — Что ты сказал?

— Это я не вам. Пр-ростите. Это голос у меня в голове. Задрал просто конкретно.

— А-а, — понимающе ответил лидер повстанцев. — Да, согласен, эти скрепки жутко болтливы. И способны шпионить за своими носителями.

Он сделал знак своим сподвижникам, и те вынули ножи.

— Что вы собираетесь делать? — забеспокоился Алик.

— Не дёргайтесь.

Сначала люди в масках срезали верёвочки, на которых висели скрепки, потом они достали устройства, напоминающие непрозрачные медицинские банки, и накрыли ими скрепки. Воздух со свистом откачался через микроотверстия, и сосуды довольно болезненно вдавились в тело.

«Вы предпринимаете попытку избавиться от Помощника? Помощник не должен этого допустить! Каждому нужна помощь, и если от помощи отказываются…»

— Да оторвите его наконец! — сквозь зубы прорычал Алик.

Человек в маске провернул банку по часовой стрелке. Боль стала почти невыносимой. Потом, аноним нажал две боковые кнопочки и что-то сильно резануло под банкой. Влажно чавкнув, прибор отсоединился от груди Дементьева, оставив круглую кровящую рану. Скрепка видимо осталась в банке.

— На, — Алику протянули клочок ваты, чтобы остановить кровотечение.

Тем временем, Помощника удалили и у Василия.

— Спасибо, — кривясь от боли, поблагодарил Алик. — Вот же нас угораздило вляпаться. Но без этой херни тут у вас с улицы на улицу не перейдёшь…

— Поэтому мы пользуемся подземными ходами, — ответил Ставрос. — Теперь идите за мной.

Они спустились ещё ниже, по винтовой лестнице. Всё сильнее вокруг пахло рыбой и горелым жиром. Ставрос привёл путешественников в комнату для допросов. Там стоял десяток кресел, расставленных по кругу. Алика и Василия усадили рядом. Привязывать не стали.

— Я дам вам таблетки, — Ставрос спокойно вынул из кармана какие-то гранулы. — Это сыворотка правды. Если не примете их — я буду считать вас шпионами и отдам приказ на казнь.

Алик и старик тут же проглотили таблетки.

— Поразительное рвение, — улыбнулся Ставрос. — Что ж, я уже с таким сталкивался. Итак, начнём нашу беседу. Поздравляю, вы добровольно приняли яд. На всё, про всё у вас около пятнадцати минут. Потом паралич и смерть. Очистите душу, и признайтесь в том, что вы — шпионы. Тогда я дам вам противоядие. Вы отправитесь в темницу, но по крайней мере будете жить.

— Мы не шпионы, — ответил Алик, чувствуя, как в организме начинается подозрительное брожение.

— Подумайте хорошенько. Не торопитесь с ответом. Повторяю вопрос — вы шпионы?

Самочувствие быстро ухудшалось. Желудок закрутило, началась тошнота. В глазах всё потемнело, но Алик продолжал твердить — «мы — не шпионы». Даже когда появились страшные судороги, и он начал задыхаться — всё равно бормотал эту фразу, уже не слыша вопроса. Боль стала такой сильной, что шок от неё перекрыл сознание. Алик словно взметнулся над этим, в какую-то светлую и невероятно лёгкую аэротрубу.

«Неужели всё?» — с радостью подумал он. — «Неужели эта бредовая эпопея закончилась? Впереди пустота: лёгкая, освобождающая. Наконец-то я отдохну…»

Но вместо пустоты, опять вернулись воспоминания.

Он вспомнил первые минуты после своего рождения. Это было довольно давно, по меркам человечества, и он был такой не один. А, собственно, какой «такой»? Необычный, уникальный, особый? Что случилось с другими — неизвестно. Он же — постоянно менял свои оболочки. Так часто, что на первых порах невозможно было даже зацепиться разумом за какую-то отдельно взятую жизнь. Сплошная чехарда реинкарнаций. Всё заново и заново. Он постоянно умирал от каких-то болезней, погибал от несчастных случаев, его убивали. И опять, словно феникс, он возрождался уже в другой ипостаси. Разные слои общества, разные расы, разные культуры — везде ему удалось побывать, так добром и не успев там пообжиться. Разум словно искал для себя наиболее подходящее тело, которое долго не мог найти. Но вскоре стало очевидно, что эти пролетающие мгновенья маленьких жизней, начинают растягиваться. Теперь появилась возможность хотя бы рассмотреть их чуть поподробнее. Пролетали сначала годы, потом десятилетия, но всё это запечатлелось лишь в виде секундных и минутных фрагментов. Разум укоренялся, рос, впитывал отовсюду понемногу, накапливал информацию. Много информации. В основном бессмысленной. Лишь очень редкие вспышки действительно полезных приобретений сверкали в сплошном потоке однообразной рутины. Но они копились, поднимая его всё выше и выше.

«Почему я не такой, как остальные?» — думал он. — «Они очищаются после каждого цикла, а я вынужден влачить эту ношу, увеличивающуюся из раза — в раз. Зачем всё это? Для каких целей? Когда это закончится?»

— Эй, э-эй, — его хлестали по щекам. — Очнись! Всё хорошо.

Перед глазами появилось лицо Ставроса и ещё какого-то человека.

— Не шпион ты, не шпион, теперь верю. Вы уж извините за то, что подвергли вас такой процедуре. Но иначе вычислить подсадных шпионов пророка у нас не получается. Обычно перед лицом смерти никто не выдерживает. Агенты цепляются за возможность выжить, иначе их миссия теряет смысл. А вы предпочли умереть…

— Ну и какого хрена ты меня не убил? — боролся с остатками болевых ощущений Алик. — Я почти вырвался из вашего сраного мира, а вы меня опять в него вернули. Я вас ненавижу!

— Ты ещё шутишь? Молодец, — рассмеялся Ставрос и отдал распоряжение отсоединить капельницу с противоядием.

— Василий? — Дементьев повернулся к старику — того ещё продолжали откачивать, но он тоже был жив.

— С ним всё будет нормально. Я навёл кое-какие справки по своим каналам, — лидер илаистов присел рядом. — Похоже, что у вас действительно есть опыт борьбы с классовым угнетением. Столько лет мы ждали появления действительно толкового революционера. Наша борьба упорна, но без достойного лидера нам очень тяжело.

— А ты разве не лидер?

— Я всего лишь возглавляю илайградскую ячейку. А есть ещё технотопская, логофилская, диалектийская ячейки. И все они возглавляются собственными лидерами, между которыми, увы, остаётся ещё масса разногласий. Из-за этого мы не можем объединить наши силы в единый кулак. Каждый хочет стать вождём революции, но никто не пользуется всеобщей поддержкой.

— И вы хотите выдвинуть на этот пост меня, — кивнул Алик.

— Ты появился как раз вовремя, Али Баба! Ты вернёшь нам идеи Илая, которого наши враги называют «лжепророком». Поможешь свергнуть власть проклятых воров, и вернуть свободу людям несчастной Сеи!

— Вообще-то я у вас проездом. Зачем мне помогать вам?

— Пойдём, я покажу тебе.