Пламенный клинок

ГЛАВА 58

Клиссен торопливо шагал по коридорам Хаммерхольта, позади него ковылял Харт. Рядом следовал младший охранитель по имени Ослет, молодой, бодрый и худощавый, исполненный рвения. Ослет указывал дорогу, но шаг задавал Клиссен, стараясь двигаться побыстрее, чтобы Харту пришлось поднапрячься. Мучить своего подчиненного вошло у него в привычку.

— Узник содержится здесь, старший охранитель, — говорил на ходу Ослет.

Они миновали одну дверь за другой, а вокруг звенели столовые приборы, слышался шум разговоров, в прохладные коридоры выплывали волны удушливого жара. Обеденные залы располагались выше; этот этаж предназначался для лакеев, слуг и телохранителей, сопровождающих высоких гостей. Челядь пировала в шумной пивной зале.

Беспокойство заставляло Клиссена шагать быстрее. Королевское бракосочетание привлекало всех смутьянов Оссии, и Железная Длань находилась в состоянии повышенной готовности, однако охранителям настрого предписали держаться незаметно и не чинить принцу неудобств.

Однако Клиссен прослышал, что ему уже причинили неудобства: какая-то сардская лютнистка исполнила крамольную песню.

«Сардская лютнистка. Невозможно, чтобы это было совпадение».

По крайней мере, это известие принес ему Ослет, а не главнокомандующий. Клиссену сегодня уже влетело от старого дурака. Очевидно, поймать самого разыскиваемого преступника Оссии оказалось недостаточно: надо было привести всех подпольщиков Моргенхольма. Главнокомандующий Госсен требовал объяснений, почему Клиссен упустил Арена, почему снова не арестовал Киля и пытками не заставил заговорить. Когда на рассвете Гаррика повесят, Железная Длань лишится единственного звена, которое позволило бы им выйти на моргенхольмских повстанцев. Так почему же Клиссен это допустил?

«Потому что я знаю свое дело, проклятый сморчок. Ни Киль, ни Арен не выдали бы всех сообщников. Я пошел на сделку и намерен соблюдать условия, ибо представляю империю, честную и справедливую. Без Рассветного Стража остальные превратятся в никчемный сброд, способный лишь малевать ругательства на стенах. Да и не моя вина, что высокое начальство предпочло повесить Гаррика в назидание прочим и не дало нам времени хорошенько его допросить».

Но рассудок старшего охранителя глодал червь сомнения. С мальчишкой и правда вышла оплошность. Вместе со своими людьми Клиссен дожидался его в темном холодном доме в гетто, но Арен так и не пришел. Унижение, которому старший охранитель подвергся перед собственными подчиненными, забудется нескоро. Больше он не даст слабину.

Когда завтра на рассвете Гаррик закачается в петле, Клиссен взойдет на вершину славы. Тогда канцлер едва ли откажет ему в должности главнокомандующего. Госсен отправится обратно в Кроду доживать остаток дней на родине, а его прихлебатель Беттрен окажется не у дел.

А вдруг главнокомандующий прав? Вдруг подельники Гаррика наделают хлопот и без своего предводителя?

Ослет привел их в маленькую заброшенную комнатку на краю пустующего крыла крепости. Там уже дожидался капитан Дрессль вместе с ним — еще один угрюмый стражник, а также охранитель второго разряда, в одном звании с Хартом. Задержанный, сидевший на стуле, вскочил, когда вошел Клиссен.

— Я не знал! — вскричал он. — Клянусь Вышним, вы должны мне поверить! Эту проклятую сардку подослали, чтобы меня погубить!

Дрессль хотел было его угомонить, но Клиссен вскинул руку. Этот щеголь, пылающий негодованием, с первого взгляда вызвал презрение у старшего охранителя, но пусть он сначала выговорится.

— Я Эдген, руководитель лучшей в Моргенхольме музыкальной труппы, — выпалил тот, торопясь облегчить душу. — Вчера наша лютнистка занемогла; скорее всего, ее отравил мой соперник. И в тот же самый день я встретил сардку, которая вполне годилась на замену. Я должен был догадаться! Но мне слишком не терпелось выступить перед принцем, и я не распознал ловушку. Я и предположить не мог, что лютнистка исполнит такую крамольную песню перед его высочеством! Я сам пытался ее задержать, но мне помешали, поэтому я донес на нее Железной Длани. Мне ничего не оставалось…

— Помешали? — перебил его Клиссен. — Кто?

— Харриец, из высокородных. Рослый. Со смешной стрижкой, будто ему на голову надели горшок и прошлись вокруг бритвой…

Клиссен почувствовал, как ему скрутило все нутро. Сардская лютнистка и харрийский дворянин. Та же парочка, что и в «Привале разбойников». Сомнений больше не оставалось.

— Капитан Дрессль, возьми людей и немедленно отправляйся к темницам. Стереги узника. До моего распоряжения никто не должен его видеть.

— Так точно, старший охранитель. Слава императору. — Капитан отдал честь и удалился, забрав с собой другого стражника.

Клиссен взглянул на Ослета, стоявшего у двери.

— Ты правильно сделал, что известил меня. Держи этого человека здесь, чтобы не путался под ногами. Я займусь им потом.

— Но я… — начал было Эдген. Резкий взгляд, брошенный Клиссеном, дал ему понять, что разумнее хранить молчание. Раздосадованный, он опустился на стул.

— Охранитель Харт, отыщи сардку и человека по имени Харод. Но, ради Вышнего, действуй незаметно.

— Что ты собираешься предпринять? — спросил Харт.

— Тут есть двое наших знакомцев, — ответил Клиссен. — Могут отыскаться и другие.

Он толкнул дверь и зашагал по коридору, подгоняемый страхом.

«Это жалкий сброд, — убеждал он себя. — Впряги двоих оссиан в одну телегу, и они потянут ее в разные стороны. Без своего вожака они неопасны».

Но на всякий случай Клиссен решил отыскать хранителя ключей.

Водосточные сооружения под Хаммерхольтом представляли собой хитросплетение туннелей, где узкие каменные дорожки тянулись вдоль зловонных каналов, пересекаемых полуразрушенными мостами. Вода была неспокойная и стояла высоко, местами выплескиваясь на камни. Башмаки Граба шлепали по лужам; впереди качался фонарь, разгоняющий темноту.

Остальные отправились в темницу за Гарриком, но перед Грабом стояла иная задача. При себе у него имелась карта, запечатанная в водонепроницаемый футляр, но пока что он в ней не нуждался, полагаясь на чутье и память. Он торопился, подгоняемый желанием опередить прибывающую воду и ужасом, осаждающим рассудок.

Он не мог позабыть произошедшего в той пещере. Не мог позабыть, как вода сомкнулась у него над головой и он начал соскальзывать в темноту. Когда чувства угасли, а мысли остановились, Граб достиг границ смерти и мельком увидел, что ожидало его за ними.

Ничто. Пустота. Никакого Костяного бога, который приветил бы или проклял его. Он не удостоится даже такой милости. Не для него предназначены ледяные равнины Кваттака, где герои охотятся на могучих шабботов и сражаются с великанами среди снегов. Он не увидит чертогов Ванатука с их пиршествами, весельем и очагами, в которых вечно пылает пламя. Ему уготовано небытие, в которое после смерти отправляются Забытые. Он видел это, когда погрузился в черную бездну, и его поразил такой страх, которого он никогда не знал прежде.

Но Паршивец его спас. Так Грабу рассказал Тупорылый. Паршивец нырнул за Грабом и вытащил его из воды. Уберег от забвения, подарил второй шанс. Шанс, за который Граб ухватился обеими руками.

Лишь Пламенный Клинок избавит его от этого угрюмого ада. Лишь Пламенный Клинок выторгует ему прощение у Костяного бога.

Когда он отыскал лестницу, вода доходила ему до лодыжек. Паршивец сказал, что водосточные сооружения будет заливать до тех пор, пока уровень воды в пещере не упадет. Но тогда их лодка, скорее всего, утонет. Они выжили благодаря тому, что отвязали ее от причального столба, но при этом лишились самого удобного пути к отступлению. Без лодки они не смогут спастись через озеро. Пока что они решили назначить сбор в прежнем месте, полагаясь на малую вероятность того, что лодка осталась на плаву, но если поднимется тревога, им придется искать иной выход. Они направятся к раскопу в дальнем конце Хаммерхольта, к неведомой бездне.

Граб ухмыльнулся. Лучше уж урдские развалины, чем опять эта вода. Скарлы не боялись подземных глубин: половину жизни они проводили под землей и умели прокладывать дорогу, не глядя на солнце и небо.

Он добрался до крепкой двери наверху лестницы и обнаружил, что она заперта. Окоченевшими пальцами он достал из вымокшего мешка отмычки и взломал замок.

— Граб лучше всех, — пробормотал скарл. Хвастаться было не перед кем, но ему все равно стало веселее.

Он толкнул скрипучую дверь, за которой начинался неосвещенный коридор, холодный и пустынный. Сквозь окна проникало бледное лунное сияние. Граб удовлетворенно усмехнулся. Ни души, как он и рассчитывал. Эту часть Хаммерхольта, давно пришедшую в ветхость, перестраивали в кроданском стиле. Здесь бывали только рабочие, которых до окончания свадебных торжеств отправили по домам.

Он задул фонарь и проскользнул в коридор. Согласно карте, покои хранителя ключей находились несколькими этажами выше, но Граб никогда бы туда не добрался через толпы гостей. Он избрал более прямой путь: снаружи, по отвесной стене.

Он вытащил карту и, нахмурившись, вгляделся в нее. Определившись с направлением, он двинулся дальше по пустынным переходам, где в воздухе колыхались обрывки паутины, а по углам среди пыли и каменного крошева валялись иссохшие мышиные трупики.

Попутно мысли обратились к Паршивцу, и Граб почувствовал вину — такую резкую, что сам удивился. Он вообще не привык чувствовать вину, по крайней мере перед иноплеменниками. Он понимал, что Тупорылый проклянет его имя, когда он выкрадет Пламенный Клинок, Размалеванная плюнет от отвращения, что Веснушчатая и все остальные возненавидят его; но мысль, что он разочарует Паршивца, причиняла особенную боль. Паршивец спас его, не позволив стать Забытым. Выкрасть Клинок — плохая расплата за такую услугу.

Когда-то он умел питать привязанность и даже обладал своеобразным чувством чести. Еще в Каракве он присоединился к шайке беспризорников. Все они заботились друг о друге, утешали друг друга, когда случалось терпеть побои, вместе скорбели, когда одного из них повесили. Воровское товарищество придавало им сил.

Возможно, Граб всегда стремился вернуться в те дни, самые теплые в его безрадостной жизни. Возможно, поэтому он и похитил чужую кожу. Но для него самого оставалось неясным, что руководит его поступками; он полагался лишь на чутье.

Мрачные Мужи его простят. Кожеписцы сотрут его преступления. Камнепевцы высекут его подвиги на величественных обсидиановых стелах. Он снова станет героем, теперь уже навсегда.

Почему же ему так скверно?

Впереди хлопнула дверь и раздались торопливые шаги. Огонек направлялся прямо в его сторону.

Его застали на открытом пространстве, посреди коридора, а незнакомец приближался слишком быстро, чтобы можно было отыскать хорошее укрытие. Граб юркнул в неглубокую каменную нишу и замер.

Мягкая поступь приближалась: судя по дыханию и легким шагом шла молодая девушка. Она двигалась поспешно, куда-то опаздывая или торопясь по неотложному поручению. Что она здесь делает среди этого запустения? Неважно. Важно не позволить, чтобы она подняла тревогу.

Граб вытащил кинжал.

Девушка прошла мимо него, озаренная светом. Пухленькая, белокурые волосы заплетены в косу, на щеках румянец, глаза устремлены вперед. В спешке она не заметила скарла и направилась дальше по коридору.

И вдруг остановилась.

Граб крепко стиснул кинжал и, напрягшись, изготовился к прыжку. Если девчонка оглянется, то заметит его.

Если она оглянется, Граб ее убьет.

Но девушка смотрела в пол, подняв фонарь повыше. Граб тоже опустил взгляд и понял, что ее остановило.

Мокрые следы на каменном полу. Они тянулись издалека и вели прямо к Грабу.

Он услышал, как изменилось дыхание девушки. Теперь в нем сквозил страх перед неведомым. Возможно, она ощутила на себе чужой взгляд. Возможно, почувствовала, как ладонь готова зажать ей рот, а кинжал готов вонзиться ей в спину.

Если она оглянется…

Девушка сгорбилась. Дитя, боящееся призраков, такое беспомощное среди темноты. Она не осмелилась обернуться, страшась того, что увидит. Ей было все равно, откуда взялась вода на полу. Она поспешила дальше по коридору, не оглядываясь.

И осталась в живых.

Граб вложил клинок обратно в ножны и подождал, пока девчонка уйдет подальше. Потом выбрался из ниши и продолжил путь.

Он отсчитывал двери, пока не добрался до нужной. Она оказалась не заперта. Проникнув внутрь, он очутился в мрачной и пустынной комнате; в углу виднелась мятая постель из тряпья и бараньих шкур.

В воздухе пахло похотью. Граб зловеще ухмыльнулся, поняв, как здесь оказалась та девчонка. Тайное свидание, после которого она снова вернулась к своим обязанностям. Где же тогда ее дружок? Ушел другой дорогой. Счастливчик. Иначе напоролся бы на кинжал.

Он пересек комнату и обнаружил еще одну дверь. Из-под нее тянуло холодом. Она была заперта, поэтому он опустился на колени и взломал ее, прислушиваясь, не подкрадывается ли кто сзади.

За дверью располагался зал с обвалившимся потолком; в проломе мерцали звезды. В вышине висела Тантера, рядом с ней Лисса. Вдоль одной стены, почти разрушенной, громоздились строительные леса. Сквозь арочный проем Граб видел следующий зал, в еще худшем состоянии, его стены поддерживались железными подпорками.

Ловкачу вроде Граба не составило труда вскарабкаться по лесам. Оказавшись наверху, он перебрался на полуразрушенную стену. Над ним возвышался Хаммерхольт, огромный и могучий. Зубчатые вершины Кошачьих Когтей блестели в лунном сиянии, словно замерзшие волны. Он присел на корточки, ветер холодил его сырую одежду. Граб шмыгнул носом.

В Оссии он прожил дольше, чем у себя на родине. Ни одна из стран не была к нему ласкова, но Оссия, по крайней мере, не отвергла его. Скоро зима, но здесь, в Оссии, нет смертоносных метелей, нет клыкастых хищников, забредающих в деревни, нет жертвоприношений кровавым ведьмам. По сравнению с его родиной Оссия — весьма спокойный край. Впервые он задумался, почему его так тянет домой.

Граб пожал плечами и хмыкнул. Впереди много дел. Он вытер нос сырым рукавом и взглянул вверх. Несколькими этажами выше находилось нужное окно.

Пусть он не убил снежного медведя и не захватил корабль босканских контрабандистов, зато никто не умеет лазать лучше Граба.

Он размял пальцы и расправил плечи. Пора заработать еще одну татуировку.

В темнице было тихо и пусто, не то что на празднестве несколькими этажами выше. Единственными звуками были шорохи, которые издавал узник, ворочавшийся у себя в камере, и размеренное хлопанье карт тюремщика, игравшего с самим собой возле горящей жаровни.

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Он сидел в начале короткого темного коридора, вдоль одной стороны которого располагалось несколько камер. Остальные двери вели в уборную, кладовую и пыточный застенок — тесный, однако способный вместить великое множество страданий. Узник находился в самой дальней и мрачной камере.

Тюремщик, коренастый человек с широким перебитым носом и бритой головой — попытка скрыть наметившуюся лысину, — взял две стопки карт, перетасовал и снова принялся раскладывать.

Хлоп. Хлоп.

Вдруг за дверью в коридор заскулило и заскреблось какое-то животное. Тюремщик отложил карты и направился разведать, что происходит. Дверь была толстая, деревянная, окованная железом, с зарешеченным окошком. Когда тюремщик собрался в него выглянуть, там появилась собачья морда, серая и худая, с неряшливой бородой. Стоящая на задних лапах собака была выше его ростом.

Скирда дружелюбно гавкнула.

— Привет, детка, — сказал тюремщик. — Где твой хозяин?

Скирда высунула язык и тяжело задышала. Тюремщик просунул руку сквозь решетку, собака обнюхала и облизала ее. Ему это понравилось.

— Есть тут кто-нибудь? — крикнул он, но в коридоре было пусто. — Ага, — сообразил он. — Потерялась, да? Слишком много народу? Удивительно, что ты не отыскала дорогу на пирушку. — Он вынул ключи и отпер дверь. — Заходи уж. Здесь теплее, да и с тобой наверняка повеселее, чем с этим узником.

Когда он открыл дверь, Скирда отскочила, но внутрь не вошла. Вместо этого она отбежала чуть дальше по коридору — туда, где он пересекался с другим, — заскулила и оглянулась.

Потрепанное лицо тюремщика прояснилось.

— Хочешь мне что-то показать? — спросил он.

Скирда залаяла.

Тюремщик вздохнул:

— Извини. Я не могу покинуть пост.

Скирда с упрямой настойчивостью залаяла снова. Тюремщик закатил глаза.

— Ладно, но только до угла. Дальше мне нельзя.

Он заковылял по коридору к Скирде, но едва он приблизился, как собака с лаем метнулась прочь, скрывшись из виду.

— Эй, погоди! — окликнул ее тюремщик, заворачивая за угол следом за ней.

Там, натянув тетиву и нацелив стрелу ему в грудь, стояла Фен. Тюремщик озадаченно уставился на нее, а из сумрака позади него выпрыгнула Вика и прижала ему к носу и рту кусок стеганой ткани. Краска у нее на лице смазалась и растеклась, уподобив друидессу жуткому демону из древних времен. Тюремщик сдавленно вскрикнул и осел на пол, закатив глаза.

Фен опустила лук, а из ниши позади нее появился Арен с мечом наготове. Вместе с ним вышли Кейд, Харод и Орика. Кейд присел на корточки рядом с тюремщиком и ткнул пальцем ему в нос.

— Невероятно! — сказал он. — Он уснул?

— Впал в беспамятство, — ответила Вика, — и пробудет в таком состоянии несколько часов.

— Благодаря зелью?

— Немножко трав и привычка к лесной жизни творят чудеса.

Друидесса скромничала. Арен знал, что в явочном доме она проводила целые часы за составлением зелий. Видел, как она посылала к городскому травнику за редкими растениями, которые обычно собирала собственноручно. Конечно, в сравнении с чародействами Второй империи искусство Вики выглядело бледновато, но ее снадобья были сильнее, чем у любого аптекаря.

Арен взял ключи, висевшие на поясе у тюремщика. Хорошо, что не пришлось его убивать. Кроданец или нет, он просто выполнял свои обязанности.

— Заприте его в камере, — велел он остальным, а сам с мечом в руке устремился к темнице. Он понимал, что это глупость и себялюбие, но ему хотелось, чтобы именно его лицо Гаррик увидел первым. Чтобы он знал, кто его спас.

— Гаррик? — позвал он, входя в темницу. Свет, падавший от жаровни, мешал разглядеть, что творится дальше, и Арен прошел мимо нескольких пустых камер, прежде чем увидел, как в последней кто-то ворочается. — Гаррик, это ты?

Узник неуклюже вскочил на ноги, ухватившись за прутья решетки. При виде юноши на лице у него появилось такое изумление, что Арен мог только беззвучно усмехнуться. Оба не знали, что сказать. Гаррик выглядел понуро и болезненно: в грубой тюремной одежде, со сбритыми волосами и бородой; но это был он, живой!

— Как ты здесь оказался? — пробормотал он наконец, оглядывая Арена. Тот еще не обсох, кое-где одежда липла к телу.

— Долго рассказывать, — ответил Арен. — Пойдем отсюда.

Он отпер камеру; тут как раз подоспели остальные, таща бесчувственного тюремщика. Гаррик вышел наружу. Без волос и бороды его лицо выглядело непривычно, на горле выделялся отвратительный рубец, но глаза глядели с прежним неистовством. Арен с облегчением шагнул вперед и крепко его обнял.

Гаррик стиснул зубы, задержал дыхание, и Арен отступил назад, решив, что перешагнул допустимую грань. А потом увидел новые шрамы, выглядывающие из-под воротника и изодранных рукавов рубахи Гаррика; на левой руке вместо ногтей остались кровоточащие язвы.

— Тебя пытали?

Гаррик усмехнулся. С правой стороны у него не хватало двух зубов.

— Старались изо всех сил, — ответил он. — Пожалуй, Клиссен повозился бы со мной подольше, но высокому начальству охота вздернуть меня до прибытия принцессы. Я не открыл им ничего, — с гордостью заключил он.

Остальные их товарищи столпились в коридоре позади Арена, а тот отстегнул от пояса меч Гаррика и протянул ему. Гаррик взял оружие и повертел в руках, словно незнакомый предмет.

— А Киль? — спросил он.

— Мы не знаем. Он исчез.

Вика выступила вперед и встала рядом с Ареном.

— Готов ли ты вернуть Пламенный Клинок, Гаррик?

— Вы собираетесь выкрасть Пламенный Клинок? — удивленно спросил Гаррик.

— Разумеется, — недоуменно ответил Арен. — А ты разве не собирался?

Гаррик окинул его взглядом.

— Я так понимаю, это все ты придумал?

— Мы с Марой, — ответил Арен, внезапно забеспокоившись, не допустил ли промашку.

Но в глазах Гаррика он видел гордость, а не гнев.

— Клянусь тенями, я и предположить не мог ничего подобного, — негромко признался он. — Если бы в Оссии было побольше таких ребят, нашим недругам пришлось бы туго!

Счастье наполнило Арена, словно сияние восходящего солнца. Удостоившись такой похвалы от Рассветного Стража, от Гаррика, он почувствовал себя непобедимым. Он приложил все усилия, чтобы не расплыться в улыбке.

— Арен! — крикнула Фен, стоявшая настороже у дверей темницы. — Сюда идут солдаты! Их много, все в доспехах!

Арен вмиг посерьезнел.

— Уходим! — выпалил он и повернулся к Гаррику: — Сражаться сможешь?

— Против кроданцев? — Гаррик обнажил меч, лязгнув ножнами по полу. — Всегда.