Пламенный клинок

ГЛАВА 7

В ночной тиши дом поскрипывал и вздрагивал, словно живой. Арен скользнул в безмолвный сумрак коридора и притворил за собой дверь. Слуги большей частью уже улеглись, но к юноше сон никак не шел.

Он прокрался по коридору в одних носках, держа башмаки под мышкой и вздрагивая при каждом шорохе. Если все получится, никто и не узнает о побеге, но если его поймают, наказание неминуемо. Отец строго придерживался лишь одного правила: к вечеру Арену полагалось возвращаться домой, а выходить после сумерек запрещалось.

Юношу раздражало, что его считают ребенком. Другим ровесникам разрешали гулять допоздна. Обычно Рэндилл проявлял понимание и здравый смысл, однако в этом вопросе оставался непреклонен, толком не объясняя причин.

Ладно, Арен уже юноша, а не мальчик. И на свете есть вещи поважнее, чем следовать чужим приказам, даже приказам собственного отца.

И кабинете Рэндилла еще горели светильники, желтый отсвет пробивался из-под двери. Странное поведение отца встревожило Арена, из-за чего воодушевление по поводу грядущей ночи слегка поубавилось, но эту загадку он разгадает позже. А теперь пора бежать.

Рука нащупала в кармане медный ключ, которым отворялась дверь для прислуги. Оригинал ключа Арен стащил у горничной, заказал копию у ученика слесаря, а потом вернул на место, прежде чем пропажу обнаружили. Пару дней его терзало чувство вины (ведь мелкое воровство и жульничество не приличествуют благородному человеку), но Кейд напомнил приятелю, что в сказках герои постоянно крадут то мечи, то волшебные кольца, то красавиц, но все равно считаются героями. Это утешило Арена. Иногда во имя высокой цели приходится совершать неблаговидные поступки.

Он спустился по лестнице и пересек освещенную луной гостиную. Доску для игры в башни убрали, залу привели в порядок, однако в воздухе еще стоял застарелый запах дыма от сигар магистра Орика.

Где-то поблизости раздались приглушенные голоса. Арен прижался к стене и украдкой выглянул в коридор через дверной проем. Конюх и эконом шагали в противоположную от него сторону, тихо переговариваясь в мерцании свечей, которые они несли. Юноша дождался, пока они скроются из виду, потом юркнул в коридор и лицом к лицу столкнулся с нянюшкой Альсой.

Оба подскочили от неожиданности. Нянюшка Альса, одетая в ночную сорочку, стояла в дверях кладовой, держа в руке намазанную медом лепешку.

На мгновение Арену пришла нелепая мысль пуститься наутек. Ничто не должно воспрепятствовать побегу. Он открыл было рот, чтобы выпалить какую-нибудь отговорку, но нянюшка Альса стремительно приложила палец к губам. До Арена дошло, что свечи у нее нет: няня тоже украдкой куда-то пробиралась в темноте.

— Я тебя не видела, — шепнула она с улыбкой, — а ты не видел меня.

Арен усмехнулся в ответ.

— Приятного зрелища, — промолвила она, после чего скользнула мимо него, точно призрак, и исчезла.

Арен про себя возблагодарил Вышнего, что в воспитательницы ему досталась нянюшка Альса. Она помнила, каково это — быть молодым. Остаться на улице допоздна в первую ночь призрачного прилива считалось в Шол-Пойнте своего рода обрядом посвящения. В прошлом Арену вечно не везло, но сегодня все сложится иначе.

Он прошмыгнул наружу через дверь для прислуги, запер ее за собой, напялил башмаки и бегом пересек прилегающий к дому земельный надел. Шторы в доме большей частью были задернуты, но Арен не успокоился, пока не отдалился на достаточное расстояние, чтобы его не заметили из окон, и прошел еще немного вниз по тропинке. Там он на миг остановился, чтобы предаться ликованию. Подставив лицо прохладному морскому ветру, юноша прислушался к шелесту листвы и шебуршанию зверушек в траве. Тропинку заливало бледное холодное сияние, и Арену открылась вся свобода мира.

Внезапно из-за утесов раздался глубокий печальный вздох, будто древний великан ворочался во сне. В ответ издалека донесся жутковатый пронзительный вскрик, при котором воображению сразу представился бесплотный орел, прилетевший из Страны Теней.

Призрачный прилив уже наступил. Словно пришпоренный этими звуками, Арен ускорил шаг.

Дорога, которую он избрал поначалу, вела вдоль утесов, но он старался не приближаться к самому краю. Ему не хотелось увидеть море, прежде чем не наступит нужный момент. Поэтому дальше он направился по заросшим ежевикой тропинкам, петляющим сквозь поля и отлогие пастбища.

Нынешним вечером Сестры находились в небе друг возле друга. Вот унылая бледная Лисса, сияющая и нежная, в светло-голубых, зеленоватых и розовых прожилках. Рядом — мрачная Тантера, темная и разбухшая, вся в красных пылающих трещинах. На востоке расположился Висельник, озаряющий соседние созвездия, а на севере тускло мерцала туманность с бесчисленными звездочками по краям: Самоцветная Тропа, или Джохина Река, как по-прежнему именовали ее оссиане.

Когда Арен был маленьким, при взгляде на Лиссу он представлял, что сверху на него смотрит мать. Ее тоже звали Лисса, и для детского рассудка это совпадение имело глубокий смысл. Безлунными ночами или при кровавой луне, когда Тантера заступала на стражу и одиночку, окрашивая небо в багровый цвет, Арен в испуге просыпался перед самым рассветом и громко звал отца. Пусть матушки нет рядом, чтобы утешить его, Рэндилл оставался неколебимым утесом, за который можно ухватиться во время бури.

Но сегодня вечером утес дал трещину. Раньше Арен не воспринимал отца как самостоятельную личность, видел в нем только родителя, могучий авторитет, а не человека, которому свойственно ошибаться. До сих пор Рэндилл ни разу не выказывал усталости или слабости, и теперь Арен впервые усомнился в отце.

Он постарался прогнать непрошеные мысли: они слишком пугали. Отец просто устал, он ведь и сам так сказал. Но воспоминание о разговоре продолжало терзать юношу.

«Наверное, я решил, что это Полый Человек. Помнишь такого?»

Полый Человек. Арен не думал о нем уже много лет. Мертвец, который бродит по стране и разыскивает себе новую душу взамен утраченной. На шее у него виднеется шрам, ведь ему перерезали горло. «Если увидишь Полого Человека, беги, — сказал однажды Рэндилл перепуганному сынишке. — Беги и не останавливайся, иначе он тебя убьет».

Зачем отец упомянул сегодня Полого Человека? Зачем вообще изводил Арена подобными разговорами? В остальном Рэндилл неизменно проявлял к сыну заботу и теплоту, однако не раз доводил его до ночных кошмаров страшными сказками. Арен отчетливо помнил, как однажды ненароком подслушал сетования нянюшки Крии, своей первой воспитательницы: дескать, Рэндилл до смерти пугает Арена всякой чепухой. Почему на отца временами накатывало такое ожесточение, в целом ему несвойственное?

Повзрослев, Арен рассказал про Полого Человека Кейду, и тот пришел в восторг. Этого предания он никогда не слышал, хотя гордился тем, что хранит в памяти уйму рассказов о призраках и злых духах. Кейд кинулся к матери, знавшей, пожалуй, все истории на свете, но и Вельда не слышала о Полом Человеке.

Несколько человек, посмеиваясь, пересекли тропинку прямо перед Ареном и поспешили напрямик сквозь высокую луговую траву. Они держали путь к бухтам, где их уже, наверное, дожидались. Арен же устремился вверх по косогору, где над волнами вздымались могучие утесы. Он направлялся к сторожевой башне.

Наконец она показалась взору, и от волнения Арен позабыл про отца и Полого Человека. Словно обломанный клык, высилась башня среди утесов, озаренная сзади перламутровым сиянием; старинную кладку подернула тень. Уцелела только передняя стена башни, выходящая к морю: она смотрела на запад, где за горизонтом скрывались острова племени элару. Остальная часть постройки давно развалилась, превратившись в кольцо камней чуть выше человеческого роста, а вокруг громоздились поросшие травой груды обломков и остатки арочных проемов. Ей было далеко до творений Древней Оссии, давно сгинувшей империи предков: всего лишь грубая поделка, наскоро сооруженная в суровые века, когда объятая войной страна снова впала в невежество и дикость.

Арен направился вверх по склону, заросшей тропой пробираясь к башне с обращенной к суше стороны, где среди мусора еще валялись камни, вытесанные в минувшие века. Подойдя поближе, Арен заметил и других людей, которые крались к руинам в лунном свете.

Внутри башни он насчитал по меньшей мере десятка два зевак. Дружеские компании распивали вино и шутили, парочки бродили под руку среди развалин под сиянием звезд. Несмотря на многочисленность и приподнятое настроение собравшихся, смеялись они приглушенно и разговаривали вполголоса. От этого места веяло чем-то запретным, чарующим и слегка жутковатым, что отбивало охоту к буйствам. А может, людей усмиряло волшебство этой ночи и заунывные возгласы, доносящиеся с моря.

Сзади Арену прикрыли глаза ладонями, и он почувствовал, как к нему прижимается теплое гибкое тело.

— Угадай, кто? — спросили на ухо.

— Уж точно не Сора, — ответил он с улыбкой. — Она ведь примерная девушка. Явно не из тех, кто в глухую ночь тайком выбирается из дома вопреки отцовской воле.

Сора нежно куснула его за мочку.

— Я слышала, что любовь толкает девушек на безумства.

Арену еле удалось подавить радостную дрожь. Горячее дыхание девушки, обдавшее ему щеку, в одночасье спалило дотла все его терпение.

— Тогда покажись мне, если ты и впрямь Сора, а не какой-нибудь призрак, посланный мучить меня.

Ладони соскользнули с его глаз, и он обернулся. Перед ним в лунном свете стояла его избранница и смеялась, невинная и озорная. В груди у Арена поднялся целый водоворот чувств, наполнивший его изумлением и восторгом. Перед силой первой любви он оказался беспомощен. В его жизни не было других девушек — и никогда не будет. С умопомрачительной определенностью Арен сознавал: Сора его суженая, они поженятся и проведут всю жизнь вместе.

Она была по-кродански белокура, как и ее брат Харальд, с широко расставленными серыми глазами; волосы, не доходящие до плеч, обрамляли открытое лицо, которому так шли игривость и широкая белозубая улыбка. В глубине души Арен сознавал, что Сору не назовешь первой красавицей империи или даже самой прелестной девушкой Шол-Пойнта, но ему было все равно. В его глазах она не имела равных.

Для свидания она выбрала легкое, воздушное изумрудно-зеленое платье, снизу уже испачканное и совершенно не вязавшееся с громоздкими башмаками. Изящно, но при этом практично; Арен подивился ее предусмотрительности. Он потянулся к Соре, чтобы привлечь к себе и поцеловать, но она ловко отпрянула и с укоризной заметила:

— Где твоя сдержанность, мой дикий оссианин? Целоваться, да? А я-то думала, ты вытащил меня из постели, чтобы показать таинственные чудеса.

Арен разочарованно усмехнулся. Он мечтал соприкоснуться с ней губами, но она вела свою игру, поддразнивая его и кокетничая, заставляя ждать и терзаться. Однажды Сора сказала: чем дольше погоня, тем слаще добыча; но все равно Арен предпочел бы прямиком перейти к самому главному.

— Ну ладно, — сказал он, протягивая руку. — Тогда прогуляешься со мной, моя госпожа? Надеюсь, ты сочтешь зрелище достойным тебя.

— Что ж, дикарь хотя бы учтив, — улыбнулась девушка и подала ему ладонь. От одного ее прикосновения сердце Арена забилось быстрее.

Они неспешно побрели среди камней, пробираясь через заброшенные развалины. Держа ее руку в своей, Арен словно стал выше ростом. Ведь она выбрала его из всех мальчишек Шол-Пойнта! Никто не обращал на них особого внимания, но в каждом встречном взгляде юноше чудились затаенная зависть и сдержанное уважение.

— Говорят, именно здесь Кала, Рассветная Стражница, высматривала, не надвигается ли из-за моря флот элару, — рассказывал Арен, которому не терпелось блеснуть познаниями. В кои-то веки он сам был не прочь поведать оссианское предание. — Короля Ангреда Увечного предупредили, что элару готовят вторжение, но его околдовал сладкоречивый посол этого племени, внушивший, будто истинная опасность исходит с севера, из Харрии. Король отправил войска на границу с Харрией, но Рассветные Стражи поняли, что к чему, и велели Кале держать дозор. Тридцать дней и тридцать ночей ждала она и наконец на исходе последнего дня увидела бесчисленные паруса. Она села на коня и без роздыха скакала день и ночь до самого Моргенхольма, чтобы предупредить короля. Тот осознал свою ошибку и двинул войска к побережью. Все считали, что время упущено, но, когда войска прибыли, оказалось, что Рассветные Стражи подняли все местные гарнизоны и удерживали силы элару, вдесятеро превосходившие их числом, до самого прихода подкрепления. Захватчики были опрокинуты и бежали, так что вторжение провалилось.

Сора стиснула его руку.

— Как увлекательно! Значит, Рассветные Стражи были великими героями?

— Они составляли орден воинов и книжников, поклявшихся в верности Пламенному Клинку. Иногда они исполняли роль отборных королевских телохранителей, которым поручались самые деликатные и опасные задания, но обычно действовали скрытно, неизменно радея о благе государства. Истинную преданность они хранили не правителям, но самой Оссии. — Арен взглянул на уцелевшую стену над морем, сквозь узкие окна которой проникал мерцающий свет. — Да, они были великими героями. Когда-то среди нас водились и такие.

Сора поджала губы и слегка нахмурилась — таким образом обычно выражалась ее задумчивость. Арену это казалось неизъяснимо прелестным; впрочем, все, что делала Сора, казалось ему неизъяснимо прелестным.

— Я слышала о Пламенном Клинке, — неуверенно промолвила она. — Вы лишились его, когда Оссия пала.

— Его захватил кроданский генерал по имени Даккен, — ответил Арен, — и увез в Кроду вместе с другой военной добычей.

— А Рассветные Стражи? Куда делись они?

— Об их подвигах нет известий уже две сотни лет. Они остались и минувшем и превратились в легенду.

Сора фыркнула.

— Петер говорит, что, лишившись Пламенного Клинка, оссиане признали себя побежденными.

Арен сжался при упоминании Петера, чересчур самоуверенного кроданского парня, проводившего в обществе Соры куда больше времени, чем того хотелось Арену.

— Так и было.

— Но ведь это всего лишь меч, — с недоумением заметила девушка. — Петер говорит, что кроданское войско никогда не сдалось бы из-за потери какого-то меча.

Арен не сумел скрыть обиду в голосе.

— Возможно, поэтому вы и победили.

— Тебе завидно! — поддела его Сора, и Арен насупился. — Ну перестань! Петер — обычный пустомеля. Замуж я пойду только за тебя.

— Если позволят твои отец и братья, — буркнул Арен. От упоминания соперника он сделался раздражительным и нечутким. — Ты знаешь, что сегодня Харальд и Джук меня стращали?

— Подумаешь! Они и на меня тявкают, — махнула рукой Сора. — Вот змеюки, у родной сестры из комнаты выкрали письмо! Очень по-взрослому. — Она плутовато улыбнулась. — Но я змеюка еще почище! Они запретили мне выходить из дому сегодня вечером, но я все равно ускользнула!

— Они знали, что ты собираешься встретиться со мной? — в ужасе спросил Арен.

— Подозревали. Но они не видели, как я уходила, а раз не видели, то и беспокоиться им не о чем. А вот и лестница! Давай поднимемся.

Вдоль полукружия выходящей к морю стены тянулся ряд ненадежных ступеней. Камни были выщерблены, кое-где отвалились большие куски и зияли устрашающие бреши. Однако лестница вызывала у Арена гораздо меньше опасений, нежели последнее замечание Соры. Девушка будто не понимала, насколько все серьезно и что может произойти, если их поймают. Арену угрожало кое-что посущественнее взбучки. Если отец Соры донесет губернатору, последствия затронут не только самого Арена, но и его отца, поэтому юноша встревожился не на шутку.

Он взял Сору за обе руки и развернул лицом к себе. Ему внезапно захотелось узнать, честна ли она с ним, будет ли ждать его возвышения с воинской службы. Ему предстоял целый год в разлуке, без возможности увидеть любимую, прикоснуться к ней. Целый год в неведении, чем она занимается и с кем. Арен долго избегал подобных мыслей (ему отлично удавалось уходить от сложных вопросов, как заметила однажды нянюшка Альса), но теперь под ногами словно разверзлась жуткая пустота.

Сора прочитала тревогу у него в глазах и приложила палец к губам Арена, будто напоминая, что он уже мужчина, а не мальчик. В такую ночь негоже падать духом. Если, конечно, ему хочется ее поцелуев.

Поэтому юноша подавил страх и, чувствуя разом облегчение и боль, направился вверх по ступеням.

Лестница резко оканчивалась на полпути, дальше были только воздух и звезды. Слева находился выход на балкон, когда-то опоясывавший башню снаружи. Теперь от него остался лишь изъеденный временем широкий выступ, а балюстрада давно развалилась. По всему протяжению выступа сидели озаренные луной люди, свесив ноги над землей на высоте трех этажей. Они не побоялись взобраться на такую верхотуру ради вида, открывающегося на пятнадцать лиг по всем направлениям. С высоты башни волшебное зрелище представало во всей красе.

Арен и Сора вышли наружу, присоединившись к наблюдателям, и глаза у Соры расширились: она впервые видела призрачный прилив.

Море сверкало. Дивное сияние разноцветными лентами скользило над волнами вдоль всего побережья. Там, где вода встречалась с сушей, в гротах и перед утесами, сияние достигало ослепительной яркости. Шаткие пристани и пришвартованные лодки, будто призрачные видения, колыхались в текучем белом свете.

Вдалеке виднелись панцирные киты — громадные чудища, покрытые плотной корой ракушек. Выпуская фонтаны, они переваливались с боку на бок и шлепали плавниками. Время от времени один из них с разинутой пастью выпрыгивал из воды, рассекая светящиеся ленты. Потом обрушивался вниз и скрывался в глубине, и вновь наступал покой, а сияющие полосы понемногу обретали прежние очертания.

Этих самых китов Арен и слышал всю дорогу до башни. Глубокое низкое урчание, отдававшееся у него в груди, странные неравномерные хлопки, жуткие завывания и взвизги, от которых замирала душа, — все эти сверхъестественные звуки напоминали о диких древних краях, где, как говорят, властвуют выходцы из мира мертвых.

Неудивительно, что в прежние времена моряки считали, будто во время призрачного прилива на сушу выходят души утопленников, сопровождаемые китами Джохи. Каждый оссианин надеялся после смерти вернуться в землю, где подручные Сарлы, Повелительницы Червей, размельчат его тело и снова пустят в круговорот жизни. Те же, кто уходил в море, молились Царю-аисту, Воплощению Моря и Неба, чтобы он переправил их обратно к Сарле, если им суждено утонуть. Призрачный прилив служил доказательством, что их молитвы не пропадают втуне.

Арен не верил в Девятерых: ни в Сарлу, ни в Джоху, ни во всех прочих. Он следовал за светом Вышнего и насмехался над невежеством праотцов. Но здесь, лицом к лицу с непостижимым величием призрачного прилива, трудно было не ощутить, как тянутся к тебе духи старого мира, как боги родины исполинскими тенями встают за спиной.

Он повернулся к Соре, намереваясь высказать свои мысли, но осекся, увидев слезы на глазах любимой. Она обхватила его лицо ладонями и привлекла его губы к своим.