– Я буду у тебя через минуту, – говорю я Стоуну, сидя на заднем сиденье такси.
У меня есть двухчасовый перерыв между занятиями, так что мы договорились провести время у него и пообедать.
Я слышу, как он вздыхает в трубку.
– Черт.
– Что случилось?
Еще один вздох.
– Мы с Рут договорились позаниматься. У нас скоро важный тест, и мы сильно переживаем. – В его голосе мелькает что-то странное. – Только ничего не подумай. Потом к нам присоединится Робби.
Я не знаю, что и думать. С одной стороны, я знаю, что он очень занят и подготовка к тестам – это важно. Но с другой? У нас были планы, и меня бесит, что он не сказал мне об этом заранее. Еще я не понимаю, что думать касательно его ремарки о нем и Рут, поскольку у меня даже в мыслях ничего такого не было. Однако мне известно, что он очень устал, поэтому решаю не придавать этому значения.
– Все нормально. Я просто возьму что-нибудь перекусить и посижу у себя в комнате.
Я уже собираюсь спросить водителя, может ли он развернуться, но Стоун произносит:
– На самом деле, я надеялся, что ты сможешь оказать мне услугу.
– Какую?
– Ты можешь постирать мои вещи? Я просто так много работаю, сроки горят со всех сторон, и я подумал, раз у тебя так много свободного времени и тебе не нужно ходить на работу, ты могла бы мне помочь.
Я сжимаю челюсть так сильно, что зубы едва не превращаются в пыль.
Дело не в том, что он просит меня заняться стиркой. А в том, что он сказал это так, будто моя учеба – это ерунда. Да, мне повезло, поскольку папа настоял, чтобы я не работала на первом курсе, учитывая все, что произошло в прошлом году, ведь он не хочет, чтобы я слишком сильно себя нагружала, но тем не менее.
Заставив себя выдохнуть, я решаю не зацикливаться на этом, потому что мы и так постоянно ругаемся в последнее время, и я уже устала от этого.
– Ладно.
Я собираюсь повесить трубку, но он говорит:
– Может быть, ты еще пропылесосишь?
– Конечно, – цежу я сквозь зубы и кладу трубку.
В горле застревает ком. Я все больше чувствую себя не как его невеста, а скорее, как горничная.
Я неохотно выхожу из такси. По дороге к дому замечаю Оукли. С ребенком на руках.
У меня перехватывает дыхание, когда я вижу их.
Она – самая красивая девочка, которую я когда-либо видела. Светлые волосы, заплетенные в косички, ангельские щечки, большие голубые глаза… и мое любимое. Милая, хотя и лукавая улыбка, глядя на которую хочется улыбнуться в ответ.
Практически такая же, как у Оукли.
О боже. Я не знала, что у него есть ребенок.
Хотя откуда мне знать? Мы снова стали друзьями только два дня назад и пока не успели провести вместе много времени.
Я робко подхожу к ним.
– Привет.
Оукли копается в детской сумке, держа в руках два рожка с мороженым и ребенка. Он поднимает на меня глаза.
– Привет.
– Помочь? – предлагаю я.
– Нет, все в порядке. – Он ставит девочку на землю. – К тому же Кей-Джей уже может стоять, правда?
Она широко ему улыбается, и я не могу не заметить шоколадное мороженое, размазанное по ее лицу, пока она тянет к нему свои ладошки.
Оукли качает головой.
– Подожди-ка немного, сначала нужно тебя вытереть.
– Она такая красивая. – Я опускаю на нее глаза. – Не знала, что у тебя есть дочь.
В его глазах вспыхивает боль, и я начинаю корить себя, потому что это не мое дело.
– Она… мм… она не моя дочь. – Он достает из сумки влажные салфетки. – Кей-Джей – моя сестра.
– Оу.
Где-то в груди разливается странное чувство облегчения, и я не понимаю почему.
Оукли наклоняется и начинает вытирать ее лицо, но ей это, очевидно, не нравится, потому что она отворачивается и начинает кричать:
– Моноженое!
Я вижу, что Оукли уже готов сдаться, но он старается изо всех сил.
– Знаю, но нам нужно избавиться от улик, пока папа не вернулся.
Схватив его за лицо, она серьезно смотрит ему в глаза.
– Моноженое, Оу-ху. – Я практически вижу, как у нее в голове крутятся шестеренки, пока она пытается сформулировать предложение. – Пожавуста, Оу-ху.
Он растекается лужицей, словно масло в солнечный день.
– Черт, – он запинается, – в смысле, блин. – Он обессиленно смотрит на меня. – И как я могу отказать ей?
Да уж, тут я ничем не сумею ему помочь.
– Я бы не смогла.
Не только потому, что речь идет о мороженом – самом настоящем божественном даре, – но и потому, что Кей-Джей слишком милая, чтобы так с ней поступить.
– Ладно.
Он протягивает ей рожок с шоколадным мороженым, но она тянется к тому, что находится в его второй руке.
У Оукли отвисает челюсть.
– Эй, это мое.
Кей-Джей, очевидно, с этим не согласна, поскольку с довольным лицом облизывает мятное мороженое с шоколадной крошкой.
– Умница. – Я сажусь на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. – Это мой любимый вкус.
Кей-Джей протягивает его мне, и я понимаю, что она хочет поделиться.
– Оу, нет, спасибо, милая.
Оукли строит гримасу.
– Поверь, лучше возьми, пока она не засунула его тебе в рот.
– Правда…
Словно по команде, она толкает рожок вперед, и у меня оказывается полный рот мороженого.
– Так вкусно, – говорю я ей, ведь черта с два я буду злиться на девочку за то, что она пытается поделиться со мной мороженым. Особенно моим любимым. – Спасибо.
– Молодец, что поделилась, – хвалит ее Оукли, и, судя по его виду, он с трудом сдерживает смех. – Осталось только научиться делать это немного менее настойчиво.
– Это не так уж и плохо, – я подмигиваю. – Иногда настойчивость помогает получить то, что ты хочешь.
Я чувствую, как его голубые глаза пытаются просверлить во мне дыру.
– Правда?
Не уверена, сделано ли это специально, но я слышу заигрывающие нотки в его голосе. И внезапно радуюсь тому, что у меня немного смуглая кожа, поскольку, уверена, мое лицо вспыхнуло всеми оттенками красного.
– Ну, это помогло мне заполучить тебя.
Поняв, что сказала лишнее, я отвожу взгляд.
– В смысле… дружбу с тобой.
– Конечно.
– Оу-ху, – зовет его Кей-Джей.
Мы переводим на нее внимание.
– Что-то случилось?
Засмеявшись, Оукли качает головой.
– Нет, так она произносит мое имя.
Господи. Уверена, это самое милое, что я слышала в своей жизни.
Когда становится понятно, что Кей-Джей больше не хочет мороженое, Оукли снова пытается вытереть ее лицо, но она не поддается. Хныча, она мотает головой из стороны в сторону.
– Дай я попробую, – говорю я, взяв у него из рук салфетку.
Корча рожицы и издавая глупые звуки, чтобы отвлечь ее, я быстро вытираю ей рот и щеки. Практически мгновенно ее протесты превращаются в смех, и она начинает строить мне рожицы в ответ. Нам так весело, что я едва слышу следующее предложение Оукли:
– У тебя очень хорошо получается.
Я собираюсь ответить, но на его лице столько боли, что все в груди сжимается. Туман вокруг нас развеивается, когда кто-то прочищает горло рядом с нами.
– Что здесь происходит?
Я поднимаю глаза на невысокого полного мужчину, который смотрит на нас со злой гримасой на лице.
– Привет, пап, – начинает Оукли. – Мы с Кей-Джей ходили за мороженым, теперь вот пытаемся ее умыть.
Взгляд мужчины немного смягчается… пока он снова не переводит его на меня. Он не говорит ни слова, но, очевидно, я ему не нравлюсь. Если бы я знала почему.
Вытерев ладони о джинсы, я встаю и протягиваю ему руку.
– Здравствуйте, я Бьянка. – Я показываю на Кей-Джей. – У вас очень красивая дочь.
Мужчина смотрит на мою протянутую руку как на противное насекомое.
– Я знаю, кто ты. – Затем переводит взгляд на Оукли. – Иди внутрь, Оук. Сейчас же.
Оукли сжимает челюсть.
– Господи, да расслабься ты. Мы просто разговаривали…
– Сейчас же. – Он прищуривается. – Ты прекрасно знаешь, черт возьми, что должен держаться от нее подальше.
Вау.
– Послушайте, – начинаю я, – простите меня за то, что я сделала…
Он поднимает руку.
– Достаточно. – Отец Оукли делает шаг вперед. – Если ты хочешь пообщаться со мной или с Оукли, скажи своему отцу нанять адвоката. А до тех пор не подходи к моему сыну. Потому что в противном случае мне придется запретить тебе это делать через суд. И поверь мне, дорогуша, ты этого не хочешь.
Какого. Мать. Твою. Хрена.
– Пап, – выплевывает Оукли. – Ты с ума сошел? Она ничего не сделала. Отстань от нее.
Вена на лбу его отца начинает пульсировать.
– Черт возьми, Оукли. Я пытаюсь защитить тебя.
Защитить его от чего?
– Что я сделала? – Мой голос звучит жалко. – Что…
– Ничего, – уверяет меня Оукли. – Ты не сделала ничего плохого, Бьянка. – Он зло смотрит на отца. – Не смей винить ее в моем дерьме.
Его отец хмурится.
– Оук…
– Какого хрена тут происходит? – выкрикивает немного растрепанный Стоун, подлетая ко мне. – Они к тебе пристают?
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, но отец Оукли вмешивается в разговор.
– Пристаем? Как раз наоборот, молодой человек.
Стоун, очевидно, ничего не понимает.
– О чем он говорит?
– Ни о чем, – отвечаю я, но Стоун переводит взгляд на Оукли.
– Лучше держись подальше от моей невесты, ублюдок.
– Или что? – дразнит его Оукли, делая шаг вперед. – Расскажешь ее братьям, потому что боишься не справиться со мной?
– Оук, хватит, – одергивает его отец. – Мы не должны это выслушивать. Пойдем домой.
Оукли разворачивается, чтобы уйти, но Стоун бормочет:
– Слушайся папочку, гребаный торчок.
– Боже, Стоун, – кричу я. – Что с тобой не так?
Он смотрит на меня разгневанным взглядом.
– Я не хочу, чтобы этот кусок дерьма подходил к тебе. – Он хватает меня за запястье, словно я его собственность. – Ты меня, мать твою, поняла?
– Еще раз так с ней заговоришь, – рявкает Оукли, подходя к нам, и его взгляд направлен на руку Стоуна, обхватившую мое запястье, – пожалеешь.
Стоун усмехается.
– Насколько я знаю, она моя невеста, а не твоя. А значит, не суй свой нос в наши отношения и занимайся тем, что получается у тебя лучше всего. Напивайся и накуривайся настолько, чтобы убить кого-нибудь еще.
Руки холодеют. Его жестокие слова наверняка заставляют Оукли чувствовать себя намного хуже.
– Стоун, прекрати.
– Достаточно, – рычит отец Оукли. – Еще раз скажешь что-то подобное моему сыну, и я лично превращу твою жизнь в ад, мелкое ты дерьмо.
– Не лезь в это, старик.
У меня отвисает челюсть, потому что это не тот Стоун, которого я знаю.
– Сто…
Его рука сжимается вокруг моего запястья так сильно, что я едва не взвизгиваю. Но сдерживаюсь, чтобы не обострять конфликт.
– Бьянка, закрой рот.
Оукли делает еще один шаг вперед и возвышается над Стоуном, словно животное над добычей. Его ярость настолько ощутима, что я чувствую, как она касается моей кожи.
– Только попробуй сказать еще хоть слово, мудак. – После нескольких долгих секунд молчания Оукли отходит. – Так я и думал.
Мгновение спустя Оукли уходит в дом с отцом и Кей-Джей, бормоча себе под нос:
– Ссыкло.
Я вырываю руку из хватки Стоуна.
– Какого черта?
Он взмахивает руками.
– Это я и пытаюсь понять. За каким хреном ты вообще стала говорить с ним?
Учитывая его настроение, сейчас не лучшее время, чтобы рассказать, что мы с Оукли друзья. Кроме того, наша дружба – это мой секрет.
Единственный, который я могу оставить себе.
И конкретно сейчас – единственный лучик света в беспросветной удушающей тьме, в которую превратилась моя жизнь.
– Я увидела, как он идет к дому с сестрой и подошла поздороваться. В этом нет ничего такого.
Глаза Стоуна едва не вылезают из орбит.
– Ничего такого? Он пытался убить тебя.
– Но…
– Никаких «но». Господь всемогущий, достань свою голову из задницы и прекрати вести себя как дура.
– Я не дура. – Следующие слова вылетают из моего рта так быстро, что мы оба замираем от шока. – И в следующий раз, когда решишь вести себя со мной как с дерьмом, можешь забрать свое кольцо и засунуть его себе в задницу.
Выражение его лица становится мягче.
– Прости, Борн. Я не хотел.
– Не хотел чего? – шиплю я. – Называть меня дурой или приказывать закрыть рот? – Я поднимаю свое покрасневшее запястье. – Или хватать меня до боли?
Стоун опускает голову.
– Всего этого. – Он закрывает глаза и вздыхает. – Я просто пытаюсь защитить тебя.
Если дело в этом, у него очень забавный способ показывать заботу.
– Защитить? – усмехаюсь я. – Единственное, что ты сделал, это ударил себя в грудь и едва ли не пометил меня, как какое-то дикое животное. – Я складываю руки на груди. – В том, что ты сказал и сделал, не было абсолютно никакой необходимости. Оукли уже достаточно жалеет о том, что случилось, и не нуждается в том, чтобы ты…
– Погоди-ка. Ты серьезно сейчас выгораживаешь его передо мной? Своим женихом?
Черт.
– Нет. – Я резко вдыхаю. – Не знаю, – говорю я, потирая лицо. – Называть его торчком и убийцей было слишком низко. Оукли пытается стать лучше.
Ему просто нужно, чтобы кто-то поверил в него, чтобы он мог поверить в себя.
Лицо Стоуна становится серьезным.
– Откуда ты знаешь? – Его начинает трясти от гнева. – Вы общаетесь за моей спиной?
Твою мать.
Я собираюсь сказать ему правду, и будь что будет, но это не приведет ни к чему хорошему. В итоге он привлечет к этому моих братьев, и они станут следить за мной, как коршуны. Я и так чувствую себя запертой в клетке, а если они еще сильнее сожмут тиски, чтобы я вообще не виделась с ним… я сойду с ума.
Поэтому… я лгу.
Ведь порой, когда очень сильно чего-то хочется, сделаешь что угодно, лишь бы это сохранить. Даже если это значит перейти черту и нарушить правила.
– Нет, – шепчу я. – Не общаемся.
На его лице странное выражение, которое мне непонятно.
– А то, что он переехал в это здание? Ты знала об этом?
Блин.
– До сегодняшнего дня нет.
Стоун кивает, кажется, удовлетворенный ответом.
– Хорошо. Я тебе верю. – Расслабившись, он приобнимает меня. – Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя, правда? Так сильно, что я бы сделал ради тебя все что угодно.
– Знаю, – шепчу я ему в грудь. – Но ты напугал меня сегодня. Я как будто и не узнала тебя. Словно это был не ты.
И мне безумно не понравилась эта его сторона.
Стоун целует меня в макушку.
– Этого больше не повторится, Борн. Я просто увидел его рядом с тобой и вышел из себя, потому что не мог думать ни о чем, кроме той аварии и вероятности потерять тебя.
У меня появляется чувство вины, ведь я просто ненавижу от него что-то скрывать.
– Тебе не о чем беспокоиться.
Это правда. Мы с Оукли друзья, я выхожу замуж за Стоуна. И, надеюсь, когда-нибудь я смогу рассказать Стоуну все как есть, объединив эти две части моей жизни. Возможно, они даже подружатся. Хотя, учитывая сегодняшние события, вряд ли.
Стоун подносит мою ладонь к своим губам и целует обручальное кольцо.
– Не могу дождаться свадьбы.
Не обращая внимания на зарождающуюся панику, я улыбаюсь ему.
– Я тоже.