Глава 55

Эта поездка оказала на меня довольно странное действие. Узнал о себе много нового и не совсем приятного. Например, что я склонен к сентиментальщине и истинный сын нового рафинированного века — слабак, считающий, что мясо растет на прилавках магазинов.

Те тепличные условия, в коих я вырос, не готовили меня к реалиям жизни. Хотя не то чтобы я о них не знал, но в условиях каменных джунглей просто никогда об этом не задумывался и воспринимал как должное. Умение махать кулаками и себя защитить ничего не стоит, если мышление извращено благами цивилизации.

Современный человек перестает доверять себе подобным, боясь предательства и разочарования. Предпочитая оставаться в одиночестве или затыкать душевные бреши такими же рафинированными и предсказуемыми животными. И тогда собака из послушного и верного питомца превращается в друга человека и члена семьи, а кот — в центр вселенной для своей хозяйки, как я часто наблюдал среди друзей. И это страшно, на самом деле, когда существа одного вида разделяются. Одни деградируют к животному миру, живя жизнью туловища и его потребностями, а другие в это же время очеловечивают домашних любимцев, делая их равными человеку и в иных случаях ставя даже выше некоторых человеческих особей.

Я впервые понял, что развращен излишествами. Может быть, я бы в прошлой жизни не так часто заказывал в ресторане стейк или не устраивал каждую пятницу вечеринки с шашлыками, если бы мне приходилось самому ходить на охоту и убивать дичь. А так, связь человека с природой в городах потеряна навсегда, как и чувство меры, и истинное понимание и ценность жизни. Любой.

Попав в реальные джунгли, я растерял всю уверенность — почувствовал себя ребенком, впервые осознанно столкнувшимся с миром жестокости, но не искусственной и агрессивной, как в нашем мире, а естественной и бесстрастной, как образ жизни и выживания. Здесь все друг друга поедали — не ты, так тебя. Тут не было милых и безобидных зверушек. Но они не убивали просто так, от нечего делать, или потому, что могли и захотели.

Конечно, я знал, что дельфины плотоядны, раз их кормили рыбой за смешные трюки. Но задумывался ли я, плавая с ними в дельфинарии, что это существо — хищник, и вне бассейна такая же, только магическая особь, вот так запросто и не менее весело может сбивать себе добычу с дерева? И даже упади в воду человек, через четыре стремительных маха смертоносных лезвий он будет также благополучно съеден, и от него ничего не останется. И я даже пожалел, что никогда не жил в деревне, не резал скотину, не воспринимал реальную жизнь, как она есть, без шор доступности, безопасности и удобства, когда все нужное рядом — только протяни руку.

По джунглям мы передвигались по специальным зачарованным тропам. Они не давали обитателям нас видеть и не мешали им жить привычной жизнью. Каждая тропа вела к смотровой будке на дереве или земле, откуда открывался хороший обзор на места, где часто появляется тот или иной вид.

На этот раз маги приехали изучать ракханута — удивительное магическое существо, больше всего похожее на кота из «Шрэка» с его огромными мультяшными глазами, но сам зверек имел весьма странный вид.

Вокруг глаз, возле носа и около подушечек пальцев блестела зеленовато-серая чешуя. Между ушей торчали маленькие черные витые рожки, от носа и ниже вместо шерсти пушились небольшие серо-голубые перья, а спину украшали два подобия серых кожистых крылышек, настолько миниатюрных, что они казались скорее украшением, чем средством реальной возможности летать. Выглядел зверек настолько мило и волшебно, что любая девчонка тут же с визгами принялась бы его тискать. Я и сам умилился, когда увидел, как он, играясь, забавно гонял по поляне мелкого грызуна. А когда заметил, что с краю поляны появился огромный крадущийся зверь, похожий на льва, но с костяными наростами на башке, то первым порывом было — отогнать от мелкого эту зверюгу.

На лекции нас предупреждали не вмешиваться, и я еле сдержал инстинкт — защитить малыша. Но тут котейка ощетинился, почуяв угрозу, и кувыркнулся, отскочив от того места, куда секундой спустя приземлился хищник. Зверек мгновенно вырос, став не менее четырех метров в высоту, и ловко оглушил зверя огромным мускулистым крылом. Поддел льва на метровые рога, подкинул в воздух как большую мягкую игрушку, пропарывая ему брюхо. После чего в три укуса сожрал бездыханную тушу и, пару минут спустя, сплюснутой кучей выплюнул костяной нарост. А через час этот монстр снова превратился в милого котика и нашел себе для забавы нового грызуна.

Я еще долго отходил от такого зрелища. Не от крови и смерти, а от непредсказуемости и неправильности увиденного. А вот Луна, на удивление, восприняла все спокойно. Она в чем-то оказалась гораздо мудрее и взрослее меня. Когда я ее спросил — не жалко ли ей было котенка и не хотелось ли ей вмешаться, зная, что его сейчас сожрут? Она ответила:

— Это их жизнь, Рон, и выживание. Если я пожалею одного, то обреку на смерть второго. А так они сами разобрались, кто больше достоин жизни. Это не мой мир, и я предпочитаю не вмешиваться.

Впоследствии, увидев еще несколько подобных эпизодов, я как-то привык и стал относиться ко всему спокойно. И даже радовался, что перешел какой-то внутренний барьер, словно повзрослел и стал думать немного иначе.

Далеко в джунгли мы не углублялись. Ракхануты предпочитали селиться поближе к воде. Так что мы продвигались дальше по реке и жили на яхте, а днем нас переправляли в смотровые домики на берегу. С магией это было проще, даже если смотровая площадка находилась выше уровня реки. Один стук палочкой по порталу, и ты уже в нужном месте.

Нас тоже загружали работой, но необременительной. В основном мы записывали в журнал разные эпизоды: сколько особей пришло и во сколько, что делали, когда покинули площадку наблюдения, что ели. Или активировали артефакт и заносили данные — сколько появилось новых, неучтенных зверей, и сколько уже учтенных.

Взрослые маги потом отслеживали новых особей и ставили на них артефакты, типа маячков. Что позволяло проследить жизнь и популяцию объектов и служило защитой от браконьеров. Это напомнило мне современное чипирование. Но отслеживали не всех зверей, а только ценных и малочисленных. А к тем, что на грани вымирания, и вовсе не допускали никого, а периметр охраняли артефакты, отгоняя хищников.

А так тут обитали магические звери со всей планеты. Территория заповедника была огромна, и среди сельвы оказалась даже пустыня, правда, очень далеко отсюда. Это позволяло завозить в подходящие для жизни условия любую магическую живность и растения из других стран. Им выделялось ограниченное место обитания, а популяция жестко контролировалась, чтобы не заглушать местную флору и фауну. Короче, в заповеднике работало очень много народу из всех стран мира. А вот из Британии почти никого.

Наблюдение за одним видом не мешало нам наслаждаться и другими животными. За это время мы кого только не видели — половину живности, перечисленной в атласе редких существ. Кроме драконов, что жили много выше по реке. Правда, мы наблюдали издалека полет одного ядозуба — на вид как древний птеродактиль, и слава богу, что он не в нашу сторону направлялся. Зато нам удалось подглядеть за огромной птицей с зубодробительным названием. Местные индейцы звали ее проще — Большой Гром.

Наш наблюдательный пост был метрах в пяти от земли, и, когда окно, бросив тень, заслонил желтый глаз размером с мою голову, я чуть не поседел — подумал, что это дракон или динозавр какой — кого тут только не было. Но оказалось — это гигантская птичка, веселенького синего цвета, с пушистыми перьями и совершенно безобидная, если, конечно, случайно на тебя не наступит. А так орала она, конечно, громко и противно, но выглядела эффектно и оказалась совсем не страшной и не агрессивной. Но я как-то не привык, чтобы рыбы и птицы были больше меня размером. Когда она покинула поляну, наевшись каких-то фиолетовых ягод, я спустился и набрал Луне и Джинни красивых перьев, что зацепились за кусты, пока Густав контролировал периметр, чтобы меня не сожрал кто-то другой.

Фотоаппарата или камеры, кстати, у него не было. Только вытянутый кристалл на ручке, вроде факела. Они были везде тут натыканы и непрерывно снимали, стоило настроенному на них виду пройти мимо нужной точки. А Густав потом обрабатывал запись, делая движущиеся снимки для журналов.

Ксено, кстати, меня удивил. На яхте книг не было, кроме справочников с сухим текстом, зато было полно заграничных научных журналов за несколько последних лет, и в некоторых попадались статьи о недавно открытых видах животных. Кизляка и Наргла там не нашлось, зато обнаружился Пухлый заглот. Это реально существующая тропическая рыба, похожая на рыбу фугу, только с парой задних лап вместо плавников. Она совершенно не ядовита, и маги активно употребляют ее в пищу для поддержания сил после магических истощений. Что-то вроде нашего куриного бульона при простуде.

Так что Лавгуд оказался не совсем чудиком, и у него тоже бывали проблески разума. Ксено писал дельные, интересные статьи об уже известных животных. И за пределами Британии он пользовался известностью и нередко выступал экспертом в некоторых вопросах. Даже интересно, почему в Англии он строил из себя психа с его журналом. Но больше всего меня удивило, что бундящая шица и правда существует.

Это случилось почти в самом конце нашего путешествия. Все необычайно оживились и заговорили о каком-то прорыве. Я сначала подумал, что нашли новый прорыв в барьере, или что-то в этом роде.

Неприметный кустик возле реки оцепили, отогнали оттуда другое зверье, а над одинокой веткой установили что-то наподобие допотопной лупы на подставке. Несколько раз щелкали переключателем на оправе, словно настраивали прицел, а потом дружно ахнули и долго не могли успокоиться. Громко и оживленно переговаривались, Лавгуда активно трясли за руку и поздравляли еще одного старика, по виду кабинетного ученого.

Когда ученые маги все переписали и нафотографировали, к лупе допустили нас с Луной.

— Смотри, Рон, — довольно улыбалась Луна, — это и есть Бундящая шица! Папа был прав, говоря, что мы непременно ее найдем. Тут недавно произошел прорыв в тонкий мир. Правда, она красивая?

Через стекло на меня смотрел глаз. Обычный карий глаз, только на восьми ножках. Словно у паука было такое странное тельце. Глаз ворочался в глазнице, правда, не моргал, хотя отростки, похожие на ресницы, имелись. Выглядело жутковато. Назвать существо красивым можно было с большой натяжкой, особенно когда оно поползло, не сводя с меня неподвижного зрачка. Было во всем этом что-то противоестественное.

— А что оно вообще из себя представляет, Луна? — отмер я. — Для чего оно?

— Ну, не всё должно быть для чего-то, Рон, — ответила она, не сводя влюбленного взгляда с существа, — иногда оно просто ЕСТЬ. Папочка уговорил мастера Шерри придумать этот артефакт, чтобы мы могли увидеть новых созданий из тонкого мира. Человеческий глаз не может рассмотреть некоторые вещи без специальных приспособлений. Но теперь Совет убедится, что наш мир много больше, чем они думали.

— Хочешь сказать, что эту букашку до нас никто не видел? — догнал я и невольно подумал про мозгошмыгов — а так ли они нереальны?

— Нет, не видели. Мы первые, — помотала головой Луна. — Скорее всего, ее теперь назовут Шица Шерри. Но отец не сильно расстроится — он не склонен к публичному признанию и доволен уже тем, что удалось убедить международный Совет, и они спонсировали этот артефакт. Зато я назвала ее так, как хотела.

— Значит, ты видишь этих существ, Луна? — поразился я, подумав, что если бы я видел такое вокруг, то точно свихнулся. — Без всякой артефактной лупы?

— Я не вижу, я чувствую, — подняла глаза Луна, а потом задумчиво нахмурилась. — А разве ты не чувствуешь, Рон?

— Нет, — растерялся я, — а что, должен?

— Но как же так? — удивилась Луна. — Ты ведь умеешь играть в «путь» и носишь мои амулеты от нарглов. И не удивился, когда я тебе о мозгошмыгах рассказала.

— Так я не чувствую, Луна, — признался я, и стало неловко, словно я ее обманывал и наверняка разочаровал, — я просто тебе верю. Раз ты говоришь, значит, так и есть. Ты же в магии больше меня понимаешь. Кто я без тебя был — маггл с палочкой. А ты научила меня «поиску», и все изменилось… я начал понимать… доверять… Хогвартс стал показывать мне свой «путь», открывать тайны…

— Стоп-стоп, Рон, — неожиданно перебила она, переводя на меня удивленный взгляд. — Что значит — Хогвартс стал показывать тебе «путь»?

— Эм-м… — задумался я. — Ну, игра…

— Я тебя правильно поняла? Ты считаешь, что замок с тобой играл в «путь»?

— Ну да, — промямлил я. — Как мы играли у тебя, и твой дом нас морочил, чтобы было интересно и привело к «выводам».

Она на мгновение замерла, а потом рассмеялась.

— Прости, Рон, — взяла меня за руку, когда я надулся и отвернулся, — просто ты иногда такой смешной. Пойдем выпьем чаю, — предложила она, увидев, что толпа ученых, громко переговариваясь, возвращается.

Мы спустились в кают-кампанию, и она завозилась в кухонном отсеке, поставив возле меня чашку чая и присаживаясь со своей напротив.

— Рон, каким бы волшебным ни был магический дом, он не может играть с тобой, он неживой, — сказала она. — В него заложены некоторые тайны и функции, но это ты сам строишь свой «путь», чтобы играть, а дом только откликается на твою магию поиска.

— Хочешь сказать, что я все неправильно понимал? — нахмурился я. — Значит, это не Хогвартс мне все показал, а, выходит, я сам нашел?

— Конечно, — кивнула она. — Потому ты и не веришь в свой путь, хоть и научился его чувствовать. Ты думаешь, что он зависит не от тебя. Но все совсем наоборот. Вот, например, ты замерз, а палочки нет, и ты накрылся одеялом и согрелся. Но одеяло само по себе не греет. Сначала ты отдал ему свое тепло, а потом оно отдало тебе его обратно. Магия и путь так и работают. Колдовство — это взаимодействие, когда на твой посыл идет отклик. Ты хотел изучить Хогвартс, выстроил СВОЙ путь, замок откликнулся и показал тебе то, что ты хотел или что тебе было бы интересно.

— Но ведь это очень просто, Луна, — усомнился я. — Если бы все так и было, то многие бы могли найти Тайную комнату или Комнату желаний. Даже Филч знает все скрытые проходы, а он сквиб.

— Ну, положим, не Филч, а его магическая кошка, — парировала Луна, ничуть не смущаясь. — Что до остального… Чтобы уметь взаимодействовать, нужно чувствовать или видеть. А для этого нужно понять себя, почувствовать в себе магию, но большинство этого не делает.

— А почему? — спросил я.

— Потому что это трудно и непривычно — нужно верить, прежде чем почувствуешь. Прыгнуть в пропасть до того, как поймешь, что не разобьешься. И многие предпочитают строить надежный мост, чем довериться неизвестному и тратить на него время.

— Но играть в «Путь» было здорово, — возразил я, — хоть и необычно.

— Потому что ты хотел понять. Ты что-то потерял, Рон, что-то очень важное, и это тебя изменило — как и меня. Ты был растерян и не уверен в себе. Иначе ты бы не захотел играть по-моему. Когда я потеряла маму, — отвела глаза Луна, — то поняла, что все может измениться в любой момент. Навсегда. И неважно, какой ты — сильный маг или слабый, много ты знаешь или мало — это произойдет, и ты ничего не сможешь сделать. Так что нужно просто жить, а не бежать. Ведь если торопишься, то, хоть и добежишь, но устанешь. И не увидишь красоты вокруг, и не поймешь, как все устроено, не почувствуешь… Я предпочитаю не спешить и рада, что ты такой же, как я. Иначе у меня не было бы друга. Никто не хотел со мной играть ни тогда, ни сейчас… А я не умею играть по-другому — по-другому мне скучно.

— Луна, но ведь знать много — совсем не плохо, — ответил я, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей. — Знания тоже могут помочь. Например, Гермиона очень умная и все время развивается, становится увереннее с каждой прочитанной книгой.

— Можно постоянно рисовать одно и то же полотно великого мастера и, набив руку, приблизиться к его мастерству. Но, копируя чужие работы, ты не сотворишь ничего нового, — спокойно возразила она. — В мире столько книг, Рон, что не изучишь и за десятки жизней. Всегда найдется тот, кто знает больше. Зачем учить столько заклинаний, когда можно просто изучить Люмос — самое первое и, как считается, простое заклинание. Ведь если понять принцип его действия, то сможешь повторить любые чары и создать новые. Контролируя свою магию в Люмосе, делая свет ярче или тусклее по своему желанию, ты учишься вкладывать силу в заклинание. А поняв, как это действует, сможешь сотворить новые. Сам. Но большинство предпочитает изучать готовое и что-то более сложное и интересное — это делает их увереннее и сильнее. Кому интересен Люмос, когда есть Патронус? Вот и получается, что все знают о чарах всё, а о магии ничего. А из ничего новое не создашь. А мне такое неинтересно.

Мы в молчании допили чай, думая каждый о своем.

— А те невидимые существа, я тоже научусь их чувствовать? — спросил я.

— Если захочешь, — улыбнулась она. — Маги всесильны, Рон, и могут абсолютно всё, если захотят и поймут как. Но ты слишком нетерпеливый. Тебе будет трудно удержать внимание. Впрочем, думаю, если мастер согласится удешевить артефакт, то когда-нибудь существ смогут увидеть все желающие. Ну, те, которые хотят и умеют хоть немного чувствовать.

— Не думаю, что таких найдется много, Луна, — улыбнулся я, — не всем повезло играть с тобой в детстве.

— Но ведь это их проблемы, не так ли? — мечтательно улыбнулась Луна и задумчиво добавила: — Каждый идет своим путем… Думаю, можно придать артефакту вид чего-то простого… Может, очки?

Позже выяснилось, что эта шица относится к ментальным паразитам. Она заползает людям в мозг и вызывает ночные кошмары на основе их собственных страхов. Когда я возмутился такой бесполезной и опасной гадости, Луна меня осадила.

— Шица вовсе не бесполезна, Рон, — возразила она. — Не все могут высказать свои страхи вслух и признаться в слабости. Кому-то полезно пережить их мысленно и оставить навсегда, ведь они уже будут казаться не такими страшными. У всего на свете есть две стороны, и только ты решаешь, с какой стороны смотреть. Твой боггарт тому пример — разве бы ты его понял и смог отпустить, если бы не увидел?

Возразить я не смог. И только спросил:

— Луна, а ты всем существам, что чувствуешь, даешь названия?

— Да, — кивнула она и улыбнулась. — Пусть я не могу придумать им форму, зато могу придумать имя. Здорово, правда?

Мне оставалось только кивнуть.

Загрузка...