Отражения звезд

Полковой оркестр

Все стало быстро, сел в этот похожий на обжитой возок «АН-2», и через часок в другом городе или в районном центре, если есть посадочная площадка, подрулит к деревянному зданию с гордым названием аэровокзала, а местные жители уже ждут посадки, у одной женщины выглядывает из корзинки красным глазом петух, везет внуку живность, и уже приспособилась доярка Аграфена Петровна или скотница Дарья Степановна к тому, чтобы летать по воздуху, быстрота и надежность, и коня кормить и запрягать не надо...

Сел и он, Березников, в этот воздушный возок, и через сорок минут был город Серебрянск, еще недавно именовавшийся районным центром, а в конце лётного поля стоял тот, к которому он летел, — Василий Гаврилович Сурмин, ныне полковник в отставке, ныне болельщик за благоустройство жизни хотя бы в маленьком Серебрянске. Но люди жили здесь такие же, как и в больших городах, с такими же трудами и заботами, с такими же любовью и надеждами, и правильно, что и не представишь себе всеобщей жизни без их Серебрянска, и мира на земле тоже не представишь себе без их Серебрянска.

А полчаса спустя сидели они рядом хоть и в стареньком, но старательном автобусе — некогда сослуживцы, некогда однополчане — полковник в отставке, ныне заведующий городской библиотекой имени Белинского, Сурмин, и он, бывший военный инженер, а ныне — гражданский инженер, Николай Петрович Березников, — сидели рядом, как в землянке когда-то, только не сотрясался над ними настил от рвущихся поблизости снарядов, а тихо и мирно жил в мире книг Белинский, советовал и другим жить тихо и мирно.

— Ну, как ты, Василий Гаврилович? — спросил Березников. — Я к тебе лет пятнадцать собирался, наверно и еще несколько годиков прособирался бы, если бы не начали строить новый железнодорожный мост через Синявку, а я, как ты знаешь, мостовик. Сел в самолет, через сорок минут у твоих полковничьих ног, а завтра через сорок минут снова Синявка, хоть и не такая большая река, но все же мост через нее в четыре пролета.

И оба пытливо оглядели друг друга: для самого себя человек незаметно меняется, а в зеркало мужчины глядятся, лишь когда бреются, и видят только свой подбородок и верхнюю губу, а если носят бороду, то и вовсе ничего не видят, сидят задрав голову, а бороду подстрижет парикмахер.

— Живу толково, в общем, — сказал Сурмин. — До войны я преподавателем истории был, так что книги всегда рядом со мной существовали, и, когда предложили мне библиотекой заведовать, я решил, что дело это по мне, и не ошибся. Теперь в Серебрянске уже своя индустрия есть, гвоздильный завод, первая очередь ткацкой фабрики пущена... на старых географических картах Серебрянска не сыщешь, а ныне в числе городов. И вот над чем нередко задумаешься: что это за понятие — малые дела? В войну случалось за высотку драться, какую и на полукилометровке не найдешь, и что́ такое в огромном движении войны — высотка или балочка? Однако, если вместе сложить все эти высотки да балочки, пожалуй, до памятника русским воинам в Трептове доберешься.

— Мостовую ферму тоже не сразу склепаешь, — сказал Березников.

— То-то и оно. Возьмем наш Серебрянск: что он со своими двенадцатью тысячами жителей в масштабах страны? Однако, когда переименовали его в город, пришла ко мне одна жительница — как же теперь ее маленькие дети именоваться будут: серебряне или серебрянцы? А это уже своего рода гордость — откуда ты родом, и всегда мне обидно, когда снисходительно говорят о малых делах, но какие же большие дела возможны без предварительных малых?

Потом Сурмин рассказал, как сложилось у него с семьей, а про то, что его жена несколько лет назад умерла, Березников знал.

— Живу вместе с дочерью моей покойной жены от ее первого брака, она хорошая, Ксения, заботится обо мне, и две дочки у нее, меня своим родным дедом считают, а с этим знаешь как — с этим утешительно.

И дома Сурмин познакомил его со своей приемной дочерью и с внучками, Варей и Сашей, почтительно смотревшими на однополчанина их деда.

— Только полкового оркестра для нашей с тобой встречи не хватает, — сказал Сурмин, — а то марш закатил бы!

— Можно и без полкового оркестра... можно с этими барабанщицами, — усмехнулся Березников, а барабанщицы смотрели на него во все глаза: наверно, натрубил им полные уши дед насчет своего однополчанина.

— Вот так-то, Василий Гаврилович, — сказал Березников, когда стукнули стаканчиками за их встречу, а Ксения налила девочкам томатного сока. — Построим мост через Синявку, приглашу тогда присутствовать, когда пойдет первый поезд. Как, барабанщицы, — приедете? И вашему деду тоже будет интересно посмотреть, а то он больше разрушал мосты из своих пушек... даже как-то восстановленный мной мост уничтожил. Однако в самое время, ни один немецкий танк не прошел по нему.

— Значит, на целые сутки, может быть, нашу победу ускорили... жалко, ты накоротке, я бы развил кое-какие мысли насчет малых дел.

— Загляну еще... сегодня на самолете, как на попутной лошадке, добрался, однако один петух, ехавший со мной, не очень-то доволен был скоростью: попасть в суп никому неохота.

А барабанщицы слушали, они уже давно были усердными посетительницами библиотеки, которой заведовал дед, знали и про Циолковского, и про шестидесятилетнего капитана на шхуне-бриге «Пилигрим», знали и про то, что можно целых два месяца летать в космосе, беседовать оттуда по телевизору, а предметы плавают вокруг, как рыбы в аквариуме...

И они так смотрели на деда, что Сурмин, привыкший понимать их и без слов, пообещал взять с собой проводить Николая Петровича. А обратный самолет, обратная лошадка без упряжи, будет в девятнадцать тридцать вечера, как раз успеют выпить чаю, потом сядут в автобус на площади Ленина, поедут в серебрянский аэропорт, где, правда, большие корабли еще не садятся. Но достроят вторую очередь ткацкой фабрики, переоборудуют гвоздильный завод, прибавится жителей — станут тогда садиться и «ТУ», и «ИЛы».

Ксения сготовила хороший обед, успела испечь пирог со сливами, такой интересный день, приехал инженер Березников, с которым дедушка воевал вместе, и, может быть, то, что Серебрянск стал из районного центра городом, тоже благодаря их усилиям.

— Папа так ждал вашего приезда, Николай Петрович... может быть, соберетесь еще как-нибудь? — сказала Ксения, уже давно ставшая Сурмину родной дочерью.

— Теперь чего же собираться, теперь раз-два, сунул ногу в самолет — и уже там, где тебе захочется.

И барабанщицам понравилось, что только сунуть ногу в самолет — и уже там, где тебе захочется.

А к семи часам поехали провожать Березникова, сели на площади Ленина в автобус, улицы маленького города сменились вскоре полями, на посадочной площадке уже стоял трудолюбивый «АН-2», и местные жители, когда объявили посадку, потянулись со своими корзинками и хозяйственными сумками к самолету.

— Так приедете, когда пустим по нашему мосту первый поезд? — спросил Березников, и барабанщицы ответили в один голос:

— Приедем!

— Дедушку берегите, — наказал он напоследок, и они тоже в один голос ответили:

— Мы бережем!

Березников пошел к самолету, а Сурмин с внучками остался у выхода на лётное поле, уже вечереющее небо лежало над ним, и, поднимаясь по лесенке в самолет, Березников оглянулся и помахал рукой, и девочки тоже помахали ему рукой. А дедушка стоял впереди своего артиллерийского полка, со всеми орденами и медалями, которые хранились ныне в шкатулке из орехового дерева, и полковой оркестр играл марш, широко, во всю мощь своих медных труб, и стенали валторны, как тогда, когда вручали полку гвардейское знамя, а у Сурмина и Березникова были черные волосы, такие черные, что и не представишь себе ныне, каким был дедушка когда-то.

Самолет тронулся, сначала только пошел, потом побежал по полю, где-то в его конце оторвался от земли, сделал полукруг, Серебрянск остался внизу, и посадочная площадка тоже осталась внизу, и полковник Сурмин тоже остался внизу, и они — Варя и Саша — тоже остались внизу, а полковой оркестр играл во всю свою звонкую мощь в честь встречи однополчан, в честь великих дел, которых не бывает, однако, без малых дел, и кто знает, какому малому делу предстоит в свою пору лечь в основу великих...

— Отставить! — скомандовал полковник Сурмин. — Вольно.

И он повел свой полк к остановке автобуса, а серебряная птичка уже растаяла в воздухе.