Вечерело, и между деревьями уже сгущались тени, но на стоянке весело пылал костер. На краю прогалины стояла кибитка Орики, крытая пестрыми тканями и увешанная побрякушками; лошади паслись на привязи неподалеку, пощипывая травку. Все сидели вокруг костра на свернутых одеялах или поваленных деревьях, а Граб устроился на большом плоском камне. Над огнем на железном вертеле жарилась оленина, наполняя воздух восхитительным ароматом. Они ели руками с оловянных тарелок; к мясу добавились вареная картошка из припасов Орики, лесные грибы, собранные Викой, и хлеб грубого помола. Арен уплел все без остатка. Кейд сидел у костра напротив друга и молча жевал, погруженный в восторженное забытье. Арен надеялся, что еда немного улучшит настроение Кейда. Он дулся с тех самых пор, как Арен и Фен вернулись с добычей, хоть и делал вид, будто все в порядке.
Орика вытерла руки и взяла лютню. Это был сардский инструмент с длинным широким грифом и тридцатью струнами. Несколько раз пробежавшись рукой по ладам, чтобы размять пальцы, она извлекла из лютни последовательность аккордов, которая показалась Арену знакомой.
— Что за песня? — спросил он. — Я много раз слышал, как ты ее наигрывала. Кажется, будто я знаю ее всю жизнь, но не могу вспомнить.
Орика устало улыбнулась ему.
— Вряд ли. Это песня моего сочинения. Пожалуй, я слагаю ее всю жизнь, но только сейчас начинаю слышать по-настоящему.
— Исполнишь ее для нас?
— Она еще далека от завершения, — ответила Орика. — Но я сыграю готовую часть.
Она начала перебирать струны, и Арен снова поразился, как знакомо звучит мелодия. В ней слышались старые оссианские напевы: величественные боевые гимны времен Падения, а отчасти — «Плач скорбящего», который он впервые услышал еще ребенком. В мелодии Орики словно оживали голоса его предков, и в груди Арена пробуждалось опасное чувство гордости — то же самое он испытывал, думая о Пламенном Клинке.
Остальные тоже ощущали нечто подобное. Вика приосанилась, Скирда подняла голову и села, а Фен, стругавшая палку неподалеку от костра, опустила нож и прислушалась. Харод, чопорно сидевший рядом с Орикой, закрыл глаза в молчаливом одобрении. Один Граб остался безучастным: он отрезал еще кусок оленины и принялся с шумом его уплетать, заливая жиром татуированный подбородок. Тут Орика запела. Ее хрипловатый голос прорезал лесную тишь, и Арен почувствовал, будто его уносит куда-то вдаль.
Король в своем замке стоял у окна.
Внизу о прибрежье плескала волна.
Вдруг скрипнула дверь, и, бледней полотна,
К нему прорицатель явился.
«Страшись, государь, надвигается шквал.
Твердыню твою сокрушит бурный вал».
Король усмехнулся, раздумья прервал
И вдаль без боязни воззрился.
«На море затишье, и чист небосвод.
Нигде я не вижу предвестья невзгод».
В ответ прорицатель: «Возмездье грядет
Из бездн, что незримы для ока.
Ломая препоны, нахлынет прилив,
Поднимется буря, по-волчьи завыв,
Разбудит погибших к отмщенью призыв,
И ярость их будет жестока».
Последний аккорд растворился в воздухе, и несколько мгновений слушатели молчали, ожидая следующего куплета. Потом Граб постучал себя по груди и оглушительно рыгнул, спугнув лисицу, притаившуюся неподалеку. Харод взглянул на него с гневом и укоризной, но скарл невозмутимо продолжил уплетать оленину.
— Будет продолжение, — сказала Орика, — но оно еще не готово.
— Мне понравилось! — воскликнул Кейд. — Особенно трень-брень в начале.
Арен поморщился. Талантом музыкального критика Кейд обладал в такой же мере, как и умением флиртовать.
— Сюжет кажется знакомым, — сказал Арен.
Кейд нахмурился, потом щелкнул пальцами.
— Король Кавил Львиная Лапа! — Арен недоуменно взглянул на него, и Кейд пояснил: — Кавил был королем в эпоху Легенд. Его отец отнял трон у лорда-бастарда, а сам он захватил половину Пламении, оттеснил урдов и почти выгнал элару обратно в море. Если бы он не умер, урды, вероятно, нас не завоевали бы и Первая империя выглядела бы совсем иначе. Но он успел немного: подвела самоуверенность.
— Граб хочет услышать, что произошло, — заинтересовался скарл, на которого рассказ Кейда произвел большее впечатление, чем песня Орики.
— Его прорицателю пригрезилось войско мертвецов-урдов, которое наступало с моря, и он посоветовал королю держаться подальше от прибрежного замка, — пояснил Кейд. — Но Кавил поступил ровно наоборот и направился прямиком туда, желая показать всем, что не боится призраков. За ними последовали лучшие воины, вернейшие сподвижники. Вскоре знамение сбылось: с моря нахлынула огромная волна, смывшая замок вместе с Кавилом, а потом началась борьба за трон, во время которой Оссию захватили урды.
Граб разразился смехом, изо рта у него полетело недожеванное мясо.
— Глупый король не послушался предзнаменований! Не диво, что урды вас одолели!
— Об этом твоя песня? — спросил Арен у Орики.
— Возможно, — уклончиво ответила лютнистка. — Или о том, чего наша страна лишилась, но еще обретет вновь.
Арен открыл было рот, чтобы возразить, но, по счастью, Кейд его опередил, высказав ту же мысль.
— Но ты же сардка! — воскликнул он. — Я думал, ты… Ну, знаешь… — Он покраснел и умолк.
— Да, я сардка, — кивнула она. — Из безземельного избранного народа, вечных изгнанников. Но я и оссианка. Я выросла в этой стране, питалась плодами этой земли, танцевала под тем же небом, что и ты. Мой народ не помнит собственной истории, но в Оссии нас больше, чем в любых других краях. Все мы из волчьего племени, потомки Джессы Волчье Сердце.
— Но не Граб! В Грабе течет медвежья кровь, как и во всех скарлах. Урды никогда не завоевывали наши земли.
— Неудивительно, — заметил Кейд. Ему страшно хотелось выместить на ком-нибудь досаду, а скарл словно нарочно подвернулся под руку. — Мерзлые пустыни, воющие ветра и звери с зубами длиной в локоть. Кого туда потянет?
— Граба! Однажды Граб вернется — когда его тело изукрасят славные подвиги.
— Тебя никто не держит, — усмехнулся Кейд и взглянул на Фен в поисках одобрения; но та опять принялась выстругивать палку, не слушая их разговора.
Граб помотал головой.
— Еще не время. Грабу еще многое предстоит. Бежать из лагеря — недостаточно. Улизнуть от страхоносцев — недостаточно. Даже когда Граб победил чудище Скавенгарда, этого было недо…
— Погоди, ты не побеждал никакого чудища…
— Граб должен совершить великие подвиги, чтобы его народ замер в трепете! — Он положил на тарелку очередной кусок мяса и угрюмо пробормотал: — Граб им еще покажет.
Прежде чем Кейд успел съязвить, Арен сменил тему разговора:
— Харод, в трактире ты говорил, что вы побывали в нескольких городах и ни в одном из них не осталось сардов.
— Да, именно так, — подтвердил рыцарь, но вдаваться в подробности не стал.
— Поэтому мы и вернулись в Оссию, — пояснила Орика, помрачнев. — Я ищу свою семью.
— Что с ней произошло? — спросил Арен.
Она вновь смерила его испытующим взглядом, оценивая, стоит ли ему доверять.
— В Харрию проникли слухи, что сардские караваны в одночасье исчезли, — ответила она. — Мы направились в мой родной город, но прибыли слишком поздно: сарды бесследно пропали. Задавать вопросы было опасно. Меня не раз могли схватить, если бы не Харод. — Она с благодарностью положила ладонь ему на плечо.
— Я всего лишь исполнял свой долг, — сдержанно произнес тот, но Арен разглядел промелькнувшее на бесстрастном лице торжество.
— Моргенхольм всегда был главным средоточием сардов в Оссии, — продолжала Орика. — Не все из нас скитальцы. Некоторые предпочли обосноваться в городах, хотя лично я никогда не стала бы жить как скот в загоне. Кроданцы переправили моих соплеменников на восток, поэтому есть вероятность, что сарды на пути к столице.
— Но зачем кроданцы забирают их туда? — спросил Кейд.
— Непонятно, — мрачно ответила Орика. — Мне кажется, они хотят собрать всех нас в одном месте, чтобы сподручнее было нами управлять. Возможно, хотят, чтобы мы навсегда прекратили скитаться.
Арена обдало холодом. Его народ тоже опутали запретами и ограничениями. Неужели и оссиан когда-нибудь сгонят с насиженных мест, чтобы освободить побольше пространства для кроданцев?
Арен привычно потер большим пальцем отметину на запястье. Обещание, которое он дал Эйфанну, было выполнено (во всяком случае, по его мнению), но отметина осталась. Возможно, со временем она исчезнет? Но теперь он сомневался, хочет ли этого. Ведь он чувствовал такую гордость, что тогда заступился за Орику.
— А как во все это оказался замешан дворянин из Харрии? — спросила Вика, которая сидела по другую сторону костра, почесывая Скирду за ухом.
Харод напрягся. Арен догадывался, что его раздражает друидесса: раскрашенное лицо и свалявшиеся волосы, побрякушки и одеяние из шкур. Она слишком отличалась от прекрасных и холодных харриек, строго следующих правилам этикета.
— Мне… пришлось, — ответил он наконец.
Орика удостоила его улыбки.
— Он последовал за моей песней, — ласково проговорила она. — Я играла в доме его отца, после чего Харод поклялся служить мне. Он мой рыцарь и дорогой друг.
Харод выглядел, будто он сейчас лопнет от смущения, или от радости, или от того и другого сразу. Арен невольно удивился, что два столь различных человека отправились в путь вместе.
— Горшкоголовый последовал за песней? — прыснул Граб и закатил глаза.
— Тебе не понять, — презрительно бросил Харод. — Для скарлов лучшая музыка — стучать костями по черепам собственных предков.
— Ха! Граб думает, тебе не повредило бы вытащить кость из задницы.
Он вразвалку отошел от костра, а Харод остался сидеть, подрагивая, будто крышка кипящего чайника, и силясь подавить негодование. Его шея покрылась красными пятнами, а один глаз бешено дергался.
— Не сердитесь на него, — сказал Арен. — К нему нужно привыкнуть.
— Пожалуй, пойду пройдусь. Разомну ноги, — сказал Кейд. Он взглянул на Фен в надежде, что та захочет пойти с ним, но она осталась безучастной. Он мрачно взглянул на Арена и направился в чащу.
Харод извинился и отошел к кибитке. Орика принялась дальше сочинять свою песню, останавливаясь и начиная снова. Время от времени она откладывала лютню и делала какие-то пометы в пергаментном свитке. Арен понимал, что она записывает ноты, но значки были ему незнакомы. Он видел кроданские ноты на клавесине у нянюшки Альсы, но никогда не стремился их изучить, а его отец считал музыку пустой тратой времени.
Арен поднялся, обошел вокруг костра и сел рядом со Скирдой и Викой. Собака лизнула ему руку, а он рассеянно потрепал ее по холке.
— Гаррик правда явился тебе в видении? — спросил он друидессу.
— Я видела сияющего воина, хотя не разглядела лица, — призналась Вика. — В руке он держал меч, блиставший, словно солнце, и я поняла, что передо мной заступник, который преградит путь грядущему злу.
— Кроданцам?
— Кроданцы не зло, Арен. Они просто видят мир по-другому. Я говорю о силах более страшных, чем любая империя, которую знавала Пламения. Ты сам видел их мельком в Скавенгарде.
По спине у Арена пробежал холодок.
— И ты думаешь, Гаррик и есть заступник?
— Он встретил лицом к лицу чудище Скавенгарда и одолел его. Теперь я узнала, что он ищет Пламенный Клинок, и во мне зажегся луч надежды. Столь ясные знаки являлись мне редко.
Арен разочарованно насупился. Ему нелегко было принять мысль, что Гаррик избран богами.
— Я плохо разбираюсь в видениях, но если ты не различила его лица…
— Понимаю, тебе трудно, — сказала Вика. — Ты не знаешь, ненавидеть его или восхищаться им. Но человек скрывает в себе многое. В худших из нас есть хорошее, а в лучших — дурное. Гаррик недостойно обращается с тобой, он заклятый враг твоего отца, но именно он может оказаться человеком, который возглавит борьбу против того, что нам грозит.
— Он не заступник, — злобно проговорил Арен.
— Ты уверен?
— А ты?
Вика кивнула в знак уважения к его мнению. Скирда фыркнула, поднялась и отошла от костра. Арен ткнул в засохшую грязь носком башмака.
— Мир изменился, — заметил он. — Казалось, еще вчера я был во всем уверен. Нынче мне не на что и не на кого положиться. Разве что на Кейда, но даже он… — Арен запнулся, но решился признаться: — Если я сейчас уйду, вряд ли он за мной последует.
Вика перевела взгляд на Фен.
— Да, я видела, как он смотрит на нее. И ты тоже смотришь.
Арен не стал возражать. Он не понимал, что именно чувствует к Фен, но чувства у него точно были.
— Могу ли я предложить совет? — произнесла Вика. — Запасись терпением. Ответы придут в свое время, хотя тогда ты можешь и пожалеть, что вообще спрашивал. В молодости торопишься все узнать, но знание лишь влечет за собой новые вопросы. Забудь о цели, Арен; получай удовольствие от дороги. Сейчас ты свободен, как никогда, и выбор, который ты сделаешь, определит твое будущее.
Слабое утешение, но Арен почувствовал мудрость в словах друидессы. Если он хочет, чтобы Гаррик открыл свои тайны, надо быть умнее и дождаться подходящего случая.
Так или иначе, он узнает правду о Гаррике и своем отце. И только потом, когда откроются все карты, он решит, как действовать.