— Шаг, шаг, финт! Теперь парируем, финт, выпад!
Кейд сидел, прислонившись к основанию каменной стены, закрыв глаза и повернув лицо к солнцу, довольный, словно пригревшийся кот. Рядом лениво жужжали пчелы, ветерок колыхал высокую траву на лужайке. В пестрой тени одинокого раскидистого дуба Арен рубился с воображаемым противником, оттачивая владение мечом.
— Ты хоть смотришь? — крикнул он приятелю. — Я пытаюсь тебя чему-нибудь научить.
Кейд разлепил один глаз и взглянул на Арена. Тот стоял, весь потный и разгоряченный, упершись кулаком в бок и опустив меч. Позади него, отлого спускаясь к побережью, раскинулись поля, точно зелено-желтое лоскутное одеяло, на котором тут и там виднелись фермерские усадьбы, пестрели стада коров и овец. Перед Кейдом открывался хороший обзор: вот с востока вьется извилистый Разбойничий тракт, вот предместье, а в нем таверна «Скрещенные ключи», где они с Ареном поглотили немало пенного эля при попустительстве старого Нэба. Нагромождение зданий вдоль побережья — это сам Шол-Пойнт, его большую часть заслоняет косогор. А на западе — лишь ослепительно сверкающий океан.
— Я думал, — ответил наконец Кейд.
— И что надумал?
— Вся эта затея с варгиней… по-твоему, Сора так уж жаждет получить волчью лапищу?
Арен усмехнулся.
— Вот ты сам на месте благородной дочери кроданских богатеев разве не предпочел бы драгоценности, цветы и все такое? — продолжал Кейд. — Сдается мне, она вряд ли придет в восторг, когда ты протянешь ей окровавленный обрубок.
Арен, собираясь ответить резкостью, открыл было рот, но потом снова закрыл и насупился. Раньше он об этом не задумывался.
— Понятное дело, сначала я отчищу кровь, — раздраженно буркнул он.
— Но все равно вонять будет ужасно, — не унимался Кейд. — Да и что ей делать с этаким сокровищем? Вместо ожерелья носить? Тяжеловато получится, если зверюга и впрямь такая огромная, как нам рассказывали.
На лице у Арена промелькнуло кислое выражение.
— Давай я лучше покажу тебе новые приемы, которым научил меня магистр Орик.
Кейд с кряхтением поднялся, радуясь, что в следующий выходной они не отправятся обследовать восточный кряж. Арен протянул ему меч. Он показался тяжелее, чем обычно, — наверное, потому что Кейда разморило на солнцепеке.
— Не жарковато ли нынче, чтобы размахивать мечом? — промолвил он нерешительно.
— Хватит жаловаться. Осенью я отсюда уеду, и учить тебя станет некому.
Кейд погрустнел, но попытался обратить все в шутку:
— Тогда пообещай, что будешь присылать лапы всех могучих варгов, которых убьешь. Оставлю их себе, если Сора откажется.
— Эй! За дело, увалень!
Кейд позволил Арену еще раз показать новые приемы и воспроизвел их, как умел, но мысли его витали далеко. Арен, высокородный оссианин на пороге шестнадцатилетия, скоро отбудет на годичную службу в кроданском войске. Кейду, сыну столяра, путь туда заказан: кроданцам нет дела до рабочих лошадок вроде него. Они заботятся лишь о сыновьях богатых оссиан, взращивая из них благонадежных и полезных слуг империи.
У Кейда были и другие товарищи, но все сплошь дети пекарей, горшечников, рыбаков. Никакого сравнения с Ареном, который бегло изъяснялся по-кродански, знал историю, математику, этикет и даже имел дозволение носить меч, хотя в пределах города его приходилось держать в ножнах и закутывать в ткань. Сказать по правде, Кейд слегка трепетал перед высокородным приятелем и втайне боялся того дня, когда Арен поймет, что ему уготован гораздо более высокий жребий, нежели портовому мальчишке, малограмотному и без особых дарований.
Предстоящий год казался долгим и пустым. Кейд опасался, что Арен вернется совсем иным, изменившись до неузнаваемости.
Упражнения с мечом Кейд выполнял вполне усердно, но в зной эти занятия утомляли, и он быстро сдался, как только решил, что Арен вдоволь натешился. Кейд не особо любил размахивать мечом, тем более что обзавестись таким оружием ему бы и не позволили, но Арену уж очень нравилось щегольнуть своим искусством.
— Пожалуй, для упражнений с мечом и впрямь жарковато, — признал Арен. — Не хочешь позаниматься кроданским языком? Могу научить тебя уменьшительным формам.
— Может, лучше я расскажу тебе сказку? — предложил Кейд с воодушевлением, граничащим с отчаянием. — У меня как раз есть свеженькая. Тебе понравится!
— А сказка кроданская? — уточнил Арен.
— Естественно, — соврал Кейд. — У меня других и не бывает.
Вот бы матушка хоть иногда рассказывала ему кроданские байки — тогда он мог бы делиться ими с Ареном. Однако, обладая сказительским даром, мать Кейда упорно не желала забивать голову выдумками угнетателей. Арен же, напротив, любил все кроданское и считал, что старые оссианские истории годятся лишь для неотесанных деревенщин. Чтобы обойти это затруднение, Кейд просто брал материны сказки и менял имена на кроданские. Он подозревал, что Арен давно раскусил его хитрость, но с удовольствием слушает предания своей родины, хотя не собирается в этом признаваться.
Арен устроился у стены, а Кейд повел рассказ про Халдрика — переименованного им в лорда Меррика — и его приятеля Пучка. Вначале незадачливая парочка набрела на девицу, которая купалась обнаженной в скалистой заводи и оказалась такой красавицей, что сразу покорила сердце лорда Меррика. Но неуклюжий Пучок наступил на сухую ветку, раздался хруст, и потревоженная девица мигом исчезла, словно по волшебству, прежде чем лорд Меррик успел представиться.
Вопреки совету приятеля, лорд Меррик решил отыскать девицу и взять ее в жены. Потом спутники встретили старушку, которая поведала им, что девица — дочь кракена и выходит на сушу всего на один день раз в десять лет, а остальное время проводит под водой. Лорду Меррику не захотелось ждать десять лет, чтобы вновь полюбоваться нежной кожей красавицы, поэтому они отправились на поиски, предварительно поднявшись на небо, к Джохиной Реке — для порядка переименованной в Волшебный Поток, — где рыба с огненной чешуей научила их дышать под водой.
Должным образом подготовившись, друзья спустились в морскую бездну, и лорд Меррик вызвал кракена посостязаться умом, а помогал ему Пучок, которому за время путешествия посчастливилось увидеть все, о чем говорилось в загадках кракена. Одержав победу, лорд Меррик потребовал у кракена руку его дочери. Кракен ответил согласием, а вот сама красавица отказалась наотрез: дескать, с чего бы ей выходить замуж за человека, имеющего привычку подглядывать за обнаженными девицами в скалистых заводях?
Арен разразился хохотом, когда Кейд изобразил, как лорд Меррик и Пучок угрюмо вылезают из моря на берег, и захлопал в ладоши, когда благородный герой дал обет держаться подальше от женщин и поклялся в вечной дружбе Пучку, который неизменно споспешествовал ему во всех начинаниях.
— Лучше не придумаешь! — воскликнул Арен, когда сказка подошла к концу, и Кейд, хоть и чувствуя лесть, залился довольным румянцем и поклонился.
— А теперь мне пора, — вздохнул он. — Нужно поспеть домой к ужину, а то папаша шкуру спустит, если опять опоздаю.
— Все на свете подождет, кроме ужина и влюбленных, — весело провозгласил Арен, поднявшись на ноги.
— Это оссианская пословица, — поддел его Кейд. — Деревенщина.
Арен в сердцах толкнул приятеля, и тот кубарем покатился по косогору.
Возле обсаженной деревьями тропинки на окраине города стоял старый обветренный межевой камень. Они остановились рядом, и Арен плотно закутал меч в мешковину.
— Бьюсь об заклад, ты ждешь не дождешься, когда наконец больше не придется его прятать, — заметил Кейд. Он уселся на межевом камне, постукивая по нему пятками и отбивая такт ладонями по коленям.
— Когда я вернусь со службы, им придется предоставить мне полное разрешение, — сказал Арен. Его очень задевало, что сыновья высокородных кроданцев расхаживают по Шол-Пойнту с мечами напоказ. Он не почувствует себя мужчиной, покуда не сравняется с ними.
Кейд вытащил из-за пояса нож, которым стругал ветки и резал мясо, и осмотрел его без особого воодушевления.
— А мне, видать, так и придется довольствоваться этим. — Он помолчал. — Вот бы всем разрешили носить мечи, как до прихода кроданцев.
— Ты шутишь? Сам знаешь, какие тогда были времена. Пьяные поединки на улицах, вооруженные шайки в подворотнях, грабители на большой дороге. Ведь недаром ее назвали Разбойничьим трактом. Сплошное беззаконие!
— Мой папаша вспоминает совсем другое, — возразил Кейд.
Арен предостерегающе взглянул на него.
— Тогда ему стоит осмотрительнее выбирать собеседников. — Он встал и поправил меч, висевший на перевязи за спиной. — Оссиане слишком вспыльчивые, — бросил он как бы невзначай. — Нам не хватает кроданской сдержанности.
— Иными словами, нам нельзя доверять.
Арен нахмурился. Ему не нравилось, когда Кейд заводил подобные речи. Они отдавали крамолой, и это внушало Арену тревогу. Ведь если не доносишь о крамоле, значит, сам к ней причастен.
— Идем, — сказал он и зашагал по тропинке. Кейд спрятал нож, хлопнул себя по ляжкам, слез с межевого камня и направился следом.
В преддверии вечера городская площадь заполнялась народом. Семьи собирались вместе за столами под открытым небом, все кругом улыбались, обменивались приветствиями, объятиями и поцелуями, похлопывали друг друга по спине. Зажигались фонарики, споря с наступающими сумерками, а прохладный ветерок разгонял дневную жару. С крыш свешивались гирлянды флажков и связки «черного зелья»; по мостовой, гоняясь друг за другом, сновала детвора в жутких масках, а сидевшие на лавках старики глазели на толпу, курили трубки и потягивали пиво из высоких кружек.
В воздухе витало праздничное воодушевление, и недаром: рыбаки заметили на Габберовой отмели выпрыгивающих из воды панцирных китов. Близился призрачный прилив, и вечером начинались торжества.
— В город прибывают бродячие лицедеи! — воскликнул Кейд. Он изучал доску, на которой вывешивались городские объявления.
— А? — Арен слушал вполуха, прочесывая взглядом толпу в слабой надежде увидеть Сору. Как обычно, за столами собрались одни оссиане. Его соплеменники любили многолюдные и шумные трапезы. Почтенные кроданские семейства вкушали пищу дома, где можно вести разговор, не перекрикивая друг друга.
— Лицедеи! — повторил Кейд. Он сосредоточенно прищурился и принялся читать, беззвучно шевеля губами. — Покажут «Подд и горшок изобилия»!
Арен снисходительно усмехнулся.
— Видимо, далеко не «Брекен и Калихорн»?
— Не знаю. Что еще за «Бредень и Кали-что-то»?
— Прославленное творение Ринтера о двух враждующих братьях, — пояснил Арен, но взамен получил лишь бессмысленный взгляд. — Ринтер. Лучший кроданский драматург. — Кейд упорно не понимал, о чем речь, и наконец Арен сдался: — Он же настоящая знаменитость.
— Видно, не такая уж знаменитость, — проворчал Кейд. И вдруг заметил за спиной у Арена знакомые лица. — А вон Мия и Астра.
Ребята перешли через площадь. Мия прислонилась к невысокой каменной стене и лениво обозревала празднество; ее невозмутимое лицо обрамляли темные кудряшки. Астра сидела на стене, заправив за ухо длинные прямые волосы, и водила угольком по деревянной дощечке.
— Васпис свидетель, это же Арен и Кейд, — промолвила Мия, завидев их. Она никогда не упускала возможности воззвать к Недовольному; из всех Девяти Воплощений он был ее излюбленным богом. Впрочем, Арен считал, что она просто пытается произвести впечатление. — Дарра был уверен, что вас уже сожрали. Всё гоняетесь за варгиней?
— Солнечный удар угрожал нам похлеще любой варгини, — пошутил Кейд.
— Ну, дайте знать, когда отыщете зверюгу. Астре не терпится ее зарисовать.
Услышав свое имя, Астра подняла взгляд и только тогда заметила ребят. Она была последней страстью Кейда, который имел привычку влюбляться направо и налево. Арен сразу понимал, когда приятеля настигал очередной приступ: при встрече с предметом своих воздыханий тот улыбался шире обычного, а это, увы, придавало ему простецкий вид.
— Что рисуешь? — спросил Кейд.
Астра показала ему дощечку. С краю была пришпилена огромная стрекоза, а рядом красовалось ее изображение углем.
— Просто отлично, — сказал Кейд и ухмыльнулся еще шире, приобретя вид уже не простецкий, а почти придурковатый.
— Собираешься посмотреть сегодня на призрачный прилив? — спросила Мия у Арена.
— Даже Истязатели меня не остановят, — заявил тот.
— Правда? Говорят, папенька не особо склонен выпускать тебя из дому после заката.
— Кто говорит? — возмутился Арен, словно услыхал нелепую выдумку, а не постыдную правду.
— Да все подряд, — пожала плечами Мия.
— Ну это враки. Я приду. Не сомневайся, — заверил ее Арен. Он и впрямь собирался на праздник — при условии, что удастся проскользнуть мимо слуг. Но на этот счет у него уже был план.
Мия повернулась к Кейду:
— Ты тоже пойдешь?
— Вряд ли, — ответил тот с напускным безразличием. — Завтра нужно встать пораньше, чтобы помочь в мастерской. — Он посмотрел на Арена и отвел взгляд, и юноша почувствовал укор совести. Кейд очень хотел пойти вместе с ним, но теперь, скорее всего, останется киснуть дома. Однако бывают дела, в которых не может участвовать даже лучший друг.
Они попрощались с девчонками и покинули площадь. Арен выбрал не самую прямую дорогу, с намерением пройти мимо храма, который стоял через несколько улиц, возвышаясь над крышами Шол-Пойнта. Если повезет, Арен успеет застать вечернюю службу.
— Мне надо вернуться к ужину, — запротестовал Кейд, догадавшись, куда они направляются.
— Мы ненадолго. Только мимо пройдем.
— Ты никогда мимо не проходишь.
Они вышли на небольшую мощеную площадь перед храмом. Арен замедлил шаг, остановился и принялся разглядывать фасад. Сколько бы он ни смотрел на это величественное строение, благоговение не иссякало. Строгие торжественные линии, выразительные геометрические формы и безупречная симметрия говорили о могуществе, порядке и дисциплине. Это здание принадлежало совсем иному миру, нежели окружающие его узкие, извилистые улочки, мощенные песчаником, и беспорядочно теснящиеся дома, отделанные растрескавшейся от зноя и соленого ветра штукатуркой. Раньше на этом месте стоял старый храм Девятерых, но его снесли, когда Арен был еще маленький.
Как у всех кроданских храмов, у этого было два входа: они символизировали два пути, по которым нисходит свет Вышнего. В нише над каждым входом возвышалось изваяние. Одно изображало юношу в мантии, с благостным лицом, с раскрытой книгой в руке. Второе — воина в доспехах; он бесстрашно обозревал площадь, опершись ладонями на рукоять меча, чье острие покоилось между ступней. Ученый Томас и отважный Товен, Слово и Меч, земные поборники Вышнего.
— Это уже называется не «мимо пройдем», а «остановимся и поглазеем», — проворчал Кейд.
Арен не обратил на него внимания. Как он и рассчитывал, священники еще пели. Их голоса волной плыли по всей площади, рождая глубокие отзвуки, сплетая сеть гармоний, сложных и таинственных. Высокие ноты взмывали над городом, словно чайки на ветру, басы рокотали, и мелодия ширилась, заполняя собой все небо. Музыка поражала своей безукоризненной стройностью, и Арен с восторгом отдался во власть ее чар.
В Оссии не было подобных песнопений. Лишь несколько выдающихся произведений пережили гибель Второй империи, но теперь и они считались устаревшими и редко исполнялись. Соплеменники Арена больше любили народные песни, звучавшие в тавернах и у бивачных костров, — то непристойные, то мечтательно-грустные, но всегда задушевные и искренние. Да и сам юноша не отрицал, что они несут в себе некую первобытную мощь и после нескольких стаканчиков эля пронимают его до глубины души, заставляя тосковать по временам, когда он еще на свет не появился. Однако в сравнении с кроданскими симфониями эти простенькие мотивы казались детским лепетом.
— О Девятеро, опять они развопились, — буркнул Кейд, закатив глаза.
Арен сердито нахмурился. Кейд чтил Девятерых и предпочитал такую музыку, в такт которой можно прихлопывать и притопывать. Арен оказывал на приятеля большое влияние, но, несмотря на все его усилия, музыкальные пристрастия Кейда не менялись.
— Юный Арен! Рановато ты явился. До созыва еще пять дней, — окликнул юношу проповедник Эрвин, показавшийся в дверях на вершине лестницы.
Этого пожилого священника любили в городе за беззаботный нрав и простоту в обращении. Облачение он носил бежево-красное (бежевый цвет означал пергамент, красный — кровь), с вышитыми от плеча к груди кроданскими лучами. На шейной цепочке висел сработанный из золота знак Святейших: меч и открытая книга.
— Я просто хотел послушать вечернюю службу, — отозвался Арен. — Ты не участвуешь?
— К несчастью, Вышнему было угодно наделить меня лягушачьим голосом, а во рту устроить осиное гнездо. Я борюсь с Мстительницей иными способами. — Он взмахнул веником. — Например, мету ступени. Благородный труд, если подумать.
— Все мы исполняем свой долг, — усмехнулся Арен. И тут заметил, что Кейд бочком пробирается к выходу с площади. — Но нам пора. Даже Вышний не спасет Кейда, если он опоздает к ужину.
— Увидимся в фестендей! — Проповедник Эрвин помахал на прощание костлявой рукой.
— До сих пор не понимаю, зачем мне идти на созыв, — пробурчал Кейд, когда они отошли подальше. — Я вообще не верю во всю эту чушь. Как и половина оссиан в Шол-Пойнте.
— Может, кроданцы надеются, что однажды ты уверуешь.
Кейд фыркнул.
Они покинули площадь и зашагали по брусчатке Рыбного ряда. Сегодня лавки были закрыты, торговля замерла, однако в пивной гремели голоса кроданцев, распевающих песни своей отчизны. За толстыми оконными стеклами вздымали кружки расплывчатые, искривленные фигуры. Над входом красовалась деревянная вывеска с изображением двух бьющихся соколов — эмблема Анваальской пивоварни, призывающей отведать густого темного пива из самого сердца империи. Рядом стояли на страже два солдата в черно-белых кроданских мундирах; характерные угловатые шлемы придавали их угрюмым лицам величавый вид.
За Рыбным рядом начиналось хитросплетение улочек и крохотных площадей, постепенно уводящее вдоль западных утесов к портовым докам, отмелям и бухтам. В захудалых пекарнях под открытым небом продавались утренние плюшки и булки, за ржавыми решетчатыми дверьми прятались тесные распивочные, рядом жались друг к другу дома с покосившимися водосточными желобами, а на узких подоконниках кошки вылизывали шерстку. Слева, сквозь просветы между домами, виднелись синяя морская гладь и солнечный диск, алеющий над горизонтом.
Арен усмехнулся. Сегодня светило не торопится заходить. А когда стемнеет, начнутся приключения.
— Арен!
Юноша обернулся, и улыбка исчезла с его лица. На углу стояли двое молодчиков. Один — светловолосый, осанистый, атлетически сложенный: кроданский идеал силы и соразмерности. Другой — не такой красавец, с длинным заостренным носом, рябой и рыжеволосый. Харальд и Джук, старшие братья Соры.
— Смотрю, все с сынком столяра ошиваешься, — бросил Харальд. — Рад, что ты нашел товарища себе под стать. Продолжай в том же духе.
В голове у Арена мелькнул десяток оскорбительных ответов, но вслух он не произнес ни одного из них.
— Чего тебе, Харальд?
Двое юных кроданцев направились вперед по проулку. Одеты они были в изящные камзолы и расшитые штаны, на бедрах висели узкие мечи. Держались оба вызывающе.
— Помнишь, что я сказал тебе в прошлый раз? — спросил Харальд. — Думаю, помнишь. Кажется, мы вполне объяснились, даже учитывая исключительное тупоумие твоего народа.
Ярость вскипела в груди Арена. Сохранять вежливость было трудно.
— Ты велел мне держаться подальше от Соры, — сказал он.
— Значит, все-таки понял! — притворно изумился Харальд. — И ведь то было уже не первое предупреждение. И не второе. Даже мой отец ходил объясняться к тебе домой.
Арен, ничего не отвечая, пристально посмотрел в глаза Харальду — на большую дерзость он не осмелился.
Джук тем временем обратил презрительный взор на Кейда, будто заметил его только теперь.
— А ты убирайся, рыба-прилипала! Тебя это не касается.
Кейд взглянул на Арена, потом на Джука. И не тронулся с места, хотя явно был не прочь сбежать, судя по тому, как он переминался с ноги на ногу.
— Ты глухой? — осведомился Джук.
— Где хочу, там и стою, — пробурчал Кейд.
— Я тебя слушаю, Харальд, — напомнил Арен, чтобы переключить внимание на себя. Джук смерил Кейда угрожающим взглядом, но на сей раз этим ограничился.
— Как же тебе объяснить, чтобы ты и правда услышал? — сокрушенно произнес Харальд. — Или от тебя ускользнуло, что ты оссианин, а Сора кроданка, из графского рода? Возможно, ей не хватает ума позаботиться о собственном добром имени, но мы обязаны проследить, чтобы она осталась пригодной для замужества. А если ты… испортишь ее, Арен, долг чести велит мне тебя убить, а это не нужно нам обоим. — Он покачал головой и вздохнул. — Вполне допускаю, что уразуметь столь сложный предмет тебе не под силу, так что позволь донести хотя бы общий смысл. — Он наклонился поближе и понизил голос до зловещего шепота: — Она никогда тебе не достанется. — И Харальд с такой силой толкнул Арена в грудь, что тот не удержал равновесия и рухнул навзничь на жесткую землю, ободрав локти, причем в спину ему больно врезался закутанный в мешковину меч.
Когда Арен неуклюже поднялся на ноги, скрипя зубами и раскрасневшись, Джук взревел от хохота. Арену отчаянно хотелось заехать кулаком в надменные губы Харальда. Оба брата больше и сильнее его, так что ему достанется с лихвой, однако и он успеет надавать им по зубам.
Остановила его укоренившаяся за долгие годы привычка сдерживать свои порывы. Он оссианин, а они кроданцы. Если кто-нибудь донесет о потасовке, наказание будет суровым.
— Страсть как хочется мне двинуть, да? — улыбнулся Харальд. — Гляди, как кулачонки-то сжал. Твой народ все решает насилием. К счастью для тебя, мы более цивилизованны. — Он вынул из нагрудного кармана сложенное письмо со взломанной печатью. — Мы нашли это у сестры в комнате. Сора ничего не умеет толком скрыть.
У Арена засосало под ложечкой, когда он узнал письмо.
— Отдай!
— Ну уж нет, — пренебрежительно бросил Харальд. — Мы передадим его нашему отцу, если заподозрим, что ты опять встречался с Сорой. Как тебе известно, он вхож к самому губернатору. Любопытно, как поступят с твоим папашей, когда губернатор узнает, что тот не сумел удержать тебя в узде?
— Отдай! — повторил Арен, с трудом выталкивая слова: горло сжалось от унижения и гнева. — Это личное письмо!
— Теперь уже нет. Ведь оно касается моей семьи. — Харальд протянул письмо Джуку, и тот развернул его. — Наверное, твой приятель тоже не прочь послушать?
— «Сора, моя любовь, моя единственная любовь», — начал Джук завывающим голосом, изображая страждущего романтика.
Вот бы хоть разок ударить. Всего разок. Но тело отказывалось повиноваться. Арену хватило мужества войти в логово варгини, но поднять руку на кроданца он не мог. Так уж его воспитали.
— Довольно! — взмолился он и сам ужаснулся, насколько беспомощно прозвучал его крик. Кейду, судя по его виду, хотелось сквозь землю провалиться.
— «Быть розно с тобой — сущее мучение», — продолжал Джук, приложив ко лбу тыльную сторону ладони и поникнув в притворной тоске. — «Я должен…» — Он остановился и хмыкнул. — Ты пропустил надстрочные знаки в слове «мучение». Если уж пишешь по-кродански, потрудись выучить язык как следует. «Я должен увидеть тебя, моя милая! — возобновил он чтение. — Пламя сжигает мне…»
— Хватит! — выкрикнул Арен.
Джук с вопрошающим видом повернулся к Харальду. Тот холодно взглянул на Арена.
— Думаю, мы пришли к соглашению.
Арен кивнул, закусив губу. Джук сложил письмо и протянул обратно Харальду, тот сунул его в нагрудный карман. Арен застыл, опустив плечи и стараясь не смотреть на своих мучителей.
— Найди себе хорошенькую оссианку, — посоветовал Харальд с неожиданной доброжелательностью. — Знаю, ты любишь Сору, но лучше забудь ее. Моя сестра не для тебя. — Он хлопнул Джука по плечу, и они развернулись, чтобы уйти. — Это последнее предупреждение, Арен, — бросил Харальд напоследок.
Когда они скрылись из виду, Арен почувствовал смущенный взгляд друга.
— Все хорошо? — спросил Кейд.
Арена так и подмывало ответить резкостью, но он прикусил язык. Пусть ему и хочется выместить свою злость, а Кейд — удобная мишень, но негоже так поступать.
— Пожалуй, пойду домой, — вымолвил он. И, не попрощавшись, зашагал прочь. С друзьями, конечно, веселее, но Арен давно усвоил, что позор лучше переносить в одиночку.