Пламенный клинок

ГЛАВА 45

«Кожекрад!»

Кровь стучала у Граба в ушах, в горле саднило, зубы скрежетали. Он вытер плевок рукавом, но по-прежнему чувствовал его на лице, поспешно шагая по улицам; голова у него кружилась от гнева и стыда, он почти не замечал людей, мимо которых проталкивался.

На него нахлынули воспоминания о другой женщине, которая тоже плюнула в него. Отыскала его в бражной зале, пирующего вместе с героями, возвела на него обвинение и тем самым навеки погубила. Недавние друзья приволокли его в жреческие палаты из черного камня и бросили перед Мрачными Мужами — отвечать на обвинение.

Мрачные Мужи выслушали его, косматые и угрюмые, в потрепанных мехах, покрывавших плечи, и широкополых шляпах с мягкими полями. Глаза их скрывались под повязками из лоскутьев, а на каждом лоскуте был намалеван другой глаз: глаз Урготхи, Костяного бога, который видит любую ложь. Под их незрячими взглядами Граб поведал свою историю, до последнего отстаивая собственную невиновность.

Когда он договорил, главный из Мрачных Мужей подался вперед, разомкнул уста, обнажив гнилые зубы, и произнес слово, которое обрекло его на проклятие: «Ханнаквут».

Граба повалили наземь, и к нему приблизился кожеписец. «Очисти его! — велели Мрачные Мужи. — Сотри ложь с его тела!» Кожеписец поступил иначе. Он наклонился к обвиняемому и основанием ладони чиркнул ему по глазам. Граб вскрикнул от острой боли. Когда жжение унялось, на лице у него осталась уродливая черная дуга от виска до виска. Напоминание о его позоре; знак изгоя.

Он торопливо пробирался через Кандальный рынок, сворачивая наугад, пока не оказался в тупике перед невысокой стеной над мостом Покровителя, соединявшим северный берег реки с Государевым островом. Движимый неясным порывом, скарл уселся на стену и свесил ноги. До земли довольно высоко. Достаточно, чтобы расшибиться насмерть.

Неподалеку от него на стену приземлилась ворона. Прошлась взад-вперед, поглядывая на него похожим на бусинку глазом.

«Костяной бог наблюдает, — подумал Граб. — Костяной бог ждет».

Давно ли он стал изгоем? Уже и не вспомнить. Но долгие годы Граб не ведал ни дружбы, ни доброго слова. Все это время он водил приятельство с забулдыгами в оссианских портах, но настоящими друзьями они не считались: скарл не может дружить с иноплеменником.

А собственный народ его отринул.

За спиной он услышал шаги. Паршивец. Мальчишка взгромоздился на стену рядом с Грабом, свесил ноги и уставился вниз, на снующих по мосту людей.

— На кого нацелился? — вдруг спросил Паршивец.

— Чего?

— Ну, если ты собрался прыгнуть, то неизбежно на кого-нибудь приземлишься. Почему бы не рассчитать поточнее? Я бы выбрал вон того солдата. Не нравится мне его вид. К тому же он кроданец. — Арен взглянул на Граба: — Ну а ты?

Граб задумался и показал пальцем:

— Женщину в красном платье.

— Беременную?

— Да. Граб заберет две жизни в обмен на одну.

Паршивец с преувеличенным неодобрением покачал головой, но Граб решил, что шутка удалась.

— Помнишь первый раз, когда мы встретились в лагере? — спросил Паршивец.

— Ага. Граб поколотил Паршивца.

— Думал ли ты, что мы будем вот так сидеть на стене в Моргенхольме и обсуждать, на кого лучше сигануть с высоты?

Граб взглянул на него.

— Конечно, нет, дурень. Если бы Граб умел предвидеть будущее, он не оказался бы в лагере.

— А как ты туда угодил?

— Попался на карманной краже. Граб объяснил кроданцам, какой он могучий и сколько врагов одолел, и его не повесили. А сослали на рудники.

Арен криво усмехнулся и откинул со лба спутанные темные пряди.

— Не хочешь поведать мне, что значит кожекрад? — спросил он.

Граб шмыгнул носом и утерся рукавом. Обычно он не горел желанием рассказывать о своем позоре, но Паршивец был не из тех, кто воспользуется его откровенностью в своих целях, а Граб чувствовал себя подавленным и одиноким.

Может, и правда рассказать Паршивцу обо всем? Кажется, между друзьями так принято.

— Паршивец слыхал о Рассеянии?

— Слыхал. Но знаю не особо много.

— Обряд посвящения у скарлов. Первенца каждой семьи посылают в большой мир, совершить великие подвиги и вернуться со славой и богатством. Остальные сидят дома и ведут хозяйство. Первенцев считают счастливцами! Они становятся героями.

Он пошарил по карманам, достал серебряную фляжку с изящным растительным орнаментом и протянул Арену. Потом извлек из трутницы две тонкие сигары, прикурил обе и одну протянул Паршивцу, тот принял ее без особого воодушевления, разглядывая обслюнявленный конец, побывавший во рту у скарла.

— Граб задолжал тебе несколько сигар. Еще в лагере.

— Точно, — кивнул Паршивец. — Я и забыл. — Он сделал затяжку и закашлялся.

Граб ухмыльнулся.

— Это с непривычки, — сказал он и похлопал Паршивца по спине, чуть не столкнув со стены. — Выпей, станет легче!

Паршивец отвинтил пробку, сделал глоток и закашлялся еще сильнее.

— Что это? — выдохнул он, возвращая фляжку.

— То, что было во фляжке, когда Граб ее украл.

— Значит, ты покинул родину и явился в Оссию, — сказал он. — А потом?

— Скарлам здесь не доверяют. Работу не найти. Граб хотел совершить великие подвиги, но вскоре начал голодать. — Он пожал плечами. — Чем занимался Граб? Скитался. Сходился с людьми, расходился с людьми. Воровал, дрался, набивал брюхо, дышал воздухом. Но совершал ли подвиги? Нет. Шли годы, но ничего не происходило. Ничего достойного, чтобы нанести на кожу.

Он затянулся сигарой и сделал глоток из фляжки. Жидкость в ней обладала резким травяным запахом и на вкус напоминала палую листву, но Граб был неприхотлив, поэтому выпил еще.

— Однажды все изменилось. Началось восстание в Дурне. Жрецы, король и дворяне переполошились, принялись за хорошую плату набирать наемников. Граб пошел записываться. Может быть, он совершит что-нибудь великое. Может быть, умрет с ржавым мечом в заднице. — Он взглянул на ворону, сидевшую поодаль на стене. Вот бы она улетела! Трудно рассказывать такую историю, когда слушает Костяной бог. — По пути Граб набрел на место недавней битвы. Двести убитых, а то и больше. Много ворон; Костяной бог искал, чью бы историю прочесть. Мы тоже искали: деньги и ценные вещи. Мертвецам они не нужны. — Он снова отхлебнул из фляжки. — Граб нашел убитого скарла. Половину его тела покрывали татуировки. Граб прочитал их и подивился. Тот человек был героем. — Он вздохнул и опустил голову; вместе с опьянением рос и стыд. — И тут Граб понял. Тот человек звался почти так же, как Граб. Добавить к его имени одну букву — и они полностью совпадут. Граб счел это знамением.

— Какое твое настоящее имя?

— У меня его нет. Оно утрачено. Видишь? — Он показал на черное пятно в верхней части левой щеки, под самым глазом. — Здесь у скарлов указываются имя, племя, место рождения. У меня не осталось ничего. Граб теперь просто Граб, из ниоткуда.

— Не бывает людей из ниоткуда. Неважно, что написано у тебя на коже.

— Для Костяного бога важно. Память умирает. Плоть гниет. Остается лишь то, что написано. — Он махнул рукой. Ему не хотелось об этом говорить. Нет муки горше, чем стать Забытым.

— А почему тогда Граб?

— Так меня называли в шайке Нука, еще в Каракве.

Паршивец состроил подозрительную мину, но смолчал. Наверное, хотел спросить про Нука и Каракву. А Граб понял, что, начав рассказ, хочет довести его до конца.

— Граб решил присвоить историю мертвеца. Все подумают, что он сам совершил все эти подвиги. Граб станет героем, будет пировать в бражных залах и до скончания дней пользоваться всеобщим почтением. Поэтому Граб забрал эту историю себе и направился домой, к побережью.

— Скопировал ее с кожи?

— Паршивец глупый. Только кожеписцы умеют копировать татуировки, нанесенные другими кожеписцами.

— Стало быть, ты… унес его с собой?

Граб фыркнул.

— Нет. Он уже начал разлагаться. Я содрал с него кожу, обкурил дымом, а остальное бросил воронам.

На сей раз отвращение во взгляде Паршивца выглядело искренним. Граб не подал виду. Паршивец еще не знает худшего.

— Граб пошел к игольщику. Так называются бывшие кожеписцы, которые нарушили закон и стали изгоями. Но свое тайное искусство они помнят по-прежнему. Лучшие в мире татуировщики, они продают свои умения за деньги, наживают богатство. Граб не богат, но он попросил, так что игольщик помог собрату-скарлу. Все деяния того воина запечатлелись у меня на коже. Потом я пошел к скарлскому моряку и сказал: «Отвези меня домой!» И тот почел за честь оказать Грабу услугу.

Граб сделал последнюю затяжку и отшвырнул окурок; тот упал в толпу. Паршивец с облегчением раздавил свою сигару о стену.

— Худшее зло, которое скарл может причинить скарлу, — это сделать его Забытым, — сказал Граб. Эти слова дались ему с трудом, но произнести их было необходимо. — Закон гласит: если найдешь мертвого скарла, доставь его домой, чтобы деяния покойника были записаны. Если не можешь, оставь воронам. Вороны выклюют ему глаза и увидят то, что видел он; выклюют ему язык и узнают то, что он говорил; прочтут письмена на его коже. Все это они передадут Костяному богу, и он все запишет. Никаких похорон, никакого сожжения. Иначе воронам будет нечего прочесть. — Он выдохнул. — Но, когда Граб использовал ту кожу, он ее сжег. Он думал, никто не уличит его в содеянном, ведь кожу не найдут. Но его все равно уличили.

Паршивец понимающе взглянул на него, но на самом деле ничего не понял: такое доступно только скарлу.

— И быстро тебя поймали? — спросил он.

— Через несколько месяцев. Я успел пожить в свое удовольствие. Женщины, пиры, всеобщее восхищение. А потом объявилась старая подруга того мертвеца. Они вместе сражались на материке. Она шла по его следам и поняла, что мое лицо ей незнакомо. И назвала меня ханнаквутом. Я отправился на суд Мрачных Мужей.

Его голос ослабел. Говорить больше не хотелось, но предстояло сказать кое-что напоследок, чтобы немного сгладить углы.

— Прежде чем изгнать меня, они переписали с моей кожи его историю. Камнепевцы запечатлели ее на стене какой-то усыпальницы. В итоге он не стал Забытым, и в этом отчасти заслуга Граба.

Паршивец какое-то время разглядывал толпу.

— Значит, ты не завалил снежного медведя?

— Нет.

— И не вырезал целый корабль босканских контрабандистов?

— Нет.

— И не сражался с урдами во время Шестого Очищения? И не порешил десяток элару?

— Граб ничего этого не совершил.

— Но ты помог нам бежать из лагеря в Саллерс-Блаффе. И спас всех в Скавенгарде, когда нашел путь через пролом.

— Да. Но этого мало.

— Когда же будет достаточно?

Граб надул щеки. Ворона давно улетела, хотя он не заметил ее исчезновения.

— У скарлов есть сказание о герое по имени Хагга. Он убил собственного брата и украл его кожу. Его поймали и изгнали. Всю оставшуюся жизнь он совершал такие геройские подвиги, что трудно поверить, и вернулся с несметными сокровищами. Мрачные Мужи выслушали его и сказали, что он искупил свой долг перед Костяным богом. И кожеписцы сняли с него отметину ханнаквута. — Он провел рукой по глазам, будто пытаясь стереть пятно. — Граб должен совершить что-нибудь по-настоящему великое, чтобы Костяной бог его простил. Тогда, быть может, он вернется домой.

Наступило молчание. Потом Граб выпрямился и показал куда-то пальцем.

— Криволомец, — сказал он.

Киль как раз выходил на мост. Его было легко опознать по приметной прическе: длинная прядь посередине бритого черепа. Двигался он опасливо и торопливо, то и дело озираясь.

— Криволомец велел нам сидеть дома, — напомнил скарл. — Граб думает, он что-то замыслил.

Паршивец нахмурился.

— Я тоже так думаю. — Он слез со стены. — Идем.

Паршивец направился искать тропинку, которая выведет их вниз, к мосту, Граб последовал за ним. После разговора ему стало легче. В этом парне текла добрая кровь. На такого можно положиться. Граб даже почувствовал к нему смутную привязанность.

И с легким стыдом вспомнил, что замыслил насчет Пламенного Клинка. Ведь этот меч невероятно ценен и для оссиан, и для кроданцев. Что скажут Мрачные Мужи, если Граб принесет его домой? Разве такой подвиг не достоин легенды?

Граб позволит Гаррику выкрасть Клинок, а потом стащит его у Гаррика. И не станет мучиться угрызениями совести.

Ведь скарл никогда не сможет по-настоящему подружиться с иноплеменником.

Арену и Грабу пришлось пуститься бегом, чтобы поспеть за Килем. Им благоприятствовала удача, и на соседней улице они нашли каменную лестницу, ведущую прямо к мосту. Проталкиваясь сквозь праздничную толпу, направляющуюся к Государеву мосту, они искали Киля.

На мосту движение стало более упорядоченным, и они ускорили бег. Внизу искрилась река Мелководная, купеческие суда с расписными парусами держали путь к морю. Двое кроданских солдат с подозрением взглянули на Арена и Граба, пробегавших мимо, и Арен почувствовал тревожный трепет.

«Если нас задержат…»

Он остановился у выхода с моста. Граб неуклюже нагнал его, почти не запыхавшись. Он был медлителен, но, похоже, бежать мог без остановки.

— Паршивец устал? — ухмыльнулся Граб.

Арен пытался не смотреть на стражников, наблюдавших за ними.

— Нам нельзя привлекать лишнего внимания, — выдохнул он. — У нас нет дозволений, чтобы находиться в Моргенхольме.

— Паршивец подумал об этом сегодня утром?

Не подумал. Арену нечасто доводилось выбираться за пределы Шол-Пойнта. Поддавшись жажде приключений и нарушив приказ Гаррика, он пошел на безумный и неоправданный риск. В преддверии бракосочетания стражники проявляли крайнюю бдительность. Одна проверка — и всему конец.

— А ты знал, что нам нужны дозволения? — огрызнулся Арен, досадуя на собственную дурость.

— Граб знал. Просто ему все равно. — Он хлопнул Арена по плечу. — Идем, Паршивец.

Они проследовали на Государев остров, и, к облегчению Арена, стражники утратили к ним интерес. Тогда они ускорили шаг, но не слишком, чтобы не выделяться из толпы. Когда они пересекали большую площадь, на которую выходил мост Покровителя, Арен пристально вглядывался в окружающие лица, высматривая Киля.

— Криволомец может оказаться где угодно, — заметил Граб.

Тут Арена осенило.

— На другой стороне Государева острова есть еще один мост. Мы переходили через него по пути из порта.

— И что?

— Туда мы и двинемся, — сказал Арен. — Если Киль направляется на южный берег, мы сможем его перехватить.

Чутье Арена оказалось верным. Они добрались до Обетованного моста, как раз когда Киль входил на него.

Граб ухмыльнулся.

— Паршивец умеет шпионить. А теперь шагай за Грабом. И слишком близко не подходи.

Они проследовали за Килем через мост и вниз по холму до самых Каналов. Улицы приобрели захолустный вид, стали узкими и крутыми, в воздухе поплыл запашок гниения от поросших лишайником заливчиков, прохожие выглядели помятыми и нездоровыми.

Киль перестал озираться и зашагал уже целеустремленно. Арен догадался, что он приближается к месту назначения. Наконец криволомец остановился под вывеской трактира «Горелый медведь», она изображала медведя в жутких багровых подпалинах, привязанного к столбу и отбивающегося от собак. Вероятно, у названия была своя история, но сейчас Арена больше занимал Киль, вошедший внутрь.

— Наверное, выпить хочет, — предположил Арен, хотя сам в это не верил.

— Тогда незачем скрытничать.

— Может, хочет побыть один.

Граб покачал головой.

— У криволомца с кем-то встреча.

Арен нерешительно замялся, обдумывая следующий шаг. Ему претила вся эта таинственность. Честнее схватить Киля за грудки и спросить напрямую. Но Арен уже усвоил, что расспросами правды не добьешься. Ее надо добывать по крупице, как эларит из горной породы.

— Пойдем посмотрим, с кем у него встреча, — решительно предложил Арен и уже почти высунулся из укрытия, но Граб цыкнул на него.

— Постой. Гляди.

К «Горелому медведю» с разных сторон приближались два человека. Высокие и статные, белокурые, по всему видно — благовоспитанные кроданцы. Одеты они были непримечательно, но их выдавала горделивая поступь. То были не простые прохожие. На поясе у них висели изящные мечи. Оба величественным шагом прошествовали в таверну.

— Граб думает, не мы одни интересуемся Килем.

Арен на мгновение замер, а потом бросился по дорожке в сторону трактира.

— Куда Паршивец собрался? У кроданцев мечи! — крикнул Граб ему вслед.

— Вот именно, — ответил Арен на бегу. — А Киль без меча. Хочешь совершить подвиг или будешь отсиживаться здесь?

Граб выругался на родном языке и помчался за Ареном.

В трактире было тесно, людно и душно. За столами трапезничали моряки и местные жители, представители полудюжины народов, между ними сновали шлюхи. Наверное, недавно причалил корабль: порт располагался неподалеку.

Арен протискивался сквозь толпу, нутро сводило от волнения. Обычно он держался подальше от подобных заведений. Посетители выглядели угрюмыми и опасными, не то что дружелюбные завсегдатаи «Скрещенных ключей» в Шол-Пойнте.

Он заметил, что кроданцы направляются через общий зал к дальней двери. Граб прошипел Арену на ухо что-то невнятное, завидев еще двоих кроданцев: они сидели за столиком в углу, резко выделяясь среди здешних прощелыг, и мимоходом обменялись взглядами со своими прибывшими товарищами.

— Граб думает, что криволомец в опасности, — пробормотал скарл.

Они с Ареном юркнули вслед за кроданцами сквозь дверь, ведущую в большое помещение с трактирной стойкой посередине. Киль беседовал с толстяком в переднике — видимо, хозяином. Криволомец протянул ему монету и взамен получил сложенное письмо, которое спрятал за пазуху. Он даже не замечал кроданцев, которые приближались к нему сзади, не сводя с него глаз. У Арена не осталось сомнений: Киля собираются арестовать или даже убить.

— Идем наружу, — предложил Граб. — Проберемся следом и посмотрим, куда его уведут.

Сначала Арен почувствовал к скарлу благодарность за эту мысль. Так и надо поступить! Удастся и в ладу с совестью остаться, и опасности избежать. Какой смысл вступать в заведомо неравную схватку?

Но тут в мозгу у него что-то щелкнуло, и он услышал, как те же самые слова слетают с уст тысяч оссианских дворян, сложивших оружие перед кроданцами. И с уст Рэндилла. Впервые в жизни он заглянул в сердце своему отцу и решил, что понял его.

Но ведь он и его отец — разные люди.

— Киль! — закричал Арен что было мочи. — Берегись!

Кроданцы возле стойки обернулись. Киль тоже — и понял, что ему грозит опасность. В руке у него появился разделочный нож, и не успели кроданцы обнажить мечи, как он ринулся на них, вонзил острие в глаз тому, который стоял ближе, и все трое повалились на пол.

Толпа пришла в смятение. Люди ринулись прочь от дерущихся, распихивая друг друга, спотыкаясь о скамьи. Выпивка полилась на пол, удары сыпались вслепую. В считаные секунды хрупкое равновесие «Горелого медведя» превратилось в хаос.

Граб скрылся из виду среди заварухи. Сквозь толпу Арен заметил Киля, боровшегося на полу с оставшимся в живых противником. У кроданцев были мечи, но в такой тесноте предпочтительнее короткие клинки. Он увидел, как Киль снова занес обагренный кровью нож, и кроданец в страхе закричал, но тут толпа сомкнулась и заслонила их от Арена.

Его схватили чьи-то грубые руки, и перед глазами появилось лицо с квадратным подбородком и тупым властным взглядом: один из кроданцев, ждавших снаружи. Арен попытался вырваться, но опрокинул стол и вместе с противником рухнул на пол, осыпаемый градом кружек и тарелок.

Внезапно кроданец завалился вбок, получив тяжелый удар по голове, и скатился с Арена, а сверху вынырнул Граб и пырнул кроданца ножом. Тот два раза дернулся и затих.

Скарл поднял Арена на ноги. Суматоха вокруг сменилась паникой. В воздухе витал горячий запах убийства.

— Еще кроданцы! Уходим! — Граб толкнул Арена в толпу и быстро скрылся из виду.

Арен заковылял в дальний конец зала, к задней двери. Киля нигде не было видно. На улице звенели колокольчики — тот же самый сигнал тревоги, который Арен слышал перед тем, как в «Привал разбойников» нагрянул патруль. В трактир вломились люди с мечами, загородив заднюю дверь. Главный вход тоже, наверное, был перекрыт.

Арен заметил отдельную кабинку у окна, юркнул внутрь, подскочил к окну и дернул задвижку. Та не подалась: краска залипла. В отчаянии он схватил табуретку. Первый удар пришелся по свинцовой решетке, стекло даже не треснуло. Понадобилось еще два удара, прежде чем рама вывалилась наружу вместе с решеткой. Арен выкарабкался наружу и плюхнулся в грязную канаву.

Тяжело дыша, он поднялся на ноги. Слева на углу, за которым виднелся вход в трактир, стоял человек, показавшийся ему знакомым: черный мундир с крестом Железной Длани, длинный тонкий меч на поясе.

Харт.

Их взгляды встретились, и на мгновение рассудок Арена охватило пламя. Юноше хотелось кинуться на Харта, сбить его с ног, задушить голыми руками. Но холодный разум быстро взял верх, и Арен бросился бежать.

— Назад, мальчишка! — заорал Харт и пустился в погоню.

У заднего входа в «Горелый медведь» толклись моряки, пытаясь разглядеть, что происходит внутри. Арен стремительно пронесся мимо них. Один кроданец — переодетый Железный Страж, как и остальные, — протянул руку, чтобы задержать его, но Арен увернулся, и пальцы кроданца лишь задели его по плечу.

Улица выходила на оживленную дорогу, шедшую уклоном. Арен выбежал на нее, проскочив наперерез какой-то карете. Лошадь с фырканьем поднялась на дыбы, вслед ему понеслась брань кучера.

Арен оглянулся и увидел, что Харт пробирается сквозь толпу следом за ним. Кроданец, пытавшийся его схватить, также присоединился к погоне. Оба были высокие, атлетически сложенные. Арен, хоть и проворный, не мог похвастать выносливостью. Рано или поздно они его настигнут.

Арен удвоил скорость, высматривая, куда ускользнуть от погони. Перед ним расстилалась людная улица. Слева громоздились ряды домов и лавок; укрыться было негде. Справа находилась невысокая стена, отгораживавшая соседнюю улицу, которая проходила параллельно этой, но значительно ниже, над самой рекой. Он видел крыши тамошних домов, высотой почти со стену, но как спуститься оттуда вниз, не понимал.

— Задержать мальчишку! — рявкнул Харт.

Прохожие замедлили шаг, высматривая беглеца, но тот уже промчался мимо. Тут он увидел впереди двоих солдат в черно-белых мундирах и понял, к кому обращался Харт; те двинулись ему навстречу. Не мешкая ни мгновения, Арен бросился к обочине и перемахнул через стену. Крыша оказалась всего в полудюжине футов. Приземлившись, он побежал дальше.

В дальнем конце крыши виднелась дверь, и Арен ринулся к ней. Оглянувшись, он увидел, что Харт гонится за ним по пятам. Другой Железный Страж тоже не отставал.

Дверь — сколоченная из уже прогнивших досок и с ржавым замком — подалась, когда Арен налег на нее плечом, и юноша очутился на вершине каменной лестницы.

По ней Арен спустился в просторное помещение, по углам которого были свалены старые одеяла и проеденные крысами мешки. Когда-то здесь находился небольшой склад, давно заброшенный и пришедший в запустение.

Арен бросился к первой попавшейся двери. Половица проломилась у него под ногой, он споткнулся, приложился ладонями к полу, снова вскочил. Сломанный замок на двери висел свободно, Арен открыл ее толчком.

Дневной свет ударил ему в глаза. Арен очутился на вершине лестницы, которая когда-то проходила снаружи вдоль стены здания, но из-за сырого воздуха Каналов давно сгнила, так что от нее осталась лишь ненадежная площадка, нависающая над улицей.

Арен выругался и метнулся назад, ища другой выход, но Харт уже влетел в помещение. Увидев Арена, он замедлил шаг, с ироничной улыбкой вытаскивая меч. Его товарищ начал заходить сбоку, чтобы не позволить Арену проскользнуть мимо.

Загнанный в угол, Арен попятился и оказался на площадке. Та пугающе затрещала под его весом, и он оглянулся. Спуститься по стене возможности не представлялось, зато улица была узкая, до противоположного здания совсем близко. По ту сторону улицы, всего этажом ниже от Арена, находился небольшой балкон с железным ограждением, на который вело закрытое ставнями высокое окно.

Сумеет ли он перескочить? Нет, наверняка свалится и переломает ноги.

Заскрежетали гвозди, скрипнули доски; площадка грозила отделиться от стены. Арен метнулся обратно.

— Попался, — объявил Харт.

Арен выхватил нож, который когда-то, еще в лагере, дал ему один из сподручников Рафы. Арен выставил клинок перед собой — слабая защита от вражеских мечей.

— Хочешь воспротивиться аресту? — спросил Харт. — Пожалуйста. Уверен, ты помнишь, чем это закончилось для твоего отца.

Арен стиснул рукоятку ножа, так что костяшки пальцев побелели. Ему снова представилось, как отец сражается с обступившими его Железными Стражами и как Харт вонзает кинжал ему в горло. Ярость захлестнула Арена: покориться убийце отца было немыслимо.

Он размахнулся и метнул нож, целясь Харту в лоб. Нож пролетел у того над плечом и упал на пол.

— Ого. Да ты грозный боец? — усмехнулся Харт.

Арен почувствовал укол бессильной злобы. Сегодня этого человека одолеть не удастся. Он развернулся и выбежал на площадку. Вскарабкался на деревянное ограждение и, не раздумывая, прыгнул.

Размахивая руками, он пролетел по воздуху и тяжело приземлился на балкон, согнув колени и врезавшись в ставни. Пошатываясь, он поднялся и осмотрелся: балкон располагался на высоте всего лишь двух этажей.

Харт высунулся в проем и издал яростный вопль, увидев Арена на балконе. А тот дерзко ухмыльнулся и, не обращая внимания на боль в мышцах, перелез через перила и спрыгнул на мостовую.

— Не уйдешь, мелкий мерзавец! — взревел Харт, чья вкрадчивая язвительность уступила место неприкрытой злобе. Он шагнул на хлипкую площадку и приготовился к прыжку. Но на сей раз гнилые доски не выдержали: они подломились под его тяжестью, и Харт, утратив равновесие, рухнул вперед, а площадка под ним развалилась на части. Арен отскочил в сторону, увернувшись от падающих досок, а Харт с воплем полетел вниз, но избежал падения на мостовую и тяжело приземлился на балкон.

Арен застыл на месте, вытаращив глаза. Он понимал, что надо бежать, но хотел посмотреть, погиб ли убийца отца.

Его надежда не оправдалась: Харт со сдавленным стоном пошевелился. Зато второй кроданец передумал прыгать и повернул обратно.

— Я убью тебя, мальчишка! — рявкнул Харт, ухватившись за перила и поднимаясь на ноги. — Клянусь Вышним, убью!

Он перелез через перила и тяжело спрыгнул на мостовую. Нога у него подвернулась, и он с криком упал, но снова встал, неудержимый в своем гневе. Арен бросился наутек, а Харт упрямо заковылял следом.

Вскоре Арен выбрался на небольшую мощеную площадь; там оканчивался один из каналов, образуя маленькую гавань. У каменной пристани было пришвартовано с дюжину лодок, вокруг валялись рыболовные сети, ожидавшие починки, и громоздились ловушки для омаров. На прилавках продавались морские улитки и пучки салата, а рядом слонялись горожане в ожидании свежего улова. Разговоры притихли, когда в толпу влетел Арен.

— Стой! — завопил Харт, почти доковылявший до площади.

«Ну уж это вряд ли», — подумал Арен. Харт пострадал при падении, а его товарищ сильно отстал. Теперь им его не поймать. Улыбаясь, он побежал через площадь. Он оторвался от погони. Он спасся. Он…

Зацепившись за что-то ногой, он тяжело рухнул на землю. Падение оглушило его, и во рту появился привкус крови. Ошарашенный Арен попытался подняться. Как он мог споткнуться?

Его грубо рванули вверх, заломив ему руки за спину. Вокруг теснились серые лица жителей Каналов.

Он споткнулся не сам. Ему поставили подножку. На мгновение он онемел, не веря в случившееся.

— Вы же оссиане! — в отчаянии крикнул он и попытался вырваться, но держали его крепко. Харт ковылял через площадь в его сторону, с ножом в руке и жаждой убийства во взгляде. — Почему вы помогаете ему?

Ответом был удар под дых. Арен захрипел и беспомощно обмяк. Подоспевший Харт схватил его за горло и толкнул к стене.

Оссиане бросились врассыпную, устрашенные эмблемой Железной Длани и клинком, который Харт приставил к горлу пленника. Выпучив глаза и стиснув зубы, охранитель придвинулся почти вплотную к лицу Арена. Острие проткнуло кожу, и по ключице юноши стекла капля крови. Он слышал тяжелое дыхание Харта, ощущал исходящий от него запах ненависти. Зажмурившись, он приготовился к последнему удару.

— Нет, — сказал Харт.

Клинок отодвинулся. Арен открыл глаза, дрожащий и растерянный.

— Нет, именно такой повод ему и нужен. — Харт говорил рассудительно и расчетливо. — Последнее черное пятно на моей репутации.

Он глубоко вздохнул, пригладил мокрые волосы и с видимым усилием овладел собой. Потом схватил Арена и развернул лицом к стене. На запястьях у юноши защелкнулись наручники.

— Не думай, что тебе сегодня повезло, крысеныш, — прошипел Харт. — Когда мы займемся тобой вплотную, ты пожалеешь, что не погиб. Клянусь Вышним, я полюбуюсь на твои мучения. Но сначала… — Он схватил Арена за волосы, запрокинул его голову назад и приник к его уху. — Сначала ты заговоришь.