Пламенный клинок

ГЛАВА 46

Скрипели канаты, взвизгивали шкивы, паруса хлопали на ветру. В вышине над одетыми в гранит пристанями Моргенхольма стонали чайки. Среди корабельных снастей мелькали стрижи, у причала беспечно курили и переругивались матросы, а грузчики стаскивали на берег товары, прибывшие со всего света.

Гаррик стоял в тени ксуланского купеческого судна, на фальшборте которого красовались резные изображения обнаженных девиц, а на носу — фигура Прадапа Тета. Грузчики медленно и осторожно поднимали в повозку четыре большие бочки и дюжину поменьше, с железными обручами. Гаррика подмывало отойти подальше на случай взрыва, но он рассудил, что тогда ему будет все равно. Если груз пропадет, дело провалено.

Катат-аз уложился в срок, что неудивительно: для ксулан репутация была вопросом жизни и смерти. В их обществе сплетни и слухи возводились в ранг воинского искусства и молва о человеке значила больше любой правды. Ксуланские купцы славились порядочностью, но и плату требовали соответствующую. Те, кого это не устраивало, могли попытать счастья с картанианами.

По крайней мере, груз доставлен. Еще одно звено встало на место. Но еще столько предстояло совершить, а ведь многое могло и не заладиться. Гаррик отогнал эту мысль. Он следовал к намеченной цели, не задумываясь о последствиях.

— Лейн из Верескового края, ну и ну! — раздался голос у него за спиной.

Вильхам Улыбчивый — щупленький коротышка с веснушчатым детским лицом и волосами морковного цвета — с виду казался безобидным недотепой. Но Гаррик не встречал другого такого человека, чья внешность настолько противоречила бы тому, что за ней скрывалось.

— Мое имя Гаррик, — напомнил он. — Лейн погиб в Солт-Форке.

— Как и многие, кто разделял наши цели, — кивнул Вильхам. — И все из-за трусости слабых людишек, которые слишком боялись своих правителей.

— Немногие готовы платить такую цену, — отозвался Гаррик.

— Колесо перемен смазано кровью, — сказал Вильхам. — Меня удивляет, сколько людей надеется отвоевать свободу, не совершая при этом ничего неприятного.

Гаррик хмыкнул, и с минуту оба стояли молча, наблюдая, как ксулане загружают бочки в наемную повозку. Если Железная Длань явится вынюхивать, ей все равно не отыскать след к дому Мары.

— Говорят, на свадьбу прибудет генерал Даккен, — сказал Вильхам. И улыбнулся. Он вообще много улыбался. — Тот самый, который похитил Пламенный Клинок тридцать лет назад, будучи всего лишь выскочкой-капитаном. Собирается преподнести его в дар принцу. — В его насмешливом взгляде промелькнула хитринка. — Почему бы тебе заодно не прикончить этого мерзавца, пока будешь обделывать свои делишки в Хаммерхольте?

— А кто сказал, что я собираюсь туда не для этого?

Вильхам расплылся в улыбке.

— Я ведь знаю тебя, Гаррик. Убийство Даккена не послужит никакой цели, кроме твоего личного удовлетворения. Ты всегда мыслил шире.

— Пожалуй, тогда мне следует убить принца.

— Ха! Если только сумеешь к нему подобраться.

— Я его отравлю.

— И только убьешь слуг, которые пробуют вино, предназначенное для его стола. Нет, ты нацелился на Пламенный Клинок, и не отпирайся. А если ты его заполучишь, тебе нужно будет куда-нибудь его припрятать… — Вильхам раскинул руки. — Никто не знает город лучше меня.

— Учту, — сказал Гаррик. — Как успехи в Моргенхольме?

— Весьма неплохо. Мы перехватили целый корабль с оружием для гарнизона, и теперь у нас столько мечей и доспехов, что девать некуда. Один кроданский судья совсем распоясался и начал вешать оссиан для собственной забавы, так что мы сами его повесили уже для своей забавы. А еще есть осведомители. С ними тоже разговор короткий.

— Осведомители, — с отвращением повторил Гаррик. Нет создания более гнусного, чем оссианин, который продает собственных соплеменников ради денег или выгоды.

— Кажется, некоторым по-прежнему чужды наши горести, — заметил Вильхам. — Пожалуй, пора употребить более крутые меры. Взяться за родных и близких.

— За детей? — спросил Гаррик. Ему стало не по себе. — Ты ходишь по грани, Вильхам.

— Люди должны учиться. Если уж спутался с кроданцами, помни о последствиях. Человек рискнет собственной головой, если рассчитывает избежать наказания. Но он подумает дважды, прежде чем рискнуть теми, кого он любит.

Гаррик промолчал. Это город Вильхама, выбор Вильхама, так что жертвы неизбежны. Но этому улыбчивому человеку следует проявить осмотрительность, раз уж он ступил на такой путь. Борьба с угнетателями — грязное дело, но все пойдет насмарку, если освободители станут хуже тех, с кем борются.

— Когда выдвигаемся? — спросил Гаррик.

— Завтра ночью. Мой человек в винодельне пропустит нас через боковой вход.

— Отлично. — Вильхаму можно было доверять.

— Утром заберем от Мары повозку якобы с бочками амберлинского…

— Их доставят сегодня.

— Прекрасно. Когда все будет готово, встретишься с нами сразу после седьмого вечернего колокола. Посадим тебя в потайное отделение повозки, а потом подменим настоящую повозку. Но приготовься: придется долго просидеть внутри, по меньшей мере ночь и день.

— Я готов, — заверил Гаррик. — А ты будешь слишком занят распитием краденого амберлинского, чтобы волноваться обо мне.

— Ха! Думаешь, я собираюсь его пить? Я его продам, а выручку пущу на дело. Уже наметился покупатель.

— Ты человек принципиальный и трезвомыслящий, Вильхам. Я всегда восхищался то… — Его глаза встревоженно расширились. — Осторожнее, дурак!

Один из ксуланских грузчиков, отвлекшись, наткнулся на своего товарища, который шел впереди с последним маленьким бочонком. Тот на мгновение пошатнулся, выпучив глаза, но тут подоспел третий грузчик, который подхватил бочонок, не дав ему упасть. Второй грузчик убрался с дороги, всем своим видом являя одновременно испуг и облегчение, а третий осторожно поставил бочонок в повозку и метнул убийственный взгляд на первого, когда они подняли заднюю стенку кузова.

Вильхам лукаво покосился на побледневшего Гаррика.

— Может, расскажешь, что, внутри?

— Увидимся завтра вечером, Вильхам, — сказал тот.

Вильхам улыбнулся.

— Жду не дождусь.

Главное управление Железной Длани располагалось в совершенно непримечательном здании, но люди ускоряли шаг, проходя мимо. Страх, исходивший от этого места, был совсем иного рода, нежели тот, который внушали урды или иноземные войска. Тут смерть превратилась в обыденность, убийства происходили у всех на виду.

Арен сидел на деревянном стуле; на запястьях у него были наручники, соединенные цепью с кольцом в полу. Горел тусклый, дрожащий огонек светильника. По дороге в камеру Арена провели мимо пыточного застенка, и он мельком заглянул туда. Клетки, молотки, дыба. Лезвия, разложенные, словно перед хирургической операцией. Он понимал: его пугают намеренно, но увиденное не выходило у него из головы.

«Ты заговоришь», — сказал ему Харт. И ведь в конце концов он заговорит. Как и все. Это лишь вопрос времени.

В коридоре раздались шаги, быстрые и властные. Арен услышал за дверью приглушенные голоса. От страшного предчувствия тошнота подступила к горлу, и он с трудом заставил себя дышать ровно.

Кого еще схватили? Киля? Граба? Кого уже допрашивают?

В замке повернулся ключ. Дверь отворил суровый капитан по имени Дрессль, который раньше препроводил Арена в камеру. Он отступил в сторону, и в камеру вошел старший охранитель Клиссен.

Впервые с того дня, когда погиб отец, Арен видел Клиссена вблизи. Маленький и невзрачный, с невыразительным бесцветным лицом, но это становилось неважным, когда он надевал черный мундир с крестом Железной Длани. Арен в равной мере ненавидел его и боялся.

Дрессль закрыл дверь, оставив Клиссена наедине с Ареном. Старший охранитель встал перед задержанным и оглядел его сквозь очки спокойными, как у ящерицы, глазами. Повисла тишина, вскоре ставшая для Арена невыносимой. Ему отчаянно хотелось узнать, что замыслил Клиссен, и он уже готов был спросить, но распознал ловушку и придержал язык.

— Что он тебе сказал? — наконец спросил Клиссен. — Как Гаррик заставил тебя последовать за ним? После побега из Саллерс-Блаффа ты наверняка понял, что не представляешь интереса для Железной Длани. Ты мог бы отправиться куда угодно, начать все заново. Но ты сидишь здесь, и все из-за Гаррика.

Он принялся ходить кругами по камере, то и дело оказываясь за спиной узника. Арену становилось не по себе, когда он не видел Клиссена, словно он упустил из виду ядовитого паука.

— Гаррик был заклятым врагом твоего отца, — продолжал Клиссен. — Он бы выследил его и убил, как собаку, если бы мог. Какими же доводами он вынудил тебя предать собственную кровь?

При этих словах Арен весь сжался. Он не задумывался, что, присоединившись к Гаррику, предает память отца. О боги, он не только присоединился к нему: временами он ловил себя на том, что смотрит на него с таким же восторгом, как раньше на Рэндилла.

— Я знаю кое-что о твоем отце, — сказал Клиссен, постучав пальцем по светильнику, чтобы поправить пламя.

«Ты ничего не знаешь о нем», — со злобой подумал Арен, но сразу засомневался: а вдруг Клиссену известно больше, чем ему?

— Благодаря таким людям, как он, Оссия ныне процветает, — продолжал старший охранитель. — Ты видел этот город, его торговые кварталы, ликующих жителей, с нетерпением ожидающих бракосочетания. По-твоему, они выглядят несчастными? А если ты считаешь, что это рабство, ты просто не видел Брунландии. Твой отец понимал, что сопротивляться бесполезно, и хотел спасти соплеменников. Брунландцы сражались до конца, однако конец оказался плачевным.

Он снова встал напротив Арена, который настороженно на него воззрился. Юноша хотел понять, что известно Клиссену, но назло ему упорно воздерживался от вопросов.

— Нужно быть сильным, чтобы достойно перенести потерю, — сказал Клиссен. — И мудрым, чтобы извлечь из нее выгоду. Твой отец и подобные ему были сильными и мудрыми. Они проиграли войну, но получили мир. — Его лицо помрачнело. — Человек, которого ты называешь Гарриком, не согласился с их философией. На сегодняшний день он лично убил шестерых знатных оссиан, которых считал причастными к покорению Оссии. И замешан в гибели еще пятерых.

Арена обдало холодом, но он сохранил невозмутимое лицо. «Это ложь», — подумал он, но много ли ему известно об этом человеке?

— А еще ему очень хотелось убить твоего отца, — добавил Клиссен.

— Моего отца убил не Гаррик, — возразил Арен. — Его убили вы.

Он увидел проблеск торжества в глазах Клиссена и мысленно обругал себя: не стоило вступать в разговор с дознавателем.

— Мы не хотели его смерти. Охранителю Харту пришлось расправиться с твоим отцом лишь после того, как он убил нескольких служителей Железной Длани, — Клиссен сокрушенно развел руками. — Мы собирались просто арестовать его.

И снова в душу Арена закралось сомнение. Слова Клиссена звучали правдиво, а Гаррик слишком долго держал его в неведении. Но Клиссен был кроданцем, а кроданцы лживы.

— Какой бы мечтой ни поманил тебя Гаррик, это всего лишь мечта, — сказал Клиссен. — Оссия — часть Кроданской империи, и большинство оссиан этому рады. Мы принесли вам порядок и процветание. Мы защищаем вас от элару, угрожающих из-за моря, и от Харрии на севере.

Арен хмыкнул. Это маленькое проявление непокорства придало ему храбрости.

— Ты мне не веришь, — сказал Клиссен. — Что ж, все мы когда-то были молоды и наивны. Думали, будто можем переделать мир. — Он снял очки и протер их рукавом мундира. — Пора взрослеть. Пора усвоить, что ты имеешь дело с тем, что существует в действительности, а не в твоих мечтаниях.

Он нацепил очки обратно и сурово воззрился на Арена.

— Говори, где Гаррик. Расскажешь добровольно — и тебя отпустят, как только мы его поймаем. А попытаешься хранить молчание — тебя будут пытать, а потом повесят. Так или иначе, я узнаю ответ.

Арен закрыл глаза, пытаясь овладеть собой. Клиссен прав: рано или поздно Арен заговорит. Его отец уже поплатился жизнью из-за Гаррика. Неужели и ему суждено погибнуть ради человека, которого он едва знает?

«Что-то ускользает от моего внимания, — подумал он. — Уж слишком старается Клиссен. Чтобы одолеть противника, надо первым делом его понять».

— А Кейд? — спросил он. — Кейда я вам не выдам.

— Я прослежу, чтобы его не тронули, — пообещал Клиссен. — Даю слово, на свободу вы выйдете вместе.

— А остальные?

— Забудь об этих изменниках. Говори, где Гаррик. И поживее.

«Ты торопишься, да?» — подумал Арен и внезапно осознал то, чего не видел прежде: он нужен Клиссену. Возможно, Железные Стражи так и не поймали Киля и Граба, и Арен — их единственная зацепка.

— Какое у Гаррика настоящее имя? — спросил Арен ни с того ни с сего. Надо сбить Клиссена с толку, чтобы выгадать время. С тайной радостью он заметил, как по лицу старшего охранителя пробежала гневная судорога.

— Его называют Кадраком из Темноводья, — после долгой паузы ответил Клиссен.

Арен почувствовал разочарование. Он надеялся на откровение, но имя ничего ему не говорило.

— Кто называет? — спросил он.

Клиссен покачал головой.

— Тебе известно его имя. Я расскажу тебе, кто он и кем был твой отец, когда ты сообщишь нужные мне сведения.

Наступило молчание. Огонек в светильнике дрожал и трепыхался. Предложение Клиссена словно повисло в воздухе. Свобода для Арена и Кейда в обмен на Гаррика. Но если он скажет Клиссену, где Гаррик, то арестуют всех, кто находится в доме у Мары. Фен, Орику — всех. Он не собирается умирать ради Гаррика, но и остальных выдать не может.

— А где ваши страхоносцы? — спросил он, пытаясь оттянуть неизбежное решение. — Вряд ли император захочет, чтобы они находились в городе во время свадебных торжеств. Да и зачем вам держать на службе этаких страшилищ, если мы, оссиане, так довольны своим жребием?

Терпение Клиссена иссякло. Он наклонился поближе к Арену и угрожающе-вкрадчивым голосом произнес:

— Если мне придется повторить вопрос, то пощады не будет. Ни тебе, ни Кейду. Понял?

Но Арен различил за угрозой страх неудачи, в котором старший хранитель не признавался даже себе. Арен видел его насквозь, этого невзрачного человечка, со всех сторон окруженного врагами, настоящими и воображаемыми. Каждый день Клиссену приходилось самоутверждаться перед людьми, которые были красивее, богаче, одареннее его, добиваться успеха, чтобы отомстить им. Старший охранитель жаждал поймать Гаррика любой ценой и как можно скорее. Иначе его недоброжелатели окажутся правы.

Теперь Арен понимал, как нужно действовать, и страх рассеялся.

— Я скажу тебе, что я понял, — заявил он. — Вы не поймали Киля, иначе ты допрашивал бы его, а не меня. Если в скором времени я не вернусь, Гаррик поймет, что меня арестовали, и скроется, ты лишишься последней возможности его поймать. У тебя мало времени, старший охранитель. Советую заключить сделку повыгоднее.

Клиссен с трудом сдержал удивление. Он считал, что имеет дело с перепуганным мальчишкой, чью слабую волю легко сломить. Но перепуганный мальчишка взял над ним перевес.

— Я выдам тебе Гаррика, — продолжал Арен с уверенностью, плохо вязавшейся с его возрастом. — Но только его. Остальных ты не получишь. Кроме того, мне вернут отцовские владения и деньги. Мы с Кейдом вернемся в Шол-Пойнт, о помиловании объявят публично, и мы больше никогда не увидим ни тебя, ни Железную Длань. А еще, когда я выдам тебе Гаррика, ты расскажешь мне все, что знаешь о нем и моем отце.

— А если я соглашусь, ты скажешь мне, где он? Прямо сейчас?

— И ты арестуешь Кейда и всех остальных? Извини, но мне с трудом верится, что ты отпустишь их восвояси. Моя вера в обещания кроданцев уже не та, что прежде.

Клиссену оставалось только скрежетать зубами. Он не рассчитывал, что придется вести переговоры с узником.

— И что ты предлагаешь? — спросил он.

— Отпустить меня. Я расскажу всем, что пережидал в городе, они поверят. Сегодня ночью Гаррик собирается проникнуть в гетто. Вы устроите засаду, и я приведу его к вам. Но только Гаррика. Остальные даже не узнают, что произошло.

«А Кейд никогда не узнает, на что я пошел ради него. Ведь иначе он меня проклянет».

— Положим, я тебя отпущу, — сказал Клиссен. — Но что тебе помешает вернуться к друзьям, предупредить их и скрыться?

— Придется поверить мне на слово. Как и я поверю тебе, что меня не повесят после поимки Гаррика.

— Нет уж: будь любезен убедить меня, иначе ты останешься в камере, и тогда никаких сделок. Ручаюсь, тебе не понравится наше гостеприимство.

Твердый взгляд Клиссена пробуравил пленника. Арен поерзал на стуле. Настал его черед идти на уступки.

— Я его ненавижу, — наконец выдохнул он. Получилось убедительно.

— За что?

— Именно он все это устроил. И он ненавидит меня.

— А ты не знаешь, за что он тебя ненавидит, и это только ухудшает дело? — предположил Клиссен. — Но ты все равно следуешь за ним. Поэтому я спрошу снова: что он тебе наговорил?

— Ничего он мне не говорил, — пробормотал Арен. Вся его уверенность исчезла. Ее место заняли неприкрытая обида и пылающий, едва сдерживаемый юношеский гнев. — Он кое-что мне показал. Заставил меня поверить. За это я возненавидел его еще больше.

— Ты им восхищался.

— Я думал, что он изменит мир к лучшему. И хотел помочь.

— А теперь?

Арен отвел взгляд.

— Не твои люди поймали меня. Меня поймали оссиане, мои соплеменники. И зачем тогда бороться? Ты сам сказал: мудрый получает мир и спокойствие. Я хочу вернуться домой. Хочу, чтобы все стало по-старому.

— А Гаррик?

— Будь он проклят. На его счету достаточно загубленных жизней. В том числе жизнь моего отца. А моей он не получит.

Клиссен кивнул, приложил палец к губам и задумался.

— Если ты выдашь Гаррика, — промолвил он наконец, — то получишь обратно свои владения, а пятно с твоего родового имени будет смыто. Но предупреждаю, Арен: если обманешь, я тебя поймаю, а плату за обман взыщу с твоего друга. Ты будешь несколько дней наблюдать, пока его не запытают до смерти. А потом настанет твой черед.

Арен понимал, что Клиссен не шутит. Они слишком долго испытывали удачу. Что могут двое мальчишек из Шол-Пойнта против Железной Длани?

«Хотел бы я, чтобы все стало по-старому», — сказал ему Кейд на Кандальном рынке. Что ж, Арен нашел способ. Они вернутся в те дни, когда не было ни Фен, ни Гаррика, когда жилось проще, когда они были друзьями без всяких оговорок и не ведали, какие адские бездны скрываются в недрах большого мира. Они вернутся домой.

— Значит, договорились? — спросил Клиссен.

Арен поднял скованные руки, словно говоря: «Освободи меня».

— Отец гордился бы тобой, — сказал старший охранитель и вытащил из кармана ключ.